В предыдущей лекции мы говорили о том, как Моисей бежал от лица фараона, оставив всю «славу египетскую», и удалился в пус­тыню. Тем самым он выдержал первое духовное испытание: совершил выбор между эгоизмом и альтруизмом, между жизнью ради самого себя и жизнью ради своих братьев и ближних.

Итак,

...Моисей убежал от фараона и остановился в земле Мадиамской, и сел у колодезя. (Исх. 2, 15)

 

Мадиам — по-древнееврейски «מד׳ן» <Мид'йан> — местность на Синайском полуострове, недалеко от горы Хорив, где впоследствии совершилось великое Богоявление и произошло дарование Десяти Заповедей и всего Закона Господня. Данная часть Синайского полу­острова принадлежала племени, которое происходило от самого Авра­ама, великого праведника и проповедника Единобожия.

 

И взял Авраам еще жену, именем Хеттуру.

Она родила ему Зимрана, Иокшана, Медана, Мадиана, Ишбака и Шуаха. (Быт. 25, 1-2)

 

Таким образом, мы можем полагать, что в этом племени сохраня­лось предание о Едином Боге. Однако, по-видимому, оно было затем­нено какими-то языческими наслоениями, поэтому мадианитяне не считаются в Писании исповедниками истинного Бога. Даже Иофор, священник мадиамский и тесть Моисея, окончательно уверяется во всемогуществе Господа только после чудес, сопровождавших исход евреев из Египта (Исх. 18, 8-12). И тем не менее некоторые религиоз­ные представления, унаследованные от Авраама, и патриархальный образ жизни этого племени делали его настолько родственным Моисею и израильтянам, что Моисей захотел войти в семью мадиамского священника, взяв в жены его дочь.

 

У священника мадиамского было семь дочерей. Они пришли, на­черпали воды и наполнили корыта, чтобы напоить овец отца своего.

И пришли пастухи и отогнали их. Тогда встал Моисей и защитил их, и напоил овец их. (Исх. 2, 16-17)

 

Священник мадиамский должен был бы иметь слуг, которые черпали бы воду для скота. Но дочери его, по преданию, настолько ревностно соблюдали заповедь о почитании родителей, что сами ходили черпать воду, чтобы обрадовать отца своим усердием. Именно такое исполнение заповеди и сделало одну из дочерей — Сепфору — достойной супругой Моисея. Однако существует и другое объяснение эпизода. Согласно ему, Иофор усомнился в богопочитании и образе жизни соплеменников и захотел возвратиться к чистой первоначаль­ной вере праотца Авраама, поиски которой завершились для него присоединением к народу Божьему после исхода евреев из Египта. За неприятие некоторых религиозных традиций своего народа он ко времени первой встречи с Моисеем был лишен священства и изгнан, а поэтому лишен слуг, и воду приходилось черпать его дочерям. Если так, то все, сказанное нами о близости мадианитян к вере и образу жизни Авраама, относится не ко всему народу, а только к семье Иофора.

Мы видим, как в эпизоде с дочерьми Иофора Моисей подвергается очередному испытанию. Он оставил Египет, откуда бежал под угрозой смерти, и теперь не имеет, казалось бы, защиты в дикой пустынной стране, где живут кочевые племена. Он вновь рискует жизнью: слово «пастухи» стоит во множественном числе («пришли пастухи»), а Моисей один, и рядом с ним только семь беззащитных женщин, которых отгоняют от колодца. Несмотря на это, Моисей вновь, как и в Египте, заступается за слабых, пренебрегая опасностью. Для того чтобы одному противостоять нескольким сильным людям, каковыми часто являются жители пустыни, нужно иметь крепкую веру, смелость и совершенную преданность идее добра. Моисей «встал и защитил» женщин и «напоил овец», и, видимо, его решимость устра­шила обидчиков-пастухов. Здесь он впервые проявил заботу об овцах, а в будущем ему предстояло стать пастырем овец символических — сынов Израилевых — на все оставшиеся годы жизни.

На каждом шагу, как мы видим, Моисей с честью выдерживает испытания свыше, что и делает его достойным будущего призвания.

И вот он, посвященный в жреческие тайны Египта, знатный вель­можа, оказывается в том же положении, в каком были его отцы — патриархи, пастухи — до поселения в земле Египетской и в первое время жизни в ней. В дикой местности Синая, в полупустыне, стано­вится Моисей пастырем овец. Господь в древние времена нередко избирал пастырями для сынов человеческих именно скотоводов, умею­щих беречь своих овец, спасать их от хищных животных, кормить и ухаживать за ними. Пастухами были Авель, Авраам, Исаак и Иаков, Давид,  пророк Амос.  Так и Моисей должен  был  прежде,  чем он

получит откровение, возвратиться к простому, немудреному образу жизни своих отцов, возвратиться к природе, ощутить широту неба и простор земли, смотреть за овцами. Отрешась от всей «премудрости египетской», он должен был жить наедине с самим собой, вгляды­ваться в прежние события своей жизни и размышлять над ними, т. е. он должен был возрастать внутренне, духовно.

А начался этот период его жизни, столь решительно отличающий­ся от прежнего, с защиты дочерей священника:

 

И пришли они к Рагуилу, отцу своему, и он сказал: что вы так скоро пришли сегодня? (Исх. 2, 18)

 

Рагуил («רעואל» <Реуэлъ>) — не столько имя, сколько должность, ранг, или священный сан этого человека. Он был священником: «כהז זמד׳ז» коген Мид'йан, а словом «коген» обычно в Библии называ­ют тех священников, которые знают Единого Бога, даже если они примешивают к Его культу почитание иных богов. «Когеном» назван мадиамский священник, в семье которого, очевидно, хранилось преда­ние рода Авраамова. Имя его составлено из двух корней: «רעה» <раа> — значит «пасти», «אל» <Эль> — «Бог», а вместе — «пастырь Божий». Мадианитяне говорили на семитском языке, близком к древнееврей­скому, что следует из их имен. Само название «Мид'йан» происходит, возможно, от глагола «מדה» <мада>, что значит «мерить», «измерять». Символически этноним может указывать на то, что это был народ, который отчасти сохранил предание о Едином Боге, как бы «мерою» познал Его. Живое общение с Богом Истинным, которое имел Авраам, мадианитяне утратили, забыли даже о такой возможности, и Иофору-Рагуилу пришлось искать к Богу собственный путь. Второе имя тестя Моисея, далее встречающееся в Писании, — Иофор, — по преданию, является также не столько именем собственным, сколько указанием на более высокую священническую степень, достигнутую им в резуль­тате духовного размышления и восхождения. Имя «׳תר» <Йетер> или «׳תרו» <Иитро> происходит от глагола «׳תר»  <йатар> — «преизбыточествовать», «превосходить». Оно говорит о том, что Рагуил знанием Единого Бога превосходил своих соплеменников:

 

И пришли они к Рагуилу, отцу своему, и он сказал: что вы так скоро пришли сегодня?

Они сказали: какой-то египтянин защитил нас от пастухов... (Исх. 2, 18-19)

 

Моисей настолько непохож на израильтян — представителей пасту­шеского племени, родственного мадианитянам, что те приняли его за египтянина. И Моисей не стал отпираться, возможно, потому, что и сюда, в полупустынную местность, могли проникнуть, разыскивая его, соглядатаи фараона. Впоследствии одна из легенд свяжет согла­сие Моисея называться египтянином с тем, что Всевышний не дал ему войти   вместе   с   народом   в   Святую   землю,   предназначенную   дляизраильтян: в числе прочего ему вменился этот старый грех, ибо, чем чище и праведнее человек, тем строже вменяются ему даже неболь­шие прегрешения (Втор. 32, 48-52).

 

Он сказал дочерям своим: где же он? зачем вы его оставили? позо­вите его, и пусть он ест хлеб.

Моисею понравилось жить у сего человека; и он выдал за Моисея дочь свою Сепфору. (Исх, 2, 20-21)

 

Сепфора («צפרה» <Ципора>) — мадиамское имя, означающее «птица» или «когтистая» и восходящее к древнееврейскому корню. Оно может значить и «лучезарная», от צפר <цафар> — «испускать лучи». В этом случае оно указывает на чистоту и праведность, на светлый характер жены Моисея.

Итак, Моисей, так же как в свое время и Иосиф, вступает в семью священника. Первый избавитель, который пришел в Египет в пред­дверии поселения там всего дома Израилева, породнился со священни­ческим сословием Египта, а последний избавитель, которому суждено вывести на свободу сынов Израилевых, вошел в родство со священни­ческим сословием Мадиама. Несомненно, такое породнение, как и в случае с Иосифом, имело провиденциальный смысл: именно войдя в священническое сословие, породнившись с ним, можно священников, а через них и весь народ, приблизить к познанию истинного Бога.

Моисей, видимо, и сам многое узнал от Иофора, дополнив услы­шанное в собственной семье новыми для себя сведениями и преда­ниями о жизни потомков Авраама. Вообще, мы можем полагать, что немало явных и тайных знаний о духовном мире Моисей приобрел во всех трех пройденных им «школах»: в родном доме, относящемся к священническому колену Левия, у египетских жрецов и, наконец, у мадианитян. Однако истинное, живое откровение Божье не зависит от преданий человеческих и не является их «продолжением», ибо откро­вение Божье есть мгновенное просветление, озарение человеческого духа. И оно так же отличается от всевозможных преданий, будь то предания израильские, египетские или мадиамские, как рассматрива­ние изображений человека — от непосредственного живого с ним общения. Или же как рассказ, услышанный слепым, о том, что существуют свет и краски, отличается от созерцания красоты мира...

И вот Моисей, подготовленный, казалось бы, всесторонне — духов­но, эмоционально и физически — ко встрече с Богом живым, тем не менее целых сорок лет проводит в пустыне — в созерцании, размыш­лении и молитве. Сам Господь устроил так, чтобы человек, спасенный Моисеем, донес на него египетским властям, чтобы Моисей бежал от фараона и встретил дочь мадиамского священника. Случайные, каза­лось бы, разрозненные факты складываются в целостную картину не­обычной судьбы, предназначенной Моисею. Ведь ничего случайного в жизни великих духовидцев нет. Конечно, Моисей изначально был избран и последовательно подготовлен к своей миссии. Тем не менее

выбор между добром и злом, эгоизмом и самопожертвованием всегда оставался за ним; и, беспрестанно его осуществляя, он делал себя все более достойным призвания и избрания. И вот теперь, оказавшись в пустыне наедине с самим собой, Моисей должен как бы «дойти до края» плотских и душевных способностей человека, дабы приблизить­ся к Создателю. Это, как мы увидим дальше, символизируется его странствием до «конца пустыни».

...Вернемся к событиям в земле Мадиамской: священник, услышав, что в их краях появился какой-то отверженный скиталец-египтянин (а египтяне, будучи заносчивыми, обращались с обитателями пустыни очень пренебрежительно), и узнав, что он лишен гордыни и само­отверженно помогает обижаемым, приглашает Моисея в дом:

 

...Где же он? зачем вы его оставили? позовите его, и пусть он ест хлеб.

Моисею понравилось жить у сего человека... (Исх. 2, 20-21)

 

По-видимому, Моисей встретил у мадианитян те же обычаи, унаследованные от патриархов, что и в собственном доме, и увидел ту свободу, о которой тосковали сыны Израилевы в Египте. Ему «понра­вилась» такая жизнь. Он женится на Сепфоре, и она рождает первого сына:

 

Она родила сына, и Моисей нарек ему имя: Гирсам... (Исх. 2, 22)

 

В имени «גרשם» <Гершом> соединены два корня: «גר» <гер> — означает «пришелец», и «שם» <шам> — «там», т. е. «пришелец (я) там»:

 

...Потому что, говорил он, я стал пришельцем в чужой земле. (Исх. 2,22)

 

Очень может быть, что под «чужой землей» Моисей имел в виду не только Мадиам, но и Египет.

...Повествование отвлекается на время от судьбы Моисея и возвра­щается к общей участи сынов Израиля в Египте:

 

Спустя долгое время, умер царь египетский. И стенали сыны Изра­илевы от работы и вопияли, и вопль их от работы восшел к Богу. (Исх. 2,23)

 

Данный стих связан с предыдущим, в котором говорится, что у Моисея родился сын. Дело в том, что Моисей был как бы душой на­рода израильского. То, что происходило с Моисеем — каждая мысль, каждое слово, каждый шаг его, — отражалось на жизни всего народа. И тогда понятно, почему Моисей называет себя «пришельцем», уже утвердившись в земле Мадиамской, женившись и родив там сына. Он тем самым свидетельствует об огромной тоске всех израильтян по свободе, об их страстном желании выйти из рабства и возвратиться в землю отцов.

Итак, царь египетский умер, но страдания порабощенного народа, как часто случается при смене одного тирана другим, не прекрати­лись. Существует предание (трудно сказать, насколько оно досто­верно), что умер фараон не буквально, а «в переносном смысле»: омертвело его тело, покрывшись язвами, словно корой. И для того чтобы облегчить мучения, он, по совету знахарей-волхвов, черных магов, велел каждый день убивать по 300 еврейских младенцев: кровью 150 из них наполняли целую ванну, в которой царь купался утром, а из крови оставшихся готовили такую же ванну вечером. И тогда народ Израиля отчаялся во всех земных надеждах, поняв, что обречен на абсолютное истребление. Оставался только один Помощник и Спаситель на небесах, о Котором и вспомнили измучившиеся евреи:

 

...И стенали сыны Израилевы от работы и вопияли, и вопль их от работы восшел к Богу. (Исх. 2, 23)

 

«...Вопль... восшел к Богу»... Подобное выражение уже встречалось в Книге Бытия:

 

И сказал Господь: вопль содомский и гоморрский, велик он... Сойду и посмотрю... (Быт. 18, 20-21)

 

Все, что происходит на земле, как бы восходит в невидимый мир в виде особых излучений — «звуков», которые могут быть «песнопени­ями», а могут быть и «воплями». Они либо гармонизируют высшие сферы, либо вносят в них разлад. И тогда свыше нисходит «ответный импульс», дабы исправить то, что происходит на земле, ибо каждая душа связана с высшим миром: «...И вопль... восшел к Богу».

 

И услышал Бог стенание их, и вспомнил Бог завет Свой с Авраа­мом, Исааком и Иаковом. (Исх. 2, 24)

 

Здесь явный антропоморфизм: Богу приписываются чувства и дея­ния человеческие. Бог «услышал»... Но разве Бог не слышал раньше? Разве сыны Израилевы не стонали и не кричали, когда их мучили и уничтожали прежде? Да, стонали и кричали, но, видимо, они были настолько поглощены египетской идолопоклоннической стихией, что именно к Богу со «стенаниями» и не обращались. И теперь, когда был уже достигнут крайний предел страданий, стало понятно, что надеяться, кроме Господа, не на кого, — тогда о Нем вспомнили не отдельные семейства, не какое-то одно колено, а весь народ:

 

...Вопль их от работы восшел к Богу. (Исх. 2, 23)

 

Если я буду кричать, повернувшись лицом к северу, то меня прежде всего услышит тот, кто находится на севере, если к югу — тот, кто на юге. Раз «вопль от работы» восшел к Богу, то ясно, что и обращен он был к Богу, и не случайно сказано, что Бог «услышал и вспомнил». И ведь за время египетского рабства народ впервые весь, целиком обратился к Создателю со слезной, полной последней надеж­ды молитвой. Прежде ни о чем подобном мы не читали. Потому-то народ и был так скоро услышан, а Моисей послан для его избавления. «...И вспомнил Бог завет Свой...» А разве Бог когда-нибудь забывал о вечном завете, который Он заключил с Авраамом, Исааком и Иако­вом? Конечно, Он помнит его всегда. Но выражение «вспомнил Бог» значит, что Бог совершил некое действие для защиты тех, кто состоял с Ним в вечном завете. До тех пор пока человек не вспоминает о Боге, и Бог его как бы «не помнит». Но как только человек обращается к Нему всем сердцем, Бог откликается, и этот отклик становится слышен в нашей жизни. Именно о том и идет речь, когда говорится, что Бог «вспомнил завет с Авраамом, Исааком и Иаковом».

Вспомним, в чем же он состоял. Первый, как бы наиболее откры­тый взору, «внешний» слой завета содержал в себе Божье обетование умножить потомство патриархов и дать ему землю странствования отцов — землю Ханаанскую. «Внутренний», более таинственный и глубокий слой завета связан с тем, что Бог некогда обещал Аврааму:

 

...Благословятся в тебе все племена земные. (Быт. 12, 3)

 

И еще обещано, что потомки Авраама станут народом с особой миссией, «царством священников и народом святым» (ср. Исх. 19, 6):

 

От Авраама точно произойдет народ великий и сильный, и благо­словятся в нем все народы земли... (Быт. 18, 18)

 

Здесь предсказано появление потомков Авраама по плоти — израильтян, которые станут благословением: принесут человечеству откровение Господне. Из их среды должны выйти великие пророки и, наконец, сам Христос. И они должны первыми получить Закон и заповеди, пророчества и Священное Писание.

Вспомним также еще одну часть обетования:

 

...Благословятся в семени твоем все народы земли... (Быт. 22, 18)

 

Иисус Христос должен был родиться в народе, происходящем от Авраама. Однако до его рождения должны были пройти еще долгие века развития народа, его воспитания в Законе Божьем, что требовало исхода сынов Израилевых из Египта и поселения их в собственной стране — для свободного служения Богу. Только в народе, прошедшем столь долгий путь духовного развития, смог впоследствии Иисус Христос найти достойных учеников — апостолов, продолжателей его великого дела. Именно в связи с исходом и последующими событиями сказано, что Бог «вспомнил завет Свой», т. е. стал создавать предпосылки исхода, в котором как зерна в зреющем плоде содержались будущие события человеческой истории. Бог сначала создает событие в мысли Своей, а затем воплощает его Своим велением,

 

...Ибо Он сказал — и сделалось; Он повелел — и явилось.  (Пс. 32, 9)

 

А также:

 

И сказал Бог: да будет свет. И стал свет. (Быт. 1, 3)

 

Слова «да будет свет» указывают на праведных патриархов, а их осуществление — «и стал свет» — на народ, от патриархов происшед­ший. Всему предшествует замысел: Бог исходит из будущего, форми­руя наше настоящее и прошлое. Через пророка Исаию Он Сам говорит об этом так:

 

Я возвещаю от начала, что будет в конце, и от древних времен то, что еще не сделалось... (Ис. 46, 10)

 

...Итак, обетование начинает исполняться:

 

И увидел Бог сынов Израилевых, и призрел их Бог. (Исх. 2, 25)

 

А разве раньше Бог их не видел? Но вот, как Он объясняет Свое «невидение» и «неслышание» через того же пророка Исаию:

 

И когда вы простираете руки ваши, Я закрываю от вас очи Мои; и когда вы умножаете моления ваши, Я не слышу... (Ис. 1, 15)

 

Иначе говоря, когда люди молятся, не раскаявшись предвари­тельно в злых делах, Он как бы «закрывает глаза», «не видит», «не слышит». И только при покаянии Бог внемлет человеку. Другими словами, когда человек начинает слышать Бога, тогда и Бог слышит его. Сыны Израилевы в крайнем бедствии своем «услышали», т. е. вспомнили в сердце своем учение отцов о том, что есть Бог-избави­тель, и «увидели», т. е. поняли, что неоткуда ждать иного спасения, кроме как от Господа. Тогда и Господь «услышал и увидел» их.

Агадическое предание говорит о том, что ангел-покровитель египетского народа (а у каждого народа, по Библии, есть свой ангел-покровитель — см. Дан. 10) страшно забеспокоился, узнав, что Бог собирается наказать египтян за угнетение сынов Израилевых. Он обратился к ангелам остальных из семидесяти народов (ср. Быт. 10) и сказал им: «Нельзя допустить, чтобы Господь наказал египтян за их преступления в отношении израильтян, потому что в этом случае воз­мездие станет законом: всякий народ, который будет угнетать народ Божий в будущем, подвергнется каре. Надо сказать на суде, что сыны Израилевы сами во всем виноваты и получают по заслугам». Тогда будто бы собрались все ангелы-покровители народов на совет пред Всевышним и возвысили голос, протестуя против кары, которая должна постигнуть Египет. Увидев это, архангел Михаил, покрови­тель сынов Израилевых (Дан. 10, 21; 12, 1), слетел с небес на землю и вырвал из стены пирамиды, построенной рабами, тот кирпич, на котором остались следы крови и мозга еврейских младенцев: ведь фараон повелел, что если кто-либо из израильтян не успеет сделать за день положенное число кирпичей, то его ребенку разбивали голову о камень, а останки замуровывали в пирамиду. Архангел Михаил при­нес такой окровавленный кирпич в собрание ангелов, которые в ужасе умокли, и молчание их свидетельствовало о том, что приговор Божий Египту справедлив и неотменим.

Исторические события, которые произошли в Египте после того, как Моисей бежал в землю Мадиамскую, описаны весьма лаконично. Гениальная краткость и простота библейского описания позволяют увидеть живую взаимосвязь событий, всю картину в целом. А Писа­ние между тем опять возвращается к Моисею:

 

Моисей пас овец у Иофора, тестя своего, священника мадиамского... (Исх. 3, 1)

 

Хочется задать вопрос: неужели некому пасти овец, кроме Моисея? Дело в том, что его с детства научили почитать родителей. Теперь же тесть был ему вместо отца, и Моисей пекся о его овцах, выказывая таким образом почтение к нему. А если вспомнить предание о том, что Иофора изгнали из родного племени, то можно легко допустить, что действительно некому было позаботиться об овцах, кроме членов семьи. Помимо того, уединенно пасший скот Моисей незримо под­готавливался Богом к будущей пастырской деятельности. Видимо, после всего пережитого уединение и размышление стало его потреб­ностью. Мы знаем о размышлениях Моисея из Писания:

 

...Однажды провел он стадо далеко в пустыню и пришел к горе Божией, Хориву. (Исх. 3,1)

 

Согласно более точному переводу древнееврейского текста, Моисей провел стадо «в конец пустыни», хотя обычно пастух пасет стада недалеко от того места, где живет. Увести стадо очень далеко (а ведь в пустыне водятся дикие звери и могут встретиться разбойники) — признак крайней рассеянности: человек глубоко задумался и забыл, куда направляется, он уходит все дальше от дома. Значит, на сей раз Моисей настолько погрузился в размышления, что углубился в пусты­ню гораздо дальше, чем обычно. Это случилось только однажды. В тот день он как бы перешел границы временного и пространственного вос­приятия. Он как бы совсем отрешился от физической реальности и в таком состоянии пришел в конец пустыни, к горе Божьей — Хориву. И тогда настал новый этап его духовного развития. Гора, символически представляющая границу двух миров, вещественного и духовного, называется «חרב» <Хорев>, а глагол «חרב»<харав>, к которому восходит название, означает «цепенеть», «истреблять», «уничтожать», «опус­тошать». «Хорев» означает «совершенно иссохшая», «оцепеневшая», как бы «уничтоженная» местность. Название символизирует состоя­ние Моисея, в котором он отрешился от всех земных мыслей, причем его восприятие земных вещей как бы «оцепенело», сердце от них «опустошилось», а память о них «уничтожилась». Лишь когда чело­веческие глаза «закрываются» по отношению к миру видимому, они «открываются» в мир невидимый. Высоко-высоко воспарила душа Моисея в эти мгновенья, удалившись от мира материальных форм.

Почему же дальнейшие события связаны именно с горой? Не пред­ставляли ли себе древние израильтяне, что Бог живет на горе, подоб­но грекам, наивно полагавшим, что боги пребывают на Олимпе? Конечно, нет. Как мы увидим дальше, Всевышний не обитал на этой горе, а только «нисходил» во время Синайского откровения, и то не «на гору», а «к горе». Гора именуется Божьей, потому что символи­зирует духовное восхождение, которое предстоит совершить человеку, когда он «опустошается» от всех мелких и суетных мыслей, и сердце его очищается.

На земле существуют как бы отражения, отзвуки различных сущ­ностей духовного мира — вся земля являет собой некий грандиозный метасимвол. И этому соответствует та «священная география», кото­рая представлена в Библии: в центре нашего мира находится Святая земля, в самой середине ее — Иерусалим, в центре Иерусалима — Храм (ср. Иез. 5, 5). Символически центральное положение того или иного священного объекта совсем не обязательно совпадает с его реальным географическим расположением (например, Иерусалимский Храм был выстроен не в центре города). В «священной географии» определенное место занимает и гора Хорив, или Синай: она располо­жена именно в пустыне, в месте, удаленном и отрешенном от суеты мира сего, и притом на земле, не принадлежащей ни одной из стран, ибо Закон и заповеди, данные Богом на этой горе, должны быть впоследствии приняты всем человечеством.

И вот Моисей впервые оказывается близ Хорива, где ему было дано знаменитое откровение Божье в «неопалимой купине», т. е. в горящем терновом кусте.

 

И явился ему ангел Господень в пламени огня из среды тернового куста. И увидел он, что терновый куст горит огнем, но куст не сгорает. (Исх. 3, 2)

 

Какое необычное, удивительное откровение! Начиная с него Бог многократно является в Египте, на Синае и в Святой земле как Чудотворец, как Создатель, по своей воле могущий временно отменить любые известные людям законы природы. Горящий терновый куст, из которого глаголет Всевышний, — образ чрезвычайно многогранный.

Само бытие вселенной пред лицом небытия есть как бы разветвив­шийся куст, который горит и не сгорает. Бытие не поглощается небытием, и «черным дырам» не дано поглотить нашу вселенную. Так же и органическая жизнь в мире неорганическом есть «горящий, но не сгорающий куст», ибо жизнь противостоит закону энтропии и как целое смерти не подвластна.

Духовное бытие человека, народа и всего человечества есть тоже словно бы «горящий куст». И народ Божий — Израиль — был в те дни «кустом горящим», ибо египтяне стремились его уничтожить, а он «горел, но не сгорал». Такова жизнь и самого Моисея, дух кото­рого не могли победить никакие страдания. Во всем — в бытии все­ленной, в органической и в разумной жизни, в духовном измерении человеческой истории и культуры, в святом народе Своем, в жизни праведника — является Бог, как в горящем терновом кусте. Этот образ вновь появляется в других местах Писания, говорящих о высшем благословении. Например, в Книге Второзакония Моисей благословляет колено Иосифово такими словами:

 

...Благословение Явившегося в терновом кусте да приидет на главу Иосифа и на темя наилучшего из братьев своих... (Втор. 33, 16)

 

Как раз на главу, «на темя» наилучшего, наиболее духовного из братьев нисходит благословение «Явившегося в терновом кусте», ибо дух в веществе и есть то пламя, которое «горит и не сгорает».

 

...И увидел он, что терновый куст горит огнем, но куст не сгорает.

Моисей сказал: пойду и посмотрю на сие великое явление, отчего куст не сгорает.

Господь увидел, что он идет смотреть, и воззвал к нему Бог из среды куста... (Исх. 3, 2-4)

 

«Господь увидел, что он идет смотреть...» — т. е. Моисей, по-види­мому, сразу понял, почувствовал, что явился Бог. Он проявляет одновременно и благоговение, и бесстрашие. Моисей не испугался, не отступил назад: он почувствовал, что свершается чаяние всей его жизни. Когда встречается нечто непонятное, грозное, то по обычной житейской логике лучше всего спрятаться, укрыться; но он подходит все ближе и ближе, зачарованный величием Божьим. Впервые созер­цает он тот духовный мир, который прежде был для него закрыт. Много лет вникал Моисей в свидетельства, сказания, предания о духовном мире — еврейские, египетские, мадиамские; но теперь пред ним предстала сама реальность, истинность присутствия Господа:

 

...Явился ему ангел Господень... (Исх. 3, 2)

 

 В то же время двумя стихами ниже:

 

Господь увидел, что он идет смотреть... (Исх. 3, 4)

 

Мы помним, что в Книге Бытия описаны обстоятельства, в кото­рых Господь говорил с людьми через ангела-посредника, делая его Своим властным представителем, подобно тому, как царь влагает свои речи в уста посла (Быт. 16, 7-13; 18, 10-33; 22, 11-18). Подобным образом говорит Всевышний в Писании и через Своих посланников-пророков (IV Цар. 17, 13). Однако с Моисеем Господь беседует через особого ангела, который именуется «ангелом лица Его» (Ис. 63, 9) и о котором Сам Господь сказал: «...имя Мое в нем» (Исх. 23, 20-23). Тот же ангел шел в огненном и облачном столпах пред сынами Изра­иля при исходе из Египта (Исх. 13, 21 и 14, 19-24).

Итак, Господь услышал слова Моисея:

 

...Пойду и посмотрю на сие великое явление, отчего куст не сгорает. (Исх. 3, 3)

 

Господь «увидел, что он идет смотреть», т. е. увидел, что Моисей созрел для восприятия высшей истины и достоин того, чтобы через него были совершены великие чудеса.

Господь увидел, что он идет смотреть, и воззвал к нему Бог из среды куста, и сказал:

 

Моисей! Моисей! Он сказал: вот я! (Исх. 3, 4)

 

Бог воззвал «из среды куста», однако Он вездесущ, Он наполняет Собою всю вселенную (ср. Пс. 138, 5-10)! Как же Он явился в горя­щем кусте, как бы ограничив Себя пространственно, и говорил оттуда через ангела? Здесь мы приближаемся к тайне Богоявления (Теофании), непостижимой для человеческого разума. Скажем только, что свидетелями подобной Теофании были и отдельные пророки, и весь народ Божий в определенные моменты и даже в течение длительных периодов времени (ср. Исх. 13, 21; 25, 22; 24, 9-11; Ис. 6, 1; Иез. 1, 26-27; Дан. 7, 9-10 и др.). Об ангеле, говорившем из горящего куста, Господь впоследствии сказал Моисею:

 

Вот Я посылаю пред тобою ангела...

Блюди себя пред лицем его и слушай гласа его; не упорствуй против него, потому что он не простит греха вашего, ибо имя Мое в нем. (Исх. 23, 20-21)

 

— ангел говорил от имени Божьего как прямой и истинный Его по­сланник.

И первые слова, которые Бог обращает к Моисею, — дважды повторенный призыв: «Моисей! Моисей!» Когда Бог именует дважды какого-либо героя Ветхого Завета — патриарха, пророка, — то это значит, что Он призывает его для исполнения особой миссии. «Авра­ам! Авраам!» — воззвал Бог, когда Авраам уже занес нож, чтобы при­нести в жертву сына своего (Быт. 22, 11). Так призван был и Самуил к пророческому служению (I Цар. 3, 10). Но, если Авраам имел уже долгий  опыт  общения  с  Богом,   прежде  чем  удостоился  двойного

оклика, означающего призвание праведника как в земном мире, так и в вечности, то для Моисея это был, по-видимому, первый опыт прямо­го Богообщения. Тем не менее Моисей уже настолько был подготовлен к нему и настолько созрел духовно, что Бог сразу призвал его к вели­кой миссии — возглавить народ и вывести его из рабства. На такую готовность указывает ответ Моисея:

 

...Он сказал: вот я! (Исх. 3, 4)

 

Так же всегда отвечал Богу и Авраам, каждый миг готовый испол­нить Его волю (Быт. 22, 1 и 11). Таким образом, Моисей явил себя прямым наследником Авраама не только по плоти, но и по духу. Иначе не услышал бы Бог из уст Моисея те же слова Авраамовы: «Вот я». Моисей сразу же показывает себя достойным призвания.

При каких же условиях Авраам отвечал Богу: «Вот я»?

 

И было, после сих происшествий Бог искушал Авраама и сказал ему: Авраам! Он сказал: вот я. (Быт. 22, 1)

 

Далее следует повеление принести в жертву Исаака. Ответ Авраама заранее означал, что он исполнит любое предписание свыше. И таков же Моисей. Когда Бог призывает человека, тот не знает, что будет произнесено в следующий момент, зачем и куда пошлет его Господь, и все же говорит: «Вот я!» Это величайшая степень доверия Богу, пол­ная покорность Его воле.

 

И сказал Бог: не подходи сюда; сними обувь твою с ног твоих, ибо место, на котором ты стоишь, есть земля святая. (Исх. 3, 5)

 

Итак, если Моисей сделает еще один шаг, то душа его расстанется с телом, и он не сумеет выполнить свою миссию, ибо «Господь Бог есть огонь поядающий» (Втор. 4, 24; ср. Евр. 12, 29). Не может чело­век, живущий во плоти, приблизиться к Нему настолько, чтобы перейти заповедную границу. Очевидно, Моисей шел зачарованно и не мог остановиться. Поэтому Бог властно повелел: «...Не подходи сюда; сними обувь...» До сих пор в восточных молитвенных домах, напри­мер в мусульманских мечетях, перед входом снимают обувь, дабы почтить святое место. Так же и Иисус на тайной вечере сказал своим ученикам, омывая им ноги:

 

...Омытому нужно только ноги умыть, потому что чист весь; и вы чисты... (Иоан. 13, 10)

 

Значит, омовение ног символизирует окончательное очищение. Моисей же в духовном смысле был «целиком омыт» — ему оставалось только, образно говоря, «снять обувь», т. е. окончательно отрешиться от плотского понимания событий

 

....Ибо место, на котором ты стоишь, есть земля святая.

И сказал: Я Бог отца твоего, Бог Авраама, Бог Исаака и Бог Иакова. Моисей закрыл лице свое, потому что боялся воззреть на Бога. (Исх. 3, 5-6)

 

Почему же Бог не говорит Моисею: «Я Бог твой», а прежде всего сообщает: «Я Бог отца твоего»? Потому что все события, которые должны произойти, — продолжение того, что было раньше. Никто из нас не посылается в мир вне связи с предыдущей историей своей семьи, народа, всего человечества. Каждый имеет некую глубокую подоплеку своего появления в мире, причастен к некоей давней тради­ции, по-своему продолжая ее. Прежде всего напоминает Господь: «Я Бог отца твоего». Почему не сказано «отцов»? Их же трое — Авраам, Исаак, Иаков. Дело в том, что у них была словно бы одна душа, являющая собой неоскверненное подобие Божье. В таком смысле Исаак был повторением Авраама, Иаков — повторением Исаака, и все трое как бы сливались в единый образ. В покорности Богу трое патри­архов едины — поэтому и сказано: «Бог отца твоего», «Бог Авраама, Бог Исаака и Бог Иакова». Почему же Бог называет Себя Богом имен­но этих троих людей? Потому что, по образному выражению толкова­телей, они являлись «колесницами Божьими». Как это можно понять? Как всадник правит колесницей, направляя ее по своему желанию, так и Господь по свободному выбору и согласию трех патри­архов сделал Своим обиталищем, Своим Храмом сердце каждого из них, так что они Ему полностью подчинялись. Например, Авраам не предпринимал ни одного шага, если он не был ему указан свыше. И поэтому Бог навсегда соединил Свое имя с именем Своего живого Храма — Авраама. В Новом Завете сказано верующим:

 

...Вы Храм Божий, и Дух Божий живет в вас... (I Кор. 3, 16)

 

Авраам — отец всех верующих (Римл. 4, 11), значит, каждый, кто считает себя духовным потомком Авраама, должен ему подражать...

Однако почему же в словах о патриархах, обращенных к Моисею, трижды повторяется слово «Бог»: «Бог Авраама, Бог Исаака и Бог Иакова»? И в 15-м стихе той же главы сказано, что именно такое наименование Бога должно запечатлеться в памяти народа навеки и передаваться из рода в род. Объясняется это тем, что каждый из трех патриархов как бы заново открывал для себя Бытие Божье, входил с Ним в живое общение путем собственных размышлений, усилий, поисков, а не опирался только на предание, полученное от предков.

...Когда великий французский ученый и мыслитель Блез Паскаль, бывший ранее человеком рационально-религиозным, испытал глубо­кое и непосредственное ощущение присутствия Божьего, он записал на пергаменте текст, который носил при себе всю оставшуюся жизнь. В начале этого текста были знаменательные слова: «Бог Авраама, Бог Исаака и Бог Иакова, но не Бог философов и ученых». Именно такое живое,   самостоятельное  искание   Бога,   неотделимое  от  подлинной веры  и  чуждое  умозрительных  построений,   навеки  запечатлено  в приведенном выше стихе. ...Читаем далее:

 

Моисей закрыл лице свое... (Исх. 3, 6)

 

Одна из причин этого движения — ощущение Моисеем своего недостоинства в сравнении с патриархами, что указывает на его скромность, смирение и кротость (ср. Числ. 12, 3). Здесь есть и более глубокий смысл: назначение пророка — не уйти из мира, не удалить­ся в обители Божьи раньше времени, а остаться на земле для осуществления воли Божьей. Он, зачарованно шедший к пламени куста, остановлен. И, как бы очнувшись, помыслив, в каком положе­нии находится, он закрывает лицо. Моисей как бы ставит преграду своему стремлению к Богу, дабы уцелеть, остаться в видимом мире.

 

И сказал Господь: Я увидел страдание народа Моего в Египте и услышал вопль его от приставников его; Я знаю скорби его... (Исх. 3, 7)

 

Итак, стоило израильтянам обратиться к Богу, как Бог «увидел и услышал». То же относится к каждому человеку, обращающемуся не­посредственно к своему Творцу. Древнееврейский глагол «»׳דע <йада> — «знать» — означает еще, как мы уже говорили, принятие, вмещение познаваемого во внутренний мир познающего, т. е. «познать скорбь» — значит испытать ее. Мы читаем об этом в Книге Исаии:

 

Во всякой скорби их Он не оставлял их, и ангел лица Его спасал их... (Ис. 63, 9)

 

Более точно можно перевести так: «Во всякой скорби их Ему скорбь...» Иначе говоря, Бог сочувствует, переживает и как бы испы­тывает то же, что и народ Его. И в другом месте сказано:

 

...Касающийся вас касается зеницы ока Его. (Зах. 2, 8)

 

Когда касаются «зеницы ока», т. е. зрачка, то человеку больно. Так же когда какие-либо скорби постигают народ Божий, Бог как бы скорбит вместе со Своим народом. Поэтому Господь говорит:

 

...Я знаю скорби его

И иду избавить его от руки египтян и вывести его из земли сей в землю хорошую и пространную, где течет молоко и мед, в землю ханаанеев, хеттеев, аморреев, ферезеев, евеев и иевусеев. (Исх. 3, 7-8)

 

Но спросим: разве Богу нужно передвигаться, чтобы достичь некой цели? Конечно, нет — Он наполняет весь мир, присутствует повсюду! Однако всякое проявление Его чудесной силы воспринимается человеком как «движение», потому что мы видим изменения, происходя­щие во времени и пространстве, в момент проявления Божьих чудес. Мы не станем касаться вопроса о том, насколько к Богу реально приложимы определения, касающиеся чисто человеческих чувств и переживаний — это специальная проблема. Удовлетворимся тем, что здесь мы снова имеем дело с антропоморфизмом — образным, поэти­ческим уподоблением свойств Божьих свойствам человеческим. Поэ­тому, опять же в применении к человеческому восприятию, сказано:

 

...И иду избавить его от руки египтян и вывести его из земли сей... (Исх. 3,8)

 

Народ сначала надо «избавить от руки египтян», а потом уже «вывести». Какой же духовный смысл заключен в такой очередности действий? Конечно же, вначале нужно, чтобы человек избавился от власти злого духа, которого символизирует фараон, а потом уже он может быть выведен из «внешнего», низшего мира в «землю обето­ванную», которую еще предстоит завоевать. Эта «обетованная земля» символизирует нашего «внутреннего человека», т. е. наш внутренний мир, который должен быть воссоздан по образцу «царства Божия» — высшего духовного мира. «...Царствие Божие внутри вас есть», — говорит Иисус Христос (Лук. 17, 21).

 

...И иду избавить его от руки египтян и вывести его из земли сей в землю хорошую и пространную, где течет молоко и мед, в землю ханаанеев, хеттеев, аморреев, ферезеев, евеев и иевусеев. (Исх. 3, 8)

 

Казалось бы, Египет — тоже «хорошая» страна: его земля ороша­ется Нилом и приносит богатые урожаи; там, казалось бы, тоже «пространно» — много места, но в нем — угнетение и рабство. А вот действительно «хорошо и пространно» человеку там, где он свободен, на земле, где «течет молоко и мед» (Исх. 3, 8). Что это значит? «Молочные реки, кисельные берега» — сказочная страна? В описании можно заметить поначалу только поверхностный, буквальный смысл, относящийся к изобилию скота и обширным рощам финиковых деревьев (под словом «דבש» <деваш> может подразумеваться не только пчелиный, но и финиковый мед). Однако есть здесь и более глубокий смысл. В Библии молоко — образ той пищи, которой питается духов­ный младенец подобно младенцу физическому. Апостолом сказано:

 

...Как новорожденные младенцы, возлюбите чистое словесное мо­локо, дабы от него возрасти вам во спасение... (I Петр. 2, 2)

 

Жадно пьет наш внутренний человек, приходящий к Богу, «молоко духовное» — начатки учения Божьего. Когда он немножко подрастает, его, как и младенца физического, начинают питать еще и «духовным медом». А чем отличается мед от молока? Пчела облетает множество цветов, собирая нектар, и проходит время, прежде чем он

превратится в мед. Значит, если первый этап внутреннего роста связан с жадным «вбиранием» в себя основ учения, то следующий этап познания слова Божьего связан с постоянным трудом. Как сказал мудрый царь Соломон, составление притчей сопряжено с «испытани­ями и исследованиями», т. е. с напряженными размышлениями (Еккл. 12, 9-11). Мудрость, подобно меду, собирается по капельке, и душа человеческая постепенно перерабатывает ее в себе, как пчела. И в Соломоновой Песни Песней «мед и молоко» — метафора Божествен­ного учения (Песн. П. 4, 11). Вот почему слово Божье, откровение Божье — «земля, текущая молоком и медом».

...Бог перечисляет народы, которые в данное время владеют землей, предназначенной израильтянам:

 

...В землю ханаанеев, хеттеев, аморреев, ферезеев, евеев и иевусеев (Исх. 3, 8)

 

Этим Он предупреждает, что для получения Святой земли сынам Израиля предстоит преодолеть много трудностей и одержать много побед. Каждый из перечисленных здесь этнонимов заключает в себе указание на некий тяжкий грех, который должен быть преодолен прежде, чем человек овладеет «землей обетованной» — внутренним своим миром, Царством Божьим, которое «внутри вас есть» (Лук. 17, 21). Значения названий всех этих народов мы будем подробно обсуждать в лекциях по Книге Левит.

Далее Бог говорит:

 

И вот уже вопль сынов Израилевых дошел до Меня, и Я вижу угнетение, каким угнетают их египтяне.

Итак, пойди: Я пошлю тебя к фараону; и выведи из Египта народ Мой, сынов Израилевых. (Исх. 3, 9-10)

 

Для Моисея не может быть более страшного поручения. Он бежал от лица фараона много лет назад, но то, что он сделал, не забыто. Какой-нибудь мелкий преступник и то находится в розыске, а Моисей убил надсмотрщика, тем самым ослушавшись самого фараона. Неуже­ли за это время могли забыть о знатном бунтовщике, который сбе­жал? И вдруг Бог говорит: «Я пошлю тебя к фараону». Но человек, прежде чего-то страшившийся, когда он уверяется в силе и помощи Божьей, становится неуязвимым. Страх исчезает и сменяется полным упованием. Однако первое ответное слово Моисея к Богу — слово человека, застигнутого врасплох, не успевшего еще ничего осознать:

 

Моисей сказал Богу: кто я, чтобы мне идти к фараону и вывести из Египта сынов Израилевых? (Исх. 3, 11)

 

Моисей совершенно отвык от жизни в Египте, став смиренным пас­тухом, размышляющим о сути вещей, о Боге. И он спрашивает теперь:   «Кто  я?»  Другой  человек,  услышав,  что  Сам Всевышний посылает его, обеими руками ухватился бы за возможность стать великим. Но только не Моисей! Он говорит: «Кто я?» Таких людей на свете всегда очень мало — Моисей называется в Священном Писании «кротчайшим из всех людей на земле» (Числ. 12, 3): он подобно Аврааму, праотцу своему, считает себя «прахом и пеплом», чело­веком, недостойным столь высокого призвания. Тем не менее он же — единственный человек на земле, которого Господь испытывал много лет и нашел его верным и достойным поручаемой миссии:

 

И сказал Бог:  Я буду с тобою, и вот тебе знамение, что Я послал тебя: когда ты выведешь народ из Египта, вы совершите служение Богу на этой горе. (Исх. 3, 12)

 

Какое же знамение подразумевается здесь? Моисей говорит с Богом лицом к лицу, ему не нужно дополнительных знамений, свидетель­ствующих, что он — посланник. Однако знамение нужно народу. Если даже народ при исходе усомнится в водительстве Божьем, то на святом месте, куда Моисей приведет его, т. е. на священной горе Синай, явится Бог и развеет все сомнения. Это и будет явным зна­мением для народа.

 

И сказал Моисей Богу: вот я приду к сынам Израилевым и скажу им: Бог отцов ваших послал меня к вам. А они скажут мне: как Ему имя? Что сказать мне им? (Исх. 3, 13)

 

Прошли века с тех пор, как Иаков поселился в Египте. Его по­томков долгое время угнетали и истребляли там. И мы нигде в Писании не найдем, чтобы в ту эпоху Бог говорил с людьми. Народ Израиля был на грани уничтожения. А тут оказывается, что человек может говорить с Богом, задавать вопросы, на которые Бог ему немед­ленно отвечает. Это описано так, как если бы человек беседовал с другом:

 

И не было более у Израиля пророка такого, как Моисей, которого Господь знал лицем к лицу... (Втор. 34, 10)

 

Так почему же израильтяне не обращались к Богу в течение столь длительного периода, почему забыли заветы отцов, забыли чудеса, которые Бог явил в Междуречье, Ханаане и Египте, забыли, как Он превратил Иосифа из раба в наместника фараона? Наконец-то нашел­ся человек, который вспомнил обо всем этом. Благодаря его заслуге Бог «вспомнил» обо всем народе. Конечно, мы говорим об общем состоянии народа: как мы уже знаем, были в народе еврейском отдельные люди и даже целые семейства, помнившие о Господе (например, семья Амрама, отца Моисея). Были даже и люди, обладав­шие пророческим даром (сестра Моисея Мариам). Но по сравнению с числом израильтян, «забывших о Боге», они составляли меньшин­ство. И только усилия совершенного праведника Моисея смогли как

бы «привлечь», «низвести» свыше благодать для спасения народа, вернуть ему милость Божью. Моисей предполагает говорить людям о Боге как о «Боге отцов», ссылаясь на то, что Сам Бог заповедал имен­но так говорить о Нем народу израильскому:

 

...Вот я... скажу им: Бог отцов ваших послал меня к вам. А они ска­жут мне: как Ему имя?... (Исх. 3, 13)

 

Если бы народ израильский помнил Бога и священные предания патриархов, то неужели был бы задан такой вопрос? Неужели, ска­жем, сейчас в России, после стольких лет атеистической пропаганды, если кто-нибудь спросит: «А какую веру исповедует русский народ в целом?», — то ему ответят, что Буддизм? — Конечно, же нет. А в Египте тогда народ мог спросить о Боге: «А как Ему имя?» Потому что порабощение телесное тесно связано с рабством духовным.

В вопросе Моисея есть еще один, более глубокий смысл. Среди народа Израилева, по преданию, всегда были носители Божественного знания, духовидцы, хранившие весть о том, что некогда явится спаси­тель народа, который, разумеется, должен подвергнуться испытанию. И то священное имя, которое тайно передавалось в среде духовидцев из рода в род, истинный посланник должен был узнать не из преда­ния, а непосредственно от Самого Бога. И когда прямое откровение свыше совпадет с преданием, избранные старейшины-тайноведцы узнают, что это и есть обетованный спаситель. Напомним, что данное имя впервые встречается в Библии при втором описании сотворения человека (Быт. 2, 4). «Господь» — так передается по-русски непроиз­носимое имя, состоящее из четырех букв, Тетраграмматон. Имя это указывает на вечность Бога и на то, что Он есть источник бытия. Форма прошедшего времени глагола «ה׳ה» <Гайа>, означающая «Он был», «Он становился», объединяется в этом имени с формой настоя­щего времени того же глагола — «הוה» <Гове> — «Он есть», «Он — Сущий», и с формой его будущего времени «׳ה׳ה» <Йиг'йе> — «Он пребудет». Композиция трех форм глагола «быть» и образует имя Божье, которое построено так, что обычным образом произнести его невозможно. Переводится оно как «Тот, Кто был, есть и будет», а также как «Тот, Кто давал, дает и будет давать бытие» всему миру, т. е. Источник бытия. Это собственное имя Божье с древних времен заменялось при чтении словом «אדנ׳»<Адонай> — «мой Господин» (в особой, уважительной форме — pluralis majestatis). И вот Моисей, услышав о своей миссии, вопрошает:

 

...Как Ему имя? Что сказать мне им?

Бог сказал Моисею: Я есмь Сущий... (Исх. 3, 13-14)

 

В русском переводе Библии в скобках записано имя, которое европейские исследователи считали истинной формой непроизносимого имени Божьего. Оно образовано соединением согласных Тетраграм-матона с гласными слова «Адонай». На самом деле подобная фонети­ческая реконструкция неправомерна — так сокровенное имя никогда не произносилось.

 

...И сказал: так скажи сынам Израилевым: Сущий послал меня к вам. (Исх. 3, 14)

 

Действительно, «Сущий» — слово, найденное русскими перевод­чиками Библии (греческое Ων, церковнославянское «Сый»), пожалуй, с наибольшей возможной точностью передает значение оригинала. Буквально сказано так: «אה׳ה השר אה׳ה» <Эг'йе Ашер Эг'йе> — «Я есмь Тот, Кто пребудет», или «Я Тот, Кто будет, и Тот, Кто пребудет». Здесь употребляется форма первого лица единственного числа буду­щего времени несовершенного вида (имперфект) от того же глагола «гайа» — Бог сообщает о Себе только то, что может быть понято человеком, который видит, что все вещи, все явления вокруг измен­чивы и временны. Этому противостоит и предшествует Тот, Кто вечен, Кто создал мир, т. е. Замысливший его. Все существующее создано по определенному замыслу, гармонично и целостно. Именно это сообщает Господь, когда говорит: «Я есмь Тот, Кто пребудет», именно это желает Он в первую очередь запечатлеть в сознании Своего народа.

 

...И сказал: так скажи сынам Израилевым: Сущий послал меня к вам. (Исх. 3, 14)

 

Разумеется, Бог по существу Своему непознаваем и неопределяем. Тем не менее существуют так называемые «апофатические» (от греч. αποφασις "апофасис"— «отрицание») определения Бога, т. е. опре­деления через «не»: Бог не есть тело, не есть душа, не есть что-либо ограниченное местом и временем и т. д. Есть и «катафатические» (от греч. καταφασνς <катафасис> — «утверждение») определения Творца, т. е. определения через «да»: Бог есть Всемогущий, Всеведущий, Вездесущий и т. д.

Что же означают «положительные», утверждающие определения Бога? Он есть Всемогущий — Тот, для Которого нет ничего невозмож­ного; Всеведущий — Тот, для Которого нет ничего неизвестного; Вездесущий — Тот, для Которого нет никакого предела обитания, Который обитает повсюду (иначе говоря, положительные и отрица­тельные определения непосредственно связаны друг с другом, и первые в конце концов сводятся ко вторым). Больше мы о Боге, казалось бы, знать ничего не можем. Остальное выходит за пределы слов и является следствием непосредственного откровения, которое переживал Моисей.

Впрочем, существует еще как бы третий ряд передаваемых Писа­нием свойств-имен Бога: «Милостивый», «Милосердный», «Жалею­щий о бедствии», «Сострадательный» и т. д., наконец — «Бог есть любовь»  (Исх.  34,  6-7; Ион. 4,  2;  I Иоан.  4, 8). Это — имена-

свойства Бога по отношению к человеку. Однако Тетраграмматон указывает как на имманентные свойства Создателя (характеризующие Его отношение к творениям), так и на трансцендентные (не зависящие от отношения Его к миру и не обусловленные ничем внешним).

...Итак, Моисей словно бы спрашивает: как то основное, сокровен­ное знание, которое он осваивал всю жизнь, постигая мудрость израильскую, египетскую и мадиамскую, он сможет передать народу порабощенному, пребывающему во грехе, находящемуся на грани физической гибели? Как он переведет высшее откровение, ему послан­ное, на язык этих людей?! И Бог отвечает ему:

 

...Так скажи сынам Израилевым: Сущий послал меня к вам. (Исх. 3, 14)

 

Уже само представление о вечном Источнике бытия способно настолько возвысить человеческий дух, что он сможет воспарить над всеми временными несчастьями, бедами и страхами и утвердиться в непреходящем уповании.

 

И сказал еще Бог Моисею: так скажи сынам Израилевым: Господь, Бог отцов ваших, Бог Авраама, Бог Исаака и Бог Иакова послал меня к вам. Вот имя Мое на веки, и памятование о Мне из рода в род. (Исх. 3, 15)

 

Иными словами, для возвращения народа к Богу и для возвещения истинной веры необходимо помнить о двух сторонах проповеди: о ее онтологическом аспекте («Я есмь Сущий») и об аспекте историческом, который неотделим от этического («Бог отцов ваших»). «Из рода в род» должны передаваться как имя Божье, содержащее в себе тайну творения и воссоздания бытия, так и «память» о Нем — священное предание о Его действиях в человеческой истории, о Его завете, Законе, заповедях.

И только после того как Моисей воспламенит сердца и души своим воззванием — напоминанием о Высшей Истине: «Сущий послал меня к вам», он сможет оживить в памяти людей все то, что они знали и слышали раньше, все семейные, племенные, народные предания, сви­детельствующие о том, что есть вечный Бог — Бог Авраама, Исаака и Иакова. А это вернет порабощенному и уничтожаемому народу Израилеву память о свободе и достоинстве, которыми обладали патриархи.

 

Пойди, собери старейшин Израилевых и скажи им: Господь, Бог отцов ваших, явился мне, Бог Авраама, Исаака и Иакова, и сказал: Я посетил вас и увидел, что делается с вами в Египте. (Исх. 3, 16)

 

Не говорит Господь: «собери весь народ», а говорит: «собери старейшин», т. е. тех, кто имеет авторитет, кто хранит полученные от патриархов предания и кто должен испытать самого Моисея, истинно ли он послан от Бога. Моисей должен был сказать им удивительные слова, каких они не слышали уже несколько столетий: «...Бог... явил­ся...» Память о явлениях Бога начала стираться — и вдруг Он явился!

 

И сказал: Я выведу вас от угнетения египетского в землю ханаанеев, хеттеев, аморреев, ферезеев, евеев и иевусеев, в землю, где течет молоко и мед.

И они послушают голоса твоего, и пойдешь ты и старейшины Израилевы к царю египетскому, и скажете ему... (Исх. 3, 17-18)

 

Только обретя, как и Моисей, незыблемую уверенность в истин­ности поручения Божия, в истинности Его слов, старейшины, которые должны наблюдать за работой своих соплеменников, смогут оторвать­ся от работ и пойти вместе с Моисеем к фараону.

 

...Пойдешь ты и старейшины Израилевы к царю египетскому, и скажете ему: Господь, Бог евреев, призвал нас... (Исх. 3, 18)

 

Можно легко предположить, что фараон не поймет и не примет никаких высоких слов о Боге, ведь фараон намного ученее своих еврейских рабов, он — жрец высокого посвящения, способный, казалось бы, понимать весьма тонкие теологические построения египетской религии. Он понимал, например, что, согласно фиванской, гелиопольской, мемфисской и другим системам космогонии Египта, единый бог-творец — Амон-Ра, Птах, Атум — выступает в разных обличьях, в несхожих между собой образах и ипостасях: то как бог зерна, то как бог зародыша, который формируется во чреве матери, то как бог восхода, то как божество заката. Единый выступает во множестве «ликов» духовных и природных проявлений. Жрецы являлись авторами глубочайших религиозных сочинений, сложных философских построений, выраженных в мифологической и поэти­ческой формах, и обо всем этом фараону было хорошо известно. Однако подлинная истина открывается только чистым сердцам. Фараон был неспособен, несмотря на всю свою ученость, уразуметь истину. Скорее мог ее уразуметь последний раб, у которого сердце более чисто. Вера в живого истинного Бога — это состояние, весьма далекое от сухих философских умозаключений (вспомним еще раз слова Паскаля!).

 

...И скажете ему: Господь, Бог евреев, призвал нас... (Исх. 3, 18)

 

Фараон должен был рассуждать примерно так: кто такой «Бог евреев»? У угнетенного народа, находящегося на грани уничтожения, есть еще и свой Бог? Но, если народ бессилен и порабощен, значит, и Бог его особой силой не обладает. И как Он может еще кого-то послать? Тем не менее сказано так:

 

...Господь, Бог евреев, призвал нас... (Исх. 3, 18)

 

Фараон в ответ на эти слова должен был возмутиться: «Своего Бога, скорее всего, у них никакого нет. А если и есть какой-то слабый племенной бог, то он бессилен против богов египетских. И он еще кого-то посылает! Да я им всем покажу!..» Однако постепенно, через предупреждения, обличения и казни египетские, станет ясна, откроется, наконец, фараону истина о Боге, а вместе с ней — и вся страшная правда о его прошлой жизни, о том, какую участь он заслу­жил перед лицом неподкупного Судии.

 

...Господь, Бог евреев, призвал нас; итак, отпусти нас в пустыню, на три дня пути, чтобы принести жертву Господу, Богу нашему. (Исх. 3, 18)

 

Оказывается, фараону не нужно говорить: «Отпусти народ из плена, из рабства!» Нет, у него следует просить только, чтобы он разрешил народу осуществить простой и всем племенам на земле доступный религиозный акт — жертвоприношение своему племенному Богу. Вот с чего начинается освобождение: «Разреши помолиться нашему Богу!» Однако фараон такого разрешения ни за что не даст, потому что, когда человек искренно обращается к Богу, то для него исчезают все человеческие препоны и западни, все путы и цепи с него спадают — и душа становится свободной. Это для фараона и страшно. Вот почему, например, советские коммунисты преследовали Церковь в течение всего периода своего правления. Вот почему во многих нацистских концлагерях запрещалось молиться, и если какой-нибудь узник, независимо от вероисповедания, начинал там молиться, петь псалом или даже креститься, то он предавался мучительной казни. Потому что помолиться — значит стать свободным. Отобрать у людей веру в Бога истинного — вот главное, чего хочет тиран. А потом ему уже несложно поработить и дух — совершить именно то, что сделали с сынами Израилевыми в Египте. А за этим уже следует, как мы говорили, и физическое закабаление. Таким образом, вернув народу веру в Бога и освободив его дух, можно избавить его и от рабства. Поэтому вот слова, которые должен был сообщить фараону Моисей:

 

...Отпусти нас в пустыню на три дня пути, чтобы принести жертву Господу, Богу нашему. (Исх. 3, 18)

 

Египетским богам, их истуканам, молились в самом Египте: каждый истукан как бы поддерживал, благословлял, олицетворял власть фараона, а сам фараон считался богом. Но чтобы молиться истинному Богу, надо было удалиться из Египта на три дня пути. И одна из причин этого — жертва, которую евреи должны были принести Господу. В жертву приносили ягнят, а ведь овен, который считался священным животным, символизировал Амона-Ра, бога Солнца. Такой жертвы египтяне евреям бы не простили, и фараон об этом знал. И тем не менее Господь Бог дальше говорит:

 

Но Я знаю, что царь египетский не позволит вам идти, если не при­нудить его рукою крепкою... (Исх. 3, 19)

 

— т. е. без помощи свыше, без принуждения, исходящего от Господа, ни за что не позволит поработитель тем, кого он поработил, совер­шить молитву и принести жертву.

 

...И простру руку Мою и поражу Египет всеми чудесами Моими, которые сделаю среди его; и после того он отпустит вас. (Исх. 3, 20)

 

В чем же должны заключаться эти чудеса? Фараон уверен, что ему покровительствуют боги. Египетские боги символизировали различные стихии — следовательно, различными «казнями» должны быть пора­жены стихии и прочие творения, почитаемые египтянами: стихии — это вода, воздух, земля и огонь (или солнечный свет), а прочие творе­ния — это прежде всего скот и растительность. Например, Нил почи­тался как бог-кормилец Египта, Солнце — как высшее божество (Ра, Гор, Атум), воздух и земля — соответственно как боги Шу и Геб. Периодически умирающий и воскресающий бог загробной жизни Осирис почитался в образе прорастающего зерна, Амон — в виде овна, зооморфный облик имели и другие божества. Значит, одна из целей десяти египетских казней — доказать бессилие всех стихий и творе­ний, их зависимость от Бога Единого. Наконец, сам фараон почитался сыном Ра, божеством. И после смерти своего первенца (десятая казнь) фараон уверился, что боги египетские абсолютно бессильны пред Единым Богом вселенной. Несколько позже Бог говорит Моисею о том, что Он покажет египтянам бессилие и ничтожество их богов:

 

...Над всеми богами египетскими произведу суд... (Исх. 12, 12)

 

Только после того как фараон уверится, что у него нет никакой защиты от праведного Воздаятеля — Бога, Который взыскивает с преступников пролитую их рукой кровь, он «сдастся», хотя бы временно. А до того часа он будет по-прежнему считать, что демони­ческие силы, которым он служит под видом богов, настолько сильны, что могут его защитить.

 

...И после того он отпустит вас.

И дам народу сему милость в глазах египтян; и когда пойдете, то пойдете не с пустыми руками... (Исх. 3, 20-21)

 

Описывая завершение тех чудес, которые Он явит над Египтом, Бог говорит: «И дам народу сему милость в глазах египтян...» Именно в этом и состоит несказанное чудо. Египтяне ненавидели сынов Израилевых, и в самом факте этой ненависти заключена важная психоло­гическая проблема. Мы помним, как Иосиф спас страну от голода, и весь народ египетский благодаря ему сохранил жизнь. Не сделали Египту никакого зла и его потомки и родственники: занимаясь скотоводством, они были полезными членами общества. Однако человеку свойственно ненавидеть именно того, кому он сам причиняет зло. Не так ненавидят люди тех, кто им приносит несчастье, как тех, кому они сами сознательно отравляют существование, потому что в этих последних они видят себе живой упрек. И как же было египтянам не озлобиться и не возненавидеть целый народ, поставленный ими на грань уничтожения? И поэтому высочайшее чудо, которое явит Бог, состоит в следующем:

 

И дам народу сему милость в глазах египтян... (Исх. 3, 21)

 

Такая чудесная, инспирированная свыше перемена отношения к евреям давала египтянам возможность покаяться, давала им шанс понять, что истинный Бог защищает угнетенных, и самим устремить­ся к служению Ему. Однако дальше сказано:

И дам народу сему милость в глазах египтян; и когда пойдете, то пойдете не с пустыми руками:

 

Каждая женщина выпросит у соседки своей и у живущей в доме ее вещей серебряных и вещей золотых, и одежд, и вы нарядите ими и сыновей ваших и дочерей ваших, и оберете египтян. (Исх. 3, 21-22)

 

Как же мог Всевышний, — Судия праведный, наблюдающий за справедливостью во всем мире и наказующий тех, кто преступает за­коны нравственности, — как же мог Он дать такое предписание? Не­ужели речь идет о краже, об ограблении: «оберете египтян»?! А дело в том, что любой наемный работник на Древнем Востоке трудился за обусловленную плату. Даже и рабы получали «плату» в виде пищи, одежды и крова. Рабство было крайне жестоким только в тираничес­ких государствах, например в Египте и Ассирии. В других странах рабы рассматривались отчасти как домочадцы. Это были скорее не рабы в более позднем, античном смысле, а слуги, служители. На это указывает и древнееврейское слово «עבד» <эвед> — «раб», буквально — «трудящийся», «работник». Израильтяне сотни лет работали на егип­тян, кровью и потом поливая их землю. Порабощены же они были незаконно, в глазах Бога и справедливых людей они могли рассматри­ваться только как «наемники», «наемные рабочие». Собственно благосостояние Египта утверждалось на их труде. А значит, для восстановления справедливости их следовало вознаградить. Однако и эту законную плату Бог не предписывает при исходе брать силой. Сказано: «каждая женщина выпросит», т. е. попросит — и ей дадут. Иначе говоря, такой страх Божий будет над народом египетским, что египтяне добровольно отдадут все то золото и серебро, которое они нажили за столетия подневольного труда израильтян...

Мало того, здесь же сказано: «...Выпросит у соседки своей и у живущей в доме ее...» Оказывается, некоторые египтяне сначала жили рядом с израильтянами как соседи, а потом поселились в ихдомах. Завладев домами израильтян, они, по-видимому, выселили их в те соломенные хижины, в которых прозябали рабы...

Собственно зачем нужны народу в пустыне драгоценности? Для того, чтобы строить Скинию из «золота и серебра», т. е. возводить Храм Божий. И когда человек выходит из «Египта» духовного, т. е. просветленный дух освобождается от господства плотского, материаль­ного начала, он тоже должен взять с собой какое-то «золото и се­ребро», т. е. самое драгоценное: культурные достижения и навыки, знания и воспоминания, прежние жизненные уроки — все это он берет с собою, когда «выходит из Египта». Однако золото может быть употреблено двояко. Из золота, вынесенного из Египта, впоследствии были сделаны сосуды Скинии, ее священная утварь, но из того же золота в момент отступления от Бога был вылит золотой телец... По-разному может быть использовано взятое с собой в путь и каждым из верующих: все зависит от духовного настроя, от верности завету.

Таким образом, выражение «и оберете египтян» означает «возь­мете то, что вам принадлежит», потому что египтяне тем и занима­лись, что постоянно и жестоко «обирали» своих рабов.

Как мы уже говорили, имя Моисея пишется и произносится в оригинале «משה» <Моше>. Однако, если мы прочитаем это имя с конца, то получится слово «השם» <га-Шем>, означающее «Имя» (с определен­ным артиклем), т. е. «то самое», «главное», «высшее» имя — имя Божье. Значит, Моисей в своем имени, т. е. в «сущности» своей, внутри себя, содержал имя Божье. И, когда ему открылся Господь в пламенеющем кусте, он постиг присутствие Бога в себе самом.

Начертание букв имени Моисея имеет важное значение. Моисей — посредник. Он восходил к Богу и снова нисходил к народу по горе Синайской, вершина которой пламенела огнем. Три начала, составля­ющие личность Моисея, — разум, чувство и воля — пламенели огнем великой любви к Творцу и людям. Три языка пламени образуют букву «ש» <шин> — срединную букву имени Моисея. Первая же буква его имени «מ» <мем> напоминает формой и названием волну (начинаю­щееся с той же буквы древнееврейское «מ׳ם» <майим> означает «вода») и предвещает чудеса, происходившие с Моисеем при водах: нахожде­ние его дочерью фараона, рассечение Чермного моря, выведение вод­ного потока из скалы. Сочетание символов «воды» и «огня» в имени Моисея указывает на соединение в нем смиренной чистоты и пламен­ного духа. Наконец, буква «ה» <гей>, являясь основой Тетраграмматона, напоминает о постоянном присутствии Господа пред духовным взором Моисея. Так судьба великого пророка и праведника уже предначер­тана в его имени.

Лекция 1  НАРОД БОЖИЙ В ЕГИПТЕ. ДУХ В РАБСТВЕ У ПЛОТИ

Лекция 2  ПРИЗВАНИЕ МОИСЕЯ. НЕСГОРАЮЩИЙ КУСТ И НЕПРОИЗНОСИМОЕ ИМЯ

Лекция 3  КАЗНИ ЕГИПЕТСКИЕ. ЖЕЗЛ МОИСЕЯ И ЖЕЗЛ ГНЕВА БОЖИЯ