Искушения со стороны фарисеев, саддукеев, законника — с ответами на них Иисуса Хрис­та. — Вопрос о достоинстве Мессии. — Послед­нее обличение законоучителей иудейских.

 

Синедрион, при всей злобе на Иисуса Христа за посрамление членов его перед народом, почел за лучшее молчать до времени и не предприни­мать против Него явного насилия. Мнимое ве­ликодушие это было вызвано страхом перед народом, любившим Иисуса. Между тем, оскорбленная гордость книжников не могла и на малое время оставаться в совер­шенном бездействии; в несколько минут составлен про­тив Богочеловека новый план, изобретателями и испол­нителями которого были, как легко предугадать, фарисеи (Мф. 22, 15). Узнав, что Он продолжает беседовать в хра­ме с народом, лицемеры согласились подослать к Нему несколько человек из своих единомышленников, чтобы уловлить Его в каком-либо слове. Всем известная свобо­да слова и откровенность, с которой Иисус Христос все­гда высказывал Свои мысли, были порукой их успеха. Требовалось только выдумать вопрос, столь же благовид­ный, как и опасный, и предложить его так, чтобы не об­наружить цель, с которой его предлагают. Подобный во­прос напрашивался сам собой — это был вопрос о податях, которые в продолжение двадцати лет (со времени превращения Иудеи в римскую провинцию) выплачива­лись кесарю и волновали ум и совесть иудеев, а для неко­торых неблагоразумных патриотов (напр., Иуды Галилея­нина с его сообщниками) были поводом к кровавому вос­станию против римлян. Несмотря на провал и тяжелые последствия этого восстания, большая часть народа, ру­ководимая внушениями фарисеев и собственным само­любием, до сих пор считала, что подати, выплачиваемые римлянам, — результат незаконного притеснения и про­тивны духу Моисеевой религии. Для израильтянина, ду­мали, обязанного признавать царем своим одного Иегову, должна существовать и одна законная подать, собирае­мая для храма Иеговы (Ис. 30,12-16). Инако мыслившие (иродиане и часть саддукеев) не имели поддержки в наро­де и причитались к отступникам, увлеченным на сторону язычников выгодами или страхом. Об этом-то предмете и было решено спросить Иисуса. Кто действовал, как Мес­сия, Тот, казалось, должен был решить всеми предлагае­мый и никем не решенный в полной мере вопрос о пода­ти; тем более, что с пришествием Мессии все ожидали перемены своих отношений с римлянами.

Фарисеи, конечно, надеялись услышать от Иисуса Христа ответ, враждебный римлянам, ибо думали, что Он, в качестве Мессии, ищет земного царства и для этого бу­дет содействовать освобождению народа, не желавшего платить римлянам подати. Но в таком случае ответ Иису­са Христа был бы самым сильным предлогом для фарисе­ев, чтобы обвинить Его перед римским прокуратором. За­прещать или называть несправедливыми подати, выпла­чиваемые римлянам, значило в глазах последних быть возмутителем общественного покоя. За это преступление римские прокураторы тем строже и охотнее наказывали,чем труднее было приучить иудеев, подобно прочим на­родам, к платежу податей. Впрочем, фарисеи ничего бы не потеряли и в том случае, если бы Иисус Христос, паче чаяния их, ответил на вопрос о податях в пользу римлян: через это Он Сам отвратил бы от Себя народ, который ни­как не мог представить, чтобы Мессия повелел ему когда-нибудь платить подать язычникам. Третьего варианта ответа на вопрос о податях фарисеи, вероятно, не нашли; и действительно, его нелегко было представить.

Для большего успеха в своей хитрости фарисеи при­гласили с собой иродиан. Секта это, отличавшаяся склон­ностью к языческому образованию и нравам, во многом была не согласна с фарисеями, излишне приверженными ко всему отечественному: в отношении к податям именно иродиане утверждали противное всеобщему мнению, по­читая их законными⁶³. Но из-за своей оппозиции они и были теперь полезны для фарисеев — в том случае, если бы Иисус Христос, как надеялись, не одобрил податей. Самим фарисеям обвинять Его перед римским начальст­вом в этом патриотическом поступке значило бы навлечь на себя ненависть народа, любовью которого фарисеи весьма дорожили; иродиане же могли это сделать без вся­ких неприятных для себя последствий. Притом обвине­ние со стороны иродиан, как царедворцев, преданных Иродовой фамилии, а следовательно, и кесарю, оказало бы гораздо больше действия на римского прокуратора, имевшего много причин не доверять фарисеям в их усер­дии к римлянам.

Искусителями были выбраны ученики фарисейские (Мф. 22,16), чтобы не вызвать подозрений. Им было веле­но вмешаться в толпу народа, окружавшего Иисуса Хрис­та, и притвориться благочестивыми и внимательными к Его учению. Поступив таким образом, молодые лицемеры после нескольких неважных вопросов повернули беседу с Христом в нужную сторону. «Учитель, — так начал один из лицемеров, — нам хотелось бы особенно узнать Твое мне­ние об одном предмете. Почти никто не говорит о нем от­кровенно; но мы знаем, что для Тебя правда выше всего; Ты никогда не смотрел на лица и не страшился опаснос­тей, учил истине, как должно Учителю Израилеву».

(Такая лесть уже сильно выдавала себя перед Госпо­дом, Который не любил похвал.)

«Скажи нам, как Тебе кажутся подати, собираемые для кесаря? Давая их, не делаемся ли мы из народа Божьего ра­бами язычников — не оскорбляем ли своей совести? Давать ли нам их (прибавил он, понизив голос), или не давать?..»

Простодушному народу вопрос этот должен был чрезвычайно понравиться, потому что предмет, о кото­ром спрашивали, занимал всех — от первосвященника до последнего раба. Самая похвала Иисусу также была при­ятна народу, который думал о Нем на самом деле так, как лицемерно говорил книжник.

Но Сердцеведец немедленно понял цель искусите­лей. «Долго ли вам, — сказал Он с негодованием, — ис­кушать Меня, лицемеры?!. Покажите монету, которой платят подать».

Фарисеи подали Ему динарий — римскую монету с изображением кесаря.

Господь взял монету, посмотрел на изображение и надпись и, отдавая назад, спросил: «Чье это изображе­ние и какая надпись?»«Кесаревы», — отвечал фарисей, не зная, что выйдет из его ответа.

«Так что же, — отвечал Господь, — воздадите кеса­рева кесаревы, а Божья Богови». (Первое, то есть, не про­тиворечит последнему: ибо кесарь требует своего и не запрещает Божьего).

Ответ этот удивил всех, потому что сотворен был, так сказать, из ничего. Сами книжники должны были признаться, что это сказано весьма обдуманно и благо­разумно. Господь не обратил, по-видимому, никакого внимания на основание вопроса — на права кесаря в от­ношении иудеев и, вопреки желанию фарисеев, не ска­зал об этих правах ни слова; но они — явно — и не спра­шивали о том. То, напротив, о чем спрашивалось, то есть должно ли давать подати кесарю, не противоречат ли они совести и религии, разрешено так ясно и удовле­творительно, так сходно с нравами народа (житель Вос­тока любит краткие положительные ответы и не терпит отвлеченных рассуждений), даже с правилами тогдаш­ней учености иудейской (у раввинских правоведов из­древле принято было за непреложную истину: чья моне­та, того и царство), что фарисеям ничего не оставалось более делать, как только замолчать и удалиться.

Слух о посрамлении фарисеев немедленно распрост­ранился между книжниками, которых всегда было много в храме. Для саддукеев показалось обстоятельство это благоприятным случаем испытать и свои силы, чтобы победой над Иисусом Христом унизить вместе и гор­дость фарисеев, своих постоянных соперников и врагов. Может быть, они хотели даже изведать, не одобрит ли Иисус Христос, так злобно оскорбленный фарисеями, учения их секты, не проявит ли склонность к саддукейству; в таком случае, им надлежало бы уже сменить свою ненависть к Нему на симпатию, по крайней мере, приос­тановить дальнейшее преследование⁶⁴. Такая надежда могла быть основана на том, что Иисус Христос, посто­янно обличая фарисеев, реже и менее говорил против саддукеев. Какую бы, впрочем, цель ни имели саддукеи, искушение их уже не заключало в себе личной опаснос­ти для Иисуса Христа: хотели сразиться одной ученос­тью. Предмет для состязания взят был тот самый, кото­рый непрестанно возникал в спорах между фарисеями и саддукеями — воскресение мертвых. Иисус Христос по­стоянно и всенародно учил, что души человеческие бес­смертны и что все умершие должны некогда воскрес­нуть. Для опровержения этой истины саддукеи выбрали самое сильное из своих возражений, которое, вероятно, почиталось неотразимым в их спорах с фарисеями. По­том, как люди, не имеющие никаких тайных и опасных для Иисуса Христа мыслей, приступили к делу прямо.

«Учитель! Моисей сказал (Втор. 25, 5-10; Быт. 38, 8): ежели кто умрет, не имея детей, то брат его должен взять за себя жену его и восставить племя брата своего. Вследствие этого закона случилось вот что: было семь братьев, первый, женясь, умерли и, не имея детей, ос­тавил жену брату своему; другой, взявши ее, также умер бездетным; подобным образом умер третий и чет­вертый — даже до седьмого. Наконец, после всех, умерла и жена. Спрашивается (продолжал саддукей): которого из семи мужей будет она женой в то время, когда все воскреснут? Все семеро (прибавил он) имели ее (Мф. 22, 23-33; Мк. 12, 18-27; Лк. 20, 27-39)».

К чему идет дело и для чего предложен странный случай с женой — нужно было догадаться. Так обыкно­венно поступали раввины в своих состязаниях, указывая на какой-либо пример, делая одни намеки и не приводя раздельных умозаключений и выводов, к которым жи­тель Востока не может привыкнуть. По нашему образу высказывания мыслей, сила возражения саддукейского состояла в следующем: «в книгах Моисеевых не только нет никакого доказательства бессмертия душ; но еще есть нечто такое, что совершенно противоречит учению о воскресении мертвых; именно — закон ужичества. Ежели мертвые воскреснут (как учат фарисеи и Ты), то жена, приведенная в пример, должна по закону ужиче­ства принадлежать или всем семи мужьям, или никому, что равно нелепо; но такого нелепого закона (каким оказывается закон ужичества в отношении к бессмер­тию) Моисей, мудрейший, Богодухновенный законода­тель, дать не мог; следовательно, по учению Моисея, нет воскресения мертвых, и мы, не принимая учения о бес­смертии, совершенно правы». Умствование, по-видимо­му, не без силы: только им предполагалась недоказанная и ложная мысль, что чувственный союз супружества ос­тается в силе и по воскресении мертвых, в будущей жиз­ни, между теми лицами, которые были супругами в на­стоящей жизни. И фарисеи не все допускали последнее мнение; а Иисус Христос не одобрял ни того, ни друго­го. Тем удобнее было отвечать на софизм.

«Не оттого ли именно, — сказал Господь саддуке­ям, — и происходит ваше заблуждение, что вы не знаете истинного смысла писаний и не имеете правильного по­нятия о всемогуществе Божьем? Самый образ мыслей ваших о состоянии будущей жизни нелеп и ложен. Же­ниться, выходить замуж есть принадлежность только настоящей жизни, в которой господствует чувственность. Но там нет ничего чувственного, а потому нет и   брака. Сыны воскресения будут сынами не плотскими, а Божьими; их состояние подобно состоянию ангелов».

Замечания этого уже было достаточно для посрамления саддукеев, потому что им совершенно опроверга­лось возражение саддукейское и с его основанием. Но Господь, вероятно, видел возможность вывести некото­рых саддукеев из их заблуждения, поэтому не удовольст­вовался одним опровержением возражения, а присово­купил со Своей стороны весьма убедительное доказа­тельство бессмертия.

«Столь же несправедливо, — продолжал Он, — думае­те вы, что в законе Моисеевом нет ничего о воскресении мертвых и будущей жизни. Разве вы никогда не читали тех мест, где описывается явление Бога Моисею? Как там на­зывает Себя Бог? — Аз есмь, — говорит Он, — Бог Авраамов, Бог Исааков, Бог Иаковлев. Но Бог не есть Бог мертвых, а живых; посему у Него все живы (Ис. 3, 6; Лк. 20, 37)».

Саддукеи молчали. Доказательство, приведенное Ии­сусом Христом, кроме неожиданности (у саддукеев почи­талось за несомненное, что в книгах Моисея нет подоб­ных указаний на бессмертие), отличалось глубиной и ду­ховностью смысла, невиданной в умствованиях раввинов, большей частью мелочных и слабых⁶⁵. Каждый невольно чувствовал, что Бог действительно не назвал бы Себя Бо-

гом Авраама, Исаака и Иакова, если бы эти святые мужи вовсе перестали существовать. Некоторые из саддукеев громко выразили свое одобрение при народе (Лк. 20, 39), который тем более радовался, что торжество Иисуса над саддукеями казалось ему собственным торжеством.

Неудачное выступление саддукеев снова ободрило фарисейских книжников и пробудило охоту вступить в спор с Иисусом. Сговорившись между собой (Мф. 22, 34), они выбрали одного (Мф. 22, 35), самого искусного и надежного законника, который, впрочем, как показал опыт, имел не только ум для суждения о важных предме­тах, но и сердце для принятия истины. Уже прежний от­вет Иисусов саддукеям, по замечанию св. Марка, ему весьма понравился, и он взял на себя поручение — иску­сить Иисуса, вероятно, с лучшим намерением, нежели предполагалось его сообщниками⁶⁶.

Вопрос, предложенный законником, касался люби­мого предмета — спора о заповедях. Фарисеи постоянно разделяли заповеди на большие и малые; равным обра­зом, все они были согласны в том, что под заповедями большими надо разуметь все обрядовые законы, а под меньшими — правила нравственности. Но какая самая большая заповедь — в этом никак не могли согласиться: одни почитали такой закон о субботе, другие — закон обрезания и так далее. Источником этих исследований и споров была не одна склонность к утончениям и софис­тике, присущая фарисеям, а частью и нужда: от мнения, какая самая большая заповедь, зависело, какую запо­ведь можно оставлять в случае так называемого несогла­сия, или противоречия, обязанностей.

«Первая из всех заповедей, — отвечал Господь, — есть сия: слыши, Израиль! Господь Бог наш есть Господь один, посему возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всей душой твоей и всем разумением твоим и всей кре­постью твоей (Втор. 6, 5)! Сия заповедь более всех.

Вторая, подобная ей, заповедь сия: возлюби ближ­него твоего, как самого себя (Лев. 19, 18)!

Иной заповеди больше этих нет. В этих двух запове­дях состоит весь закон и все Пророки». (Это сущность всего закона!)

Ответ этот был самый лучший, хотя и не заключал в себе численного деления заповедей, к которому при­выкли законники. Фарисеи оттого именно и не могли согласиться, какая большая заповедь, что считали и из­меряли заповеди, вместо того, чтобы проникаться духом их и исполнять их на самом деле.

Не без особенного намерения, произнося заповедь о любви к Богу, Иисус Христос упомянул о единстве Бо­жьем. Это для того, чтобы иудеи, когда Он называл Се­бя Сыном Божьим, не толковали слов Его так, словно Он проповедовал двоебожие. В опровержение этой кле­веты теперь ясно и с силой сказано, что единство Божье есть первая мысль, которую надо иметь при исполнении своих обязанностей.

Ответ Иисусов совершенно удовлетворил желанию книжника, предложившего вопрос. «Так, Учитель. Ты ска­зал совершенную истину: кроме Бога, нами исповедуемого, нет другого; и любить Его всем сердцем, всем умом, всей душой и всей крепостью, и любить ближнего, как са­мого себя, — это больше всех жертв и всесожжений!»

Из уст книжника-фарисея слышать такое здравое суждение, произнесенное от сердца и с силой, — был случай редкий. Господь за все время служения Своего не­много слышал таких здравых суждений. «Ты не далек от Царствия Божьего!» — сказал Он книжнику (Мк. 12, 34); светлый, исполненный милосердия взгляд подтвердил этот отзыв. Тем огорчительнее было для прочих фарисе­ев слышать от своего собрата слова, которые отзывались явной изменой их секте, постоянно утверждавшей, что предания выше писания, обряды важнее заповедей.

Для многих, вероятно, желательно было бы знать о дальнейшей судьбе этого книжника. Предание не гово­рит о нем ничего. Можно думать, что он рано или позд­но ощутил близость Царствия Божьего и, сделавшись последователем Иисуса Христа, собственной жизнью оправдал, что любовь к Богу и ближнему есть большая из всех заповедей.

После этих опытов Божественной премудрости Ии­сусовой уже никто не смел задавать Ему вопросы. Но когда все умолкли, Господь Сам заговорил с фарисеями.

«Как вы думаете, — спросил Он, — о Мессии: чей Он должен быть Сын?»

«Давидов», — отвечал один фарисей без долгого раз­мышления, потому что истина эта известна была каждо­му отроку.

«Но если Мессия, — возразил Иисус, есть только потомок Давидов, то каким образом Давид (писавший по вдохновению) мог назвать Его своим Господом? Как он мог написать о Мессии: рече Господь Господеви мо­ему (Мессии): седи одесную Мене, дондеже положу враги Твоя в подножие ног Твоих? Если Мессия, по се­му изречению есть Господь Давида: то как же Он сын его (Мф. 22, 42-46)?»

Не сумев найти решительного ответа, фарисеи мог­ли бы однако же прибегнуть к некоторым рассуждени­ям, и ответить, напр., что потомок часто бывает гораздо выше своих предков, что Мессия будет такой могущест­венный царь, которого сам Давид мог и должен был на­звать своим господином. Но им, как можно догадывать­ся из обстоятельств, не хотелось рассуждать всенародно о предмете, который приводил к их бесчестию. Уже со­вершенно известно было, что народ почитает Иисуса Христа за Мессию, Он Сам, хоть и в притчах, дал одна­ко же книжникам ясно понять, Кто Он и какая участь ожидает тех, кто не признает Его за Мессию. Полагая, что и настоящий вопрос поведет к тому же, фарисеи по­чли за лучшее промолчать.

Вопрос остался без ответа. Господь и Сам не благо­волил решить его, потому что ближайшая цель — приве­сти к молчанию совопросников и обнаружить перед на­родом их невежество — была уже достигнута; а дальней­шая — подать повод к размышлению о Божественном достоинстве Мессии — должна была быть достигнута не теперь и не вдруг. Если настоящие слушатели Иисусовы не были еще, как вероятно, способны принять от Него высокое учение о Божественности Его лица, то впослед­ствии апостолы Петр (Деян. 2, 34) и Павел (1 Кор. 15,25; Евр. 1, 13) слова Давида, сказанные здесь Иисусом Хри­стом, постоянно приводили в доказательство Его Боже­ственности и раскрыли всю силу их.

Так кончились состязания с книжниками. Главные секты иудейские явились теперь перед лицом Иисуса Христа со своими искушениями и вопросами, как бы нарочно для того, чтобы показать, как ничтожна была вся их жалкая ученость перед Божественной мудростью мнимого Тектона Назаретского. Вопросы, ими предло­женные, ныне могут показаться не столь важными и трудными, но тогда они были таковы, что самые ученые раввины не знали, что отвечать на них. Св. Марк добавляет, что с посрамлением книжников увеличилось уважение и приверженность народа к Иисусу Христу (Мк. 12, 37). Действительно, нельзя было без удовольст­вия и удивления видеть, как один человек заставил мол­чать, обнаружил невежество всех, кто только почитался в Иерусалиме самым ученым и многознающим.

Довольно спокойный тон, в котором книжники, не­смотря на посрамление свое, продолжали и возобновля­ли несколько раз беседу, служил, по-видимому, доказа­тельством, что ненависть их к Иисусу Христу еще не до­стигла высшей степени. Между тем, она совершенно со­зрела, и только привычка лицемерить делала ее не такой заметной. Господь совершенно видел сердце врагов Сво­их, как оно грубо и неисправимо, поэтому, приближаясь к концу служения Своего, почел за нужное без всякой пощады обнаружить перед народом низость их характе­ра и поступков, чтобы предостеречь от подражания им простые души.

Обратившись к народу, Он произнес ту обличитель­ную речь, от которой всегда будут трепетать лицемеры.

«На Моисеевом седалище⁶⁷, — так начал Он, — вос­сели книжники и фарисеи. Все, что они велят вам на­блюдать, наблюдайте, только по делам их не поступайте; потому что они сами говорят и не делают, связывают

бремена тяжелые и неудобоносимые⁶⁸ и кладут на плечи людям, а сами и пальцем не хотят двигнуть их. Все же дела свои делают с тем, чтобы быть видимыми от людей; для того именно расширяют свои хранилища⁶⁹ и увели­чивают воскрылия⁷⁰ одежд своих. Также любят первые места на пиршествах и в синагогах и чтобы им кланя­лись в народных собраниях, и чтобы звали их: «учитель! учитель!» Вы, — продолжал Господь, обратившись к уче­никам, — не следуйте сему примеру: не называйтесь учителями⁷¹: ибо у вас один Учитель — Христос, а вы все братья; и отцом⁷² себе не называйте никого на земле (как то делают фарисеи): ибо у вас один Отец, Иже на небе­сех. Не позволяйте также, подобно им, величать себя начальниками⁷³, потому, что у вас один Начальник — Хри­стос. Больший из вас да будет всем слуга. Ибо возвыша­ющий себя унизится, а унижающий возвысится.

Горе вам (воскликнул Господь, обратя речь к фарисе­ям), книжники и фарисеи — лицемеры, что затворяете Царствие Небесное человекам и не только сами не вхо­дите в него, но и хотящих войти не допускаете. Горе вам, книжники, фарисеи — лицемеры, кои поддаете домы вдовиц⁷⁴, и самую молитву обращаете в предмет лицеме­рия, продолжая оную из тщеславия: тем тягчайшее ожи­дает вас осуждение! Горе вам книжники и фарисеи — ли­цемеры, кои обходите сушу и море, чтоб обратить хотя одного в иудейство⁷⁵, а обратив, делаете его сыном геен­ны, вдвое худшим вас самих! Горе вам, вожди слепые, кои учите, что если кто поклянется храмом, то ничего; а если кто поклянется златом храма, то непременно дол­жен исполнить клятву! Слепые и несмысленные! что больше: злато или храм, освящающий злато? Также учи­те вы, что если кто поклянется жертвенником, то ничего; а если кто поклянется даром, что на жертвеннике, тот должен исполнить клятву. Глупые и слепые! Что боль­ше — дар, или жертвенник, освящающий дар? Ужели вы не разумеете, что клянущийся жертвенником, клянется им и всем, что на нем? И кто клянется храмом, клянется им и живущим в нем? И кто клянется небом, клянется престолом Божьим и Сидящим на нем⁷⁶? Горе вам, книж­ники и фарисеи — лицемеры, дающие десятину со всех малых растений⁷⁷ — с мяты, аниса и тмина; между тем ос­тавляющие существенное, в чем состоит закон: правосу­дие, милость и верность: сие-то надлежало прежде ис­полнять, а потом уже (если угодно) думать о том. Вожди слепые, отцеживающие комара⁷⁸, а поглощающие верб­люда! Горе вам, книжники и фарисеи — лицемеры, кои с такой заботливостью очищаете внешность чаш и блюд⁷⁹, . между тем как внутренность ваша исполнена хищения и неправд! Фарисей-слепец, очисти прежде то, что в чаше; тогда и внешность ее будет чиста. Чему уподобить вас — лицемеров? Разве гробам окрашенным, кои снаружи ка­жутся красивыми, а внутри полны костей мертвых и вся­кой нечистоты⁸⁰. Так и вы снаружи кажетесь праведными, а внутри полны лицемерия и беззакония! Несчастные! вы строите гробницы пророкам⁸¹ и украшаете памятники праведников, и говорите: «если бы мы жили во дни отцов наших, то не были бы сообщниками их в пролитии кро­ви пророческой». Говоря таким образом, вы сами свиде­тельствуете, что вы сыны людей, кои избили пророков. Дополняйте же меру преступлений отцов ваших!.. Змии, порождения ехиднины! Как убежите вы от осуждения в геенну? Слышите, что Премудрость Божья вещает вам через Меня⁸²: «Се Я еще пошлю к ним пророков и мудрых книжников⁸³: но из них одни будут убиты... иные распя­ты... прочие преследуемы и биты в синагогах». Так вы сделаете все это, дабы пришла на вас кровь пророков и посланников Божьих, убитых вашими предками, от Аве­ля праведного до Захарии, сына Варахиина⁸⁴, который (так чтите вы храм!) умерщвлен между храмом и жерт­венником. Аминь, аминь глаголю вам, яко все это при­идет на род сей, отяготеет над настоящим поколением, над вами и чадами вашими!.. Иерусалим, Иерусалим! — избивающий пророков и камением побивающий по­сланных к тебе! Колико крат хотел Я собрать чад твоих, как птица собирает птенцов своих под крыле своя⁸⁵: но вы не восхотели! (не восхотели!). Да будет же то, чему быть должно! Се оставляется дом ваш пуст⁸⁶... Истинно говорю вам, вы не увидите Меня отныне (Мф. 23, 39), доколе не Изыдите во сретение с восклицанием: Благословен грядый во имя Господне!⁸⁷».

С этими словами Господь вышел из внутренних при­творов храма во внешние, как бы желая показать, что исполнение последней угрозы началось теперь же.

После того Он уже не был в храме.

Беседы, подобные этой, не остаются без действия и произносятся только теми, которые на то пришли в мир, чтобы свидетельствовать истину и умереть за нее (Ин. 18, 37). Так никто еще и никогда не говорил в храме ие­русалимском в присутствии народа. Обличения самого Исаии (Ис. 1, 1-20) и Иеремии (Иер. 7, 1-15) представ­ляются не столь сильными в сравнении с настоящим. Все, в чем Господь при разных случаях упрекал книжни­ков, совокуплено теперь в одно. После этого гордые ли­цемеры не могли простить своему Обличителю: смерть, смерть жестокая будет с их стороны ответом!..

Для народа обличение книжников было очень нуж­но. Он должен был наконец увидеть истинную причину своих бедствий — узнать, кто его ведет и в какую бездну. Время  пощады кончилось. Не желая преждевременно колебать существующего порядка вещей, при всех его несовершенствах, Господь доселе не раскрывал всей низости характера народных учителей; иногда поддер­живал даже важность их сана (Лк. 17, 14), и теперь велел слушать, чему они учат. Но показав мудрое снисхожде­ние, надлежало обнаружить и неумытную строгость; и она обнаружена! Ни одна страсть не оставлена без обли­чения, ни одно заблуждение — без упрека. Предпочте­ние преданий человеческих заповедям Божьим, обре­менение совести напрасными требованиями, извраще­ние истинного смысла заповедей — все выставлено в таком свете, что нельзя было не видеть истины. Особенно же — низкий характер книжников, их лице­мерие и невежество изображены так  живо и сильно, как только может изображать язык человеческий. И все это тем было разительнее для слушателей, что Иисус Хрис­тос говорил, уже не как обыкновенный или необыкно­венный учитель, а как Мессия, Который, будучи от­вергнут синагогой, упрекает ее за неверие и убийство пророков и предсказывает бедствия, за этим неминуемо следующие. Слова «приидет кровь всех праведников на род сей» потрясали сердца самые бесстрашные. Спра­ведливость обличения, святость Обличителя ручались перед всеми и за неотвратимость страшных угроз, ко­торыми окончена беседа.

Такое обличение фарисейства не лишне было и для учеников Иисусовых, тем более для будущих последова­телей Его. Господь ясно видел, что благодатной Церкви, Им основанной, угрожают те же пороки и страсти, от которых страдала и пала Церковь иудейская; что и меж­ду последователями Его не преминут явиться новые фа­рисеи и книжники, любящие связывать бремена неудобоносимые и возлагать на совести других, не касаясь и перстом своим этой тяжести, умеющие украшать внеш­ность свою, тогда как внутренность полна костей и смрада, — видел, — и, в лице фарисеев иудейских, изрек «горе» всем лицемерам христианским.

Достойно замечания, что Господь, говоря о убие­нии пророков, не упоминает о Своей крови, которая должна была вскоре пролиться; обещается, не­смотря на Свою смерть, виновниками которой будут иудеи, снова послать апостолов и пророков для их вразумления. Так сво­боден Он был при этом обличении от всякого личного чувства гнева или ненависти! Так неизмен­но помнил, что Сын Че­ловеческий пришел не судить мир, а спасти его!

VI ВСЕНАРОДНОЕ ПОСОЛЬСТВО К ИИСУСУ ХРИСТУ ОТ СИНЕДРИОНА

VII ПОСРАМЛЕНИЕ СЕКТ ИУДЕЙСКИХ И ОБЛИЧЕНИЕ ИХ ПОРОКОВ ПЕРЕД НАРОДОМ

VIII ЗАКЛЮЧЕНИЕ ОБЩЕСТВЕННОГО СЛУЖЕНИЯ ИИСУСОВА В КАЧЕСТВЕ МЕССИИ