После того, какъ выяснена действительная сущность спасенія, становится самоочевиднымъ и ответъ православнаго на вопросъ о, такъ называемыхъ, условіяхъ спасенія, т. е. о томъ, что нужно человеку иметь, чтобы спастись, одну ли веру или при вере еще и дела.

Инославные никакъ не могутъ примирить эти два, такъ называемыхъ, условія потому, что ложно понимаютъ смыслъ жизни человека, а отсюда и спасеніе. Они думаютъ, что человекъ могъ бы быть спасенъ и безъ его личнаго участія, если бы не требовала этого участія правда Божія. И это не кажется имъ нелепымъ, потому что они позабыли истинный смыслъ жизни и спасенія: смыслъ жизни не въ наслажденіи, а въ святости, и сущность спасенія—въ освобожденіи отъ греха. Разъ позабыта эта истина, тогда весь вопросъ только въ томъ, чтобы удовлетворить правде Божіей, которая, какъ бы вопреки желанію и способности человека, налагаетъ на него проклятіе. Отсюда внешнее представленіе о заслуге Христа и пр. Удовлетворить правде Божіей человекъ можетъ своими жертвами, которыми онъ и заслужитъ помилованіе и входъ въ небесное царство для безконечнаго самоуслажденія. Но этотъ путь въ Св. Писаніи признанъ недостаточнымъ Пришествіе въ міръ Сына Божія и восполняетъ этотъ недостатокъ, т. е., поясняютъ инославные со своей точки зренія, Христосъ принесъ за насъ такую плату, которая обезпечила намъ предъ правдой Божіей прощеніе. Но, ведь, не все люди спасаются? Где же преизлишествующее удовлетвореніе правде Божіей? Очевидно, эта правда не вполне удовлетворена за всехъ, а только за некоторыхъ. Нужно усвоить себе заслугу Христа, отвечаютъ западные. Какъ же происходитъ это усвоеніе? На это они отвечаютъ ученіемъ о вере, какъ объ орудіи воспріятія заслуги Христовой. Разъ человекъ поверилъ, что заслуга Христа принесена и за него, тогда эта заслуга и считается какъ бы его. Съ такой верой, конечно, плохо мирятся собственныя дела человека, и мы выше видели, къ какимъ уловкамъ должно прибегать западное христианство, чтобы избежать вывода, къ которому роковымъ образомъ оно идетъ избежать именно упрека, что оно отрицаетъ самодеятельность человека въ его спасеніи.

Православію такой выводъ совсемъ не сроденъ. Признавая смыслъ жизни человека и содержаніе будущаго блаженства въ святости, православіе не можетъ по этому самому признать спасенія какимъ-нибудь внешне-судебнымъ или магическимъ, вообще лишеннымъ самодеятельности человека, событіемъ. Какими бы искуственными мерами мы ни пользовались, помимо свободнаго согласія человека мы не можемъ сделать его святымъ, не можемъ насильно заставить его полюбить добро настолько, чтобы ради добра онъ позабылъ и о себе самомъ. Съ православной точки зренія это прямая нелепость. А разъ спасение теряетъ навязанную ему западомъ внешность; разъ оно есть действіе или лучше известное переживаемое настроеніе, зарождающееся и развивающееся въ душе при непременномъ участіи свободы;—тогда и вопросъ объ условіяхъ спасенія получаетъ иной и более естественный смыслъ. Нельзя спрашивать, за что человекъ получаетъ спасеніе, а нужно спрашивать, какъ человекъ содеваетъ свое спасеніе. Тогда вера и дела получаютъ значеніе не внешнихъ основаній, сила которыхъ только въ томъ, что они привлекаютъ къ человеку доселе закрытую отъ него милость Божію; а становятся причинами, производящими то расположеніе души, которое делаетъ человека способнымъ къ воспріятію милости Божіей, къ общенію со всесвятымъ Богомъ. Въ такомъ случае обе эти производящія причины не только не противоречатъ и не исключаютъ одна другую, но взаимно дополняются и въ некоторомъ отношеніи даже совпадаютъ.

Если мы въ вопросе объ условіяхъ спасенія захотимъ основаться только на букве Св. Писанія или Преданія, то поставлены будемъ въ некоторое затрудненіе. И въ Св. Писаніи, и въ Св. Преданіи мы откроемъ два ряда данныхъ, изъ которыхъ одни силою утверждаютъ спасеніе единой верой во Христа, а не делами или съ делами, другія же также решительно говорятъ, что одной веры недостаточно, необходимы непременно дела.

Такъ, не будетъ слишкомъ сильнымъ сказать, что проповедь о единой спасающей вере проникаетъ собою весь Новый Заветъ и составляетъ его главное и наиболее утешительное содержаніе. „Кто будетъ веровать и крестится, говоритъ Господь, спасенъ будетъ, а кто не будетъ веровать, осужденъ будетъ" (МФ. ХУІ, 16). Христосъ, Светъ истинный, далъ темъ, которые приняли его, верующимъ во имя его, власть быть чадами Божіими" (Ιο. Ι, 12), и смыслъ всего домостроительства въ томъ и состоитъ, „дабы всякій верующій въ Сына Божія не погибъ, но имелъ жизнь вечную" (Ιο. Ill, 15. 16, 18. 36 и т. д.). Евангеліе цель свою имеетъ въ томъ, чтобы люди „уверовали, что Іисусъ есть Христосъ, Сынъ Божій, и веруя имели жизнь во имя его" (Іо. XX, 31). „Вы, пишетъ христіанамъ апостолъ Петръ, доселе не видя (I. Христа), но веруя въ Него, радуетесь радостію неизреченною и преславною, достигая, наконецъ, верою спасенія душъ" (1 Петр. I, 8—9). На-конецъ, въ Новомъ завете находятся посланія св. апостола Павла, который всю свою жизнь отдалъ на проповедь о единой спасающей вере. „Благовествованіе Христово, говоритъ онъ, есть сила Божія ко спасенію всякому верующему, во первыхъ іудею, потомъ и Эллину. Въ немъ открывается правда Божія отъ веры въ веру, какъ написано: праведный верою живъ будетъ" (Римл. I, 16=16). „Если устами твоими будешь исповедывать Іисуса Господомъ, и сердцемъ твоимъ веровать, что Богъ воскресилъ его изъ мертвыхъ, то спасешься. Потому что сердцемъ веруется въ правду, а устами исповедуется ко спасенію" (X, 9—10). „Узнавъ, что человекъ оправдывается не делами закона, а только верою во Іисуса Христа, и мы уверовали во Христа Іисуса, чтобы оправдаться верою во Христа, а не делами закона (Гал. II, 16). „Все сыны Божіи по вере во Христа Іисуса" (III, 26). „Благодатію есте спасени чрезъ веру" (еф. II, 8) и много другихъ местъ.

Но рядомъ съ апостоломъ Павломъ въ томъ же Новомъ Завете мы находимъ апостола Іакова съ его обличениями мертвой, т. е. недеятельной веры, — апостола, который прямо говоритъ, что „человекъ оправдывается делами, а не верою только" (II, 24). „Что пользы, братія мои, если кто говоритъ, что онъ имеетъ веру, а делъ не имеетъ? можетъ ли эта вера спасти его? если братъ или сестра наги и не имеютъ дневнаго пропитанія, а кто-нибудь скажетъ: идите съ миромъ, грейтесь и питайтесь, но не дастъ имъ потребнаго для тела: что пользы? Такъ и вера, если не имеетъ делъ, мертва сама по себе" (II 14—17). „Ты веруешь, что Богъ единъ: хорошо делаешь; и бесы веруютъ и трепещутъ" (ст. 19). Рядомъ съ проповедію о единой спасающей вере во всемъ Новомъ Завете идетъ проповедь о ея недостаточности для спасенія. „Не всякій, говорящій Мне: Господи, Господи, войдетъ въ царство небесное, но исполняющій волю Отца Моего" (МФ. VII, 21— 23). „Если, говоритъ тотъ же апостолъ Павелъ, имею всякое познаніе и всю веру, такъ что могу и горы переставлять, а не имею любви, то я ничто" (І Кор. XIII, 2). Необходимы два начала, другъ друга обусловливающая и дополняющія, вера и любовь. „Во Христе Іисусе не имеетъ силы ни обрезаніе, ни необрезаніе, но вера, действующая любовію" (Гал. V, 6). „Обрезаніе ничто, а все въ исполненіи заповедей". (1 Кор. VII. 19). Главное въ томъ, чтобы верующіе „жили достойно благовествованія Христова" (Фил. I, 27), потому что только при этомъ условіи жизнь членовъ тела Христова будетъ полнымъ следованіемъ завету Христову. „Заповедь его та, чтобы мы веровали во имя Сына Божія Іисуса Христа и любили другъ друга, какъ Онъ заповедалъ намъ" (1 Іо. Ill, 23).

Въ святоотеческихъ твореніяхъ тоже какъ бы два теченія. Съ одной стороны идея единой спасающей веры есть одна изъ самыхъ обычныхъ и самыхъ любимыхъ отеческихъ идей. Спасете верою являлось для нихъ той благою вестью, которая переродила міръ и привела его къ познанію Бога. „Эта вера, говоритъ Климентъ Александрійскій, есть единое всеобщее спасете человечества" ^{428). Св. Іоаннъ Златоустъ въ древней церкви, св. Тихонъ Задонскій у насъ могутъ быть названы такими же глашатаями единой спасающей веры, какимъ въ апостольскій векъ былъ св. апостолъ Павелъ 429). Другіе хотя и не такъ постоянно, однако проводили ту же мысль, доказывая темъ единство ученія у всехъ 430).}

Но этой единой спасающей вере въ твореніяхъ Св. Отцевъ постоянно противостоитъ ученіе о ея недостаточности и о необходимости, кроме ея и рядомъ съ ней, еще добрыхъ делъ, какъ ея необходимаго дополненія. "Вера безъ делъ никого не спасаетъ", говоритъ бл. Августинъ 431). „Вера требуетъ делъ, говоритъ преп. Исаакъ Сиринъ, и надежда на Бога обнаруживается въ злостраданіи за добродетели. Веруешь-ли, что Богъ промышляетъ о всехъ тваряхъ и все-силенъ? Да сопровождаетъ веру твою приличное деланіе; и тогда услышитъ тебя Богъ. Не старайся въ горести своей удержать ветеръ, т. е. веру безъ делъ" 432). Тотъ же самый I. Златоустъ и съ такою же настоятельностью внушалъ своимъ слушателямъ мысль о недостаточности веры и убеждалъ ихъ стараться творить дела 433). Точно тоже замечается и въ твореніяхъ другихъ отцевъ церкви 434). Очевидно на одной букве основаться нельзя: скажемъ ли мы, что спасаемся одной верой или будемъ утвержать, что при вере необходимы и дела, и въ томъ, и въ другомъ случае одинаково можемъ найти себе оправданіе въ Св. Писании и твореніяхъ отцевъ церкви. Необходимо, следовательно, внимательно различить, о чемъ говорить въ известномъ месте тотъ или другой писатель. Этимъ путемъ мы устранимъ весьма много изреченій, которыя по букве, какъ будто, касаются вопроса именно о личномъ спасеніи, на самомъ же деле къ нему не относятся.

Прежде всего, весьма часто въ Св. Писаніи вера во Христа противополагается неверію, т. е. косненію въ язычестве или іудействе. Верующій въ такомъ случае будетъ значить: человекъ, принявшій крещеніе и вступившій въ общество учениковъ Христа. Въ отеческое время къ этому присоединилась еще черта. Тогда въ церкви происходили почти непрерывные догматическіе споры. Поэтому истиннымъ последователемъ Христа въ устахъ отцевъ церкви былъ только тотъ, кто принималъ все догматы Церкви. Такимъ образомъ, вера во Христа въ некоторомъ смысле Отожествилась съ правоверіемъ, съ τό δογματικον εΐδος τήζ πίστεως" 435). Нередко эта вера, т. е. бытіе въ церкви и принятіе церковныхъ догматовъ, называется въ Св. Писаніи и Преданіи единымъ спасеніемъ человека. Вера церковная называется „животворящей верой" 436). Но это, конечно, потому, что въ умахъ священныхъ писателей и отцевъ церкви было вполне ясно отношеніе между ученіемъ и жизнію. Они знали, для чего принимали на себя последованіе Христу, знали, и почему нужно было стоять за тотъ или другой догматъ. Тотъ или другой способъ мышленія былъ для нихъ знаменемъ целаго уклада жизни, „Пусть, говоритъ преп. Ефремъ Сиринъ, будетъ для тебя всего предпочтительнее вера во Святую Троицу; потому что безъ сей веры невозможно жить истинною жизнію" 437). Неизменно сохраняющій веру въ Отца и Сына и Святаго Духа только и можетъ быть на самомъ деле „образована по таинству" 438), т. е. носить или иметь образъ истиннаго последователя Христова. Только „правильные (правые) догматы о Боге освящаютъ душу" 439). Но само собою понятно, что возможенъ и совершенно другой порядокъ вещей. Весьма многіе принадлежать къ православію только потому, что никогда не задавали себе вопроса о томъ, во что они веруютъ. Правоверіе является для нихъ только наследствомъ отъ предковъ, можетъ быть дорогимъ, но только потому, что оно наследство предковъ. Въ сознаніи такихъ людей между догматомъ и жизнію прямой связи нетъ. Отсюда и правоверіе для такихъ людей оказывается уже недостаточнымъ для спасенія. Является необходимымъ убеждать ихъ проводить жизнь по закону Божію. Такимъ образомъ явилось весьма много местъ въ Св. Писаніи и отеческихъ твореніяхъ, где говорится о вере и делахъ, какъ двухъ различныхъ и равно необходимыхъ началахъ спасенія.

Этотъ рядъ данныхъ, конечно, не можетъ вліять на наши выводы: здесь речь идетъ совсемъ не о вере и делахъ, а только о „холодной вере", какъ называетъ ее св. Кириллъ Александрійскій 440), о внешнемъ неосновательномъ притязаніи на имя христіанина. Тогда и убежденіе творить при вере и добрыя дела, имеетъ тотъ лишь смыслъ, что напрасно и считать себя христіаниномъ, если не заботиться о спасеніи. Смыслъ такого убежденія будетъ одинаковымъ, напр., съ подобными разсужденіями св. I. Златоуста: „Ни керещеніе, ни отпущеніе греховъ, ни знаніе, ни причастіе таинствъ, ни священная трапеза, ни принятіе тела, ни причастіе крови, ничто другое изъ этого не въ состояніи будетъ намъ помочь, если не имеемъ жизни правой и удивительной и свободной отъ всякаго греха" 441). Другими словами, здесь говорится не о спасеніи, не о томъ, какъ оно совершается, а о необходимости его совершать.

ероме того, чтобы понимать отеческое ученіе, нужно всегда помнить, къ кому это ученіе направлялось. Направлялось же оно къ человеку обыденному, только наполовину живущему по Христу. Вечная жизнь для такого человека представляется потусторонней мздой; блаженство ея онъ отделяетъ отъ ея содержанія, т. е. святости. Соответственно этому и въ деле спасенія на первое место для него должна выступить не его нравственная сторона, не избавленіе человека отъ греха и вступленіе на путь истины, а сторона, конечная,—то решительное определеніе участи человека которое совершится по смерти. Въ такомъ случае, то, что служить на самомъ деле прямымъ началомъ спасенія, предначинаетъ его, для обыденнаго человека представляется только некоторымъ основаніемъ къ полученію еще грядущаго спасенія. Отсюда, в та сила, которая на самомъ деле совершаетъ или приводить человека къ совершенію спасенія, съ обыденной точки зренія представляется подготовляющей только спасеніе. Являются, такимъ образомъ, какъ бы два условія спасенія: сила, производящая матерію. и сама матерія: вера, укрепляющая ревность человека, и добрыя дела, какъ плодъ веры.

Эти две возможныя точки зренія: строго богословскую, научную, обнимающую спасеніе со всехъ сторонъ, и обыденную, сосредоточивающую вниманіе на последнемъ решеніи участи человека, и нужно иметь въ виду, чтобы правильно понять библейское и святоотеческое ученіе объ условіяхъ спасенія.

Итакъ, разсуждая по существу, спасеніе есть свободо-благодатный переходъ человека отъ зла къ добру, отъ жизни по стихіяхъ міра и отъ вражды противъ Бога къ жизни самоотверженной и къ общенію съ Богомъ. Что служить условіемъ такого перехода?

Въ собственномъ и строгомъ смысле такимъ условіемъ или производящей причиной можетъ быть вера во Христа.

Какъ бы человекъ ни успевалъ въ деланіи добра, каше бы подвиги онъ ни предпринимал, но если нетъ у него веры во Христа, самъ онъ никогда не постигнетъ той истины, что Богъ его прощаетъ. Предъ сознаніемъ человека стоять его безчисленные грехи и неумолимый законъ правды, требующій удовлетворенія. Самъ Богъ представляется имъ, поэтому, только въ виде грознаго, карающаго Судіи, представляется враждебнымъ человеку. Не имея ничего сказать въ свое оправданіе, человекъ только трепещетъ Бога и готовь скорее бросить всякую мысль о своемъ спасеніи и отдаться безбожію. Самъ собою любви Божіей онь не поиметь и къ Ней не обратится. „Какъ призывать того, въ кого не уверовали?" (Римл. X, 14). Какъ обратиться съ мольбою о помощи и прошеніи къ Тому, о любви кого не знаютъ? ..Преступления и грехи наши на насъ, и мы истаяваемъ въ нихъ: какъ же мы можемъ жить?" (Іео. XXXIII, 10).

Грешникъ можетъ просить у Бога помилованія только тогда, когда знаетъ, что Господь относится къ человеку „по великой милости Своей и по множеству щедротъ Своихъ", только въ этомъ случае человекъ можетъ просить объ от мене праведнаго приговора Божія за грехи (Пс. L, 3. 6). Законъ правды предносится сознанію человека во всей своей неумолимой ясности:. „Беззаконія мои я сознаю и грехъ мой всегда предо мною. Тебе, Тебе единому согрешилъ я, лукавое предъ очами Твоими сделалъ". Этого сознанія загладить нельзя. Где же спасеніе? „Жертвы ты не желаешь, къ всесожженію не благоволишь" (ст. 18). Удовлетворенія, казни грешника Господь не желаетъ, Онъ принимаетъ всякаго, какъ бы ни велики были его беззакония, всякаго, кто придетъ „съ сердцемъ сокрушеннымъ и смиреннымъ" (ст. 19). Если грешникъ ждетъ отъ Бога только „обличенія въ ярости и осужденія въ гневе", тогда нетъ ему спасенія: „Беззаконія его превосходятъ главу его, тяготеютъ надъ нимъ подобно тяжкому бремени", поэтому, нравственныя силы оставляютъ человека, онъ „изнемогаетъ и сокрушенъ чрезмерно", онъ „близокъ къ паденію", уделъ его только „скорбь". Но „на Тебя. Господи, уповаю я; ты услышишь, Господи Боже мой". Въ этомъ сознаніи милости Божіей и состоитъ залогъ торжества надъ врагами его спасенія, оно же и даетъ человеку решимость обратиться съ мольбой о помилованіи и помощи къ Тому же Господу, Котораго гневъ праведный онъ возбудилъ своими грехами. „Не оставь меня, Господи Боже мой, не отступи отъ меня" (Пс. XXXVII).

Но какъ человекъ узнаетъ объ этомъ? „Бога никтоже нигдеже виде"; познать, следовательно, что Онъ есть любовь никто самъ собою не можетъ. его явилъ человечеству „Единородный Сынъ, сый въ лоне Отчи". „Любовь Божію мы познали въ томъ, что Онъ положилъ за насъ, душу Свою" (1 Іоан. Ill, 16). Такимъ образомъ, познать любовь Божію можетъ только тотъ, кто веруетъ, что Іисусъ, пострадавшій и распятый, есть действительно Сынъ Божій. А разъ кто веруетъ, что Христосъ, действительно, пострадалъ ради насъ, въ томъ можетъ ли остаться какой-нибудь слепъ отъ страха предъ Богомъ и отчужденія отъ Него. „Если Богъ за насъ, говоритъ верующій, кто противъ насъ? Тотъ, Который Сына Своего не пощадилъ, но предалъ его за всехъ насъ, какъ съ Нимъ не даруетъ намъ и всего"? Человекъ сознаетъ себя безконечно виновнымъ предъ Богомъ, но если Богъ далъ Своего Сына, чтобы „привлечь всехъ къ себе" (Іоан. XII, 32; Кол. 1, 20—-22), если для одной погибшей овцы Онъ оставилъ Своихъ девяносто девять непогибдшхъ,—следовательно, эта овца, при всей своей греховности, при всей своей отчужденности отъ Бога, лродолжаетъ быть дорога ему,—при всей ея греховности, Богъ для нея сошелъ на землю и зоветъ ее къ Себе. Грехъ, -следовательно, более не лежитъ между Богомъ и челове-комъ. Богъ Сына Своего отдалъ, чтобы убедить человека въ Своей любви къ нему и въ Своемъ всепрощеніи. „Кто же (после этого) будетъ обвинять избранныхъ Божіихъ? Богъ, Самъ Богъ не поминаетъ ихъ греха, „Богъ оправдываетъ ихъ". Кто осуждаетъ? кто можегъ грозить имъ судомъ и карою? „Христосъ Іисусъ умеръ, но и воскресъ" (Римл. 31—34). Вотъ вечное и несомненнейшее доказательство любви Божіей къ грешнику. Такимъ образомъ, „чрезъ веру" во Христа Іисуса человекъ „получаетъ дерзновеніе и надежный, несомненный доступъ къ Богу" (еф. III, 12), Сынъ Божій, по выраженію преп. ефрема Сирина, „показалъ человеку милость Отца, возвестилъ о скорбя умныхъ силъ и о вражде съ земнымъ. Убедилъ искать примиренія, сталъ посредникомъ мира, обещалъ примиреніе, указалъ способъ, а именно, что миръ будетъ пріобретенъ крестомъ, и устроилъ дело такъ, что рабъ притекъ къ Вла-дыке, Сынъ позналъ Отца" 442).

Такимъ образомъ, вера во Христа является темъ средствомъ, чрезъ которое человекъ узнаетъ любовь Божію, т. е. то, что содеянный грехъ отнюдь не препятствуетъ сближенью Бога съ человекомъ, что Богъ простилъ грехъ и все свое домостроительство направляетъ къ тому, чтобы какъ-нибудь возвратить къ Себе греховнаго человека. „Риза христіанъ, покрывающая безобразіе нашего греха, есть вера во Христа", говорить св. Василій Великій 443). Разъ человекъ веруетъ во Христа, онъ, следовательно, веруетъ въ любовь Божію, и отнюдь не боится, ради своихъ прежнихъ греховъ, приступать къ Богу съ мольбою о прощеніи и помощи, зная, что любовь Божія только и ждетъ его обращенія.

Въ этомъ смысле и можно православному сказать, что вера служитъ какъ бы органомъ воспріятія благодати и милости Божіей. Верующій знаетъ и веруетъ во всепрощающую благость Божію и потому не боится погибели. „Верная душа, говоритъ св. Тихонъ Задонскій, присвояетъ бла-годеянія Божія и заслуги Христовы себе, которыя человеколюбивый Богъ всей твари вообще показалъ и показуетъ" 444). Т. е, это не значитъ, чтобы верующій считалъ своей заслугой дело, совершенное Іисусомъ Христомъ, и, ради этой платы Богу, более уже не боялся его гнева или суда за свои грехи;—это значитъ, что человекъ, узнавая дело Іисуса Христа, чрезъ это самое узнаетъ о томъ, что Богъ—не карающій Гневъ, требующій Себе отмщенія и не могущій даромъ простить никого, какимъ представляло его подавленное грехомъ сознаніе человека, — что наоборотъ, Богъ есть всепрощающая любовь, — что нетъ греха, который бы победилъ эту любовь. Вследствіе веры во Христа, человекъ начинаетъ узнавать своего Небеснаго Отца π чувствовать на себе его любовь, которая не вменила ему его согрешеній.

Разъ явилась такая вера въ человеке, тогда сразу же меняются отношенія между нимъ и Богомъ. Доселе любовь Божія не находила себе соответствія въ человеке. Боясь праведнаго суда Божія, человекъ отдалился отъ Бога и вместо любви относился къ Нему со враждой. Теперь же его сознаніе проясняется: онъ видитъ, что Богъ—не Грозный Владыка, а Отецъ, что Онъ не пожалелъ Своего Сына, чтобы только примирить съ Собою человека. Естественно, что—и вражда противъ Бога, отчужденіе отъ Него въ человеке пропадаетъ. Вместо отчужденія, онъ начинаетъ стремиться къ Богу, отвечать на его любовь любовію же. Богъ для Него уже не чужой, онъ называетъ его своимъ. „Господь мой и Богъ мой", говоритъ уверовавшій Фома. „Свойство сердечныя веры, говоритъ св. Тихонъ Задонскій, Бога своимъ Богомъ отъ сердца называть; тако Давидъ глаголетъ: Господи Боже мой, хотя и всехъ верныхъ есть Богъ" 445). „Христосъ глаголетъ разслабленному: дерзай, чадо, отпущаютсл ти греси твои. Тако милосердіемъ Божіимъ ободряетъ и всякаго вернаго вера, въ сердце его живущая; дерзай, яко Богъ милостивъ есть, и потому помилуетъ тя; истиненъ есть, и потому наполнить свое обещаніе, услышитъ тя призывающаго; всесиленъ есть, и потому можетъ избавити Тебе. Отсюду бываетъ, что верный съ горячимъ любви дерзновеніемъ Бога своимъ Богомъ называетъ: Боже, Боже мой, къ тебе утреннюю (Пс. ІХІІ,). Боже мой, милость моя (Пс. LVIII, 18); называетъ своею крепостію, утвержденіемъ, прибежищемъ, и пр.: возлюблю Тя Господи, крепосте моя! Господь утвержденіе мое и прибежище мое, избавитель мой, Богъ мой, помощникъ мой, и уповаю на Него; защитникъ мой, и рогъ спасенія моего (Пс. ХVII 2—3). Таковое веры дерзновеяіе изображается и во Псалме ХС-мъ: живый въ помощи вышняго, и пр. Тако Дамаскинъ, духомъ радуяся и играя, поетъ въ своихъ къ Богу песняхъ: Ты моя крепость, Господи! Ты моя и сила! Ты мой Богъ! Ты мое радованіе" 446), и причину этого радостнаго присвоенія себя Богу Дамаскинъ указываетъ именно въ томъ, что онъ узналъ любовь Божію, явленную въ пришествіи въ міръ Сына Божія: „не оставль недра Отча и нашу нищету посетивъ". „Кто отлучить насъ отъ любви Божіей; скорбь или теснота, или гоненіе, или голодъ, или нагота, или мечъ?.. Я уверенъ, что ни смерть, ни жизнь, ни ангелы, ни начала, ни силы, ни настоящее, ни будущее, ни высота, ни глубина, ни другая какая тварь не можетъ отлучить насъ отъ любви Божіей во Христе Іисусе, Господе Нашемъ (Римл. IX, 35. 38—39). Вместо отчужденія, человекъ всею своею душею отвечаетъ на любовь Божію, устремляется на ея зовъ. Между Богомъ и человекомъ установляется самый тесный нравственный союзъ, единеніе.

Объ этомъ-то и говорить св. апостолъ Іоаннъ Богословъ: „Кто исповедуетъ, что Іисусъ есть Сынъ Божій, въ томъ пребываетъ Богъ. и онъ въ Боге" (I Іоан. ІУ, 16). Т. е. не произнесете взвестныхъ словъ, конечно, прквлекаетъ Бога въ душу человека. Апостолъ дальше делаетъ несколько указаній, какъ совершается это духовное соедияеніе человека съ Богомъ. Онъ дальше говоритъ о томъ, что верующіе познали любовь Божію въ смерти Христовой. „Богъ есть любовь, и пребывающій въ любви въ Боге пребываетъ и Богъ въ немъ. Въ любви нетъ страха, но совершенная любовь изгоняетъ страхъ. Поэтому и верующіе уже не страшатся суда (I Іоан. IY, 16—18). Будемъ любить его, потому что Онъ прежде возлюбилъ насъ (ст. 19). Такимъ обра-зомъ, исповеданіе темъ спасительно, что оно необходимо сопровождается любовію къ Богу, которая изгоняетъ страхъ и соединяетъ человека съ Богомъ „Вера, говоритъ св. Тихонъ Задонскій, душу вернаго таинственно соединяетъ со Христомъ, аки невесту съ женихомъ (общеніе любви), яко же пророкъ глаголетъ въ лице Господа: обручу тя Себе въ вере, и увеси Господа (Ос. И, 20). И апостолъ сему соответствуетъ, глаголя: обручихъ васъ (вернымъ глаголетъ) единому Мужу деву чисту представити Христови (2 Кор. XI, 2. 3)". 447). „Богъ, описываетъ это состояніе св. I. Златоустъ, призвалъ насъ не для того, чтобы погубить, но чтобы спасти. Откуда видно, что Онъ именно этого хочетъ?— Сына своего, сказано, далъ есть" за насъ (Іоан. Ill, 16). Онъ столько желаетъ нашего спасенія, что далъ Сына Своего, и не просто далъ, но на смерть. Изъ такихъ размышленій раждается надежда. Не отчаявайся же, человекъ, переходи къ Богу, Который не пощадилъ даже Своего Сына. Не страшись настоящихъ бедствій. Тотъ, Кто предалъ Единороднаго, дабы спасти тебя и исхитить изъ геенны, пожалеетъ ли чего еще для твоего спасенія? Следовательно, надобно ожидать всего добраго. Ибо мы не устрашились бы, если бы намъ надлежало предстать на судъ предъ су-діею, имеющимъ судить насъ, который показалъ бы такую любовь къ намъ, что заклалъ бы за насъ своего сына. Итакъ будемъ ждать всего добраго и великаго; потому что главное получили, если веруемъ (бремя не страшитъ больше и не отгоняетъ отъ Бога, любовь Божія узнана). Но видимъ примеръ; будемъ поэтому и любить его. Иначе было бы врайнимъ безуміемъ не любитъ Того, Кто столько возлюбилъ насъ" 448). Изъ познанія любви Божественной следуетъ уничтоженіе страха и дерзновеніе, а далее союзъ любви, чувство взаимной близости, присвоеніе другъ другу.

Уже нетъ более въ сознаніи человека удручающаго его страха: Богъ для него не чуждый, грозящій Судія, неумолимый въ своемъ правосудіи,—Богъ—любящій его Отецъ, который не помянетъ его прежнихъ греховъ, не станетъ ему выговаривать, почему такъ долго не приходилъ, где растра-тилъ данное тебе именіе. Онъ, еще издали увидя его, выйдетъ къ нему навстречу и не распрашивая прикажетъ облачить въ лучшую одежду и будетъ веселиться спасенію грешника.

Протестанты, доведя совершеніе спасенія человека до этого места, круто его обрываютъ и говорятъ, что спасете или оправданіе человека совершилось, что онъ—съ Богомъ, больше ему ни делать, ни желать нечего. Отселе благодать Божія поселяется въ человеке и производитъ въ немъ только добро. Вера начинаетъ приносить свойственные ей плоды. Задача человека на земле кончилась.

Изъ представленнаго можно видеть, въ чемъ коренная ошибка протестанства. Вера человека открываетъ ему только ту истину, что Богъ за его прежніе грехи карать его не будеть, что, напротивъ, Онъ готовъ его принять и помиловать, признать его Своимъ сыномъ. Но, ведь, это, если можно такъ сказать, только очищаетъ человеку путь къ Богу, а не производитъ что-нибудь съ человекомъ. Доселе человекъ боялся обратиться къ Богу, а теперь онъ узналъ Бога и пересталъ его бояться, напротивъ полюбилъ. Но, ведь, человекъ все еще прежній. Необходимо ему не только полюбить или перестать бояться Бога, но и деятельно, действительно къ Нему обратиться.

Конечно, въ комъ есть такая вера, тотъ уже наполовину обращенъ. „Никто, находясь въ заблужденіи, не захочетъ, говорить св. I. Златоустъ, обратиться къ вере, если предварительно не предпишетъ себе доброй жизни, и никто не останется въ неверіи, если предварительно не решиться навсегда оставаться злымъ" 449). Откуда неверіе въ такія явленія (т. е. въ возможность будущаго суда)? Отъ разслабленія души: пили да ели, и потому не верили. Ведь, чего кто хочетъ, о томъ и думаетъ, того и ожидаетъ" 450). Что скажетъ сознанію чело-века проповедь о пострадавшемъ для его избавленія отъ греха Христе Сыне Божіемъ, если все его вниманіе устремлено на самоуслажденіе, если богъ его—чрево? „Какъ неизлечимыя раны не поддаются ни острымъ ни смягчающимъ (τοις γλυκαίνειν άυτά δυναμένοις) лекарствамъ: такъ душа, если однажды сделается пленницею и предастъ себя какому-нибудь греху (πλημμελήμάτι) И если притомъ не желает поду-,

мать о своей пользе, то, хотя бы кто десятки разъ внушалъ ей, онъ не достигнетъ ничего, но какъ будто бы совсемъ лишенная слуха, она не получитъ отъ увещанія никакой пользы, не потому, чтобы не могла, но потому что, не хочетъ" 451). Следовательно, присутствіе веры уже показываетъ начало обращенія человека; потому что, какъ говорить св. АФанасій Александрійскій, „вера есть знакъ душевнаго произволенія" 452). Чтобы придти къ мысли о томъ, что Богъ не гневается за прежніе грехи человека, что Онъ при всей его святости есть любовь, для этого необходимо прежде всего много перечувствовать въ своей душе, нужно понять тяжесть греха, признать себя погибающимъ и достойнымъ погибели. Только после этого, когда душа выстрадаетъ это сознаніе, и возможна описанная вера въ любовь Божію, этотъ нравственный союзъ, исполняющій человека такой радостью. Непонимающій тяжести греха, не пойметъ и сладости быть незаслуженно прощеннымъ: какъ тогда онъ не ощущалъ гнева Божія, такъ теперь не можетъ ощутить и любви. „Когда,говорить преп. Нилъ Синайскій, подобно малой ласточке. отверзаемъ уста разуменія. пришедши въ чувство своей худости и малости и телеснаго уничиженія, и всею душею обратившись къ Богу; тогда благодать Господня не умедлитъ посетить насъ и пришедши даетъ пищу, какъ птенцу какому-нибудь, открывающему ротъ, и сообщить, какъ говорится, Божественныя утешенія, Божественныя мысли, Божественное услажденіе, Божественный страхъ, и премудрость и любовь, и Божественную радость, и откровеніе великихъ таинствъ" 452). если нетъ потребности, не можетъ быть и стремленія къ ея удовлетворенно. „Смотри, говорить св. I. Златоустъ, съ какою точностію евангелистъ расказываетъ: сказавъ, что (Іоаннъ) пріиде проповедуя крещеніе покаянія въ пустыне Іудейской, прибавилъ: отпущеніе греховъ; какъ бы сказалъ: онь убеждалъ ихъ, къ сознанію и покаянію во грехахъ, не для наказанія ихъ, но дабы они удобнее получали отпущеніе следовавшее за этимъ (т. е. покаяніемъ и сознаніемъ). Ибо, если бы они не осудили самихъ себя, то не стали бы просить к π благодати, а не ища ея, не удостоились бы и отпущенія греховъ" 453). Начало веры, такимъ образомъ, въ покаяніи, въ чувстве своей греховности. „По собственной вине, покрывшись облакомъ неправды, душа, говорить преп. Ефремъ Сиринъ, блуждаетъ во грехахъ, не зная того, что делаетъ, не примечаетъ окружающей ея тьмы и не разумеетъ делъ своихъ (вотъ состояніе до воздохновенія веры). Но какъ скоро коснется ея лучъ всеоживляющей благодати, душа приходить въ ужасъ, припоминаетъ что ею сделано, и возвращается съ опасной стези, отъ злыхъ делъ своихъ... съ великою скорбію воздыхаетъ она, жалобно сетуетъ, проливая потоки слезъ _{и умоляетъ, чтобы можно было ей добрыми делами возвратиться въ прежнее достояніе свое... Льются слезы изъ очей ея объ утраченной красоте; многочисленны гнойные струпы ея, и, поелику видитъ она великую гнусность свою, то бежитъ отъ нея и ищетъ защиты у всещедрой благодати" 454).}

Такимъ образомъ, обращеніе къ благодати предполагаетъ делый сложный путь пробужденія отъ греховной жизни, возне-навиденія ея, попытки, или по крайней мере, желанія возвратиться къ жизни добродетельной. „Никто не можетъ пріити ко Мне, говоритъ Господь, аще не Отецъ, пославый Мя привлечетъ его (Іоан. VI, 44). Какъ же происходить это привлечете? „Пославшій Меня Отецъ Самъ засвидетельствовалъ о Мне. А вы ни гласа его никогда не слыхали, ни лица его не видели, и не имеете слова его пребывающаго въ васъ, потому что (какъ это видно изъ того, что) вы не веруете Тому, Котораго Онъ послалъ". Почему слово Божіе оказывается бездейственнымъ по отношенію къ этимь людямъ? „Вы не хотите прійти ко Мне, чтобы иметь жизнь". Не хотятъ же они потому, что эта жизнь Христова противна имъ. „Знаю васъ, бы не имеете въ себе любви къ Богу". Все вниманіе человека устремлено на здешнюю жизнь, въ частности, на свое личное благополучіе и славу, имеетъ ли для себя утешеніе въ сознаніи своей верности этому закону? „Я пришелъ во имя Отца Моего, и не принимаете Меня; а если иной прійдетъ во имя свое, его примете. Какъ вы можете веровать, когда другъ отъ друга принимаете славу, а славы, которая отъ единаго Бога, не ищете"? (Іоан. V, 37—44). Такимъ образомъ, уверовать во Христа—дело весьма сложное, обнимающее собою всю душевную жизнь человека, требующее не только внимательности къ проповеди, но и отреченія отъ себя, или по крайней мере, отвлеченія вниманія отъ себя. Несомненно, что и благодать Божія содействуетъ этому привлеченію человека. „Веровать во Христа, говоритъ св. Тихонъ Задонскій, не иное что есть, какъ изъ закона узнавши и сердечно признавши свою бедность и окаянство, которое отъ греха и греху последующаго праведнаго гнева Божія бываетъ, изъ евангелія же познавши благодать Божію, всемъ открытую, къ Нему единому подъ защищеніе прибегнуть,— его единаго за Избавителя и Спасителя отъ того бедствія признать и иметь, на Него единаго всю спасенія вечнаго, такожде въ подвиге противу діавола, плоти, мира и греха, во время живота, при смерти и по смерти надежду неуклонно и неотступно утверждать, яко на несумненное и непоколебимое спасенія основаніе" 455). „Истинно уверовать, следовательно, свойсвенно душе мужественной 456), „искренно расположенной къ Богу" 457), и его святому закону и царству.

Но при всей своей сложности, при всей глубине своей, состояніе уверовавшаго не можетъ быть более, какъ только преддверіемъ и приготовлепіемъ къ спасенію или оправданію, а не есть самое спасеніе или оправданіе. Человекъ, правда, до веры доходить путемъ покаянія и самоотреченія. Чтобы изъ простого знанія о Христе, о Боге сделать выводъ и о своихъ личныхъ отношеніяхъ къ Богу, для этого нужно оплакать свое греховное бытіе. Но что же получается, когда человекъ сделаетъ этотъ выводъ? Получается только то, что человекъ узнаетъ о любви Божіей къ себе, узнаетъ, что между нимъ и Богомъ не существуетъ никакой стены, кроме его собственной греховной отчуждености отъ Бога. Человекъ начинаетъ любить Бога и чувствовать, что любовь Божія отвечаетъ на эту любовь, чувствовать полную возможность и на самомъ деле войти въ союзъ и общеніе съ Богомъ. Но эхо состояніе во всякомъ случае только созерцательное. И, какъ такое, оно не можетъ переродить человека помимо его воли, не можетъ быть въ душе темъ сомодвижущимся началомъ, которое делало бы за человека добрыя дела. Точно также и благодать Божія, хотя и присутсвуетъ, хотя и содействуетъ просвещенію человека, однако насильно действовать не можетъ, на одномъ томъ основаніи что человекъ узналъ о возможности получить эту благодать и хочетъ ее получить. „Содействіе свыше требуетъ также нашего произвола" 458). Чтобы на еамомъ деле обратиться отъ греха и принять благодать, войти въ союзъ съ Богомъ, для этого недостаточно только быть искренно убежденнымъ въ милости и близости Бога, но и действительно бросить грехъ и обратиться къ Богу. Человекъ убежденъ, что только въ Боге его спасеніе, но пусть онъ самъ протянетъ руку, чтобы взять помогающую ему десницу Божію, Иначе онъ только при одномъ убежденіи и останется. Недостаточно пожелать, хотя бы и искренно, жизни по закону Божію, необходимо и на еамомъ деле ее начать. „Человекъ говоритъ преп. Макарій египетскій, не тотчасъ. какъ услышитъ Божіе слово, делается уже достойнымъ благой части; то не было бы уже подвиговъ, иди случаевъ къ брани, или поприща для борьбы; но всякій безъ труда (άκαμάτως), какъ скоро услышалъ бы, достигалъ упокоенія. и меры совершенства. На деле бываетъ не такъ. Утверждая противное, отнимемъ у человека волю и отринемъ бытіе сопротивной силы, противодействующей уму (если человекъ, какъ только поверилъ, сразу же делается добродетельнымъ, то или за него делаетъ все благодать, онъ является только почвой для постороннихъ) действій, или же греха въ немъ не было; въ первомъ случае отрицается свобода, во второмъ. греховность человека). Мы же говоримъ, что слушающій слово приходитъ въ сокрушеніе, и потомъ, поелику благодать, по Божію смотренію къ пользе человека, удаляется отъ него, онъ начинаетъ упражняться и поучаться въ брани, борется и подвизается противъ сатаны, и после долгаго состязанія и боренія одерживаетъ победу и делается хри-стіаниномъ. А если бы слышаніемъ только, безъ труда достигалъ кто благой части; то и лицедеи, и все блудники вошли бы въ царство и въ жизнь (царство Божіе перестало бы быть царствомъ святымъ). Но никто не дастъ имъ жизни безъ труда и подвига, потому что узокъ и тесенъ путь. Симъ то негладкимъ путемъ и надобно шествовать, и терпеть, и скорбеть, и, такимъ образомъ, войти въ жизнь" 459).

Благодать Божія не порабощаетъ сознанія и свободы человека, но открывъ ему любовь Божію и ужасъ греха, она предоставляетъ человеку самому устремиться къ этой любви ε къ святому общенію съ нею. „ Веры, подвиговъ добродетели (κατορθώματα), царства небеснаго, если не будешь,—говоритъ св. Василій Великій,—просить съ трудомъ и многимъ терпеніемъ, не получишь; потому что должно прежде пожелать, а, пожелавъ, искать действітельно въ вере и терпеніи, употребивъ съ своей стороны все, такъ чтобы ни въ чемъ не осуждала собственная совесть, будто бы просишь, или нерадиво, или лениво; и тогда получишь, если сіе угодно Богу" 460). Это свободное устремленіе человека къ благодати и любви Божіей и къ святой, чистой отъ грехи жизни и совершается, какъ мы выше видели, человекомъ въ вознагражденіи посредствомъ таинства. Въ этомъ возрожденіи чоловекъ уже не видитъ только возможность союза съ Богомъ, но и на деле соединяется съ Богомъ. Силой Божіей укрепляется дотоле несовершенная его решимость не жить больше для себя, а для Бога, грехъ уничтожается; и человекъ, такимъ образомъ, уже не въ виде возможности, а на самомъ деле „уразумеваетъ превосходящую разуменіе любовь Христову" (еф. III, 19). Пока человекъ только веруетъ, онъ убежденъ, что Богъ его проститъ. После же возрожденія, онъ на деле переживаетъ это прощеніе. Прежде человекъ только надеялся что Богъ его не отринетъ, теперь онъ и на деле видитъ, что Богъ его не отринулъ. Такимъ образомъ, вместе съ утверж-деніемъ решимости человека более не грешить и служить Богу, утверждается и его вера, а съ верой и та радость о Боге, которая восторгается испытанной и незаслуженной любовію Божіей, и любовь къ Богу въ ответъ на его любовь, и стремленіе быть съ Богомъ, еще крепче сделать только что заключенный союзъ. Такимъ образомъ, действительно, вера спасаетъ человека, но не темъ, однимъ, что она созерцаетъ Бога, но не темъ, что она открываетъ человеку Христа,—а темъ, что она этимъ созерцаніемъ будитъ волю человека. Въ этой нравственной силе веры и заключается ея великое, средоточное значеніе при возражденіи. Въ самомъ деле, мы видели, что сущность возрожденія въ решимости служить отселе Богу. Эта решимость и утверждаетъ благодать. Въ ней и совершается таинственный союзъ благодати и свободы человека. Но что приводитъ человека къ этому союзу? Мы видимъ, что приводитъ одна только вера. Разъ Богъ въ сознаніи человека представляется только Судіею, разъ не известна его любовь и всепрощеніе, человекъ не можетъ приблизиться къ Богу и воспринять его любовь. „Я приближу его (вождя), и онъ приступитъ ко Мне; ибо кто отважится самъ собою приблизиться ко Мне?—говоритъ Господь" (Іер. XXX, 21). Не зная любви Божіей, человекъ можетъ только трепетать предъ Богомъ и ожидать себе наказанія и смерти. „Пусть будетъ онъ праведникъ, не будь онъ хоть тысячу разъ праведникъ, онъ человекъ" 461), предъ Богомъ онъ всетаки виноватъ. его праведность только еще яснее дастъ ему возможность видеть свою вину, а страха не прогонитъ. Только вера, и одна она открываетъ человеку любовь Божію, только она можетъ открыть человеку, что Господь Самъ идетъ къ нему навстречу. Веровать во Христа есть „любовь его и благо-деянія, всему міру показанныя (о чемъ человекъ можетъ знать и разсудочно), всякому верному себе присвоять... и почувствовать тое въ сердце своемъ, а не токмо устами говорить" 462). Только тогда, когда узнана эта превосходящая разуменіе любовь Божія, человекъ и можетъ безъ страха, хотя и съ сознаніемъ полнаго своего недостоинства, приблизиться къ Богу и принять его готовую помощь. Любовь Божія узнается въ вере и принимается человекомъ. „Житвотворитъ (въ крещеніи) не Онъ (Духъ) одинъ будучи воспринять ради благодатнаго сего совершенія (т. е. крещенія) чрезъ веру, но должна предшествовать вера въ Господа, чрезъ которую жизненная благодать усвояется (παραγίνεται) уверовавшимъ, какъ сказано Господомъ, что Сынъ, ихже хощетъ, живитъ" (Іоан. V, 21) 463). „Когда мы,—говоритъ св. Ириней Ліонскій,—обратимъ свою веру къ Сыну,—-то мы будемъ обладать также и твердой, непоколебимой любовію къ Отцу" 464). И это не въ одномъ внешнемъ смысле, не въ томъ, что человекъ только поверивъ въ Сына, можетъ пойти ко крещенію. Вера простираетъ свое действіе до самыхъ тайниковъ души, она делаетъ возможнымъ самое соединеніе таинственное свободы и благодати. Верою именно Христосъ вселяется въ сердце крещающагося (еф. III, 17). Силою именно веры человекъ предпринимаетъ свое безповоротное решеніе быть съ Богомъ, сочетаться Христу. „Вера.—говоритъ св. I. Златоустъ, открываетъ намъ то, что истинно, и отъ искренней веры раждается любовь; потому что тот,ъ, кто истинно веритъ въ Бога, никогда не согласится удалиться отъ любви" 465). Въ вере, такимъ образомъ, посредствуется самая сущность возрожденія.

Верой полагается и начало новой жизни въ человеке, жизни въ общеніи съ Богомъ. Любовь къ Богу становится основнымъ закономъ жизни, ею определяется все деланіе и все хожденіе человека. Поэтому, и отвращеніе отъ греха и обращеніе къ жизни святой восходитъ въ новую степень. если прежде человекъ более боялся греха, чемъ желалъ праведности, то теперь, познавъ любовь Божію, онъ начинаетъ любить законъ Божій ради Бога, чтобы ответить на любовь лю-бовію же. Стремленіе быть святымъ, чтобы избегнуть погибели, переходитъ въ стремленіе къ Богу, чтобы быть угоднымъ ему. Личность человека еще более отодвигается на второй планъ, и началомъ жизни становится полное самоотреченіе. Такъ человекъ отъ страха предъ своей погибелью переходитъ къ вере, которая, въ свою очередь, отверзаетъ ему путь къ любви.

Поэтому-то, истинно верующій никогда не сошлется на свои труды, никогда не потребуетъ за нихъ себе награды: вся его душа полна созерцаніемъ Божественной любви, любви безкорыстной и незаслуженной человекомъ. Поэтому, и жажды быть угоднымъ Богу, творить волю его въ верующемъ человеке не имеемъ границъ. „Проси, говорить преп. Исаакъ Сиринъ, у Бога чтобы далъ тебе прійти въ меру веры. И если ощутишь въ душе своей сіе наслажденіе, то не трудно мне сказать при семъ, что нечему уже отвратить тебя отъ Христа. И не трудно тебе каждый часъ быть отводимымъ въ пленъ далеко отъ земнаго, и укрыться отъ этого немощнаго міра и отъ воспоминаній о томъ, что въ міре. О семъ молись неленостно, сего испрашивай съ горячностью, объ этомъ умоляй съ великимъ раченіемъ, пока не получишь. И еще молись, чтобы не ослабеть. Сподобишься же этого, если съ верой понудишь себя попеченіе свое возвергнуть на Бога, и свою попечительность заменишь его промышленіемъ. (Вотъ отреченіе всецелое отъ себя на волю Божію). И когда Богъ усмотритъ въ тебе сію волю, что со всею чистотою мыслей доверился ты Самому Богу более,. нежели самому себе, и понудилъ себя уповать на Бога более, нежели на душу свою: тогда вселится въ тебе оная неведомая сила,—та сила, которую ощутивъ въ себе, многіе идутъ въ огонь, и не боятся и, ходя по водамъ, не колеблются въ помыслахъ своихъ опа-сеніемъ потонуть; потому что вера укрепляеть душевныя чувства, и человекъ ощущаетъ въ себе, что какъ будто нечто невидимое убеждаетъ его не внимать виденію вещей страшныхъ и не взирать на виденіе невыносимое для чувствъ" 466). „Невозможно, воистину невозможно, говорить св. Тихонъ Задонскій, имеющему светилъникъ веры, въ сердце горящій, къ вечнымъ онымъ благамъ не стремиться, а тако и въ истинномъ покаяніи не быть, и отъ всякаго греха не удаляться. Вера бо человека обновляетъ и отъ греховъ и суеты міра отвращаетъ, и къ будущимъ обещаннымъ благамъ руководствуетъ, и оная яко видимая ему представляетъ" 467). „Какъ огню свойственно есть согревать, воде орошать, свету просвещать: тако вере живой свойственно есть дела добрыя показывать" 468).

Такимъ образомъ, вера, показывая человеку любовь Бо-яию, нравственно сродняетъ человека съ Богомъ. Человекъ видитъ въ Боге Отца, готоваго его принять. Это нравственное сближеніе завершается въ крещеніи, въ которомъ человекъ, утвержденный въ любви Божіей или въ сознаніи этой любви, действительно сочетавается Христу и исходитъ изъ купели созданнымъ на дела благая. Вражда противъ Бога разрушена, клятва снята, между Богомъ и человекомъ существуетъ теснейшее взаимообщеніе любви. Спасеніе совершилось. Душа обручена съ Христомъ и вся ему принадлежать. „Вера, говорить св. Тихонъ Задонскій, съ благоговеніемъ на распятаго Христа взирая, помышляетъ: кто и коликъ есть, Который тако за подлаго своего раба пострадалъ, и что симъ страданіемъ ему пріобрелъ. Откуду верующій возбуждается ко взаимной любви и сердечному благодаренію, и тщится всякимъ образомъ тое исполнять. Но понеже видитъ, что не можетъ того учинити (что бо воздамы Господеви о всехъ, яже воздаде намъ?), падаетъ предъ Нимъ со смиреніемъ и любовію, сердечно исповедая свои недостатки, и единое сердечное къ благодаренію желаніе, усердіе и любовь, какую можетъ въ веке семь приносить высочайшему своему Благодетелю. Отъ сего возбуждается въ верномъ желаніе все терпеть за имя Господа Іисуса, что воля Божія восхощетъ" 469). Отдавшись Господу и соединившись съ Иимъ, душа очищается и отъ греха, который уничтоженъ въ ней и не грозить более ея спасенію. „Христосъ таковую душу верную очищаетъ отъ греха и всякія скверны, и соделоваетъ ее святу, отъемлетъ отъ нея бедствія духовныя—клятву, осужденіе, смерть и всякое духовное неблагополучіе, и вместо того даетъ Своя духовная благая: благословеніе, избавленіе и вечный животъ, якоже апостолъ о семь поучаетъ: Христосъ бысть намъ премудрость отъ Бога, правда же и освященіе и избавленіе; и какъ жену какую, совлекши съ нея раздранныя рубища и отъ смрада омывши, облекаетъ въ чистую правды своея багряницу, да предъ очесами его и небеснаго Отца его явится чиста и, какъ дщерь царская, духовною тварію одеяна преиспещрена" 470). После этого, если бы человекъ и умеръ тотчасъ же, его спасеніе обезпечено: какъ разбойнику, и ему Господь говорить: „днесь со Мною будеши въ раю". Это и есть состояніе, въ которомъ человекъ „желаніе имеетъ разрешитися и со Христомъ быти".—Таково состояніе человека, вышедшаго изъ купели возрожденія.

Дальнейшая жизнь человека, какъ мы выше видели, состоитъ въ развитіи того семени вечной жизни, которое положено въ крещеніи. Человекъ постепенно очищается отъ греха, постепенно совершенствуется и укрепляется въ добре и восходить до возраста мужа совершенна. Однако и тогда „на-чаломъ жизни его" 471), той „солью, которая сохраняетъ человека невредимымъ" 472), продолжаешь быть вера. „Опора всего дома, говорить св. Кириллъ Александрійскій, есть фундамента, и начало корабля—киль, а для решившагося поступать правильно основаніе и первая подпора есть познаніе истины и неложное ученіе веры въ единаго по естеству и истиннаго Бога. Ибо аще не уверуете, ниже имате разумети (Ис. VII, 9)... Вера есть питательница разуменія, а разуменіе составляетъ для насъ пробный камень того, что должно делать" 473). „Вера, говорить преп. Ефремъ Сиринъ, раждаетъ добрую мысль, а добрая мысль—река воды живой. Кто пріобрелъ ее, тотъ исполнился водами ея. Безъ елея не будетъ гореть светильникъ, и безъ веры никто не пріобретаетъ доброй мысли 474). „Вера есть матерь всякаго добраго дела, и ею человекъ достигаетъ исполненія на себе обетованій Владыки и Спасителя нашего Іисуса Христа, по написанному: „безъ веры невозможно угодити Богу" 475). Разъ человекъ помнитъ любовь Божію, разъ светильникъ веры сіяетъ въ сердце человека и онъ все духовное ясно видитъ" 476), ревность ж сила его творить добро не имеетъ причины ослабевать. если ради этого сознанія всепрощающей любви Божіей, человевъ не устрашился неизмеримаго бремени греха, если онъ тогда осмелился вступить въ борьбу съ дотоле господствовашимъ въ его душе начал омъ и, при помощи благодати Божіей, победилъ, бросилъ зло и сталъ творить добро; то темъ более теперь, когда онъ въ союзе съ Богомъ, когда грехъ уже побежденъ, низложенъ, темъ более устремится человекъ па деланіе воли Божіей и на уничтоженіе греха. Даже, если бы человеку случилось пасть: пусть только блюдетъ онъ свою веру,·—нарушенная гармонія его души будетъ возстановлена, разрозненныя силы его будутъ опять собраны и съ новой энергіей устремятся противъ греха. „Вера, говорить св. I. Златоустъ, есть глава и корень; если ты сохранишь ее, то хотя бы ты и все потерялъ, опять все пріобретешь съ большею славою" 477). „Вера есть мощь ко спасенію и сила въ жизнь вечную" 478).

Съ другой стороны, понятно, что произойдетъ, если вера утрачена человекомъ. „Безъ елея не можетъ гореть светильникъ", безъ корня всякое дерево засохнетъ. „Безъ Мене, ска-залъ Господь, не можете творити ничесоже". Разъ отнята вера,—отнятъ всякій смыслъ жизни и всякая сила делать добро, Нетъ того средоточія, которое бы связало старанія человека и осмыслила ихъ. Близости Божіей человекъ не чувствуетъ, благости его понять не можетъ, Богъ опять для Него только Каратель неправды. Обратится ли такой человекъ къ Богу? А если не обратится, то и помощи Божіей, его благодати принять не можетъ. Итакъ, потерявши это „око, просвещающее всякую совесть"479), веру свою, человекъ теряетъ и все свое духовное достояніе и погибаетъ. Замечательны въ этомъ отношеніи те черты, которыми Господь изображаетъ праведниковъ и грешниковъ на последнемъ суде. Между темъ какъ праведники, соблюдшіе веру свою, удивляются милости Божіей: „когда Тя видехомъ алчуща, и напитахомъ?"; греш-никамъ приговоръ Божій представляется несправедливымь: „когда Тя видехомъ алчуща, и не послужихомъ Тебе?" Богъ представляется ими враждебнымъ къ нимъ, хотящимъ, подъ-искивающимъ предлогъ, чтобы ихъ осудить, лишить вечнаго блаженства. Первые жили въ вере и потому вся ихъ душа полна чувствомъ незаслуженной милости Божіей, они и теперь исповедуютъ свое недостоинство. Последніе же веру потеряли, милости Божіей не сознаютъ, жили только для себя, поэтому, и теперь поднимаются на защиту своего „я". Первые по вере своей всегда видели путь къ Богу открытымъ для себя, потому что видели милость Божію. Видя это, они всегда и стремились къ Богу и постоянно были въ духовномъ единеніи съ Нимъ: это единеніе естественно делается ихъ уделомъ и по выходе изъ этой жизни. Последніе же, потерявъ веру, есте ственно потеряли и силы къ духовному единенію съ Богомъ, отчуждились отъ Бога: поэтому, и по переходе въ будущій міръ, у нихъ не оказывается способности предаться Богу, уделъ ихъ въ мрачномъ царстве себялюбія, которое скрежещетъ зубами о своей погибели, не находя у себя силъ примириться съ этимъ хотя бы, подобно праведнику, въ мысли, что пострадалъ по воле Божіей (Римл. IX, 3).

Итакъ, вера человека возродила, вера развивала и воспитывала его въ духовной жизни, вера же приведетъ его и къ вечному блаженству. Веруя, человекъ принялъ здесь благодать Божію и могъ принять общеніе съ Богомъ, не смотря на то, что до техъ поръ жилъ въ грехе. Эта же вера въ любовь Божію дастъ человеку возможность сохранить это общеніе съ Богомъ и въ грядущемъ царстве. „Въ день суда, говоритъ преп. Нилъ Синайскій, сами будемъ своими обличителями, обличаемые собственною совестью. Посему, въ этой крайности найдемъ ли иную какую защиту или помощь, кроме одной веры въ человеколюбивейшаго Господа Христа? Вера сія великая наша защита, великая помощь, безопасность и дерзновеніе и ответъ для соделавшихся безъответными по несказанному множеству грехопаденій. Ибо во время нашего боренія и безмернаго страха, памятованіе о возлюбленномъ Владыке Христе и твердо укоренившаяся и непоколебимая вера въ Него, представъ подобно какому благоприветливому, мирному, светлому и кроткому ангелу, отгоняютъ трепетъ и стыдъ, исполняютъ благодушія, отчужденнаго делаютъ приснымъ Богу" 480). Движеніе верующаго, именно ради веры его, будетъ не отъ Бога (изъ страха предъ Нимъ), а къ Богу, милость котораго ободряетъ человека. Поэтому-то св. Тихонъ и говоритъ: „Въ вере все существо христіанскаго блаженства состоитъ, яко кто истинную живую веру имеетъ, тотъ имеетъ Божіе благословеніе, правду Христову, святость, избавленіе, свободу духовную, вечный животъ и блаженство" 481).

Во избеженіе недоразуменій, нужно здесь еще разъ повторить, что православная церковь, полагая въ вере все блаженство человека и считая веру причиной духовнаго возрастания человека, никогда не представляетъ себе эту веру въ виде какой-то самодействующей силы, которая, какъ нечто постороннее, почти нудила бы человека къ добродетельной жизни и къ Бегообщенію. Нельзя также думать и того, что вера только призываетъ въ человека благодать, которая потомъ тоже въ виде посторонней силы делаетъ въ человеке доброе. Конечно, верующій человекъ воспринимаетъ благодать Божію, съ которой и выходитъ на борьбу съ грехомъ. Однако орудіемъ воспріятія этой благодати служитъ не вера сама по себе, не знаніе или созерцаніе милости Божіей и его готовности простить и помочь, а непременно свободное желаніе и решеніе человека. Точно также и „деятелемъ добра, основаніемъ праведнаго поведенія", вера является только потому, что она „есть свободное согласіе души" 482). Вера только окрыляетъ волю человека, но отнюдь не освобождаетъ его отъ усилій надъ собою. если человекъ будетъ нерадеть, тогда и самый светильникъ его угаснетъ. «Можетъ быть, говоритъ св. Кириллъ Іерусалимскій, ты скажешь: я верный, мною не возобладаетъ похоть, хотя часто буду помышлять. Не знаешь рязве, что по долгомъ времени и въ камень нередко углубляется корень? Не принимай въ себя семени; потому что сокрушитъ веру твою" 483). „Не полагайся на одно то, что есть у тебя светильникъ; но соблюдай его горящимъ. Да просветится светъ вашъ, светъ добрыхъ делъ предъ человеки, и да не хулится ради тебя Христосъ. Облекись въ одежду нетленія, украшаясь добрыми делами 484). „Не уверовать только нужно во Христа, говоритъ преп. Макарій Египетскій, но и пострадать, по написанному: яко вамъ дадеся не токмо еже веровати во Христа, но и еже по Немъ пострадати (Филип. I, 29). Веровать только въ Бога свойственно мудрствующимъ земное, или, не сказалъ бы, даже и нечистымъ духамъ, которые говорятъ: вемы Тя, Кто еси Сынъ Божій" (Мр. II, 24) 485). При вере необходимо свободное избраніе добра и. решеніе делать его.

Утверждая это, мы отнюдь не хотимъ сказать, чтобы въ действительности возможно было такое состояніе веры не-деятельной (разве въ виде какого-нибудь исключенія). Кто не хочетъ жизни святой и общенія съ Богомъ, тотъ никогда и не уверуетъ, хотя и будетъ на словахъ и въ мысляхъ утверждать, что веруетъ въ евангеліе. Какъ онъ пойметъ, что Богъ готовъ его простить, когда онъ не понимаетъ, зачемъ нужно ему это прощеніе, когда и безъ этого жизнь не представляется ему невозможной? если же онъ пойметъ всей душей, что сделалъ для людей Іисусъ Христосъ, тогда онъ понимаетъ и всю ужасность греха. Понимая же это, онъ не преминетъ обратиться къ Богу, и, следовательно, будетъ прилагать стараніе, чтобы жить добродетельно. „Кто говоритъ: я позналъ его, но заповедей его не соблюдаетъ, тотъ лжецъ и нетъ въ немъ истины. А кто соблюдаетъ слово его, въ томъ истинно любовь Божія совершилась (онъ созерцаетъ эту любовь и воспринялъ ее): изъ сего узнаемъ, что мы въ Немъ" (1 Іоан. 11, 4—5). Кто говорить, что веруетъ, а жизни согласной съ верой не имеетъ, тотъ лжетъ: онъ совсемъ не веруетъ, онъ „мудрствуетъ земное", руководствуется своими мірскими понятіями,—Бога, какъ Онъ открылъ Себя намъ, не знаетъ и не понимаетъ. Возможны паденія, конечно, и для верующаго человека. Но, именно, только паденія, когда человекъ увлекается страстью, затемняющей въ его сознаніи Ликъ Божій. За паденіемъ у верующаго последуетъ и возстаніе. Но „невозможно, воистину невозможно, повторимъ вместе съ св. Тихономъ Задонскимъ, имеющему светильникъ веры въ сердце горящій къ вечнымъ онымъ благамъ не стремиться, а тако въ истинномъ покаяніи не быть, и отъ всякаго греха не удаляться" 486). Говоря о необходимости свободнаго стремленія къ Богу и добру при истинной вере, мы хотимъ только указать самый способъ, какимъ вера спасаетъ человека. Не своей созерцательной стороной, не въ качестве состоянія воспринимающая вера спасаетъ человека, такъ чтобы человеку оставалось только бездеятельно переживать свое спасеніе. Вера спасаетъ своей деятельной стороной, постояннымъ участіемъ въ ней доброй воли (Іоан. VII, 17). Верующій въ вере своей нахо-дитъ дерзновеніе обратиться къ Богу и, такимъ образомъ, вступаетъ въ общеніе съ Богомъ, принимаетъ это общеніе. Верующій, укрепленный силою Божіей, устремляется къ жизни святой и темъ ее начинаетъ. Вера въ этомъ смысле есть „начало нашего упованія и начатокъ Божественнаго къ намъ милосердія, какъ бы дверь и путь" 487). Съ какой-нибудь міровой душей, безличной субстандіей и первоосновой міра можно вступать въ общеніе помимо воли, можно бездеятельно отдаваться ей; но съ живымъ Богомъ возможно общеніе только личное и свободное.

. Чтобы поставить на видъ именно этотъ жизненный (а не формальный) смыслъ спасенія, и именно тамъ, где приходится ограждать себя отъ протестантскихъ измышленій, наша церковь и выбираетъ изъ двухъ, выработанныхъ на западе формулъ, ту, которая приписываетъ спасеніе не одной вере, но вере съ делами. „Веруемъ, гласитъ 13-й членъ Посланія восточныхъ патріарховъ, что человекъ оправдывается не просто одною верою (т. е., какъ дальше видно не ея теоретическою, воспринимательною стороною), но верою, споспешествуемою любовію (верою, какъ деятельною силою, темъ, что она производить любовь), т. е. чрезъ веру и дела... Не призракъ, поясняютъ еще определеннее отцы, только веры, но сущая въ насъ вера чрезъ дела оправдываетъ насъ во Христе" 488). Такимъ образомъ, оправдываетъ человека не-сомненно вера, но только настоящая, истинная вера, та, которая приводить человека къ истинной жизни, заставляетъ его содевать свое спасеніе. Такой смыслъ имеетъ и ученіе преосв. Феофана о томъ, что вера спасаетъ делами. „Спасенie, говорить святитель, отъ добрыхъ делъ; но въ добрыхъ делахъ преуспеть, какъ должно, нельзя безъ веры. Вера подвигаетъ на добрыя дела, вера указываетъ ихъ, вера приводить и къ полученію силъ на деланіе добрыхъ делъ. Почему вера—пособница къ деламъ добрымъ. Главное—дела, а она пособіе" 489). Спасеніе, значить, въ томъ, что человекъ самъ его содеваетъ, но къ этому содеванію онъ приходить не иначе, какъ верою.

Православный не долженъ понимать этого определенія по католически, т. е. такъ, чтобы делами человекъ заработывалъ себе спасеніе. Дела сами по себе, въ качестве внешнихъ поступковъ или отдельныхъ подвиговъ, не имеютъ въ христіанстве значенія. Поведете здесь ценится только, какъ выраженіе соответствующаго настроенія души, известнаго направленія воли, хотя въ свою очередь и вліяетъ на образова-жіе этого настроенія. „Вы слышали, что сказано древнимъ: не убивай; кто же убьетъ, подлежитъ суду. А я говорю вамъ: всякій, гневающійся на брата своего напрасно, подлежитъ суду... Вы слышали, что сказано древнимъ: не прелюбодействуй. А Я говорю вамъ: что всякій, кто смотритъ на женщину съ вожделеніемъ, уже прелюбодействовалъ съ нею въ сердце своемъ... Вы слышали, что сказано: око за око, и зубъ за зубъ. А Я говорю вамъ: не противься злому"... и т. д.

Всемъ этимъ отрицается праведность законная и на место ея поставляется праведность евангельская, праведность духа и истины, праведность, которая состоитъ не въ исправномъ поведеніи, а во внутреннемъ обновленіи, въ перемене душевной. Эта духовная праведность только и даетъ человеку входъ въ небесное царство духа и истины. „если праведность ваша не превзойдетъ праведности книжниковъ и фарисеевъ фарисеевъ, то вы не войдете въ Царство Небесное (МФ. У, 21—22. 27—28. 38—39. 20). Вся нагорная беседа построена на этой мысли о недостаточности одного внешняго доброделанія и о необходимости внутренней перемены, которою на самомъ деле и усвояется человеку небесное царствіе. Поэтому, и милость, оказанная пророку или ученику, тогда только ценится, когда оказана „во имя пророка" или ученика, во имя веры (МФ. Χ, 41—42). „если, говоритъ св. Апостолъ Павелъ, я раздамъ все именіе свое, и отдамъ тело мое на сожженіе, а любви не имею,—нетъ мне въ томъ никакой пользы" (1 Кор. XIII, 3). Что можетъ быть выше и совершеннее самопожертвования во имя Христа или евангеліл? „Всякій, сказалъ Господь, кто оставитъ домы, или братьевъ или сестеръ, или отца или мать, или жену или детей, или земли ради имени Моего, получить во сто кратъ, и наследуетъ жизнь вечную" (МФ. XIX, 29). если руководиться буквой и требовать внешнихъ делъ для спасенія, выйдетъ какъ будто бы, что пожертвованіемъ жизни или земнаго благополучія можно себе купить царство небесное. Но Господь непосредственно после этихъ словъ прибавилъ: „Многіе же будутъ первые последними, и последніе первыми" (ст. 30). На внешность смотреть нельзя. Апостолъ и разъясняетъ подробнее: сущность спасенія не въ подвигахъ, какъ такихъ, не во внешнемъ усердіи; и подвиги, и усердіе должны проистекать изъ возрожденной, переменной души; въ противномъ случае они—ничто предъ Богомъ (Рим. IV, 2), поэтому, и можетъ случиться, что две лепты принесенныя вдовицей, перетянутъ все множество приношеній богачей, а грешникъ-мытарь оказывается ближе къ Богу, чемъ праведный фарисей; пришедшіе въ единонадесятый часъ и ничего не сделавшіе получаютъ равное вознагражденіе съ трудившимися весь день и перенесшими зной дневной. Съ правовой точки зренія этого не объяснить: болыній трудъ требуетъ и большаго вознагражденія (разве только будемъ отрицать возможность всякаго доороделанія со стороны человека). Съ православной же, это не требуетъ объяснены: Господь всехъ одинаково хочетъ спасти и ко всемъ одинаково устремляется Весь, но у одного стремленія къ Богу, способности воспринять его общеніе больше, у другаго меньше. Въ та-комъ случае и можетъ произойти, что новообращенный и ничего не сделавшій окажется равнымъ или даже выше по награжденію, чемъ состаревшійся и совершившій подвиги. Царствіе Божіе не награда за труды, а милость, предлагаемая туне и усвояемая по мере пріемлемости каждаго.

Вопросъ, следовательно, въ томъ, куда направлена душа, чего она хочетъ, чемъ живетъ. если къ Богу ея стремленіе. если она не для себя живетъ, тогда она помимо своего по-веденія, помимо внешнихъ делъ своихъ оправдывается; въ этомъ залогъ будущаго помилованія, а подвиги и труды важны только для возращенія и укрепленія этого стремленія. „Воздаяніе, говоритъ преп. Исаакъ Сиринъ, бываетъ уже не доб-родетели, и не труду ради нея, но рождающемуся отъ нихъ смиренію. если же оно утрачено, то первые будутъ напрасны" 490). „Когда, говоритъ преп. Ефремъ Сиринъ, не находится въ насъ плодовъ мира и любви, напрасно и суетно все наше деланіе. Не имеющіе сихъ плодовъ (т. е. не обновленные внутренно) въ день суда окажутся подобными пяти юродивымъ девамъ, которыя за то, что здесь въ сосуды сердца не запасли духовнаго елея, т. е. духовной действенности представляемыхъ ими добродетелей, названы юродивыми, и не допущены въ брачный чертогъ царствія. И подвигъ девства за недостатокъ добродетелей, за то, что не было действеннаго вселенія въ нихъ Духа Святаго, вмененъ имъ ни во что. Какъ при возделываніи, напримеръ, винограда, все попечете и весь трудъ предпріемлются для будущаго наслажденія плодами и какъ скоро въ винограднике не найдено плодовъ, все труды возделыванія стали напрасны и суетны: такъ если съ совершенною несомненностью и духовнымъ ощущениемъ не познаемъ въ себе действенностію Духа произведенныхъ плодовъ любви, мира, радости и смиренія, долготерпенія, веры и другихъ, какіе изчислилъ апостолъ, то напраснымъ оказывается подвигъ девства, и суетнымъ трудъ молитвы, поста и бденія...

Плодоносіе Духа въ добродетеляхъ есть духовное наслажденіе нетленнымъ удовольствіемъ, производимое Духомъ въ сердцахъ верныхъ и смиренныхъ" 491).

Только тогда человекъ можетъ считать себя спасеннымъ, когда онъ находится въ духовномъ союзе съ Богомъ, и когда онъ делаетъ добро именно изъ сознанія и во свете этого таинственнаго союза, когда онъ готовъ сказать, что, „живетъ не онъ, а живетъ въ немъ Христосъ". Но это и происходить отъ веры и силою веры: „верою живу въ Сына Божія", и именно потому, что только вера видитъ Сына Божія, „возлюбившаго мене и предавшаго Себе по мне". Следовательно, спасаются не те, кто делаетъ, а те, кто духовно всегда съ Богомъ, которые ради Бога живутъ. „Те, говоритъ св. Ириней Ліонскій, которые стремятся къ лучшему и приносятъ плоды Духа, вместе съ темъ и спасаются по причине (именно этого таинственнаго) сообщества Духа" 492). Конечно, деланіе должно отражать на себе внутренное расположеніе души: доброе дерево не можетъ приносить худыхъ плодовъ, и жи-вущій съ Богомъ не можетъ зло творить (I Тоан. III, 6). Но дерево бываетъ добрымъ не отъ плодовъ. „Древу доброе, говоритъ св. Тихонъ Задонскій, показуютъ добрые плоды, а не делаютъ добрымъ. Древу надобно прежде добрымъ быть и тогда добрыя дела творити, злой бо не можетъ добре творити" 493). „Первее должно во Христе насадиться и тако плоды добрыхъ делъ творити: надобно первее сделаться добрымъ и тогда добро творити. Злое бо древо не можетъ плода добра творити" 494) Точно также и душа спасается не отъ делъ сво-ихъ внешнихъ, а отъ того, что внутреннее ея существо обновлено, что сердце ея всегда съ Богомъ. Конечно, на последнемъ суде раскроется книга жизни каждаго, и каждый дастъ ответъ за всякое дело и слово, за всякую мысль, какъ бы ничтожна и мимолетна она ни была, Совершеннаго нельзя назвать не совершеннымъ. Но это раскрытіе жизни для однихъ будетъ только источникомъ смиренія, только приведетъ ихъ къ сознанію незаслуженности помилованія и темъ еще теснее привяжетъ ихъ къ Богу; для другихъ же обличеніе совести на суде принесетъ отчаяніе и окончательно отторгнетъ ихъ отъ Бога и царствія. „И идутъ сіи въ муку вечную, праведницы же въ животъ вечный". Кто куда направленъ былъ душой, туда и поступаетъ.

Такимъ образомъ, въ вере все блаженство христіанина. Пріобресть веру уже само по себе есть сокровище: веровать въ милость Божію человекъ не можетъ иначе, какъ только при решеніи служить не себе, а Богу и закону. Поверивъ же, онъ не можетъ не любить Бога,—полюбивъ же, не можетъ, не стремиться къ Богу. Стремясь же къ Богу, теснее соединяясь съ. Нимъ, человекъ еще более познаетъ любовь Божію, вера человека еще более укрепляется и въ свою очередь еще сильнее воздействуетъ на волю, еще сильнее влечетъ человека къ Богу, пока, наконецъ, освободившись отъ земной суеты, человекъ не увидитъ Бога лицомъ къ лицу и воспріиметъ его царство уже не въ гаданіи. Вера, следовательно, не только причина, движущая сила въ духовномъ развитіи человека, она скорее средоточіе, самое сердце духовной жизни. По мере веры растетъ любовь, по мере любви возрастаетъ вера: нравственное развитіе человека и свое вы-раженіе, и свой плодъ находитъ въ укрепленіи и возрастаніи веры. „Несомненность веры, говоритъ преп. Исаакъ Сиринъ, въ людяхъ высокихъ душею открывается по мере того, какъ нравы ихъ внимательны къ житію по заповедямъ Господнимъ" 495), Вера содействуетъ деламъ, и делами совершенствуется вера (Іак. II, 22). Вера по истине является альфой и омегой нравственной жизни, какъ и Самъ Господь, Котораго она открываетъ человеку 496). Приводя къ любви, въ которой существо вечной жизни (I Іоан. Ill, 14; Іоан. XYll, 26), вера темъ самымъ даетъ человеку возможность здесь на земле начать вечное блаженство. По переходе же въ міръ будущій, вера превращается въ веденіе, а любовь, связавшая человека съ Богомъ, продолжается въ вечность.

Итакъ, человекъ ничемъ не удовлетворилъ Богу за свой грехъ: милость Божію онъ только узнаетъ, а не заслуживаетъ Не зная же милости, онъ не подойдетъ къ ней и, такимъ образомъ, не можетъ никогда получить силы надъ грехомъ. Только вера даетъ человеку решимость обратиться къ милости Божіей, не смотря на все свои грехи. „Благодатію есте спасете чрезъ веру, и сіе не отъ васъ Божій даръ" (еф. II, 8).

Такъ какъ человекъ не могъ свергнуть съ себя тяжкаго бремени греха и вновь полюбить и призвать Бога, Господь „Самъ пріиде ко отшедшимъ Того благодати и раздралъ рукописаніе" греховъ 497), привлекъ человека вь общеніе съ Собою. „Мы, говоритъ апостолъ, посланники отъ имени Христова, и какъ бы Самъ Богъ увещаетъ чрезъ насъ, отъ имени Христова просимъ: примиритесь съ Богомъ (смотрите, что Богъ сделалъ, чтобы призвать васъ) ибо незнавшаго греха Онъ сделалъ для насъ жертвою за грехъ, чтобы мы въ Немъ сделались праведниками предъ Богомъ. Мы же, какъ споспешники, умоляемъ васъ, чтобы благодать Божія не тщетно была принята вами... Имею такія обетованія, очистимъ себя отъ всякой скверны плоти и духа, совершая святыню въ страхе Божіемъ" (2 Кор. У, 20—21; VI, 1; VII, 1). „Свергнемъ съ себя всякое бремя и запинающій насъ грехъ, и съ терпеніемъ будемъ проходить предлежащее намъ поприще, взирая на начальника веры и совершителя Іисуса, Который, вместо предлежавшей ему радости, претерпелъ крестъ, пренебрегши посрамленіе, и возселъ одесную престола Божія" (евр. XII, 1—2). „Не убойся, говоритъ преп. Ефремъ Сиринъ, положить начало добраго пути, вводящаго въ жизнь; пожелай только пойти симъ путемъ; и, если окажешься готовымъ, тотчасъ благоустроится предъ тобою путь... Чтобы не встретить тебе затрудненія на пути, ведущемъ въ жизнь, Господь ради тебя Самъ сталъ путемъ жизни для желающихъ въ радости идти къ Отцу световъ" 498).