Человек — величайшая загадка для... человека. Его мысль беспредельна, его творчество бесконечно, его серд­це способно вместить весь мир, Самого Бога. Нет на земле существа, ему подобного. Все это невольно поражает, вы­зывает естественное желание понять природу человека, смысл его существования, разумную цель необъятной творческой активности, истоки разнообразных сил и спо­собностей, скрытых в нем.

Направления деятельности человека многосторонни. Одни обусловлены пытливостью его разума, стремящегося познать все, что его окружает (наука), другие - необходи­мостью его существования в этом природном мире (обще­ственная, техническая и хозяйственная деятельность), тре­тьи — чувством красоты, желанием ее воплощения в своей жизни и деятельности (искусство), четвертые — неистребимым желанием понять смысл и цель своей жизни, жизни мира, познать истину (религия, философия). Однако фун­даментом и источником всей жизнедеятельности человека, определяющим ее направление, характер и содержание, является духовное и нравственное состояние человека, формируемое его свободой, его волеизъявлением перед лицом добра и зла, перед зеркалом своей совести. Ибо дух творит себе формы.

Рассмотрим отдельные виды человеческой деятельности.

НАУКА

Наука или религия?

Когда известный французский астроном, математик и физик Лаплас ( 1827) представил Наполеону свой пяти­томный труд «Небесная механика» — о происхождении и устройстве Вселенной, то император, ознакомившись с ним, заметил с недоумением: «Я не нахожу здесь упомина­ния о Творце», Лаплас, образованный в духе т. н. свободо­мыслия (при всех политических переворотах во Франции он с легкостью необыкновенной менял свои взгляды в со­ответствии с идеологией новой власти), гордо ответил: «Сир, я не нуждаюсь в этой гипотезе». Так выразил свое от­ношение к идее Бога воспитанник эпохи Просвещения, ко­торая, забыв о вере Галилеев и Коперников, Кеплеров и Па­скалей, открыто объявила войну христианству под флагом науки. Но действительно ли религия и наука отрицают друг друга?

Вопрос этот в истории человечества возник недавно. Религия и наука всегда сосуществовали и развивались без какого-либо антагонизма. Ученый и верующий, как прави­ло, совмещались в одном лице. Ученые-атеисты были редчайшим исключением, но и они не утверждали, что их на­учные данные доказывают небытие Бога. И лишь в XVIII в., особенно когда ряд французских философов и обществен­ных деятелей, т.н. энциклопедистов, выдвинули лозунг о противоборстве между наукой и религией, эта идея посте­пенно стала захватывать Европу, а затем и нашу страну, где после 1917 г. она была возведена в ранг государственной идеологии. Религия была объявлена мировоззрением ан­тинаучным.

Чтобы увидеть реальную картину взаимоотношений науки и религии, необходимо посмотреть, на каких осно­вах стоит наука, какими принципами определяется ее раз­витие и что действительно может она сказать о Боге.

 

Понятие науки

 

В философской энциклопедии дается следующее опре­деление науки: «Наука — ...система развивающихся зна­ний, которые достигаются посредством соответствующих методов познания, выражаются в точных понятиях, истин­ность которых проверяется и доказывается общественной практикой. Наука — система понятий о явлениях и законах внешнего мира или духовной деятельности людей, дающая возможность предвидения и преобразования действитель­ности в интересах общества, исторически сложившаяся форма человеческой деятельности, «духовного производ­ства», имеющая своим содержанием и результатом целена­правленно собранные факты, выработанные гипотезы и теории с лежащими в их основе законами, приемы и мето­ды исследования.

Понятие «наука» применяется для обозначения как процесса выработки научных знаний, так и всей системы проверенных практикой знаний, представляющих объективную истину, а также для указания на отдельные области научных знаний, на отдельные науки. Современная на­ука — это чрезвычайно разветвленная совокупность от­дельных научных отраслей»¹.

В общей классификации науки обычно разделяются на естественные (естествознание и точные науки) и гумани­тарные. К первой категории относят физику, химию, био­логию, астрономию, математику и др. Ко второй — науки философские и социальные. Это различение наук имеет важное значение для правильного понимания проблемы «наука и религия», поскольку основной ее вопрос в том и со­стоит, опровергают ли религию естественные науки, а не наука вообще, в которую, по определению, входит весь комплекс человеческого знания, в том числе и религиозная философия, и сама религия.

Обратимся к основаниям науки.

 

Постулаты науки

 

В науке (естествознании), как и в религии, существуют такие безусловные положения — догматы, которые не до­казываются (и не могут быть доказаны), но принимаются в качестве исходных, поскольку являются необходимыми для построения всей системы знания. Такие положения на­зываются в ней постулатами или аксиомами. Естествозна­ние базируется по меньшей мере на следующих двух ос­новных положениях: признании, во-первых, реальности бытия мира и, во вторых, закономерности его устройства и познаваемости человеком.

Рассмотрим эти постулаты.

1) Как ни удивительно, но утверждение об объектив­ном, т. е. независимом от сознания человека, существова­нии мира является, скорее, непосредственной очевиднос­тью, нежели научно доказанной истиной, более предметом веры, нежели знания. Известный философ Бертран Рассел ( 1970) по этому поводу остроумно замечает: «Я не думаю, что я сейчас сплю и вижу сон, но я не могу доказать этого»². Эйнштейн (1955) в свою очередь прямо заявляет: «Вера в существование внешнего мира, независимого от воспри­нимающего субъекта, есть основа всего естествознания»³. Эти высказывания известных ученых хорошо иллюстриру­ют понимание наукой реальности внешнего мира: она есть предмет ее веры, догмат (выражаясь богословским язы­ком), но не знание.

2). Второй постулат науки — убеждение в разумности, закономерности устройства мира и его познаваемости — является главной движущей силой всех научных исследо­ваний. Но и он оказывается таким же предметом веры (дог­матом) для науки, как и первый. Авторитетные ученые го­ворят об этом однозначно. Так, академик Л.С. Берг ( 1950) писал: «Основной постулат, с которым естествоиспытатель подходит к пониманию природы, это тот, что в природе во­обще есть смысл, что ее возможно осмыслить и понять, что между законами мышления и познания, с одной стороны, и строем природы, с другой, есть некая предопределенная гармония. Без этого молчаливого допущения невозможно никакое естествознание. Может быть, этот постулат неве­рен (подобно тому как, быть может, неверен постулат Евклида о параллельных линиях), но он практически необхо­дим»⁴. То же самое утверждал Эйнштейн: «Без веры в то, что возможно охватить реальность нашими теоретическими построениями, без веры во внутреннюю гармонию нашего мира не могло бы быть никакой науки. Эта вера есть и все­гда останется основным мотивом всякого научного творче­ства»⁵. Отец кибернетики Н. Винер (19б4) писал: «Без веры в то, что природа подчинена законам, не может быть ника­кой науки. Невозможно доказательство того, что природа подчинена законам, ибо все мы знаем, что мир со следую­щего момента может уподобиться игре в крокет из книги «Алиса в стране чудес»⁶. Известный современный амери­канский физик Ч. Таунс ( 1992) пишет: «Ученый должен быть заранее проникнут убеждением, что во Вселенной существует порядок и что человеческий разум способен понять этот порядок. Мир беспорядочный или непости­жимый бессмысленно было бы даже пытаться понять»⁷.

Но даже если эти постулаты истинны (а в этом едва ли можно сомневаться), то и тогда остается важнейший во­прос, без решения которого сама постановка проблемы «наука и религия» теряет всякий смысл, — это вопрос о до­стоверности самого научного познания. Но сначала крат­кое замечание о его методах.

 

Методы науки

 

Основными методами естествознания являются на­блюдение, эксперимент, измерение и догадка (гипотезы, теории). Руководствуясь ими, можно четко отделить область естествознания от всех иных областей творческой деятельности человека: гуманитарных наук, искусства, му­зыки и т. д. Научное знание, таким образом, является лишь малой частью человеческого знания в целом.

 

0 достоверности научного знания

 

Вопрос этот настолько деликатен, и ответ на него так затрагивает само существо науки, что лучше предоставить по нему слово наиболее компетентным ученым нашего века.

Академик Л.С. Берг: «В науке все то, что способствует ее развитию, есть истина, все, что препятствует развитию на­уки, ложно. В этом отношении истинное аналогично целе­сообразному... Итак, истина в науке — это все то, что целе­сообразно, что оправдывается и подтверждается опытом, способным служить дальнейшему прогрессу науки. В науке вопрос об истине решается практикой.

Теория Птолемея в свое время способствовала прогрес­су знания и была истинной, но когда она перестала слу­жить этой цели, Коперником была предложена новая тео­рия мироздания, согласно которой Солнце неподвижно, а Земля движется. Но теперь нам известно, что и это воззре­ние не отвечает истине, ибо движется не только Земля, но и Солнце. Всякая теория есть условность, фикция. Правиль­ность этой концепции истины, поскольку она касается те­ории, вряд ли будет оспариваться кем-нибудь в настоящее время. Но и законы природы в этом отношении в таком же положении: каждый закон есть условность, которая дер­жится, пока она полезна. Законы Ньютона казались незыб­лемыми, однако ныне их признают лишь за известное при­ближение к истине. Теория относительности Эйнштейна опрокинула не только всю механику Ньютона, но и всю классическую механику...

Польза есть критерий пригодности, а следовательно, истинности. Другого способа различать истину человеку не дано... Истина есть полезная фикция, заблуждение — вред­ная... Итак, мы определили, что такое истина с точки зрения науки»⁸.

А. Эйнштейн: «В нашем стремлении понять реальность мы подобны человеку, который хочет понять механизм за­крытых часов. Он видит циферблат и движущиеся стрелки, даже слышит тиканье, но не имеет средств открыть их. Ес­ли он остроумен, он может нарисовать себе картину меха­низма, которая отвечала бы всему, что он наблюдает, но он никогда не может быть вполне уверен в том, что его карти­на единственная, которая могла бы объяснить его наблю­дения. Он никогда не будет в состоянии сравнить свою кар­тину с реальным механизмом, и он не может даже представить себе возможность и смысл такого сравнения»⁹.

Крупнейший американский физик Р. Фейнман ( 1991): «Вот почему наука недостоверна. Как только вы скажете что-нибудь из области опыта, с которой непосредственно не соприкасались, вы сразу же лишаетесь уверенности. Но мы обязательно должны говорить о тех областях, которые мы никогда не видели, иначе от науки не будет проку... По­этому, если мы хотим, чтобы от науки была какая-то поль­за, мы должны строить догадки. Чтобы наука не преврати­лась в простые протоколы проделанных опытов, мы должны выдвигать законы, простирающиеся на еще неизвестные области. Ничего дурного тут нет, только наука оказывается из-за этого недостоверной, а если вы думали, что наука до­стоверна, вы ошибались»¹⁰.

Ярко проявляется гипотетичность научного познания в области микромира. Один из творцов квантовой механики В. Гейзенберг ( 1976) по этому вопросу писал: «Микромир нуж­но наблюдать по его действиям посредством высоко совер­шенной экспериментальной техники. Однако он уже не будет предметом нашего непосредственного чувственного воспри­ятия. Естествоиспытатель должен здесь отказаться от мысли о непосредственной связи основных понятий, на которых он строит свою науку, с миром чувственных восприятий... Наши усложненные эксперименты представляют собой природу не саму по себе, а измененную и преобразованную под влияни­ем нашей деятельности в процессе исследования... Следова­тельно, здесь мы также вплотную наталкиваемся на непреодо­лимые границы человеческого познания»¹¹.

Р. Оппенгеймер ( 1967): «Я имел возможность прокон­сультироваться с сорока физиками-теоретиками... Мои кол­леги, несмотря на различие их взглядов, придерживаются по крайней мере одного убеждения. Все признают, что мы не понимаем природу материи, законов, которые управля­ют ею, языка, которым она может быть описана»¹².

В полном согласии с этими взглядами ученых высказы­ваются и наши отечественные философы. В коллективном труде «Логика научного исследования», составленном под руководством директора Института философии П.В. Коп-нина ( 1971), читаем: «К идеалу научного знания всегда предъявлялись требования строгой определенности, одно­значности и исчерпывающей ясности. Однако научное знание всякой эпохи, стремившееся к этому идеалу, тем не менее, не достигало его. Получалось, что в любом, самом строгом научном построении всегда содержались такие элементы, обоснованность и строгость которых находи­лись в вопиющем противоречии с требованиями идеала. И что особенно знаменательно — к такого рода элементам принадлежали зачастую самые глубокие и фундаменталь­ные принципы данного научного построения. Наличие та­кого рода элементов воспринималось обычно как просто результат несовершенства знания данного периода. В соот­ветствии с такими мнениями в истории науки неоднократ­но предпринимались и до сих пор предпринимаются энер­гичные попытки полностью устранить из науки такого рода элементы. Однако эти попытки не привели к успеху. В настоящее время можно считать доказанной несводимость знания к идеалу абсолютной строгости. К выводу о невоз­можности полностью изгнать даже из самой строгой на­уки — математики — нестрогие положения, после длитель­ной и упорной борьбы, вынуждены были прийти и логицисты...

Все это свидетельствует не только о том, что любая си­стема человеческого знания включает в себя элементы, не могущие быть обоснованными теоретическими средства­ми вообще, но и о том, что без наличия подобного рода элементов не может существовать никакая научная система знания»¹³.

Подобные заявления ученых и мыслителей становятся еще более понятными в свете общего взгляда на характер развития научного знания. Все оно делится как бы на две неравные части: первая — действительное знание (строго проверенные факты, научный аппарат), имеющее незна­чительный объем, и вторая — незнание, занимающее поч­ти весь спектр науки (теории, гипотезы, модели — «догад­ки», по выражения Р. Фейнмана). Самое любопытное при этом, что по мере роста первой части (знания), объем вто­рой (незнания) увеличивается значительно интенсивнее, поскольку решение каждой проблемы, как правило, порож­дает целый круг новых проблем.

Академик В.И. Вернадский, оценивая процесс развития познания в науке, писал: «Создается единый общеобяза­тельный, неоспоримый в людском обществе комплекс зна­ний и понятий для всех времен и для всех народов. Эта об­щеобязательность и непреложность выводов охватывает только часть научного знания — математическую мысль и эмпирическую основу знаний — эмпирические понятия, выраженные в фактах и обобщениях. Ни научные гипоте­зы, ни научные модели в космогонии, ни научные теории, возбуждающие столько страстных споров, привлекающие к себе философские искания, этой общеобязательностью не обладают. Они необходимы и неизбежны, без них науч­ная мысль работать не может. Но они преходящи и в значи­тельной, непреодолимой для современников степени не­верны и двусмысленны: как Протей художественной чеканки, они непрерывно изменчивы»¹⁴ (академик Г. Наан потому как-то заметил: «Мало кто знает, как много надо знать для того, чтобы знать, как мало мы знаем...»).

Именно по той причине, что главная движущая часть науки никогда не есть знание окончательное и истинное, Фейнман говорил о ее недостоверности. Польский ученый С. Лем назвал эту часть науки мифом: «И как каждая наука, кибернетика создает собственную мифологию. Мифоло­гия науки — это звучит как внутреннее противоречие в оп­ределении. И все же любая, даже самая точная наука разви­вается не только благодаря новым теориям и фактам, но благодаря домыслам и надеждам ученых. Развитие оправ­дывает лишь часть из них. Остальные оказываются иллю­зией и поэтому подобны мифу»¹⁵.

Современный русский ученый В.В. Налимов прямо за­ключает, что «рост науки — это не столько накопление знаний, сколько непрестанная переоценка накопленно­го— создание новых гипотез, опровергающих предыду­щие. Но тогда научный прогресс есть не что иное, как последовательный процесс разрушения ранее существую­щего незнания. На каждом шагу старое незнание разруша­ется путем построения нового, более сильного незнания, разрушить которое в свою очередь со временем становит­ся все труднее...

И сейчас невольно хочется задать вопрос: не произош­ла ли гибель некоторых культур, скажем египетской, и де­градация некогда мощных течений мысли, например, древ­неиндийской, потому, что они достигли того уровня незнания, которое уже не поддавалось разрушению? Кто знает, сколь упорной окажется сила незнания в европей­ском знании?»¹⁶

Условность научного знания становится еще более оче­видной при рассмотрении научных критериев истины.

 

0 критериях в науке

Поскольку здание наук возводится не только на основа­нии наблюдений, экспериментов, измерений, но и на ги­потезах и теориях, встает серьезный вопрос о критериях их истинности. Факты сами по себе еще мало говорят ис­следователю, пока он не найдет общей для них закономер­ности, пока не свяжет их одной общей теорией. В конце концов любое понимание какой-то группы явлений мира и тем более миропонимание в целом есть не что иное, как те­ория, которой придерживаются большая или меньшая часть ученых. Но возможно ли доказать истинность тео­рии? Оказывается, безусловного критерия, с помощью ко­торого можно было бы окончательно определить, соответ­ствует ли данная теория (картина) объективной реальности, не существует.

Главным и самым надежным всегда считается критерий практики. Но даже и он часто оказывается совершенно не­достаточным.

Известный философ и физик Ф. Франк (1966) по этому поводу остроумно замечает: «Наука похожа на детективный рассказ. Все факты подтверждают определенную гипотезу, но правильной оказывается в конце концов совершенно другая гипотеза»¹⁷.

Особенно трудно бывает решить данный вопрос, когда сразу несколько теорий одинаково хорошо объясняют дан­ное явление. «Естественно, — пишет один отечественный ав­тор, — что эмпирический критерий здесь не срабатывает, поскольку надо выбирать одну из числа нескольких гипотез, эквивалентных в плане совпадения с эмпирией, иначе выбор не представлял бы труда. Так возникает необходимость во вторичных критериях»¹⁸.

Этих вторичных или дополнительных критериев мно­го, и все они еще более условны, чем эмпирический крите­рий.

Назовем в качестве иллюстрации некоторые.

1. Критерий экономии и простоты (И. Ньютон, Э. Мах). Истинна та теория, которая проста для работы, для пони­мания, экономит время.

2. Критерий красоты (А. Пуанкаре, П.А. Дирак). Красота математического аппарата, лежащего в основе физической теории, — свидетель ее правильности.

3. Критерий здравого смысла.

4.   Критерий безумия, т.е. несоответствия здравому смыслу. Академик Г. Наан об этом ишет: «Что такое здра­вый смысл? Это воплощение опыта и предрассудков своего времени. Он является ненадежным советчиком там, где мы сталкиваемся с совершенно новой ситуацией. Любое до­статочно серьезное научное открытие, начиная с открытия шарообразности Земли, противоречило здравому смыслу своего времени»¹⁹.

5. Критерий предсказательности — способность тео­рии предсказывать новые факты и явления. Но этой спо­собностью обладают, как правило, все теории.

И т. д., и т. п.

Все эти критерии очень далеки от того, чтобы могли

действительно засвидетельствовать бесспорную истин­ность той или иной теории. Поэтому Эйнштейн говорил: «Любая теория гипотетична, никогда полностью не завер­шается, всегда подвержена сомнению и наводит на новые вопросы»²⁰.

*

Приведенные высказывания ученых и критерии, кото­рыми пользуется наука, достаточно красноречиво говорят по вопросу достоверности научного знания. Оно, оказыва­ется, всегда ограничено, условно и потому никогда не мо­жет претендовать на абсолютную истинность. Тем менее оно способно быть таковым в вопросах специфически ре­лигиозных, относящихся к области того мира, которым на­ука не занимается.

 

Наука и мировоззрение

 

Вопрос о науке и религии включает в себя и принципи­альную методологическую проблему. Поскольку религия — это мировоззрение, то, естественно, сопоставлять ее мож­но только с мировоззрением. Является ли таковым наука? Что представляет собой т.н. научное мировоззрение, столь часто противопоставляемое религии?

Наука по самой сути своей является системой развиваю­щихся знаний о мире, т.е. непрерывно изменяющихся и потому никогда не могущих дать полного и законченного  представления о мире в целом. Академик Г. Наан справедливо говорит: «На любом уровне развития цивилизации наши зна­ния буду!¹ представлять лишь конечный островок в бесконеч­ном океане непознанного, неизвестного, неизведанного»²¹.

Другой современный ученый В. Казютинский рисует такую картину науки: «Объектом познания в науках о при­роде являются всегда лишь стороны, аспекты, фрагменты неисчерпаемого материального мира, выделяемые субъек­том в процессе общественно-исторической практики. Правда, объект исследования естествознания в целом и каждой из естественных наук в частности все более расши­ряется, а наши знания о природе становятся все более адек­ватными ей, тем не менее в каждый данный момент естест­вознание имеет дело лишь с отдельными аспектами той части объективной реальности, которая выделена имею­щимися в данный момент эмпирическими и теоретически­ми средствами. Космология в этом отношении не занимает какого-либо особого положения среди других естествен­ных наук — «вся материя» (материальный мир как целое) не является сейчас и никогда не станет ее объектом»²².

Но если даже вся материя, не говоря о мире духовном, не является сейчас и никогда не станет объектом исследования естествознания, то возможно ли научное мировоззрение?

Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо обратить­ся к тому, что представляет собой мировоззрение?

Мировоззрение — это совокупность взглядов на самые основные вопросы бытия в целом и человека (сущность бытия, смысл жизни, понимание добра и зла, существова­ние Бога, души, вечности). Оно не зависит от степени об­разования, уровня культуры и способностей человека. По­этому и ученый, и необразованный могут иметь одно и то же мировоззрение, а люди равного образовательного уров­ня — прямо противоположные убеждения. Мировоззрение всегда предстает в виде или религии, или философии, но не науки. «Вообще, структура религиозного учения, — ут­верждают религиеведы, - не очень отличается от структу­ры философской системы, ибо религия, как и философия, стремится дать целостную картину мира, целостную систе­му ориентации личности, целостное мировоззрение»²³.

Член-корреспондент АН СССР П. Копнин писал: «Фило­софия по своему предмету и целям отличается от науки и составляет особую форму человеческого сознания, не сво­димую ни к какой другой. Философия как форма сознания создает мировоззрение, необходимое человечеству для всей его практической и теоретической деятельности. Бли­же всего по общественной функции к философии стоит религия, которая тоже возникла как определенная форма мировоззрения. Поэтому наука... одна не может ее заме­нить... Мировоззрение... не покрывается ни какой-то од­ной наукой, ни их совокупностью»²⁴.

Поэтому, если говорить о собственно научном миро­воззрении, то таковое понятие нужно признать услов­ным, используемым только в самом узком, специфичес­ком смысле этого слова — как совокупность научных взглядов на материальный мир, его устройство, его за­коны. Мировоззрением же наука не может быть, по­скольку:

а)  вопросы чисто мировоззренческие (см. выше) вхо­дят в компетенцию исключительно философии и религии  к области естествознания не относятся;

б)  наука непрерывно изменяется, что противоречит са­мому понятию мировоззрения как чему-то законченному, полне определенному, постоянному;

в)  как совершенно справедливо замечает В. Казютинский, «в естествознании нет теорий «материалистических»  «идеалистических», а лищь вероятные и достоверные, ис­тинные и ложные»²⁵.

Научными или антинаучными могут быть представле­ния (знания) человека о явлениях этого мира, но не его ми­ровоззрение как таковое (религиозное, атеистическое и т.д.). Наука и мировоззрение - это два различных, несво­димых друг к другу понятия, и потому противостоять друг другу они не могут.

Но если даже поверить в безграничность научного по­знания и в способность науки разрешить когда-то все во­просы духа и материи и достичь уровня мировоззрения, то и в таком случае мыслящий человек не может ждать этого гипотетического будущего. Жизнь дается только один раз, и потому человеку, чтобы знать, как жить, чем руководствоваться, каким идеалам служить, необходим сейчас ответ на главнейшие для него вопросы: «Кто я? Ка­ков смысл моего существования? Имеется ли смысл в бы­тии человечества, мира? Есть ли вечная жизнь?» Кварки, черные дыры и ДНК на эти вопросы не отвечают и отве­тить не могут.

 

Наука и религия

 

«Разве наука не доказала, что нет Бога, нет духовного мира, нет души, нет вечной жизни, нет рая и ада?» Оказыва­ется, не только не доказала, но и в принципе не может этим заниматься. И вот почему.

В о-п е ρ в ы х, наука и религия просто несопоставимы, как километр и килограмм. Каждая из них занимается сво­ей стороной жизни человека и мира. Эти сферы могут со­прикасаться, пересекаться, но не опровергать одна другую. И «беда, коль пироги начнет печи сапожник, а сапоги та­чать пирожник».

В о-в τ ο ρ ы х, в силу выше указанных причин, наука никогда не сможет сказать: «Бога нет». Напротив, углуб­ленное познание мира естественно обращает мысль чело­века-ученого к признанию высшего Разума-Бога источни­ком нашего бытия. И в силу этого наука все более становится союзницей религии. Об этом свидетельствует христианское убеждение очень многих современных уче­ных. Неслучайно, один из крупнейших представителей научного атеизма Шахнович, возмущаясь религиознос­тью выдающихся западных ученых, писал в пылу полеми­ки: «Многие буржуазные ученые говорят о «союзе» науки и религии. М. Борн, М. Планк, В. Гейзенберг, К.Ф. фон Вейц-зекер, П. Иордан и другие известные физики неодно­кратно объявляли, что наука будто бы не противоречит  религии»²⁶. Шахнович пишет о некоторых современных ученых. Но общеизвестен факт, что подавляющее число ученых всегда стояло за этот союз.

М. Ломоносову принадлежат замечательные слова: «Со­здатель дал роду человеческому две книги, — писал он. — Первая — видимый мир... Вторая книга — Священное Пи­сание... Обе общо удостоверяют нас не токмо в бытии Бо­жием, но и в несказанных нам Его благодеяниях. Грех все­вать между ними плевелы и раздоры». Наука и религия «в распрю прийти не могут... разве кто из некоторого тщесла­вия и показания своего мудрования на них вражду восклеплет»²⁷.

 

Религия и наука

 

Но может быть, религиозное мировоззрение противо­стоит науке, знанию, прогрессу?

Исходя из широкого понимания науки²⁸, правомерно говорить о религии как об одной из форм «духовного про­изводства» человека. Имея свои постулаты (бытие Бога, бес­смертие души), особый метод познания (духовно-нравст­венное совершенствование личности), свои критерии в различении истины от заблуждения (соответствие индиви­дуального духовного опыта единству опыта святых как ком­петентнейших «инженеров» душ человеческих), свою цель (познание Бога и достижение вечной в Нем жизни — Обо­жение), религия структурно оказывается не отличающейся от естественных наук Особенно существенное сходство ее с эмпирическими науками наблюдается в необходимости правильного опыта для получения достоверного знания в процессе познания. Неслучайно, «академики» Православ­ной Церкви— великие святые, правильную (праведную) религиозную жизнь называли «наукой из наук».

Однако религия как опытная наука («религия-наука») представляет собой в то же время замечательное исключе­ние в ряду всех эмпирических наук: религия-наука, в отли­чие от естествознания, является мировоззрением в полном смысле этого слова. И вот почему.

Если естествознание не может служить базой для пост­роения мировоззрения (религиозного или атеистическо­го), то религия-наука, опытно подтверждая бытие Бога, души, мира сверхчувственного, становится научным фун­даментом религиозного мировоззрения. В этом смысле ре­лигия является действительно научным мировоззрени­ем — в отличие от всех других: атеистического, агностического, материалистического, остающихся всегда лишь верой.

В то же время религиозное мировоззрение, в частнос­ти, православное, в принципе не может иметь противоре­чий с естественными науками и тем более противостоять им, поскольку оно не включает в себя ни их законы и тео­рии, ни конкретные детали знания материального мира. Оно остается неизменным независимо от того, что утверж­дает наука сегодня и к чему придет завтра. Для религиозно­го мировоззрения не имеет никакого значения Земля или Солнце являются центром нашей системы, что вокруг чего вращается, из каких «кирпичиков» построена Вселенная.

А тот факт, что многие церковнослужители были одно­временно великими учеными (например, Коперник ( 1543), св. митрополит Московский Иннокентий (Вениа минов;  1879), аббат Мендель (l884), священник Павел Флоренский ( 1937), патер В. Шмидт ( 1954), архиепископ Лука Войно-Ясенецкий (l96l), аббат Леметр ( 1966) и многие другие), красноречиво свидетельствует о лживости самой идеи борьбы религии с наукой.

Правда, в качестве доказательства приводят бесспор­ные, на первый взгляд, факты притеснения и даже казни отдельных ученых Католической церковью в средневеко­вье. На это следует сказать следущее.

Во-первых, в описании этих фактов много преувеличе­ний. Осуждению подверглось ничтожное число уче­ных — и не столько за их научные взгляды, сколько за дог­матические и нравственные отступления от католической веры, т. е. за ереси (например, Джордано Бруно, объявив­ший себя «учителем более совершенного богословия, сы­ном неба и земли»)²⁹.

Далее, все это относится к поврежденной Церкви — Ка­толической, одно из ярких заблуждений которой как раз в том и проявилось, что она фактически догматизировала отдельные научные теории того времени (в чем теперь рас­каивается).

Наконец, боролась в средневековье не столько религия с наукой, сколько старые научные представления и пред­ставители (со всеми обыденными человеческими страстя­ми) с новыми, используя религию.

Прекрасно вскрывает и иллюстрирует основную при­чину гонений на науку современный отечественный уче­ный А. Горбовский.

 «А разве, — пишет он, — не такой же кощунственной казалась в свое время мысль о том, что могут быть «камни, падающие с неба» — метеориты?

Французская Академия наук объявила все подобные со­ображения вымыслом, а сам Лавуазье, великий ученый³⁰, заклеймил их как «антинаучные». Этот термин появляется неслучайно. Во все времена общественное сознание имело некую точку отсчета, которая провозглашалась непрелож­ной и истинной. Некогда в качестве этого эталона выступа­ло религиозное мировоззрение. Все, что находилось в рус­ле этого мировоззрения, признавалось истинным; что выходило за его рамки, провозглашалось ложным.

Со временем место религиозного мировоззрения в об­щественном сознании было вытеснено суммой представ­лений, которая обозначается термином «научное». Теперь истинным почитается то, что соотносится с данной, гос­подствующей системой взглядов, и ложным — все, что противоречит ей.

Вот почему, желая опровергнуть существование метео­ритов, Лавуазье прибег к тому, что провозгласил сообще­ния о них «антинаучными», т. е. противоречащими канони­зированной системе взглядов.

Но давайте попытаемся посмотреть непредвзято на мир, окружающий нас сегодня. Мы видим, что буквально  весь он состоит из того, что в свое время так или иначе бы­ло отвергнуто или признано ложным.

В нашем мире летают самолеты. Вопреки тому, что из­вестный астроном профессор С. Ньюком³¹ математически доказал невозможность создания летательных аппаратов тяжелее воздуха...

Мы пользуемся радио. Вопреки авторитетному мнению известного ученого Г. Герца³², утверждавшего, что это не­возможно («Для дальней связи, — писал он, — потребуют­ся отражатели размером с континент»).

Сегодня всем известна чудовищная мощь ядерного ору­жия. Однако ведущие военные эксперты США некогда ут­верждали, что создание атомной бомбы принципиально невозможно.

Сегодня в строй вступают атомные электростанции. Хотя некоторые крупнейшие ученые США, в том числе Н. Бор³³, считали практическое использование атомной энер­гии маловероятным.

Мы изучаем химический состав небесных тел. Вопреки известному французскому философу О. Конту³⁴, который категорически утверждал, что человек никогда не сможет делать это.

Сейчас признано, что 99% всей материи Вселенной на­ходится в состоянии плазмы. Однако в течение тридцати лет после ее открытия ученый мир упорно отказывал плаз­ме в праве на существование.

Открытие Пастера³⁵ было отвергнуто Академией медици­ны.

Открытие рентгеновских лучей было встречено на­смешками.

Открытие Месмером³⁶ гипноза было категорически оп­ровергнуто светилами тогдашней науки.

Французская Академия наук долгое время отвергала су­ществование ископаемого человека, а находки каменных орудий объясняла «игрой природы».

Список этот может быть сколь угодно велик. Список анафем и запретов, провозглашенных некогда от имени науки. В лучшем случае это проистекало от инертности мы­шления, когда, говоря словами А. Шопенгауэра³⁷, «каждый принимает конец своего кругозора за конец света».

Сегодня, с опозданием на века и десятилетия, мы ста­вим памятники тем, кто некогда был объектом этих «ана­фем и отлучений»³⁸.

Горбовский не упоминает о самых страшных в истории гонениях на ученых в СССР, бывших, однако, не со сторо­ны Церкви, но захвативших власть сатанистов.

Причины гонений на науку коренились не в христиан­стве, тем более не в Православии, а в зле страстей челове­ческих, в том порожденном ими фанатизме, который все­гда противоборствует всему истинному, живому.

 

 Вера и знание в религии и науке

 

Значение веры в религии столь велико, что самую ре­лигию часто называют просто верой. Это справедливо, но не более, чем и в отношении к любой другой области по­знания.

Путь к знанию для человека всегда открывается с веры родителям, учителю, книге и т.д. И только последующий личный опыт укрепляет (или, напротив, ослабляет) веру в правильность ранее полученной информации, претворяя веру в знание. Вера и знание, таким образом, становятся единым целым. Так происходит рост человека в науке, ис­кусстве, экономике, политике...

Столь же необходима человеку вера и в религии. Она является выражением духовных устремлений человека, его исканий и часто начинается с доверия тем, кто уже имеет в ней соответствующий опыт и знания. Лишь постепенно, с приобретением собственного религиозного опыта, у чело­века наряду с верой появляется и определенное знание, ко­торое возрастает при правильной духовной и нравствен­ной жизни, по мере очищения сердца от страстей. Как сказал один из великих святых: «Душа видит истину Божию по силе жития»³⁹.

Христианин на этом пути может достичь такого по­знании Бога (и существа тварного мира), когда его вера срастворяется со знанием и он становится «один дух с Господом» (1 Кор. 6, 17).

Таким образом, как во всех естественных науках, вера предваряет знание и опыт подтверждает веру, так и в рели­гии вера, исходя из глубоко интуитивного чувства Бога, приобретает свою силу только в непосредственном лич­ном опыте Его познания. И только вера в небытие Бога, во всех своих мировоззренческих вариантах, остается не только не оправданной в опыте, но и находящейся в вопи­ющем противоречии с великим религиозным опытом всех времен и народов.

 

Некоторые выводы

 

Религия и наука — это две принципиально разные об­ласти человеческой жизнедеятельности. У них разные ис­ходные посылки, разные цели, задачи, методы. Эти сферы могут соприкасаться, пересекаться, но, как видим, не опро­вергать одна другую. В то же время христианство исповеду­ет двусоставность человеческого существа, нераздельное единство в нем духовной и физической природ. Обе они отвечают Божественному замыслу о человеке, и только гар­моничная взаимосвязь их деятельности обеспечивает нор­мальный характер жизни человека. Такая жизнь предпола­гает и «хлеб» научно-технического развития для тела, и дух религиозной жизни — для души. Однако руководящим для человека всегда должно оставаться его нравственно-разум­ное, духовное начало.

Христианство видит в науке одно из средств познания Бога (Рим. 1, 19-20)⁴⁰. Но в первую очередь оно рассматри­вает ее как естественный инструмент этой жизни, которым, однако, пользоваться нужно очень осмотрительно. Христи­анство отрицательно относится к тому, когда этот обоюдо­острый и страшный по своей силе меч действует независи­мо от нравственных принципов Евангелия. Такая «свобода» извращает само назначение науки — служить благу и толь ко благу человека (как гласит известная клятва Гиппократа: «Не навреди!»).

Развиваясь же независимо от духовных и нравственных принципов христианства, утратив идею Бога-Любви как Верховного принципа бытия и высшего критерия истины и в то же время открывая огромные силы воздействия на окружающий мир и на самого человека, наука легко стано­вится орудием разрушения и из послушного инструмента своего творца превращается в его властителя и... убийцу. Современные достижения в области физики элементарных частиц, микробиологии, медицины, военной и промыш­ленной техники и т. д. убедительно свидетельствуют о ре­альной возможности такого трагического финала.

Церковь, изначально получившая Откровение о конеч­ной катастрофе, если человечество не покается в своем ма­териализме, вновь и вновь напоминает: «Ум должен соблю­дать меру познания, чтобы не погибнуть» (св. Каллист Катафигиот). Этой мерой в данном случае являются еван­гельские принципы жизни, которые служат фундаментом для такого воспитания человека науки, при котором он, по­знавая мир, никогда не смог бы открывающиеся ему зна­ния и силы использовать во зло.

БОГ ЕСТЬ

РЕЛИГИЯ И ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ  ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ. НАУКА

ПУТЬ РАЗУМА В ПОИСКАХ ИСТИНЫ