В сответствии с пониманием существа человека и его назначения на земле христианство видит смысл его жиз­ни прежде всего в искании Царствия Божия. Наипа­че ищите Царствия Божия (Лк 12, 31). Никакие земные блага сами по себе не могут быть, с христиан­ской точки зрения, достойной целью его существования. Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит? или какой выкуп даст человек за душу свою (Мф 16, 26)? Евангелие в образах и примерах показывает безумие тех, которые в приобре­тении внешних благ видят последнюю цель своей жизни, и указывает основания несостоятельности этого миро­воззрения. Внешние блага не могут дать смысла нашей жизни уже потому, что все они временны, случайны и непостоянны. Евангелие наглядно выражает эту мысль в притче. ...У одного богатого человека был хороший урожай в поле; и он рассуждал сам с собою: что мне делать? некуда мне собрать плодов моих? И сказал: вот что сделаю: сломаю житницы мои и построю большие и соберу туда весь хлеб мой и все добро мое. И скажу душе моей: душа! много добра лежит у тебя на многие годы: покойся, ешь, пей, веселись. Но Бог сказал ему: безумный! в сию ночь душу твою возьмут у тебя; кому же достанется то, что ты заготовил? Так бывает с тем, кто собирает сокровища для себя, а не в Бога богате­ет   (Лк 12, 16—21).

Евангелие поэтому призывает приготовить себе вла­галища не  ветшающие, сокровище неоскудевающее на небесах, куда вор не приближается, и где моль не съе­дает, ибо где сокровище ваше, там и сердце ваше бyдет  (Лк  12, 33—34). Поставление внешних благ в качестве последних целей жизни порождает непрестанную заботу о вещах, постоянную житейскую суету, в которых сама личность человека теряется, разменивается на' мелочи, порабощается внешним вещам и силам.   Душа при этом будет подавлена    бременем этих забот, и ду­шевные силы не получают развития. Именно этим вы­звана Евангельская заповедь: итак не заботьтесь о зав­трашнем дне, ибо завтрашний сам будет заботиться о своем: довольно для каждого дня своей заботы... Итак не заботьтесь и не говорите: что нам есть? или что пить?  или во что одеться? потому что  всего этого ищут язычники, и потому, что Отец ваш Небесный зна­ет, что вы имеете   нужду во всем этом (Мф 6, 34; 31 — 32). .. Берегитесь любостяжания, ибо жизнь человека не зависит от изобилия    его имения   (Лк  12,   15). Непре­станная забота о завтрашнем дне подавляет душу и от­равляет жизнь, не будучи в состоянии предусмотреть все потребности и нужды, бесчисленными нитями связанные с бесконечными возможностями, не зависящими от нас. Да и кто из вас, заботясь, может прибавить себе росту хотя на один локоть (Мф 6, 27)?

Наконец, постановка материальных вещей и внеш­них благ главною целью существования влечет часто к материальному порабощению, к потере внутренней свободы; поклонение внешним благам, как и достижение этих внешних благ, часто покупается ценой отказа от совести и подчинения злу Этот смысл имеет и искуше­ние Спасителя. Берет Его диавол на весьма высокую гору и показывает Ему все царства мира и славу их, и говорит Ему: все это дам Тебе, если, пав, поклонишься мне. И на это последовал ответ Спасителя: отойди от Меня, сатана, ибо написано: Господу Богу твоему по­клоняйся и Ему одному служи (Мф 4, 8—10).

Никакие внешние блага не могут, по Евангелию, быть куплены ценою поклонения тому, чему не надле­жит поклоняться. Ничего не изменяет в этом отношении замена личных стремлений к этим благам общественными. То, что не может дать смысла жизни отдельному человеку, не может дать смысла и обществу людей, коллективно стремящихся к этим же целям (как к послед­ним). Как для отдельного человека обладание внешни­ми благами должно являться лишь средством, так и для общества. Стремления к производству ради производст­ва, к власти ради власти представляют извращения нор­мальной жизни и являются источниками зла, порабоще­ния духа вещами как для одного человека, так и для целого общества.

Но если внешние блага не являются последней це­лью для человека, то это не означает, что они не явля­ются благами и не должны быть использованы. Христи­анское учение весьма далеко от принципиального прене­брежения ими. По христианскому учению, в самой при­роде вещей нет зла. Зло есть лишь следствие греховной, злой воли и заключается не в вещах, а в извращенном, неправильном пользовании ими. Все получает свой смысл, если принимается не как самоцель, а как средст­во для единой высшей цели жизни. С исключительной ясностью это понимание смысла земных благ изложено у ап. Павла. ...Нет ничего в самом себе нечистого, — го­ворит он в связи с осуждением употребления некоторых видов пищи, — только почитающему что-либо нечистым, тому нечисто (Рим 14, 14). Господня земля и что на­полняет ее (Пс 23, 1; 1 Кор 10, 26). Для чистых все чисто; а для оскверненных и неверных нет ничего чи­стого, но осквернены и ум их и совесть (Тит 1, 15). Апостол осуждает лицемерие лжесловесников, сожженных в совести своей, запрещающих вступать в брак и употреблять в пищу то, что Бог сотворил

 Эти слова апостола направлены против современного ему уче­ния так называемых гностиков, видевших в материи злое начало, отрицавших творение мира Богом и отрицавших брак.

...Ибо вся­кое творение Божие хорошо, и ничто непредосудительно, если принимается с благодарением (1 Тим 4, 2—4). Все мне позволительно, но не все полезно; все мне позволи­тельно, но не все назидает... — делает общий вывод апостол по отношению к земным благам. — Все мне позволительно, ничто не должно обладать мною (1 Кор 10, 23; 6, 12).

Основная идея, проводимая в приведенных местах, заключается в следующем: благом является все, что ис пользуется в соответствии со своим назначением, в соответствии с высшей целью самой жизни и призванием человека. Но эти блага перестают быть благами, если они становятся предметом искания сами по себе и сами для себя, если они становятся на место самой высшей цели. Из действительных благ они превращаются в «идо­лов» и «кумиров», порабощающих человека и закрыва­ющих от него смысл жизни. Ныне же, познав Бога, или лучше, получив познание от Бога, для чего воз­вращаетесь опять к немощным и бедным вещственным началам и хотите еще снова поработить себя им? — говорит по этому поводу ап. Павел (Гал  4, 9). Вещи и земные блага правильно используются, если человек со­храняет внутреннюю свободу от порабощающей привя­занности к ним. Никакие вещи и никакие блага, с точки зрения христианского сознания, не могут обладать чело­веком и отвлекать его от того пути, к которому он при­зван. Именно этой свободы от привязанности к вещам не имел «тот богатый юноша», беседу которого с Хри­стом приводит Евангелие (Мф 19, 16—25), и потому оказался он «неблагонадежным» для Царствия Божия. Евангельский богатый юноша принадлежал к тому типу людей, которых называют «порядочными, хороши­ми людьми» в обывательском смысле. Он сохранял от юности своей заповеди обычной житейской морали: не прелюбодействуй, не убивай, не кради, не лжесвидетель­ствуй, не обижай, почитай отца и матерь твою. Не чужд он был и высших стремлений: он идет к Учителю с во­просом: «Что сделать доброго, чтобы иметь жизнь веч­ную?». Но он хочет разрешить этот вопрос в рамках жи­тейского благополучия, не расставаясь со своим имуще­ством и положением и не рискуя ими. Добрые дела и высокие стремления не оказываются при таком настрое­нии основной целью и началом,  проникающим всю жизнь, а ставятся на второе место, допускаясь постоль­ку, поскольку они не требуют жертвы. Имущество, бы­товые связи, положение обладают его душой, связывают его в путях жизни. Пробой и испытанием действитель­ной глубины стремлений и пожеланий богатого юноши и был призыв    Христа: ...продай имение твое и раздай нищим... и приходи и следуй за мною.  Услышав слово сие, — говорит Евангелие, — юноша отошел с печалью, потому что у него было большое имение (Мф 19, 21, 22). На власть вещей над человеком, лишающую его внутренней свободы и препятствующую осуществлять еди­ную цель своей жизни — стремиться к тому, что одно только нужно (Лк 10, 42), и указывают последующие лова Христа: как трудно имеющим богатство войти в Царствие Божие ...как трудно надеющемуся на богатст­во войти в Царствие Божие (Мк 10, 23—24). Об этом жe говорится и в другом месте Евангелия: никакой слу­га не может служить двум господам: ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить; или одному станет усердствовать, а о другом нерадеть. Не можете служить Богу и маммоне (Лк 16, 13).

Евангелие осуждает не самое пользование имуще­ством, а именно то внутреннее отношение к нему, кото­рое превращает имущество из средства в цель и тем са­мым приводит к потере свободы и действительного смыс­ла жизни — к нарушению верности своему высшему призванию. Пользование имуществом и земными бла­гами вообще для удовлетворения насущных потребно­стей и для добрых дел признается вполне естественным и необходимым и в Св. Писании и в святоотеческих творениях. ...Отец ваш Небесный знает, что вы имеете нужду во всем этом (Мф 6, 32). О «хлебе насущном», необходимом «днесь», говорит и молитва Господня. Или мы не имеем власти есть и пить? — спрашивает ап. Павел. — ...Какой воин служит когда-либо на своем содержании? Кто, насадив виноград, не ест плодов его? Кто, пася стадо, не есть молока от стада (1 Кор 9, 4, 7) ? В другом послании апостол заповедует усердно стараться о том, чтобы жить тихо, делать свое дело и работать своими собственными руками... чтобы вы поступали благоприлично перед внешними и ни в чем не нуждались (1 Фес 4, 11 —12). Наконец, он убежда­ет трудиться, делая своими руками полезное, чтобы бы­ло из чего уделять нуждающемуся (Еф 4, 28).

Использование имущества для пользы ближних и для служения «делу Божьему» на земле постоянно за­поведуется и в Св. Писании, и в святоотеческих творе­ниях, и в церковных преданиях. Милостыня (не как снисхождение, одолжение или благотворительность в светском смысле, а как естественная обязанность, на которую имеет право нуждающийся), личная и общест­венная, всегда считалась одним из основных требований христианского делания. Но и внешняя нищета сама по себе далеко не всегда освобождает от того состояния, при котором желание внешних благ захватывает, порабощает человека, подавляет его дух, при котором вещи внутренне обладает им, — не освобождает его от зависти «стяжателю имуществ» и «сребролюбцу», и завидующий,  по  существу, воспринимает отрицательные черты того, кому завидует. Иоанн Златоуст различает поэтому «бедность хорошую и бедность дурную». Он предостерегает также от нарочитой «горделивой» бедности как самоцели и противопоставляет ей Диогена и ап. Павла. Бедность, как и богатство, может иметь свои соблазны. Она может подавлять и удручать душу заботой о существовании и часто доводит ее до греха отчаяния. Отсюда и требования помощи беднякам. Дело, таким образом, не в обладании или необладании имуществом, а во внутреннем отношении к нему, и в этом именно смысле говорится в Евангелии о трудности спасения для богатых.

В самом рассказе о «богатом юноше» дается указание на то, при каких условиях возможно пользование имуществом без опасности для души. Как трудно надеющимся на богатство войти в Царствие Божие (Мк 10, 24). Здесь подчеркивается именно внутреннее, несвободное отношение к богатству, «надежда» на него, а не просто факт обладания им. Слышавшие это ученики чрезвычайно изумлялись и говорили между собою: кто же может спастись? Иисус, воззрев на них, говорит: человекам это невозможно, но не Богу (Мк 10, 26—27). Человекам это невозможно, Богу же все возможно (Мф 19, 26). Слышавшие сие сказали: кто же может спастись? Но Он сказал: невозможное человекам возможно Богу (Лк 18, 26—27). Обычно эти места Евангелия понимают в том смысле, что вообще спасение невозможно без помощи Божией. Но имеется еще и другой смысл, относящийся к богатству. Спасение возможно в том случае, если относиться к богатству, имуществу и мирским благам без пристрастия и распоряжаться ими не по собственному человеческому произволу, а согласно с волей Божией.                                                      

Это понимание развивается в святоотеческих творениях. По мысли Климента Александрийского, человек должен чувствовать себя другом Бога и смотреть на внешние блага, как на дары Божии. Значение их зависит от того, как с ними обращаться. Они представляют из себя «материал и орудие для хорошего употребления умеющим пользоваться орудием. Ибо оно (имущество) возникло для того, чтобы служить, а не царить» («Какой богач спасется», гл. 14). «Богатство кажется мне, — говорит в другом месте Климент Александрийский, — подобным змее, которая, если кто не умеет    без вреда охватить ее издали и без опасности повесить за кончик хвоста, обовьется вокруг руки и ужалит. Так же и бо­гатство, извиваясь в зависимости от того, умеючи или не умеючи за него взяться, имеет страшную способность крепко охватить и ужалить... Драгоценны не камни, не серебро, не одежда, не телесная    красота,  а доброде­тель... Кто служит этим (внешними благами) Богу, Да-ятелю благ для спасения людей, и знает, что имеет это более для своих братьев, чем для себя, кто выше обла­дания этим, а не раб того, что имеет, не носит его в ду­ше своей, не определяет и не ограничивает   этим свою жизнь, но всегда трудится над каким-нибудь хорошим делом, такого человека   Бог являет блаженным и назы­вает нищим духом»  (там же). Все, всякое благо полу­чает свой смысл и ценность, если принимается во имя Божие и для Бога и разумно используется. В толкова­нии того места «Деяний апостольских», где говорится о жизни первой христианской  иерусалимской  общины, в которой верующие продавали  имения и  всякую собст­венность, и разделяли всем, смотря по нужде каждого (Деян 2, 45), Иоанн Златоуст предостерегает от нера­зумного, безответственного отношения к имуществу. «И разделяет их, — апостол сказал это, показывая хозяй­ственность, — по мере нужды каждого, а не просто как философы у греков, — одни рассыпали по улице, а дру­гие бросали в море много золота, что не было презре­нием к деньгам, а глупостью и безумием. Ибо всегда и везде дьявол старается оклеветать творения Божия, вну­шая, будто нельзя хорошо пользоваться имуществом» (Иоанн Златоуст «Толкование на Деяния апостоль­ские», VII). Как самая жизнь     получает смысл, если человек пользуется ею не для себя, а для выполне­ния своего назначения, своего призвания, так и все внеш­ние блага, получаемые в этой жизни, не могут быть на­званы человеком своими в собственном смысле слова. Всякою вещью, всяким благом в жизни, с христианской точки зрения, человек должен пользоваться не по произ­волу, а в соответствии с ее назначением и с назначением своей жизни, неся нравственную ответственность за это пользование. Преп. Авва Дорофей, говоря о совести, раз­личает «совесть в отношении к Богу», «совесть в отно­шении к людям» и «совесть в отношении к вещам». От­решаясь от пристрастия, следуя «совести в отношении вещей», пользуясь всяким благом «во славу Божию», человек может достичь «умения» жить, выполняя свое назначение в самых различных условиях. Об этом со­стоянии духовной свободы говорит ап. Павел: итак, едите ли, пьете ли, или иное что делаете, все делайте во славу Божию (1 Кор 10, 31). Умею жить и в скудо­сти, умею жить и в изобилии; научился всему и во всем, насыщаться и терпеть голод, быть и в обилии и в недо­статке. Все могу в укрепляющем меня Иисусе Хри­сте (Фил 4, 12—13).