Во враждебных христианству современных учениях стало обычным обвинение его в пренебрежительном от­ношении к труду, в отречении от трудовой жизни, от «хозяйственного строительства» С легкой руки Каут­ского создана была теория «потребительского коммуниз­ма» раннего христианства, характеризуемого в этой тео­рии как движения «непроизводительных» элементов — римского люмпен-пролетариата. Другие противники хри­стианства основывают это обвинение в пренебрежитель­ном отношении к труду на якобы отрешенном характе­ре христианства, на его пренебрежении к земным бла­гам и интересам вообще (Гюйо), выводят это «пренебре­жительное» отношение к труду из «пассивного», неде­ятельного характера христианства, «надежды на Прови­дение» и чудо и пр. В подтверждение приводится обыч­но то место Евангелия, в котором заповедуется не за­ботиться о завтрашнем дне, подобно птицам небес­ным, которые ни сеют, ни жнут, ни собирают в житни­цы (Мф б, 34, 26).

Все источники христианства и исторические данные с не допускающей сомнения ясностью свидетельствуют об обратном. Именно христианство исторически произ­водит коренной перелом в отношении к труду, впервые противопоставляя античному (греческому и римскому) пренебрежительному взгляду на труд новую положи­тельную его оценку — заповедь постоянного делания, неустанного труда как «дела Божия». Эта оценка со­вершенно последовательно и органически вытекает из самого существа христианского понимания жизни и за­дач человека на земле. Необходимость труда прежде всего вытекает из той обязанности участия человека в преображении земли, которая возлагается на него хри­стианством.

Уже в начале Библии заповедуется первому человеку возделывать и хранить землю. И взял Господь Бог человека... и поселил его в саду Эдемском, чтобы возде­лывать его и хранить его (Быт 2, 15). Об этой обязан­ности развивать свои силы, применять их для служения людям и делу подготовки Царства Божия говорит евангельская притча о «талантах» (Мф 25, 14—30). По смыслу этой притчи, силы и способности человека, его «таланты» даны ему не только для него лично и не для того, чтобы «зарывать их в землю». Талант не собствен­ность человека, а силы и средства, данные ему Богом для выполнения его призвания, дела на земле. Талант прежде всего возлагает обязнность: от того, кому много дано, с того много и спросится. Не превозношение и са­модовольство своим талантом, а забота о возгревании таланта, о развитии и применении его, ответственность за его использование, верность в малом, как и в вели­ком, делают человека достойным «войти в радость Гос­пода своего» и быть поставленным над многими. Добрый и верный раб! в малом ты был верен, над многими тебя поставлю; войди в радость господина твоего (Мф 25, 21).

О высоком нравственном значении труда говорят и другие тексты Евангелия: трудящийся достоин пропи­тания (Мф 10, 10), трудящийся достоин награды за труды свои (Лк 10, 7) и апостольские послания. В них необходимость труда соотносится и с исполнением сво­его дела на земле, и с обязанностью перед Богом и сво­им высшим призванием, с любовью к ближним и обязан­ностью в отношении к ним. ...Каждый получит награду по своему труду. Ибо мы соработники у Бога... (1 Кор 3, 8—9). Просим же вас, братия, — пишет ап. Павел,— уважать трудящихся у вас, и предстоятелей ваших в Господе, и вразумляющих вас, и почитать их преимуще­ственно с любовью за дело их... (1 Фес 5, 12—13) Го­воря о семействе Стефановом, посвятившем себя слу­жению святым, апостол заповедует: будьте и вы по­чтительны к таковым и ко всякому содействующему и трудящемуся (1 Кор 16, 16). ...Должно оказывать сугубую честь, — говорится в послании к Тимофею,— особенно тем, которые трудятся в слове и учении. Ибо Писание говорит: не заграждай рта у вола молотяще­го (Втор 25, 4); и трудящийся достоин награды своей (1 Тим 5,. 17—18).

В «Деяниях апостольских» апостол Павел говорит о необходимости труда для помощи ближним, указывая на собственный пример: сами знаете, что нуждам мо­им и нуждам бывших при мне послужили руки мои сии. Во всем показал я вам, что, так трудясь, надобно поддерживать слабых и памятовать слова Господа Иису­са, ибо Он Сам сказал: «блаженнее давать, нежели принимать» (Деян 20, 34—35). В послании к Ефесянам апостол призывает: трудись, делая своими руками по­лезное, чтоб было из чего уделять нуждающемуся (Еф  4, 28).

До какой степени современные критики христианства не дают себе труда хотя бы самым внешним образом по­знакомиться с источниками учения, с которым борются, показывают дальнейшие места из посланий апостола Павла к Фессалоникийцам. Обычно ходячая антирелигиозная публицистика указывает на лозунг: «не трудя­щийся да не ест» как на новое откровение современной мысли, противопоставляя этот принцип христианству. Между тем самые его слова и обоснование их содержат­ся именно в послании апостола Павла как первоисточ­нике. С совершенной ясностью принципы обязательности труда, с точки зрения общественного порядка, изложе­ны во второй главе послания к Фессалоникийцам по по­воду некоторых случаев злоупотребления общинной вза­имопомощью. Завещеваем же вам, братия, именем Гос­пода нашего Иисуса Христа, удаляться от всякого бра­та, поступающего бесчинно, а не по преданию, которое приняли от нас, ибо вы сами знаете, как должны вы подражать нам; ибо мы не бесчинствовали у вас, ни у кого не ели хлеба даром, но занимались трудом и ра­ботою ночь и день, чтобы не обременить кого из вас, — не потому, чтобы мы не имели власти, но чтобы себя са­мих дать вам в образец для подражания нам. Ибо, ког­да мы были у вас, то завещевали вам сие: если кто не хочет трудиться, тот и не ешь. Но слышим, что некото­рые у вас поступают бесчинно, ничего не делают, а суе­тятся. Таковых увещеваем Господом нашим Иисусом Христом, чтобы они, работая в безмолвии, ели свой хлеб (2 Фес 3, 6—12).

Начало трудовой жизни целиком проводилось в прак­тике ранних христианских общин, о чем свидетельству­ют все исторические источники. В полном противоречии, как этим источникам, так и здравому смыслу, стоит по­этому теория Каутского о «потребительском» характере раннего христианского «коммунизма», распространяе­мая до недавнего времени в популярной антирелигиоз­ной литературе. Против нее свидетельствуют уже приве­денные места апостольских посланий и Деяний. Истори­ческий источник III—IV вв. «Апостольские постановле­ния» целиком подтверждает сохранение в христианских общинах данной традиции. «Епископы, — говорится там, — должны заботиться о сиротах, обязаны снабжать средствами, чтобы мастерство изучали... чтобы до­вольствовать самих себя». «Юноши, — говорится там далее, — должны заниматься делами своими со всей че­стностью, чтобы довольствовать самих себя и бедствую­щих». «Одни из вас рыболовы, другие делатели скиней (палаток), иные земледельцы, чтобы никогда не быть нам праздными». Можно было бы привести много дру­гих свидетельств из источников. В действительности идея потребительского характера общин, состоящих из бед­ных людей (что признает и Каутский), противоречит здравому смыслу. Откуда бы без труда взялись бы здесь средства «потребления»?

Противопоставление христианского отношения к тру­ду античному языческому, «аристократическому» (ра­бовладельческому) пренебрежению к нему содержится в словах Иоанна Златоуста: «Не станем стыдиться ре­месел и будем считать бесчестием не работу, но празд­ность» («Толкование на послание к Фессалоникийцам»). О значении и высокой оценке труда свидетельствуют ясно и святоотеческие творения. Климент Александрий­ский называет труд «школой общественной справедливо­сти» («Педагог»). Василий Великий рассматривает труд как обязанность по отношению к себе и как следствие любви к ближним. «Так как апостол велит трудиться и работать собственными руками, дабы мы имели что дать нуждающимся, то отсюда ясно, что мы должны усердно трудиться. Намерение благочестия не должно служить предлогом для лени и бегством от работы, а по­буждением к еще большим трудам и работе... не только потому, что подобный образ, жизни полезен, но также ради любви к ближнему. И нужно ли говорить, сколь великое зло праздность, если апостол ясно возвестил: кто не работает тот да не ест. Как для каждого необхо­дима ежедневная пища, так необходим и труд по си­лам» («Правила», 37). «Следует знать, что работающий работает не для того, чтобы трудом служить только сво­им потребностям, а и для того, чтобы исполнить запо­ведь Господню» («Правила», 42). Это же учение мы на­ходим в творениях Григория Богослова, Августина и др. «Все вы, — обращается преп. Феодор Студит к брать­ям,—друг друга послушники, как живые члены одного тела... Поэтому да радуется всякий, когда ему придется побольше трудиться для других, терпя холод, дождь и жар... Мы не проливаем, как мученики, кровь, но если мы прилагаем к своим легким и немногим трудам отречение от своей воли с желанием Богу угодить и братьям послужить, то через это делаемся подобными многостра­дальным мученикам и даже самому Господу, за нас рас­пятие и смерть подъявшему. Благодушествуйте же, тру­дитесь» («Добротолюбие», т. 4).

Но наряду с этими объективными основаниями высо­кой оценки значения труда: как обязанности в отноше­нии к природе, к человеку, как выполнения своего при­звания, своего назначения на земле, — в христианстве раскрывается и громадное духовно-воспитательное зна­чение труда. «Труд является не только средством гос­подства человека над внешней природой, но вместе с тем и средством самообладания, господства человечес­кого духа над низшими силами человеческой природы путем употребления их на служение разумной идее и реализации ее во внешнем мире» (Зарин «Аскетизм»). Во всяком труде человек в той или иной степени фактичес­ки подчиняет силы и способности своему «я». Труд по­этому средство воспитания, самообладания, самособран­ности и борьбы со страстями. В труде содержится и элемент самоотречения, подчинения своих сил выполне­нию определенной задачи, преодоления эгоизма, тер­пения, готовности принять на себя трудности ра­ди объективной задачи, дисциплины и воспитания во­ли.

«Тот, кто занят работой, — говорит Иоанн Злато­уст, — не скоро допустит что-либо излишнее в делах, и в словах, и в мысли, так как вся душа его совершенно предана трудолюбивой жизни». «Делай какую-нибудь работу, — пишет бл. Иероним, — чтобы дьявол всегда находил тебя занятым. Египетские монастыри придер­живаются того обычая, что не принимают никого без знания какого-либо труда, не столько вследствие необхо­димости кормиться, сколько ради спасения души, дабы дух не блуждал в пагубных помышлениях» (бл. Иеро­ним «Из письма Рустику»). Одним из основных средств борьбы со страстями, средств сосредоточения и воспита­ния духовной личности признает труд Иоанн Кассиан в своих творениях. Так, борьба с невоздержанностью, по И. Кассиану, совершается «не только постом, но и бде­нием, и трудом, и чтением, и собранностью сердца в же­лании Царства Небесного» («Слово Кассиана римляни­на о восьми страстях и помыслах». — В кн.: «Доброто­любие», т. 2). «Недовольно одного поста и для дости­жения совершенного целомудрия и истинной чистоты, если не будет сокрушенное сердце, непрестанная молит­ва, частое чтение писаний и труд и рукоделие, которые могут удерживать постоянные стремления души и отвра­щать ее от скверных мечтаний» (там же). В особенности важен труд, по И. Кассиану, для борьбы с «унынием», которое он рассматривает как «тягчайший недуг души». Приводя слова ап. Павла из 2-го послания Фессалонийцам (3, 6—13), цитированные выше, И. Кассиан замечает, что апостол причину уныния видит в бесчинстве, в безделии, в отрыве от порядка трудовой общественной жизни, завещанного христианским преданием. «От пра­здности лукавое обхождение и любопытство, от такого обхождения — бесчиние, от бесчиния всякая злоба». На­поминая апостольскую заповедь «работая в безмолвии, сеять хлеб свой» и «не унывать, делая добро», И. Касси­ан добавляет: «Этими апостольскими учениями настав­ленные святые отцы в Египте не позволяют инокам, в особенности юным, оставаться праздными ни в какое время, зная, что терпеливым деланием и отгоняют уны­ние, и себе приобретают пищу, а нуждающимся помога­ют (цит. соч.).

Труд в святоотеческой литературе и в христианском предании находится в одной плоскости с молитвою и по­каянием. Отсюда известная формула Карлейля: «Труд есть та же молитва». Этой христианской оценки труда ни в какой мере не может ослабить ссылка на библей­ские слова о «труде в поте лица» как результате «про­клятия греха». Проклятием здесь является не труд (ко­торый, по Библии, присущ и блаженному райскому со­стоянию), а те препятствия, которые в результате иска­жения грехом нормального порядка, в результате раз­рыва духа и плоти, мешают осуществлению этого по­рядка и создают тяжелые условия труда; противоречия, которые встречаются со стороны природы и со стороны общественных отношений. Этот смысл ясно виден из дальнейших слов Библии: проклята земля за тебя; со скорбью будешь питаться от нее во все дни жизни твоей; терния и волчцы произрастит она тебе... (Быт 3, 18). Труд является здесь скорее средством спасения от этого проклятия, средством его изжития. По словам Иоанна Златоуста, «труд в поте лица» — не наказание или муче­ние, а вразумление, внушение и врачество против ран, происшедших от греха» («Толкование на 2-е послание к Солунянам») Точно так же менее всего имеет в виду безразличие к труду то место Евангелия  (Мф   6, 25— 34), которое призывает не заботиться о завтрашнем дне. Здесь говорится не о труде, а о «заботе», о подав­ленности человека постоянным беспокойством за свою судьбу и благополучие, отравляющей его существование. Суета и беспокойство не дают возможности человеку сосредоточиться на главном в жизни, отвлекают от выс­ших целей и задач. Евангелие призывает к внутренней свободе от мелочной личной заботы, возвышению над подавляющей ее суетой и спокойной уверенности в пу­тях Провидения. Нисколько не устраняя обязанность и ценность каждодневного труда, христианство придает ему более высокие цели и мотивы.

Таких мотивов не может дать безрелигиозное миро­воззрение, при котором господствуют мотивы корыст­ные, мотивы приобретения, обеспечения своего матери­ального благополучия. Исторический опыт показал, что одни эти мотивы не могут вдохновить ни на высокий творческий труд, ни даже на такой общественно необ­ходимый труд, который требует известной жертвы (а без него не может обходиться никакое общественное дело). Если единственным мотивом оказывается материальный интерес, то во многих случаях человек выбирает путь, когда этих материальных благ можно добиться без чест­ного, часто напряженного труда. Нередко встречается своеобразный фетишизм труда ради самого труда. Ра­бота при этом является своеобразным средством, спаса­ющим от пустоты души, от отсутствия осмыс­ленной цели жизни, своеобразным «опиумом» Иногда этот фетишизм работы используется как средство отвле­чения от самостоятельной мысли и жизни. Производство объявляется само себе целью, но такое состояние «ог­лушения» работой, превращение человека в средство для производства является величайшей бессмыслицей и не может не вызывать протеста при первом пробуждении сознания.

Оно лишает человеческую жизнь смысла, делает че­ловека придатком к вещам и приводит к полной потере личности. Совершенно бескорыстную преданность труду для блага общества (не говоря о трудности бесспорно определить, что является таким благом; общественным благом часто провозглашается то, что считается тако­вым той или иной властью) трудно обосновать, исходя из последовательно материалистического мировоззре­ния, не признающего высших духовных целей. Высшим пределом «облагорожения», возвышения труда считается в современном марксизме тот момент, когда труд ста­новится «делом чести, делом славы, делом доблести и, геройства». Не говоря уже о затруднительности соеди­нить эти моменты с последовательно материалистичес­ким мировоззрением, сами по себе они основаны на борьбе за внешний эффект, внешнюю видимость дости­жений, за успех в глазах тех, кому приписывается пра­во суждения и оценки. Эти моменты не лишены своеоб­разной корысти, личного тщеславия. Центр тяжести здесь не в самой работе, не в высшей цели, которой она должна служить, а в общественной оценке (или в оцен­ке господствующих общественных сил). Эта оценка ча­сто бывает ошибочной, успех может достигаться часта лишь показной стороной, а не существом дела.