Избрание семи диаконов (6: 1-7)

Евсевий, архиеп. Могилевский «Беседы на воскресные и праздничные чтения из Апостола», ч. 1

Ст. 1. «В сии дни, когда умножились ученики, произошел у еллинистов ропот на евреев за то, что вдовицы их пренебрегаемы были в ежедневном раздаянии потребностей».

Еллинами или еллинистами  называются здесь те иудеи, которые, вырос­ши в чужих странах, вне Иудеи, говорили языком греческим как бы род­ным. Таких иудеев было тогда очень много. Они жили в Египте, Сирии, Малой Азии, на островах греческих и в других местах. Очень многие из них жили в Иерусалиме; они или некоторое время, или всю остальную жизнь решались провести близ храма, чтобы тем удобнее было служить Богу. К таким принадлежали и прозелиты, или из язычества обратившие­ся к иудейской вере. А евреями у апостола называются иудеи, говорящие своим языком или арамейским, которые жили преимущественно в Палес­тине и Вавилонии. Те и другие разумеются принявшие веру во Иисуса Христа. Еллинисты, как жившие среди язычников, от которых заняли гре­ческий язык, не строго исполняли закон Моисеев и удерживали многие обычаи тех стран, в которых они жили, а евреи, говорившие отечествен­ным еврейским языком, строже исполняли закон Моисеев и соблюдали народные обычаи. Поэтому евреи имели предубеждение против еллинис­тов и присвояли себе предпочтение перед ними. Читаем в книге Деяний святых апостолов: «Не было между ними (пер­венствующими христианами) никого нуждающегося, ибо все, которые владели землями или домами, продавая их, приносили цену проданного и полагали к ногам апостолов, и каждому давалось, в чем кто имел нужду (Деян. 4: 34, 35).

Когда число верующих с каждым днем умножалось и Церковь Христо­ва состояла уже из многих тысяч членов, тогда удовлетворение нуждаю­щихся постепенно более должно затруднять апостолов при быстром уве­личении числа нуждающихся. Поставленные распорядители обществен­ными средствами, по всей вероятности, были преимущественно из евре­ев, так как большая часть членов первенствующей Церкви состояла из них, посему неудивительно, если эти распорядители, не чуждые народных пре­дубеждений против еллинистов, и в удовлетворении нуждающихся вдов их показывали некоторое неуравнение с прочими вдовами.

Ст. 2. «Тогда двенадцать апостолов, созвав множество учеников, сказа­ли: нехорошо нам, оставив Слово Божие, пещись о столах». Из апостольс­ких слов можно заключать, что происшедший у еллинистов ропот против евреев касался некоторым образом и самих апостолов, будто они не име­ли столько попечения об удовлетворении нуждающихся вдовиц, чтобы не было пренебрежения к некоторым из них. Слышав об этом, апостолы со­зывают множество учеников. Под именем учеников разумеются вообще верующие в Иисуса Христа; этим именем назывались верующие до тех пор, пока не вошло в общее употребление название христиан.

Нехорошо или неприлично нам, говорят апостолы, оставив служение евангельской проповеди, много времени  уделять на попечение о столах, или об удовлетворении нуждающихся в жизненных потребностях. Этот апостольский пример показывает, как низшие добродетели должны быть иногда оставляемы для высших, то есть чтобы время и силы или средства употреблять для достижения высших добродетелей, или высшие обязан­ности должны быть предпочитаемы низшим. Апостолы, по своему апос­тольскому званию, преимущественно призывались к проповедованию Евангелия, потому они исполнение этой обязанности и предпочитают другой обязанности — попечению о бедных. Как душа превосходнее тела, так и попечение о душе превосходнее попечения о теле.

Ст. 3. «Итак, братия, выберите из среды себя семь человек изведан­ных, исполненных Святого Духа и мудрости — их поставим на сию служ­бу». Для устранения возникших неудовольствий апостолы предлагают со­бранию верующих для попечения о столах избрать семь мужей таких, ко­торые соответствовали бы вполне своему назначению. Апостолы требу­ют от избираемых таких качеств, которые делали бы их способными и к высшему служению, а не к тому только, чтобы они заботились о безобидном удовлетворении нуждающихся в житейских потребностях. Избирае­мые семь мужей, во-первых, должны быть свидетельствованы, изведаны или, как пишет апостол Павел в послании к Тимофею, должны иметь доброе сви­детельство (1 Тим. 3:7). Это нужно для того, чтобы избранные пользова­лись доверием общества верующих. А доверие весьма важно, потому что оно предотвращает все невыгоды недоверия и подозрений и располагает других к содействию общему делу. Во-вторых, избираемые мужи должны быть исполнены Святого Духа. Как могли быть узнаны такие мужи? Без со­мнения, по плодам действующего в них Святого Духа, таковы: постоян­ное благочестие и непоколебимая ревность к прославлению Бога, искрен­няя любовь к ближним, по заповеди Господней выражаемая добрыми де­лами на пользу ближних, постоянная честность, жизнь целомудренная и другие свойства и добродетели, вытекающие, как из своего источника, из любви к Богу и ближним. В-третьих, избираемые мужи должны быть ис­полнены мудрости. Слово мудрость, в устах апостола, не могло означать только уменье распоряжаться внешними вещами или удовлетворительно раздавать потребное нуждающимся, но оно в учении Слова Божия вооб­ще означает как глубокое познание истин Божественных, и особенно тайн спасения, так и силу и готовность возвещать истины спасения к назида­нию других. Такие свойства, требуемые от избираемых мужей, предуказы­вали на высшее назначение сих мужей — быть служителями Слова Божия и спасительных таинств, как это в скором времени показали события. Так, исполненный веры и Духа Святого (ст. 5) Стефан проповедал Евангелие перед Синедрионом и за исповедание веры побит камнями (Деян. 7: 1-60); так Филипп огласил, или наставил вере в Иисуса Христа, и крестил ефиопского евнуха, вельможу ефиопской царицы, и благовествовал во многих местах (Деян. 8: 26-40). В Послании к Филиппийцам апостол Па­вел приветствует диаконов вместе с епископами (Флп. 1:1), а в первом Послании к Тимофею изображает свойства диаконов как священнослужи­телей (1 Тим. 3: 8-12).

«Их же поставим над службою сею». Избрание семи достойных мужей апостолы возложили на общество верующих, а поставление избранных на дело служения предоставили себе как дело апостольского служения.

Ст. 4. «А мы постоянно пребудем в молитве и служении Слова». Мы постоянно будем делать то, что преимущественно соответствует нашему призванию: будем молиться и проповедовать Слово Божие. Так апостолы высоко ценили пребывание в молитве и проповедании Слова Божия! Мо­литвы приближали самих апостолов к Богу и ходатайствовали через них о других, а проповедание Слова Божия призывало и привлекало других на путь спасения, к единению с Богом. Апостолы не могли оставаться без молитвы, потому что они пребывали в Боге и все получали от Бога; молитва для них была ключом к сокровищнице всех благодатных даров, кото­рыми пользовались они в прохождении апостольского служения. И слу­жение Слову, или проповедание Евангелия, не могло быть без молитвы, или без духовного единения с Богом, посредством благоговейного возно­шения ума и сердца к Богу. По учению апостола Павла никто не может рещи Господа Иисуса, точию Духом Святым (1 Кор. 12:3); никто не может назвать Иисуса Господом, то есть с живою верою в Его Божественное величие, как только при содействии Святого Духа.

Ст. 5. «И одобрено было сие предложение всем собранием». Всем было понятно, что апостолам, по их званию, невозможно было взять на себя попечение об удовлетворении нуждающихся житейскими потребностями; всем также было понятно и то, что апостолы указывали наилучший спо­соб к отклонению возникших неудовольствий, потому все и одобрили апо­стольское предложение. «И избрали Стефана, мужа исполненного веры и Духа Святого, и Филиппа, и Прохора, и Никанора, и Тимона, и Пармена, и Николая Антиохийца, обращенного из язычников». Из семи мужей свя­той Лука отличает Стефана, называя его мужем исполненным веры и Духа Святого, без сомнения, потому что его дела и подвиги свидетельствовали о постоянстве и силе веры его и об обилии даров присутствующего в нем Святого Духа. Для показания высокого достоинства Стефана апостол да­лее раскрывает доблестный апостольский подвиг его, увенчавший его мученичеством и приобретший ему наименование первомученика (Деян. 6: 8, 15; 7: 1-60).

 

Примечание:

На основании греческих имен семи избранных мужей делают не ли­шенную вероятия догадку, что избранные принадлежали к еллинистам. Об одном из них, Николае Антиохийце, прямо сказано, что он был не только еллинистом, но даже обращенный из язычника, то есть прежде принадле­жавший к иудейству в качестве прозелита. Но если и некоторые из избран­ных принадлежали к еллинистам, то это привлечение их к участию в рас­поряжении общественной казной сделано, можно думать, с той целью, чтобы у роптавших отнять основание к пререканиям. Определенного наи­менования должности этих избранных мужей пока не было: они называ­лись просто семь (21:8) по греческому тексту.

Ст. 6. «Их поставили перед апостолами, и сии, помолившись, возложи­ли на них руки». Так апостолы через молитву и рукоположение низвели на избранных благодать Святого Духа соответствующую степени их слу­жения. Святой Златоуст, объясняя слова апостола, говорит: «Заметь, как писатель не говорит ничего лишнего, он не объясняет, каким образом, но просто говорит, что они рукоположены были молитвою, ибо так совер­шается рукоположение. Возлагается рука на человека, но все совершает Бог и Его десница касается главы рукополагаемого, если рукоположение совершается как должно». И ниже говорит: «они были рукоположены на это служение и не просто были назначены, но о них молились, чтобы им была сообщена сила (благодати)».

Ст. 7. «И Слово Божие росло, и число учеников весьма умножилось в Иерусалиме, и из священников очень многие покорились вере». «Слово Божие росло», то есть Слово Божие, или евангельская проповедь, распро­странялась далее и далее.

«И число учеников весьма умножилось в Иерусалиме». То есть число верующих в Иисуса Христа, или число христиан, с каждым днем увеличи­валось в Иерусалиме. Теперь повествователь не обозначает, сколько имен­но прибавилось верующих к тем числам, которые прежде два раза были означены, потому что при постоянном умножении верующих это сдела­лось невозможным.

«И из священников очень многие покорились вере». Очень многие уверовали в Иисуса Христа и из священников или вообще служащих при храме Иерусалимском. Это показывало торжество апостольской пропо­веди и над теми, которые более других могли противиться евангельскому учению. Это также могло содействовать к умножению верующих из про­стого народа: пример ветхозаветных священников и вообще служивших при храме мог сильно действовать на простой народ и располагать его к принятию евангельского учения.

 

Другие служения в Церкви Христовой в век апостольский

В.Я. Михайловский. «Духовный вестник», 1865, октябрь

Из книги Деяний и посланий свв. апостолов видно, что одни служения в Церкви в век апостольский имели характер вселенски-церковный, а дру­гие относились к частным Церквам и имели частный характер. К служе­ниям первого рода принадлежали прежде всего апостолы, потом проро­ки и, наконец, евангелисты; священнослужителями второго рода были епископы пресвитеры и диаконы.

Апостолы. Они занимают в истории христианской совершенно особое положение, в котором никто не может с ними равняться и которого ник­то не может от них присвоить, потому что они: 1) призваны лично Самим Христом, без всякого человеческого посредничества; 2) суть боговдохновен­ные и непогрешимые органы христианского откровения; 3) служат основате­лями Церкви и 4) по отношению ко всему христианскому миру (а не толь­ко к иудеям или к Церкви своего времени) стоят предстоятелями. Как Сам Господь избрал только двенадцать апостолов и обещал им посадить их некогда судьями над коленами Израилевыми на двенадцати местах (Мф. 19:28), так и последняя книга Священного Писания знает только «двенад­цать апостолов Агнца», имена которых написаны на двенадцати основ­ных камнях Небесного Иерусалима (Апок. 21:14; сн. 12:1, двенадцать звезд в венце невесты Христовой). В этом отношении их служение несообщимо и непереходно. Оттого-то мы и не находим того, чтобы по смерти од­ного какого-нибудь апостола, например Иакова старшего (Деян. 12:1), было восполнено их число, и в последние десятилетия первого века оставался в живых из первобытного сонма апостолов только один Иоанн. Но, с дру­гой стороны, очень можно говорить о непрерывном продолжении апостольс­кого служения. Потому, во-первых, что первоначально Господом постав­ленные апостолы продолжают жить и действовать не только в Высшей (Не­бесной) Церкви, которая имеет таинственную связь с Церковью воинству­ющей, но и через свое истинное учение и свой дух в Церкви воинствующей: они постоянно научают ее, ободряют, увещавают, укрепляют и утешают ее; во-вторых, каждое законно поставленное духовное лицо (а  не одни толь­ко епископы, как учат католики и англиканцы), по существенному при­знаку своего учения, в обширном смысле есть преемник апостолов, так как и оно тоже — посланник от имени Христова и во имя Его, как  Его орган, через таинство подает кающимся грешникам все благодатные дары спасе­ния, которые еще доселе служат животворным благоуханием к жизни и смертоносным запахом на погибель. Наконец, по временам Господь воз­двигает особенных проповедников Евангелия между народами, не знав­шими Его, которые в таком случае верно представляют в себе служение апостолов-миссионеров и называются равноапостольными.

Пророки. Под ними мы должны разуметь вдохновенных учителей и про­поведников тайн Божиих. Они не были привязаны к какому-нибудь одно­му месту и являлись в разных Церквах с учением, увещанием и утешением там, где указывало им деятельность высшее влечение Духа. И при выборе священнослужителей они, кажется, имели особенное влияние, так как они склоняли общее внимание на те личности, о которых они после молитвы и поста по откровению узнавали как об отличных органах для какого-ни­будь другого служения в Царстве Божием (Деян. 13:1 и д.; 16:2; сн. 1 Тим. 1:18; 4:14). Пророками в Деяниях апостольских поименованы: Агав, впер­вые встречающийся нам в Антиохии (Деян. 11:28), далее в Кесарии (21:10); затем проповедник Евангелия Варнава (сн. 4:36), Симеон, Люций (кото­рого не нужно смешивать с Лукою), Манаил и Савл (апостол) в Антиохии (13:1), Иуда и спутник Павла, известный проповедник Евангелия, Сила (15:32). Но прежде всех пророками должно считать самих апостолов, по­тому что, когда говорится (Еф. 2:20) о христианах, что они утверждены на основании апостол и пророк (των αποστόλων καΐ προφητών), то уже отсутствие члена перед вторым, словом указывает на то, что оба эти понятия (подобно как в 5-м ст. 3-й главы) должно сопоставлять между собою и объяснять их так: «Апостолы, которые в то же время и пророки». Да и действительно, апостолы, как органы Духа Святого, приявши христианское откровение (сн. Гал. 1:12), сообщили весь план спасения и открыли то, что прежде было тайной. Поэтому-то и их проповедь, и их писания суть пророческие в более высоком смысле, чем ветхозаветные писания.

Евангелисты (благовестники). Уже самое имя намекает на то, что их за­нятие главным образом состояло в проповедовании радостного спасительного учения, собственно, между нехристианскими народами, но, впрочем, и не среди только их, потому что и верующим постоянно нужно повто­рять и напоминать евангельское учение. Проповеди их были историчес­кого содержания и имели предметом преимущественно главные события из жизни Иисуса, особенно Его воскресение. Этим легко объясняется по­зднейшее словоупотребление, по которому название это перенесено было на писателей известных у нас евангелий. Благовестников мы обыкновен­но встречаем в непосредственном общении с апостолами или, по край­ней мере, в услужении при них, их помощниками и сотрудниками. Павел, при своем обширном круге деятельности, больше всех других апостолов имел в них нужду, и в последнее свое путешествие в Иерусалим он имел около себя даже семерых спутников (Деян. 20: 4, 5). К этому классу служи­телей Церкви принадлежат: Филипп, один из семи диаконов иерусалимс­ких, но впоследствии проповедовавший о Мессии сперва самарянам, за­тем крестивший ефиоплянина на пути из Иерусалима в Газу и, наконец, действовавший в Кесарии (Деян. 8:5 и д. 26 и д. 21:8, где он назван «еванге­листом»); Тимофей (сн. 2 Тим. 4:5), особенно любимый апостолом Павлом и в надписях многих его посланий упоминаемый об нем рядом с самим апостолом; Тит, христианин из язычников, родом, может быть, из Корин­фа (Гал. 2:1; 2 Кор. 8:23; 7: 6, 14; 12:18; Тит. 1:5); Сила или Силуан, пророк из Иерусалимской Церкви (Деян. 15:22,32), сопровождавший апостола языч­ников во время второго его проповеднического пути (Деян. 15:40; 16: 19, 25; 17:4; 18:5); Лука, писатель третьего Евангелия и деяний апостольских (в которых он хоть прямо не называет себя, но виден в тех местах, где рассказывает в первом лице множественного числа), вместе с тем врач (по Кол. 4:14) и один из самых верных спутников Павла, которого не по­кинул даже во время последних уз (Флм. 24; 2 Тим. 4:10); Иоанн-Марк из Иерусалима, сотрудник в проповеди сперва Павлу, затем Варнаве, своему двоюродному брату, после опять в общении с Павлом и наконец (хотя по времени и раньше) с Петром, которому он, вероятно, был обязан своим обращением, и служил при нем переводчиком (Деян. 12:25; 13: 5,13; 15:39; Кол. 4:10; Флп. 24:2; Тим. 4:11) и другие апостольские сотрудники. Из этих примеров достаточно видно, что и благовестники не были слу­жителями какой-нибудь частной Церкви и не имели, как епископы и пре­свитеры, какого-нибудь определенного места, но, смотря по нуждам, сво­бодно странствовали всюду. Апостолы рассылали их с разными целями во все места своей обширной деятельности то для дальнейшего распростра­нения Евангелия, то для передачи посланий, то для обозрения, охранения и утверждения уже основанных Церквей, так чтобы они, подобно самим апостолам, вместе с тем служили живыми посредствующими членами и споспешниками братского единства между разными частями Церкви. Од­ним словом, они были некоторым образом местоблюстителями апостолов и действовали под их распорядительностью и с их дозволения как послан­ники какого-нибудь царя. Так, Тимофея вскоре после его обращения мы видим на проповеди (Деян. 16:2 и д.), затем в Ефесе — для дальнейшего устройства Церкви и во время отсутствия Павла для обличения возникаю­щих ересей (1 Тим. 1:3; 3: 14, 15; 4:13); потом он посылается Павлом в Ко­ринф (Деян. 19:22; 1 Кор. 4:17 и д. 16:10), встречается с Павлом в Македо­нии (2 Кор. 1:1), сопровождает апостола во время его последнего пути в Иерусалим (Деян. 20:4), при нем находится во время его римских уз (Кол. 1:1; Флм. 1; Флп. 1:1), отправляется им с письмом к Церкви Филиппинс­кой, для того чтобы разобрать все дела (Флп. 2: 1-23), и, во время написа­ния Павлом второго Послания к Тимофею, Тимофей был, вероятно, непо­далеку от Ефеса и оттуда вызван Павлом незадолго до его смерти в Риме (2 Тим. 4: 19, 21); наконец, в Послании к Евреям говорится о его освобожде­нии из уз и его намерении отправиться на восток (13:23). Точно в таких же отношениях к апостолу находится Тит, с которым мы встречаемся то в Иеру­салиме (Гал. 2:1), то в Ефесе, то в Коринфе (2 Кор. 7:6,14), то в Крите (Тит. 1:5), затем в Никополе (Тит. 3:12), наконец в Далмации (2 Тим. 4:10).

Епископы и пресвитеры. Имя «пресвитер», старейший—старшина, наболь­ший — без сомнения, получило начало у христиан от иудеев, и оно состав­ляет буквальный перевод еврейского слова зекеним, употреблявшегося в приложении к начальникам синагог, на которых лежала обязанность за­ведовать религиозными делами. Это слово выражает собственно поня­тие о старости и соединенном с нею личном уважении; затем уже в про­изводном смысле — понятие о служебном достоинстве и  начальстве, так как в высшие начальники обыкновенно избирались пожилые и опытные лица. Слово епископ, то есть надзиратель, по всей вероятности, заимствовано от гражданских отношений греков, таким образом, только после внесе­но в церковный язык и притом между христианами из язычников (как он действительно встречается в Новом Завете только у ап. Павла и его уче­ника Луки) и буквально означает служебную должность и деятельность предстоятелей Церкви. В самом начале эти два слова — «пресвитер и епископ» — прилагались к одному и тому же лицу. Это совершенно ясно видно из тех мест, где встре­чается это последнее слово. Так, в Деяниях (20:28) Павел обращается с речью как к епископам, к тем самым предстоятелям Ефесской Церкви, которые несколько выше (ст. 17) названы были пресвитерами. Далее, в надписи на Послании к Филиппийцам (1:1) он приветствует святых в Фи­липпах вместе с епископами и диаконами, не упоминая о пресвитерах, что, конечно, можно объяснить безразличным употреблением слова επίσκοπος в приложении к пресвитерам. В пользу этого говорит, как заме­тил еще Иероним, множественное число, так как в одной Церкви не мо­жет быть многих епископов в позднейшем смысле слова. Третье свиде­тельство представляет слововыражение в Павловых посланиях к пасты­рям. В Послании к Титу (1:5) апостол предписывает своему ученику по­ставлять «пресвитеров» в критских церквах и затем излагает качества, на которые Тит должен обращать внимание при выборе, и при этом вдруг вставляет слово «епископ», где, очевидно, идет речь еще о прежнем лице, как показывает причинный союз «потому что», ст. 7. Наконец, ап. Петр (1 Пет. 5: 1, 2) в послании своем обращается с речью к пресвитерам Цер­кви как «сопресвитер» и их должностью считает пасение стада Божия и надзор над ним.

Но из этого заменения слов одного другим нельзя выводить того, буд­то бы сан епископа и пресвитера — один и тот же. Сам апостол Павел очень хорошо различает их, когда, например, своим ученикам-пресвитерам по­ручает право поставлять пресвитеров, надзирать за ними, судить, награж­дать и наказывать их (сн. 1 Тим. 5: 17, 19; Тит. 1:5).

О времени, способе и роде избрания в сан епископа и пресвитера, к сожалению, не имеем известий даже вроде тех, какие даны об учреждении диаконского служения (Деян. 6). Нужда к тому открылась, конечно, слиш­ком рано, так как, несмотря на распространение необходимо соединенных с саном сверхъестественных даров, нужно было позаботиться о нормаль­ном и обыкновенном научении и управлении быстро размножавшихся цер­квей. Исторический образец на то дан в иудейских синагогах, именно — в совете старейшин (πρεσβύτεροι—Лк. 7:3. άρχισυνάγοογοι—Мк. 5:22; Деян. 13:15), которые занимались отправлением богослужения, совершением молитв, чтением и объяснением Писания. В первый раз христианские пресвитеры встречаются (Деян. 11:30) в Иерусалиме, по случаю пересылки пожертво­ваний Антиохийской Церкви в пользу своих братьев в Иудее. Оттуда уч­реждение это распространилось не только по всем церквам, составившим­ся из иудеев, но и в церквах основанных Павлом. Из примера семьи Стефановой в Коринфе (1 Кор. 16:15) видно, что в этот сан избирались первые обращенцы (άπαρκαί), о чем прямо говорит и Климент Римский. По образцу синагог, равно как и гражданского управления городами, которое находилось в руках сонма стариков (senatus), коллегиума декурионов (decuriones), следовательно, имело аристократическую форму, в каж­дой церкви было много пресвитеров. Мы повсюду читаем рассказы об их множестве как о каком-то товариществе, корпорации: в Иерусалиме (Деян. 11:30; 15: 4, 6, 23; 21:18), в Ефесе (Деян. 20: 17, 28), в Филиппах (Флп. 1:1), при посвящении Тимофея (1 Тим. 4:14), где речь идет о возложении рук священничества и в тех церквах, к которым писал Иаков (Иак. 5:14): «Болен ли кто из вас, пусть призовет пресвитеров Церкви, чтобы они помолились над ним и пр.» К этой же мысли приводит рассказ Деяний апостольских (14:23) о том, что Павел и Варнава для каждой церкви избрали и рукополо­жили пресвитеров, — значит, не одного, а многих; и еще яснее говорит на­ставление Титу в каждом городе критском образовывать сонм пресвите­ров (Тит. 1:5). Правда некоторые ученые так представляют дело, что будто бы в больших городах было много церквей, и в каждой церкви по одному священнику и епископу, и что, следовательно, в устройстве частных церк­вей с самого начала был принцип не демократический или аристократи­ческий, но монархический. Но против такого мнения о множестве само­стоятельных церквей говорят только что приведенные места, в которых пресвитеры изображаются как совет (комитет), а также направление к образованию братств, товариществ, какое одушевляло христиан с самых первых времен. Домашние церкви (έκκλησίαι κατ' οίκον), о которых упоми­нается довольно нередко и к которым в посланиях встречается немало приветствий (Рим. 16: 4, 5, 14, 15; 1 Кор. 16:19; Кол. 4:15; Флм. 2), указыва­ют только на то, что христиане там, где их было очень много и где они жили вдалеке друг от друга, как например, особенно в Риме (который по народонаселению тогда превышал нынешний Париж), собирались на мо­литву во многих местах, и вовсе не исключают органической связи с це­лым обществом и их управления собором пастырей. Оттого послания апо­столов никогда не были писаны к какой-нибудь отдельной части Церкви (ecclesiola in ecclesia), к какому-нибудь частному собранию, но всегда — ко всему обществу христиан в Риме, Коринфе, в Ефесе, Филиппах, Солуни и т.п. и обращаются к ним как к одному нравственному лицу (сн. 1 Сол. 1:1; 2 Сол. 1:1; 1 Кор, 1:2; 5:1 и д.; 2 Кор. 1: 1, 32; 2:1 и д.; Кол. 4:16; Флм. 1:1 и пр.). Но полное ли равенство господствовало между членами этого собора пресвитеров, или один, положим, самый старший, всегда председательство­вал, или, наконец, каждый из них один за другим поочередно, как primus inter paris (первый между равными), заведовал делами и имел верховную власть в своих руках — об этом нет ясных решительных данных в Новом Завете. Без сомнения, председательство какого бы то ни было рода в благо­устроенном управлении и для правильного хода дел необходимо, а поэтому и в первых христианских сонмах пресвитеров оно, вероятно, было, толь­ко мы не можем частнее определить его свойств и особенностей, так как о нем не говорят решительно ни Деяния апостольские, ни Павловы, ни со­борные послания. Свойство дел требует также и того, чтобы различные служебные занятия были разделены так, чтобы не произошло беспорядоч­ного вмешательства в чужой круг занятий. Обязанность этих священнослу­жителей заключается в управлении паствой. На это указывают уже многие имена, которыми обозначаются они и их должности: именно пастыри (Еф. 4:11), которые должны «пасти» стадо Божие (Деян. 20:28; 1 Пет. 5:2), «над­зиратели» (1 Пет. 5:2 и д.), «предстоятели» (1 Сол. 5:12; Рим. 12:8; 1 Тим. 3: 4, 5, 12; 1 Тим. 5:17; сн. 1 Кор. 12:28), «наставники» (Евр. 13: 7, 17, 24). Это церковное правительство имело в своей власти не только наблюдение над богослужением, сохранение в чистоте нравственного религиозного состо­яния, одним словом, всю область попечения о душах и суде, но простирало свою власть и на имущества церковные, и на все движимые денежные дела, доходы, как можно заключать из того, что пожертвования, собранные ан­тиохийскими христианами в пользу своих братьев в Иудее, были отправле­ны в Иерусалим, к собору пресвитеров иерусалимских (Деян. 11:30).

Далее, епископы и пресвитеры были и законными учителями в Церк­ви, на которых лежала обязанность объяснять Священное Писание, про­поведовать Евангелие и совершать таинства. Что эта обязанность тесно была связана с другой, это видно уже из сопоставления слов «пастыри и учители» (Еф. 4:11), под которыми должно разуметь одни и те же лица. Такое же соединение пастырства и учительства находится в Послании к Евреям (гл. 13:7): «Поминайте руководителей (ηγούμενοι) ваших, которые проповедовали вам Слово Божие, и, взирая на кончину их жизни, подра­жайте вере их» (сн. ст. 17). Особенно решительны наставления, заклю­ченные в пастырских посланиях, в которых Павел, кроме беспорочной жизни и способности к управлению паствой, помещает, как необходимую часть иерархической должности, и способность к научению (1 Тим. 3:2): епис­коп должен быть непорочен, одной жены муж, трезв и целомудрен, благо­чинен, страннолюбив, назидателен и т. д.; также в Послании к Титу (1:9), где от епископа требуется держаться истинного учения, ревностно зани­маться (сн. 2 Тим. 3:14) преподанием поучений согласно с истиной, для того чтобы он был в состоянии как наставить в здравом учении, так обли­чить и посрамить противников.

 

Архидиакон Стефан

«Воскресное чтение», г. 2

В первенствующей апостольской Церкви, члены которой не имели ниче­го собственного, а что имели, полагали к ногам апостолов и питались от одной трапезы, однажды произошел ропот: вдовицы еллино-евреев, по небрежению о них евреями, не получали себе должного при ежедневном раздаянии потребностей. Апостолам ли прилично и досужно было разби­рать подобные неудовольствия, которые могли случаться весьма часто? Посему советом их положено было для предотвращения беспорядков в трапезе на будущее время избрать семь мужей, изведанных по жизни и исполненных Св. Духа и мудрости, и поставить их для присмотра за этим делом. Избрание состоялось: избранные рукоположены и наименованы диаконами (служителями), и Стефан был первым между ними. Впослед­ствии все диаконы получили право участвовать в служении и при совер­шении таинств, а некоторые — и проповедовать.

Такому светильнику, каков Стефан, мало было светить при одних тра­пезах. Господу Богу угодно было воззвать его на высший свещник — проповедания Слова Божия и чудотворения. Стефан проповедал и делал вели­кие чудеса и знамения в народе. Это важное обстоятельство поставило его наряду с апостолами и прославило так, как только могут быть прослав­лены верующие на земле и на небе.

Закоренелые в своем неверии иудеи (из либертинцев, александрийцев, киликиан и азийцев), без сомнения, по случаю проповеди Стефана всту­пили с ним в спор, но не могли противостоять мудрости и духу, с которы­ми он говорил. Злоба, особенно пристыженная, мстительна — она, для удов­летворения себе, употребляет все возможное. Что же нужно было сделать, чтобы в самом начале попрать служителя Слова столь сильного в слове? Оклеветать или уличить его — хотя против своей совести — в хуле на Мои­сея и на Бога и в неуважении ко святому храму. Это средство, последнее и сильнейшее, употреблено было для обвинения Самого Иисуса! Его же упот­ребили теперь и против св. Стефана: он взят и приведен в Синедрион (ев­рейское судилище) как враг Бога и народа еврейского. Здесь, уничижае­мый от людей, он удостоивается видимой славы от Бога: члены Синедри­она, воззревше нань, видеша лице его, яко лице Ангела Божия (Деян. 6:15). Ка­жется, этого одного достаточно было бы к заграждению уст сопротивным. Но ожесточение готово судить и осуждать самих ангелов!

Стефана, как обыкновенно подсудимого, спрашивают. Невинный, но ищущий оправдания себе одному, защищал бы себя в таком случае просто, ссылаясь только на свои слова и поступки. Но ангелоподобная душа Сте­фана в оправдание себя перед людьми искала оправдания своим гоните­лям перед Богом. Речь, в которой защищает себя невинный проповедник (Деян. 7: 2-53), вся направлена к вразумлению противников и к обраще­нию их на путь истины для собственного их спасения. Содержание ее -история евреев от Авраама до Соломона; направление ее к цели — защищение и вразумление слушателей — судей. Ее можно сократить и представить, с некоторым только изменением внешнего вида, более приспособ­ляясь к общему духу ее, следующим образом:

«Бог, еще в лице Авраама, особенною любовью возлюбил нас — евреев, умножил народ наш в Египте, избавил его от притеснений фараоновых, оградил его законами, ввел в землю обетованную, позволил ему соорудить храм для призывания святейшего Своего имени — так думать и говорить о Боге значит ли хулить Его? Моисей, еще с младенчества удостоенный осо­бенного избрания Божия, творил чудеса, был путеводителем предков на­ших в пустыне, принес нам откровенный закон Бога нашего с Синая — что в таких мыслях и словах о Моисее хульного против Моисея? У отцов на­ших в пустыне была скиния свидетельства; впоследствии заменил ее храм, построенный Соломоном, но Всевышний живет не в рукотворенных хра­мах — небо, как говорит пророк, престол Ему, земля — подножие ног Его; думая и говоря таким образом о храме, я выражаю ли какое-либо неуваже­ние к нему? Но не быть послушным ни Богу, ни Моисею, без сомнения, значит не хвалить, а хулить Бога и Моисея, а отцы наши в этом согрешили, когда были в пустыне слив тельца и веселясь перед делом рук своих! Не внимать истинным проповедникам истинной славы храма, даже преследо­вать и убивать их — значит, вовсе не уважать храма а предки наши кого из пророков — проповедников будущей славы храма — не гнали? Много ли спаслось от их неистовства из предвозвестивших пришествие Праведни­ка? Да и вы, люди жестоковыйные и с необрезанным сердцем и ушами! и вы не всегда ли упорствуете против Св. Духа подобно отцам вашим? Что вы сделали? Вы предали и убили Праведника, Которого Бог издавна обетовал роду нашему, Которого слушать, как пророка, заповедал вам сам Моисей, Который есть солнце нашего храма, славного доселе одними только теня­ми преобразований. Итак, не я, а вы — хулители Бога и Моисея, вы не чти­те храма столь теперь славного, не чтите так, как бы надлежало чтить его!»

От таких слов Стефана раздиралось сердце у гонителей его, и они скре­жетали на него зубами. Чтобы подкрепить юного подвижника для тягчай­шего подвига, который уже предстоял ему, а вместе чтобы сильнее подей­ствовать на совесть гонителей, Стефану, в духе ревности Илииной воз­зревшему на небо, является в отверстых небесах слава Божия и Иисус, стоящий одесную Бога (Деян. 7:5). Явление важнейшее, которого никто доселе не удостаивался! Тайновидец указывает на него врагам своим как на последний способ к их убеждению. Надежда напрасная! Жестоковый­ные кричат, затыкают свои уши и единодушно устремляются на предстоя­щую им жертву. Отселе взор благоговейного наблюдателя, взирая на Сте­фана, встречает то, чему подобное, в отношении к жестокости, он мог видеть на одной Голгофе, — слух его благоговейно поражается тем, что мог слышать разве только со Креста от великого Страдальца Голгофского. Святого диакона и апостола изводят вне града и побивают камнями. Усилие погубить простирается до того, что губители, для большей удобно­сти, снимают с себя одежды и полагают их у ног Савла. Савла! Это тот Савл, который после будет величайшим учителем языков... Последняя минута настала — и страдалец Стефан, еще побиваемый, предает дух свой Господу Иисусу, как сей предавал Свой дух Отцу Небесному на Голгофе: Господи Иисусе, взывал Стефан, приими дух мой! Наконец, преклонь колена, возопи гласом велиим: Господи, не постави им (убийцам) греха сего. И сия рек успе. Душа ангельская! Как она сходна с душою Богочеловека, молившего­ся на кресте за Своих распинателей!

Кровь первенца из мучеников новозаветных была росою небесною для семени Слова Евангельского. Проповедники Евангелия, хотя были рассе­яны смертью Стефана, но еще с большим успехом начали проносить Сло­во Христово по всей Иудее и далее. Так Стефан (имя его значит венец), сделавшись новым украшением подобного венца Христовой Церкви, сде­лался и новою силою ее против неверия и нечестия.

 

Речь первомученика Стефана и ее отличительные особенности

В. Певницкий. «Руководство для сельского пастыря», 1874, № 44

После речей апостола Петра в Деяниях апостольских обращает на себя внимание длинная речь первомученика и архидиакона Стефана, сказан­ная им перед Синедрионом и израильтянами, когда его привели на сон­мище и обвиняли в хульных словах на Моисея и на Бога. Особенное зна­чение придает ей сила внутреннего духа, коим запечатлено в ней каждое слово, и ее содержание, в котором с большей ясностью, чем прежде, рас­крыта сущность новой веры в ее отношении к вере ветхозаветной. В ре­чах Петра проповедовалось воскресение Иисуса Христа и указывался в Нем начальник жизни и Спаситель; у Стефана в основании всего лежит та же общая мысль, но при раскрытии ее он входит в более частные оп­ределения и, сравнивая два Завета, Ветхий и Новый, прямее, чем дру­гие, показывает подчиненное, временное положение первого и вечное значение второго. Обстоятельства, какими сопровождалась эта речь, еще более усилили впечатление, какое она и сама по себе сильна была произ­вести на других.

Стефан был эллинист по происхождению и образованию, то есть ев­рей, родившийся и воспитавшийся в странах языческих. Деяния апостоль­ские дают понять, что он в сонме верующих отличался перед другими и мудростью, и силой духа. Когда апостолы, по поводу споров эллинистов с палестинскими евреями из-за пособий вдовицам, сделали распоряжение о выборе семи опытных людей, исполненных Духа Святого и мудрости, для надзора над трапезами, первым из семи выбранных явился Стефан. Каж­дый раз, как только упоминают о нем Деяния апостольские, к его имени присоединяют особенную похвалу, называя его то мужем исполненным веры и Духа Святого (6:5), то мужем исполненным веры и силы (6:8). С ним вступали в спор многие из пришельцев в Иерусалим, но никто не мог противостоять премудрости и Духу, с которым он говорил. Дело, в кото­ром Стефан был непобедимым защитником, было дело новой веры, дело спасения, принесенного Иисусом Христом. Из обвинений, на него возве­денных, видно, около какого пункта вращались его споры и беседы: из тес­ной ограды ветхозаветного храма он призывал всех в широкую область Церкви Новозаветной и при этом старался исправить узкие, исключитель­ные воззрения на свой завет с Богом потомков Израиля, доказывая вре­менное значение этого завета и более широкое, вечное значение завета нового, к которому первый был только приготовлением и в котором он должен был найти свое завершение. Это раздражало иудеев, слепо привя­занных к своему закону, но не могших опровергнуть справедливых толко­ваний Стефана, и они в ослеплении, не понимая дела, стали обвинять его, что он не перестает говорить хульные слова на Моисея и на Бога, на храм и на закон (Деян. 6:11-13) и предрекает, что Иисус Назорей разрушит храм и изменит обычаи, преданные Моисеем (6:14). Раскрывая существо Ново­го Завета, Стефан первый открыто противопоставил его Ветхому Завету и пошел вразрез с иудейскими предубеждениями, которые внушали им гор­дое самомнение о своей исключительной угодности перед Богом и при которых они утратили истинное понимание назначения закона Моисеева. Речь Стефана, сохраненная для нас в Деяниях апостольских, не была одной из тех речей, с какими он обращался к верующим и неверным, про­поведуя новые времена и опровергая защитников ветхозаветного обряда. Она сказана была в исключительных обстоятельствах, перед самой смер­тью его, и служит торжественным заключением его сильного служения слову истины, ознаменованного великими знамениями и чудесами; в ней совмещена сущность того, о чем частнее и подробнее говорил Стефан в обыкновенных беседах с людьми входившими с ним в соприкосновение. Стефана привели в Синедрион на суд за то, что он якобы произносил хулу на Моисея и на Бога; явились ложные свидетели, перетолковывающие его слова. Он знал, какое тяжкое обвинение в глазах иудеев взведено на него, и предчувствовал последствия его для себя. Но полный сознания своей правоты, полагаясь на силу Духа, его укрепляющую, он перед судом пора­жал всех совершенным спокойствием и выражением достоинства на его лице, так что, по словам книги Деяний апостольских, все сидящие в Си­недрионе, смотря на него, видели лицо его как лицо ангела (6:15). После того как первосвященник спросил его, правда ли то, что говорят на него обвиняющие его в хуле на Моисея, на храм и закон, он, сделав обращение ко всем присутствовавшим и попросив внимания, начал слово самозащищения. Это слово должно было явиться у него объяснением той веры, ко­торой он держится, которую проповедует и которая многим показалась соблазнительной. Он излагает историю домостроительства, явленного в народе израильском, начиная с Авраама, выставляет обетования Божии избранному племени, останавливается долго на Моисее, в хуле на которо­го обвиняли его, и представляет его избранным посланником Божиим, сотворившим многие знамения и чудеса; говорит далее, как о деле бого­угодном, о построении храма, на который будто, по наговорам лжесвиде­телей, он произносил хульные слова. Таким образом, он показывает себя верным израильтянином, чтущим обетования и установления Божии и всех служителей завета Божия, но он хочет расширить взор своих едино­племенников, привязанных к старым преданиям, не вполне отвечавшим широкому смыслу закона и Писания, и от старого указать путь к новому, путь, намеченный же в Писании богоизбранными служителями завета Божия. Так, при слове о Моисее он припоминает предсказания Моисея о новом пророке, которого Бог воздвигнет из братии его, и приказание его своему народу слушать этого нового пророка (Втор. 18:15). Говоря о храме Соломонове, он приводит слово Исаии о том, что Всевышний не в рукот-воренных храмах живет, что небо — престол Его и земля — подножие ног Его (Ис. 66:1-2), и дает понять, что нельзя создать довлеющего дома вели­чию Бога, сотворившего все Своею рукою, и что, кроме храма Соломоно­ва, могут быть вместилищем славы Божией и другие места и в других стра­нах. К слову самозащищения, к слову учения или разъяснения исповедуе­мой им истины Стефан присоединяет слово обличения евреям, его слу­шавшим, в том упорстве, с каким они отвергают предлагаемое им спасе­ние, к которому Бог готовил их Своими промыслительными попечения­ми об избранном народе. Повод к этому обличению представляла Стефа­ну обозреваемая им история богоизбранного народа, полная отступлений его от Бога и Его закона и противлений Его посланникам, и достаточно определившееся отношение его потомков к новозаветному учению о спа­сении. Мысль об этом ожесточении и противлении Богу своих единопле­менников Стефан не сразу выставляет на вид в своей речи. Но она состав­ляет у него заднее основание всех представлений, какие являются у него при обозрении событий ветхозаветной истории, и ослепление своих со­временников, перед которыми он должен защищать себя от несправедли­вых нареканий при виде непонимания ими нового учения о спасении, он ставит в связь с ослеплением и противлением Богу и Его пророкам их пред­ков. Под влиянием этой мысли Стефан, говоря о Моисее, авторитет кото-рого в глазах его слушателей, по их мнению, нарушен или унижен Стефа­ном, поминает о том, что этого Моисея отринули евреи в Египте, когда он явился к ним по повелению Божию из земли Мадиамской, что его не по­слушали они, когда были около Синая, заставив Аарона сотворить вместо Бога изваянного тельца и принести жертву делам рук человеческих, и при­водит обличение на евреев за это, высказанное от лица Божия в книге пророка Амоса (Ам. 5:29). Речь Стефана текла сначала медленно и спо­койно: он очень подробно начал обозревать пути Промысла Божия в ис­тории избранного народа от дней явления Бога Аврааму. Но это подроб­ное и спокойное обозрение путей Божиих не доведено Стефаном до кон­ца. Может быть, слушатели его, злобно настроенные против него, выка­зывали нетерпение и как-нибудь заявляли ему, чтобы он без долгих рас­пространений скорее переходил к концу и говорил о себе, а не о других; или чувство самого проповедника, по мере того как он переходил от лет древних к временам новым, при обозрении иудейской истории приходи­ло в большее и большее волнение при виде той неблагодарности, какою ознаменовали себя вожди народа израильского и сам этот народ. Только Стефан, дошедши до времен Соломона и приведши выражение Исаии о значении рукотворенных храмов и о небе, как жилище Божием, вдруг пре­рывает нить исторического изложения и изменяет прежний ровный и спо­койный тон своей речи. Сильным и жестоким словом обличения, обра­щенным к своим слушателям, он заканчивает прерванную нить истори­ческого обозрения, совмещая в одной картине аналогичные явления из истории пророков и из жизни ему современной. Жестоковыйнии и необреза­нии сердцы и ушесы (говорит он), вы присно духу Святому противитеся, якоже отцы ваша, тако и вы. Кого от пророк не изгнаша отцы ваши? И убиша предвозвестившия о пришествии Праведного, Его же вы предатели и убийцы бысте. Иже приясте закон, устроением ангельским и не сохранисте (7:51-53). Такое прямое и резкое обличение не могло смягчить сердца людей, видевших в Стефа­не человека не уважающего веры и закона отцов, и они явным образом выразили свое негодование обличителю, который стоял перед ними как виновник перед Богом и законом, по их узкому и ослепленному суждению, и должен бы только защищаться от тяжких обвинений. По словам книги Деяний апостольских, евреи, слыша обличения Стефановы, распыхахуся сердцы своими и скрежетаху зубы нань (7:54). При виде такого ожесточения слушателей Стефан, по движению Духа его наполнявшего, обратил взоры свои к небу и, увидев славу Божию и Иисуса, сидящего одесную Бога, ука­зал на это всем стоящим вокруг него как на свидетельство Божественного величия Господа Иисуса Христа и как на предвозвестие будущего утверж­дения и распространения Его царства. Такую речь иудеи сочли богохуль­ством, затыкали от нее уши свои и, выведши смелого исповедника веры во Христа за город, побили его камнями. А свидетель веры в Божествен­ное величие Иисуса Христа, побиваемый камнями, молился за своих му­чителей и умер с молитвою на устах о том, чтобы Господь не поставил им греха сего (7:60).

Это был первый пример мученичества за исповедание Христа Сына Божия, произведший сильное впечатление на всех видевших это крова­вое свидетельство истины, повергший в скорбь общество последователей новой веры и в то же время удаливший их от иудеев, слепо державшихся ветхозаветных преданий, и утвердивший их в сознании своего особенно­го призвания и служения Богу. От гонения на Церковь, последовавшего за смертью Стефана, все уверовавшие во Христа, за исключением апосто­лов, рассеялись по странам иудейским и самарийским и проносили всюду слово благовестия.

 

 

Отношение фарисеев и саддукеев к проповеди святого Стефана

А. Никитин. «Чтения в Обществе любителей духовного просвещения», 1890, март

Христианство, имевшее получить универсальный характер, не могло дол­го оставаться на почве иудейства, с течением времени оно должно было стать на место Ветхого Завета как имевшего временное и условное значе­ние. Начало такого поворота в развитии христианства отмечено муче­нической кровью св. архидиакона Стефана. Сведения наши об этом муже скудны, для того чтобы составить себе ясное представление об его лично­сти. Но несомненно, что он был истинным христианином, свободным от всех иудейских тенденций и готовым на бескорыстное служение Церкви. Он, по-видимому, не ограничивался исполнением обязанностей, для ко­торых он был избран (Деян. 6:3), но помогал апостолам в деле пропове­ди, проявляя на этом поприще черты истинно христианского проповед­ника. Проповедь его производила сильное впечатление на слушателей, но в среде их нашлись завистники, желавшие ослабить влияние, которое с каждым днем приобретал св. Стефан. Такими завистниками были элли­нисты — иудеи, гордившиеся своей мнимой образованностью и усвоив­шие от греков любовь к разного рода диалектическим спорам. Что было предметом первого спора Стефана с киринейцами и либертинцами, оп­ределенно сказать довольно трудно, но на основании 14 ст. VI гл. можно думать, что этим предметом был вопрос о значении Ветхого Завета после пришествия Иисуса Христа, причем св. Стефан высказал мысль о времен­ном значении иудейского закона. Побежденные в споре эллинисты воз­буждают народ, старейшин и книжников против Стефана, обвиняя его в богохульстве: «Мы слышали, — клеветали они, — как Стефан говорил, что Иисус Назорей разрушит храм и переменит обычаи преданные Моисе­ем». В речи, сказанной Стефаном по поводу этого обвинения, содержат­ся две главные мысли апологетико-полемического характера: 1) Величие Божие открылось в Его избранниках совершенно независимо от священ­ных мест и служения закону. Так называемые священные места и служе­ние закону устанавливаются очень поздно, недостаточность первых Сам Бог засвидетельствовал, а недостаточность второго доказал сам народ. 2) В народе иудейском история неверия развивается рука об руку с истори­ей веры. Большинство иудейского народа отвергло тех избранников, че­рез которых оно могло спастись. Иудеи противятся Св. Духу и потому не служат закону и храму в Духе Истины, но разрушают тот и другой. Исто­рия неверия иудейского народа заканчивается распятием Христа, почему иудеи теперь являются народом отверженным. Эта речь, сказанная с тою неумолимой логикой, которой не могли противостоять противники, с тем пафосом, с каким св. Стефан бичевал заблуждение иудеев и защищал дела Иисуса Христа, должна была произвести в высшей степени сильное впе­чатление на слушателей. С одной стороны, она давала понять саддукеям, что гонимое и подавляемое ими учение о воскресении не только не иско­реняется из  умов христиан, но становится одним из основных пунктов их вероучения; с другой стороны, речь давала понять, что движение, возбуж­денное галилейскими рыбаками, не только не прекращает своего суще­ствования, но, разрастаясь все более и более, в своих рядах теперь имеет таких людей, перед которыми бессильны их собственная мудрость, их знание закона, их образованность. Наконец, в речи св. Стефана они ус­мотрели, что христиане становятся теперь решительно вне их влияния, так как обязательное исполнение народом Моисеева закона, приносив­шее им, как служителям храма, громадные выгоды, теперь отвергается Стефаном. Кроме того, им в высшей степени было досадно, что люди не­знатные и малоученые, какими они представляли христиан, теперь с каж­дым днем завоевывают симпатии народа и подрывают их собственный авторитет. Всего этого было вполне достаточно, чтобы в саддукеях про­будилось безумное ожесточение против смелого проповедника христи­анства. Без всякого суда над св. Стефаном и без всякого рассмотрения его вины производят они теперь свою кровавую расправу...

Не могли теперь остаться равнодушными и пассивными и фарисеи. Если они прежде не обнаруживали своей ненависти к христианам, то причина­ми этого было уважение последних к закону Моисееву и тайные надежды фарисеев на возможность воспользоваться христианским движением для достижения честолюбивых планов своей партии. Но вот теперь фарисеи слышат, что те самые традиции, которые они считали по своему значению равными закону, которые приписывали самому Моисею (Мф. 15:2; Гал. 1:14) и которые они, как строго ортодоксальная и национальная партия, должны были хранить неприкосновенными, — эти традиции отрицаются теперь Стефаном как нелепые и уже отжившие свой век. Мало того, в про­поведи Стефана отрицалось значение не одних традиций, не одного пре­дания, но всего ветхозаветного откровения, всего закона Моисеева. От­сюда основные мысли проповеди св. архидиакона были в глазах фарисеев высшей степенью богохульства, ибо в них отвергалось исполнение пред­писаний закона — это единственное и вернейшее средство спасения... С другой стороны, обрядность, в сфере которой только и проявлялась фа­рисейская набожность, строгое служение букве закона, внешнее механи­ческое богопочтение, составлявшие предмет гордости и тщеславия фари­сеев, признавались в проповеди Стефана не только недостаточными для спасения, не только неугодными Богу, но выражающими всецелое непо­нимание ими Божественного Закона и всецелое пренебрежение к духу Откровения. Не значило ли все это для фарисеев, что христианство бро­сает открытый вызов их верованиям, могло ли это показаться им чем иным, как не коренным разрушением отечественной религии, коренным подры­вом всего того, что было дорого сердцу фарисеев? Вся проповедь св. Сте­фана давала теперь понять, что новая секта характеризуется теперь не одной только мечтательностью, но что в христианстве заключается самый энергический протест против всех религиозно-иудейских идей. Фарисеи поняли теперь, что разница между их собственным направлением и хрис­тианством не какая-нибудь незначительная и случайная, но принципиаль­ная и решительная, что христиане отличаются не одной лишь верой в Иисуса Христа как Мессию, но что на почве этой веры в христианстве ко­ренится решительное стремление порвать всякие связи с национальной религией. А такое стремление, помимо того, что оно, с точки зрения фа­рисеев, грозило уничтожением национального духа, в котором заключа­лось одно из главнейших условий политического благосостояния иудеев, грозило также подрывом для партии фарисеев. В самом деле, если люди неученые, мало знакомые с законом и преданиями отцов, являются про­поведниками христианства, если, далее, к этим лицам народ относится сочувственно, то в лице этих проповедников у народа являются и новые вожди. Но так как эти вожди высказывают идеи диаметрально противопо­ложные фарисейским и к тому же обвиняют их самих в неверии и непони­мании закона, то фарисейскому влиянию в народе наносится решитель­ное поражение. Фарисеи прекрасно понимали, что в народных симпати­ях заключается вся сила, дававшая им возможность бороться с саддукея­ми, и что с падением этих симпатий в народе фарисейству придется отка­заться от своих честолюбивых и властолюбивых замыслов и что оно современем должно погибнуть навсегда. При сознании такой опасности фа­рисейской партии приходилось оставить свою выжидательную политику, свою лицемерную снисходительность к христианству, а действовать исклю­чительно в интересах охранения религии и собственного авторитета. Не­удивительно для нас теперь, что фарисеи становятся на сторону саддуке­ев, которым, как мы видели выше, угрожала не меньшая опасность со сто­роны христианства. Фарисеи и саддукеи теперь единодушно устремляют­ся на св. Стефана и в порыве слепого фанатизма и дикой ненависти поби­вают его вне города камнями. Что фарисеи теперь действуют заодно с сад­дукеями, это видно уже из того, что в толпе врагов св. Стефана мы нахо­дим юношу Савла, впоследствии св. ап. Павла, который был, несомненно фарисеем, ибо он сам называет себя учеником фарисея, тщательно настав­ленным в отеческом законе (23:6; 26:5). Правда Савл не принимал актив­ного участия в побиении камнями святого первомученика, но он был хра­нителем одежд его убийц (Деян. 6:58) и горячо сочувствовал совершавше­муся перед его глазами убийству (Деян. 8:1). Убиение св. Стефана совер­шилось без всякой санкции римского правительства, хотя по вопросам о жизни и смерти преступников иудеи были обязаны сноситься с Римом, но это обстоятельство, по мнению некоторых, объясняется ослаблением рим­ской власти в Палестине. Но гораздо естественнее предположить, что иудеи вовсе не думали о законности своего поступка, потому что он был следствием крайней аффектации, при которой нет места голосу рассудка и благоразумия, Между тем Неандер, рассматривая этот факт, находит в нем строго выдержанную иудейскую тенденцию. Факт убиения и обстанов­ка его, полагает Неандер, свидетельствует о том, что убиение было совер­шено не как гражданское наказание, но именно религиозное. Форма нака­зания — побиение камнями вне Иерусалима — должна была внешним обра­зом доказать Стефану и его единомышленникам несостоятельность их воззрений на Ветхий Завет. Враги Стефана показывают теперь христиа­нам, вопреки высказанным в речи св. первомученика положениям, что и закон Моисеев, по силе которого он наказывается как богохульник, а рав­но и священное место — Иерусалим, которое они не хотят осквернить кро­вью грешника, высоко ценятся и уважаются народом. Но такое толкова­ние, по нашему мнению, очень натянуто и игнорирует то страшное ожес­точение, которое произвела речь Стефана на иудеев.

 

Толкование на стихи 45-48 7-й главы

Филарет, митрополит Московский, т. 3

Иже обрете благодать пред Богом, и испроси обрести селение Богу Иаковлю. Сие говорит Стефан о царе Давиде, который, как повествует вторая книга Царств (7:2), через пророка Нафана просил от Бога позволения вместо подвижной и, вероятно, уже ветхой скинии, создать новый, неподвижный храм. Должно заметить, что богодухновенный проповедник, прежде не­жели сказал о намерении Давида создать храм, предварительно упомянул о благодати Божией к Давиду: иже обрете благодать пред Богом. Через сие Дух Святой, глаголавший устами Стефана, дает разуметь, что самое наме­рение или желание создать храм Божий, самая мысль о сем родилась не просто, подобно многим человеческим помышлениям и желаниям, но в человеке облагодатствованном под осенением Духа Божия. Следственно, можно сказать, что первоначальная мысль создать храм Божий была мысль Божия  в человеке.

Соломон же созда Ему храм, продолжает святой Стефан. Если намерение создать храм был дар благодати в Давиде, то нет сомнения, что исполне­ние сего намерения — создание храма — было также дело благодати в Со­ломоне. Сам Бог предназначил Соломона к сему делу и сказал о нем через Нафана: той созиждет дом имени Моему (2 Цар. 7:13). И дабы показать, что сие назначение и назначенное дело было в высшей степени благодатное, Бог сказал о Соломоне в то же время через того же пророка: Аз буду ему во отца, и той будет Ми в сына (ст. 14).

Не усомнимся присовокупить к сему и еще заключение, что если созда­ние храма Божия было действие благодати, если началом его была благо­дать, то и концом его должно быть распространение благодати в челове­ках. Ибо не можно и подумать, чтобы благодать Божия употребила свое действие на то, что ее недостойно или несообразно с ее намерениями о человеках.

Между храмом иудейским, к которому первоначально относятся пре­дыдущие размышления по руководству слов святого Стефана, и между храмом христианским разность та, что храм иудейский, во дни неплодства Церкви, был один во вселенной, а храмы христианские, во времена многочадия Церкви, разродились повсюду во множестве, и что сокрывав­шееся во храме иудейском под покровом сеней обрядовых и гаданий про­роческих в христианских храмах является во свете откровенного Слова Божия, в силе и могущественном действии Святого Духа через Божествен­ные Таинства. Посему благодать храма иудейского по превосходству при­надлежит храму христианскому.

Возвратимся к рассуждению святого Стефана. Соломон же созда храм Ему, сказал он и тотчас присовокупляет: но Вышний не в рукотворенных церквах живет. Какой внезапный оборот мыслей! Что глаголеши, проповедниче Божий? Как можем мы разуметь тебя или как согласить тебя самого с со­бой? Если же Вышний не живет в рукотворенных церквах, на что же сози­дал ему рукотворенную церковь Соломон, на что желал сего Давид, на что благодать вдохнула Давиду желание сего, на что Сам Вышний назначил Соломона для исполнения оного? Правда и Соломон — создатель храма — с неким недоумением говорит к Богу: аще истинно вселится Бог с человеки на земли? Аще небо, и небо небесе не довлеют Ти, кольми паче храм сей, его же создах имени Твоему (3 Цар. 8:27). Почему просил он не обитания Божия во храме, но благодатного призрения на храм: да будут очи Твои отверсты на храм сей день и нощ (ст. 29). Но не больше ли того, на что дерзала смиренная молит­ва, даровал Бог, когда исполни слава Господня храм (ст. 11) и когда Бог изрек о нем сие обетование: будут очи Мои ту, и сердце Мое во вся дни (9:3)? Там ли не живет Бог, где сердце Его во все дни?

Для разрешения сих недоумений и для правильного уразумения слов святого Стефана вспомним, что речь его, как выше сказано, клонилась к обличению иудеев. Они, видев чудесный облак, который осенил храм во время освящения его, слышав обетование, по которому Бог сердце Свое положил во храме, подумали, что храм Иерусалимский соделался не толь­ко твердым и постоянным на предопределенное время, но и непремен­ным навеки селением Божиим; что и город Иерусалим, и народ иудейс­кий, имея у себя святой храм, по сему самому также святы, неприкосно­венны, не подвержены оставлению от Бога. Сии неосновательные и гру­бые, но набожностью прикрытые мысли сделались у иудеев пищею нечес­тия и беззакония. Бог живет у нас во храме, говорили они и не заботились о том, что нет Бога пред очами их. Надеясь на место святое, язык греш­ный, по выражению пророка Исаии, людие, исполненные грехов, бесстраш­но, прилагали беззаконие к беззаконию (Ис. 1:4). Когда им угрожали, что умно­жившиеся между ними грехи погубят их, они либо не внимали сему, либо гневались на сие, прельщая себя надеждою, что святое место спасет их. Святые мужи Церкви Иудейской давно усмотрели сие заблуждение своего народа и неоднократно с ревностью обличали оное. Тот Исаия, которого и приводил во свидетельство святой Стефан, опровергая дерзкую надеж­ду беззаконников на святой храм, говорит от лица Самого Бога: Небо пре­стол Мой, земля же подножие ног Моих: кий дом созиждете Ми ? и кое место поко-ища Моего? (Ис. 66:1). И вместо ложной надежды на одну видимую и чуж­дую святыню, внушая истинное упование на благодать Божию, в послуша­нии приемлемую человеком и соделывающую его самого храмом Божи­им, пророк присовокупляет также от лица Божия: на кого воззрю? токмо на кроткого и молчаливого, и трепещущего словес Моих (ст. 2). Так и через Иере­мию говорит Бог: не надейтеся на себе в словесех  лживых, понеже весьма неупользуют вас, глаголюще: храм Господен, храм Господен, храм Господен есть (7:4).

В таком духе обличения сказал и святой Стефан, что Вышний не в ру-котворенных церквах живет (Деян. 7:48), то есть не заключается вездесу­щее Божие существо во храмах, хотя в них благодать присутствует; не при­вязано благодатное присутствие Божие ко храмам, хотя им даровано; не втом, собственно, живет благодать, что есть рукотворенное во храмах, но, будучи сама духовна, проходит она сквозь рукотворенное и сокровенное, ищет оживить собою также духовное, то есть внутреннего человека. Если человек  жестоковыен, невнимателен, нечувствителен, упорен против Духа Святого, то и в отверстом рукотворенном храме благодатное жилище Бо­жие для него заперто; рукотворенная церковь не освящает и не спасает того, кто со своей стороны не подвизается, чтобы соделать себя живою церковью живого Бога.

Но перестанем изъяснять слова Стефана. Довольно сказать: чему он учил, тому же его и наш Божественный и единственный Наставник науча­ет в следующих словах: грядет час и ныне есть, егда истиннии  поклонницы поклонятся Отцу духом и истиною: ибо Отец таковых ищет поклоняющихся Ему (Ин. 4:23).

Что же скажем на сие? Скажем ли с некоторыми: на что же нам и цер­ковь рукотворенная? Не довольно ли знать одну церковь Нерукотворен­ную в сердце? Остережемся. Сие значило бы метаться из одной крайнос­ти в другую; сие значило бы на место грубой жестоковыйности плотской поставить гордое упорство духовное. Сам Основатель духовной Церкви -Христос и Его апостолы не посещали рукотворенного храма?

Не рукотворенные ли виды хлеба и вина предал Он для совершения Божественного и благотворного Таинства тела и крови Его? Не будьте так грубы, чтобы останавливаться на одном рукотворенном, но и не будьте так горды, чтобы пренебрегать рукотворенное, через которое Бог творит чудеса благодати.

 

Мысли на стихи 48-49 7-й главы

Свт. Феофан. «Домашняя беседа», 1871, вып. 16

Св. Стефан говорит: Вышний не в рукотворенных храмах живет. Кий храм созиждете Ми, глаголет Господь, или кое место покоищу Моему ? Только Неру­котворенный храм сердца боговместим, как сказал Господь: аще кто лю­бит Мя, слово Мое соблюдет; и Отец Мой возлюбит Его, и к нему приидем и оби­тель у него сотворим. Как это совершается — непостижимо для нас, но оно так есть, ибо очевидно бывает, что тогда Бог есть действуяй в нас и еже хотети, и еже деяти. Не рассуждай, а только отдай Господу сердце свое, и Он Сам устроит из него храм Себе, но отдай нераздельно. Если будут части неотданные, то из него нельзя будет устроить цельного храма, ибо одно будет гнило, другое разбито — и выйдет, если только выйдет, храм с дыра­ми, или без крыши, или без дверей. А в таком жить нельзя — Господа в нем и не будет. Только казаться будет, что это храм, а на самом деле — какое-то нагромождение.

 

О вере и видении (ст. 55)

Филарет, митрополит Московский, т. 4

Иное дело, при достаточных основаниях к верованию требовать виде­ния как бы в задаток, чтобы потом веровать. Это не сообразно с самым существом и с достоинством веры, подобно как и между людьми худо ве­рят, когда требуют задатка. Это дерзость. Это почти неверие, хотя, мо­жет быть, не совсем чуждое желания веровать. Сие не одобрено в Фоме. Иное дело — веровать без видения и вследствие послушания веры; как дар, как награду, как подкрепление, как живительное врачество, получить видение. Так первомученик Стефан веровал, исповедал веру перед гони­телями, предал себя смертной опасности за веру, и тогда виде славу Божию, и Иисуса, стояща одесную Бога (Деян. 7:55). Есть же и такие видения, кото­рых не искало желание, не призывала вера, но посредством которых Бо­жие предведение и милосердие ищет будущего сына веры. Так Господь явился в отверстых небесах, чтобы светом видения ослепить Савла-гонителя и переродить его в Павла-апостола.

 

Пример молитвы за врагов (ст. 60)

Филарет, митрополит Московский, т. 5

Святой Павел написал наставление о молитве за царя и за сущих во влас­ти тогда, когда во всем мире не было ни одного царя христианского; когда цари и власти были иудейские, не верующие во Христа, и языческие, по­груженные в заблуждения и пороки идолопоклонства, которые, приходя в соприкосновение с христианством, большей частью являлись врагами его и гонителями, с намерением совершенно истребить оное. Разум есте­ственный, конечно, сказал бы: это несообразность — молиться за людей, которые хотят вас истребить. Но любовь христианская говорит: молитесь и за сих, желайте и просите им всякого блага; может быть, в благодеяниях познают они благодетеля Бога, познав — уверуют в Него, уверовав — уми­ротворятся в отношении к другим верующим в Него; если же и не так, по заповеди возлюбленного Спасителя молитеся за творящия вам напасть и изгонящия вы (Мф. 5:44). Так, действительно, первомученик Стефан за чле­нов Синедриона, определивших побить его камнями, умирая, молился: Господи, не постави им греха сего (Деян. 7:60).

 

О любви ко врагам

Блж. Августин. «Воскресное чтение», г. 16

Чтобы кто-либо из вас не подумал, братия, что нам — человекам — не по силам подражать Господу в любви ко врагам, хотя Он, пострадав по нас, образ оставил нам, да последуем стопам Его (1 Пет. 2:21) — посмотрим на Сте­фана, сослужителя вашего. Он был подобострастный нам человек: так же в беззакониях зачат и во гресех рожден, как и мы; тою же ценою крови Спасителя искуплен, что и мы. Был диаконом, читал Св. Евангелие, кото­рое читает или слышит и каждый из нас. Там он начитал: любите враги ваша (Мф. 5:44), и эту заповедь не только познал, но самым делом исполнил. Ибо, когда иудеи камением побивали его, неповинный страдалец не только не враждовал против них, но, напротив того, умолял Господа о помилова­нии их: и преклонь колена, возопи гласом велиим: Господи, не постави им греха сего (Деян. 7: 58-60). Они побивали его камнями, а он молился; они с неис­товством преследовали его, а он с кротостью подражал Христу; они слеп­лялись злобою, а он, созерцая небеса отверста и Сына Человека одесную сто­яща Бога (Деян. 7: 55, 56), озарялся премудростью свыше.

А чтобы видеть, как действительна была молитва святого мученика Сте­фана, обратимся мыслью к  тому юноше, нарицаемому Савлу, при ногу коего, ког­да побивали камением Стефана, положиша ризы своя убийцы. Стрегий ризы убивающих Стефана и соизволяя убийству его (Деян. 7:58; 8:1; 22:20), он как бы руками всех убийц побивал мученика. И после того, как известно вам, юно­ша сей, дыша прещением и убийством на ученики Господни, испросил себе посла­ния от старейшин иудейских, да аще некия обрящет, мужи же и жены, связаны приведет во Иерусалим на истязания и мучения. Внегда же ити, бысть ему прибли-житися к Дамаску, и внезапу облиста его свет с небесе. И  пад на землю, слыша глас, глаголющ ему: Савле, Савле, что Мя гониши ? Рече же: кто еси Господи ? Господь же рече: Аз есмь Иисус, его же ты гониши: жестоко ти есть противу рожну прати (9: 1-5). Давно Мне следовало бы истребить тебя с лица земли, но Стефан, раб мой, молился за тебя. Тогда павший с злобою восстал с верою; пал как волк, а встал как агнец; пал гонитель Церкви Божией — восстал проповед­ник ее. Скажу яснее: пал сын погибели — восстал сосуд избран; пал Савл -восстал Павел. И если бы св. Стефан не молился таким образом, то Цер­ковь, быть может, не имела бы ныне сего Павла. Потому Павел восстал от земли, что Стефан, преклонявший на земле колена, был услышан.

ГЛАВА 5

ГЛАВЫ 6-7

III. Церковь Христова во всей Иудее и Самарии в переходе к язычникам (8-12 главы)  ГЛАВА 8