Мы продолжаем цикл лекций «Введение в Ветхий Завет» и переходим к рассмотрению второй книги Библии — Книги Исход. Древнейшие из известных в настоящее время списков этой книги найдены в пещерах Кумрана на берегу Мертвого моря и относятся к периоду II в. до н. э. — I в. н. э.: это 15 целиком или фрагментарно уцелевших свитков.
Русское название Книги Исход — буквальный перевод соответствующего названия в Септуагинте, где она носит имя Εξοδος <Эксодос>. Дело в том, что иерусалимские книжники, которые, согласно преданию, в III в. до н. э. перевели библейские книги на греческий язык, старались передать основное содержание каждой книги в ее названии. На древнееврейском же языке эта книга называется « שמות» <Шемот> — «Имена», так как согласно масоретской традиции каждая книга Торы именуется по ее первым словам. «И вот имена» — «ואלה שמות» <Вэ-эле шемот> — так начинается Книга Исход.
Как мы знаем, в начале Книги Бытия, при описании Первого Дня творения, свет упоминается пять раз, что, согласно одному древнему мидрашу (аллегорическому истолкованию), соответствует пяти книгам Моисеевым. И если слова «...Да будет свет» можно поставить эпиграфом к Книге Бытия, в которой обозначены «первые лучи» будущего просвещения мира, то слова «И стал свет» являются наилучшим эпиграфом к Книге Исход. Действительно, ведь в ней говорится о том, как свет Закона и заповедей Божьих начинает просвещать целый народ — народ израильский, через который познание Бога должно распространиться и на все остальное человечество. Да и сам народ — потомство патриархов Авраама, Исаака и Иакова — для получения Закона и заповедей выводится Богом из рабства на свободу, т. е. из тьмы к свету: «И стал свет».
Книга Исход начинается таким стихом:
Вот имена сынов Израилевых, которые вошли в Египет с Иаковом, вошли каждый с домом своим... (Исх. 1,1)
Почему же в начале книги дается перечисление тех самых имен сыновей Иакова, которые уже неоднократно приводились в Книге Бытия? Дело в том, что имя в Библии очень тесно и интимно соединено с сущностью человека. Изменение имени, как мы уже знаем, связано с некими важными изменениями в самой судьбе человека. Если Бог нарекает человека иначе, чем раньше, или вставляет какие-то новые буквы в его имя, то при этом человек получает дополнительные силы или обретает новые возможности. Если же человек сам изменяет свое прежнее имя, — значит, он стремится к переменам в своей жизни, в характере, в отношениях с окружающими. Так, принятие иноязычного имени израильтянином, живущим в среде другого народа, указывало бы на его стремление в чем-то слиться с окружающим населением или даже совсем в нем раствориться. Потомки Иакова могли бы, прожив столь долгий срок в Египте, принять египетские имена, но этого не произошло. Они остались во многом верны Богу и не впали полностью в египетское идолопоклонство, на что указывают их имена, при исходе оставшиеся такими же, как и при переселении в Египет.
Предание называет еще две заслуги сынов Израилевых, благодаря которым они удостоились исхода и избавления от рабства: кроме имен они сохранили священный язык — ведь имена детям давались на священном языке. Например, когда родился Моисей, мать назвала его Моисеем — «משה» <Моше>, «потому что, говорила она, я из воды вынула его» (Исх. 2, 10). Имя «Моше» образовано от древнееврейского глагола «извлекать»; уже из этого ясно видно, что язык отцов сохранялся не как реликт, а как живая разговорная речь, с четким осознанием словообразования и этимологии. Наконец, сыны Израиля сохранили верность завету Бога с Авраамом и знак этого завета — обрезание. Ибо об исходе сказано:
...Весь же вышедший народ был обрезан... (Иис. Н. 5, 5)
Эти-то три заслуги (сохранение имен, языка и завета), по преданию, и послужили как бы «духовной причиной» исхода. Что же они символизируют по отношению к духу человеческому, стремящемуся выйти из .«Египта», т. е. из порабощения нечистыми, идольскими, демоническими началами (см. I Кор. 10, 1-11; Откр. 11, 7-8)? Чтобы удостоиться «исхода», избавления, дух человека должен сохранять верность трем основным принципам: во-первых, он должен помнить «имя» свое, т. е. свою сущность, которая была некогда рождена и наречена в мире высшем; и даже пребывая в рабстве у низших начал, дух должен прилагать все усилия, чтобы не забыть это «имя», не сменить его на какое-либо другое, не отождествить себя самого с низшей, плотской сущностью. Затем он должен сохранять, обновлять в памяти «священный язык» — свою духовную интуицию. Это тот самый язык, с помощью которого еще в раю человек собеседовал с Богом и который в отличие от земного — «египетского» — языка способен описывать сверхъестественные явления и передавать высшие понятия. И, наконец, дух должен хранить верность своему завету с Богом, что и символизирует обрезание.
...После перечисления имен сынов Израилевых говорится:
И умер Иосиф, и все братья его, и весь род их... (Исх. 1, 6)
Но в конце Книги Бытия мы уже читали о том, что Иосиф умер. Зачем же весть об этом повторяется? Тому есть веская причина: пока сохраняется благодарная память о человеке, он жив в сознании помнящих. Поэтому самое горькое — когда воспоминание о человеке умирает и образ его окончательно тускнеет. Так произошло и с израильтянами: новое поколение уже не стремилось подражать праведности Иосифа, оно духовно деградировало, измельчало, образ праведника почти исчез из сознания его потомков — «Иосиф умер...» А следствием этого, по законам духовного мира, стало то, что «умер Иосиф» и в памяти египтян, и благодеяния, оказанные им стране, были забыты. Результатом же забвения всех заслуг Иосифа стало порабощение, угнетение, унижение и, наконец, истребление его родственников и потомков. Потому и сказано: «И умер Иосиф, и все братья его, и весь род их...» Когда по истечении многих лет умерла память об Иосифе, тогда смерть духовная, а за ней и физическая стала настигать и его потомков. Ибо заслугами праведника держится его потомство и его родство...
Почему же все-таки мог быть забыт в Египте Иосиф со своими великими заслугами? Да, видимо, потому, что родственники его и потомки, сыны Израилевы, вместо того чтобы просвещать египтян Богопознанием, стали сами во многом им уподобляться: они подражали египетским обычаям, забывая собственные, установленные Самим Богом и завещанные патриархами.
Египтяне же находились в рабстве духовном, по слову Иисуса Христа:
...Всякий, делающий грех, есть раб греха. (Иоан. 8, 34) ,
и поскольку сыны Израилевы (или значительная часть их) пожелали приобщиться к обычаям египтян, т. е. стать рабами греха, то это очень быстро привело их и к физическому порабощению. Таков сокровенный смысл слов «умер... весь род их», т. е. порабощению физическому предшествовала смерть духовная. На это же намекают и следующие слова Книги Исход:
...А сыны Израилевы расплодились и размножились, и возросли и усилились чрезвычайно, и наполнилась ими земля та. (Исх. 1, 7)
Здесь сказано только о физическом росте, о преуспеянии материальном, которое, по-видимому, в ту пору и стало единственной целью народа. Ни о чем духовном — ни слова. Однако, как вообще свойственно Писанию, в этих словах заключен также иной, таинственный смысл: пять глаголов, которые здесь перечисляются, соответствуют пятикратному упоминанию света в начале Книги Бытия. Поэтому действия, ими обозначенные, способствовали бы умножению света, спасению народа, будь они приложены к духовной сфере, а не только к физической, поскольку в них как бы раскрывается смысл всех пяти книг Торы.
«Расплодились» — указание на Книгу Бытия: первый праведный род, семья патриархов, и «плоды», ею принесенные, описаны в этой Книге. «Размножились» — указание на Книгу Исход: действительно, в ней говорится о том, как из одной семьи Иакова образовался целый народ. «И возросли» — намек на Книгу Левит: в ней описан духовный рост народа в пустыне, где он учился повиноваться заповедям Закона Божьего. «Усилились чрезвычайно» — соотносится с Книгой Чисел, в которой описывается сила Божьего народа (см. благословение Валаама — Числ. 23, 24; 24, 1-9). «И наполнилась ими земля та» — указание на Книгу Второзакония, изображающую состояние народа непосредственно перед вторжением в землю Ханаанскую.
Иными словами, если бы потомки Иакова в Египте остались верны своему высокому призванию и «чрезвычайно усиливались» бы не только физически, но и духовно, их история в этой стране, взаимоотношения с ее народом могли бы сложиться совсем иначе. Следующие стихи говорят:
И восстал в Египте новый царь, который не знал Иосифа, И сказал народу своему: вот народ сынов Израилевых многочислен и сильнее нас... (Исх. 1, 8-9)
Что значит: «И восстал в Египте новый царь...»? До того как история этой страны в связи с библейскими событиями была изучена более досконально, комментаторы приведенных стихов считали, что речь идет просто о новом фараоне. Современные исследователи связывают содержание этих стихов с великими историческими событиями: Египет в промежутке между эпохами Среднего и Нового царств (XVIII-XVI вв. до н. э.) захватили и покорили гиксосы — пастушеские племена, пришедшие из земли Ханаанской, которые, по некоторым данным, были смешанного семито-хурритского происхождения. Согласно одной из исторических концепций, к гиксосам принадлежал тот самый фараон, который возвысил Иосифа и принял весь дом Иакова в Египет. Если эта концепция верна, то за словами «И восстал в Египте новый царь...» может скрываться новая политическая реальность, пришедшая в Египте на смену старой и принесшая много бед израильтянам. По данной концепции, после изгнания завоевателей-гиксосов в начале XVI в. до н. э. к власти пришла новая династия — автохтонно-египетская, которая по понятным причинам была настроена резко против всего чужеземного, «азиатского», и особенно — против всего, так или иначе связанного с Ханааном — прародиной гиксосов.
Существует, однако, и иная концепция этих исторических событий, разработанная известным американским историком и психологом И. Великовским и его последователями. Согласно ей, гиксосы, отождествляемые с амаликитянами, вторглись в Египет уже после исхода оттуда израильтян, и тогда это вторжение можно рассматривать как еще одно наказание, обрушившееся на Египет. Эта оригинальная концепция связана с кардинальным пересмотром всей хронологии Древнего Востока, на чем мы не имеем возможности останавливаться подробнее.
...Итак, Писание говорит о «новом царе», который «не знал Иосифа». В библейском глаголе «׳דע» <йада> — «знать» — содержится смысл «вводить объект познания в свой внутренний мир», «иметь с ним связь». Поэтому в данном случае слова «не знал» могут означать «не хотел знать», «не желал знать», «не желал иметь какое-либо отношение», так как «не знать» об Иосифе в буквальном смысле было для фараона невозможно: египетские архивы, несомненно, содержали о нем и о его деятельности во благо Египта точные сведения. По меньшей мере недостоверна, а то и абсурдна мысль о том, что фараон мог об этом «не знать»: любой фараон был весьма знающим человеком, принадлежащим к жреческому сословию и посвященным во все тайны истории Египта, а уж тем более в события, произошедшие сравнительно с древностью этой страны достаточно недавно.
Есть и еще некий смысл в словах о том, что новый фараон «не знал» Иосифа: так сказано потому, что потомки праведника не сохранили его образа жизни и не донесли до следующих поколений египтян живое представление о нем. Наилучшая проповедь — это проповедь собственным действием, собственным примером. Именно это и могло бы постоянно воскрешать в сознании египтян образ праведника, некогда спасшего их страну от голодной смерти. Однако восстановления образа Иосифа в его потомках не происходило, оттого новый фараон и «не знал» его. И вот новый царь обращается к египтянам, предлагая им новую «программу действий» по отношению к поселенцам-израильтянам:
...И сказал народу своему: вот народ сынов Израилевых многочислен и сильнее нас... (Исх. 1,9)
Прежде чем читать дальше, вспомним, для чего пришел Иосиф в Египет. В 104-м псалме говорится, что фараон возвысил Иосифа,
...Чтобы он наставлял вельмож его по своей душе и старейшин его учил мудрости. (Пс. 104, 22)
Иначе говоря, миссия Иосифа и всего его родства состояла в просвещении Египта истинной верой. Эту миссию злым, демоническим силам удалось свести на нет, пользуясь слабостью человеческой, и сыны Израилевы предались одним материальным заботам, за исключением, по-видимому, только некоторых семейств, которые преемственно сохраняли тайну имени Божьего, помнили завет Его с патриархами. Очень может быть, что такие семейства сохранялись главным образом в потомстве Левия, к которому принадлежали и родители Моисея — Амрам и Иохаведа. Конечно, если бы израильтяне выполняли свою миссию, т. е. наставляли бы египтян в истинном Богопознании, то никогда фараон не произнес бы таких слов: «вот народ... многочислен и сильнее нас», ведь к духовному началу в людях неприложимы чисто физические характеристики. Когда говорят о людях духовных, то упоминают в первую очередь не об их числе и силе, а об их разумении истины.
Кроме того, занимаясь религиозным просвещением египтян, израильтяне не стали бы противопоставлять себя в такой степени местным жителям, а, напротив, приближали бы их к тому познанию, которым обладали сами, и к тому образу жизни, который сами наследовали от патриархов. Это мы видим на примере Иосифа, который держался и вел себя как египтянин, а внутренне неразлучно пребывал с Богом Единым и обучал вере египетских аристократов. Так что слова о «многочисленности и силе» израильтян показывают, в каком состоянии находился народ.
Далее фараон говорит:
...Перехитрим же его, чтобы он не размножался; иначе, когда случится война, соединится и он с нашими неприятелями, и вооружится против нас, и выйдет из земли нашей. (Исх. 1, 10)
Когда в прошлом веке ученые впервые прочитали древнеегипетские тексты, то они узнали новые факты о перипетиях борьбы египтян с гиксосами. Стало ясно, что египтяне очень опасались новых нашествий переднеазиатских народов. Поэтому-то, спустя немного времени после изгнания гиксосов, фараон и говорит о том, что вот, дескать, осталось в Египте большое число людей, вышедших из той же земли, что и недавние враги — покорители египтян, и этих людей необходимо «перехитрить» (буквально — «умудриться» над ними, от древнееврейского корня «חכם» <хахам> — «быть мудрым»). Иначе, если случится война (т. е. опять начнутся столкновения Египта с силами переднеазиатских народов), то израильтяне могут соединиться с неприятелями египтян (а сыны Израиля, как мы знаем, действительно находились и в языковом, и в культурном родстве с целым рядом племен и народов Передней Азии. Знаменитый историк I в. н. э. Иосиф Флавий даже считает, что израильтяне ни больше ни меньше как потомки гиксосов, о которых мы говорили выше; это третья точка зрения на связь гиксосов с евреями наряду с двумя уже упомянутыми нами).
...Соединится и он с нашими неприятелями, и вооружится против нас, и выйдет из земли нашей.
И поставили над ним начальников работ, чтобы изнуряли его тяжкими работами. И он построил фараону Пифом и Раамсес, города для запасов. (Исх. 1, 10-11)
Бог никогда не допустил бы того страшного угнетения израильтян, того рабства, о котором Библия столь лаконично говорит как о «тяжких работах» (т. е. невыносимых физических страданиях), если бы не произошло отступления народа от завета с Богом и от заповедей, данных Им патриархам. Мы знаем, что будущее состояние сынов Израилевых предсказано еще Аврааму:
И сказал Господь Авраму: знай, что потомки твои будут пришельцами в земле не своей, и поработят их, и будут угнетать их четыреста лет,
Но Я произведу суд над народом, у которого они будут в порабощении; после сего они выйдут с большим имуществом... (Быт. 15, 13-14)
Слово Божье исполнилось точно. Обратим внимание на порядок действий, описанных в предсказании: сначала сказано «поработят», а потом уже — «будут угнетать». Казалось бы, когда порабощают, то обычно сразу начинают угнетать, но здесь именно такая очередность действий. Почему? Да потому, что сначала израильтяне были порабощены духовно, т. е. отступили от завета и заповедей, уподобились своим образом жизни египтянам, а потом уже, как физическое следствие, началось и их угнетение.
И поставили над ним начальников работ, чтобы изнуряли его тяжкими работами... (Исх. 1, 11)
Таким образом, работы были не целью, а средством. Обычно, когда ведется какое-либо огромное строительство, то сохраняют жизнь и здоровье работников, пекутся об их благе. Когда же целью является уничтожение населения, а работы становятся чем-то второстепенным (как, например, при строительстве Беломорканала в Советском Союзе), то все происходит точно так, как описано в Книге Исход: намеренно создаются условия для изнурения и уничтожения людей. Так что Древний Египет был, по-видимому, первой страной своего рода концлагерей, и скопища бесправных рабов возводили гигантские строения буквально на своих костях. А строили они, как написано, «города для запасов». Вероятно, в памяти фараона были свежи предсказания Иосифа и следы его деятельности: ведь в дни его правления тоже строили города для запасов и собирали в них хлеб, чтобы уцелели египтяне в семилетье голода. И, как ни удивительно, все это механически продолжалось в годы фараона-угнетателя, хотя тяжкий голод и не предвиделся. От великой идеи остался лишь лозунг, который использовался теперь только для уничтожения людей...Мы помним еще со школьной скамьи из уроков истории древнего мира, как египтяне обращались с рабами (а наиболее бесправными рабами были пленные чужеземцы и их потомки). Рабы получали самую минимальную порцию пищи, надсмотрщики подгоняли их кожаными бичами, их заставляли переносить огромные каменные глыбы и плиты, и при этом погибало огромное число людей. Каждый фараон, вступая на престол, считал, что главное в его деятельности — обеспечить собственное загробное блаженство. Для этого нужно было создать огромную, снабженную всем, что «может понадобиться» в посмертном бытии, пирамиду, чтобы в ней покоилось мумифицированное тело, заключенное в саркофаге. Ведь согласно древнеегипетским верованиям, высшая душа человека Ба поддерживает после смерти связь с другой его душой — полутелесным двойником по имени Ка, а Ка сохраняется за счет связи с неразложившимся телом. Поэтому тело необходимо мумифицировать и заключить в погребальную камеру, и тогда обе души покойного будут благоденствовать.
Каждый фараон, едва вступив на престол, начинал возведение пирамиды. Считалось, что жизнь фараона бесконечно драгоценнее жизней всех его подданных вместе взятых, а о чужеземцах и говорить нечего. Согласно преданию, израильтяне строили не только города для запасов, но и пирамиды для фараона и его вельмож, храмы, дворцы и иные здания. В Книге Исход названы только «Пифом и Раамсес, города для запасов». Какие это запасы, запасы хлебные или запасы той жизненной энергии, истраченной рабами, которой должен «питаться» фараон после своей смерти, не уточнено. Во всяком случае египетские памятники сохранили много сведений о рабах семитского происхождения, очевидно, израильтянах, которые занимались строительством. Например, фигуры рабов разной этнической принадлежности различаются на цветных фресках: египтяне обычно изображаются красноватыми, африканцы-негроиды — черными, а израильтяне — белыми. Таким образом, памятники древнеегипетского искусства еще раз подтверждают правдивость всего того, о чем мы читаем в Библии.
Следует подчеркнуть еще один аспект неправомочности действий фараона по отношению к израильтянам, его вопиющей несправедливости даже в свете тех этических представлений, которые в Египте считались общепринятыми. Сыны Израиля не были взяты в плен во время войны, они на протяжении долгого времени были мирными соседями египтян, их согражданами, разводившими скот и приносившими тем самым большую пользу стране. И поэтому их порабощение и лишение элементарных прав — факт вопиющий, даже с точки зрения морали того времени.
Но чем более изнуряли его, тем более он умножался и тем более возрастал, так что опасались сынов Израилевых. (Исх. 1, 12)
Это стало возможно только благодаря содействию Божьей силы: «чем более изнуряли его, тем более он умножался». Цель, поставленная фараоном, т. е. уменьшение численности народа, его физическое ослабление при строительстве, дабы он не превозмог египтян и не стал сильнее, по воле Всевышнего не осуществилась: народ все более умножался. Благословение Господне, с самого начала сопровождавшее народ Израиля в Египте, содействовало бы просвещению всего Египта, если бы народ израильский оставался верен своей миссии. Однако, несмотря на духовное падение израильтян, благословение не исчезало — оно пребывало, будучи обетовано праотцам народа Самим Создателем. Поскольку же люди как бы закрыли духовные врата для восприятия благодати, она обратилась теперь только на физическую природу: чем больше изнуряли народ, тем более он возрастал.
И потому египтяне с жестокостью принуждали сынов Израилевых к работам... (Исх. 1, 13)
Обратим внимание: здесь сказано «מצר׳ם» <мицраим> — «египтяне», т. е. весь народ. Ответствен ли народ в целом за жестокости фараона? Очень сложный вопрос, который имеет непреходящее значение: ответственно ли, допустим, большинство взрослых, сознательных жителей Германии 30-40-х годов нашего века за ужасы нацизма? В Книге Исход вполне определенно говорится, что египтяне с жестокостью принуждали израильтян к работам, — не сказано «надсмотрщики» и не сказано «специально поставленные слуги», но египтяне в целом. Иначе говоря, совершенно ясно, что весь народ одобрял политику фараона. Хотя фараон был прекрасно осведомлен о заслугах своих подданных-израильтян, ему теперь стало политически выгодно связать их в сознании египтян с недавними поработителями-гиксосами, обосновав тем самым жестокое обращение с ними.
...И делали жизнь их горькою от тяжкой работы над глиною и кирпичами и от всякой работы полевой, от всякой работы, к которой принуждали их с жестокостью. (Исх. 1, 14)
Подчеркнуто дважды — в 13-м и в 14-м стихах — «с жестокостью принуждали». Можно по-разному обращаться с рабами: более или менее справедливо либо жестоко. Можно требовать, чтобы они выполняли заданную работу, и после этого на время оставлять их в покое, а можно и безнаказанно издеваться над ними во всякое время. Исходя из этого, мы начинаем понимать, почему Египет был впоследствии, перед исходом израильтян, так страшно наказан Господом: ведь практически все его население участвовало в издевательствах над беспомощными людьми, участвовало в жестоком принуждении их к тяжелой работе, и никто не осуждал такое обращение с бывшими соседями; сказано емко и ясно: «делали жизнь их горькою».
Однако этого было мало: поскольку царь египетский, по-видимому, инстинктивно чувствовал, что некое благословение, для него непонятное, нисходит на народ Израиля и не дает ему исчезнуть или хотя бы уменьшиться численно, то он и решил перейти к прямому истреблению всех новорожденных мальчиков у израильтян. Поэтому далее говорится:
Царь египетский повелел повивальным бабкам евреянок, из коих одной имя Шифра, а другой Фуа,
И сказал: когда вы будете повивать у евреянок, то наблюдайте при родах: если будет сын, то умерщвляйте его, а если дочь, то пусть живет. (Исх. 1, 15-16)
Как мы знаем, сынов Израилевых в Египте было достаточно много: при исходе страну покинуло свыше 600 тысяч только здоровых мужчин от двадцати лет и выше, способных к войне, не считая левитов (Числ. 1, 45-47); общее число израильтян в Египте, по подсчетам историков, составляло около трех миллионов. Но неужели всего две повивальные бабки обслуживали весь этот народ? Конечно, нет.
В Египте существовали своего рода касты, хотя и не настолько обособленные, как в древней и средневековой Индии. В том числе, по свидетельствам египетских текстов, была и каста повивальных бабок (акушерок). Ею руководили две главные представительницы профессии — Шифра и Фуа; к ним-то и обратился фараон, давая приказание всем повивальным бабкам.
Почему же он повелевает убивать мальчиков и оставлять в живых девочек? Во-первых, красота женщин «ретену» (египетское название жителей Передней Азии) ценилась в Египте, и фараон мог желать, при полном истреблении или сильном сокращении мужской части израильского населения, отдать женщин в гаремы вельмож. Однако предание говорит еще об одном: фараон знал от предсказателей и жрецов о том, что должен родиться избавитель Израиля, который при спасении своего народа погубит либо самого фараона, либо одного из его преемников, что и случилось (ведь исход произошел уже при сыне этого фараона). Поэтому-то он и велел убивать только младенцев мужского пола. Параллель этому событию мы видим в Новом Завете. Существует предание, что и царь Ирод Великий незадолго до рождества Христова получил предсказание о том, что вскоре должен родиться царь Иудейский. И когда знаменитые волхвы пришли в Иерусалим, то Ирод узнал от них, что предсказание уже осуществилось и царь Иудейский родился. И тогда понял царь Ирод, что он находится как бы в положении фараона: как благополучию фараона или его потомства грозило появление на свет Моисея, так и процветанию Иродовой династии грозит рождение царственного младенца — Мессии, которого именно поэтому Ирод и стремился убить.
А вот что последовало за страшным приказом фараона:
Но повивальные бабки боялись Бога и не делали так, как говорил им царь египетский, и оставляли детей в живых. (Исх. 1, 17)
Отсюда мы можем заключить, что в израильском народе существовало, теплилось благочестие, были люди, которые боялись Бога, в определенных семьях еще сохранялось Богопочитание. Это было одной из важных причин того, почему народ удостоился исхода из Египта, хотя большая его часть, как мы уже видели и дальше увидим еще яснее, забыла заветы отцов и впала в рабство сперва духовное, а потом и физическое.
Царь египетский призвал повивальных бабок и сказал им: для чего вы делаете такое дело, что оставляете детей в живых? (Исх. 1, 18)
Мы можем представить себе, как они испугались фараона, властного над жизнью и смертью своих подданных, которого в Египте почитали живым богом, сыном солнечного божества Амона-Ра. Им было страшно услышать из уст безжалостного тирана грозный вопрос о том, почему его воля не выполняется. В тот момент Бог испытал повивальных бабок: испугаются ли они фараона или будут тверды в своей Богобоязненности. Что же услышал фараон?
Повивальные бабки сказали фараону: еврейские женщины не так, как египетские; они здоровы, ибо прежде нежели придет к ним повивальная бабка, они уже рождают. (Исх. 1, 19)
Фараона, по-видимому, удовлетворил такой мудрый ответ, внушенный верой. Бабки-акушерки сослались на разницу в физическом развитии двух народов, изобразив израильтян как очень здоровое племя скотоводов, не изнеженное городской цивилизацией и сохранившее естественную физическую выносливость. И за то, что своей верой и мудростью спасли множество жизней, они получили обильную награду свыше, о которой Писание говорит лаконично, но многозначительно:
За сие Бог делал добро повивальным бабкам, а народ умножался и весьма усиливался.
И так как повивальные бабки боялись Бога, то Он устроял домы их. (Исх. 1,20-21)
Из приведенных стихов, во-первых, следует, что бабки-акушерки получили награду («добро») в своей собственной жизни и, во-вторых, что их праведность принесла благословение потомкам («домам» их). Очевидно, семьи повивальных бабок тоже росли в страхе Божьем, и, по преданию, из них вышли впоследствии великие вожди и пророки.
Однако злодеяния фараона не могли быть остановлены скрытым сопротивлением повивальных бабок. Он решил сделать соучастниками своего преступления теперь уже всех египтян:
Тогда фараон всему народу своему повелел, говоря: всякого новорожденного у евреев сына бросайте в реку, а всякую дочь оставляйте в живых. (Исх. 1, 22)
Представим себе эту ситуацию: египтянам становится известно, что в каком-то из еврейских домов есть беременная женщина. Такой дом обычно представлял собой тростниковую хижину, обмазанную илом, в нее в любой момент могли ворваться соседи-египтяне, жившие в довольно благоустроенных кирпичных домах. Они могли ограбить рабов-евреев (хотя, собственно, отнимать-то у них уже нечего — разве что скудное дневное пропитание), могли их избить и, наконец, убить, особенно после того, как фараон издал свой приказ о младенцах. Таким образом, Бог теперь испытывал народ египетский: станут ли египтяне охотно выполнять приказ фараона или воспротивятся ему, хотя бы тайно? Ведь они получили возможность открыто проявлять жестокость, агрессивность, страсть к наживе...
По-видимому, не нашлось никого, кто поступил бы вопреки царскому приказу. Во всяком случае в Писании упомянут лишь один такой случай, и то он произошел по воле фараоновой дочери, а не кого-либо из народа (имеется в виду спасение младенца Моисея). Поэтому тот, кто в полемическом задоре говорит, что Бог слишком жестоко наказал Египет, наслав на него десять казней, пытается проигнорировать причинно-следственную связь событий. Ясно, что казни — прямое воздаяние за все зло, соделанное египтянами. Это проявление того духовного закона, который так четко и так поэтично изложил Иисус в Нагорной проповеди:
...Какою мерою мерите, такою же отмерится и вам. (Лук. 6, 38)
Если первая глава Книги Исход заканчивается словами: «...Всякого новорожденного у евреев сына бросайте в реку...», то вторая глава открывается таким повествованием:
Некто из племени Левиина пошел и взял себе жену из того же племени.
Жена зачала и родила сына и, видя, что он очень красив, скрывала его три месяца... (Исх. 2, 1-2)
В свитке Торы современного разделения на главы нет, так что стихи следуют непосредственно друг за другом. Какая же связь между стихами «...всякого новорожденного у евреев сына бросайте в реку...» и «некто... пошел и взял себе жену...»? По преданию, когда закон об убийстве детей обнародовали, большинство израильтян перестало вступать в брак, а те, кто состоял в нем, прекратили супружеские отношения, опасаясь за жизнь будущих детей. И тогда угроза нависла над самим существованием народа: очевидно, фараон коварно рассчитал, что его жестокий приказ будет воздействовать не только на египтян, но и на евреев. Он, конечно, желал, чтобы еврейский народ сам отказался от рождения детей. И тем не менее написано: «Некто из племени Левиина пошел и взял себе жену... Жена зачала и родила сына...» И произошло это в семействе из колена Левия... Чем же оно выделялось и чем отличалось от всех прочих колен? Мы помним, что Левию, третьему сыну Иакова от Лии, было предназначено стать священником, и от него должно было произойти священническое колено — колено посредников между Богом и народом Израиля. Именно в этом колене более всего сохранялось благочестие и передавалось из рода в род неповрежденное предание, восходившее к предкам-патриархам, и именно левиты хранили в чистоте свою жизнь, остерегаясь чуждых египетских обычаев.
Мало того, по преданию, колено Левиино даже было свободно от порабощения; как устроил это Господь и как это было обосновано в глазах египетских властей, мы точно не знаем. Однако о том свидетельствует многократный свободный приход Моисея и Аарона, представителей колена Левия, к фараону, на что рабы, конечно, права иметь не могли. В этом колене — единственном из двенадцати — даже в Египте должна была поддерживаться и духовная, и физическая свобода, потому что при абсолютном рабстве гаснут последние искры Богопознания.
Итак, сказано, что свободно пошел «человек из колена Левия», а именно Амрам, будущий отец Моисея, и взял себе жену. Хотя ясно, что и он подвергался точно таким же опасностям, как и остальные израильтяне, чьих детей убивали.
Жена зачала и родила сына и, видя, что он очень красив, скрывала его три месяца... (Исх. 2, 2)
«Очень красив»... Предание говорит, что, когда родился Моисей, весь дом озарился светом: младенец сиял — произошло чудо, и тогда прозорливым членам его семьи стало ясно, что он — тот самый младенец, которому суждено спасти народ от рабства. Ведь предание о спасителе и избавителе существовало и неизменно передавалось из рода в род. Сего-то младенца и искал убить фараон, но как раз ему, а не множеству других, и суждено было спастись, как впоследствии Иисусу Христу — единственному из младенцев вифлеемских.
Вообще, историю первых лет жизни Иисуса Христа, как она изложена в Евангелии от Матфея, нельзя понять без знания истории Израиля в Египте и без знания жизни Моисея. В Евангелии от Матфея мы читаем, что Иосиф и Мария бежали вместе с младенцем Иисусом от лица Ирода и некоторое время пробыли в Египте, т. е. Иисус пережил такое же переселение («нисхождение») в Египет, как и народ израильский, и затем осуществил подобный же исход («восхождение») из Египта. И поэтому к нему прилагаются слова пророка, сказанные от лица Самого Господа: «Я... из Египта вызвал сына Моего» (Ос. 11, 1). Эти же слова приведены во 2-й главе Евангелия от Матфея:
Он встал, взял младенца и матерь его ночью и пошел в Египет, И там был до смерти Ирода, да сбудется реченное Господом через пророка, который говорит: из Египта воззвал Я сына Моего. (Матф. 2,14-15)
Однако, если мы обратимся к самой Книге Пророка Осии (Осия жил в VIII в. до н. э., т. е. приблизительно через 600 лет после исхода и за 700 лет до рождества Христова), то увидим, что стих приведен там в очень специфическом контексте:
...Когда Израиль был юн, Я любил его и из Египта вызвал сына Моего. (Ос. 11, 1)
Слова еврейского оригинала: «ממצר׳ם קראת׳ לבנ» <ми-Мицраим карати ливни> можно понять и так: «от Египта (т. е. начиная от Египта) Я нарек его сыном Своим». Значит, стих говорит об израильском народе в целом, который «в юности своей», т. е. в эпоху своего формирования, изведен из Египта и наречен «сыном-первенцем» Господа (ср. Исх. 4, 22-23). Почему же в Евангелии от Матфея стих рассматривается как пророчество об Иисусе Христе? Да потому, что Мессия таинственным образом должен был повторить путь народа израильского: он тоже должен был и сойти в Египет, и выйти из Египта. Ведь Бог возложил на него величайшую миссию просвещения истинной верой всех народов — ту самую миссию, которую Израиль в целом, как народ, исполнить не сумел. И поэтому одно из имен Иисуса Христа в пророчествах Библии — Израиль. Например, в Книге Исаии 49-я глава повествует о будущем Мессии от первого лица такими словами:
Слушайте меня, острова, и внимайте, народы дальние: Господь призвал меня от чрева, от утробы матери моей называл имя мое... (Ис. 49, 1)
Действительно, «от утробы матери» был наречен Мессия (Христос) своим земным именем: ангел еще до зачатия велел назвать его «Иисус» (Матф. 1, 21 и Лук. 1, 31).
...И соделал уста мои как острый меч; тенью руки Своей покрывал меня, и соделал меня стрелою изостренною; в колчане Своем хранил меня;
И сказал мне: ты раб Мой, Израиль, в тебе Я прославлюсь. (Ис. 49, 2—3 )
Здесь Мессии дается имя «Израиль» — как мы уже объясняли (см. т. I, лекц. 12), оно означает «сущность царствующая, поющая, зрящая Бога».
А я сказал: напрасно я трудился, ни на что и вотще истощал силу свою. Но мое право у Господа, и награда моя у Бога моего.
И ныне говорит Господь, образовавший меня от чрева в раба Себе, чтобы обратить к Нему Иакова и чтобы Израиль собрался к Нему... (Ис. 49, 4-5)
Согласно этой «песни Мессии», его земная жизнь, по видимости закончившаяся бесславно, вскоре принесет великий духовный плод.
Обратим внимание на следующее: самого Мессию зовут Израиль, а призван он для того, чтобы «обратить к Богу Иакова и чтобы Израиль собрался к Нему». Один раз имя Израиль применяется здесь к Мессии, а другой раз — ко всему народу.
И Он сказал: мало того, что ты будешь рабом Моим для восстановления колен Иаковлевых и для возвращения остатков Израиля, но Я сделаю тебя светом народов, чтобы спасение Мое простерлось до концов земли. (Ис. 49, 6)
В миссию Христа входит не только возвращение к Богу и восстановление на Святой земле народа Израилева, но и спасение всех народов земли, для которых он станет «светом». В Евангелии от Луки записано пророчество праведника Симеона о Мессии, который должен явить собою
...Свет к просвещению язычников и славу народа Твоего Израиля. (Лук. 2, 32)
Итак, в 49-й главе Книги Исаии внятно и подробно изложена будущая миссия Иисуса Христа, которого Бог пошлет для спасения всего человечества. А упоминаем мы об этом потому, что нельзя понять сущность посланничества Христа, не зная истории ветхозаветного Израиля, которая является прообразом всего того, что произошло с Иисусом Христом.
Что еще символизирует история израильтян в Египте? Несомненно, нашу духовную жизнь. Дух человеческий оказывается не только в плену у плоти, но и в порабощении у злых, бесовских, демонических сил, которые его беспощадно порабощают и заставляют на себя работать. В итоге злой дух — символический «фараон», который царствует во многих людях, или, как говорит апостол, «в сынах противления» (Еф. 2, 2), — дает распоряжение «надсмотрщикам», чтобы они занимали человека «работой» днем и ночью, чтобы у него не оставалось времени обратиться к Богу, «принести ему жертву» — молитву, чтобы не было ни секунды на жизнь духовную. Такой человек знает лишь путь «от стойла до пойла» и обратно: ему все время некогда, ему нужно всегда «работать, работать, работать». Это или буквальный труд, сулящий материальное обогащение, или же беспрестанная злая «работа» мысли, порабощенной низшим началом. А потом, когда видит злой дух, что не в его силах окончательно истребить силу духа человеческого, он повелевает всякое мужественное желание, рождающееся в человеке, истреблять. Он старается убить «всякого младенца мужского пола», т. е. всякий сильный, волевой, мужественный порыв, который впоследствии смог бы избавить человека от духовного порабощения. «Младенцев женского пола» злое начало оставляет в живых, поскольку они олицетворяют эмоциональную сферу человека, над которой зло получает полную власть, «предав смерти» разум и волю — «младенцев мужеского пола». В результате весь внутренний строй такого человека близится к полной погибели.
Чтобы подобному человеку спастись, в нем самом должен как бы родиться некто, призванный, повинуясь воле Божьей, вывести человеческую сущность на простор, освободить от рабства. Должен родиться тот «внутренний человек», о котором говорят апостолы и который, став «совершенным мужем», возглавит исход всех мыслей и чувств человека из духовного «Египта» (см. I Петр. 2, 2; II Кор. 4, 16; Евр. 5, 13-14).
Далее в Книге Исход говорится:
Жена зачала и родила сына и, видя, что он очень красив, скрывала его три месяца... (Исх. 2, 2)
Первые три месяца младенца еще удавалось как-то скрывать. Предание говорит, что он был очень смышленый, не кричал и не плакал, и соседи-египтяне ничего не слышали. Согласно другому преданию, Моисей родился семимесячным, поэтому о его существовании могли и не догадываться.
...Но не могши долее скрывать его, взяла корзинку из тростника и осмолила ее асфальтом и смолою и, положив в нее младенца, поставила в тростнике у берега реки,
А сестра его стала вдали наблюдать, что с ним будет. (Исх. 2, 3-4)
Мать Моисея, которую звали Иохаведа (она была дочь Левия — Исх. 6, 20; Числ. 26, 59. Имя «׳וכבד» <Иохевед> означает «Господня слава»), не могла более скрывать младенца. Видимо, кто-то донес о нем соседям-египтянам, и они уже были готовы убить его. Обстоятельства жизни израильтян в Египте удивительно напоминают нацистские лагеря XX века: адский труд, невозможность иметь детей, отовсюду грозящая смерть (ср. Втор. 28, 64-68).
Все, что происходило с семьей Моисея, конечно, направлялось свыше. Отец Моисея, чье имя «עמרם» <Амрам> означает «народ возвышенный», и его мать Иохаведа, т. е. «Господня слава», оба из колена Левиина, были причастны Духу Святому, духу пророчества. Они могли получать непосредственные указания от Бога, и особенно это относится к такому важному событию, как сохранение жизни младенца Моисея. Бог, по-видимому, указал, каким образом спасти младенца: в какую корзинку положить его, куда ее поставить и т. д. Во всяком случае относительно одного из членов семьи Моисея — его сестры Мариам (или «Мир'йам» в оригинале Ветхого Завета; в Новом Завете это имя передается и как «Мария»), в Книге Исход указано прямо, что она была пророчицей:
И взяла Мариам-пророчица, сестра Ааронова, в руку свою тимпан, и вышли за нею все женщины с тимпанами и ликованием. (Исх. 15, 20)
Ее имя «מר׳ם» <Мир'йам>, согласно традиции, происходит от глагола «מרה» <мара> — «быть горьким», ибо она родилась в горькие годы рабства и геноцида. Она названа «נב׳אה» <невиа> — «пророчицей», от глагола «נבא» <нава> — «пророчествовать», а также «бурлить», «источать», «изливаться наружу». Это слово в Писании означает провидца, прозорливца, зрящего внутреннюю суть вещей и провидящего будущее. Благодаря Духу Божьему, вызывающему в человеке благодатное «кипение», «бурление» мыслей и чувств, пророчество как бы из переполненного, бурлящего водой источника само «источается», изливается через уста. Очевидно, Мариам была движима духом пророчества уже с детства или с самой ранней юности: именно она дала совет отцу и матери, как им спасти ее брата-младенца.
...А сестра его стала вдали наблюдать, что с ним будет. (Исх. 2, 4)
Видимо, Сам Господь поведал ей, что случится чудо, младенец будет спасен, и она стояла и наблюдала с верой и упованием, как будет исполняться услышанное ею от Господа.
И вышла дочь фараонова на реку мыться, а прислужницы ее ходили по берегу реки. Она увидела корзинку среди тростника и послала рабыню свою взять ее. (Исх. 2, 5)
Сколько должно было произойти различных совпадений, чтобы младенец был спасен таким неожиданным образом! Именно на это самое место должна была прийти дочь фараона, чтобы искупаться в реке (хотя египетские дворцы были снабжены прекрасными купальнями и бассейнами); к тому же принцессе должен был понравиться найденный младенец; кроме того, она должна была решиться взять еврейского ребенка в свой дом, зная об отношении к евреям своего грозного отца. Однако все произошло точно так, как описано, потому что никакого совпадения здесь не было и быть не могло — все предопределил и устроил Сам Господь, как сказано в Книге Притчей:
Сердце царя — в руке Господа, как потоки вод: куда захочет, Он направляет его. (Прит. 21, 1)
Как внешние события, так и сердце любого человека во власти Всевышнего...
Открыла и увидела младенца; и вот дитя плачет; и сжалилась над ним и сказала: это из еврейских детей.
И сказала сестра его дочери фараоновой... (Исх. 2, 6-7)
В ту минуту, когда принцесса убеждается, что перед ней еврейский ребенок (а об этом могло свидетельствовать обрезание), Мариам как раз и подходит к ней. Каким бесстрашием надо обладать представительнице угнетаемого, уничтожаемого народа, чтобы приблизиться к дочери самого фараона! Придворные могли, например, подумать, что она хочет убить принцессу, мстя ей за смерть своих близких — ее могли схватить и, не выслушав, убить... Однако Господь дает своей посланнице необычайную силу духа. И, увидев, что ее пророчество о спасении брата начинает исполняться, Мариам уже ни в чем не сомневается:
И сказала сестра его дочери фараоновой: не сходить ли мне и не позвать ли к тебе кормилицу из евреянок, чтоб она вскормила тебе младенца? (Исх. 2, 7)
Удивительно, но Мариам нисколько не сомневается в том, что дочь фараонова усыновит младенца! Об этом свидетельствуют ее слова: «чтобы... вскормила тебе ». Допустим, дочь фараона могла бы спасти ребенка, своей властью избавить его от смерти. Однако думать, что она усыновит его, что решится взять в дом фараона представителя народа, обреченного на уничтожение?! Это должно было казаться по меньшей мере необычным. Только полнейшее доверие к слову Господню, ей возвещенному, могло устранить все сомнения из сердца Мариам. Бог действовал в тот миг в обоих сердцах — в сердце сестры Моисея и в сердце его новой, приемной матери.
Не менее удивительно согласие принцессы отдать младенца именно еврейской кормилице, хотя вокруг было так много египтянок. Согласно преданию, младенец не брал грудь египетской кормилицы, ибо Господу было угодно, чтобы Моисей был вскормлен собственной матерью и, возрастая в своей семье, узнал жизнь и предания еврейского народа, проникся его верой. И вот уже из уст принцессы раздается слово согласия:
Дочь фараонова сказала ей: сходи... (Исх. 2, 8)
Краткое слово, но в нем — жизнь и спасение младенца! Даруется жизнь и благоволение и самой Мариам, которая осмелилась обратиться к дочери фараона. «Сходи» означает, что младенец с этого момента усыновляется царевной.
...Девица пошла и призвала мать младенца. (Исх. 2, 8)
Таким образом, согласно замыслу Божьему, Моисей — единственный из своего народа — принимается в дом фараона, оставаясь при этом истинным израильтянином, которому мать передает традиции своего племени.
Только такое двойное воспитание и могло сделать Моисея способным к тому, чтобы стать вождем своего народа: он знал и принимал близко к сердцу страдания израильтян, сам вырастая на свободе и приобщаясь к знаниям египетских мудрецов. Если бы Моисей остался со дня рождения в доме своей матери, его скорее всего убили бы, раньше или позже. Если бы его передали на воспитание бедуинам
пустыни, то он одичал бы среди них, не будучи приобщен ни к еврейской, ни к египетской культуре, и не смог бы стать избавителем народа. Если бы он воспитывался при дворе фараона, но не знал ничего о собственном народе и его страданиях, то тоже не смог бы осуществить призвание спасителя. Значит, Господь устроил все так и только так, чтобы Моисей был всесторонне образован, знал жизнь обоих народов и мог впоследствии находить общий язык и с евреями, и с египтянами (ведь множество египтян обратилось к истинному Богу и присоединилось к израильтянам при их исходе — Исх. 12, 38; 12, 49).
Когда Мариам призвала Иохаведу,
Дочь фараонова сказала ей: возьми младенца сего и вскорми его мне; я дам тебе плату. Женщина взяла младенца и кормила его. (Исх. 2, 9)
Господь не только спас раба своего Моисея, но Он сделал так, что его кормила собственная мать по повелению дочери фараона и даже получала плату за вскармливание потенциального наследника престола (о такой возможности упоминается у Иосифа Флавия, в агади-ческих комментариях к Книге Исход и в Талмуде).
И вырос младенец, и она привела его к дочери фараоновой, и он был у нее вместо сына... (Исх. 2, 10)
Моисея привели во дворец фараона уже довольно взрослым. Как же его воспитывали до этого? Конечно, в духе израильских традиций. Несомненно, он знал об угнетении и о страданиях своего народа, знал он и обетование о грядущем избавлении, данное праотцам. Моисей, приведенный в дом фараона, должен был теперь получить нечто вроде «высшего образования» знатного египтянина. Существует предание, что когда дочь фараонова первый раз принесла младенца во дворец и показала своему отцу, ребенок тотчас потянулся к короне фараона, схватил ее и сбросил на пол. Согласно египетским приметам, это был очень плохой признак. Было решено, что младенца, явившего столь дурное предзнаменование, надо убить. Однако дочь фараона со слезами на глазах стала заступаться за него, и тогда фараон призвал всех своих волхвов, жрецов и вельмож, и те начали гадать: а не тот ли это самый младенец, ради избавления от которого в Египте убивали еврейских мальчиков? Не его ли спасла дочь фараона? Тогда самые мудрые жрецы повелели принести два блюда — одно с золотом и драгоценными камнями, а другое — с горящими угольями. Если младенец — тот самый, он должен быть смышленым с рождения и потянуться к золоту — символу царской власти. Если же он потянется к углю и возьмет его в рот, значит, он глуп и не опасен для фараона. И Моисей уже потянулся было к золоту, но архангел Гавриил, охранявший его, невидимо направил его руку к другому блюду. Тогда он положил уголь в рот и обжег язык — поэтому Моисей и стал косноязычен (Исх. 4, 10 и б, 12). Тем не менее жизнь младенца была спасена, а принцессе позволили его усыновить:
...Он был у нее вместо сына и нарекла имя ему: Моисей, потому что, говорила она, я из воды вынула его. (Исх. 2, 10)
Кто же нарек его Моисеем: мать или дочь фараона? Ведь обе они упоминаются в этом стихе. Когда в XIX веке был заново открыт и изучен древнеегипетский язык, то оказалось, что в имени «»משה <Моше> — Моисей — сокрыта контаминация двух смыслов, двух этимологий: древнееврейской и древнеегипетской. По-древнеегипетски «Мосе» означает «сын», «дитя». Это слово является частью имен некоторых фараонов: Тутмосе (Тутмос) — «сын бога Тота» (бога мудрости), Яхмосе (Яхмос) — «сын бога Яха» (бога Луны) и т. д. По-древнееврейски «Моше» (от глагола «משה» <маша> — «вытягивать», «вытаскивать», «избавлять») значит «извлеченный», «вынутый», «спасенный», а при символическом истолковании этого имени — «извлекающий», «выводящий» и «спасающий». Видимо, мать так назвала мальчика по внушению свыше: «Моше» — это одновременно и «вынутый из воды», и «тот, кому суждено вывести, спасти, извлечь» из темных вод египетского рабства израильский народ. Таким пророческим именем, притом с древнееврейской этимологией, могла, конечно, наречь ребенка только родная мать.
Имя, однако, звучало так, что оно понравилось и дочери фараона, которая, истолковав по-своему, восприняла его как египетское: «Мосе» — «сын», «дитя». Так, по промыслу Божьему, пророческое имя, данное матерью, Моисей сохранил и во дворце фараона.
Теперь перейдем к символическому значению описанных событий. Страшным, ужасным испытаниям и смертельной опасности подвергается «новорожденный младенец» — наш внутренний человек — в «Египте», мире темном и бездуховном (см. Иоан. 3, 3-8 и Откр. 11, 8). Злое, демоническое начало хочет его умертвить. И для того чтобы он спасся, Господь являет многие чудеса. Он устраивает все так, что самые грозные опасности, которым символический «Моисей» подвергается в мире, служат спасению «младенца», его росту, возмужанию и укреплению. Именно в Египте возрос Моисей, именно там его научили премудрости (Деян. 7, 22). Именно в Египте, несмотря на порабощение и уничтожение и вопреки им, возрос, окреп и умножился народ Израиля. Таким образом, все испытания, которым мы подвергаемся в низшем, материальном, плотском мире, содействуют росту и возмужанию нашего внутреннего человека.
В конце концов наступает момент столкновения, противоборства двух традиций, двух систем воспитания, двух духовных ориентаций, сосуществующих в душе Моисея: израильской и египетской. К этому столкновению, к выбору жизненного пути его приводит встреча лицом к лицу со своими порабощенными братьями.
Спустя много времени, когда Моисей вырос, случилось, что он вышел к братьям своим и увидел тяжкие работы их; и увидел, что египтянин бьет одного еврея из братьев его. (Исх. 2, 11)
Как били надсмотрщики рабов? Одного удара хлыстом вполне достаточно, чтобы наказать за нерадивую работу, а если били долго и жестоко, то часто забивали насмерть. С точки зрения Моисея, воспитанного в этических традициях израильтян, убивающий (забивающий насмерть) без суда невинного и беззащитного человека сам, безусловно, достоин смерти. Моисей, пользуясь положением египетского вельможи, осуществляет тут же, на месте, правосудие над палачом-надсмотрщиком. Делает он это осторожно, с оглядкой, чтобы не быть уличенным в сочувствии к рабам и в ненависти к их мучителям:
Посмотрев туда и сюда и видя, что нет никого, он убил египтянина и скрыл его в песке. (Исх. 2, 12)
Каким же способом он убил египтянина? В тексте подробностей нет. Согласно преданию, он сделал это не с помощью физической силы, а таинственной силой слова. Моисей, получив жреческое посвящение, несомненно, владел магическими приемами египетских жрецов. Известно, что древнеегипетские жрецы обладали умением убивать без физического прикосновения. Однако, согласно традиционному пониманию эпизода, Моисей не воспользовался своими познаниями в магии, а обратился с горячей молитвой к Богу, и Господь совершил суд над надсмотрщиком. Поэтому на другой день еврей, обидевший своего ближнего, обращается к Моисею с таким вопросом: «Не говоришь ли ты, чтобы убить меня, как убил того египтянина?» (слово «אמר» <омер> — «говоришь» — переведено по-русски как «думаешь»).
Что же означают слова «посмотрев туда и сюда»? Буквальный их смысл ясен: Моисей опасался свидетелей. Предание же объясняет эти слова аллегорически: Моисей уже тогда был великим духовидцем; «посмотрев туда и сюда», он увидел и прошлое надсмотрщика — его предков, и будущее — его потомков. И он понял, что «нет никого», т. е. нет никаких праведных заслуг у его предков, которыми он мог бы еще оправдаться и удержаться в земной жизни, и не будет ни одного праведника среди его потомков, ради которого его следовало бы оставить в живых. Поэтому Моисей «убил его и скрыл в песке», т. е. незамедлительно осуществил правосудие. Эта история имела знаменательное продолжение:
И вышел он на другой день, и вот два еврея ссорятся; и сказал он обижающему: зачем ты бьешь ближнего твоего?
А тот сказал: кто поставил тебя начальником и судьею над нами? не думаешь ли убить меня, как убил египтянина? Моисей испугался и сказал: верно, узнали об этом деле. (Исх. 2, 13-14)
Мы видим, до какой степени нравственного падения дошли некоторые из сынов Израилевых в Египте. Все они находились в положении угнетаемых и уничтожаемых, но тем не менее ссорились между собой, и у многих исчезло братское отношение друг к другу. И когда Моисей, проявляя свойственное ему от рождения чувство справедливости и стремление к водворению мира, начинает обличать виновника ссоры, тот оказывает ему сопротивление, отказываясь подчиняться каким бы то ни было этическим нормам. Впоследствии народ, ведомый Моисеем, много раз не подчинялся, восставал против него, бывал недоволен, роптал, так что Моисей временами, изнемогая, говорил Богу:
Разве я носил во чреве весь народ сей, и разве я родил его, что Ты говоришь мне: неси его на руках твоих, как нянька носит ребенка... (Числ. 11, 12)
Первый, как бы прообразный, пример такого сопротивления Моисею со стороны людей мы и видим в рассматриваемом эпизоде.
Почему же «Моисей испугался»? Буквальный смысл очевиден: Моисей испугался, что убийство надсмотрщика получило огласку и теперь фараон поймет, на чьей стороне симпатии Моисея, и захочет от него избавиться. Так и произошло.
И услышал фараон об этом деле и хотел убить Моисея; но Моисей убежал от фараона и остановился в земле Мадиамской, и сел у колодезя. (Исх. 2, 15)
Есть и второй, более глубокий смысловой пласт в словах «Моисей испугался». Ведь перед убийством египтянина Моисей убедился, что вокруг никого нет. Кто же в таком случае оставался единственным свидетелем содеянного им, кто мог сначала рассказать об этом другим евреям, а потом и донести фараону? Ответ может быть только один: еврей, спасенный Моисеем из рук палача-надсмотрщика! И Моисею, увидевшему такой поворот событий, было чего устрашиться. Если спасенный им от смерти человек вместо благодарности доносит на него, подвергая своего спасителя смертельной опасности, значит, народ дошел до той степени нравственного падения, на которой он уже не способен возжаждать свободы. Рабское самоощущение стало свойственно ему изнутри, поселилось в его сердце. И Моисей бежит из Египта, быть может, подсознательно ожидая того времени, когда народ будет способен помыслить об избавлении от рабства и возжелать свободы. Он ждет чуда, а оно произойдет только через сорок лет...
Так почему же Моисей поступил столь опрометчиво? Убив надсмотрщика, он поставил на карту свою жизнь, свою будущность, свою карьеру египетского вельможи и, на первый взгляд, безнадежно проиграл. Ради чего же он пожертвовал всей своей блистательной будущностью в Египте? Желай он сохранить эту будущность, он мог бы убедить себя такими, например, словами: лучше я потерплю, подожду, пока обрету достаточное политическое влияние, и тогда постараюсь облегчить участь своих соплеменников. Оттого, что я убью сейчас надсмотрщика, заступлюсь за одного человека, не изменится положение сотен тысяч людей. А сделав это, я навсегда лишусь возможности помочь сынам Израиля.
Он не стал принимать во внимание, что поступается своим положением, богатством, будущностью, наконец, рискует жизнью. Моисей здесь был первый раз по-настоящему испытан Богом. Чувство справедливости, сильнейшее сочувствие к человеку, убиваемому невинно, превозмогло все. И он выбрал правду, предпочтя ее всему! Вчерашний блистательный вельможа стал бездомным, нищим скитальцем, которого ищут, чтобы убить, который бежит и нигде в Египте не может найти ни куска хлеба, ни пристанища, потому что теперь он — опасный преступник в глазах фараона.
...Моисей убежал от фараона и остановился в земле Мадиамской, и сел у колодезя. (Исх. 2, 15)
Земля Мадиамская находится на Синайском полуострове, неподалеку от горы Синай, или Хорив, где впоследствии было дано через Моисея откровение Господне всему народу Израилеву.
Итак, вся слава предшествующей жизни пронеслась, как сон. Волею Божьей Моисей возвращается к образу жизни патриархов — своих отцов: как и они, он сидит у колодца, встречается с пастухами, женится на девушке из пастушеского племени, восходящего по родословию к праотцу Аврааму (Быт. 25, 2).
Моисей выглядел нищим скитальцем в Мадиаме. Разумеется, он оставил все свое состояние в Египте, а если бы он был одет в дорогие одежды, соответствующие его положению, его с легкостью узнали бы и схватили при бегстве: можно не сомневаться, что о приказе, отданном фараоном, знали многие (Исх. 2, 15). Моисей, скитающийся в рубище по земле Мадиамской, служит прообразом Иисуса Христа. Моисей явился в мир, чтобы спасти угнетенных, избавить их от рабства. Душа его горела жалостью, состраданием к братьям своим, которых жестоко мучили и убивали. Все это повторилось в жизни Иисуса Христа. Он явился в мир, чтобы избавить людей от рабства греху и спасти их. И когда к Иисусу подошел юноша и воскликнул:
...Господин! я пойду за тобою, куда бы ты ни пошел.
Иисус сказал ему: лисицы имеют норы, и птицы небесные — гнезда; а сын человеческий не имеет, где приклонить голову. (Лук. 9, 57-58)
И в этом Моисей, убегая от фараона, полностью прообразовал Иисуса. Апостол Павел говорит:
Верою Моисей по рождении три месяца скрываем был родителями своими, ибо видели они, что дитя прекрасно, и не устрашились царского повеления. (Евр. 11, 23)
Так же скрывали родители и младенца Иисуса. И вера, присущая благочестивым родителям, уже с младенчества передалась как Моисею, так и Иисусу...
Верою Моисей, придя в возраст, отказался называться сыном дочери фараоновой,
И лучше захотел страдать с народом Божиим, нежели иметь временное греховное наслаждение... (Евр. 11, 24-25)
Лучше не скажешь. Он отказался от всего, что мог бы иметь в Египте, отказался от будущей славы и «лучше захотел страдать с народом Божьим». Именно «верою... придя в возраст, отказался называться сыном дочери фараоновой». Конечно, Моисей открыто и явно этого не сделал, он не пришел и не сказал: «Не хочу быть сыном дочери фараона». Так он не говорил. Однако своим поступком он как бы собственноручно расписался под этим решением. И особенно интересны следующие слова апостола о Моисее:
...И поношение Христово почел большим для себя богатством, нежели египетские сокровища; ибо он взирал на воздаяние. (Евр. 11, 26)
О каком же «поношении Христовом» здесь может идти речь? Ведь Моисей жил за четырнадцать веков до Иисуса Христа? Из этих слов ясно, во-первых, что Моисей был прообразом Мессии, а поношение, которое он терпел, было прообразом того поношения, которое предстояло перенести Христу. И, во-вторых, греческое слово χριστός <христос> является буквальным переводом древнееврейского «מש׳ח» <машиах> — «помазанник», а этим словом назывались все пророки, священники и цари, помазанные на служение священным елеем (см. Исх. 28, 41; Лев. 4, 3; Π Цар. 1, 14; II Цар. 23, 1). Следовательно, можно перевести так: «...И поношение помазанника...» (Евр. 11, 26). А все помазанники Божьи — пророки, священники и цари — служили, в том или ином отношении, прообразами грядущего Христа.
Верою оставил он Египет, не убоявшись гнева царского, ибо он, как бы видя Невидимого, был тверд. (Евр. 11, 27)
Главное, в чем Моисей прообразовал Христа, — его неколебимое упование на Небесного Отца. И в то же время Моисей как прообраз внутреннего человека, пришедшего в возраст «мужа совершенного», подает нам великий пример: всегда взирать на Невидимого и быть твердыми во всех испытаниях, не боясь ничего и никого, кроме Господа.
Предисловие | Лекция 1 НАРОД БОЖИЙ В ЕГИПТЕ. ДУХ В РАБСТВЕ У ПЛОТИ | Лекция 2 ПРИЗВАНИЕ МОИСЕЯ. НЕСГОРАЮЩИЙ КУСТ И НЕПРОИЗНОСИМОЕ ИМЯ |