Преодоление смуты и польско-католической интервенции в России было единственным радостным явлением в жизни православного Востока начала семнадцатого века. Борьба между Римом и протестантизмом не ограничивалась в это время только сферой традиционного латинско-католического мира средних веков. И католики и протестанты вовлекли в свои внутренние распри значительные группы как право­славного населения Польско-Литовского государства, так и православных бывшей Византийской империи, попавших в пятнадцатом веке под власть Оттоманских турок. Кроме того польско-католическая интервенция в православной Москов­ской Руси была не случайным явлением, не изолированным фактом в истории воинствующего и возрождающегося като­лицизма. Волны реформационного и затем контрреформационного движения, казалось, окончательно прерывали де­маркационную линию между восточным и западным хри­стианством и делали православный мир частью арены их братоубийственной борьбы. Положение было особо трудным и сложным в Польше, где православная церковь попала в очень тяжелое положение уже во второй половине шестнад­цатого века, когда там разгорелась упорная борьба между протестантами и католиками. Первым большим протестант­ским течением, захватившим в Польско-Литовском государ­стве крупные группы населения, особенно аристократии и дворянства, был кальвинизм. В Великом Княжестве Литов­ском, где кальвинистам энергично помогал крупнейший ли­товский магнат, князь Николай Радзивилл, кальвинизм, в течение всего лишь нескольких лет, стал главной религией всей северо-западной части Великого Княжества, где насе­ление еще сохранило литовский язык. Но и другие централь­ные, восточные и южные провинции Литвы, сплошь заселен­ные русским православным населением, также подвергались сильному влиянию кальвинистских проповедников. Прав­да, простой народ, крестьяне и горожане почти везде оста­лись верными православию, зато аристократия и «паны», — крупные, хотя часто и нетитулованные богатые дворяне, — в ряде воеводств почти целиком перешли в веру женевского теократа. Местные поляки католики во главе с киевским епископом Николаем Пацом тоже последовали примеру рус­ского и литовского дворянства и массами переходили в про­тестантство. Польские, литовские, русские, немецкие и даже английские кальвинистские проповедники наводняли всю страну, открывали школы, издавали религиозные памфлеты и книги, уговаривали перешедших в кальвинизм или еще колеблющихся дворян закрывать православные и, правда, редкие в Литве, католические храмы или превращать их в кальвинистические молитвенные дома. В 1562 году вышло первое русское издание катехизиса Кальвина. Насколько ре­шителен был успех кальвинизма в Польско-Литовском госу­дарстве, можно наблюдать по религиозной статистике Ново-грудского воеводства и центральной Белоруссии. Там были закрыты или обращены в храмы кальвинистов шестьсот пятьдесят православных церквей. В том же воеводстве из 600 наиболее богатых дворянских русских семей, только шестнадцать остались верны вере своих предков. Такие крупнейшие знатные фамилии, как-то: Вишневецкие, Сапе-га, Огинские, Ходкевичи, Пузины, Слуцкие, Завиши — примкнули к кальвинистам.

Вслед за кальвинистами в Польско-Литовское государство .   проникают самые радикальные представители протестантиз­ма — антитринитарии или как их там называли: — унитарии, ариане или социниане. Последнее имя — социниане про­исходит от фамилии Леллия и Фауста Социнов — итальян­ских последователей Сервета, и в Польше оно стало особен­но распространенным названием антитринитариев. Социниа­не, разделявшиеся вначале на многочисленные секты, под влиянием настойчивых усилий Фауста Социна на соборах 1584 и 1588 гг. объединились в одну мощную церковь. В кон­це XVI века они уже успешно конкурируют не только с ка­толиками и православными, но и кальвинистами, несколько ослабевшими после смерти Николая Радзивилла, последовав­шей в 1581 году. Правительство короля Сигизмунда Авгу­ста (1548—1572) не только не боролось с распространением протестантизма, но, наоборот, поощряло его, а сам король даже призывал сейм и папу произвести реформы в церкви. Его преемники, Генрих Французский и Стефан Баторий, от­носятся к религиозной борьбе не более активно, чем Сигизмунд Август и только тогда, когда на польский престол вступил шведский принц Сигизмунд Ваза (1586—1632), хо­рошо известный под именем Сигизмунда III, как организа­тор католическо-польской интервенции на Руси в годы Смут­ного времени, Польско-Литовское правительство начинает поддерживать контрреформацию.

Успехи католической реакции были не менее быстрыми и эффектными, чем недавние действия протестантов. В лице блестящего проповедника и организатора Петра Скарги, ка­толичество Польши и Литвы нашло умного и упорного вож­дя. В это же время иезуиты, появившиеся с 1569 года в Лит­ве, дали кадры борцов против протестантов и православ­ных ... Иезуитские школы и академии, публичные диспуты и религиозные торжества очень быстро не только вернули дворянство и аристократию в лоно римской церкви, но и зна­чительно укрепили ее авторитет в народе. Там, где не дей­ствовала проповедь и убеждения, применялось давление и насилие. Результат, во всяком случае, казалось оправдывал средства, и к концу XVII в. протестантизм был почти раз­громлен, а православие сильно ослаблено. Если в 1570 году, в так называемой Малой Польше, в южных районах ее, от Кракова до Киева, протестанты располагали двумя тысяча­ми церквей, то к началу XVIII века их оставалось всего лишь восемь. Особенно быстро поддались влиянию иезуитских школ дворянство и аристократия. Можно сказать, что в кон­це XVI и начале XVII века они так же быстро поддались влиянию католических проповедников и отлично организо­ванных иезуитских школ, как всего лишь 50 лет назад они ув­лекались кальвинизмом, а затем арианством. Польские, рус­ские и литовские дворяне и аристократы подверглись в оди­наковой степени этому новому религиозному и интеллекту­альному влиянию, но для русских «панов» и дворян эта по­следовательная протестантизация, а затем и романизация привели к отрыву от православия и его духовной традиции, что было равносильно потере национального лица и отрыву от православных народных масс. Новые школы воспитывали молодежь не только в духе преданности латинской церкви, но и в духе польской культуры и польской дворянской тра­диции.

Положение дворянства в Польше всегда было более при­вилегированным, чем в Западной Руси. Когда Польша и Литва в 1569 году превратились в одно государство, то рус­ские и литовские дворяне сделали все возможное, чтобы в Русско-Литовских землях ввести польские отношения между помещиками и крепостными и добиться введения польских дворянских прав. Социальная и религиозная полонизация русского дворянства привела к тому, что русское население Западного Края осталось без национального руководства. А вскоре примеру дворян последовали и епископы право­славной церкви, которые завидовали привилегированному положению католических епископов. Соблазненные и постав­ленные под давление польского государственного аппарата, русские епископы на Брестском соборе 1596 года решили признать главенство папы и заключить унию с Римом. Как и во время дворянской моды на протестантизм, так и теперь простой западнорусский народ — горожане и крестьяне — остались верными православию. Они организовывали брат­ства и давали деньги на школы и типографии. Эти братства существовали среди населения Западной Руси с XV века, но только в конце XVI века они стали реальной и влиятельной силой. В них иногда входили целые приходы, а в 1620 году гетман Сагайдачный вошел в Львовское братство со всем малороссийским казачьим войском.

Православная иерархия была восстановлена в Западной Руси уже в 1620 году, но преследования и гонения не прекра­щались. Католические польские власти закрывали церкви, запрещали духовенству служить в них и не признавали ле­гального существования православной церкви в Литве и Польше. В их глазах лишь униатская церковь имела право представлять православное население или, как они его назы­вали, — «бывшее» православное население Западной Руси.

Западнорусская церковная интеллигенция, которая не по­шла на компромисс со своей совестью, упорно боролась с унией, и ее представители не стеснялись обвинять свой же бывший православный, но ставший униатским, — епископат в предательстве православия. Иван Вышенский, один из на­иболее ярких писателей Малой Руси, напоминал слова апос­тола Павла: ... «войдут свирепые волки в вашу среду, не щадящие стада» и добавлял, обращаясь к епископам: «не вы ли влезли в стадо, не вы ли те свирепые волки? ... не вы ли не жалеете стада?» Описывая жизнь и психологию изме­нивших епископов, он отмечал:

... «Холмский епископ, когда в Луцке жил, саксонским и магдебургским правом свое черево кормил, а ныне, коли бис-купом стал и слуговых себе добыл», «также и Григорко, коли дворянином Рогозином был и хлопчика не имел, а ныне коли и тот теперь бискупом стал, в чреве — широкий, в горле сластолюбнейший, в помысле — высочайший, в достатку — богатейший, а в слуговех — довольнейший».

Со своей стороны другой писатель Западной Руси прирав­нивал отход епископата от православия торжеству антихри­ста над христианством. Развивая столь популярную на про­тестантском Западе тему об измене Рима христианству и о торжестве антихриста на папском престоле и, истолковывая предсказания православного отца церкви — Кирилла Иеру­салимского — о конце мира, Стефан Зизаний писал, что ан­тихрист придет с Запада, что папа Римский и есть олицетво­рение сил антихриста и даже указывает, что окончательная победа сил зла и полная победа антихриста произойдет в восьмом тысячелетии, т. е., в 1492—2492 гг.

Третий видный писатель Западной Руси Захарий Копыстянский в своей книге «Палладии», написанной в 1620 го­дах, предсказывает, что пришествие антихриста произойдет точно в 1666 году, поскольку 666 считалось многими истол­кователями Библии, как число Зверя-антихриста.

Сведения о трагическом положении русской церкви в польско-литовском государстве легко проникали в Россию, особенно после Деулинского перемирия (в 1618 г.), когда много русских пленных, в том числе отец царя — митропо­лит, а позже патриарх, Филарет вернулись в Москву. Филарет считал, что чистое православие вообще иссякло в Западной Руси вместе с иерархией. На церковном соборе 1620 года он настоял на перекрещивании выходцев из Западной Руси. Он обосновывал свое мнение тем, что там, в одной и той же семье очень часто «один христианин, другой — латынянин, третий — лютеранин или кальвинисты, анабаптисты и ариане...» Русские люди в Москве и других городах рус­ского государства читали книги Зизания, Копыстянского и Вышенского; отдельные выдержки из произведений этих первых авторов имели такой успех на Руси, что они частич­но были даже перепечатаны в 1644 году, в так называемой «Кирилловой Книге».

Не более радостные известия приходили на Русь и о поло­жении когда-то мощной и гордой, а теперь обездоленной и лишившейся крепости духа греческой церкви.

После завоевания мусульманами бывших земель Визан­тийской Империи и славянских государств на Балканах, почти что все население Сирии и Малой Азии и значитель­ные группы православного населения в Македонии, Греции, Боснии и Болгарии перешли в мусульманство. Католическая и протестантская пропаганда, со своей стороны, с середины шестнадцатого века старалась завоевать души православ­ных, находившихся под мусульманским игом.

С начала реформации некоторые протестантские деятели, в том числе Меланхтон, Яков Андреа и Мартин Крузий, пы­тались добиться соединения с православной церковью. Пись­мо константинопольского патриарха Иеремии, от 6 июня 1581 года, посланное богословам тюбингенского университе­та, сильно подорвало эти надежды, так как патриарх заявил, что при существующих разногласиях, соединение протестан­тов и Восточной Церкви невозможно. Тем не менее, встре­чи протестантов и православных продолжались и в Польско-Литовском государстве и на Ближнем Востоке и даже в Рос­сии, куда для пропаганды своих идей, еще в 1570 году при­езжал проповедник Рокита. В Литве православно-проте­стантские соборы имели место в Торуне и Вильно, в 1595 и 1599 годах. В самом начале семнадцатого века, как проте­станты, так и католики сделали несколько настоятельных попыток перевести в свою веру константинопольского пат­риарха, что частично и увенчалось успехом. Со своей сторо­ны патриарх Кирилл Лукарис искренне высказывался за соглашение с протестантами. Будучи еще до своего посвя­щения в патриархи ректором православной школы в Виль­но, он был в Литве одним из главных сторонников борьбы с католиками и союза с протестантами на соборах 1595—1599 годов.Сделавшись в 1612 году патриархом, он сблизился с константинопольскими кальвинистами из голландской ди­пломатической миссии. В столице Турции образовалось две яростных партии, субсидированных иностранными посоль­ствами. Габсбургский посол Р. Шмидт, стоявший во главе католических сил и голландский консул Корнелий Хага, возглавлявший кальвинистов, не жалели денег, чтобы под­купить турок и с их помощью поставить на престол патри­арха желаемого ими кандидата. Разгорелась упорная и же­стокая борьба, стоившая жизни, по крайней мере, двум пат­риархам. Кирилл Лукарис за годы — с 1612—1638 — был семь раз свергнут и заменен другими патриархами. Его глав­ный противник — прокатолический патриарх Кирилл Контарис из Береа за годы — 1633—1639 — был свергнут три раза. Всего же, за годы — 1595—1657 — в Константинополе было более сорока перемен на патриаршем престоле, вызван­ных исключительно религиозной борьбой и личными ин­тригами.⁵³ Но главный скандал разгорелся, когда, в 1628 го­ду, вышел катехизис Лукариса, в котором он излагал свои взгляды на веру в строгом кальвинистском духе. Катехи­зис Лукариса произвел на Западе впечатление бомбы и стал «бест селлером» на несколько лет, выдержав много латин­ских, голландских, французских и английских изданий. Дурхэмский епископ Мортон даже обратился с призывом к лютеранам, советуя им, «по примеру православного патри­арха», присоединиться к кальвинизму. Сам Лукарис кос­венно отрицал свое авторство в этом катехизисе и писал в 1635 году в Вильно: «знайте, что мы верно придерживаемся догмы восточной православной церкви, нашей матери».

Все же, до сих пор трудно понять, как он сам понимал православное учение. Его автограф катехизиса и личные письма свидетельствуют, что он придерживался скорее каль­винистских, чем православных взглядов.

В конце концов, под влиянием католиков и недовольных им православных, турки сослали и позже удушили Лукари­са. На престол вступил Кирилл Контарис из Береа, незадол­го до этого давший обещание цесарскому послу перейти в католичество. Действительно, 15 декабря 1638 года, он тай­но перешел в римскую веру, но эта тайна скоро раскрылась и демонстрации греков заставили его в 1639 году уйти от власти. По дороге в Рим он остановился в Тунисе, где и по­гиб, отказавшись принять предложение бея перейти в му­сульманство.

Кирилл Контарис из Береа не был первым константино­польским патриархом, который после Флорентийской унии пытался сблизить Восточную церковь с Римской. Уже в 1612 году патриарх Неофитос склонялся к унии с Римом и при­гласил в Константинополь о. Кандиллака, — главу иезуи­тов Турции. А в 1634 году патриарх Пантелларис даже от­правился с визитом к папе, хотя последний так и не принял его, не зная, какие церемонии подобает завести для приема главы Восточной Церкви.

2. СМУТА И ЕЕ ПРЕОДОЛЕНИЕ

3. ИСПЫТАНИЯ ПРАВОСЛАВНОГО ВОСТОКА

II. НАЧАЛО НОВОЙ ПРОПОВЕДИ. 4. ДИОНИСИЙ И ТРАДИЦИЯ СВ. ИОАННА ЗЛАТОУСТА