Глубокая и сокровенная тайна — падение че­ловека! Никак не познать ее человеку собствен­ными усилиями, потому что в числе последствий падения находится и слепота ума, не допускаю­щая уму видеть глубину и тьму падения. Состоя­ние падения обманчиво представляется состоя­нием торжества, и страна изгнания — исключи­тельным поприщем преуспеяния и наслаждения. Постепенно раскрывает тайну Бог пред тем под­вижником, который искренно и от всей души служит Ему. Какое, братия, разнообразное и страшное зрелище является нам при раскрытии тайны! Когда обнажатся по повелению Божию адские пропасти в бездне сердечной, как не ис­полниться страха! Как не исполниться страха особливо по той причине, что немощь наша до­казана нам бесчисленными горькими опытами! Как не исполниться ужаса от мысли, что какая-либо убийственная страсть может долгое время жить тайно в сердце, внезапно явиться и навсегда погубить человека! Это справедливо, но кто боится греха, кто не доверяет себе, тот безопас­нее от греха. И потому, желая ознакомить воз­любленных братии с тайнами греха для предох­ранения от него, мы не упускаем здесь указать на то страшное, невидимое опустошение, кото­рое производит в душе страсть памятозлобия. Бог любы есть (Ин. 4:8), сказал святой Иоанн Бого­слов: следовательно, отвержение любви, или па-мятозлобие, есть отречение от Бога. Отступает Бог от памятозлобного, лишает его своей благо­дати, решительно отчуждается от него, предает его душевной смерти, если он не потщится бла-говременно исцелиться от убийственного нрав­ственного яда, от памятозлобия.

В Антиохии, столице Востока, в первые века христианства жили два друга, Саприкий, пресви­тер, и гражданин Никифор. Долгое время пре­бывали они в теснейшей дружбе; потом сеятель зла, диавол, посеял между ими вражду, которая, возрастая, обратилась в непримиримую, ожесто­ченную ненависть. Из двух друзей Никифор опомнился, в себя пришел, сказано в жизнеопи­сании, и, уразумев, что ненависть посеяна и ук­реплена диаволом, искал примириться с Саприкием. Саприкий упорно отвергал предложение о примирении, не раз повторенное. При таком взаимном отношении этих двух лиц внезапно восстало в Антиохии гонение на христиан, в цар­ство императоров Римских Валериана и Галлиена. Саприкий как христианин и пресвитер был схвачен и представлен пред антиохийского игемона. Принуждаемый к принесению жертвы идолам, Саприкий исповедал Христа и, испове­дуя Его, претерпел вышеестественно страшные муки. Когда разнообразные пытки не возмогли поколебать твердости Саприкия в исповедании Богом Иисуса Христа, тогда игемон повелел от­рубить ему голову. Никифор, услышав о подвиге Саприкия, и желая получить прощение и благо­словение мученика, совершившего свой подвиг и уже шедшего увенчать его смертью от руки палача, поспешил встретить мученика. Он пал мученику в ноги, говоря: «Мученик Христов! Про­сти меня, согрешившего пред тобою». Но Сап­рикий не дал даже ему никакого ответа, потому что имел сердце, объятое злобою. Сколько ни повторял Никифор молений, ожесточенный и ослепленный Саприкий отвечал на них одним исполненным ненависти молчанием и отвраще­нием взора. Они достигли места казни. Здесь Никифор снова умолял Саприкия о прощении. «Умоляю тебя, мученик Христов, говорил он, про­сти меня, если я как человек согрешил пред тобою. Писание говорит: просите и дастся вам (Мф. 7:7). Вот я прошу: даруй мне прощение». И на эту предсмертную мольбу не преклонился Саприкий. Внезапно благодать Божия, укрепляв­шая его в мученическом подвиге, отступила от него. Когда мучители хотели отсечь ему голову, он вдруг обратился к ним с вопросом: «За что хо­тите вы казнить меня?» Они отвечали: «За то, что ты отказался принести жертвы богам и презрел царское повеление ради некоторого человека, называемого Христом». Несчастный Саприкий сказал им: «Не убивайте меня; сделаю то, что по­велевают цари; поклонюсь богам, и принесу им жертву». Услышав эти ужасные слова Саприкия, святой Никифор умолял его со слезами, говоря: «Не делай этого, возлюбленный брат, не делай! Не отвергайся Господа нашего Иисуса Христа, не теряй венца небесного, который ты сплел себе терпением многих мук. Вот! У дверей стоит Вла­дыка Христос, Который немедленно явится тебе и воздаст тебе вечным воздаянием за временную смерть, для принятия которой ты пришел на это место». Саприкий не обратил никакого внима­ния на эти слова и устремился всецело в вечную пагубу. Тогда святой Никифор, видя, что пресви­тер окончательно пал и отвергся Христа, истин­ного Бога, начал, подвигнутый Божественною благодатию, взывать к мучителям громким голо­сом: «Я — христианин! Я верую в Господа наше­го Иисуса Христа, Которого Саприкий отвергся! Мне отрубите голову!» Желание святого Никифора было исполнено⁶⁸⁸. Очевидно: одному отвер­жение заповеди евангельской вменено Святым Духом, мгновенно отступившим от несчастного, в сердечное отвержение Христа; без сердечного исповедания Христа не возмогло устоять одно устное исповедание; другому тщательное испол­нение заповеди доставило высокое достоинство мученика. В это достоинство внезапно возвела Никифора благодать Святого Духа, объяв его сер­дце, предуготованное для Духа Божия, исполне­нием заповеди Божией.

Вот и другая повесть. В Киево-Печерской лав­ре два инока, иеромонах Тит и иеродиакон Евагрий, жили в единомыслии и духовной дружбе. Их взаимная любовь была предметом назидания и удивления для прочих братий. Ненавидящий доб­ра враг, обыкший сеять плевелы посреди пше­ницы и превращать пшеницу в плевелы, особли­во когда человеки спят, то есть не внимают себе и не опасаются быть скраденными, полагая проч­ным и неотъемлемым приобретенное ими доб­ро, превратил любовь иноков во вражду. Тит и Евагрий столько расстроились один против друтого, что не могли даже смотреть друг на друга. Братия много раз упрашивали их, чтоб они по­мирились, но они и слышать не хотели о мире. По прошествии значительного времени их ссо­ры иеромонах Тит тяжко заболел. Болезнь была так трудна, что отчаялись в его выздоровлении. Тогда он начал горько плакать о своем согреше­нии и послал к иеродиакону просить прощения, со многим смирением возлагая на себя вину. Тот не только не захотел простить, но и произнес о иеромонахе много жестоких слов, даже прокля­тий. Однако братия, видя Тита умирающим, на­сильно привели к нему Евагрия для примирения. Больной, увидев его, приподнялся на постели, поклонился пришедшему, упав к ногам его и ска­зав со слезами: «Прости меня, отец, и благосло­ви». Евагрий отворотился от него и произнес пред всеми следующие страшные слова: «Никогда не примирюсь с ним, ни в сей век, ни в будущем». Сказав это, Евагрий вырвался из рук братий, дер­жавших его, и упал. Братия хотели поднять его, но он оказался умершим: они не могли ни согнуть рук его, ни затворить уст, ни сомкнуть ресниц, а болевший иеромонах Тит встал с постели здра­вым, как бы никогда не был болен. Всех присут­ствовавших объял ужас, и они начали спраши­вать исцелевшего пресвитера, каким образом совершилось его исцеление. Блаженный Тит от­вечал им: «Когда я был тяжело болен, то увидел ангелов, что они удаляются от меня и плачут о погибели души моей, отравленной памятозлобием, а бесов, радующихся тому, что я гибну по причине гнева моего: почему я начал умолять вас, чтоб вы пошли к брату и испросили у него мне прощение. Когда же вы привели его ко мне и я поклонился ему, а он отвратился от меня, то я увидел, что один из грозных ангелов, державший огненное копие, ударил им непростившего, от чего тот упал и умер, а мне этот же ангел подал руку и восставил меня, и, вот, я здоров». Братия много плакали о умершем страшною смертию Евагрие и похоронили его в том положении, в каком он окостенел, с отверстыми устами и рас­простертыми руками⁶⁸⁹.

Братия! Устрашимся нашей немощи! Устра­шимся греха, удобно обольщающего нас, удобно вкрадывающегося в нас, пленяющего, оковыва­ющего нас! Устрашимся нашего падшего есте­ства, не престающего произрастать из себя гре­ховные плевелы. Надо постоянно внимать себе, поверять свое поведение и душевное состояние по Евангелию, никак не допускать никакому гре­ховному увлечению усиливаться и плодиться в душе, признавая это увлечение маловажным.

«Вводимый в начало зла., не скажи себе: оно не победит меня. Насколько ты введен, настолько уже и побежден», говорит преподобный Марк Подвижник⁶⁹⁰. И то надо знать, что «малые со­грешения диавол представляет еще меньшими, ибо иначе он не может привести к большим со­грешениям», сказал тот же преподобный⁶⁹¹. Ни­как не должно пренебрегать плевелами, возни­кающими из сердца, или греховными помысла­ми, являющимися уму. Помыслы должно немед­ленно отвергать и отгонять, а греховные чувство­вания искоренять и уничтожать, противопостав­ляя им евангельские заповеди и прибегая к мо­литве. Плевелы удобно исторгаются, когда они бессильны и молоды. Когда же они укоренятся от времени и навыка, тогда исторжение их со­пряжено с величайшими усилиями. Помысл гре­ховный, будучи принят и усвоен уму, входит в состав образа мыслей или разума и лишает его правильности, а греховное чувствование, закос­невши в сердце, делается как бы его природным свойством, лишает сердце духовной свободы. Стяжем несомненное убеждение в непреложной истине; Бог печется неусыпно о иноке и о вся­ком православном христианине, предавшем себя всецело в служение Богу и воле Божией, хранит его, зиждет, образует душу его, приуготовляет его для блаженной вечности. Все скорби, наносимые нам человеками, постигают нас не иначе, как по Божию попущению, к нашей существенной пользе. Если б эти скорби не были нам необхо­димо нужны, Бог никак не попустил бы их. Они нам необходимы для того, чтоб мы имели случай прощать ближних и тем получить отпущение собственных своих согрешений. Они нам необ­ходимы, чтоб мы усмотрели Промысл Божий, бдящий над нами, и стяжали живую веру в Бога, являющуюся в нас тогда, когда мы научимся из многочисленных опытов, что из скорбей и зат­руднительных обстоятельств изъемлет нас всегда всесильная десница Божия, а не наши ухищре­ния. Они нам необходимы для того, чтоб мы при­обрели любовь к врагам, чем окончательно очи­щается сердце от яда злобы и соделывается спо­собным к любви Божией, к приятию особенной, обильной благодати Божией. Союз любви к ближнему с любовью к Богу ясно усматривается в приведенных двух повестях. Из этих повестей видно, что любовь к врагам есть та высшая сту­пень в лестнице любви к ближнему, с которой мы вступаем в необъятный чертог любви к Богу. Всеусильно понудим сердце наше, чтоб оно от­пускало ближним все роды обид, какие они ни нанесли бы нам, чтоб получить отпущение наших бесчисленных согрешений, которыми оскорби­ли мы величество Божие. Не будем, побеждаясь неверием, предаваться многообразным попече­ниям, соображениям, мечтаниям, ухищрениям для охранения себя от врагов наших, для действования против их злонамеренности. Это воспре­щено Господом, сказавшим: не противитеся злу (Мф. 5:29). Прибегнем, утесняемые скорбными обстоятельствами, с молитвою к всесильному Богу, у Которого в полной власти и мы, и враги наши, и наши обстоятельства, и обстоятельства всех человеков, Который может самовластно рас­порядиться всем, мгновенно преодолеть и унич­тожить все величайшие трудности. Будем тща­тельно молиться о врагах наших, изглаждая этою молитвою злобу из сердец наших, прививая к нему любовь. «Молящиеся о человеках, обижаю­щих его, сокрушает бесов; сопротивляющийся же первым, уязвляется вторыми», сказал препо­добный Марк Подвижник⁶⁹². Паче всего, говорит апостол, возмите щит веры, которым возможе­те угасить все расколенныя стрелы лукавого (Еф. 6:16). Эти стрелы суть различныя действия в нас демонов, приводящих в движение недуги пад­шего естества: воспаление сердца гневом, разго­ряченные помыслы и мечтания, порывы к мще­нию, многопопечительные и многочисленные соображения, большею частью несбыточные и не­лепые, о сопротивлении врагу, о побеждении и унижении его, о доставлении себе самого проч­ного, неподверженного никаким опасностям по­ложения. Стяжавший веру стяжал Бога деятелем своим, встал превыше всех ухищрений не только человеческих, но и демонских. Стяжавший веру получает возможность коснуться истинной, чис­той молитвы, не расхищаемой никакими попе­чениями о себе, никакими опасениями, никаки­ми мечтаниями и картинами, представляемыми воображению лукавыми духами злобы. Верою своею в Бога благочестивый инок вручил себя Богу; он жительствует в простоте сердца и беспопечительности; он мыслит и заботится только об одном: о том, чтоб соделаться во всех отношени­ях орудием Бога и совершителем воли Божией.