ХХIII. Земля обетованная. Внешнее ее положение и природа. Население, его язык, религия и гражданское состояние.
Земля обетованная, на границе которой стояли теперь израильтяне, представляла собою ту небольшую гористую полосу, которая известна теперь под именем Палестины. Простираясь вдоль восточного берега Средиземного моря от отрогов Ливанских гор на севере до Аравийской пустыни на юге, она имеет всего около 30 географических миль в длину и до двенадцати миль в ширину (считая в том и заиорданские уделы). Но несмотря на свою внешнюю незначительность, она занимала в высшей степени выгодное и важное положение в древнем мире. Страна эта, в сущности, была уединенная: она нигде не соприкасалась непосредственно с большими идолопоклонническими народами, и однако же не настолько была удалена от них, чтобы не иметь о них никаких сведений. Напротив, благодаря своему своеобразному положению, она находилась как раз посреди могущественнейших монархий, боровшихся между собою за преобладание, но так, что эта борьба не затрагивала неизбежно ее существования. Дороги купцов и воителей как по суше, так и по морю проходили по ее границам; караваны и полки, двигавшиеся с берегов Евфрата к берегам Нила и обратно, соприкасались с ее окраинами, но никакого важного пути не проходило чрез самую страну. Естественные преграды, отделявшие ее от окружающего мира, разобщали ее с этим миром, предоставляя ее населению свободу по своему желанию входить в сношения с чужими странами, или сохранять свою отчужденность и полную самостоятельность и самобытность. Она соприкасалась как бы со всеми тремя частями тогдашнего света. Подле нее встречались между собой Азия, Африка и Европа. Это было средоточие, из которого в определенное время свет мог распространяться во все окружающие страны. Безопасность ее обеспечивалась самой природой: безводная пустыня на юге, непроходимые хребты гор на севере, безбрежное и негостеприимное у этих берегов море на западе и глубокая иорданская долина с прилегающей к ней великой пустыней Сирийской на востоке — делали ее при некотором благоразумии и бдительности почти недоступной для завоевания. Там истинная религия, вдали от всяких чуждых влияний, могла беспрепятственно процветать среди избранного народа, который, однако же, сам имел все средства входить в сношения с окружающим миром и таким образом делиться с ним вверенным ему сокровищем. Так как земля обетованная занимала как раз серединное положение в древнем историческом мире, и около нее именно сходились и расходились те великие пути, по которым текла историческая жизнь этого мира и постепенно передвигалась с востока на запад, к великому бассейну Средиземного моря, то народ, которому выпало на долю владеть этой землей, не только становился наблюдателем всего хода исторической жизни окружающего мира, но, в то же время, делался наследником всего исторического богатства старых народов востока и вместе с тем держал в своих руках лучшие надежды юного нарождавшегося мира — на западе. Выгоднее этого положения для народа, которому Промысл судил быть «светом для народов», не могла представить ни одна еще страна на земном шаре.
По своему внешнему характеру Палестина — страна по преимуществу гористая. Начинаясь от северной границы, от группы гор Ливана и Антиливана, цепи гор непрерывными и правильными грядами параллельно спускаются до самого юга страны и тянутся по обеим сторонам реки Иордана. Склоняясь к западу, горные хребты переходят в низменности, из которых по одной течет река Иордан, а другая примыкает к самому берегу Средиземного моря и известна была в древности под названием равнины Филистимской и Саронской. Западная гряда гор, тянущаяся чрез Палестину в собственном смысле этого слова, по середине прерывается большою равниной Ездрилонской, которая разделяет страну на две части — северную и южную. В обеих этих частях горная цепь рассыпается на множество холмов, перемежающихся с долинами, и среди холмов по местам вздымаются горы, выдающиеся своею высотою над окружающею местностью. Таковы на севере Ермон, Фавор и Кармил, и на юге Гари-зим, Гевал, Сион и гора Елеонская. Самая величественная из них гора Ермон, которая, вздымаясь на 9 300 футов над уровнем моря, своею снеговою вершиной как бы озирает всю землю обетованную и сама видна за полтораста верст со всякого более или менее возвышенного места страны. Другие горы не превышают трети этой высоты и более знамениты связанными с ними историческими воспоминаниями, чем своим внешним величием1. Промежуточные долины и равнины представляют собою то плоские возвышенности, иногда поднимающиеся до трех тысяч футов над уровнем моря (как напр, равнина Хеврона, лежащая на высоте 3 029 ф.), то глубокие впадины, иногда лежащие ниже морского уровня, как долина иорданская, лежащая почти на пятьсот футов ниже уровня Средиземного моря. Вследствие такого своеобразного устройства, Палестина представляет особенности, каких еще нигде не встречается на земном шаре. На занимаемом ею небольшом пространстве встречаются самые поразительные противоположности. Снеговые вершины Ливана и Ермона, так сказать, смотрят на долины и пустыни юга, где палящий зной по временам сжигает всякую растительность. В близком соседстве растут самые разнородные деревья — стройная пальма, любящая зной, и величавый дуб, требующий более умеренного и влажного климата.
С западной и восточной стороны Палестина окаймлена водою: с запада Средиземным морем, а с востока рекой Иорданом, который, беря свое начало в недрах Ермона, почти в прямом направлении течет с севера на юг, слегка извиваясь по долине. На своем пути Иордан протекает два озера — Меромское и Геннисаретское и впадает в Мертвое море, имея таким образом до полтораста верст протяжения, при 10—12 саженях ширины и 1—2 саженях глубины в летнее время. Из двух протекаемых им озер особенно замечательно озеро Геннисаретское, названное так вследствие своей арфообразной формы. Оно имеет около 20 верст в длину и 10 в ширину, отличается чрезвычайною прозрачностью своих вод, наполненных рыбами всякого рода. Окружающая его местность поражает своею живописностью и плодородием. По берегам его успешно растут пальмы, смоковницы, виноград и плодовые деревья всякого рода. Чрезвычайно теплый и благорастворенный воздух содействует тому, что все плоды на его берегах созревают месяцем ранее, чем на окружающих высотах. Недаром иудеи говорили, что если рай еще есть на земле, то здесь именно дверь, которая ведет в него. Полную противоположность ему представляет Мертвое море, куда изливается Иордан. Оно имеет до 70 верст в длину и до 20 в ширину. Мрачно лежа в глубокой котловине, оно производит тяжелое и подавляющее впечатление. Желто-мутные воды его настолько пропитаны солью и горечью, что в них почти не может существовать никакая жизнь. Самый воздух вокруг него насыщен соленой горечью, и окружающая почва, с ее серно-солеными глыбами, представляет страшную пустыню. Кремнистые берега, ступенями поднимающиеся от его поверхности более чем на 1 700 футов и лишенные всякой растительности, довершают мрачную картину, которая всем своим видом напоминает о страшном суде Божием, некогда постигшем беззаконные и нечестивые города цветущей долины. Следами прежнего плодородия служат лишь небольшие оазисы, на которых и теперь произрастают редкие бальзамовые растения и различные пальмы.
Положение Палестины на переходной ступени от умеренного пояса к жаркому (между 31° и 33° сев. широты и 34° и 36° в.д.) сообщает ее климату известную правильность, которая свойственна только ей. Продолжительность дней и ночей почти всегда равна 12 часам, и только в самые жаркие летние месяцы и самые холодные зимние месяцы между днями и ночами наступает разница на два часа. Переход от дня к ночи и наоборот совершается с необычайною быстротою. Ночь наступает почти вдруг после ясного дня, и рассвет дня с такою же быстротою разгоняет ночную тьму. С такою же правильностью сменяются и времена года. В Палестине, собственно, только два времени года — сырое и сухое. В начале осени наступают так называемые ранние дожди, которые Падают с такою правильностью, что в случае их замедления население начинает серьезно беспокоиться о будущем урожае. В течение нескольких месяцев дождливые дни перемежаются с солнечными; гром и молния возвещают и сопровождают выпадение дождя, который иногда обращается в снежные хлопья и град. К концу сырого времени дождь начинает идти еще обильнее и получает название поздних дождей, которые иногда восполняют недостаточность ранних. Это правильное распределение дождей находится в прямой зависимости от двух главных источников влаги: Ливанских гор на севере и Средиземного моря на западе. Тающий в течение лета снег на этих горах наполняет осеннюю атмосферу влагой, образует дождевые облака, которые образующимся на море осенью воздушным течением гонятся на юг, где они и выпадают в качестве дождя. В сухое время года, т.е. летом, продолжающимся от апреля до октября, небо делается совершенно безоблачным и не выпадает ни одной капли дождя для освежения земли и человека. Но растительность не погибает, так как богатые росы, образующиеся по ночам, с достаточностью возмещают отсутствие дождя, и северо-западный ветер, в течение всего лета дующий с моря, значительно умеряет дневной зной. Изредка свирепствует палящий восточный ветер (кадим), который вгоняет едкую пыль во все поры одежды и тела. Но и этот ветер в Палестине не имеет такой губительности, какою отличается африканский самум. Вследствие господствующей правильности, климат Палестины весьма здоровый и способствует высокому росту и телесной силе населения. В ней совершенно нет каких-либо гнилых болот, отравляющих атмосферу. Болезни вообще редки, а те, которые иногда свирепствуют в ней, большею частью заносного свойства.
В настоящее время Палестина кажется пустынною и бесплодною. Но не такою была она в древности. Когда она отдана была во владение избранного народа, то представляла собою как бы искусственный сад, заботливо насажденный среди окружающих пустынь, и отличалась изумительным плодородием, дававшим ей полное право на название страной, «где течет молоко и мед» (Исх. 3:8), «красою всех земель» (Иезек. 20:6). Это была, по описанию Моисея, «земля добрая, где пшеница, ячмень, виноградные лозы, смоковницы и гранатовые деревья, масличные деревья и мед, земля, в которой народ будет есть хлеб, и ни в чем не будет иметь недостатка» (Второз. 8:7—9). Еще и теперь долины отличаются чрезвычайным плодородием, и при некотором трудолюбии дают по две жатвы в год. Даже местность, лежащая к северу от Ездрилонской равнины, весьма щедро наделена природой, и в древности там было столько масличных деревьев, что то колено, которому досталась она, так сказать, утопало в масле2. Средина страны, лежащая к югу от этой равнины, также отличалась изобилием всего и щедро вознаграждала за труд. Повсюду из скал журчат ручьи, орошая землю и давая силу для мельниц. Местность эта, отданная во владение сынов Иосифа — Ефрема и Манассии, отличалась «вожделенными дарами неба, росою, вожделенными плодами солнца и вожделенными произведениями луны, превосходнейшими произведениями гор древних и вожделенными дарами холмов вечных» (Второз. 33:13—15). По склонам гор повсюду были роскошные сады и виноградники, и самые горы, теперь поражающие своею пустынностью, покрыты были густым лесом — теревинфом, буком, дубом и многими другими лиственными породами. На особенно теплых местах вздымались стройные пальмы, приносившие сладкие плоды и часто от избытка изливавшие свой сок на землю. К югу плодородие уменьшается, по мере того как долины сменяются сплошными известковыми холмами. Но и там были хорошие пастбища для стад. Только уже к югу от Хеврона местность получает совершенно пустынный характер, и только по местам попадаются орошаемые ключевой водой оазисы, в которых растительность тем роскошнее и богаче. Зато вся береговая полоса представляла изумительное плодородие, и даже теперь, несмотря на общее запустение страны, хлебные растения дают изобильный урожай при самой незначительной обработке земли, и из деревьев роскошно растут всякие пальмы, маслины, лимоны и бананы, хотя, к несчастию, при отсутствии трудолюбивого населения, прибрежный песок с каждым годом все более засыпает эту некогда благодатную полосу земли.
При своем необычайном плодородии и всех удобствах для тела, обетованная земля представляла здоровую пищуи для души. Она была до ничтожества мала в сравнении с обширными пространствами, которые занимались такими государствами древнего мира, как Египет, Индия, Ассиро-Вавилония. С некоторых пунктов на горных вершинах посредине земли можно сразу видеть ее границу и на востоке и на западе: с одной стороны волны Средиземного моря, с другой — мрачно сверкающую поверхность Мертвого моря с Иорданом и высящимися за ним горами Галаадскими. С горы Ермон глаз окидывает большее пространство, и перед ним открывается дивная панорама прекраснейших ландшафтов, которые в изумительно прозрачном воздухе рисуются пред взорами подобно ряду чудесных картин, начертанных рукою божественного Художника. Сколько здоровой пищи такие виды давали для души, и сколько возвышенных чувств и дум пробуждали они! В этой благословенной земле каждый холм и каждая долина способны были пробуждать в отзывчивой душе чувства беспредельного благоговения и благодарения к Творцу, перст которого чувствовался повсюду. Только под впечатлениями такой дивнобожественной красоты могли изливаться из души израильского царя-поэта, боговдохновенного псалмопевца Давида, те дивные псалмы, в которых вся одушевленная и неодушевленная природа, солнце и луна, звери и птицы, горы и холмы, юноши и девы, старцы и отроки — все призываются хвалить имя Господа, слава Которого на небесах и на земле (Пс. 148).
Неудивительно, что эта благословенная страна не оставалась безлюдною. С самой глубокой древности она была густо заселена различными племенами, и именно потомками Ханаана, сына Хамова, вследствие чего и самая земля называлась Ханаанскою. У Ханаана было одиннадцать сыновей, ставших родоначальниками одиннадцати отдельных племен. Четыре из них поселились в Сирии и Финикии, а остальные семь (хеттеи, иевусеи, аморреи, гергесеи, евеи, хананеи и ферезеи) заняли и заселили Палестину. Южную часть приморской равнины занимали филистимляне, в соприкосновение с которыми приходили еще Авраам и Исаак и которые, впоследствии, достигли такого могущества, что по ним и самая страна стала называться Палестиной (филистимляне — пелиштим, отсюда Палестина). Среди них по местам встречались и остатки первобытного исполинского племени рефаимов, следы которого сохранялись до позднейшего времени.
Все эти народцы, при частных различиях, говорили языком весьма близким к еврейскому, так что израильтяне могли свободно понимать их и говорить с ними. Во всяком случае, при всех сношениях с ними как патриархов, так и позднейших израильтян дело вполне обходилось без переводчиков, и самые имена царей этих племен и названия городов звучали совершенно по-еврейски (как напр. Авимелех, Мелхиседек, Сихем, Кириаф-Сефер и пр.). Вместе с языком по местам среди них сохранялась и истинная религия, как это мы видим в лице Мелхиседека, который был священником Бога Вышнего, и даже в лице филистимского царя Авимелеха, который также обнаруживал знание истинного Бога — Элогим, Того Самого, вкоторого веровал Авраам (Быт. 21:22 и 23). Но помимо этих следов истинной религии, в общем племена эти были погружены в самое темное идолопоклонство. В наиболее развитом виде оно было у финикиян, которые, как наиболее просвещенные между ними, служили для них образцом и в религиозном отношении. Как финикияне, так и все остальные ханаанские народцы боготворили силы природы, которые олицетворялись в божеской чете под именем Ваала и Астарты. Ваал олицетворял солнце, а Астарта луну, но не как чистейшие небесные светила, а как производительные силы природы, насколько они возбуждают к плодоношению землю, животных и людей. Кроме того, ханаанитяне почитали еще семь низших богов, олицетворявших собою семь известных тогда планет, и с ними еще особого восьмого бога под именем Асмуна, который олицетворялся под образом змея и считался богом-целителем. Служение этим богам отличалось крайнею степенью грубой чувственности. При этом главную роль играли женщины. Жертвенники и капища устраивались на вершинах гор, под деревами, и посвящались Ваалу и Астарте. В каждом капище Ваала был конусообразный камень, как изображение оплодотворяющего органа, служившего главным предметом религиозного чествования. В конце осени совершался праздник печали, заканчивавшийся самым грубым распутством. Женщины в течение семи дней скорби отыскивали исчезнувшего Ваала, т.е. его деревянное или каменное изображение, от исступленной скорби рвали на себе волосы и ударяли себя в грудь. Жрецы под раздражающие звуки унылой музыки резали себе руки и тело ножами и кололи копьями. Но вот к концу праздника печали все исступленно восклицали: «жив Ваал!» и от этой исступленной радости девицы бесстыдно жертвовали своею честью за деньги, которые предназначались в жертву Астарте. При храмах существовали особые храмовые блудницы, которые в течение целого года предавались распутству как в самых храмах, так и на улицах, и назывались «посвященными» (кедешот). В честь Астарты мужчины и юноши оскопляли себя и одевались в женские одежды, чтобы этим уподобиться богу, который одновременно был и Ваалом и Астартой, мужеским и женским началом. Эти фанатические скопцы, которые занимались выпрашиванием милостыни для капищ, назывались также посвящениями (кедешим). Понятно, что такая религия всю жизнь этих народов делала нечистою и омерзительною, уже навлекавшею на себя страшный гнев Божий - в наказании Содома и Гоморры. Вследствие этого Моисей решительно запретил израильтянам вступать в союз с ханаанскими народами. Чтобы освободить и очистить землю обетованную от такого осквернения, они должны были окончательно истребить или изгнать их, как племена, навлекшие на себя праведный суд Божий — за то, что они за благословенные дары заселенной ими благодатной земли не только не славословили истинного Бога, а, напротив, нашли в них источник омерзительного идолопоклонства и нечестия.
В гражданском отношении ханаанские народы находились уже на довольно высокой степени цивилизации. Не говоря уже о финикиянах, которые в это время уже вели обширную морскую торговлю и знакомы были со всеми сторонами цивилизованной жизни, другие ханаанские племена вслед за ними умели добывать металлы из рудников, ковали золотые и серебряные вещи для украшения, оружие и колесницы для войны, строили храмы и дворцы, умели укреплять стенами города, вели торговлю и знакомы были со счетоводством и письменностью. На высокое развитие и распространенность письменности указывает замечательное обстоятельство, что один из городов в южной Палестине носил название Кириаф-Сефер, т.е. город книг, каковое название предполагает в нем существование целой библиотеки или книжного дома. Развитию гражданской жизни способствовала самая густота населения. Страна наполнена была городами и селениями, между которыми расстилались роскошнейшие нивы и пастбища. Города, большею частью сильно укрепленные, строились по преимуществу на высотах гор, что делало их еще более неприступными для вражеского нападения и что, между прочим, особенно устрашило израильских соглядатаев. Несмотря однако же на это, ханаанские народцы не могли оказать непреодолимого противодействия израильтянам, так как между ними не было никакого государственного единства. Не только отдельные племена, но и отдельные города считали себя совершенно независимыми от других, управлялись своими собственными царьками, которые постоянно соперничали между собою и в непрерывных войнах взаимно истощали свои силы. Даже общая, угрожавшая им всем опасность не могла объединить их между собою, и каждый город защищался своими собственными силами. Только уже впоследствии образовывались союзы из нескольких городов, которые общими силами пытались отстоять свое существование. Но даже и при этой политической разрозненности ханаанских племен, чтобы завоевать землю обетованную с ее многочисленными твердынями, требовавшими для взятия их высокого военного искусства и осадных машин, какими, естественно, не мог обладать такой пастушеский народ, как израильтяне, и победить царей, располагавших испытанным в битвах войском и страшными железными истребительными колесницами, — для этого требовалось не только необычайное мужество со стороны вождя и его народа, но и особая помощь Божия. И эта помощь обещана была новому предводителю народа израильского — доблестному и испытанному воину Иисусу Навину.
XXIV. Иисус Навин, завоевание земли обетованной и разделение ее. Религиозное одушевление израильского народа.
Славный преемник Моисея происходил из колена Ефремова и был одним из тех двух мужественных и преданных Моисею людей, которым одним только дано было из всего народа, выведенного из Египта, увидеть землю обетованную. При выходе из Египта Иисусу Навину было около сорока пяти лет и, таким образом, ко времени вступления в землю обетованную на его плечах лежала уже тяжесть восьмидесятипятилетнего возраста. Но подобно великому своему предшественнику, Иисус Навин и в этом возрасте был еще полон сил и неустрашимого мужества и вполне отвечал высоте своего положения. Как ближайший сподвижник Моисея, он вполне был знаком со всем относящимся к управлению народа и потому не нуждался в подробных наставлениях. Для него достаточно было одного божественного слова: «будь тверд и мужествен», чтобы всецело посвятить себя исполнению возложенной на него задачи — завоевания земли обетованной. Последний стан израильтян находился в Ситтиме, у горы, на которой почил Моисей, Местность кругом изумляла своею роскошью, чисто тропическою растительностью, поддерживаемою множеством журчащих повсюду ручьев. От земли обетованной их отделял лишь Иордан, за которым во всем своем великолепии красовались горы и холмы земли, текущей молоком и медом. Но она не была совершенно открыта для них. Прежде всего, нужно было перейти самый Иордан, а затем верстах в двенадцати от него высились грозные твердыни Иерихона, который как бы держал в своих руках ключи к земле обетованной. Поэтому нужно было исследовать как место перехода чрез Иордан, так и особенно состояние Иерихона. С этою целию Иисус Навин отправил двух соглядатаев, которые должны были тайно проникнуть в Иерихон и разведать о состоянии как его, так и окружающей страны. Пробираясь к Иерихону, соглядатаи, наверно, изумлялись роскоши и богатству окружающей местности, которая и теперь поражает щедростью даров своей природы. Пальмовые рощи и бальзамовые сады наполняли воздух чудесным ароматом, и вся местность звенела от щебетания множества самых разнородных и редких птиц. В самом Иерихоне собрано было множество богатств, как естественных, так и промышленных, и взятие его обещало богатейшую добычу. Но город был одним из самых сильных в стране, и граждане его были настороже. Чтобы не навлечь на себя подозрения, соглядатаи, тайно проникнув в город, остановились на самой его окраине и нашли приют у некой Ра-авы, которая содержала на окраине города, в самой городской стене, нечто вроде гостиницы, но настолько грязной и сомнительной, что и сама содержательница пользовалась в городе худой славой блудницы. Несмотря на все предосторожности соглядатаев, иерихонцы, очевидно находившиеся в страшной тревоге и бдительно следившие за всеми подозрительными личностями, узнали об их присутствии и донесли царю, который тотчас же потребовал выдачи их от Раавы. Но она, пораженная рассказами о чудесах, сопровождавших шествие израильтян к земле обетованной, и признавая превосходство их Бога, скрыла их в снопах льна у себя на кровле и тайно выпустила их чрез окно стены за город, направив их по совершенно другой дороге, чем по которой отправились в погоню за ними иерихонцы. Предчувствуя неминуемое падение города, она взяла с соглядатаев обещание пощадить ее и ее родню во время взятия города, условившись, что знаком ее дома, в отличие от других, будет служить та самая «червленая веревка», на которой она спустила израильтян за стену.
Благополучно возвратившись в стан, соглядатаи известили, что как жители Иерихона, так и другие народы поражены ужасом от побед израильтян, и Иисус Навин на следующее же утро приказал двинуться за Иордан. Это было время жатвы пшеницы (в апреле), когда Иордан обыкновенно выступает из берегов, благодаря таянию снегов на горах Антиливана, и потому переход чрез реку был более затруднителен, чем во всякое другое время. Но когда, по особому откровению, священники, несшие ковчег завета во главе народа, ступили в реку, воды в ней разделились, верхняя часть стала стеною, а нижняя стекла в Мертвое море, так что образовался сухопутный проход на ту сторону. Священники двинулись с ковчегом на средину русла реки и стояли там, как бы сдерживая воду, пока не перешли чрез реку все израильтяне. В ознаменование этого чуда двенадцать избранных мужей взяли из русла двенадцать камней, из которых потом воздвигнут был памятник в Галгале перед Иерихоном, где израильтяне остановились станом по переходе Иордана, а из других двенадцати камней, взятых на суше, поставлен был памятник на том самом месте, где стояли священники с ковчегом завета. В Галгале устроен был укрепленный лагерь, который сделался не только местом продолжительной стоянки, но и опорным пунктом для завоевания. Там
израильтяне в сороковой раз по исходе из Египта совершили Пасху, и так как во время странствования в пустыне, вследствие постоянных тревог и бедствий, по необходимости часто оставляем был без исполнения закон об обрезании, то перед совершением Пасхи на почве земли обетованной народ должен был исполнить этот закон, и весь мужеский пол был подвергнут обрезанию. Тут же прекратилась и манна, которою доселе питался народ, и теперь он должен был питаться уже плодами самой земли обетованной.
Наконец, нужно было приступить ко взятию страшных твердынь Иерихона4. Когда Иисус Навин осматривал укрепления вражеского города, он вдруг увидел пред собой человека, с обнаженным мечем в руке. «Наш ли ты, или из неприятелей наших?» спросил его храбрый вождь. «Нет, я вождь воинства Господня», отвечал незнакомец. Иисус Навин в благоговении пал ниц и получил откровение о том, как может быть взят Иерихон. Согласно этому высшему указанию, Иисус Навин велел священникам выступить с ковчегом завета и нести его вокруг стен Иерихона, причем семь священников должны были идти пред ковчегом и трубить в трубы, а вооруженные воины молча идти впереди и позади ковчега. Шесть дней обходили они так город по одному разу — к великому изумлению иерихонцев, которые, конечно, ожидали приступа на город. В седьмой день шествие повторилось семь раз, в конце последнего обхода вдруг раздался потрясающий возглас безмолвного дотоле народа, и страшные твердыни Иерихона пали от чудесного сотрясения, оставив город совершенно беззащитным пред израильтянами. Все жители, кроме Раавы и ее сродников, были истреблены, самый город разрушен, и произнесено было проклятие на всякого, кто бы попытался построить его вновь. Раав за свою веру во всемогущество истинного Бога была награждена принятием ее в общество избранного народа. И эта ветвь от дикой маслины принесла добрый плод. Выйдя замуж за Салмона, она сделалась матерью Вооза, прадеда Давида, и имя ее наряду с тремя другими женщинами занесено в родословную Христа5.
Падение столь крепкого города, как Иерихон, было весьма важно для израильтян, так как искусство правильной осады городов находилось и вообще в младенческом состоянии, а тем более у такого пастушеского народа, каким были израильтяне. Города к востоку от Иордана брались битвами на открытом поле, а некоторые укрепленные города в самой Палестине держались долго и после поселения в ней израильтян. Ободренный таким успехом, Иисус Навин отправил отряд в 3 000 человек против соседнего города Гая, который, по свидетельству соглядатаев, был слишком слаб, чтобы утруждать все войско6. Но это высокомерие наказано было тем, что гаяне разбили израильский отряд и обратили его в бегство. Эта неудача навела страх и на весь народ, а Иисус Навин и старейшины, разодрав одежды, пали пред скиниею. Тогда вождю народа было откровение, что причиной этого несчастия был один израильтянин, который из своекорыстия утаил часть из добычи иерихонской. Брошен был жребий, и он указал на Ахана, из колена Иудина, который и был побит камнями, а труп его со всем имуществом предан сожжению — в предостережение и другим, кто захотел бы увлечься своекорыстием и присвоить себе что-нибудь из общего достояния народа. После этого израильтяне опять отправились против Гая и, употребив военную хитрость, взяли город. Все жители подверглись истреблению, царь был повешен, а имущество сделалось достоянием победителей.
Взятие первых двух укрепленных городов отдавало в распоряжение израильтян обширный округ обетованной земли и служило обеспечением дальнейших успехов завоевания. Но прежде чем продолжать завоевательную деятельность, народ израильский должен был торжественно принять на себя обязательство свято хранить врученный ему закон Божий. Божественною целию при отдаче израильтянам земли обетованной было не просто заменить прежних жителей ее новыми, но истребить язычников и поселить на их место народ избранный и освященный так, чтобы на развалинах царства мира сего основать царство Божие. Во свидетельство этого народ должен был совершить клятву при самой торжественной обстановке7. На каменных плитах были выбиты главные положения Синайского законодательства, и на горе Гевал принесены обильные жертвы. Затем священники с ковчегом завета заняли долину между горами Гаризимом и Гевалом, а народ, разделенный на две половины, по шести колен, должен был расположиться на самых горах. И вот, когда священники провозглашали известное положение закона, то на благословение его с горы Гаризима и на проклятие его с горы Гевала народ отвечал громким и дружным «аминь», подтверждая этим истинность и неизбежность как благословений за исполнение закона, так и проклятий за его нарушение. — Место, где совершен этот торжественный акт, способно было вместе с тем влить новое мужество в народ и одушевить его самыми возвышенными чувствами. Кругом волнообразно шли холмы, зеленевшие по склонам виноградниками и нивами, среди них изумрудной полосой лежала долина Сихемская, та самая, где некогда Авраам воздвиг свой первый жертвенник Богу и Иаков устроил свою первую ставку в земле обетованной (Быт. 12:7; 33:19), и по обеим ее концам великанами высились горы Гаризим и Гевал, дружный «аминь» с которых громовыми отголосками разносился по долине, замирая в отдаленных холмах. И с этих гор пред изумленными глазами народа развертывалась чудесная картина всей средней Палестины. На север последовательно возвышались Гелвуя, Фавор, Кармил и убеленный снегами северный страж земли — Ермон, с зеленеющими между ними долинами и равнинами. К востоку сверкали прозрачные воды озера Гениссаретского с тянущеюся от него голубою лентою Иордана, а к западу виднелась чудная синева Средиземного моря с окаймляющей его песчаной полосой. Таким образом, как бы вся земля обетованная была свидетельницей великой клятвы Израиля, и вся она, с ее горами, озерами, реками, холмами и долинами, была торжественно посвящена Господу.
Между тем стоустая молва о победах и самоуверенном поведении израильтян, распоряжавшихся в Палестине как в своей собственной земле, пронеслась по всей стране и навела еще более ужаса на ханаанские племена. Жители некоторых городов, не надеясь выстоять против завоевателей, стали прибегать даже к хитростям8. В израильский стан, все еще находившийся в Галгале, прибыли послы, которые, судя по их износившейся одежде и обуви, были издалека; они заявили старейшинам, что действительно прибыли из отдаленной страны, куда, однако же, донеслись слухи о великих победах Израиля, и просили о заключении мирного договора. Израильтяне согласились на договор с ними, но потом оказалось, что это были послы от жителей находившегося неподалеку города Гаваона и принадлежащих ему сел. Договор считался священным, и потому жители его были пощажены от избиения, но обращены в рабов для исполнения религиозных обязанностей в скинии, в каковом положении они встречаются и в последующее время.
Другие народы между тем, видя, что каждый из них в отдельности не может выстоять против израильтян, заключили между собой оборонительный союз9. Именно соединились пять царей, под предводительством. Адониседека, царя иерусалимского, и они, прежде всего, решились наказать гаваонитян за их измену общему делу. Гаваонитяне обратились за помощью к Иисусу Навину, который и двинулся против соединенных сил неприятеля. Быстрым ночным маршем настигнув неприятеля, он внезапно напал на него, разбил и обратил в бегство. Каменный град произвел в нем еще большее опустошение, чем оружие израильтян. Солнце уже склонялось к вечеру, а между тем преследование было еще не окончено. Тогда Иисус Навин, сильный верою во всемогущество Божие, повелительно воскликнул: «Стой, солнце, над Гаваоном, и луна, над долиною Аиалонскою! И остановилось солнце, и луна стояла, доколе народ мстил врагам своим. И не было такого дня ни прежде, ни после того, в который Господь так слушал бы гласа человеческого; ибо Господь сражался за Израиля»10. Это новое необычайное чудо опять показало израильтянам, какого сильного Помощника и Покровителя имеют они, и вместе с тем еще более устрашило хананеян, которые теперь видели, что сами боги их (солнце и луна) стали на сторону народа-завоевателя. Цари-союзники, бежав с поля битвы, пытались скрыться в пещере, из которой, однако же, были взяты и преданы смерти. За этой победой завоевание стало совершаться легко и быстро. Города падали один за другим, и вместе с ними подвергались истреблению или изгонялись владевшие ими народы. Так была покорена вся южная половина обетованной земли, за исключением нескольких сильных крепостей, как напр. Иерусалим, и Иисус Навин с богатой добычей возвратился в Галгал.
Теперь оставалось покорить еще северную половину. Видя надвигающуюся грозу, цари северных племен начали готовиться к защите. Во главе союза из семи царей выступил царь асорский Навин, который собрал многочисленное войско «подобно песку морскому» и расположился станом у озера Меромского. Особенную силу этому войску придавала конница, состоявшая из множества военных колесниц. Но сильный верою в правое дело, Иисус Навин внезапно напал на них, и одна битва решила судьбу и этой части страны. Неприятели были разбиты, конница захвачена была в плен и уничтожена, город Асор, как «глава всех царств сих», сожжен, жители истреблены и все богатство их сделалось добычей победителей.
Эта решительная победа отдала в руки завоевателей всю землю обетованную. Они уже не могли встречать себе сильного противодействия, хотя еще оставались укрепленные города, державшиеся благодаря крепости своих стен. Война продолжалась около семи лет; в течение ее были покорены, хотя и не вполне истреблены, семь народов, и в битвах пали тридцать один царь. Наконец израильтяне утомились войной и желали воспользоваться плодами своих побед. Воины заиорданских колен, давно оторванные от своих семейств, стали просить отпуска в свои владения. Вследствие этого война была приостановлена, хотя завоевание не было покончено, и многие хананеи остались в пределах обетованной земли, сделавшись, впоследствии, источником страшных зол и всевозможных бедствий для израильтян.
Наконец последовал раздел земли11. Кроме двух с половиной заиорданских колен, получивших себе наделы еще до перехода Иордана, вся завоеванная земля была разделена между остальными девятью с половиною коленами. Раздел производился по особому жребию, указывавшему каждому колену сообразный с его численностью . участок земли. Первый жребий выпал колену Иудину, которому достался обширный округ с Хевроном в центре. Рядом с ним, еще южнее, достался удел колену Симеонову, составившему южную границу земли, и затем, начиная от севера, уделы распределялись следующим образом. Самая северная часть земли досталась колену Неффалимову, именно в прекрасных долинах Антиливана. Асирову колену назначен был приморский берег, длинная и узкая полоса земли, от границ Сидона до горы Кармила. Колено Завулоново заняло поперечную полосу земли между озером Геннисаретским и Средиземным морем. Южнее его одно за другим расположились колена Иссахарово, вторая половина Манассиина и Ефремово, занимая пространство между Иорданом и Средиземным морем. Ефремово колено, таким образом, заняло самую средину обетованной земли и, благодаря этому счастливому положению, а также и своей многочисленности, оно получило особенное значение в судьбе израильского народа, так как и главные центры религиозной и политической жизни народа находились именно в пределах этого колена. — В южной половине страны морской берег и западная часть материка выпали на долю колену Данову. Вениаминово колено расположилось по равнине Иерихонской и по долине Иорданской до Мертвого моря, доходя к западу до непокоренной крепости иерусалимской. И затем остальная часть южной половины страны, как сказано раньше, досталась в удел коленам Иудину и Симеонову. В общем заиорданские наделы отличались богатыми пастбищами, северные и средние представляли наибольшие удобства для земледелия, а южные изобиловали виноградниками и маслинами. После раздела земли, по особому откровению дан был надел и самому вождю народа Иисусу Навину, именно город Фамнаф-Сараи в колене Ефремовом. Так как колено Левиино, по его особому служению, осталось без земельного надела, то ему выделено было в среде различных колен сорок восемь городов с принадлежащими к ним угодьями; из них тринадцать городов назначено собственно для священников и шесть особых городов с предоставлением им права убежища для невинных убийц. «Таким образом отдал Господь Израилю всю землю, которую дать клялся отцам их; и они получили ее в наследие и поселились на ней. И дал им Господь покой со всех сторон, как клялся отцам их; и никто из всех врагов их не устоял против них; и всех врагов их предал Господь в руки их. Не осталось не исполнившимся ни одно слово из всех добрых слов, которые говорил Господь дому Израилеву; все сбылось».
Возвратились в свои уделы и заиорданские колена12, воинов которых Иисус Навин, с выражением благодарности за их содействие общему делу и с увещанием держаться веры в единого истинного Бога, наконец нашел возможным отпустить. С большой добычей, выпавшей на их долю из богатств ханаанских, они отправились за Иордан и у места перехода израильтян чрез реку воздвигли большой жертвенник. Но это обстоятельство крайне встревожило остальные колена, которые усмотрели в этом желание заиорданских колен отделиться от своих братьев в религиозном отношении. Негодование было так велико, что готова была разразиться братоубийственная война. Но к счастию, благоразумие предотвратило это бедствие. Назначенная по этому делу особая депутация, состоявшая из священника Финееса и десяти избранных старейшин, выяснила сущность дела и из объяснений заиорданских колен пришла к убеждению, что, созидая жертвенник, они не только не думали отделяться от религии своих отцев, а напротив, этим видимым жертвенником хотели наглядно подтвердить связь свою с остальными коленами и для будущих своих поколений.
Общею связью для всех колен служила скиния с ковчегом завета, но чтобы сделать эту народную святыню доступною всем коленам, Иисус Навин перенес ее в Силом, в колене Ефремовом, как занимавшем серединное положение в стране. И отсюда Иисус Навин продолжал мирно управлять народом до самой смерти. Все управление его продолжалось двадцать пять лет. Наконец «он вошел в преклонные лета»13. Чувствуя приближение смерти, он созвал к своему смертному одру представителей и начальников всех колен и обратился к ним с сильным увещанием исполнять все, заповеданное в книге закона Моисеева. Он напомнил им при этом обо всем, что Бог сделал ханаанским народам ради их, а также о Его обещании, что, если они останутся верны Ему, вся земля сделается их полным владением, все язычники будут изгнаны из нее. Это же увещание он повторил и в Сихеме, священном жилище Авраама и Исаака, и закончил свою предсмертную беседу словами: «Итак бойтесь Господа и служите Ему в чистоте и искренности, отвергните чуждых богов, которым служили отцы ваши за рекою в Египте, а служите Господу. Если же неугодно вам служить Господу, то изберите себе ныне, кому служить; ...а я и дом мой будем служить Господу, ибо Он свят». «И отвечал народ, и сказал: нет, не будет того, чтобы мы оставили Господа и стали служить другим богам!» Умирающий вождь записал эти слова в книгу закона, взял большой камень и положил его под дубом у святилища, сказав народу: «вот, камень сей будет вам свидетелем... да будет он свидетелем против вас в последующие дни, чтобы вы не солгали пред Господом, Богом вашим». Отпустив затем народ по своим уделам, Иисус Навин мирно и с сознанием исполненного долга скончался 110 лет от роду и был погребен в своем наследственном наделе в Фамнаф-Сараи. Вскоре за ним скончался и первосвященник Елеазар, сын Аарона. Останки Иосифа, вынесенные израильтянами из Египта, были должным образом преданы земле в Сихеме, на том участке, который был некогда куплен Иаковом и подарен им своему любимому сыну.
«И служил Израиль Господу во все дни Иисуса Навина и во все дни старейшин, которых жизнь продлилась после Иисуса, и которые видели все дела Господа, какие Он сделал Израилю». Сорокалетнее воспитание в пустыне, очевидно, имело весьма благотворное влияние на народ. Такой преданной веры в Бога мы уже почти не встречаем ни в одном из последующих периодов истории израильского народа.
Времена судей.
XXV. Уклонения израильтян в идолопоклонство и обращения к их Богу во время постигавших их бедствий. Аевора и Барак14.
По смерти Иисуса Навина израильтяне остались без вождя. Настал период, когда вполне должно было осуществиться то богоправление, которое лежало в основе Моисеева законодательства о государственном управлении израильского народа. Каждое колено должно было управляться своими собственными старейшинами, с отдельным князем или начальником колена во главе, и связующим звеном для них, кроме естественного родства и общих исторических воспоминаний, должна была служить их общая вера в единого истинного Бога, как единственного Царя и Судию народа, общее живое сознание, что все колена составляют одно нераздельное царство Иеговы. Видимым знаком этого религиозно-политического единства была общенародная святыня — скиния, поставленная с этою целию в средине страны — в Силоме, в колене Ефремовом. Но такое правление предполагает действительно высокую степень религиозно-нравственного состояния народа, и потому первые годы жизни израильтян в земле обетованной, когда «Израиль служил Господу», т.е. был верен Его завету и послушен Его законам, были временем всеобщего мира и благоденствия, и каждый израильтянин мирно обитал под своей смоковницей. Такое состояние продолжалось до тех пор, пока еще живо было то поколение, которое было свидетелем великих благодеяний Божиих и чудес, совершенных ради избранного народа.
За это время некоторые колена (Иудино и Симеоново) успели продолжить завоевание обетованной земли, но так как окончательного завоевания ее не было сделано раньше общими усилиями, то израильтяне должны были примириться с этим обстоятельством и, терпя около себя ненавистных и проклятых хананеев, должны были побеждать их силою своего религиозно-нравственного превосходства и таким образом приобщать их к общему достоянию царства Божия на земле. К сожалению, народ израильский даже в тех случаях, когда имел возможность побеждать хананеян силою оружия, не всегда изгонял и истреблял их, а часто предпочитал оставлять их в качестве данников себе, нарушая, таким образом, из своекорыстия прямое повеление Божие. Но этим самым израильтяне подготовили себе страшные бедствия, потому что, какпредсказывал им Ангел Господень, эти оставшиеся народы сделались для них петлею и боги их стали для них сетью. Молодое поколение, выступившее на место прежнего, видевшего все великие благодеяния и чудеса Божии для народа, не знало и не хотело знать «Господа и дел Его, которые Он делал Израилю. Сыны Израилевы стали делать злое пред очами Господа и стали служить Ваалам; оставили Господа, Бога отцев своих, который вывел их из земли Египетской, и обратились к другим богам, богам народов, окружающих их, и стали поклоняться им, и раздражали Господа; оставили Господа и стали служить Ваалам и Астартам»15, хананейским божествам, идолопоклонство которых сопровождалось самым гнусным нечестием и распутством. За уклонением от истинной религии последовало и вообще ослабление нравственности в народе, водворилось господство неправды, необузданного произвола, неповиновение властям, за которыми, в свою очередь, следовало полное расстройство государственного и общественного управления и полное ослабление политического могущества народа. Таким состоянием, конечно, пользовались туземные и соседние народы, нападали и безнаказанно грабили и убивали израильтян, заставляли их платить себе дань, так что тот период, который должен был служить осуществлением истинного богоправления, вследствие непостоянства и неверности народа израильского сделался для него временем страшных испытаний, новою школою религиозно-нравственного воспитания. В наказание за богоотступничество и беззаконие Бог отдавал их в руки местных врагов, но из сожаления к злополучному народу воздвигал им особых избавителей, так называемых судей, которые при помощи Божией избавляли народ от притеснителей и чужеземного ига. Из таких судей наиболее известны: Гофониил, Аод, Девора с Бараком, Гедеон, Иеффай, Самсон, Илий и Самуил. Некоторые из них были призваны Богом, другие избраны самим народом, а некоторые правили народом по праву наследства. Правление судей израильских обнимало период около 350 лет.
Когда израильтяне, забыв повеление Божие, начали дружить с нечестивыми хананеями и заключать с ними брачные связи, влекшие за собою идолопоклонство, то Бог поразил их первым бедствием и предал их в руки месопо-тамского царя Хусарсафема16, который поработил их себе на восемь лет. Это бедствие заставило народ образумиться, и он возопил к Господу об избавлении. Тогда Господь воздвиг им избавителя, в лице первого судии Гофониила, внука Халева. Укрепляемый Духом Божиим, он сделался правителем народа, собрал войско и низверг месопотамское иго, после чего народ наслаждался миром в течение сорока лет, до смерти Гофониила.
Но продолжительное благоденствие опять обращено было народом во зло, и по смерти Гофониила «сыны Израилевы опять стали делать злое пред очами Господа». В наказание за это на них послан был Еглон, царь моавит-ский, который в союзе с соседними племенами разбил израильтян и поработил их себе на восемнадцать лет, пока не явился избавитель в лице второго судии Аода17,который лично, посредством хитрости, убил тучного Ег-лона и затем с войском израильским разбил моавитян, после чего обетованная земля покоилась восемьдесят лет. После Аода судьею был Самегар, известный тем, что он воловьим рожком побил 600 человек филистимлян, сделавших набег на израильтян, и тем избавил их от разорения, грозившего нарушить период восьмидесятилетнего благоденствия.
Так как и после этого народ «делал злое пред очами Господа», то должен был понести еще более тяжкое иго18. Пользуясь слабостью израильтян, хананеи на севере Палестины чрезвычайно усилились. Ханаанский царь Иавин, составив из окружающих мелких племен сильный союз, перешел в наступление. Его полководец, жестокий Сисара, сделал опустошительное нашествие на северные колена, которые не могли выстоять против его страшной конницы, состоявшей из 900 железных колесниц. Подавленные силою, северные колена, чувствуя свою полную беспомощность, в течение целых двадцати лет должны были сносить самое тяжкое угнетение от торжествующего врага. Но вот, когда народ уже терял надежду на избавление, и храбрейшие мужи не смели и думать о низвержении ига грозного врага, избавительницей угнетенных колен выступила женщина. В гористой местности, между Рамой и Вефилем, немного к северу от Иерусалима, жила знаменитая Девора, пророчица. Слава о ее мудрости гремела по всей стране и весь народ израильский приходил на суд к ней. До нее донеслись и стоны угнетенных колен, и она мужественно выступила для их избавления.
Верст на полутораста к северу от ее жилища, в самом центре угнетенной страны, в городе Кедесе, колене Неффалимовом, близ озера Меромского, жил некий Варак, самое имя которого — «молния», как бы указывало на его мужественный дух19. Его-то мудрая Девора и порешила сделать вождем того воинства, которое должно было собраться по ее призыву под освободительное знамя. Отправив к нему посольство, Девора именем Бога, открывшего ей надежду на избавление от врага, повелела Бараку стать во главе десятитысячного отряда воинов из колен Неффалимова и Завулонова и выступить против жестокого Сиса-ры. Но даже и мужественный Варак смутился от такого поручения, и он не осмеливался взяться за дело, пока к нему не явилась лично Девора. Поспешая на север, она лично явилась среди угнетенного народа, и появление ее не только ободрило Барака, но и пробудило энтузиазм в народе, который стал собираться под ее знамя. При вести о восстании, Сисара быстро снарядил свои смертоносные колесницы и занял равнину Ездрилонскую, это главное боевое поле Палестины. Извивающаяся здесь небольшая речка Кисон, почти вся высыхая летом, превращается зимою и после дождей в бурный поток, который, выходя из берегов, наводняет всю окружающую местность, превращая ее по местам в непроходимые болота. Мужественная и мудрая руководительница войска израильского, собравшегося под знаменем Барака на горе Фаворе, господствующей над Ездрилонской равниной, сразу оценила выгоду для себя этого обстоятельства и дала знак Бараку — с неожиданною быстротою ринуться на неприятеля.
Гордый своим могуществом и железными колесницами, Сисара, быть может, пренебрежительно отнесся к израильскому войску, во главе которого, притом, вместе с Бараком стояла женщина Девора. Но это должно было тем более придать значения молниеносному натиску Барака, который сразу же смешал ряды неприятелей и обратил их в беспорядочное бегство. Дорогу бегущим преграждал разлившийся Кисон, в произведенных им топях колесницы вязли и делались совершенно бесполезными, так что все войско подверглось полной гибели — как от воды, так и от меча торжествовавшего Израиля. Сам Сисара с жалкими остатками своего войска бежал на север, пытаясь скрыться в горных проходах. Молниеносный Барак настигал его и там, и он, не видя более спасения, хотел скрыться хоть в шатре одной кенеянки, Иаили. Но последняя, будучи потомком Иофора, тестя Моисеева, и сознавая свою духовную связь с народом израильским, не пощадила грозного угнетателя этого народа. Приняв его в своем шатре с видом дружелюбия, она собственноручно убила его, когда он заснул от утомления.
Эта великая победа над жестоким и сильным угнетателем переполнила сердца победителей ликованием, и «в тот день воспели Девора и Барак такими словами: Израиль отмщен, народ показал рвение; прославьте Господа! Слушайте цари, внимайте вельможи; я Господу, я пою, бряцаю Господу, Богу Израилеву». Затем в этой знаменитой песне Деворы подробно описывается бедственное состояние израильтян и славное избавление, и она заканчивается торжествующими словами: «Так да погибнут все враги Твои, Господи! любящие же Его да будут как солнце, восходящее во всей силе своей!» — «И покоилась земля сорок лет».
XXVI. Гедеон и Неффай 20
Хотя чудесное избавление, совершенное Деворой и Бараком от иноплеменного ига, водворило в земле обетованной мир и благоденствие на целые сорок лет, но самое состояние народа в религиозном и гражданском отношении было таково, что и в будущем могли угрожать подобные же бедствия. Живя среди идолопоклонников, народ израильский при виде сладострастных форм их идолослужения сам увлекался ими, нравственные силы его ослабевали, внутри усиливалось разъединение между коленами, приведшее, наконец, к тому, что каждое колено начало считать себя как бы отдельным, совершенно самостоятельным государством. Когда это государственное раздробление совершенно ослабило народ, то этим не преминули воспользоваться окружающие кочевые племена, которых постоянно манили к себе богатства и роскошь земли обетованной. И вот, когда «сыны Израилевы стали опять делать злое пред очами Господа, Господь предал их в руки мадианитян» и сродных с ними кочевых племен. Мадиа-нитяне, амаликитяне и все «сыны востока» в бесчисленном множестве, с волами и верблюдами, сделали нашествие на Палестину, переправившись чрез Иордан и сломив всякое сопротивление, какое только могли оказать им раздробленные силы израильтян, они наводнили собою всю страну от Ездрилонской равнины на севере до Газы — на самом юге. И это нашествие повторялось из года в год. Лишь только производились израильтянами посевы полей, как опять появлялась эта дикая орда, которая своими кибитками покрывала все холмы и долины, угоняла весь встречавшийся скот и потравляла своими стадами всякую растительность. Ничего не могло быть тяжелее и разорительнее подобных нашествий, так как после них не оставалось ни хлеба, ни скота. Огонь и меч распространяли ужас по всей стране; отчаянное сопротивление отдельных отрядов израильтян приводило лишь к беспощадному избиению храбрых защитников своего отечества, и, наконец, единственным спасением оставалось лишь поголовное бегство населения в горы, где оно и скрывалось в пещерах. Так продолжалось целых семь лет.
«И весьма обнищал Израиль», и он опять возопил к Господу. Тогда Господь опять сжалился над своим неверным и непостоянным народом и послал ему избавителя в лице Гедеона.
Гедеон происходил из города Офры, лежавшего в холмах средней Палестины, того именно ее округа, который подвергался наибольшему опустошению от дикой орды. Это был, как показывает самое его имя, «отважный воин», отличавшийся царственным величием в своей внешности. Он был младший член семьи, которая дала уже несколько храбрых воинов и защитников отечества от иноплеменников, и два старших брата его уже положили свою жизнь в борьбе с этими именно хищниками в отчаянной стычке при Фаворе. Живя среди упавшего духом народа, он один не терял надежды на избавление и ждал пробуждения в народе духа раскаяния и возрождения. В это время среди народа явился пророк, который пламенною речью призвал к покаянию, упрекая израильтян в забвении ими всех благодеяний Божиих со времени выхода их из Египта. Это, естественно, пробудило дух народа, который еще пламеннее стал просить об избавлении от тяжкого ига. И тогда именно Гедеон получил высшее призвание к делу избавления страждущего народа.
Осенью в седьмой год нашествий мадианитян, Гедеон украдкой и торопливо молотил пшеницу, чтобы скорее укрыться от рыскавших повсюду врагов. Тенистый дуб давал ему защиту от палящего солнца. Занятый поспешной работой, Гедеон не заметил, как под дубом появился какой-то путник. Но это был «Ангел Господень», который сказал ему: «Господь с тобою, муж сильный!» Приветствие это странно поразило Гедеона и болезненно затронуло в нем чувство угнетенного положения, в котором находился как он сам, так и весь народ. Не злая ли это ирония со стороны незнакомца? — «Господин, отвечал ему Гедеон: если Господь с нами, то отчего постигло нас все это бедствие? и где все чудеса Его, о которых рассказывали отцынаши, говоря: из Египта вывел нас Господь. Ныне оставил нас Господь и предал в руки мадианитян», — с грустью и отчаянием заключил Гедеон. Но ангел уверил его в предстоящем избавлении. Из чудесного знамения (чудесного появления огня в принесенной жертве) Гедеон убедился в своем высшем призвании для избавления народа, и в его душе исчезла и та малейшая тень сомнения и отчаяния, которая начала было закрадываться и в его мужественный и верующий дух. Но чтобы иметь больше успеха в возложенном на него деле, Гедеон должен был, прежде всего, возбудить дух истинной религии в народе, подавленный вторжением идолопоклонства. Идолопоклонство проникло даже в самое семейство, в котором младшим членом был Гедеон. Отец его Иоас, отчаявшись в помощи Иеговы, предался идолопоклонству, и на одной из ближайших гор воздвиг жертвенник Ваалу, солнечному богу своих ханаанских соседей. Рядом с жертвенником стояло дерево, посвященное Астарте. Гедеон получил божественное внушение разрушить это капище и тем выразить открытый протест против идолопоклонства. И он, пылая ревностью о вере в истинного Бога, немедленно исполнил это внушение. Взяв десять человек рабов своих и пару тельцов, он ночью разрушил капище, срубил заповедное дерево, на месте низвергнутого жертвенника Ваалова воздвиг жертвенник истинному Богу и принес в жертву одного из тельцов, употребив на дрова самое дерево Астарты. Все это было сделано ночью, так как днем это возбудило бы суеверный ужас и восстание его домашних и жителей города. Но тем большим изумлением и негодованием охвачены были эти последние, когда с наступлением дня они увидели, что сделано было с капищем и святыней. Народная молва не замедлила приписать это мнимое «святотатство» Гедеону, и среди жителей города раздались яростные голоса, требовавшие смерти виновного. Но его спасла мужественная решимость и находчивость его отца Иоаса. Последний раньше всех других убедился из подвига своего сына в жалком ничтожестве Ваала, и на требование толпы о выдаче Гедеона смело отвечал: «вам ли заступаться за Ваала, вам ли защищать его? Если он бог, то сам вступится за себя». Эта смелая и просвещенная речь действительно устыдила толпу и заставила ее убедиться в своем заблуждении, и Гедеон получил название Иероваала, т.е. «противоборца Ваалу».
Слава об этом подвиге быстро разнеслась по стране, имя Гедеона было у всех на устах, и он мог теперь выступить в качестве избавителя от внешних врагов. «Дух Господень объял Гедеона, и он вострубил трубою». Звуки этой трубы нашли быстрый отголосок в окружающих коленах, и под знаменем Гедеона собралось 32 000 воинов, готовых положить свой живот за истинную веру и свое отечество. Еще раз получив уверение о своем призвании двумя чудесными знамениями (появлением росы на шерсти при отсутствии ее на окружающей земле и отсутствием ее на шерсти при обилии ее кругом), Гедеон выступил против неприятеля. Но избавление должно было совершиться не собственными силами народа, а силоюБожиею, и потому Гедеону поведено было уменьшить свое войско, отпустив всех боязливых и робких. Осталось только 10 000 человек; но и этого было много для победы. Посредством особого испытания при водопое на реке, избрано было всего только триста человек, но очевидно самых храбрых и испытанных воинов, которые были настолько закалены, что даже воду из реки, пренебрегая всякими удобствами, «лакали языками своими как лакает пес». С этою горстью воинов Гедеон и должен был выступить против неприятелей, которые огромным полчищем в 135 000 человек расположились в равнине Ездрилонской. Проникнув ночью в неприятельский лагерь и узнав о тревожном настроении врагов, до которых уже дошла молва о движении среди израильтян, Гедеон решил поразить их неожиданным нападением и особым стратегическим приемом, нередко употреблявшимся в древности. Разделив свой отряд на три части и дав каждому воину по трубе и по светильнику в кувшине, Гедеон приказал этим частям ночью выступить в обход неприятеля. По данному сигналу все воины сразу затрубили в трубы, разбили кувшины и громко воскликнули: «Меч Господа и Гедеона!» Пораженные неожиданно появившимся множеством светильников и громом труб и военного крика, неприятели пришли в страшное смятение, в суматохе убивали друг друга и бросились в беспорядочное бегство за Иордан. Но там их при переправе встретило колено Ефремово, подвергнув их еще большему разгрому, во время которого убиты были два мадиамских царя Орива и Зива. Сам Гедеон, подкрепленный десятитысячным отрядом, преследовал неприятеля и за Иордан, где еще нанес ему поражение, захватив в плен еще двух мадиамских царей Зевея и Салмана, которые как оказавшиеся убийцами братьев Гедеона, были убиты им самим. При возвращении с победного похода он должен был кротостью утишить недовольство ефремлян на то, что они не позваны были раньше для войны с мадианитянами, чрез что лишились значительной части добычи, и строго наказать жителей городов Сокхофа и Пенуела, которые, не надеясь на поражение Гедеоном сильных мадиамских царей, из опасения мщения последних отказали воинам его в хлебе, насмешливо говоря ему: «разве рука Зевея и Салмана уже в твоей руке, чтобы нам войску твоему давать хлеб?» Когда действительно эти некогда страшные мадиамские цари были уже в руках Гедеона, он прибыл с ними в Сокхоф и, напомнив жителям его об изменничестве, «взял старейшин города и терновник пустынный и зубчатые молотильные доски, и наказал ими жителей Сокхофа, и башню Пенуельскую разрушил и перебил жителей города».
Слава о победе Гедеона разнеслась по всей стране, и благодарные израильтяне сказали Гедеону: «владей нами ты и сын твой, и сын сына твоего, ибо ты спас нас из руки мадианитян». Но мужественный освободитель страны был доволен сознанием исполненного долга и скромно отказался от предложенной ему наследственной власти, ответив израильтянам: «ни я не буду владеть вами, ни сын мой не будет владеть вами; Господь да владеет вами». Он удовольствовался только частью военной добычи (в 1700 золотых сиклей, кроме пряжек, пуговиц и пурпуровых одежд с мадиамских царей и кроме золотых цепочек с шеи верблюдов их). К сожалению, он имел неосторожность сделать из этой добычи эфод или священническую ризу, и суеверный народ, придав ей магическое значение, стал «блудно ходить туда за ним», совершая нечто вроде идолопоклонства. Впрочем, земля покоилась сорок лет, и сам Гедеон мирно дожил до глубокой старости, оставив от своих многих жен семьдесят сыновей, и, главнее всего, ту добрую славу, которая дала ему впоследствии великую честь быть записанным в число славнейших героев веры (Евр. 11:32).
По смерти Гедеона, жестоковыйный и неверный народ опять «стал блудно ходить во след Ваалов», забыл своего Господа Бога, который избавлял его от окружающих врагов, и даже «дому Гедеонову не сделал милости за все благодеяния, какие он сделал Израилю». Наступили смуты, и этим думал воспользоваться побочный сын Гедеона, от его сихемской наложницы, Авимелех, и решил присвоить себе царскую власть, от которой отказался сам Гедеон21. Войдя в соглашение с родственниками своей матери, он собрал войско, напал на Офру, где жили сыновья Гедеона, и, избив их, добился затем провозглашения себя царем. Из семидесяти сыновей Гедеона спасся только один младший сын Иофам. С вершины Гаризима, высившегося над городом Сихемом, он обратился к вероломным жителям с обличительной притчей, в которой под видом дерев, избиравших себе царя, изобразил несправедливость народа и коварство Авимелеха: смоковница и виноградная лоза отказались принять на себя царское достоинство, а колючий репейник сразу принял предложение и приглашал всех покоиться под своею тенью. Это, по-видимому, образумило сихемлян. Едва прошло три года, как между ними и Авимелехом начались раздоры, поведшие к междоусобию; разъяренный самозванец осадил город, разрушил его и засеял солью, а городскую башню, в которой укрылись жители, сжег вместе с тысячью оказавшихся в ней мужчин и женщин. При осаде другого непокорного города, Тевеца, он был ранен отломком мельничного жернова, брошенным в него женщиной, и стыдясь умереть от руки женщины, велел своему оруженосцу пронзить его мечем. «Так воздал Бог Авимелеху за злодеяние, которое он сделал отцу своему, убив семьдесят братьев своих», и так бесславно окончилась первая попытка самовольно основать царскую власть в народе израильском.
Во время управления двух следующих судей Фолы и Иаира израильтяне, по-видимому, наслаждались миром и благоденствием, но это благоденствие лишь еще более усилило идолопоклонство и развращение среди народа, который начал без разбора «служить Ваалам, Астартам, и богам арамейским, и богам сидонским, и богам моавитским, и богам аммонитским, и богам филистимским», забыв только единого истинного Господа Бога. «И воспылал гнев Господа на Израиля, и Он предал их в руки филистимлян и в руки аммонитян. Они теснили и мучили сынов израилевых восемнадцать лет». Постигшее бедствие было тем тяжелее, что враги теснили народа одновременно с двух сторон — с востока и запада. По обыкновению, бедствие это опять заставило израильтян обратиться с мольбою о помощи к забытому ими своему Господу; но на этот раз и Господь в праведном гневе Своем отвечал им: «вы оставили Меня, и стали служить другим богам; за то Я не буду уже спасать вас. Пойдите, взывайте к богам, которых вы избрали, пусть они спасают вас в тесное для вас время». Но милосердие Божие беспредельно. Когда израильтяне в покаянии обратились к Нему опять и отвергли чужих богов, став служить только Господу, то «не потерпела душа Его страдания Израилева», и Он послал им избавителя в лице Иеффая22. Это был даже по своему происхождению вполне сын своего распущенного времени. Мать его была блудница из Галаада, в заиорданском полуколене Манассиином, и он, лишенный своими сводными братьями наследства в доме своего незаконного отца, удалился в вольную землю Тов и там, собрав около себя праздных и бездомных людей, сделался начальником шайки грабителей. Но со своею вольницей Иеффай не забыла и патриотического долга, и потому он делал нападения на врагов своей страны, отбивая у них стада и караваны. Отвага и храбрость его обратили на него внимание старейшин Галаада. особенно страдавшего от нападений аммонитян, и они пригласили его стать во главе их для борьбы с врагами. Иеффаю тяжело было принимать приглашение от старейшин города, где он потерпел страшную обиду и
несправедливость. Но любовь к родине превозмогла, и он, выговорив себе условие главенства в народе в качестве судии, принял предложение. Став во главе быстро образовавшегося отряда, он двинулся против неприятеля, но сначала попытался уладить дело мирным путем и вступил с аммонитянами в переговоры для определения прав двух враждующих народов на заиорданские области. При этом Иеффай обнаружил тонкое знание всей предыдущей истории завоевания земли израильской, и, опираясь на исторические данные, требовал удаления аммонитян. Когда же аммонитяне гордо отвергли всякие мирные предложения, заявив свои притязания на все заиорданские области, то Иеффай вынужден был добиваться своего права оружием. Сильный собственным мужеством и одушевлением народа, он выступил в поход, но пред этим, по обычаю древнего времени, дал обет Господу, говоря: «если Ты предашь аммонитян в руки мои, то, по возвращении моем с миром от аммонитян, что выйдет от ворот дома моего на встречу мне, будет Господу, и вознесу сие во всесожжение». Поход был успешен, неприятель разбит и усмирен. С торжеством победитель возвратился в свой город Массифу и направился к своему дому. «И вот дочь его выходит на встречу ему с тимпанами и ликами», его единственная дочь, хотевшая более всех отпраздновать победу своего отца-победителя. «Когда он увидел ее, разодрал одежду свою и сказал: ах, дочь моя! ты сразила меня; и ты в числе нарушителей покоя моего» я отверз о тебе уста мои пред Господом и не могу отречься». Узнав страшнуютайну, доблестная дочь храброго отца однако же не предалась безутешному отчаянию и просила у него только двухмесячного срока, чтобы пойти на горы и оплакать девство свое с подругами своими. «По прошествии двух месяцев она возвратилась к отцу своему, и он совершил над нею обет свой, который дал, и она не познала мужа». Что касается способа исполнения обета, то, вследствие таинственной неясности библейского текста, он понимается различно. Одни толкователи (по преимуществу древние) понимают его в буквальном смысле, что именно девица была действительно принесена в жертву всесожжения; но некоторые новейшие толкователи, основываясь на ясном запрещении человеческих жертв в Моисеевом законе (Лев. 18:21; 20:2—5; Второз. 12:31), полагают, что она осталась только в девстве и посвящена была на служение скинии. На такой смысл обета, по-видимому, указывает и то выражение, что дочь Иеффая оплакивала не свою молодость, а свое «девство», и что она умерла «не познав мужа», т.е. в девственном (по обету) состоянии.
Но Иеффая ожидало еще и другое испытание. Ему пришлось быть свидетелем печального события, показывавшего, до какой степени дошло разъединение между коленами в это время. Гордые ефремляне, с надменностью относясь к заиорданским коленам и особенно к Манассиину полуколену, которое они считали частью своего колена, отказались признать за ним право на отдельное независимое существование, а тем более право иметь из себя «судью» народа, и довели дело до междоусобицы. Но на-
родное воодушевление было еще сильно: ефремляне понесли страшное поражение в битве и старались спастись бегством на противоположный берег Иордана; но разъяренные галаадитяне перехватили броды и, узнавая ефремлян по своеобразному выговору ими слова шибболет (они выговаривали сибболет ), избили из них 42 000 человек, подвергнув таким образом жестокому наказанию возмутителей общественного мира. Это горестное событие должно было тяжким бременем лечь на душу такого пламенного патриота, каким был Иеффай. Он был судьею Израиля только шесть лет и скончался, будучи погребен в одном из городов галаадских. Одиноким он жил, одиноким и умер, не оставив в потомстве даже воспоминаний о точном месте своего погребения.Продолжение | ПЕРИОД ПЯТЫЙ (От завоевания земли обетованной до учреждения царской власти.) | Продолжение |