В данной главе религиозная жизнь Японских островов будет представлена на более конкретном, более, так сказать, «частном» уровне Материал предыдущих глав помог нам получить некоторые общие представления, позволяющие лучше понять религиозное наследие Японии в целом. Но существует опасность, что в результате такого обобщающего подхода у читателя может возникнуть ложное впечатление, будто вся совокупность японских религиозных традиций сводится к сухому перечислению ряда исторических событий или к системе абстрактных умозрений. Однако любая религиозная традиция представляет собой нечто большее, чем отраженный в записях ход ее исторического формирования или заложенная в ее мировоззрении структурная орга­низация. Непосредственные религиозные действия и духовные пере­живания конкретных людей полны внутреннего драматизма и богаты разнообразными деталями. Даже выступая всего лишь в качестве наблюдателя японской религиозной жизни, я всегда бывал изумлен и захвачен разворачивавшейся передо мной духовной драмой человече­ской жизни, доводилось ли мне самому принимать участие в празд­нествах или просто выслушивать людей, рассказывавших историю своей жизни. В предыдущих главах мы имели возможность лишь изредка обращаться к примерам и иллюстрациям, способным намек­нуть на глубоко жизненный характер японского религиозного насле­дия, воплощающийся в реальной жизни и практических действиях конкретных людей. Настоящая глава концентрируется на функцио­нальном аспекте японского религиозного наследия — на его «быто­вой» стороне, которая складывается из непосредственных религиозных действий и духовных переживаний жителей Японии.

В качестве иллюстрации отражения японского религиозного насле­дия в повседневной жизни я отобрал два примера из числа тех, которые мне довелось наблюдать лично. Я выделяю их из своего более чем тридцатилетнего изучения религиозных традиций Японии как любопытные свидетельства, фиксирующие важные стороны сегодняш­ней религиозной жизни японского народа. Первый из них — деревен­ский праздник, которым жители одной сельской местности отмечают приход весны. Второй — история жизни жителя Токио, являющегося приверженцем «новой религии». Эти примеры освещают значитель­ную часть религиозной жизни Японии — от деревни до столицы, от коллективного празднества в традиционном стиле до персонального участия в ритуалах «новой религии». О каждом из этих примеров сначала будет сказано несколько общих слов, затем дано более подробное их описание, после чего мы представим попытку объяс­нить их значение в контексте целостного религиозного наследия Японии.

 

Весенний праздник гор

деревенские праздники, в которых принимают участие все или почти все члены деревенской общины, в течение последних нескольких столетий относились в Японии к числу наиболее важных ежегодных событий. Подобные праздники в некоторых районах страны продол­жают отмечаться и до сих пор, хотя бы в модифицированном и сокращенном виде. Одним из таких деревенских праздников является харюяма, или «весенняя гора», праздник, отмечаемый жителями дере­вушки Тогэ в префектуре Ямагата (на северо-востоке о. Хонсю, на побережье Японского моря). Во время этого Весеннего праздника гор несколько представителей деревенской общины взбираются на близ­лежащие горы и совершают обряд символического приветствия весны, приводя с собой вниз горных ками для благословения рисовых полей и деревенских домов.

Для лучшего понимания сути этого события необходимо ознако­миться с некоторыми сведениями, касающимися самой деревни и существующих в ней обычаев. В окрестностях Тогэ находятся три священные горы — Хагуро, Гасан⁷ и Юдоно (см. рис. 1). Каждая из них, согласно местным поверьям, считается местом обитания горных ками и соответствующих им буддийских божеств-двойников (так, двойником ками, живущего на Гасане, является будда Амида). Со времен эпохи Токугава (1600—1867) эти три горы рассматриваются в качестве священной горной триады, способной наделить божествен­ным могуществом тех, кто предается на их склонах аскетическим подвигам в буддийском духе. До начала эпохи Токугава и во время нее священный статус носили сотни гор по всей Японии, на которых селились монахи из движения «сюгэндо», стремившиеся к нравствен­ному и физическому совершенству и упражнявшиеся в приобретении духовного могущества. Название «сюгэндо»¹²* относится в общем к религиозному движению горных отшельников, в котором особое значение придавалось паломничеству к горам и уединенной аскетиче­ской жизни на их склонах. В «сюгэндо» священный характер гор рассматривался в перспективе, совмещающей синтоистские представ­ления о живущих в горах ками, буддийские воззрения о буддийских божествах, обретающих в горах видимую форму  и положения даос­ской мистической техники самосовершенствования, практикуемой в горных условиях. Хагуро, Гасан и Юдоно являлись тремя священными горами приверженцев «сюгэндо» в Дэва, как по традиции называлась эта область в северной части о. Хонсю.

Эти три горы очерчивают важный участок сакрального простран­ства: значительной религиозной активностью характеризовалась как жизнь на самих горах, так и отношения между этими горами и окрестными деревнями. Монахи «сюгэндо» приобретали духовное могущество, предаваясь усиленным занятиям в своих храмовых цен­трах, и укрепляли достигнутые возможности с помощью аскетических упражнений, ежегодно практикуемых на склонах этих священных гор. Определенное время в году монахи, покинув горы, проводили в странствиях по отведенной им территории, удовлетворяя религиозные нужды простого населения с помощью молитв и ритуалов всевозможного рода, в особенности связанных с целительством. Люди со   всего   района   площадью   в   сотни   квадратных   миль   совершали паломничества к этим горам, причем приток паломников особенно увеличивался в летний период.

Деревня Тогэ всегда занимала очень важное место в практике движения «сюгэндо», концентрировавшегося около этих трех священ­ных гор, что видно из того факта, что когда-то она была местом расположения многочисленных временных пристанищ, совмещенных с храмами, куда монахи «сюгэндо» отводили паломников, следующих к этим горам. Само название деревни и ее географическое положение у подножия горы Хагуро дают ключ к пониманию ее религиозной роли. Название. «Тогэ» представляет собой один из вариантов слова, означающего «горный проход», а согласно японским народным веро­ваниям, проход в горах является связующим путем между обыденным миром и обладающей особым статусом областью священных гор. В деревне Тогэ до сих пор сохранились традиционные обычаи, связан­ные с движением «сюгэндо» и с этими священными горами.

Тогэ представляет собой относительно небольшое селение, где проживает несколько сот семей, занимающихся в основном земледе­лием, но все же достаточно крупное, чтобы иметь свои собственные магазины, свою почту и даже несколько учебных заведений, дающих образование в объеме начальной школы. Выращивание риса и других сельскохозяйственных культур традиционно составляло самый важный вид экономической деятельности населения. Не так давно в окрестно­стях гор началась вырубка леса, но крупных индустриальных очагов там нет до сих пор. В Тогэ, как и по всей Японии, значение сельского хозяйства по сравнению с индустриальным производством и сферой услуг становится все более низким. Вследствие этого молодежь все активнее покидает родную общину и отправляется на поиски работы. Наиболее крупным городом из расположенных поблизости является Цуруока, в котором имеется свой колледж и который связан железной дорогой с остальными районами страны. Между Тогэ и Цуруокой существует регулярное автобусное сообщение.

Тогэ испытала на себе последствия повсеместного оттока молодежи из сельскохозяйственных районов в индустриальные центры, однако ее собственные традиции и обычаи пострадали гораздо в меньшей степени, чем в более развитых и урбанизированных областях. Тогэ не спешит расстаться со своим сельским статусом, сохраняя более традиционный и консервативный уклад по сравнению с образом жизни урбанизированной Японии. Ни христианство, ни «новые религии» не имеют значительного количества сторонников среди жителей Тогэ, что говорит о силе приверженности ее жителей традиционным обычаям. К числу послед­них принадлежит и Весенний праздник гор; мне довелось принимать участие в его проведении в 1964 г., о чем и пойдет речь ниже⁸.

Весенний праздник гор справляется представителями мужской части населения Тогэ у подножия горы Хагуро. Сама праздничная церемония заключается в том, что группа жителей деревни, в состав которой входят по два представителя, или посланца, от каждого из восьми бураку (территориальных подразделений Тогэ), взбираются на Гасан (вероятно, обходя кругом все священные горы) и приносят оттуда жителям своих бураку определенные виды горных растений. В 1964 г. Весенний праздник гор приходился на 3, 4 и 5 мая: третьего числа начались приготовления, четвертого состоялось восхождение на Гасан, а пятого произошло официальное возвращение посланцев в деревню (точное время проведения праздника устанавливается следующим образом: со дня наступления весны, взятому по лунному кален­дарю, отсчитывается «восемьдесят восьмая ночь» — или день, который и становится датой начала празднества). Рано утром 3 мая  люди, уполномоченные в этом году быть представителями своих бураку, по два человека от каждого, вышли из Тогэ и, поднявшись по каменной лестнице, достигли Святилища Дэва, расположенного в нескольких милях от Тогэ на вершине горы Хагуро. По пути к этому высокогор­ному храму посланцы отдали дань уважения различным встретившим­ся им более скромным святилищам, склоняя для этого головы и складывая перед грудью ладони. Обернув вокруг шеи белые, синтои­стского образца облачения, они вошли в Святилище Дэва, где под руководством синтоистского священнослужителя прочитали краткую молитву, после чего другой священнослужитель раздал каждому по небольшой порции сакэ. После этого посланцы собрались в отдель­ном помещении, где в конкретных деталях обсудили план проведения праздничной церемонии. Поскольку это входит в число прочих деревенских обязанностей, выработкой плана и непосредственным его осуществлением занимались сами жители деревни и посланные каж­дым из его бураку представители.

Тем утром деревенские посланцы договорились относительно деталей пребывания в помещении храма, называвшемся Сайкан («Очиститель­ный зал»), где им предстояло заночевать на другой день, 4 мая, и приняли решение заказать два грузовика, которые должны были довезти всех совершающих восхождение на Гасан до шестой «останов­ки». В прежние времена на Гасан было принято взбираться пешком, однако сейчас, в связи с распространением современных транспорт­ных средств, все виды паломничества претерпели коренные измене­ния. Верования, связанные с «остановками» на пути к горной верши­не, нуждаются в особом разъяснении. Маршрут подъема на большин­ство японских гор, включая Фудзияму, делится на десять «остановок», каждая из которых отмечается святилищем или каким-либо иным участком сакрального пространства. Возможно, что символический смысл такого разделения соответствует буддийской схеме универсума, насчитывающей десять ступеней между областями ада и рая; подъем на священную гору в этом случае представляет собой аналогию путешест­вия из преисподней к небесам, от обыденного к сакральному.

После того как в Святилище Дэва все необходимые вопросы были улажены, посланцам снова были розданы маленькие чашечки со священным сакэ и, после оглашения общего тоста, собрание было закончено. Все присутствовавшие по каменным ступеням двинулись вниз, в Тогэ. По пути в деревню посланцы бураку сошли с каменной тропы и насобирали листьев вечнозеленой камелии для остальных членов своих бураку. Говорят, что камелия очень похожа на другое вечнозеленое растение — священное растение синтоизма сакаки. В данном случае листья каме­лии, принесенные в деревню, символизируют спуск горных ками, посещающих деревенские дома или рисовые поля. Это ритуальное действие пришло на смену довоенному обычаю сбора цветов во время подъема на Гасан. После второй мировой войны значительный уча­сток этой местности, включающий в себя большую часть территории трех священных гор, был превращен в национальный парк, админи­страция парка запретила сбор растений на его территории.

В то первое утро путешествие на гору и обратно заняло всего несколько часов, и уже к половине десятого утра все представители вернулись в Тогэ и разошлись по домам в ожидании завтрашнего утра и грузовиков, которые должны были отвезти их на Гасан. Явно было заметно, что все действия сегодняшнего утра, равно как и вообще все мероприятия, связанные с проведением Весеннего праздника гор, доставляют деревенским посланцам подлинное удовольствие. Их радо­вала возможность сделать перерыв в повседневной работе, и, взбира­ясь и спускаясь по каменным ступеням, они шутили и болтали друг с другом. Во время особых церемоний, например, получая сакэ из рук синтоистского священнослужителя, они умолкали и сосредоточива­лись, но ни разу их лица не выражали суровой или мрачной торжественности.

Ключ к пониманию всей церемонии Весеннего праздника гор заложен в названии, которое носят все шестнадцать представителей деревенских бураку. Это название звучит как «гьонин» и происходит от слова «гьодза», или «аскет», указывая этим, что на посланцев возложены особые религиозные обязанности. Прежде для этих «аскетов» существовали весьма суровые ограничения, но даже сегодня им вменяется соблюдение ряда религиозных воздержаний. Это как минимум относится к употреб­лению мясной пищи и интимным отношениям с женами на все время празднества, включая и подготовительный период, предшествующий соб­ственно праздничной церемонии. «Аскеты» по традиции носят одежды белого цвета и небольшое белое облачение, указывающее на чистоту их религиозной задачи.

Утром 4 мая сбор у грузовиков состоялся в 4.30 утра. Помимо посланцев в восхождении на Гасан принимали участие и добровольцы. Несколько таких добровольцев, лесничий национального парка (бывший в то же самое время членом седьмого бураку деревни) и я увеличили группу, изначально состоявшую из шестнадцати посланцев, до три­дцати с лишним человек. Скучившись в кузовах двух небольших грузовиков, мы отправились по направлению к Гасану по дороге, ведущей мимо вершины Хагуро, не останавливаясь, впрочем, у Свя­тилища Дэва. Первая остановка произошла приблизительно в 5.00 около  небольшого  придорожного святилища.  Это место  называлось Дайман и было, строго говоря, уже второй остановкой на десятиэтапном пути к вершине горы Гасан. Все выбрались из грузо­виков и собрались вокруг святилища, чтобы прочитать простую очистительную молитву. После этого, снова заняв свои места, мы начали преодолевать довольно крутой подъем. Вскоре в глубине окружающих нас горных долин уже можно было рассмотреть остатки снежных сугробов. Поскольку мы двигались на грузовиках по недавно проложенной дороге, то не попали в те места, где были расположены третья, четвертая и пятая остановки.

К 5.30 утра мы достигли конца автомобильной дороги, совпадавшего с шестой остановкой. В этом месте мы слезли с грузовиков и дальше начали взбираться пешком среди становившихся все более глубокими снежных сугробов. Приблизительно в 6.15, пробираясь сквозь снег и низкий кустарник, мы вышли к седьмой остановке. Последние дере­вья остались, по-видимому, где-то на уровне шестой остановки, и здесь их уже не было совсем. Седьмая остановка была обозначена просто большой грудой веток кустарника, без каких-либо признаков святилища. После честно заслуженной передышки мы продолжили свое восхождение.

Приблизительно в 6.45 мы достигли восьмой остановки. На пути к ней от седьмой нам попалось несколько весьма любопытных достопримеча­тельностей. Так, например, мы миновали ряд статуй будды Дзидзо и несколько поминальных камней, установленных на том участке тропы паломничества, который называется Сайнокавара. Сайнокавара является важной особенностью культа священных гор, связанной с представления­ми о потустороннем мире. Так называется граница, которую должны пересечь души умерших, чтобы достичь райских областей. Дзидзо широко известен как буддийское божество, покровительствующее душам расставшихся с жизнью людей. Жители окрестных районов часто устанавливают здесь поминальные камни, посвященные предкам своих семей, а паломники, проходя мимо, кладут на них свои собственные камни, постепенно сооружая на этом  месте целые камен­ные пирамиды, что служит актом поклонения с их стороны и одновременно помогает душам мертвых накапливать благие заслуги, необходимые для благоприятного рождения в следующей жизни. Начиная от этого места и дальше тропа шла среди мемориальных камней и каменных куч, сооруженных здесь поколениями шествовав­ших мимо паломников. Однако посланцы миновали этот участок пути не останавливаясь, пока не добрались до восьмой остановки, извест­ной под названием Мидагахара, или «равнина Мида» (т.е. буддийского божества Амида). Еще одна очистительная молитва прозвучала перед устроенным здесь небольшим деревянным святилищем, защищенным от ветра и снега каменными стенами высотой почти восемь футов. На этом месте мы съели завтрак, за которым последовал чай, приготовленный в небольшой хижине, служившей приютом для лыжников.

Уже начиная с седьмой остановки перед нами открылся восхити­тельный вид на северный склон горы Токай, самой высокой на всей северо-восточной части Хонсю. Другие горы, в том числе знаменитый лыжный склон на горе Дзао, лежащий к востоку от Гасана, предстали нашему взору, когда мы были уже недалеко от вершины. Чуть пониже восьмой остановки мы заметили горнолыжников. Гасан вообще явля­ется одной из гор, знаменитых тем, что лыжный сезон на них длится до поздней весны, но, разумеется, лыжники — современное поколение, нисколько не считающееся с религиозной церемонией «открытия горы». Традиционно священнослужители появлялись на горе лишь на время летнего сезона паломничества (поскольку зимой на Гасане жить невозможно); эти священнослужители совершали церемонию «откры­тия горы», из чего можно было заключить, что никто не должен был появляться на ее склонах до официального открытия сезона паломни­чества.

После седьмой остановки подъем стал значительно труднее, а посколь­ку расстояние между восьмой и девятой остановками было особенно велико, приблизительно в 7.45 мы совершили привал прямо в снегу. Девятой остановки мы достигли в 8.10. Там также находилось небольшое святилище, расположенное на берегу пруда Буссо, или буквально «пруда, где живут будды». Эти будды скорее всего являются «хотокэ», т.е. умершие люди, ставшие буддами, чем объясняется наличие большого количества поминальных камней, окружающих этот пруд. Говорят, что люди приносят сюда пепел, оставшийся после кремации умерших родст­венников. В 8.30, на полпути между девятой остановкой и вершиной горы, мы совершили еще один привал и наконец в 9.00 достигли вершины горы Гасан.

Там находилась десятая остановка, Святилище Гасан, полностью окруженное восьмифутовой каменной стеной. Хотя уже было начало мая, окрестные кусты сгибались под плотным слоем намерзшего льда. Послан­цы бураку и остальные их спутники сгрудились все вместе внутри каменной ограды перед входом в маленькое святилище. После повторе­ния уже знакомой очистительной молитвы было совершено приношение нескольких взятых с собой бутылок сакэ, а также зажжено несколько светильников. Позже я узнал, что одной из особенностей данной церемо­нии является ритуал гадания о судьбе урожая будущего года или вообще о счастливом или несчастливом характере ближайшего будущего: результат гадания зависел от того, погаснут или нет зажженные светильники во время чтения молитвы.

Если во время Весеннего праздника гор погода стоит плохая, посланцы с десятой остановки на горе Гасан следуют прямо в Святилище Дэва на горе Хагуро. Но весной 1964 г. погода в эти дни стояла необыкновенно ясная, поэтому группа из шестнадцати посланцев, нескольких доброволь­ных участников и автора этих строк совершила заход на гору Юдоно. Поскольку времени у нас было мало, мы покинули Гасан сразу же после окончания всех ритуалов, совершив очень быстрый спуск по крутым снежным склонам, время от времени буквально съезжая вниз на пятках. Один особенно крутой утес мы преодолели с помощью стальной лестницы. Наконец наша группа достигла своей цели — горячего источника на склоне горы Юдоно.

Главным объектом поклонения здесь являлось естественное образо­вание из вышедших на поверхность горных пород, напоминающее по форме торс обнаженной женщины. Оно было окрашено в красный цвет водами горячего источника, бьющего из-под земли даже зимой. Снова все участники похода собрались вместе и, встав лицом к камню, прочитали очистительную молитву. Пока мы отдыхали и закусывали на берегу этого источника, некоторые из наших спутников решили отведать его воды на вкус, рассчитывая на ее целебные свойства, несмотря на исходивший от нее характерный запах сероводорода. Другие окунали в воду концы своих белых облачений или погружали туда ноги, заходя прямо в горячий поток (поскольку на ногах у нихбыли соломенные сандалии, вода легко проникала сквозь них и грела им ступни). Водой из источника были наполнены несколько бутылок, которые присутствовавшие взяли с собой домой. Несколько человек отошли, чтобы почтить память своих предков перед каким-то священ­ным местом, все еще скрытым под снегом, которое являлось еще одним объектом поклонения на этом участке горы.

Подъем со склона Юдоно обратно на вершину Гасан потребовал немало труда и времени. Высота горы Гасан составляет 1980 м, а высота Юдоно — всего 1504 м. Поскольку посещенное нами святили­ще на склоне горы Юдоно находилось ниже ее вершины, нам предстоял довольно крутой полукилометровый подъем по скользкому снегу. Но наконец около 13.30 мы вторично достигли вершины горы Гасан, где каждому в качестве поощрения за выдержанное испытание была поднесена порция священного сакэ — оно стало священным, так как перед этим было ритуально предложено ками во время предыду­щей церемонии моления в Святилище Гасан. Еще до наступления 14.00 начался быстрый спуск с горы, причем мы следовали по той же паломнической тропе, по которой поднимались утром. Во время спуска мы отдыхали всего один раз — в 15.00 на восьмой остановке, и никаких ритуальных действий при этом уже не предпринималось.

На шестой остановке нашу группу ждали грузовики, до которых мы добрались около 16.00 и которые, направившись прямо к Святилищу Дэва на горе Хагуро, достигли его в 17.00. Все участники похода, одетые в белые одежды, немедленно прошли в Сайкан («Очистительный зал»). Там они в индивидуальном порядке совершили обряд поклонения перед установленным в зале алтарем. До 1962 г. существовал обычай проводить эту ночь в грубом жилище старого образца, но затем место ночевки было перенесено в более комфортабельные помещения Сайкана. Как указывает название гъонин, или «аскет», носимое каждым из этих людей, считается, что во время своих странствий по горам они предаются аскетизму, гьо. По этой причине они и должны соблюдать воздержание. Замена грубого обиталища на более удобный для ночлега Сайкан является еще одним свидетельством ослабления строгости аскетических предписаний. Сайкан представляет собой красивое и просторное святилище, оборудованное кухней и спальными местами для посещающих его паломников и других людей. После того как каждый участник нашего похода принял горячую ванну, из деревни были принесены угощения для праздничной трапезы (среди которых отсутствовали блюда из мяса и рыбы). Было выпито большое количество сакэ и обсуждены детали предстоявшего назавтра общего деревенского пиршества, хотя к единому мнению собравшиеся так и не пришли, и к 21.00, после обильных возлияний и совместных песнопений, все присутствовавшие отправились спать. В прежние времена паломники обходились без горячей ванны и спать ложились в грубых жилищах, завернувшись в собственную одежду. В 1964 г., видимо под влиянием идеи возрождения аскетических ограничений, нам пришлось довольствоваться двумя одеялами на двух человек, лежа на обычных матрасах из рисовой соломы, которые можно встретить в любом японском доме.

День 5 мая, последний день Весеннего праздника гор, начался рано. К 4.00 утра все поднялись, обменялись чашечками сакэ и доели остатки вчерашней пищи. Около 5.30 из деревни, поднявшись по каменным лестницам, пришли дети этих людей, чтобы собрать пустые коробки из-под еды и другие ненужные вещи. После этого в 6.30 все отправились в расположенное рядом со старым грубым жилищем для паломников Святилище Тэнъю. В этом небольшом храме почитается Тэнъю — один из самых  знаменитых духовных наставников в истории Хагуро. После повторения очистительной молитвы присутствовавшие двинулись к Свя­тилищу Дэва, чтобы послушать, как синтоистский священнослужитель будет читать храмовую молитву. Затем священники благословили собравшихся, покачав над их головами шестом с бумажными кисточ­ками на конце и раздав каждому по порции сакэ. После этого участники церемонии совершили обряд поклонения в святилище принца Хатико, легендарного основателя этой священной горы. Затем по ступеням каменной лестницы мы спустились в деревню, жители которой встретили нас приветствиями и поздравлениями. Последнее общее произнесение очистительной молитвы произошло в помеще­нии святилища, расположенного рядом со входом на каменную лестницу. Выйдя оттуда, посланцы (или аскеты) стали расходиться по своим делам, предварительно заглянув в святилища своих собственных бураку для совершения там обряда поклонения; в этих святилищах они почитали своих божеств-охранителей, еще будучи маленькими детьми. После этого посланцы каждого бураку отправились на пирше­ства, устроенные в их честь остальными членами их бураку.

В тот день мне довелось побывать на пиршестве по случаю возвра­щения посланцев седьмого бураку, которое проводилось в соответствии со старыми традиционными обычаями. «Пиршество в честь прибытия» по-японски звучит как «сака-мукаэ». Слово «мукаэ» однозначно переводится как «приветствие», или «радушный прием», а вот со словом «сака» связано много полушутливых объяснений. Согласно широко распро­страненному мнению, оно произошло от слова «сака», означавшего «наклон» и относившегося к трем крутым участкам каменной лестни­цы, ведущей на гору Хагуро. Существует и другое объяснение, согласно которому слово «сака» происходит от «сакэ» (рисовая водка), поскольку сакэ является непременным атрибутом любого торжествен­ного приема или пиршества. Все же изначально это слово, без всякого сомнения, происходит от слова «сакай», «граница». Таким образом, все выражение «сака-мукаэ» означает радушный прием на границе деревни или бураку. Празднество сака-мукаэ, или «встречи на грани­це», неоднократно становилось предметом исследования японских ученых, отметивших, что так называется широко распространенный обряд торжественной встречи паломников, возвращающихся домой после посещения отдаленных святилищ и храмов. Чаще всего с этим праздником бывает связан обычай, согласно которому паломника провожают в путь до границы селения и здесь же встречают его, когда он возвращается. Возвращающийся паломник почитался либо священ­ной фигурой, либо настоящим ками; изначально «встреча на границе» представляла собой религиозный ритуал, посредством которого жите­ли деревни провожали (а затем и встречали) человека, который покидал деревню, чтобы совершить путешествие в мир ками. В общем смысле «встреча на границе» представляет собой встречу мира сакраль­ного, где только что побывал возвращающийся «аскет» (и чей сакраль­ный статус он воплощает), и мира обыденного, мира деревенской жизни.

Формально члены всех восьми бураку деревни Тогэ должны устраивать праздник «встречи на границе» на небольшом отдельном холме или бугре, расположенном за пределами деревни. Такой холм или бугор назывался «о-яма» («гора») данного бураку, или «сака-мукаэ-яма» — «гора для встречи на границе». В настоящее время этого древнего обычая придер­живаются только члены седьмого бураку, во всех остальных этот праздник справляется в деревне, в доме одного из членов каждого бураку. После того как два посланца седьмого бураку вошли в деревню, они, не останавливаясь ни в одном доме, направились к своей «горе», расположенной на расстоянии десяти минут ходьбы от деревенской границы. Их «гора», или бугор, возвышалась над окрест­ными полями едва ли на пятнадцать метров, она была вся покрыта низким кустарником, а на ее вершине стояло одинокое дерево. На этой вершине посланцев уже ожидали около двадцати членов седьмого бураку, сидя на сплетенных из тростника матах перед приготовленной праздничной трапезой. Часы показывали 8.30 утра. Бумажные амуле­ты, полученные посланцами в Святилище Дэва, были прислонены к обломку скалы, лежавшему под деревом. Этот обломок, называвшийся «камень с горы Гасан», был принесен оттуда очень давно в знак того, что «гора» седьмого бураку посвящена этому священному месту. После краткого приветствия все повернулись лицом к выделявшейся на горизонте снежной вершине Гасан и громко произнесли обычную молитву, так часто звучавшую во время нашего паломничества. За этим последовала формальная церемония празднования Весеннего праздника гор, во время которой бумажные амулеты (заменявшие собой горные цветы) были распределены среди членов бураку. К столу был подан «красный рис» (рис, приготовленный с красными бобами), являющийся блюдом для особых случаев, и другие специальные кушанья. Немного перекусив, посланцы извинились перед собравши­мися и отправились обратно в деревню. Весенний праздник гор завершился многочисленными пиршествами по всей деревне, продол­жавшимися весь вечер этого последнего дня.

 

Анализ Весеннего праздника гор

ВЫШЕПРИВЕДЕННОЕ ОПИСАНИЕ ВЕСЕННЕГО ПРАЗДНИКА гор являет собой

хороший пример деревенского празднества, демонстрирующий кон­кретный случай взаимодействия структурного и функционального аспектов религиозного наследия Японии. Для того чтобы проанализи­ровать этот праздник, нам прежде всего следует увидеть его как единое драматическое целое, обладающее собственными кульминация­ми. Праздник начался 3 мая с подъема посланцев бураку на гору Хагуро, соблюдавших воздержание и обозначивших свой ритуально очищенный статус паломников белыми одеждами и обернутыми вокруг шеи облачениями белого цвета. Начало паломничества было отмечено ритуалом питья священного сакэ, данного посланцам синтоистскими священнослужителями в Святилище Дэва. Праздник двинулся к сво­ему первому кульминационному пункту 4 мая вместе с посланцами, которые произносили очистительные молитвы на каждой из десяти остановок на горе Гасан. Достижение ими вершины горы стало кульминацией праздника сразу в нескольких отношениях. Гасан является священной горой, и подъем на его вершину равносилен соприкосновению с сакральным пространством и с ками, населяющи­ми Гасан. В то же самое время это и достижение десятой остановки, что, согласно буддийским концепциям, означает разрыв с низшими формами земного существования и переход в состояние небесное. Другим кульминационным пунктом праздника, особенно с точки зрения жителей деревни, является «встреча на границе», во время которой святость посланцев переходит на всех присутствующих, а принесенные с горы бумажные амулеты распределяются среди членов каждого дома. Данный момент является кульминационным, поскольку при этом происходит распространение праздничной благодати и божественного могущества на каждый дом в деревне.

Разбирая основные составляющие этого праздника, мы видим, как японское религиозное мировоззрение и культовые традиции выражаются в конкретном примере. Весенний праздник гор включает в себя все подсистемы японского религиозного наследия: объекты поклонения (ками, будды, предки и святые), а также сакрально организованные социальные группы, сакральное пространство, время и сакральные события в жизни отдельных людей.

Горные ками, населяющие Гасан, являются главным предметом поклонения на этом празднике, который знаменует собой символиче­ское перенесение ками в каждый деревенский дом в виде бумажных храмовых амулетов (заменивших собой традиционные ветви вечнозе­леных растений). Будды также присутствуют на этой горе, особенно в статуях Дзидзо, покровителя мертвых, и на участке, носящем имя «равнины Мида (Амида)». Души предков почитаются сразу в несколь­ких местах, особенно на девятой остановке, у «пруда, где живут будды», а также на горе Юдоно, неподалеку от Святилища Юдоно. По сути, многие полагают, что горные ками и души предков представля­ются очень похожими, если вообще не идентичными друг другу. Посланцы также отдают дань уважения фигуре святого, совершая обряд поклонения в Святилище Тэнъю, посвященном самому извест­ному духовному наставнику в истории горы Хагуро. Все эти предметы поклонения играют свою роль в едином драматическом действии Весеннего праздника гор.

Сакральная стратификация общества в этом празднике представлена такими социальными группами, как семья, бураку и вся деревня в целом. В каждом из восьми деревенских «бураку» выбираются двое мужчин — глав семьи в качестве их представителей; все представители действуют совместно, организуя таким образом праздник для всей деревни. Каждый деревенский дом получает бумажный амулет в качестве символа празднич­ной благодати, а в святилищах каждого из бураку во время праздника совершаются специальные ритуальные обряды.

Ритуальная организация пространства явственно придает определен­ным участкам местности в окрестностях Тогэ статус сакральных. Наи­более важными из них являются все три священные горы, представляю­щие собой участки своего рода потустороннего мира, или небесные сферы, расположенные на земле. Также значительными с точки зрения сакраль­ного пространства являются все десять остановок, расположенных на пути к вершине горы Гасан. В деревне сакральным статусом обладают не только святилища каждого из восьми бураку, но и горы для «встречи на границе».

Ритуальная организация времени проявляется в том, что Весенний праздник гор отмечается на восемьдесят восьмой день нового года, или на второй день после наступления весны в соответствии с лунным календарем. Это один из главных ежегодных праздников в календаре жителей деревни Тогэ. В самом общем смысле этот праздник представляет собой коллективное действие, предпринятое жителями деревни для приведения своей жизни в гармоническое соответствие с сезонными ритмами и для открытия очередного земледельческого года с помощью специальных весенних  обрядов.

Ритуальная организация событий в жизни отдельных людей не занимает на этом празднике первостепенного положения, поскольку основное значение здесь имеют не ритуалы целостного, от колыбели до могилы, жизненного цикла и не индивидуальная религиозная практика, а обрядовые действия большого коллектива людей. Однако по причине того, что в качестве посланцев бураку могут выступать только возглав­ляющие семью мужчины, данный праздник также является признанием значения статуса взрослого мужчины, которого в будущем предстоит достигнуть всем живущим в деревне мальчикам. Очевидно, что даже в мелочах — например, в необходимости воздержания для мужчин-послан­цев, — праздник оказывает определенное влияние на поведение своих участников, указывая, что им следует и чего не следует делать.

В целях анализа мы разъяли целостный праздник на несколько отдельных аспектов, или подсистем. Однако нужно помнить, что жители Тогэ приобщаются к религиозному опыту отнюдь не через такие абстрактные категории. Скорее Весенний праздник гор кажется им замечательной, перешедшей по наследству традицией, которую им хотелось бы сохранить и передать последующим поколениям. Участ­ники праздника сообщили мне об этом во время торжественной трапезы вечером 4 мая в Сайкане, на которой они пили, ели, пели песни и вообще веселились. По мере того как вечер продолжался, они становились все более свободными в своих разговорах. Некоторые из присутствующих служили в японской армии во время второй миро­вой войны, они считают, что Япония и Соединенные Штаты никогда не должны больше воевать, им следует жить в мире и согласии. Они также сказали, что рады моему присутствию на их празднике, рады тому, что я смог увидеть и описать этот обычай. Сами они очень ценили его и просили меня передать американцам, чтобы те больше не посылали в Японию христианских миссионеров — жителям Тогэ больше нравится хранить и почитать свои собственные традиции, а американцы пусть следуют своим.

Один из посланцев седьмого бураку сказал мне, что нет никакой реальной необходимости в том, чтобы их сыновья приходили сюда на следующее утро с целью забрать и унести домой ненужные вещи, поскольку посланцы легко могли бы справиться со своими нехитрыми пожитками сами. На самом же деле, сказал он, это необходимая часть «обучения» их сыновей, позволяющая им принимать участие в Весен­нем празднике гор, чтобы они, когда вырастут и обзаведутся собст­венными семьями, могли бы в свою очередь стать посланцами своих бураку на этом празднике и таким образом поддержать древнюю традицию. Это замечание помогло мне оценить всю важность данного праздника для жителей Тогэ.

Весенний праздник гор претерпел множество изменений и будет еще изменяться все то время, пока его будут справлять. Очень важно, что те жители, с которыми мне довелось разговаривать, бережно относились к этому празднику и намеревались передать эту традицию своим детям. Подобного рода чувства и намерения связаны с деревен­скими праздниками по всей Японии, впрочем, равно как и с праздниками   городскими.

 

История жизни м-ра Нэгиси

ПРИВЕДЕННЫЕ В ЭТОЙ ГЛАВЕ ДВА ПРИМЕРА КУЛЬТОВОЙ практики японцев были отобраны мной в том числе и потому, что они представляют собой совершенно разные стороны религиозной жизни Японии. Первый из них, Весенний праздник гор, является традиционной праздничной церемонией в одной из деревень, расположенных в сельскохозяйственных районах страны. Второй пример — история живущего в Токио приверженца «новой религии» — представляет собой резкий контраст деревенскому празднику: он связан с одной из недавних волн новых религиозных движений, переносит нас в самый крупный город Японии и выражается в форме индивидуального повествования (в отличие от коллективного характера церемонии Весеннего праздника гор). Все же, несмотря на все различия между этими двумя примерами, нам предстоит убедиться, что в них есть и много общего.

За последние полтора столетия японское общество пережило мно­гочисленные перемены, в числе которых особенно значительным был переход от преимущественно сельского, аграрного образа жизни к образу жизни более урбанизированному и индустриализированному. Одним из признаков этого перехода явились ослабление прежних общинных связей и упадок таких старых традиций, как проведение деревенских праздников наподобие Весеннего праздника гор. Оборот­ной стороной этого процесса стало возникновение большого числа «новых религий», например Тэнрикё и Сока-гаккай, о которых шла речь в главе 45. По мере того как традиционная структура деревенской общины слабела и такие коллективные формы ритуальной деятельно­сти, как деревенские праздничные церемонии, приходили в упадок, значение «новых религий» неуклонно повышалось. Многие люди переселялись из сельских районов в города, разрывая тем самым связи с традиционным семейным домом и местными ками-охранителями. Это всего лишь один пример из общего числа других, демонстрирую­щих снижение активности участия людей в традиционных формах религиозной  жизни.

Люди, отделенные от этих традиционных религиозных форм, часто оказывались вовлечены в новые религиозные движения. Хотя учения «новых религий» включали в себя множество элементов традиционных верований и обрядов, сами они представляли собой недавно органи­зованные религиозные группы, к которым семья или отдельный человек присоединялись в соответствии с собственным выбором. В прежние времена большая часть религиозной жизни человека не зависела от его персонального выбора, будучи зависимой от таких условий, как место проживания и наследственные семейные обычаи: семья участвовала в ритуальной деятельности охранительного святили­ща, рядом с которым она жила, а также в ритуальной деятельности приходского буддийского храма, к которому она была приписана в соответствии с установившейся традицией. То, что в «новых религи­ях» было по-настоящему новым, — это возможность выбора семьей или отдельным человеком вероучения по своему предпочтению, а не на основе привязанности к местности или к семейным обычаям.

Хотя каждая из «новых религий» имеет свою собственную историю и свой собственный набор ритуалов,  все они разделяют ряд общих характерных черт. У истоков каждой из них стоит фигура какой-нибудь харизматической личности, сумевшей привлечь людей к от­крывшейся ей истине. Эта истина, как правило, включает в себя элементы религиозного наследия Японии, переформулированные и систематизированные в одном из имевших решающее значение духов­ных переживаний основателя, например в явившемся ему божествен­ном откровении. По мере того как основатель собирает вокруг себя группы единомышленников, привлеченных провозглашаемой им ис­тиной (и непосредственно преданных самой личности основателя), возникает новый религиозный институт со своим центром и местны­ми ответвлениями. Ритуалы и праздники, составляющие ежедневные и ежегодные обрядовые циклы «новой религии», заменяют собой тради­ционные формы религиозной жизни людей, вступающих в ряды ее приверженцев, или добавляются к ним.

Нам предстоит познакомиться с движением Гэдацу-кай, одной из «новых религий», последователем которой является м-р Нэгиси (пожелав­ший скрыть свое подлинное имя под этим псевдонимом), чья история позволит нам взглянуть изнутри на то, каким образом человек присое­диняется к «новой религии» и участвует в ее культовой практике. Гэдацу-кай была официально основана в 1929 г. человеком по имени Эйзо Окано. До того как он стал основателем религиозного движения, Окано получил традиционное воспитание и был знаком с японскими религиозными обычаями. Однако по-настоящему он интересовался не религиозной сферой,  а коммерческой, желая стать преуспевающим бизнесменом. Впоследствии, будучи в возрасте сорока трех лет, он тяжело заболел и во время одного из обострений своей болезни потерял сознание. В этом состоянии, которое сам он воспринял как смерть и переход в иной мир, ему пригрезилось, что он встретил душу своего покойного отца и что на него самого снизошло могущество всех ками и будд. Свое выздоровление от поразившего его недуга Окано счел за чудо дарования ему новой жизни, ставшее возможным благодаря вмешательству ками и будд. Пережитый им опыт заставил Окано пересмотреть свою прежнюю жизнь и с  большей серьезностью отнестись к своим религиозным обязанностям. Название «Гэдацу-кай» состоит из слов «гэдацу», означающего «освобождение» и близкого по смыслу к понятию «нирвана» (обычно переводимого как «просветление»), и «кай», или «общество». Окано полагал, что ему удалось пережить момент освобождения, или просветления, поэтому он назвал свое движение  «обществом освобождения».

Постепенно Окано покинул мир бизнеса и полностью обратился к религии, рассказывая людям об открывшейся ему истине. Он считал, что люди обычно слишком часто пренебрегают религией или же механически предаются ходу ритуальных действий, но не задумываются глубоко над смыслом человеческой жизни и сущностью религии. Он осознал, что люди буквально всем обязаны ками, буддам и своим предкам и поэтому должны искренне  молиться им.  Окано учил,  что  большая часть ежедневных проблем человеческой жизни проистекает из пренебрежения практикой поклонения божествам, в особенности предкам.                                                                                                                        

Он умело помогал людям преодолевать житейские и духовные трудности и быстро приобрел последователей. В конечном итоге его приверженцы   составили   организованное   религиозное   движение со своим центром и местными ответвлениями.  Однако учение  Гэдацу-кай говорит о том, что оно ни в коей мере не препятствует своим последователям принимать участие в традиционных религиозных об­рядах; наоборот, считается, что члены этой «новой религии» с особым рвением должны предаваться отправлению ритуалов в своих местных охранительных святилищах и приходских буддийских храмах. В уче­нии Гэдацу-кай имеются свои собственные обряды, например еже­дневный ритуал почитания семейных предков, совершаемый в домаш­них условиях; проходят регулярные совместные богослужения и заня­тия медитацией как местного, так и районного уровня. Окано умер в 1948 г., но основанное им движение продолжало расти и в настоящее время включает в себя более трехсот местных отделений, а общее количество его приверженцев в Японии составляет несколько сот тысяч человек.

М-р Нэгиси, являющийся приверженцем Гэдацу-кай, поделился со мной опытом своей религиозной жизни. Мы встретились с ним в первый раз в 1969 г., когда я только начинал изучать Гэдацу-кай, и впоследствии неоднократно встречались в 1979—1980 гг., пока я в течение полугода знакомился с деятельностью Гэдацу-кай более осно­вательно⁹. Часть собранных мной тогда материалов составляли исто­рии ее отдельных членов, их опыт религиозных переживаний. Исто­рия отдельного человека представляет собой его рассказ о своей жизни, как он ее помнит и интерпретирует ее ход. Членам Гэдацу-кай было особенно легко рассказывать мне свои истории, поскольку на их совместных собраниях обычной практикой является обращенный ко всем рассказ одного из присутствующих о том, с какими жизненными проблемами ему доводилось сталкиваться и как он смог их преодолеть. История м-ра Нэгиси является одной из многих, которые я записал в 1979—1980 гг. Подобный способ повествования о своих личных переживаниях настолько точен, что позволяет даже неяпонцу макси­мально приблизиться к пониманию того, как средний японец сегодня осознает свое участие в религиозной жизни и в чем оно заключается.

М-р Нэгиси родился в Токио, где закончил колледж и живет по сей день. Он финансово обеспечен и большую часть своего свободного времени уделяет Гэдацу-кай. Он с давних пор является приверженцем этого движения и сейчас входит в число членов его правления. Когда он рассказывал мне о своей жизни, 26 января 1980 г., ему был пятьдесят один год. Основной смысл его рассказа заключается в том, что религия представляет собой источник силы и что основанием для вступления в члены Гэдацу-кай и участия в ее ритуалах служит то, что Гэдацу-кай дает ему силы жить. Однако лучше предоставить слово самому м-ру Нэгиси, который рассказывает о себе следующее:

«Я вступил в Гэдацу-кай после десяти лет — где-то в возрасте между десятью и двадцатью годами. У нас был сосед-старик, банковский служащий, наша семья сдавала ему землю в аренду. Этот участок прежде назывался Мусасино, а теперь он стал частью Токио. Мои предки жили здесь с древнейших времен. Они владели этой землей и сдавали ее внаем. Поэтому я был связан узами кармы с нашим соседом¹⁰.

Я был тогда еще очень молод и не слишком много раздумывал о религии. Но в то время наша семья попала в трудное положение — у всех нас было неважное здоровье, и кто-нибудь из членов семьи постоянно болел. Например, моя мать проболела дольше всех остальных — она не могла встать с постели целых семь лет. Одновременно болело по два-три человека в семье постоянно, и так продолжалось почти десять лет Я думаю, моему отцу было тогда очень тяжело содержать нас Но религия Кстати, так у нас обычно называют недавно появившиеся религии В противоположность традиционному религиозному наследию за последние сто или около того лет «недавно появившиеся религии» возникли как новые религиозные формы. Уровень Гэдацу-кай как религии казался невысоким. Так я думал тогда о Гэдацу-кай Но мне говорили, что учение Гэдацу-кай просто замечательно. Наш сосед из банка настаивал, чтобы мой отец посетил их собрание, но отец все никак не хотел, и вместо него пошел я.

Я тогда не чувствовал любви к религии, но все таки немного ею интересовался. Так ли уж необходима религия в нашем мире?  Подобно многим другим людям, я думал, что нам прежде всего нужны такие вещи, как политика, экономика, влияние или власть. С такой точки зрения религия не приносила никакой реальной пользы, не была необходима

Однако в таких рассуждениях были и свои изъяны Например, если законы меняются, то добро и зло меняются местами в один момент — то, что в соответствии с законом еще вчера было хорошим, сегодня по этому же закону считается плохим Такое положение сложилось в Японии сразу после поражения во второй мировой войне, когда мы растеряли все имевшиеся у нас силы

В настоящее время во всем мире — в России и вообще везде, во всех крупнейших странах — спрашивают какой силой располагает религия? Каким целям она служит? Подобным образом — как и все молодые люди — думал в то время и я Те, в чьих руках находится реальная власть, распоряжаются своим пониманием религии и других подобных ей вещей по собственному желанию, как им угодно.

Разумеется, люди считали, что если ты будешь верить, на тебя снизойдет благодать — ты будешь здоров и т.д.

Существуют три основных вида страдания первое — по экономическим причинам, второе — из за собственных чувств, т е из-за привязанности к своей семье и других человеческих взаимоотношений, и, наконец, третье, связанное с телом, — болезни и прочее Чтобы избавиться от этих страданий, нужно, говорят, изучать религию, но Религии существуют во всем мире При этом люди всегда воевали, в том числе, я думаю, и из-за религий Большинство войн носило религиозный характер. Военная сила всегда была главным аргументом среди различных народов

Тот старик, служащий из банка, был очень хорошим человеком, и поэтому отец сказал мне, чтобы я начал изучать Гэдацу- кай. Я противился этому. Я был не единственным ребенком в семье, у меня была старшая сестра, которая  по причинетою, что наша мать постоянно болела, была мне вместо нее. Мой отец велел приступить к изучению Гэдацу-кай и ей. У нее был более покладистый характер, поэтому она послушалась отца. Вслед за ней к учению Гэдацу-кай пришел и я. Это было почти сразу же после окончания войны.

Японцы до сих пор не понимают вот что. Великий храм в Исэ и другие синтоистские святилища явились причиной войны, — так обычно говорят, — но на самом деле святилища здесь ни при чем. Например, базой любой религии, как это обычно считается, выступают ее догматы, церемонии, проповедническая деятель­ность, ритуалы и божества — такие, как Будды. Но все это не имеет решающего значения, если мы возьмемся рассматривать то, каким образом члены моей семьи поклоняются ками-охранителям в местном храме. Важно, где человек живет.

Император Одзин является божеством, которому следует поклоняться¹¹. Помимо него существует множество различных духов, но император Одзин является самым главным ками. Мои предки почитали этих духов, открыв путь к вере в них. Я — плоть от плоти моих предков. Я унаследовал их традиции. Я никогда не думал об этих традициях как о приобретенной «вере». Мои предки родились на этой земле, они были частью царства природы. Иными словами, царство природы и ками — это одно и то же. Именно от природы получаем мы дар жизни. Мы должны жить в гармонии с природой. Это основная мысль, на которой зиждется культура Японии.

Учение Гэдацу-кай говорит о том же. Оно смотрит на природу с той же точки зрения. Оно напоминает о важности местных ками-охранителей. И еще оно делает акцент на буддизме. Но буддизм означает культ наших предков, которые являются такими же божествами, как Будда, — в этом состоит характерное отличие японского буддизма от буддизма других стран. Из этого следует, разумеется, что Гэдацу-кай особое внимание уделяет местным буддийским приходским храмам Благодаря всему этому я проникся симпатией к учению Гэдацу-кай.

Я стал задумываться о жизни, стал размышлять, что же представляет собой человек. Мне было двадцать два года, когда умер отец. Отец, пока был жив, а также другие родственники и даже просто соседи — все они говорили о том, как следует вести себя с деловыми партнерами и вообще в работе: нельзя поступать дурно, необходимо быть честным. Мой отец умер, но перед этим он успел многому научить меня, и я крепко запомнил его слова и наставления о том, что нельзя лгать, что необходимо выполнять обещания и т.д. Но, как я уже говорил, я начал задумываться о людях и о том, как они живут. Люди, думал я, почти совсем бессильны. Но человек должен быть сильным. Он должен иметь силы, чтобы защищать себя и свою семью. Но что такое человеческие силы? Они не возникают сами по себе из окружающих обстоятельств. Где можно взять силу? Как ее можно сохранить?

В учении основателя Гэдацу-кай, так же как и в буддизме, существует закон причины и следствия. Это то, что называют предопределением. Я изучал в университете генетику. Это один из научных способов объяснения, что такое предопределение. Родители и дети суть одно — вот основной принцип генетики. Деяния родителей отражаются на судьбе детей. Действия родителей приносят результат, который пожинают их дети. Сильные или слабые, но кармические связи между детьми и родителями существуют всегда: это карма причин и следствий. В этом закон природы. И в этом заключается природа человека.

Я проходил все это в университете и полагал, что это не имеет никакого отношения к религии, но позже я обнаружил то же самое в учении основателя Гэдацу-кай! Как же я был удивлен! Ученики основателя сказали мне, что, раз я изучал генетику, я должен понять его учение.

Есть много людей, которые по первым и пятнадцатым числам каждого месяца не ходят в местные синтоистские святилища, чтобы поклоняться своим охранитель­ным  ками,   но  моя  семья  всегда  была  в  числе   активных  прихожан  нашего святилища. И мы ходили в святилище не только первого и пятнадцатого числа, но буквально каждый день. Я ходил туда каждый день, с самого детства. Члены моей семьи до сих пор являются представителями прихода в нашем святилище. Я сам не несу на себе такой ответственности, но моя мать, которой семьдесят восемь лет и которая больше уже не болеет, до сих пор является представителем нашего прихода. Я хожу в наше святилище к ками-охранителям, чтобы пожелать им доброго утра и спокойной ночи. Мои учителя говорят, что если я буду делать так, то обязательно сумею понять учение Гэдацу-кай. По утрам, когда я говорю ками «доброе утро», это означает следующее: «Сегодня опять вы проявляете ко мне благосклонность, изливая на меня свою благодать»; когда по вечерам я желаю им спокойной ночи, это означает: «Спасибо вам, что еще один день прожит мною в спокойствии». Я делаю это каждый день, это стало для меня своеобразным ритуалом, как если бы я приветствовал своих родителей.

Помимо этого в учении Гэдацу-кай существует еще один важный аспект, относящийся к другой области, который мне также довелось изучить. Как вы знаете и как я уже говорил вам прежде, японский буддизм — это махаянский буддизм¹². И хотя все это хорошо, но с точки зрения человеческой жизни является ли душа бессмертной? Почитание божеств — дело замечательное, но существуют ли ками на самом деле? Это спорные вопросы. Говорят, что после исчезновения тела люди могут превратиться в ками. Так есть ли душа? Время от времени я принимал участие в ритуале медитации, который называется гохо сюгъё¹³. Про себя я считал, что учение Гэдацу-кай замечательно, но в действенность ритуала гохо сюгье я не верил.

Наставник нашего отделения Гэдацу-кай и другие его члены советовали мне приступить к занятиям гохо сюгье. Много раз я слышал об этом. Сначала, когда я стал заниматься гохо сюгъё, никакого духовного общения мне не открывалось. Затем внезапно меня посетило духовное озарение; это произошло после длительного периода занятий.

Когда-то на равнине, где сейчас расположен Токио, жила одна семья из рода Тосима, которая первой поселилась в этой области. Это был один из тех крупных домов, который, подобно домам Тиба, Итабаси и Акасака, осваивал территории будущего Токио и давал им названия по именам своих членов. Там жил человек по фамилии Ота, построивший замок Эдо. Между родами Тосима и Ота произошло длительное сражение, в результате которого род Тосима потерпел поражение. Это происходило в конце эпохи Хэйан (794—1185). Поверженный род Тосима имел свою резиденцию в Сакудзии — на месте нынешнего района Нэрима в Токио. Я видел все эти события собственными глазами во время ритуала гохо сюгъё. Это длилось около пятнадцати минут. Я видел общую панораму сражения, ландшафт и все остальное. Это невероятно изумило меня.

Об этих исторических событиях написано очень мало; имеющаяся литература содержится в библиотеке Токийского университета. Там есть некоторая информация об истории района Нэрима. Я видел все это, потому что я коренной уроженец этих мест. От моего дома до Сакудзии всего восемь или даже шесть километров, а до того места, где раньше стоял дом Тосима, всего один километр. Все мои родичи жили в этих краях.

Словом, смысл всего этого в том, что практика гохо сюгьё и чтение специальной литературы суть одно и то же — в моем сердце этого раньше не было. Я не знал этого, я занимался гохо сюгье, и мне открывалась история Позже я прочитал соответствующую литературу и с удивлением обнаружил, что все, что мне довелось увидеть своими глазами, подтверждается историческими источниками. Я слышал голоса участников тех событий, слышал звуки их флейт. Я до сих пор помню их очень ясно С тех пор прошло несколько сот лет, но души тех людей все еще живы — в наших сердцах. Они до сих пор выражают себя через нас. Мы осознаем их присутствие. Душа бессмертна. Так я очень увлекся всем этим. И хотя из всего этого можно сделать необязательно именно такие выводы, я неоднократно наблюдал то же самое на примере других семей: «Вот, поскольку отец поступал так-то и так-то, его ребенок стал тем-то и тем-то». И поскольку я уроженец здешних мест и моя семья принадлежит к числу старейших в этой области, я знаю пять или шесть поколений соседей — я даже могу назвать по именам тех, кто возглавлял жившие рядом с нами семьи на протяжении нескольких поколений. И я вижу, как старые поколения влияют на судьбу новых Страдания, пережитые старшими поколениями, оказывают свое воздействие на поколение нынешнее. Это и есть генетика.

И когда мы веселимся, вместе с нами это делают и наши предки, потому что наши предки суть то же самое, что и ками. Душа бессмертна. Это та сердцевина, на которой держится весь мир. Поступай правильно сегодня, и это обернется благом в будущем. Творишь сегодня зло — познаешь печаль завтра. И это скажется не только на тебе самом, но и на твоих детях и внуках. В этом заключается божественный промысел природы. Любая ошибка возвращается обратно к ками. Белый цветок остается таким же на протяжении трех поколений — все восходит к одному и тому же источнику. Так же и с человеком — даже если он совершает ошибки: все возвращается к ками!

Царство природы представляет собой тот «путь», который был создан ками.¹⁴ А мы должны жить в соответствии с принципами природы. Например, существует священное учение основателя — как должен жить человек, — это и есть предопределение. Но в чем заключается человеческая сущность? Быть человеком равнозначно тому, что человек создан ками. В соответствии с этим предопределе­нием человек взрослеет и живет. И поскольку мы наделены качеством человечности, нам надлежит жить как людям. А человеческая сущность — и есть качество человечности, знание этого определяют уровень зрелости, уровень образованности человека. Нам необходимо следовать этому «пути». Мы должны изучать и следовать ему. Таким образом мы создаем счастье для других Ками делают все: предметы, людей, идеи Нам следует благодарить их за ниспосланную нам пищу — и тем самым творить счастье для других. Мы имеем кармические связи со всем сущим и благодарим ками за каждый прожитый день, за все на свете.

Например, если я возьму всего лишь одно рисовое зернышко и съем его, то ни в чей рот оно уже не попадет — так же и эта жизнь дана мне исключительно для моего существования. И за это мы должны быть очень благодарны! Мы должны понимать, что каждый прожитый нами день дарован нам ками. И забота о родителях так же необходима. Это тоже благодарность. И благодаря этому мы знаем, что своей жизнью человек обязан сердцу ками.

Наши сердца взрослеют и становятся способны это понять. К какой секте, к какой школе следует принадлежать — это не вопрос, что более «правильно» с точки зрения ками или что разрешено, а что не разрешено Буддой. Скорее все зависит от самих людей, от того, где они живут и удается ли им жить в соответствии с этим. Потому что именно это придает нам силы жить. Возьмите, например, чайную чашку. Мы можем пить из нее чай, но можем и запустить ею в своего врага. Так что дело не в ортодоксальности вероисповедания, но в социальной, локальной уместности. Нам дана возможность жить.

Поэтому наши силы достаются нам от поколений наших предков. Это и есть генетика. Поэтому судьба предков имеет невероятно важное значение для судьбы потомков. Это то, что наши предки сделали для нас».

 

Анализ истории жизни м-ра Нэгиси

приступая к интерпретации этой истории личности, интересно отме­тить, что, как и в случае с Весенним праздником гор, эта история обладает своим собственным драматическим единством. В данном случае драма фокусируется вокруг внутреннего поиска м-ром Нэгиси истины. В детстве м-р Нэгиси был вовлечен в традиционную ритуаль­ную практику своей семьи, считая это само собой разумеющимся, — посещал местное святилище ками-охранителей, чтобы пожелать им доброго утра и спокойной ночи, как если бы это были его родители. Однако, еще будучи подростком, в первые годы после окончания второй мировой войны, он столкнулся с серьезными духовными сомнениями и не чувствовал твердой уверенности в поисках ответа на вопрос, что же может помочь ему обрести смысл в этой жизни. Истинный ответ открылся ему в учении и ритуалах Гэдацу-кай, которые не противоречили традиционным верованиям, но придавали им законченность, превращая их в целостную жизненную филосо­фию. М-р Нэгиси считает, что в своем учении о благодарности к природе, родителям и предкам его основатель Окано иначе сформу­лировал традиционные воззрения. После того как м-р Нэгиси пришел к убеждению, что учение Гэдацу-кай верно в принципе, ему довелось испытать оказавшее на него сильное воздействие мистическое пережи­вание, во время которого он вступил в прямой контакт с потусторон­ним миром. Исчерпывающе проанализировав традиционную религи­озную практику и приняв во внимание свой собственный опыт, м-р Нэгиси пришел к убеждению, что учение Гэдацу-кай и есть тот жизненный путь, который способен наделить его силой, достаточной для того, чтобы внести смысл в его жизнь.

История жизни одного человека не может говорить за всех японцев, но все же благодаря ей мы можем «изнутри» получить ценную информацию о том, как отдельный человек  принимает решение стать членом «новой религии» и каким образом он выпол­няет в ней свои религиозные обязанности. Если мы попытаемся проанализировать эту историю с точки зрения структурного подхода к изучению религиозного наследия Японии, то обнаружим, что в ней представлены все объекты поклонения (ками, будды, предки и свя­тые) и социальные, пространственные, временные и ритуальные аспекты религиозной жизни.

М-р Нэгиси почитает целый ряд различных объектов поклонения. Каждый день утром и вечером он приветствует местных ками-охранителей как собственных родителей. Он чувствует глубокую бла­годарность по отношению к природе, которая дарует человеку жизнь. Он регулярно посещает местный приходский буддийский храм, чтобы поклониться там буддам и собственным предкам. Хотя в рассказе не упомянуто об этом прямо, но м-р Нэгиси каждое утро и каждый вечер совершает у себя дома ритуалы, предписанные учением Гэдацу-кай, куда входит обязательное почитание' священной триады Гэдацу-кай. ками, населяющих мир природы, буддийских божеств и основа­теля учения Окано. Поклонение предкам также считается очень важным и должно проводиться каждый день утром и вечером.

М-р Нэгиси напоминает нам, что всем на свете мы целиком и полностью обязаны своим предкам и в равной степени несем передними ответственность за наши будущие поколения. С точки зрения м-ра Нэгиси, между предками и ками принципиальной разницы не существует, при том, что природа является эквивалентом ками. Он также почитает основателя Гэдацу-кай, Эйзо Окано, являющего собой тип святого человека. Все эти предметы поклонения являются подате­лями силы, позволяющей м-ру Нэгиси наполнить свою жизнь большим смыслом. Сакральная стратификация общества выглядит в этом примере несколько иначе, чем в случае с деревенским Праздни­ком гор. Там деревня автоматически выступала в качестве социальной группы, организующей проведение праздника, тогда как м-ру Нэгиси понадобились некоторое время и изрядная доля убеждений со сторо­ны других людей, прежде чем он решил присоединиться к новому для него движению Гэдацу-кай. Его решение было основано на сознатель­ном выборе, возможность которого обычно отсутствует в таких деревенских мероприятиях, как Весенний праздник гор. Вступив в Гэдацу-кай, м-р Нэгиси предпочел разделить свое участие в религи­озной практике с другими людьми как на собраниях местного отде­ления, так и на общенациональных встречах приверженцев Гэдацу-кай. В этом смысле движение Гэдацу-кай (как и большинство других «новых религий») демонстрирует нам осуществление значительной перестройки традиционных общественных и религиозных групп. При этом, однако, членство в Гэдацу-кай не мешает м-ру Нэгиси прини­мать участие в традиционной религиозной жизни; в сущности, оно придало дополнительную энергию его деятельности в качестве прихо­жанина синтоистского святилища местных ками-охранителей и мест­ного буддийского храма. Гэдацу-кай представляет собой не только одну из форм социальной реорганизации, но также и средство для переосмысления значения общества. Подобно другим членам Гэдацу-кай, м-р Нэгиси мог убедиться, что, как учил основатель этого учения, личные и общественные проблемы человека часто порождаются недос­татком внимания к существующим социальным связям и небрежностью в отношении ритуалов, необходимых для почитания предков.

Организация сакрального пространства в соответствии с учением Гэдацу-кай придает новую силу традиционным представлениям и в то же время обнаруживает свои собственные отличительные черты. М-р Нэгиси не говорит об этом прямо, но это можно разглядеть в его повествовании. Учение Гэдацу-кай обладает собственной целостной философией, которая объясняет значение местных святилищ ками-охранителей и приходских буддийских храмов. С этой точки зрения  традиционные представления о сакральном пространстве, обнаруживающие тенденцию к упадку, получают новое подкрепление. Похожим образом дополнительное значение в каче­стве участка сакрального пространства получает дом, и не просто потому, что это место, где установлены камидана и буцудан, но и потому, что в ритуальной практике Гэдацу-кай имеются ежедневные обряды домашнего поклонения предкам, отправляемые по особому уставу. Одной из особен­ностей Гэдацу-кай, связанной с сакральной организацией пространства, является то, что деревня, в которой родился основатель этого учения, стала сакральным местом и священным центром паломничества. Таким образом, традиционные участки сакрального пространства в деревне основателя стали частью «общенациональной» деревенской традиции для всех членов Гэдацу-кай.

Сакральная организация времени в учении Гэдацу-кай, подобно другим его ключевым особенностям, представляет собой комбинацию старого и нового. Традиционный ежедневный ритуальный распорядок усиливается специальными домашними обрядами Гэдацу-кай, особенно связанными с культом семейных предков. Новыми чертами, появившими­ся в этом распорядке, являются ежемесячные встречи членов местных и региональных отделений. Это уже несколько напоминает институализированную «церковную» организацию. В Гэдацу-кай имеется свой собст­венный календарь ежегодных религиозных событий, в котором такие традиционные праздники, как Новый год или Праздник начала осени, объединяются с празднествами, характерными только для этого движения (например, годовщины смерти и рождения его основателя).

Ритуальная организация человеческой деятельности в Гэдацу-кай обладает рядом особенностей, связанных с жизненным циклом отдельного человека, не упомянутых м-ром Нэгиси, — к ним относятся, например, специальные группы для молодежи. Но в целом организация жизненного пути членов Гэдацу-кай представляет собой новую формулировку тради­ционных воззрений в целостную систему жизненной философии. Обря­довая сторона Гэдацу-кай объединяет традиционные ритуалы охранитель­ных святилищ и приходских храмов, наполняя их новым благочестием. Помимо этого учение Гэдацу-кай помогает человеку понять свою кармическую связанность со всеми остальными людьми, а также правильно строить свое поведение в обществе. Жизнь отдельного человека не просто биологический факт, она дарована ками и поддер­живается предками.

История жизни м-ра Нэгиси имеет свою собственную драматиче­скую целостность. При анализе мы разбили ее на отдельные компо­ненты, чтобы лучше понять различные аспекты единой внутренней структуры религиозного наследия Японии. Однако м-р Нэгиси нахо­дится в состоянии постоянного динамичного взаимодействия с Гэда­цу-кай, которое помогает ему решить проблему смысла жизни и предоставляет целостную жизненную философию. Подобную мысль можно обнаружить во всех историях, которые члены Гэдацу-кай рассказывали мне о своей жизни в 1979—1980 гг., когда я собирал материал по этому вопросу¹⁵. Каждая из этих историй является хорошей иллюстрацией функционального аспекта религиозного на­следия современной Японии, особенно в рамках данной процветаю­щей «новой религии».

 

Японский религиозный путь

ИТАК, МЫ РАССМОТРЕЛИ РЕЛИГИОЗНОЕ НАСЛЕДИЕ ЯПОНИИ  С   трех точек

зрения: изучили его истоки и процесс исторического развития, про­анализировали его как комплексное структурное единство и просле­дили на двух конкретных примерах, какое влияние оно оказывает на повседневную жизнь простых людей. О богатстве японской религиоз­ной жизни можно судить даже по тем отрывочным сведениям, которые мы приобрели с помощью этих трех подходов; любая религиозная традиция слишком сложна, чтобы ее можно было полно­стью осветить в кратком обзоре. Тем не менее нам надлежит теперь составить общее представление о религиозной ситуации в Японии. Каким образом можем мы свести воедино результаты нашего иссле­дования?   Схема,   приведенная  на  рис.   3,   основана  на  материалах, полученных в результате использования всех трех подходов, и орга­низует их в целостную картину взаимозависимых принципов миро­воззрения, религиозных институтов, верований, обрядов и предметов поклонения.

 

 

 

Сначала рассмотрим левую часть схемы сверху вниз, а затем — правую. В верхней рамке левой части схемы приведен основной догмат японского религиозного наследия, или основной принцип японского религиозного мировоззрения: люди рождаются в этом мире благодаря усилиям ками, будд и предков и несут перед ними ответственность за соблюдение ритуальной чистоты и поддержание гармоничных взаимо­отношений с окружающим миром. Именно подобным образом, со­гласно традиционным японским воззрениям, люди осознают свое место в мире, именно это представляет собой одно из главных условий человеческого существования.

В следующей рамке намечается выход из ситуации, обусловленной этим принципом: необходимо добиваться максимальной чистоты и гармонии, стараясь при этом свести к минимуму нечистоту и дисгар­монию, направляя свою деятельность по пути религиозного благоче­стия и согласуя ее с правилами поведения, принятого в японском обществе.

В самой нижней рамке, озаглавленной «Японское общество», содержит­ся перечень институтов, помогающих людям осуществить этот выход: дом, синтоистские святилища и буддийские храмы, а также целый ряд особых социальных групп, начиная от семьи и деревни и заканчивая государством. Вся левая часть схемы дает представление об общем духе японского религиозного наследия.

Правая часть схемы отражает способы реализации этого духа через совокупность таких явлений религиозной жизни, как ритуалы, обря­ды и контакты с сакральными предметами. В первом ряду этих явлений располагаются основные податели благодати и могущества, при поддержке которых люди совершают свой жизненный путь. Под заголовком «обряды и ритуалы» указаны основные виды деятельности, помогающие людям вести активную религиозную жизнь. Далее под рубрикой «Сакральные объекты» перечислены предметы, наделенные сакральным статусом, с которыми человек может вступать в контакт в процессе религиозной практики.

48 Структура японского религиозного наследия

49 Культовая практика японцев

50 Заключение: современная религиозная ситуация