Спасеніе

Если съ православной точки зренія высшее благо человека заключается въ святости, и если это благо достигается не рядомъ отдельныхъ заслугъ, а приготовленіемъ къ его воспріятію, то и въ понятіи о спасеніи естественно на первое место должна выступить его нравственная сторона и внутреннее, а не внешнее определеніе.

Спасение, говоря общепринятымъ языкомъ, есть избавленіе человека отъ греха, проклятія и смерти. Это определеніе одинаково можетъ принять и православный, и последователь правового міровозренія. Но весь вопросъ въ томъ, что каждый изъ нихъ считаетъ въ спасеніи наиболее важнымъ и суще-ственнымъ.

Себялюбецъ на первомъ месте поставитъ, конечно, посдедствія греха для благополучія человека, т. е. смерть, страданія и пр. Проклятіе, отчужденіе отъ Бога тоже представляется ему пагубнымъ опять таки потому, что приводить къ страданію. Попятно, что спасете онъ объяснить себе, какъ избавленіе отъ страданія, причиненнаго грехомъ. Далее, такъ какъ сущность греха и его нежелательность самого въ себе ускользаютъ отъ сознанія себялюбца, то естественно, что и самый способъ избавленія представляется ему неправильно, односторонне. Не понимая, почему грехъ ведетъ къ смерти и пр._{? себялюбецъ объясняетъ это себе только внешне,—темъ, что Богъ прогневанъ и потому наказываетъ. Поэтому, и спасете онъ понимаетъ только, какъ перемену гнева Божія на милость, представляетъ себе въ виде действія, совершающагося только въ Божественномъ сознаніи и не касающагося души человека. А разъ спасеніе или, говоря точнее, оправданіе есть вышеестественное дело Божественна™ сознанія, то и следствіе оправданія—освященіе естественно приписать тому же Божественному решенію. Отсюда—то сверхъестественное превращеніе, которымъ протестанство и католичество хотятъ уничтожить въ оправданномъ человеке грехъ (такъ какъ грехъ и после оправданія навлекалъ-бы на человека гневъ Божій).}

Конечно, человеческое сознаніе должно было бы возстать противъ такого извращенія душевной жизни: ведь, душа не какое-нибудь вещество, чтобы въ ней было возможно такое помимовольное превращеніе. Но умъ нередко не предппсы-саетъ, а покорно следуетъ чувству и воле,—такъ и здесь. Такъ какъ все вниманіе греховнаго человека устремлено къ тому, чтобы не страдать, чтобы получить безбедную жизнь въ самоуслажденіи, то онъ и не думаетъ много о томъ, какимъ путемъ достигается эта возможность вечно благодушествовать. Мало того, помимовольное превращение его души ему было бы еще желательнее. Добра онъ не любитъ, труда надъ собой ради святости онъ не понимаетъ и боится, жертвовать любезнымъ ему грехомъ—ему тяжело и непріятно. Чего лучше, если, безъ всякихъ усилій съ его стороны, безъ непріятнаго напряженія и борьбы съ собой, его вдругъ сделаютъ любящимъ добро и исполняющимъ волю Божію и за то блаженствующимъ? Это и есть то самое, чего нужно его себялюбивой и саможалеющей природе.

Между темъ, для православнаго грехъ самъ по себе, помимо всякихъ своихъ гибельныхъ последствій, составляетъ величайшее зло, и даже онъ одинъ и является „зломъ въ собственномъ смысле", какъ говорить св. Василій Великій ^{287), „зломъ действительнымъ". Все же, что считается зломъ только „по болезненности ощущенія", съ точки зренія саможаленія,— все это для православнаго „зло только мнимое, имеющее силу добра" 288). Смерть сама по себе не страшна для православнаго, онъ боится „смерти, скрывающейся внутри, въ сердце", боится „смерти внутренней", потому что только она и есть для него „истинная смерть" 289). Освободить истиннаго последователя Христова отъ всехъ последствій греха, но не освободить отъ самаго греха, значитъ не только не спасти его, но и подвергнуть самой горькой и страшной участи, какую только онъ можетъ себе вообразить: вечно жить и вечно грешить,—это для него хуже геенны. „если бы,—говоритъ Климентъ Александрійскій,—мы могли представить, чтобы кто-нибудь предложилъ гностику (истинному), желаетъ ли онъ выбрать познаніе Бога и вечную жизнь, и если бы эти две вещи, которыя совершенно тожественны, были разделены,—то гностикъ безъ малейшаго колебанія избралъ бы познаніе Бога, признавая, что обладаніе верой, которая отъ любви восходить къ познанію, желательно само по себе" 290). Истинный христіанинъ предпочелъ бы быть святымъ и страдать, чемъ вечно блаженствовать и грешить. Отсюда очевидно, что и въ понятіи спасенія православный на первое место поставить освобожденіе отъ греха самого въ себе, избавленіе же отъ мукъ и страданій приметь въ качестве простаго следствія, которое въ сущности ничего не прибавляетъ къ получаемому благу,— такъ оно незначительно сравнительно съ благомъ въ собственномъ смысле. Спасеніе для православнаго прежде всего и главнымъ образомъ есть избавленіе отъ греха. Такъ, действительно, и учатъ о немъ Св. Писаніе и отцы церкви.}

Ветхій Заветъ былъ, конечно, временемъ сени и гаданій: светлую пору избавленія ветхозаветный человекъ представлялъ себе более подъ видомъ возстановленія царства еврейскаго въ обетованной земле. Однако, лучшіе люди не забывали, что речь идетъ прежде всего о царстве Божиемъ, что Господь возстановлялъ это царство ради Себя Самого (Ис» XLYIII, 11), а не ради благодушія собственно Израильтянъ. Поэтому, описывая будущаго Спасителя и будущее царство, пророки не забывали указать, где это нужно было, что Спаситель приведетъ свой народъ ни къ чему иному, какъ къ святости, что радость будущаго будетъ сосредоточиваться въ возможности быть всегда съ Богомъ, угождать предъ лицемъ его и приносить ему жертвы благопріятныя. Вотъ, напр., св. царь и пророкъ Давидъ. „Блаженство" человека онъ видитъ въ томъ, чтобы „не ходить на совегъ нечестивыхъ и на пути грешниковъ не стоять" Пс. I, 1); законь устъ (Божіихъ) былъ (для него) лучше тысячъ злата и серебра (СХѴІІІ, 72); „соблюдать слова (Божіи онъ считалъ) уделомъ своимъ", признаваніемъ, целью и смысломъ жизни (ст. 57), поэтому, и страданія ради Бога и закона Божія были вожделенны для него: „благо мне—говоритъ онъ,—что я пострадалъ, дабы научиться уставамъ Твоимъ" (ст. 71). Зло для него, следовательно, скорее въ грехе, чемъ въ страдати. Отсюда, и основная мысль спасенія—въ избавленіи отъ греха для святости. „Вывелъ (Господь) народъ свой въ радости, избранныхъ своихъ въ веселіи. И далъ имъ земли народовъ, и они наследовали трудъ иноплеменныхъ (но все это затемъ), чтобы соблюдали уставы его и хранили законы его" (Пс. СIV 43— 45), чтобы утвердить среди нихъ царство добра. Поэтому, прося Господа „ублажить благоволеніемъ Сіона и создать стены Іерусалимскія", пророкъ немедленно же, какъ особенно заметную черту будущаго благополучія, указываетъ въ томъ, что „тогда благоволиши жертву правды, возношенія и всесожигаемая, тогда возложатъ на алтарь твой тельцы" (L, 20—21), т. е. будущее царство должно быть царствомъ благочестія, союза съ Богомъ, который (союзъ) такъ часто нарушали грехолюбивые Израильтяне. Согозъ съ Богомъ, какъ конецъ спасенія, состоитъ не только въ томъ, что человекъ здесь находить вечный покой своей душе, ничемъ ненарушаемое чувство безопасности, но и въ томъ, что Господь „наставить его на стезю правды", что соблюдаетъ его не только отъ зла внешняго, но и нравственнаго (Пс. XXII, 2. 5. 3).

Св. пророкъ Исаія изображаетъ светлый день Іерусалима и воцареніе отрасли Іессеевой. Пророкъ описываетъ, какъ не будутъ затворятся ворота города отъ множества приходящихъ богатствъ, какъ горделивые враги народа Божія будутъ лизать персть предъ нимъ и т. п. Но опять эти черты только пре-дисловіе, только открытіе царства Божія, которое, конечно, прежде должно восторжествовать, должно сначала победить ему противное, а потомъ и открыться въ силе. Но въ чемъ будетъ жизнь будущаго царства? Это будетъ царство мира. „Тогда, говоритъ пророкъ, волкъ будетъ жить вместе съ ягненкомъ, и барсъ будетъ лежать вместе съ козленкомъ; и теленокъ и молодой левъ и волкъ будутъ вместе, и малое дитя будетъ водить ихъ. II корова будетъ пастись съ медведицею, и детеныши ихъ будутъ лежать вместе, и левъ, какъ волъ, будетъ есть солому. И младенецъ будетъ играть надъ норою аспида, и дитя протянетъ руку свою на гнездо змеи. ее будутъ делать зла и вреда на святой горе моей, ибо земля будеть наполнено, ведениемъ Господа, какъ воды напол-няютъ море" (Ис. XI. 6—9). Вотъ существенная черта царства отрасли Іессеевой—знаніе Бога и святость. Это знаніе будетъ главнымъ источникомъ и всеобщаго довольства въ бу-дущемъ царстве. „Возстань, светись, Іерусалимъ, ибо пришелъ твой светъ, и слава Господня взошла надъ тобою". Въ чемъ эта слава? „Ты будешь насыщаться молокомъ народовъ, и груди царскія сосать будешь", но это только для того, чтобы узнать, что „Я, Господь-Спаситель твой и Искупитель твой, Сильный Израилевъ". Это только для начала проповеди о царстве. Блаженство же его въ томъ, что "не будетъ уже солнце служить тебе светомъ дневнымъ, и сіяніе луны—светить тебе; но Господь будетъ тебе вечнымъ светомъ, и Богъ твой славою твоею". Народъ Божій не будетъ тогда думать о себе, о своемъ благополучіи, Господь будетъ его светомъ, единственнымъ содержаніемъ его жизни, самой высшей утехой. Потому-то это блаженство и будетъ нескончаемымъ, будетъ въ собственномъ смысле вечною жизнію. „Не зайдетъ уже солнце твое, и луна твоя не сокроется, (да и не можетъ сокрыться, ибо это не самоуслажденіе, которое по природе изменчиво, которое можетъ стареть, но) Господь будетъ для тебя вечнымъ светомъ, и окончатся дни сетованія твоего". Необходимымъ же признакомъ этого вечнаго блаженства въ союзе съ Богомъ будетъ то, что „народъ твой весь будетъ праведный" (Ис. LX, 1. 16. 19—21. Ср. 29, 22—24; 33, 5—6). „Тогда оставшіеся на Сіоне и уцелевшіе въ Іерусалиме будутъ именоваться святыми, все вписанные въ книгу для житья въ Іерусалиме, когда Господь омоетъ скверну дочерей Сіона и очиститъ кровь Іерусалима изъ среды его духомъ суда и духомъ огня" (Ис. IV, 3—4). Вотъ какими свойствами будетъ отличаться царство Господне и вотъ въ чемъ последняя цель возстановленія Сіона.

Провиделъ пришествіе праведной Отрасли Давида и св. пророкъ Іеремія и изобразилъ это пришествіе въ техъ же чертахъ. То будетъ царство веденія, определенности въ нравственной жизни. „Поставлю надъ ними (овцами народа Израилева) пастырей, которые будутъ пасти ихъ, и оне уже не будутъ бояться и пугаться и не будутъ теряться, говоритъ Господь". Въ главе же этого царства будетъ Отрасль Давидова, праведная, производящая судъ и правду на земле, и „вотъ—имя его, которымъ будутъ называть его: Господь оправданіе наше" (Іер. XXIII, 4. 5. 6). Поэтому и все царство будетъ царствомъ святости и правды. „Такъ "говоритъ Господь Саваофъ Богъ Израилевъ: впредь, когда Я возвращу пленъ ихъ (когда спасу ихъ), будутъ говорить на земле Іуды и въ городахъ его сіе слово: да благословитъ тебя Господь, жилище правды, гора святая" (Іер. XXXI, 23. Ср. 3, 12— 19; 24, 6—7)...

Тоже провиделъ и св. пророкъ Іезекіиль. Вечное царство, которое откроетъ Господь въ Сіоне, будетъ утверждаться на самомъ тесномъ, внутреннемъ общеніи народа съ Богомъ, а это само собою уже предполагаетъ праведную жизнь. „На этой земле, па горахъ Израиля Я сделаю ихъ (Іуду и Іосифа) однимъ народомъ, и одинъ Царь будетъ царемъ у всехъ ихъ, и не будутъ более двумя народами и уже не будутъ впередъ разделяться на два царства (ср. Іо. XVII, 21—23). И не будутъ уже осквернять себя идолами своими и мерзостями своими и всякими пороками своими и освобожду ихъ изъ всехъ местъ жительства ихъ, где они грешили, и очищу ихъ,—и будутъ Моимъ народомъ, и Я буду ихъ Богомъ". Избавленіе Израиля изъ языческаго плепа въ устахъ Божіихъ значитъ, следовательно, избавленіе Израиля изъ техъ местъ, где они грешили, значить прекращение ихъ греха и очищеніе ихъ. Это прекращеніе греха и соединитъ Израиля въ единый нераздельный народъ и сделаетъ вечнымъ его общеніе съ Богомъ. „Будутъ моимъ народомъ, и Я буду ихъ Богомъ. А рабъ мой Давидъ будетъ Царемъ надъ ними и Пастыремъ всехъ ихъ, и они будутъ ходить въ заповедяхъ Моихъ и уставы Мои будутъ соблюдать и выполнять ихъ. И будутъ жить на земле, которую Я далъ рабу Моему Іакову, на которой жили отцы ихъ; тамъ будутъ жить они и дети ихъ и дети детей ихъ во веки; и рабъ Мой Давидъ будетъ княземъ у нихъ вечно. И заключу съ ними заветъ мира, заветъ вечный будетъ съ ними. И устрою ихъ и размножу ихъ и поставлю среди нихъ святилище Мое на веки. И будетъ у нихъ жилище Мое, и буду ихъ Богомъ, а они будутъ Моимъ народомъ" (Іез. XXXYI1, 22—27. Ср. 11, 17—20; 36, 24—28).

Св. пророкъ Малахія, хочетъ, невидимому, высказать чаянія всего ветхозаветнаго человечества, когда говорить о пришествіи „Господа, Котораго вы (народъ израильскій) ищете, и объ Ангеле завета, Котораго вы желаете". Какого же Господа желали въ Ветхомъ Завете? „Вотъ, Онъ (Господь, Ангелъ завета) идетъ, говорить Господь СаваоФъ. И кто выдержитъ день пришествія его, и кто устоитъ, когда Онъ явится"? Однако, эта невыносимость пришествія Ангела зависитъ не отъ того, что Онъ будетъ грознымъ, карающимъ Судіей. Ангелъ будетъ страшенъ и невыносимъ только для коснеющихъ во грехе и боящихся работы надъ собою и невыносимъ потому, что Онъ придетъ обновить людей нравст венно, пересоздать ихъ для новаго благопріятнаго и вечнаго служения Богу. „Кто устоитъ, когда Онъ явится? Ибо Онъ-какъ огонь расплавляющій и какъ щелокъ очищающій, и сядетъ переплавлять и очищать серебро и очистить сыновъ Левія и переплавить ихъ, какъ золото и какъ серебро, чтобы приносили жертву Господу въ правде. Тогда благопріятна будетъ Господу жертва Іуды и Іерусалима, какъ во дни древніе и какъ въ лета прежнія" (Мал. Ill, I—4).

Это обновляющее действіе будущаго царства и въ техъ же чертахъ изображаеть и пророкъ Захарія: „И будутъ на всей земле, говорить Господь, две части на ней будутъ истреблены, вымрутъ, а третья останется на ней. И введу эту третью часть въ огонь и расплавлю ихъ, какъ плавятъ серебро, и очищу ихъ, какъ очищаютъ золото: они будутъ призывать имя Мое, и Я услышу ихъ и скажу: это—мой народъ, и они скажутъ: Господь—Богъ мой" (Зах. 13, 8—9), Въ томъ царстве будетъ вечный міръ (9, 10),—Господь будетъ „жить въ Іерусалиме, и будетъ называться Іерусалимъ городомъ истины, и гора Господа Саваофа—горою святыни (8, 3).

Пророкъ Софонія весьма сильными чертами онисываетъ внешнюю сторону будущаго спасенія, которое придетъ въ день гнева Божія (3, 8); притеснители народа будутъ стеснены, и, вместо теперешняго уничижения народу Божію дарованы будутъ именитость и почетъ (ст. 19—20). Но основаніе для такой перемены заключается именно во внутреннемъ обновленіи народа. „Тогда опять Я дамъ народамъ уста чистыя, чтобы все признавали имя Господа и служили ему единодушно. Изъ заречныхъ странъ ЭФіопіи поклонники Мои дети разсеянныхъ людей—принесутъ Мне дары. Въ тотъ день ты не будешь срамить себя всякими поступками твоими, какими ты грешилъ противъ Меня, ибо тогда Я удалю изъ среды твоей тщеславящихся твоею знатностью, и не будешь более превозноситься на святой горе Моей. Но оставлю у тебя народъ смиренный и простой, и они будутъ уповать на имя Господне. Остатки Израиля не будутъ делать неправды, не станутъ говорить лжи, и не найдется въ устахъ ихъ языка коварнаго, ибо сами будутъ пастись и покоиться, и никто не потревожить ихъ". Главная же радость будущаго века—въ живомъ общеніи съ Богомъ: „Господь Богъ твой—среди тебя" (Соф. 3, 9—13. 17).

Такимъ образомъ, пророки рисуютъ въ самыхъ сильныхъ чертахъ будущее торжество Израиля надъ народами, описываютъ возстановленіе Іерусалима и царства Израильскаго, описываютъ будущее богатство, благополучіе и пр. Однако эти черты не поглощаютъ всего ихъ вниманія, мало того, эти черты больше говорятъ о начале царства, а не о его существе. Но лишь только пророки переходятъ къ описанію того, какъ и чемъ будетъ наслаждаться Израиль въ будущемъ царстве,—сразу же въ ихъ речахъ выступаетъ, въ качестве главной, основной черты этого царства, его святость, Богоугодность, свобода оть всякаго греха. Мессія чрезъ то самое, что Онь освободить народъ изъ плена, дастъ ему возможность жить свято и въ общеніи съ Богомъ. Тяжело, конечно, было чужеземное рабство, тяжела вся вообще бедственность жизни, но главный гнетъ, давившій нравственное сознаніе истиннаго Израиля, былъ всетаки грехъ. Потому и избавленіе отъ него было главнымъ содержаніемъ понятія о спасеніи.

Эта основная мысль пророчества замечательно ясно выражается на рубеже двухъ Заветовъ отцемъ Іоанна Крестителя, священникомъ Захаріею. „Благословенъ Господь Богъ Израилевъ, что посетилъ народъ свой, и сотворилъ избавленіе ему: и воздвигъ рогъ спасенія намъ въ дому Давида, отрока Своего; какъ возвестилъ устами бывшихъ отъ века святыхъ пророковъ Своихъ, что спасетъ насъ отъ враговъ нашихъ и отъ руки всехъ ненавидящихъ насъ, сотворить милостъ съ отцами нашими, и помянетъ Святый заветъ Свой, клятву, которою клялся Онъ Аврааму, отцу нашему, дать намъ небоязненно, по избавленіи отъ руки враговъ нашихъ, служить ему въ святости и правде предъ Нимъ, во все дни жизни нашей". Поэтому и призваніе новорожденнаго Предтечи будетъ „дать уразуметь народу Божію спасете", именно, „въ прощеніи греховъ", целыо же „посещенія Востока свыше" будетъ „просветить сидящихъ во тьме и сени смертной, направить ноги наши на путь мира" (Лук. I, 68 — 75. 77. 78. 79).

Приходитъ, наконецъ, время родиться Самому Востоку свыше. Ангелъ является во сне Іосифу и повелеваетъ ему назвать родящагося Младенца Іисусомъ. „Ибо, говоритъ Ангелъ, Онъ спасетъ людей Своихъ отъ греховъ ихъ" (МФ. I, 21). Въ этомъ спасеніи отъ греховъ полагалъ Свое призваніе и Самъ Господь Іисусъ Христосъ. „Пріидите ко Мне все труждающіеся и обремененные, и Я упокою васъ". Въ чине постриженія прибавляется: „обремененные грехами", и эта прибавка вполне оправдывается дальнейшимъ ходомъ речи. Въ чемъ состоитъ предлагаемое Христомъ упокоеніе? „Возьмите иго Мое на себя, и научитесь отъ Меня: ибо Я кротокъ и смиренъ сердцемъ; и найдете покой душамъ вашимъ" (МФ. XI, 28—29). Покой, спасеніе—въ перемене нравовъ. Верный Своему призванію „взыскать и спасти погибшее", Сынъ Человеческій приходитъ въ домъ Закхея, и говоритъ: „ныне пришло спасеніе дому сему, потому что и онъ (Закхей) сынъ Авраама". Слова же эти сказаны были въ ответъ на восклицаніе Закхея: „Господи, половину именія моего отдамъ вищимъ, и, если кого обиделъ, воздамъ въ четверо" (Лук. XIX, 10. 9. 8). Мытарь, сребролюбецъ по самому своему положенію, вдругъ разрешается отъ узъ своей страсти. Господь и называетъ это спасеніемъ.

Св. Апостолъ Петръ убеждаетъ своихъ читателей благодушно переносить все скорби здешней жизни, чтобы „достигнуть наконецъ верою спасенія душъ". Объ этомъ спасеніи провозвестили ветхозаветные пророки. „Посему, возлюбленные, пишетъ Апостолъ, препоясавъ чресла ума вашего, бодрствуя совершенно уповайте на подаваемую вамъ благодать въ явленія Іисуса Христа. Какъ послушныя дети, не сообразуйтесь съ прежними похотями, бывшими въ неведеніи вашемъ; но, по примеру призвавшаго васъ Святаго, и сами бутьте святы во всехъ поступкахъ, зная, что не тленнымъ серебромъ или золотомъ искуплены вы отъ суетной жизни, преданной отъ отцевъ, по драгоценною Кровію Христа, какъ непорочнаго и чистаго агнца" (I Петр. I, 9. 13— 15. 18).

Св. Апостолъ Павелъ такъ описываетъ спасеніе, совершенное Іисусомъ Христомъ: „Мы были некогда несмысленны, непокорны, заблудшіе, были рабы похотей и различныхъ удовольствій, жили въ злобе и зависти, были гнусны, ненавидели другъ друга. Когда же явилась благодать и человеколюбіе Спасителя нашего, Бога, Онъ спасъ насъ не по деламъ праведнымъ, которыя бы мы сотворили, а по Своей милости, банею возрожденія и обновления Святымъ Духомъ, Котораго излилъ на насъ обильно чрезъ Іисуса Христа, Спасителя нашего". Благодать Божія, такимъ образомъ, принесла людямъ спасеніе въ возрожденіи и омовеніи душевныхъ неправдъ. Поэтому, прямой выводъ изъ проповеди объ этомъ спасеніи, убеждать всехъ, чтобы проводили праведную жизнь. „Слово это верно (т. е. проповедь о явившейся благодати); и я желаю, чтобы ты подтверждалъ о семъ, дабы (вотъ конецъ этой проповеди) уверовавшіе въ Бога старались быть прилежными къ добрымъ деламъ" (Тит. III, 3—6. 8). Иначе, возвещенная благодать къ нимъ относиться не будетъ, такъ какъ явившаяся благодать Божія потому и „спасительна всемъ человекамь" что „научаетъ насъ, чтобы отвергнувъ нечестіе и мірскія похоти, целомудренно и праведно благочестно жили въ ныненшемъ веке". Въ этомъ и цель и смыслъ дела, совершеннаго для насъ Іисусомъ Христомъ, такъ какъ „Онъ далъ Себя за насъ (для того, именно), чтобы избавить насъ отъ всякаго беззакония, и очистить Себе народъ особенный, ревностный къ добрымъ деламъ" (Тит. II, 11—12. 14), чтобы „избавить насъ отъ настоящаго лукаваго века (Гал. 1, 4).— Спасеніе состоитъ въ томъ,, что Богъ „избавилъ насъ отъ власти тьмы", а тьма эта была наше отчуждевіе отъ Бога и греховная жизнь. „По расположению къ злымъ деламъ", мы были враждебно настроены противъ Бога и отчуждены этимъ отъ Него (себялюбцу всякій, кто полагаетъ пределъ его хотенію, представляется врагомъ). Ныне Богъ примирилъ насъ, чтобы представить насъ святыми и непорочными и неповинными предъ Собою". Но все это, конечно, подъ темъ непременнымъ условіемъ, если мы пребываемъ въ своемъ призваніи: „если только пребываете тверды и не поколебимы въ вере, и не отпадаете отъ благовествованія, которое вы слышали" (Кол. I, 13. 21. 22. 23), иначе вражда наша противъ Бога опять воскреснетъ.—„Христосъ возлюбилъ Церковь и предалъ Себя за нее, чтобы освятить ее. очистивъ банею водною, посредствомъ слова; чтобы представить ее Себе славного Церковію, не имеющею пятна, или порока, иди чего либо подобнаго, но дабы она была свята и непорочна" (Еф. У, 25—27). „Насть, мертвыхъ по преступленіямъ, Богъ, богатый милостію, по Своей великой любви, которою возлюбилъ насъ, — оживотворилъ со Христомъ. (Мы) спасены благодатію чрезъ веру, и сіе не отъ (насъ) Божій даръ"; такъ что „мы его твореніе, созданы во Христе Іисусе на добрыя дела, которыя Богъ предназначилъ намъ исполнять" (Еф. II, 4—5. 8. 10).

Главное въ вопросе о спасеніи полагается священными писателями въ грехе самомъ въ себе, даже независимо отъ его последствій. Страданіе не есть зло для человека,—зломъ является грехъ; отъ него жаждали избавиться люди Ветхаго Завета; свободу отъ него проповедалъ Христосъ съ апостолами Своими въ Новомъ. Это для насъ вполне будетъ понятно, если мы вспомнимъ, въ чемъ христіанинъ полагаетъ свою истинную жизнь и свое высшее благо. Если жизненная цель человека не самоуслажденіе, не личное счастіе, а святость ради Святаго Господа, тогда, конечно, и зломъ въ собственномъ смысле для него будетъ не отсутствіе личнаго счастія, не страданіе, а отсутствіе святости, греховная враждебность по отношенію къ Богу и его святому царству. Въ представленномъ ученіи Св. Писанія о спасеніи, такимъ образомъ, мы находимъ развитіе и, следовательно, подтвержденіе той идеи блаженства въ святости, которую (идею) мы признаемъ основною въ православномъ жизнепониманіи.

После всего, что говорилось раньше о воззреніяхъ отцевъ Церкви относительно вечной жизни, возмездія и пр., вполне яснымъ становится и отеческое ученіе о существе и послед-ней цели спасенія.

Не могли отцы Церкви понимать спасеніе иначе, какъ спасеніе прежде всего отъ греховъ. „елисей, говоритъ св. Іустинъ Мученикъ, бросивъ дерево въ реку Іорданъ, вызвалъ со дна железный топоръ, съ которымъ сыны пророческіе пришли рубить деревья на постройку дома, чтобы въ немъ читать и размышлять о законе и повеленіяхъ Божіихъ; такъ и Христосъ нашъ искупилъ насъ, погруженныхъ въ тягчайшие грехи, соделанные нами,—чрезъ Свое распятіе на дереве и и чрезъ освященіе насъ водою и сделалъ насъ домомъ молитвы и поклонения" 291). „Мы, говоритъ св. Іустинъ, еще будучи преданы блудодеянію и всякому вообще гнусному делу, совлекли въ себе благодатію, дарованною нашимъ Іисусомъ по воле Отца его, все нечистое и злое, во что мы были облечены. На насъ возстаетъ діаволъ, всегда действующій противъ насъ и желающій всехъ привлечь къ себе; но Агнецъ Божій, т. е. сила Божія, ниспосланная намъ чрезъ Іисуса Христа, за-прещаетъ ему, и онъ удаляется отъ насъ. И мы какъ будто выхвачены изъ огня, потому что избавлены и отъ прежнихъ греховъ, и отъ мученія и пламени, которыя готовилъ намъ діаволъ и все слуги его и отъ которыхъ опять избавляетъ насъ Іисусъ Сынъ Божій" 292). Такимъ образомъ, св. Іустинъ не позабываетъ и последствій греха, но избавленіе отъ нихъ представляется ему скорее призракомъ, последствіемъ спасенія, чемъ его существомъ и главной целью („опять избавляетъ"). Сущность же спасенія въ томъ, что Господь Іисусъ Христосъ даровалъ намъ силу, которою побеждаемъ прилоги нападающаго на насъ діавола и пребываемъ свободными отъ своихъ прежнихъ страстей.

„По действію лукаваго, говоритъ преп. Ефремъ Сиринъ, все изнемогли во зле: поврежденіе стало столь тяжко и не исцельно, что ни пророки, ни священники не въ силахъ были совершенно уврачевать язвы. Посему-то (вотъ причина) Святый единородный Сынъ, видя, что все естоственно изнемогаетъ въ зле (вотъ сущность бедствія), по воле Отца снисшедши съ неба,... пришелъ благодатию и щедротами уврачевать одержимыхъ разнообразными немощами и словомъ Своимъ исцелить все болезни, всехъ избавилъ Онъ отъ зловония собственныхъ язвъ uxъ" 293). Цель спасенія и смыслъ въ „избавленіи тъ зловонія собственныхъ язвъ" человека. „Я, говорить преп. Ефремъ Сиринъ въ другомъ месте, спасся отъ множества долговъ, отъ легіона греховъ, отъ тяжкихъ узъ неправды и отъ сетей греха. Спасся отъ лукавыхъ делъ, отъ тайныхъ беззаконій, отъ скверны растленія, отъ мерзости заблужденій. Возсталъ я изъ этой тины, изникъ изъ этого рва, вышелъ изъ этой тьмы; уврачуй же, Господи, по неложному обещанію Твоему, все немощи, какія видишь во мне" 294). Въ этихъ словахъ преп, ефремъ не только выражаетъ сущность спасенія со стороны его содержанія, но даетъ понять и самую форму его, способъ, какимъ оно совершается: оно не есть какое-нибудь внешне - судебное или магическое действіе, а развитіе постепенно совершающееся въ человеке действіемъ благодати Божіей, такъ что могутъ быть степени пскупленія. „Совершенный, выражаетъ эту же мысль св. отецъ, христіанинъ всякую добродетель и все превосходящіе природу нашу совершенные плоды духа... производитъ съ услажденіемъ и ду-ховнымъ удовольствіемъ, какъ естественные и обыкновенные, уже безъ утомленія и легко, не борясь более съ греховными страстями, какъ совершенно искупленный Господомъ" 295).

Ту же мысль можно найти въ очень ясной форме у св. АФанасія Александрійскаго. „Поелику, говорить онъ, естество человеческое, претерпевъ измененіе, оставило правду и возлюбило беззаконіе; то единородный соделался человекомъ, чтобы въ Себе Самомъ исправивъ сіе, внушить естеству человеческому любить правду и ненавидеть беззаконіе. Это и было причиной вочеловеченія. Сего ради помаза Тя, Боже". Чего же именно ради? Чтобы возрадовались соделавшіеся Твоими причастниками; какъ помилованные за то, что научились у тебя любить правду и ненавидеть беззаконіе" 296).

Христосъ называется, по словомъ св. Григорія Богослова, „Избавленіемъ" (I Кор. 1, 30), какъ освобождающій насъ,содержимыхъ подъ грехомъ. какъ давшій Себя за насъ въ искупленіе, въ очистительную жертву за вселенную" 297).

Итакъ, съ православной точки зренія, сущность, смыслъ и посдедняя цель спасенія человека состоять въ избавленіи его отъ греха и въ дарованіи ему вечной святой жизни въ общеніи съ Богомъ. О последствіяхъ греха. о смерти, страданіи и пр. православный отнюдь не забывает, отнюдь не является неблагодарнымъ за избавленіе отъ нихъ Богу,—но это избавленіе не является для него главной радостію, какъ оно является въ жизнепониманіи правовомъ. Подобно апостолу Павлу, православный сокрушается не столько о томъ, что ему грозить наказаніе за грехъ, отъ котораго (греха) онъ не можетъ никакъ освободиться, сколько о томъ, что ему не „избавиться отъ сего тела смерти", въ которомъ живетъ "инъ законъ, противовоюющій услаждающему его „закону ума" (Римл. VII, 22—25). Не страхъ за себя, а желаніе святости, жизни по Богу заставляетъ скорбеть истиннаго подвижника благочестія.

Если же въ этомъ сущность спасенія, тогда и самый способъ его становится для насъ определеннымъ.

Если думать только о томъ, чтобы избавить человека отъ страданія, тогда совершенно безразлично, свободно ли или не свободно со стороны человека это избавленіе: все дело въ благодушіи человека. Но если человека нужно сделать праведнымъ, нужно освободить именно отъ греха, тогда совсемъ не безразлично, будетъ ли человекъ только страдательнымъ предметомъ для действія сверхъестественной силы, или самъ будетъ участвовать въ своемъ избавленіи.

Поэтому-то, въ св. Писаніи и въ твореніяхъ отцевъ Церкви и замечается постоянное стремленіе убедить человека совершать свое спасеніе, потому что безъ собственныхъ усилій никто спастись не можетъ. То несомненно, что „человекъ ничто безъ Бога; пока Богъ его содержитъ, управляетъ и просвещаетъ,—нечто есть и быти показуется; но когда Богъ светъ Свой сокроетъ и жизненную силу отниметъ, тотчасъ исчезает 298); и что, следовательно, спасеніе можетъ быть приписано только милости Божіей. Однако, „человека Богъ украсилъ даромъ свободы" 299) и далъ ему возможность совершать по свободному выбору то, что для животныхъ составляетъ даръ природы 300). И это для того, чтобы сделать человека участникомъ въ жизни истинной, т. е. святой, Божественной, такъ какъ непроизвольная святость не можетъ быть святостью и высшимъ благомъ человека, и целью его стремленій. „Не можетъ быть добро пріятнымъ людямъ и общеніе съ Богомъ не будетъ для нихъ дорого, не могли бы они особенно и искать добра, если бы оно существовало въ людяхъ безъ ихъ собственнего усилія или прилежанія, было бы прирождено въ силу природы и безъ ихъ участія... Ибо, какъ могутъ радоваться добру те, которые не знаютъ, что такое добро? Какую цену оно имело бы въ глазахъ техъ, которые не стремятся къ нему? И могло ли бы быть оно венцомъ для техъ, которые отнюдь не бежали въ преследованіи его подобно победителямъ на ристалище. Поэтому - то Господь сказалъ, что царство небесное есть уделъ употребляющихъ усиліе (МФ. XI, 12) 301). Святость, если она будетъ непроизвольнымъ достояніемъ природы, потеряетъ свой нравственный характеръ и превратится въ безразличное состояніе. „Нельзя быть добрымъ по необходимости"302).

Поэтому, равно неправильно представлять себе спасеніе деломъ, извне вменяемымъ человеку, какъ и сверхъестественнымъ превращеніемъ, происходящимъ въ человеке помимо участія его свободы. И въ томъ и въ другомъ случае человекъ оказывался бы только безвольнымъ предметомъ чужаго воздействія, и святость, полученная имъ такимъ путемъ, ничемъ не отличалась бы отъ святости прирожденной, не имеющей нравственнаго достоинства, и, следовательно, совсемъ не темъ высшимъ благомъ, котораго ищетъ человекъ. „Я, говоритъ св. I. Златоустъ, слышалъ многихъ, говорившихъ: для чего Богъ сотворилъ меня самовластнымъ въ добродетели?

Но какъ возвести на небо тебя дремлющаго, спящаго, преданнаго порокамъ, роскоши, чревоугодію? Ты и тамъ не отсталъ бы отъ пороковъ" 303). Человекъ не воспріялъ бы насильно навязанной ему святости и остался бы при прежнемъ. Поэтому, хотя благодать Божія делаетъ весьма много въ спасеніи человека, хотя можно все приписать ей, однако она „также нуждается въ верующемъ, какъ писчая трость или стрела въ действующемъ" 304). „Не насиліемъ и самооуправствомъ, но убежденіемъ и добродушіемъ уготовляется спасеніе человека. Посему всякій полновластенъ въ собственномъ спасеніи" 305). И это не въ томъ только смысле, что онъ страдательно воспринимаетъ воздействіе благодати, такъ сказать, представляетъ себя благодати, но въ томъ, что онъ встре-чаетъ предлагаемое ему спасеніе самымъ горячимъ желаніемъ, что онъ „ревностно устремляетъ свои очи къ свету (Божію)" 306). „Подвигоположникъ, говоритъ преп. ефремъ Сиринъ, всегда готовъ подать тебе Свою десницу, и возставить тебя отъ паденія. Ибо, какъ скоро ты первый протянешь къ Нему руку, Онъ подастъ тебе десницу Свою, чтобы возставить тебя" 307). А эта решимость принять благодатную" помощь необходимо предполагаетъ, что и въ последующій моментъ, въ моментъ самаго воздействія благодати человекъ не остается празднымъ, не ощущаетъ только свое спасеніе, но „действующей въ немъ благодати содействуетъ" 308). Всякое добро, совершающееся въ человеке, всякій его нравственный ростъ, всякій переломъ, происходящий въ его душе, необходимо совершаются не вне сознанія и свободы, такъ что не другой кто-нибудь, а „самъ человекъ изменяетъ себя, изъ ветхаго превращаясь въ новаго" 309). Спасеніе не можетъ быть какимъ-нибудь внешне-судебнымъ или физическимъ событіемъ, а необходимо есть действіе нравственное; и, какъ такое, оно необходимо предполагаетъ, въ качестве неизбежнейшаго условія и закона, что человекъ самъ совершаетъ это действіе, хотя и съ помощію благодати. Благодать, хотя и действуетъ, хотя и совершаетъ все, но непременно внутри свободы и сознанія. Это—основное православное начало, и его не нужно забывать, чтобы понять ученіе православной церкви о самомъ способе спасенія человека.

Правовая точка зренія предлагаетъ две несообразности въ ученіи о томъ, какимъ способомъ человекъ спасается: она, во-первыхъ, учитъ, что Богъ не вменяетъ человеку греха и провозглашаетъ его праведнымъ, тогда какъ человекъ въ душе остается все темъ же грешникомъ; и, во-вторыхъ, самое спасеніе, точнее освященіе человека представляетъ въ виде сверхъестественнаго помимовольнаго пересозданія, почти вещественнаго превращенія совершаемаго въ душе благодатію. Православная догматика можетъ употреблять те-же выраженія, но содержаніе ихъ, конечно, будетъ далеко отлично.

После выясненнаго православнаго понятія о правде Божіей, о возмездіи, о сущности спасенія нельзя представить себе, чтобы въ моментъ крещенія или покаянія совершалось какое-то невмененіе греха, какое-то провозглашеніе человека праведнымъ, пронунціація, какъ говорятъ протестанты. По протестантскому учепію выходитъ, что Богъ все время былъ разгневанъ на человека, все время не могъ ему простить того оекорбленія, какое человекъ нанесъ ему грехомъ. Потомъ, вдругъ, видя веру человека въ Іисуса Христа, Богъ примиряется съ человекомъ и не считаетъ его более своимъ врагомъ, хотя человекъ и после этого можетъ еще грешить, но уже безнаказанно. Здесь съ очевидностью обнаруживается то основное начало, которымъ живетъ правовое жизнепониманіе: все построено на оскорбленномъ самолюбіи,—разъ успокоено самолюбіе, тогда и грехъ, прежде осуждавшійся и подвергнутый проклятію, теряетъ свою греховность. Не такъ учитъ православная Церковь.

Можно ли представить, чтобы Богъ враждовалъ противъ человека за его грехъ, чтобы Богъ не могъ примириться съ человекомъ, хотя бы этотъ последній всей душой жаждалъ Бога и молилъ объ общеніи съ Нимъ? Оставаясь верными Слову Божію и ученію отцевъ, можемъ только сказать: нетъ. Чтобы убедиться въ этомъ, раскроемъ Библію, и тамъ прямо съ первыхъ страницъ мы находимъ опроверженіе этого протестантскаго взгляда, хотя протестанты и хвалятся, что веруютъ только тому, чему учитъ Библія.

Если Богъ враждовалъ противъ человека за оскорбленіе грехомъ, то какъ намъ протестанты объяснятъ первобытную исторію человечества? Почему Господь, обличивъ Адама, не оставляетъ его на произволъ судьбы, а устраиваетъ его жизнь и тутъ же даетъ ему самое радостное обетованіе, что семя жены сотретъ главу змія? Почему Господь, видя близость греха для Каина, является къ нему и предостерегаетъ? Почему, вообще, только для людей, „пренебрегавшихъ Духъ Божій" (Быт. VI, 3), только для нечестивыхъ, не желавшихъ обращенія, не было мира", т. е. примиренія съ Богомъ (Ис. LVII, 20—21) „боящійся же Бога и поступающій по правде во всякомъ народе пріятенъ (былъ) ему" (Деян. X, 35)?

Очевидно, все это потому, что, говоря словами св. I. Златоустаго, „не Богъ враждуетъ противъ насъ, но мы противъ Него. Богъ никогда не враждуетъ" 310). Богъ всегда стремится къ человеку, всегда влечетъ его къ Себе, но дело въ томъ, что человекъ не всегда повинуется призванію Божію. Въ этомъ случае человекъ погибаетъ, но причиной—не гневъ Божій, не нежеланіе Бога простить человеку; а самъ человекъ, избирающей худое, котораго (худаго) Богъ не можетъ оставить жить, не можетъ даровать злу истину, принадлежащую только добру; не можетъ Богъ этого сделать такъ же, какъ не можетъ умереть или солгать, потому что это было бы отрицаніемъ Божественнаго Существа. Но не мирясь съ грехомъ, любовь Божія всегда готова обратить и спасти человека. Грехъ удаляетъ человека отъ Бога, а не Бога—отъ человека.

Замечательно ясно высказывается эта мысль у пророка Исаіи. Напр.: „Такъ говоритъ Высокій и Превознесенный, вечно Живущій,—Святый имя ему: Я живу на высоте небесъ и во святилище, и также съ сокрушенными духомъ и смиренными, чтобы оживлять духъ смиренный и оживлять сердца сокрушенныхъ. Ибо не вечно буду Я вести тяжбу и не до конца гневаться; иначе изнеможешь предо Мною духъ и всякое дыхание, Мною сотворенное" (Ис. LVII, 15 — 16). Богъ, какъ Творецъ всего, могъ, конечно, быть только правдой карающей, но тогда бы погибъ человекъ. Поэтому, любовь Божія и не ставитъ греха безусловными препятствіемъ для сближенія Бога съ человекомъ; всюду, где есть смиренный и сокрушенный сердцемъ, где заметно желаніе бросить грехъ и быть съ Богомъ, любовь Божія не оставляетъ безъ помощи. „За грехъ корыстолюбія его Я гневался и поражадъ его, скрывалъ лице и негодовалъ (чтобы исправить его); но онъ отвратившись пошелъ по пути своего сердца. (Мое удаленіе только еще более приблизило человека къ погибели. Тогда Я решилъ действовать иначе). Я виделъ пути его (однако, и теперь готовъ ему помочь), и исцелю его и буду водить его и утешать его и сетующихъ его. Я исполню слово: миръ, миръ дальнему и ближнему,—говоритъ Господь, и исцелю его" (17—19). Но непременнымъ условіемъ этого помилованія должно быть сердце сокрушенное, иначе милость не коснется человека". Я милостивъ, говоритъ Господь, не вечно буду негодовать; признай только вину твою (Іер. 3, 12—13). „А нечестивые—какъ море взволнованное, которое не можетъ успокоиться, и котораго воды выбрасываютъ илъ и грязь. Нетъ мира нечестивымъ, говоритъ Богъ мой" (20— 21). Почему же это? Потому, что они милости Божіей не приняли и примириться съ Нимъ не хотели. Всякій день простиралъ Я руки Мои къ народу непокорному, ходившему путемъ недобрымъ, по своимъ помышленіямъ (вотъ отношеніе Господа къ грешнику, не смотря на его грехъ). Однако, „вотъ, что написано предъ лицемъ Моимъ: не умолчу, но воздамъ, воздамъ въ недро ихъ беззаконія ваши, говоритъ Господь... Васъ, которые оставили Господа; забыли святую гору Мою, приготовляете трапезу для Гада и растворяете полную чашу для Меня,—васъ обрекаю Я мечу, и все вы преклонитесь на закланіе, потому что Я звалъ—и вы не отвечали, говорилъ—и вы не слушали, но делали злое въ очахъ Моихъ и избирали то, что неугодно Мне. Посему такъ говоритъ Господь Богъ: вотъ, рабы Мои (т. е. обратившіеся къ Богу) будутъ есть, а вы будете голодать" (Ис. LXV, 2. 6— 7, 11—13). „Кто гневъ Божій можетъ обратить на милость и правосудіе на милосердіе,—говоритъ преп. Ефремъ Сирин, если не умолитъ Судію тотъ одинъ, кто самъ себе связалъ бремя греховъ и несетъ, и развязываетъ и облегчаетъ оное, когда хочетъ? Ибо увеличиваемъ бремена, когда тяжко грешимъ, и облегчаемъ также оныя, когда горько каемся; и отъ насъ самихъ зависитъ разрешать и вязать. Божіе дело—прощать припадающихъ къ Нему; ибо, действительно, человеколюбивъ Владыка, Который покаяніемъ разрешаетъ бремена рабовъ" 311). Причина наказанія, следовательно, не въ необходимости какъ-нибудь удовлетворить правде Божіей (ведь, этого удовлетворенія нетъ и после покаянія), а въ томъ, что грешникъ не кается, продолжаетъ пребывать во грехе и темъ отчуждаетъ себя отъ жизни Божіей. Вражда, следовательно, не въ Боге, а въ человеке, какъ апостолъ Павелъ и даетъ это видеть съ несомненной ясностью.

„Благоугодно было Отцу, чтобы въ Немъ (Сыне) обитала всякая полнота, и чтобы посредствомъ его примирить (не Себя со всеми, а) съ Собою все, умиротворивъ чрезъ Него кровію креста его, и земное и небесное. И васъ, бывшихъ некогда отчужденными и врагами, по расположению къ злымъ деламъ (любя зло, человекъ не можетъ любить святаго Бога) ныне примирилъ въ теле плоти его, смертію его, чтобы представить васъ святыми и непорочными и неповинными предъ Собою" (Кол. I, 19—22). „Все отъ Бога, Іисусомъ Христомъ примирившаго насъ съ Собою (а не Себя съ нами) и давшаго намъ служеніе примиренія, потому что Богъ во Христе примирилъ съ Собою міръ, не вменяя людямъ (такимъ образомъ) преступленій ихъ, и далъ намъ слово примиренія. Итакъ мы—посланники отъ имени Христова, и какъ бы самъ Богъ увещеваетъ чрезъ насъ, отъ имени Христова просимъ: примиритесь съ Богомъ" (2 Кор. У, 18— 20)... „Мы, какъ споспешники, умоляемъ васъ, чтобы благодать Божія не тщетно была принята вами" (VI, 1). Такимъ образомъ, въ то время, какъ люди, преданные греху, враждовали противъ Бога, противились его закону и пр., Богъ не переставалъ любить ихъ, враговъ Своихъ. „Ты врага суща мя зело возлюбшъ еси", поетъ наша Церковь 312). Ради этой Своей любви Богъ, не желая вменять людямъ этой вражды ихъ къ Себе, послалъ Сына Своего, чтобы примирить людей съ Собою. если же и после этого для некоторыхъ благодать Божія является „тщетной", то это потому, что сами они не хотятъ внять Божію увещанію, не хотятъ примириться съ Богомъ. Кто же въ такомъ случае примиряется въ крещеніи? Очевидно, не Богъ, потому что Онъ зоветъ человека ко крещению, Онъ будитъ его веру и пр. Примиряется, следовательно, человекъ съ Богомъ, т. е. человекъ, дотоле любившій только себя и грехъ, теперь откликается на зовъ Божій и съ своей стороны решается не служить больше греху и не враждовать, такимъ образомъ, противъ Бога, решается, вместо вражды, быть въ общеніи съ Богомъ.

Такимъ образомъ, если съ православной точки зренія и можно говорить о невмененіи Богомъ греха человеку, то лишь въ качестве домірнаго предположенія всего домостроительства Божія о нашемъ спасеніи, предположенія, которое низвело на землю Сына Божія и вознесло его на крестъ, и которое, съ другой стороны, является вечнымъ залогомъ милости для насъ, всякаго грешника приступающаго къ Богу. Это не то значитъ, чтобы Богъ мирился со грехомъ. Грехъ, какъ прямое отрицаніе Божіей жизни, всегда пребудетъ „мерзостью" предъ святымъ Богомъ, никогда не получитъ отъ Него признанія, никогда не получитъ права на существованіе. Но это не потому, чтобы Богъ хотелъ, такъ сказать, отмстить за оскорбленіе, нанесенное ему, какъ Владыке міра— это объясняется самымъ существомъ правды. Грешникъ же, какъ личность, никогда не переставалъ и не перестанетъ быть предметомъ самой сильной любви Божіей, готовой на всякія жертвы, лишь бы только человекъ внялъ ея призванію. Тогда „вся виновность его сделается какъ тень" 313), какъ совсемъ не бывшая, и Отецъ Небесный проститъ ему прежнюю вражду, не требуя никакого удовлетворения.

„Грешникъ не уплатилъ еще долга, чрезъ покаяніе делается неответственнымъ въ долге. Онъ не сложилъ еще бремени съ себя (разумеется искорененіе страсти) и облачается благодатію... Покаяніе не обещаетъ только, но даруетъ уже очищеніе греховъ и оставленіе оныхъ; не къ надежде только приводитъ согрешившаго, но единымъ словомъ изрекаетъ повеленіе, уверяетъ, что будетъ свободенъ. Оно говоритъ ему: познай, что имеешь у себя, а не жди. Но благодеяніе еще выше. Уразумей, чемъ обладаешь и знай, что уже самъ ты себе покровительствуешь. Данною тебе благодатію удостоверяю тебя въ будущемъ. Уверься въ милосердіи Божіемъ; пріятно Богу, что ты притекъ къ Нему; и Онъ доказываетъ тебе благость, потому что прежде оставления греховъ рукоположилъ тебя во іерея" 314), т. е. прежде того, какъ человекъ станетъ праведнымъ, Богъ не отвергаетъ его молитвы, не лишаетъ его права къ Себе обратиться. Милость Божія удерживается не Богомъ, а самимъ грешникомъ. Нужно только покаяться, „принести себя въ жертву Богу" 315), отказаться отъ своей излюбленной жизни, Богъ не помянетъ нашей прежней вражды, пойдетъ къ намъ на встречу. Любовь Божія, говоритъ преп. Ефремъ Сиринъ, „не медлитъ выслушивать приходящихъ къ Богу истинно. И не упрекаетъ опять приходящаго нечестивца: для чего столько времени служить ты врагу и добровольно презиралъ Меня Владыку? Не разыскиваетъ, сколько протекло времени, а только на смиреніе, слезы и воздыханія припадающаго къ Нему взираетъ Владыка, пототу что Онъ-предведецъ, какъ Богъ и создатель нашъ, вдругъ прощаетъ все грехи и ошибки въ мысляхъ и делахъ, и говоритъ, чтобы принесли ему (припадающему) одежду первую и еще перстень на правую руку, и всемъ ангеламъ повелеваетъ радоваться обретенію этой души грешника" 316). Конечно, совершенное остается совершеннымъ, бывшихъ греховъ позабыть человеку нельзя,—вспомнимъ слезы апостола Петра. Но если человекъ станетъ свои грехи считать непроницаемой стеной между нимъ и Богомъ, то это будетъ смертный грехъ, отчаяніе. Сознаніе бывшихъ греховъ только учитъ человека понимать милость и всепрощающую любовь Божію, а не возбуждаетъ въ немъ ужаса предъ гневомъ Божіимъ.

Следовательно, домостроительство Божіе направляется не къ тому, чтобы какъ-нибудь примирить образовавшееся въ Боге раздвоеніе между любовію и правдою (раздвоеніе съ трудомъ допустимое въ единомъ и всегда тожественномъ Себе Существе), а къ тому, чтобы какъ-нибудь спасти погибшую овцу, чтобы какъ-нибудь устроить обращеніе человека на путь истины. Поэтому, невмененіе греха съ православной точки зренія должно понимать въ томъ смысле, что Господь, отъ вечности, осудивъ зло на погибель, темъ не менее отъ вечности же решилъ не отвергать за грехъ человека, если онъ перестанетъ грешить и обратится къ Богу. Поэтому, полагать въ невмененіи сущность оправданія значить говорить только о непременномъ предположеніи оправданія, о самомъ же последнемъ не говорить. То несомнено, что каждый обращающійся къ Богу просить прежде всего прощенія и получаетъ его; но это не значить, чтобы въ Боге во время самого совершенія таинства происходилъ какой-нибудь особый актъ примиренія съ дотоле нелюбимымъ грешникомъ, перемена происходить въ человеке и состоитъ въ примиреніи этого последняго съ Богомъ. Такимъ образомъ главное въ оправданіи—не пронунціація протестантовъ, а обращеніе человека отъ греха къ жизни по Богу, нравственный переворотъ. Такъ, действительно, православная церковь учила и учитъ.

Пророкъ Исаія такъ описываетъ „заглажденіе беззаконій" Іакова. Господь наказывалъ его, „выбросилъ его сильнымъ дуновеніемъ своимъ, какъ бы въ день восточнаго ветра. И чрезъ это загладится беззаконіе Іакова (но страданія-не внешняя цена за грехъ, потому что далее читаемъ); и плодомь сего будетъ снятіе греха съ него, когда все камни жертвенниковъ онъ обратить въ куски извести, и не будутъ уже стоять дубравы и истуканы солнца" (Ис. 27, 9.) Бедствія приводятъ Іакова къ покаянію и, когда онъ уничтожить свой грехъ (идолослуженіе), этотъ грехъ съ него снимется.

Апостолъ Павелъ называетъ крещеніе смертію греху. „Мы, говорить онь, умерли для греха: какъ же намъ жить въ немъ"? Въ чемъ же состоитъ эта смерть? „Неужели не знаете, что все мы, крестившіеся во Христа Іисуса, въ смерть его крестились? Итакъ мы погреблись съ Нимь крещеніемъ въ смерть, дабы, какъ Христосъ воскресъ изь мертвыхъ славою Отца, такъ и намъ ходить въ обновленной жизни".. „Нашь ветхій человекъ распять съ Нимъ, чтобы упразднено было тело греховное, дабы намъ не быть уже рабами греху* (Римл. VI, 2—4. 6). Дальнейшее же убежденіе быть верными своему призванію, пребывать чуждыми греху даетъ понять, что и самая смерть греху совершается тоже путемъ нравственнымъ, есть актъ насколько „таинственный, настолько же и свободно-охотный" 317). „Умертвіе говорить преосв. Феофанъ въ толкованіи на приведенныя слова апостола Павла, разумеется не физическое, а нравственное, состоящее въ отверженіи отъ всякаго греха и возненавиденіи его. Ибо какъ приступаютъ ко Господу? Каясь и крестясь, какъ указалъ Св. Петръ въ день Пятидесятницы вопрошавшимъ: что убо сотворимъ? Покайтесь и да крестится кійждо вь васъ, ответилъ онь (Деян. II, 38). А каяться что значить?—Говорить въ сердце своемъ: согрешилъ, не буду. Это не буду и есть смерть греху" 318). Другими словами, крещеніе, по мысли апостола Павла, было темь же „обещаніемъ Богу доброй совести", какимъ было оно и по мысли апостола Петра (I Петр. III, 21).

Сущность крещенія или таинства покаянія состоитъ, следовательно, въ коренномъ перевороте, совершаемомъ въ душе человека, въ измененіи всей его жизни. Человекъ былъ рабомь греха, исполнялъ похоти діавола, быль врагомъ Божіимъ,—теперь онь решаетъ прекратить грехъ и быть въ общеніи съ Святымъ Господомъ. Реше ніе это, конечно, есть дело свободы человека, но совершается въ душе только при воздейстіи и при помощи благодати, которая сообщается въ таинстве. Крещеніе же, спрашиваетъ преосв. Феофанъ, что придаетъ?—Закрепляетъ благодатію сіе решеніе воли и даетъ силу устоять въ семь решеніи" 319). До принятія благодати человекъ только желалъ следовать Христу и исполнять его волю. Но грехъ продолжалъ быть для него пріятенъ. Благодать же Божія настолько укрепляетъ решимость человека, что онь начинаетъ ненавидеть грехъ, т. е. окончательно считаетъ его зломъ для себя, какъ прежде считалъ его своимъ благомъ. Это значить, что человекъ совсемъ перешелъ на сторону Господа и сталь его вернымъ рабомъ (Римл. УІ, 17—18). Благодать таинства входя, такъ сказать, въ душу человека и непременно „срастворяясь съ человеческимъ усердіемъ" 320), закрепляетъ и осуществляете совершаемый волей человека нравственный переворотъ и даетъ человеку силы устоять въ принятомъ решеніи (если только, конечно, человекъ не отвернется опять отъ благодати). Этимъ самымъ кореннымъ изме-неніемъ направленія жизни и совершается „уничтоженіе всего прежняго" 321),

Всякое греховное паденіе кладетъ известную печать на душу человека, такъ или иначе вліяетъ на ея устроеніе. Сумма греховныхъ действій составляетъ, такимъ образомъ, некоторое прошлое человека, которое вліяетъ на его поведеніе въ настоящемъ, влечетъ его къ темъ или другимъ действіямъ. Таинственно-свободный переворотъ въ томъ и состоитъ, что нить жизни человека какъ бы прерывается, и образовавшееся у него греховное прошлое теряетъ свою определяющую принудительную силу какъ бы выбрасывается изъ души, становится чуждымъ для человека. Какое бы ни было это прошлое, будетъ ли это наследство отъ родителей (грехъ первородный), или последствія поступковъ самого крещаемаго, все это одинаково зачеркивается въ жизни человека, лишь бы только онъ искренно отвернулся отъ этого, лишь бы только онъ окончательно порвалъ съ этимъ прошлымъ связь 322). Изъ купели выходитъ новый человекъ, безъ определенія ко греху; но съ укрепленной благодатію, ревностью творить волю Божію и более Бога не покидать. Такимъ-то путемъ и „слагается съ человека греховное поношеніе" 323), „изглаждаются нечистоты прежде совершенныхъ преступленій 324). Грехъ не забывается и не невменяется человеку въ силу какихъ нибудь постороннихъ для души человека причинъ,—грехъ въ буквальномъ смысле удаляется отъ человека, перестаетъ быть частью его внутренняго содержанія и относится къ тому прошлому, которое прожито, которое, такимъ образомъ, съ настоящимъ человека не имеетъ ничего общаго. А мы выше видели, что за прошлое Богъ не гневается, не высчитываетъ его человеку. Разъ въ настоящемъ греха нетъ, нетъ следовательно и отчужденія отъ Бога, человекъ „примиренъ и возсоединенъ съ Церковію", святымъ царствомъ Божіимъ и Богомъ, грехъ действительно прощенъ человеку 325).

Такъ именно и изображается благодатное действіе таин-ствъ крещенія и покаянія въ твореніяхъ отцевъ Церкви.

Непосредственно касается вопроса о крещеніи св. Кириллъ Иерусалимский, самыя творенія котораго: „Огласительныя поученія", прямо отвечаютъ на нашъ вопросъ. С. Кириллъ ясно представляетъ возрожденіе человека въ крещеніи въ виде жизненнаго и вместе нравственно-свободнаго переворота въ душе. Человекъ, приступающій ко крещенію, долженъ вполне искренно и решительно отбросить свою прежнюю жизнь по стихіямъ міра и определить себя къ добру. Это, въ корне изменяющее человека, решеніе или изволеніе и делаетъ человека „званнымъ", т. е. действительно, а не въ воображеніи только, приводитъ его въ общеніе съ Богомъ и къ началу новой жизни.

„Хотя Богъ и щедръ въ благотвореніи, однакоже, отъ каждаго ожидаетъ искренняго произволенія. Почему апостолъ присовокупилъ: сущимъ по изволенію званнымъ. Изволеніе (ή πρόθεοιζ), когда оно искренне делаетъ тебя званнымъ (κλητόν οε ποιέϊ) 326). Чтобы совершилось начало новой жизни, необходимо, чтобы прежняя была на самомъ деле отвергнута. Господь даетъ свою чудную спасительную печать (την σωτησιώδη σφραγίςα την ΰαυμασίαν) только тамъ, Где видитъ „добрую совесть", т. е. не словесное только обещаніе, а искреннее желаніе быть добрымъ. „Какъ приступающие къ набору воиновъ входятъ въ изследованіе о возрасте и телесномъ сложеніи набираемыхъ; такъ и Господь, вписуя въ воинство свое души, испытуетъ произволенія. И, если кто имеетъ сокрытое лицемеріе,—-отвергаетъ сего человека, какъ неспособнаго къ истинному служенію въ воинстве. А если найдетъ достойнаго, съ готовностію даетъ ему благодать. Не даетъ же святая псамъ. Где видитъ добрую совесть, тамъ даетъ чудную спасительную печать, которой трепещутъ демоны и которую знаютъ ангелы" 327). Необходимъ, следовательно, действительный. сознательно-свободный переломъ душевный, чтобы таинство вполне принесло пользу человеку. Безъ свободнаго же содействія, безъ помянутаго перелома человекъ только напрасно искушаетъ Господа. Эта мысль была въ глазахъ св. Кирилла столь важной, что онъ несколько разъ возвращается къ ней въ своихъ "Оглашеяіяхъ", стараясь какъ можно сильнее запечатлеть ее въ умахъ готовящихся къ просвещенію.

„Если, говорить святитель въ „Слове Предъогласительномъ" въ самомъ начале, теломъ ты здесь (т. е. принимаешь таинство), но не здесь мыслію; то нетъ въ этом пользы. И Симонъ волхвъ приступалъ некогда къ купели сей. И крестился, но не просветился; омылъ тело водою, но не просветилъ сердца Духомъ; погружалось въ воду и вышло изъ воды тело, а душа не погребалась со Христомъ, и не воскресла съ Нимъ. Представляю примеры паденій, чтобы тебе не пасть.... Мы, служители Христовы, пріемлемъ всякаго и какъ бы исправляя должность придверниковъ, оставляемъ двери не запертыми. Нетъ запрещенія войти тебе, если у тебя и душа осквернена гре-хами и намереніе нечисто. И ты вошелъ, принять, имя твое вписано. Видишь ли досточестное это благоустройство Церкви? Примечаешь ли порядокъ и знаніе дела, чтеніе писаній, присутствіе клира, последованіе ученій? Почти место и вразумись видимымъ. Выходи ныне благовременно (т. е. съ душей приготовленной къ воспріятію благодати, а въ чемъ это приготовленіе, св. отецъ разъясняетъ далее), и наутро входи еще благовременнее. если одеяніемъ души твоей служитъ сребролюбіе, входи въ другой одежде; скинь съ себя ту одежду, какая на тебе, а не прикрывай ея. Совлекись любодеянія и нечистоты, и облекись въ светлую ризу целомудрія. Предваряю тебя о семъ, прежде нежели пришелъ Женихъ душъ Іисусъ и усмотрелъ одежды (имеется въ виду притча о званныхъ на вечерю). Долговременный дается тебе срокъ. Сорокъ дней имеешь на покаяніе. Много у тебя удобнаго времени и совлечься и омыться и облечься и войти. если же останешься при зломъ произволеніи, предваряющій тебя не виновенъ, но ты не ожидай принять благодать, приметъ тебя вода, но не воспріиметъ Духъ. если кто знаетъ у себя язву, пусть возметъ пластырь; если кто палъ, пусть возстанетъ. Да не будетъ среди васъ Симона (волхва), да не будетъ въ васъ „ни лицемерія, ни праздной пытливости. Умри грехамъ, и живи правде, живи съ нынешняго дня" 328). „Те, говоритъ св. Кириллъ въ Первомъ Слове, на комъ лежитъ еще греховная чешуя, поставляются ошуюю, потому что не приступаютъ благодати Божіей, даруемой Христомъ при возрожденіи крещеніемъ" 328).

Съ этой точки зренія принятіе таинства крещенія представляется великимъ испытаніемъ совести человека, такимъ поворотнымъ моментомъ въ жизни человека, что если онъ его пропуститъ, то ничемъ уже не поправитъ своего положенія. „ (Св. Духъ) испытываете душу, не метаетъ бисера предъ свиніями. если лицемеришь; то люди крестятъ тебя теперь, а Духъ не будетъ крестить. А если пришелъ ты по вере, то люди служатъ въ видимомъ, а Духъ Святый даетъ невидимое. На великое испытаніе приходишь въ этотъ единый часъ, на великій воинскій наборъ. если погубишь часъ сей: то зло непоправимо. если же сподобишься благодати: просветится душа твоя; пріимешь силу, какой не имелъ; пріимешь оружія, страшныя для демоновъ. И если не бросить оружіе, но сохранишь печатъ, то демонъ не приступить" 329).

Благодаря этому перевороту въ душе человека и грехи ему оставляются. „Не спрашивай: какъ изгладятся грехи мои? Сказываю тебе: изволеніем (τω θελειν) верою (τφ πιστενειν). Что сего короче? Но если уста твои скажутъ, что желаешь, а сердце не скажетъ сего; то судитъ тебя Сердцеведецъ. Съ нынешняго дня оставь всякое негодное дело. Пусть языкъ твой не произносить непристойныхъ словъ, не погрешаетъ взоръ твой, и мысль твоя не кружится надъ темъ, что безполезно" 330). „Уготовь, говорить св. Кириллъ въ другомъ месте, душевный сосудь, чтобы соделаться тебе сыномъ Божіимъ, наследникомъ Богу, сонаследпикомъ Христу, если только уготовляешь себя къ тому, чтобы пріять, если съ верою приходишь для того, чтобы соделаться вернымъ, если по собственному произволенію отлагаешь ветхаго человека. Ибо прощено тебе будетъ все, что ни сделано тобою" 331). Такимъ образомъ, собственное произволеніе оставить ветхаго человека является условіемъ благодатной действенности таинства: ветхій человекъ действительно умираетъ, и прежняя жизнь прощается человеку. Нетъ произволенія, ветхій человекъ не умираетъ, тогда нетъ и прощенія.

По мысли св Василія Великаго, принятіе таинства есть наше примиревіе съ Богомъ, Который предварительно простилъ грехи всемъ людямъ. „Какъ душа несомненно удостоверяется, что Богъ отпустилъ ей грехи? если усмотритъ въ себе расположеніе сказавшаго: неправду возненавидехъ и омерзихъ (Пс СХVIIІ): потому что Богъ, для отпущенія нашихъ греховъ ниспославъ единороднаго Сына Своего, съ Своей стороны предварительно отпустилъ грехи всемъ. Но поелику св. Давидъ воспеваетъ милость и судъ и свидетельствуетъ, что Богъ милостивъ и праведенъ; то необходимо, чтобы съ нашей стороны было сделано, что пророками и апостолами сказано „въ техъ местахъ, где говорится о покаяніи, чтобы обнаружился судъ правды Божіей и совершилось милосердіе его въ отпущеніи греховъ" 332).

Въ чемъ же состоитъ это содействіе съ нашей стороны благодати Божіей? Въ томъ, что мы „бываемъ въ подобіи смерти его, спогребшись ему крещеніемъ". „Въ чемъ же образъ погребенія? И почему полезно такое подражаніе? Во первыхъ нужно, чтобы порядокъ прежней жизни быль пресеченъ. А сіе, по слову Господню, не возможно для того, кто не родится свыше. Ибо пакибытіе, какъ показываетъ и самое имя, есть начало новой жизни. Посему, до начатія новой жизни, надобно положить конецъ жизни предшествовавшей. Какъ у техъ, которые бегутъ на поприще туда и обратно, два противоположныя движенія разделяются некоторою остановкою и отдыхомъ: такъ и при перемене оказалось необходимым, чтобы смерть служила средою между между тою и другою жизнію, оканчивая собю жизнь предыдущую и полагая начало жизни последующей". Въ зтомъ—-то пресеченіи порядка прежней жизни и состоитъ сущность таинственно-свободнаго воздействія на душу таинства крещенія. Символомъ этой смерти греху и служитъ погруженіе въ воду. „Какъ же совершается сошествіе во адъ? Подражая въ крещеніи Христову погребенію; потому что тела крещаемыхъ въ воде какъ бы погребаются. Посему крещеніе (т. е. погруженіе, видимая форма крещенія) символически означаетъ отверженіе делъ плотскихъ (внутренняя сторона крещенія, какъ таинства), по слову апостола, который говоритъ: обрезани бысте обрезаніемъ нерукотвореннымъ, въ совлеченіе тела греховнаго плоти, въ обрезаніи Христове, спогребшеся ему крещеніемъ (Кол. Π, 11). Оно есть какъ бы очищеніе души отъ скверны, произведенной въ ней плотскимъ мудрованіемъ, по написанному: омыеши мя и паче снега убелюся (Пс. L, 9)" 333). Прощеніе греховъ человеку и имеетъ основаніемъ указанную смерть греху, это пресеченіе порядка прежней жизни. Не будъ пресеченія, тогда не можетъ быть и прощенія. „Въ какомъ случае отпускаются душевные грехи? Когда добродетель, возобладавъ душою и, всецело оградивъ ее своими уроками, произведетъ въ ней отвращеніе отъ противоположннаго расположенія... Кто такъ расположенъ, вследствіе навыка (т. е. вследствіе окончательно сложившагося реіненія), тому могутъ быть отпущены прежния неправды... Кто такъ уврачевалъ себя, принявъ расположеніе къ противному, для того можетъ быть полезна и бладать прощенья... Невозможно, чтобы кто-нибудь безъ Божія прощенія предался добродетельной жизни (необходима благодатная помощь для выполненія решенія). Посему премудрый Досмотритель нашей жизни хочетъ, чтобы жившій во грехахъ и потомъ дающій обетъ возстать къ здравой жизни, положилъ конецъ прошедшему, и после содеянныхъ греховъ сделалъ некоторое начало, какъ бы обновившись къ жизни черезъ покаяніе" 334).

Св. Григрий Нисский постоянно проводить ту мысль, что человеку невозможно возродиться въ новой жизни какъ-ниібудь непроизвольно: человекъ можетъ возродиться только благодаря своему свободному решенію не грешить, которое делаетъ возможнымъ для него прлнятіе благодати. „Изменяющемуся, говоритъ св. отецъ, необходимо постоянно раждаться: въ превратномъ естестве не заметишь чего-либо всегда во всемъ себе тожественнаго. Но родиться не зависитъ отъ чуждаго решения (ουκ εκ αλλότριας εστίν όρμης), подобно телесному рожденію,—но по произволенію бываетъ это рожденіе; и мы некоторымъ образомъ отцы самихъ себя, раждающіе себя такими, какими хотимъ, и по собственному произволенію образующіе себя въ какой-угодно полъ, мужескій или женскій, по урокамъ добродетели или порока" 335). Таинственное возрожденіе въ крещеніи не составляетъ исключенія: и оно возможно только въ виде произвольнаго решенія, которое только укрепляется и доводится до конца благодатію. Эту мысль св. Григорій Нисскій подробно развиваетъ въ своемъ „Огласительномъ Слове", подобно св. Кириллу Іерусалимскому настаивая на той мысли, что безъ этого свободнаго решенія, принятіе таинства не пользуетъ нисколько.

Должно, думаю, говоритъ св. Григорій, обратить внима-ніе на то, что после сего и что оставляютъ безъ вниманія многіе изъ приступившихъ къ благодати крещенія, себя самихъ вводя въ обманъ и почитаясь только возрожденными, а не действительно таковыми делаясь. Ибо возрожденіемъ совершаемое претвореніе нашей жизни не будетъ претвореніемъ, если останется въ томъ же состояніи, въ какомъ и теперь. Кто пребываетъ въ томъ же состояніи, ο томъ не знаю, почему можно было бы подумать, что онъ сделался чемъ то новымъ, когда не переменилось въ немъ ни одного изъ отличительныхъ признаковъ. Ибо, что спасительное возрожденіе пріемлется для обновленія и преложенія естества нашего, явно это всякому; но человечество само по себе отъ крещенія не пріемлетъ измененія, ни разсудокъ, ни разуменіе, ни познавательная способностъ, ни другое что, собственно служащее отличительною чертою естества человеческаго, не приходитъ въ претвореніе; ибо претвореніе было бы къ худшему, если бы изменилось какое-либо изъ сихъ отличительныхъ свойствъ естества. Итакъ, если рожденіе свыше делается возсозданіемъ человека, а это не допускаетъ перемены; то должно разсмотреть съ притвореніемъ чего благодать возрожденія совершенна. Явно, что съ изглажденіемъ дурныхъ признаковъ въ естестве нашемъ происходитъ переходъ въ лучшее. Итакъ, если, по слову пророка, измывшись въ сей таинственной бане, стали ми чисты произволениями, смывъ лукавства съ душъ; то сделались лучшими и претворились въ лучшее. если же баня послужила телу, а душа не свергла сь себя страстныхъ нечистотъ, напротивъ жизнь по тайнодействіи сходна съ жизнію до тайнодействія; то хотя смело будетъ сказать, однако же скажу и не откажусь, что для таковыхъ вода останется водою" 336).

Если человекъ не решитъ бросить совершенно грехъ и если со всею своею силою не будетъ стараться удержаться въ этомъ решеніи, тогда напрасно онъ принималъ таинство: онъ участвовалъ въ немъ только теломъ, душа же не получила ничего отъ этого участія. Это и понятно. Сущность крещенія въ „пресеченіи непрерывности зла"; если человекъ этого пресеченія не делаетъ, тогда зачемъ принимать крещеніе? "Въ образе умерщвленія, представляемомъ посредствомъ воды, производится уничтоженіе примешавшагося порока, правда, не совершенное уничтоженіе, но некоторое пресеченіе (διακοπή) непрерывности (συνεχείας) зла, при стеченіи двухъ пособій къ истребленію зла: покаянія согрешиавшаго и подражанія смерти, которыми человекъ отрешается несколько отъ союза со зломъ, покаяніемъ будучи приведенъ въ ненавиденіе порока и отчужденіе отъ него, а смертію производя уничтоженю зла" 337). Такимъ образомъ, уничтоженіе зла въ человеке происходитъ именно путемъ свободнаго отчужденія человека отъ порока и порочной жизни. "если свободное движеніе нашей воли прерветъ сношеніе съ несущимъ (το άνυπάρχον, кавово зло по существу) и сблизится съ Сущимъ, то, что теперь во мне, же имея более бытія, вовсе не будеть иметь и того, чтобы оставаться во мне; потому что зло вне произволенія взятое не существуетъ само по себе" 338). Въ этомъ основной законъ отношенія ко злу. Этотъ же законъ действуетъ и при уничтоженіи зла въ крещеніи.

Для св. Григоргя Богослова отпущеніе греховъ въ кре-щеніи отнюдь не было внешнимъ событіемъ, независимымъ отъ свободнаго определенія человека: если Богъ и отпускаетъ крещающемуся грехи, то, чтобы это отпущеніе было действенно, необходимо „предъочиститься", создать въ себе „навыкъ къ добру", т. е. решительно определить себя къ доброй жизни. Тогда только можно поручиться, что крещеніе не будетъ только формой или безплоднымъ талантомъ, но на самомъ деле „обезпечитъ человеку искупленіе". „Должно предъочиститься темъ, которые приступаютъ къ крещенію небрежно и безъ приготовленія, и не обезпечиваютъ искупленія навыкомъ въ добре. Ибо хотя благодать сія, и даетъ отпущеніе прежнихъ греховъ; но тогда темъ паче требуется отъ насъ благоговеніе, чтобы не возвратиться на ту же блевотину (Притч. XXVI, II)" 339). „Купель, говоритъ св. Григорій въ другомъ месте, даетъ отпущеніе греховъ соделанныхъ, а не содеваемыхъ (не техъ, которые еще господствуютъ въ душе). Надобно, чтобы очищеніе не на показъ было произведено, а проникло тебя, чтобы ты сталъ светелъ совершенно,. а не прикрашенъ только снаружи, чтобы благодать служила не прикровеніемъ греховъ, а освобожденіемъ отъ оныхъ" 340). А это зависитъ отъ самаго человека, къ которому св. отецъ и обращается съ увещаніемъ.

Св. Іоаннъ Златоустъ сравниваетъ прощение греховъ, совершаемое въ крещеніи съ обычнымъ царскимъ прощеніемъ, и находитъ между ними то коренное различіе, что царское прощеніе бываетъ деломъ внешнимъ и не вліяетъ на душу человека, не изменяетъ ее, тогда какъ Божіе прощеніе въ крещеніи пересозидаетъ человека. „Прощать грехи возможно одному Богу; начальники и цари хотя прощаютъ прелюбодеевъ и человекоубійцъ, но они освобождаютъ ихъ только отъ настоящаго наказанія (сущность прощенія съ точки зренія правовой), а самыхъ греховъ ихъ не очищаютъ; и хотя бы они возвели прощенныхъ въ высшія званія, хотя бы облекли ихъ въ порфиру, хотя бы возложили на нихъ діадему, и тогда они сделаютъ ихъ царями, но отъ греховъ не освободятъ; это совершаетъ одинъ Богъ: Онъ совершаетъ это въ бане пакибытія; ибо благодать касается самой души и съ корнемъ исторгаетъ изъ нея грехъ. Посему душа прощеннаго царемъ можетъ быть нечистою, а душа крещеннаго—нетъ; она чище самыхъ солнечныхъ лучей и такова, какою была въ начале и даже гораздо лучше; ибо она получаетъ Духа, Который совершенно воспламеняетъ ее и делаетъ святою. Какъ ты, переплавляя железо пли золото, делаешь его опять чистымъ, новымъ, такъ точно и Духъ Св., переплавляя душу въ креще-ніи, какъ бы въ горниле, и истребляя грехи, делаетъ ее чище и блистательнее всякаго золота" 341)

Какъ же однако происходитъ это очищеніе души, это воспламененіе ея силою Св Духа? Избавиться отъ порока можно только однимъ путемъ: „Остановись въ порочной жизни и не заходи далее, и ты уже все получилъ... Не заходи далее, и власть порока надъ тобою кончится" 342). „Аще хощете и послушаете Мене, говоритъ Богъ. Видишь ли, что нужно одно хотеніе? Но хотеніе не обыкновенное, общее многимъ, а тщательное. Я знаю, что ныне все желаютъ воспарить на небо; но надобно доказать это желаніе на делахъ" 343). Точно тотъ же законъ действуетъ и при уничтоженіи греха въ крещеніи. „Хотя, говоритъ святитель, грехъ и истинно умираетъ въ насъ чрезъ крещеніе; однако надобно, чтобы мы и сами содействовали его умерщвленію" 344).

Это содействіе и описывается св. Іоанномъ Златоустымъ въ Беседе IX, 2 на Посланіе къ евреямъ. „Кто, читаемъ мы тамъ, переходитъ отъ чего-нибудь одного къ другому, и то оставляетъ, а это принимаетъ; тому нужно отказаться отъ прежняго и оставить расположеніе къ нему, потомъ и переходить къ другому: если же онъ станетъ опять держаться перваго, то какъ можетъ достигнуть втораго?.. Я говорю о злыхъ делахъ; ибо кто намеревается обратиться къ добродетели, тотъ напередъ долженъ отказаться отъ пороковъ, и тогда уже вступить въ жизнь добродетельную. Покаяніе не могло сделать верующихъ чистыми; потому они тотчасъ же (однако после покаянія) крестились, дабы чего не могли сделать сами собою, того достигнуть благодатию Христовою. Следовательно, покаявіе недостаточно для очищенія, а нужно принять крещеніе. Ко крещенію же надобно приступать, отказавшись напередъ отъ своихъ греховъ и осудивъ ихъ" 345). Благодатная помощь, такимъ образомъ, необходима для того, чтобы довершить то, чего сами мы сделать не въ состояніи. Но это прямо предполагаетъ, что мы старались делать все, что только могли. Благодать вавершаетъ наши усилія. Поэтому-то мы и молимся объ оглашенныхъ, чтобы Господь „сподобилъ ихъ во время благопотребное бани пакибытія". „Что же значатъ, спрашиваетъ св. I. Златоустъ, слова: во время благопотребное? Они указываютъ на то время, въ которое готовящійся ко крещенію хорошо расположилъ себя ж съ усердіемъ и верою приступаетъ къ принятію онаго. Ибо для верующихъ такое время и есть благоприятное" 346). Итакъ, вотъ въ чемъ прощеніе таинственное: оно необходимо предполагаетъ отчуждение воли человека отъ зла и потому не только прощаетъ грехи, но и уничтожаетъ ихъ.

Также раскрываетъ существо Божественнаго прощенія греховъ и св. Кириллъ Александрійский. „Когда, говоритъ онъ, мы перестаем грешить и при помощи наклонности къ лучшему какъ бы приводимъ душу къ избранію того, что полезно: тогда мы удаляемъ отъ себя безобразие прежде совершенныхъ грехопаденій (основной законъ прощенія) и уничтоживши зловоніе греха благовоніемъ последующихъ добрыхъ делъ, мы опять войдемъ въ станъ святыхъ, т. е. въ церковь первородныхъ" 347). Поэтому и Отецъ „пріемлетъ заблудшихся (подъ темъ лишь условіемъ), если они оказываются чистыми отъ приразившихся къ нимъ нечестивыхъ семянъ и если не принесутъ съ собою никакого остатка мерзости введшихъ ихъ въ заблужденіе" 348). Необходимымъ условіемъ проще-нія является отрешеніе отъ греха, только благодаря ему человекъ можетъ быть принятъ отцемъ. „Только решившись отказаться отъ пристрастной къ удовольствіямъ и мірской жизни съ величайшею ревностью стараясь следовать законамъ Божіимъ, но еще не обогатившись благодатію чрезъ святое крещеніе, мы не весьма сильны, или способны на дело страданія и перенесенія трудовъ ради добродетели" 349). Сущность крещенія, такимъ образомъ, въ томъ, что человекъ какъ бы приноситъ себя въ жертву Богу, „мысленно претерпеваетъ священную смерть" 350), благодать же восполняетъ то, чего не могутъ сделать решеніе человека и его величайшая ревность: благодать делаетъ непоколебимымъ решеніе человека впередъ не грешить. Это же решеніе служить въ свою очередь основаніемъ прощенія.

Преп. Ефремъ Сиринъ представляетъ прощеніе греховъ действіемъ весьма существеннымъ, сопровождающимся не вмененіемъ только греха или не забвеніемъ последняго, а прямымъ, решительнымъ уничтоженіемъ его. Прощенный человекъ не только не боится наказанія, но и получаетъ силы къ прохожденію добродетельной жизни. Прощеніе есть перемена человека. „Какъ скоро взоръ Твой, Господи всяческихъ, обращается на мглу греховъ моихъ, она исчезаетъ предо мною, и безпрепятственно, со всею ревностью, начинаю ходить путемъ заповедей Твоихъ укрепляюсь надеждою на Тебя и освободясь отъ мрака заблужденій" 351). Однако, какимъ именно способомъ прощеніе греховъ обновляетъ человека? „Скажу тебе, отвечаетъ преп. Ефремъ Сиринъ, какъ человекъ чрезъ покаяніе делается совершеннымъ, чтобы, узнавъ самый способъ, не иметь тебе извиненія. Слушай. Приносишь ты покаяніе зъ отравленіи другихъ? Истреби всякий следъ сего, не явное только оставь, но не занимайся и въ тайне. Пересталъ ты умерщвлять людей, удерживай и языкъ свой отъ клеветы, отъ злословія, отъ сплетенъ... Самъ себя переплавляешь ты, грешникъ, самъ себя воскрешаешь изъ мертвыхъ. Поэтому, если делаешь что въ половину, то самъ себе наносишь обиду. если немного и въ малости недоделанное недостаточно и несовершенно, то кольми паче сделанное въ половину?.. если нe всецело приносишь покаяние, то въ половину сделаешься праведнымъ. Свинье никакой нетъ пользы быть наполовину чистой, т. е. иметь раздвоенныя копыта, ибо симъ теряется вся чистота" 352). Вотъ въ чемъ состоитъ внутренняя, существенная сторона уничтоженія греха въ человеке: человекъ долженъ самъ бросить грехъ и, насколько онъ броситъ его въ своей воле, настолько и освободитъ его отъ греха благодать. Поэтому-то после прощенія греховъ онъ и оказывается ревнителемъ добрыхъ делъ.

Отъ этихъ светилъ церковнаго ученія нелишне будетъ сделать небольшой возвратъ къ эпохе более ранней, чтобы и тамъ найти тоже самое ученіе.

Св. Іустинъ Мученикъ въ „Разговоре съ Трифономъ" весьма ясно различаетъ христіанское невмененіе греха отъ обычнаго, только внешняго, такъ сказать, попущенія греха. „Все желающіе,-—говорить св. Іустинъ,—если они покаются, могутъ получить милость отъ Бога,—и Писаніе называетъ ихъ блаженными, говоря, блаженъ человекъ, которому Господь не вменитъ греха,—т. е. покаявшись въ своихъ грехахъ, онъ получитъ отъ Бога прощеніе ихъ; но не такъ, какъ вы обольщаете себя самихъ и некоторые другіе подобные вамъ въ этомъ, которые говорятъ, что, хотя они грешники, но знаютъ Бога, и Господь не вмеиитъ имъ греха. Какъ доказательство этого мы имеемъ одно преступленіе Давида, случившееся отъ его гордости, которое было потомъ прощено, когда онъ пла-калъ и скорбелъ, какъ написано. Если же такому человеку прощеніе не было дано прежде покаянія, но только тогда, когда онъ, великій царь, помазанникъ и пророкъ, такъ плакалъ и велъ себя, то какъ нечистые и крайне преступные, если они не будутъ скорбеть и плакать и не покаются, могутъ надеяться, что Господь не вменитъ намъ греха?" 353).

Такимъ образомъ, прощеніе не въ томъ состоитъ, что покрывается или прощается существующій грехъ, такого прощенія нетъ въ христіанстве. Человекъ получаетъ прощеніе только тогда, когда будетъ скорбеть о совершенномъ грехе и покается въ немъ, т. е. решитъ впредь не гре-шить, обещается Богу, тогда онъ и прощается. Но это и обнаруживаетъ тотъ существенный смыслъ прощенія греховъ, о которомъ мы говоримъ. Св. Іустинъ, действитель-но, и высказываетъ эту мысль при описаніи св. крещенія. „Кто убедится и поверитъ, что это ученіе и слова наши истинны и обещается, что можетъ жить сообразно съ нимъ, техъ учатъ, чтобы они съ молитвою и постомъ просили у Бога прощенія прежнихъ греховъ, и мы молимся и постимся съ нимъ. Потомъ мы приводимъ ихъ туда, где есть вода, и они возраждаются такимъ же образомъ, какъ сами мы возродились, т. е. омываются тогда водою во имя Бога Отца и Владыки всего, и Спасителя нашего Іисуса Христа и Духа Святаго... Такъ какъ мы не знаемъ перваго своего рожденія и по необходимости родились отъ влажнаго семени чрезъ взаимное совокупленіе родителей и выросли въ худыхъ нравахъ и дурномъ образе жизни: то, чтобы не оставаться намъ чадами необходимости и неведенія, но чадами свободы и знания и чтобы получать намъ отпущеніе прежнихъ греховъ,—въ воде именуется на хотящемъ возродиться и раскаявшемся въ грехахъ имя Отца всего и Владыки Бога" 354). Въ противоположность плотскому рожденію, въ которомъ человекъ не отвечаетъ за настроеніе своей природы, въ таинственномъ возрожденіи человекъ становится ча-домъ свободы и знанія, онъ уже не страдательный предмета или не поле для действія посторонней силы, онъ самъ хочетъ возродиться и самъ отбрасываетъ прежнюю жизнь. Поэтому-то приготовленіе ко крещенію является подвигомъ, приготовленіемъ къ новой жизни, проводить которую человекъ отныне решаетъ и обещается. „Когда іудеи,—говоритъ св. Ириней Ліонскій,—обратятся и придутъ къ покаянію и перестанутъ делатъ зло, они будутъ иметь власть быть чадами Божіими я получить наследіе безсмертія, которое даруется Богомъ"355). Вотъ это-то добровольное пресеченіе зла и является самой существенной частью оправданія, является, такъ сказать, самымъ способомъ, какимъ грехи человеку отпускаются.

Итакъ, по православному учению, прощеніе греховъ въ таинстве крещенія или покаянія происходить отнюдь не внешне-судебнымъ способомъ, состоитъ не въ томъ, что Богъ съ этого времени перестаетъ гневаться на человека, а въ томъ, что вследствіе коренного душевнаго перелома, настолько же благодатнаго, какъ и добровольная, въ человеке является жизнеопределеніе совершенно противоположное прежнему, греховному, такъ что прежній грехъ перестаетъ вліять на душевную жизнь человека, перестаетъ принадлежать душе—уничтожается. Поэтому, человекъ и примиряется съ Богомъ, и милость Божія становится доступной для человека.

Весьма поучительно прочитать объясненіе внутренней стороны таинства, т. е. той, которая въ сущности только и должна иметься въ виду, такъ какъ только при знакомстве съ ней мы можемъ понять, что именно значатъ довольно общія отвлеченныя определенія оправданія,—весьма поучительно, говоримъ мы, познакомиться съ раскрытіемъ этой стороны въ сочиненіяхъ покойнаго преосв. Феофана, такъ глубоко проникнутаго отеческимъ ученіемъ (особенно тамъ, где онъ, оставивъ школьную форму, переходить на жизненную, истинно отеческую почву).

По представленію преосв. Феофана, внутреннюю сущность таинственнаго обновленія человека составляетъ его добровольное и окончательное определеніе себя на угожденіе Богу. „Это решеніе,—говорить преосв. Феофанъ,— есть главный моментъ въ деле обращенія, коренной, источный" 356). Отъ этого коренного момента зависитъ и действенность возрожденія. „если человекъ (после крещенія) делаетъ добро, то сіе потому, что исходить изъ купели ревнителемъ добрыхъ делъ, облеченнымъ и силою на твореніе ихъ. Но сія ревность произвольно имъ воспринята въ минуты сокрушенной скорби о грехахъ и взысканія помилованія; благодать же Божія, пришедши потомъ, укрепила ее и сделала мощною" 357). „Въ умертвіи греху чрезъ крещеніе ничего не бываешь механически, а все совершается съ участіемъ нравственно-свободныхъ решимостей самого человека. Существо умертвія греха всегда одно: это есть отвращение отъ греха, смертельное возненавиденіе его. Где же оно въ крещеніи? — Тутъ же въ духе крещаемаго. Ибо что делаетъ крещаемый предъ погруженіемъ въ купель? Отрицается сатаны и всехъ делъ его и всего служенія его; а это тоже, что отвращается отъ греха и возненавидеваетъ его. Когда затемъ, въ семь духе отвращенія и ненависти ко греху, погружается онъ въ купель, тогда благодать Божія, иизшедши внутрь, закрепляетъ сіи расположения и решенія воли и даетъ имъ силу живую и действенную. Крещенному все прежніе грехи прощаются, а отъ будущихъ охранять его будетъ сія низшедшая въ него въ крещении сила. Онъ и есть воистину мертвъ греху" 358). Прежніе грехи человекъ бросилъ и потому они ему не считаются,—вместо же греха у него теперь решеніе служить Богу.

Какъ видимъ, преосв. Феофанъ въ этомъ описаніи истиннаго содержанія догматичесеихъ понятій, касающихся вопроса о спасеніи, совершенно правильно выражаетъ ученіе св. отцевъ церкви. Правовое пониманіе такого подробнаго раскрытія жизненной стороны оправданія допустить не можетъ-это раскрытіе самымъ деломъ его опровергаетъ. Для православнаго же ученія останавливаться на этой стороне необходимо, иначе можно смешать его (ученіе) съ инославіемъ, которое, употребляетъ теже слова и по внешности сходно.

Такимъ образомъ, сопоставляя выясненное раньше понятіе о Правде Божіей и возмездіи съ одной стороны, и это стараніе раскрыть жизненный смыслъ оправданія, съ другой; мы и получаемъ настоящее понятіе о прощеніи или уничтоженіи греховъ въ таинствахъ крещенія или покаянія.

Этому понятію не будутъ противоречить и те многочислеяныя места свято-отеческой литературы, где прошенію приписывается, повидимому, только внешне-судебный смыслъ. Все такія места нужно дополнить, по основному правилу всякаго толкованія: менее ясное дополнять более яснымъ. Разъ выяснена существенная (реальная) сторона даннаго явленія, внешнюю сторону согласить не трудно. Урезывать же первую ради второй будетъ не только не правильно,—это будетъ прямо искаженіемъ истины.

Освобождаясь отъ греховъ въ крещеніи, человекъ делается участникомъ въ праведности Христовой. Протестанты и это превратили въ совершенно внешнее судебное происшествіе. По ихъ представленію, Богъ, не находя въ человеке ничего, за что бы ему следовало воздать награду въ вечной жизни, вменяетъ ему заслугу предъ Правосудіемъ Божественнымъ, какую совершилъ Іисусъ Христосъ. Основаніемъ же вмененія служитъ просто то, что Богъ видитъ со стороны человека желаніе присвоить эту заслугу себе (вера, какъ орудіе instrumentum усвоенія заслуги Христовой). Это довольно странное для обыденнаго пониманія ученіе необходимо для протестантовъ, чтобы избежать противоречія между заслугой Христа и заслугами человека. Православное учете не знаетъ такой необходимости, поэтому и въ данномъ вопросе оно не покидаетъ своей истинной почвы. Оно говоритъ, конечно, приблизительно теми же словами, но смыслъ ихъ будетъ гораздо глубже, жизненнее, да и состоятельнее съ точки зренія нравственнаго сознанія каждаго здраваго человека.

Если человекъ при самомъ своемъ обращеніи къ Богу не на словахъ только, а на самомъ деле очищается отъ греха,—тогда нетъ никакой необходимости, ни основанія настаивать на томъ, что и заслуга I. Христа только внешне вменяется намъ, служитъ только независимой отъ насъ платой за наши грехи.

Господь Іисусъ Христосъ въ Своей прощальной беседе съ учениками, действительно, и изображаетъ намъ Свое отношеніе къ верующимъ гораздо более внутреннимъ, жизненнымъ, чемъ допускало бы одно внешнее вмененіе намъ заслуги Христовой. Человекъ спасается не темъ, что онъ желаетъ присвоить себе то, что сделалъ Христосъ, а темъ, что онъ находится въ самомъ теснейшемъ единеніи со Христомъ, какъ ветвь съ виноградной лозой. „Я, говоритъ Господь, есмь истинная виноградная лоза, а Отецъ Мой виноградарь. Всякую у Меня ветвь, не приносящую плода, Онъ отсекаетъ; и всякую приносящую плодъ, очищаетъ, чтобы более приносила плода... Пребудьте во Мне, и Я въ васъ. Какъ ветвь не можетъ приносить плода сама собою, если не будетъ на лозе; такъ и вы, если не будете во Мне. Я есмь лоза, а вы ветви; кто пребываетъ во Мне, и Я въ немъ, тотъ приноситъ много плода; ибо безъ Меня не можете делать ничего. Кто не пребудетъ во Мне, извергнется вонъ, какъ ветвь, и засохнетъ; а такія ветви собираютъ во огонь, и оне сгораютъ" (Ιο. ΧΥ, 1—6). Но пребыть во Христе значитъ пребыть вернымъ его ученію, значить иметь „слово его пребывающимъ" въ насъ (Іо. XV, 7) исполнять его Заповеди (Іов. ΧΥ. 10). Следовательно, тотъ, кто стремится быть подобнымъ Христу, кто решаетъ исполнять его волю (сущность крещенія), тотъ делается ветвью, соединяется со Христомъ самымъ теснымъ и таинственнымъ образомъ. Это единеніе, съ одной стороны, даетъ человеку силы, укрепляетъ его решимость соблюдать волю Христа, а, съ другой, требуетъ и отъ него усердія (иначе нечего укреплять, если нетъ решимости). Будетъ онъ подобенъ Христу, Небесный Виноградарь не отсечетъ его отъ вечной жизни. Потеряетъ онъ ревность о Христе, тогда потеряетъ и помощь Божію, а потомъ и подобіе Христово, засохнетъ, а конецъ этого оскуденія духовной жизни есть погибель вечная. Если заслуга Христа останется лишь внешнимъ для душевной жизни человека событіемъ, тогда не можетъ быть онъ спасенъ. „Не говорю вамъ, что Я буду просить Отца о васъ: ибо Самъ Отецъ любитъ васъ (почему же? ради ли Моей заслуги, какъ такой? нетъ), потому что вы возлюбили Меня, и уверовали, что Я изшелъ отъ Бога" (XVI, 26—27). Что же значитъ возлюбить Христа? Возлюбить Христа можетъ только тотъ, кто любитъ добро и ради закона Божія готовъ пожертвовать всемъ. Возлюбить Христа значитъ посвятить себя на служеніе Христу, значитъ стремиться уподобиться Христу, считать его своимъ учителемъ и примеромъ (I Петр, II, 4—5). Такой человекъ не возмутится и гоненіями, потому что знаетъ, что Учителя его точно также изгоняли и поносили (XV, 20), и что міръ, отверженный последователемъ Христа, не можетъ любить своего отвергателя (ст. 18—19). Такой человекъ есть истинный слуга Христовъ, онъ и будетъ тамъ, где—Христосъ прославленный, его и почтить Отецъ Небесный (Іо. XII, 26). „Кто любитъ меня, тотъ соблюдетъ слово мое; и Отецъ Мой возлюбить его, и мы прійдемъ и обитель у него сотворимъ. Не любящій не соблюдаетъ словъ Моихъ (Іо. XIV, 23—24), а потому и не можетъ быть участникъ въ Христовой славе. Заслуга Христа его не касается.

Необходимо, следовательно, жизненное усвоеніе заслуги Христовой, т. е. при духовномъ общеніи со Христомъ, усвоеніе того нравственнаго устроенія, которое имелъ Христосъ и которое можетъ сделать насъ способными къ воспріятію вечнаго блаженства. Такъ, действительно, и есть.

Чрезъ крещеніе люди „прицепляются истинной Лозе" 359), становятся ея ветвями не въ томъ только смысле, что они „одеваются пресветлою и предрагою правды Христовой одеждою, яко царскою порфирою" 360), но они воспринимаютъ Христа въ себя, внутри, по расположеніямъ своей души становятся Христовыми (I Кор. XV, 23), сообразными ему. „Вотъ, говорить преп. Макарій египетскій, основаніе пути къ Богу: съ великимъ терпеніемъ, съ уготованіемъ, съ смиренномудріемъ, въ нищете духовной, съ кротостью шествовать путемъ жизни; симъ человекъ можетъ самъ въ себе пріобрести оправдание, а подъ оправданіемъ разумею Самого Господа" 361). Здесь говорится о жизни по крещеніи, но эта жизнь, какъ увидимъ, служитъ только развитіемъ того, что получено при крещеніи. При крещеніи же человекъ не усвояетъ себе лишь то, что совершилъ Господь, а воспринимаетъ путемъ решенія, святыню, т. е. жизнь по воле Божіей. „ Исповеданіе, что не приметъ (человекъ) на себя более греховной тины и на жизненномъ пути не коснется земной скверны, делается, по словамъ св Григорія Нисскаго, входомъ святыни въ уготованную такъ душу; святыня же Господь362). Душа не внешне участвуете въ плодахъ смерти или праведности Христовой, а воспринимаетъ въ себя Христа, облекается въ Него. „Облечься же во Христа, по мысли св. I. Златоустаго, значить никогда не оставлять его, но всегда являть его себе своею святостью и правотою" 363). „Не просто будемъ держаться Христа, но прилепимся (κολληθώμεν—приклеимся) къ Нему; такъ какъ, если отделимся, погибнемъ... Прилепимся же къ Нему, и прилепимся делами: потому что соблюдающій заповеди Мои, во Мне, говорить, пребываетъ" 364). Облечете во Христа, такимъ образомъ, значить уподобленіе Христу. „Какое намереніе и какая сила крещенія? спрашиваетъ св. Василій Великій и отвечаетъ: „Чрезъ него крещаемый изменяется въ уме, слове и деле и, по данной ему силе, делается темъ же, что Родившій его" 365). Св. Духъ „насъ обновляетъ и снова творитъ насъ образами Божіими; банею пакибытія и обновленія Духа Святаго усыновляемся мы Богу. Тварь, причащающаяся Духа, опять— нова, тогда какъ лишенная Духа, она обветшала... Опять сталь образомъ Божіимъ человекъ, который утратилъ въ себе Божествннное подобіе" 366). Но особенно ясно облаченіе во Христа, въ смысле свободнаго воспріятія на себя его духа и устроенія. раскрывается въ твореніяхъ святыхъ Григорія Нисскаго, Кирилла Александрійскаго и святителя Тихона Задонскаго.

Въ беседе одиннадцатой на Песнь песней св. Григорий Нисскій такъ объясняетъ слова: „ Совлекохся ризы моея, како облекуся въ ню. Умыхъ нозе мои, како оскверню ихъ" (Песн. У, 3). „Прекрасно послушала она (душа) Повелевшаго ей соделаться сестрою, ближнею, голубицею и совершенною, чтобы вследствіе сего вселилась въ душе истина. Ибо сделала то, что слышала, совлекшись кожаной одежды, въ которую облеклась после греха, и смывъ съ ногъ земную нечистоту, которою была покрыта, когда, изъ райскаго житія возратившись на землю, услышала, яко земля еси, и въ землю отъидеши (Быт. III, 19). Посему отверзала Слову входъ къ душе, открывъ завесу сердца, т. е, плоть, а говоря о плоти, разумею ветхаго человека, котораго совлечь и сложить съ себя божественный Апостолъ пове-леваетъ готовящимся въ купели слова омыть нечистоту душевныхъ стопъ. Итакъ, совлекшись ветхаго человека, и отъявъ покрывало сердца, душа отверзла входъ Слову, и когда Оно вошло, делаетъ ею своею одеждою, по руководству апостола, который повелеваетъ совлекшему съ себя плотское одеяніе ветхаго человека облечься въ ризу, созданную по Богу въ преподобіи и въ правде (Еф. ІУ 24). Одеждою же называю Іисуса. Α признапіе невесты,—что не возложитъ уже опять на себя свергнутую ризу, но, по данному ученикамъ закону, будетъ довольствоваться одною ризою, въ которую облеклась, обновившись рожденіемъ свыше, подтверждаеть Господне слово, повелевающее однажды украсившимся божественною одеждою не облекаться уже более въ ризу греха, и иметь не две одежды, а только одну, чтобы две ризы на одномъ и томъ же не были одна съ другой несходящимися, потому что какое общеніе одежды потемненной съ световидною и невещественного?... Посему говоритъ невеста: совлекохся ризы моея, како облекуся въ ню? Ибо кто, видя на себе солнцезрачную ризу Господню, возложенную на него за чистоту и нерастленіе, напримеръ, какую показалъ Господь на горе во время преображенія, согласится потомъ, чтобы возложили на него одежду бедную и раздранную, въ какую, какъ говоритъ притча, облекается піяница и блудникъ (Притч. XXIII, 21)? Да и омывъ ноги, не соглашается сквернить ихъ снова, ступая по земле. Ибо говоритъ: умыхъ нозе мои, како оскверню ихъ?.... Посему и Господь запрещаетъ ученикамъ иметь сапоги, когда повелеваетъ имъ на путь языкъ не ходить, но идти путемъ святымъ (МФ. X, 5. 10). Конечно же, не не знаешъ этотъ Святый путь, которымъ повелевается идти ученикамъ, дознавъ сіе отъ Рекшаго: Азъ есмь путь (Іо. ХІУ, 6), путь, котораго невозможно и коснуться не совлекшему съ себя одежды человека мертваго. Посему, такъ какъ на семъ пути была невеста, на которомъ Господь шествующимъ по оному омываетъ ноги водою и отираетъ лентіемъ. которымъ препоясанъ; а препоясаніе Господне есть сила, очищающая отъ греховъ) ибо сказано: облечеся Господь въ силу и препоясася (Пс. ХСII, 1);—то невеста, очистивъ ноги, хранить себя на пути царскомъ, не совращаясь ни на десно, ни на лево (Втор. У, 39), чтобы перенеся следъ на ту или другую сторону пути, не замарать ноги грязью. Конечно же разумеешь. что означается сказаннымъ, а именно, что душа, однажды отрешивъ сапоги крещеніемъ (ибо собственное дело крещающаго отрешить ремни сапоговъ, какъ засвидетелъствовалъ Іоаннъ, что не можетъ сделать сего надъ однимъ только Господомъ: ибо какъ разрешить того, Кто вовсе не былъ связанъ ремнемъ греха?), сама омыла ноги, вместе съ сапогами отринувъ всю земную нечистоту. А посему стопы свои на пути гладкомъ хранить неоскверненными, какъ поступалъ и Давидъ, когда омывъ ноги свои отъ бренія тины, и поставилъ на камне, выражая сіе такъ: воздвигъ мя отъ рова страстей и отъ бренія тины, и постави на камне нози мои и исправи стоны моя (Пс. XXXIX, 3). Подъ именемъ же камня разумеваетъ и Господа, Который есть светъ, и истина, и нетленіе, и правда,—то, чемъ уравнивается духовный путь. Кто не совратился съ него ни въ ту, ни въ другую сторону, тотъ хранитъ следы свои ни мало не оскверненными бреніемъ сластолюбія. Вотъ то самое, чемъ невеста, по моему разуменію, отверзаетъ дверь Слову. Ибо исповеданіе что не приметъ более на себя отринутой тины, и на жизненномъ пути не коснется земной скверны, делается входомъ святыни въ уготованную такъ душу; святыня же—Господь" 367).

Предъ нами въ различныхъ образахъ проходятъ въ приведенныхъ словахъ св. Григорія Нисскаго почти все понятія, упоминаемыя въ описаніи возрожденія. Мы видимъ, что крещающійся прежде всего приходитъ къ отверженію ветхаго человека. Это отверженіе даетъ ему возможность и способность усвоить себе и святыню, т. е. облечься въ Самого Іисуса. Облеченіе же состоитъ въ томъ, что человекъ твердо блюдетъ путь Христовъ, нисколько не уступая предъ искушеніями міра и плоти. „Нельзя быть Христомъ не будучи праведностью, чистотою, истиною и отсутствіемъ всякаго зла,—нельзя быть и христіаниномъ (облеченнымъ во Христа), не показывая въ себе сродства съ этими именами" 368). Облечься во Христа значитъ, такимъ образомъ, принятъ Христово настроеніе и путь.

Св. Кириллъ Александрійскій говоритъ: „Лицезренія Своего (т. е. вечнаго блаженства) удостоиваетъ и познаетъ Богъ и Отецъ однихъ только техъ, которые (не заслугу Христову желаютъ себе присвоить, а) имеютъ духовное сродство съ Сыномъ обогатились отъ Него и чрезъ Него духовнымъ возрожденіемъ" 369) Начальная ступень этого уподобленія Христу полагается при крещеніи и состоитъ въ томъ, что верующій прилепляется ко Христу. „Онъ есть виноградная лоза; а мы срослись съ нимъ на подобіе розокъ, связуемые съ Нимъ чрезъ освященіе единеніемъ по Духу" 370). Однако это прилепленіе нельзя представлять себе иначе, какъ въ виде дела свободнаго или, по крайней мере, настолько же свободнаго, насколько и благодатнаго; и это и потому что и „духомъ горяще и пламепеющими любовію къ Богу" (въ чемъ сущность Богоподобія) мы можемъ только тогда, когда „прилепляемся ко Христу верою и жительствомъ добрымъ и согласнымъ съ закономъ" 371), т. е. свободнымъ следованіемъ закону Христову. Поэтому, „готовящимся иметь въ себе обитающимъ Христа чрезъ Духа (готовящимся облачиться во Христа) должно, думаю прежде (свободно) омыться отъ сквернъ и очиститься отъ преступленій и, такимъ образомъ, светлою и нескверною являть ему свою душу, какъ, безъ сомненія, Божественный Псалмопевецъ, бывъ украшенъ токовою добродетелью, восклицалъ, говоря: готово сердце мое, Боже, готово сердце мое: воспою и пою (Пс. LVI, 8). Какъ къ шерсти, если она чиста, хорошо пристаютъ краски, а если въ ней есть некоторый остатокъ нечистоты, то наведенная краска легко отваливается, не имея въ ней твердаго закрепленія: такъ и причастіе Христово святыя и чистыя души напаяетъ,а въ душахъ, не так настроенных, вовсе не может утвердиться: Святый бо Духъ наказания отбежит льстива, согласно написанному, ниже обитает в телеси повиннемъ греху (Прем. 1, 5,4). Итакъ оказывая услуги обиженнымъ и делами любви прогоняя огорчение братий, избавим себя самихъ от всякой вины и приобретем отпущение во Христе»372 ) .Такимъ образомъ, получить «отпущение во Христе» или ради Христа и потомъ удостоиться вечнаго блаженства «в лицезрении Бога», другими словами усвоить Христову праведность,- можно только тому, кто наперед сам избавилъ себя отъ всякой вины" кто, т. е. „верою и жительствомъ добрымъ и согласнымъ съ закономъ прилѣпится ко Христу" и сделается ему подобнымъ, сроднымъ. Облаченіе въ правду Христову возможно только чрезъ уподобленіе Христу.

Св. Тихонъ Задонскій, въ твореніяхъ котораго можно находить не мало кажущихся указаній на одно лишь внешнее значеніе праведности Христовой, самъ же даетъ и ключъ, какъ следуетъ понимать эти внешнія определенія. „Крещеніемъ, говорить святитель, вси обновляются и пресвятый нравъ Христовъ на себе пріемлютъ и тако Церкви святой причисляются" 373). Какъ же происходить это пріятіе на себя нрава Христова? Это разъясняется въ следующихъ словахъ: „Надобно намъ съ трудомъ, прилежаніемъ и подвигомъ искать нынѣ того, что туне и безъ труда нашего намъ данное отъ Бога потеряли (т. е. первобытную чистоту и праведность души). Тогда видя Христосъ таковое души тщаніе, попеченіе и трудъ, по милости своей отнимаетъ отъ ней безобразіе и подаетъ доброту и красоту образа Своего. На сіе бо и въ міръ пришелъ, якоже поетъ Церковь: Христосъ раждается прежде падшій возставити образъ. И сіе-то есть отложити намъ по первому житію ветхаго человека, тлеющаго въ похотехъ прелестныхъ; обновлятися же духомъ ума нашего и облещися въ новаго человѣка, созданнаго въ правде и преподобіи истины (еф, IV, 22—24), къ чему не малое прилежаніе, подвигъ и трудъ требуется" 374). Вотъ основной ваконъ, по которому совершается уничтоженіе въ насъ послѣдствій грѣхопаденія: необходимъ трудъ, прилежаніе, нравственныя усилія самого человѣка. Только такимъ путемъ человекъ можетъ возстановить въ себе образъ Божій, или что тоже „нравъ Христовъ" или „образъ Христовъ". Уподобленіе Христу, следовательно, возможно только свободное. Воть это-то уподобленіе Христу, воспріятіе его нрава и служить темъ средствомъ, чрезъ которое человекъ делается причастникомъ вечнаго блаженства т. е., слѣдовательно, праведности Христа. Вместе съ этимъ и праведность эта перестаетъ быть внешней человеку: человекъ спасается воспріявъ праведность Христа въ себя, уподобившись Христу. Это уподобленіе делаетъ человека способнымъ быть и наслаждаться бытіемъ въ царстве небесномъ, делаетъ его сроднымъ по настроенію этому царству святости и света. „Поищемъ, о христіане, говоритъ св. Тихонъ, доброты и красоты нашея во Христе, которую во Адаме потеряли; поищемъ пока обретется, да и зде ее въ душахъ нашихъ возъимеемъ, и въ пришествіи Христовомъ съ нею предъ Нимъ и всемъ міромъ явимся, которая не токмо тогда въ душахъ нашихъ будетъ, но и на телесахъ явится; и Христосъ, праведный Судія, видя въ насъ обравъ Божій и насъ Себе сообразныхъ, признаешь насъ за Своихъ и съ Собою прославитъ" 375).

Итакъ, по разуму св. отцовъ, человекъ облачается въ крещеніи правдою Христовою въ томъ смысле, что онъ при-нимаетъ на себя „нравъ Христовъ"; а этотъ нравъ делаетъ его сроднымъ вечному царству Божію и, такимъ образомъ, способнымъ къ его воспріятію въ будущей жизни, когда это царство раскроется во всей полноте.

Опять считаемъ не лишнимъ сопоставить эти наши выводы изъ отеческихъ свидетельствъ съ такими же выводами преосв... Феофана... Последній весьма часто прибегаетъ къ обычному въ школьной догматике внешнему представленію душевной жизни человека и въ частности спасенія. Точно также и праведность Христа, которою человекъ спасается, часто въ устахъ преосв. Феофана, повидимому, превращается во внешнее событіе, ради котораго Богъ перестаетъ гневаться на грешника. „Когда человекъ, говоритъ преосв. Феофанъ, сделался преступникомъ закона, то не могъ иначе надеяться на достиженіе своей цели (т. е. общенія съ Богомъ), какъ чрезъ усвоеніе себе чужой праведности. Сія усвояемая праведность восполняетъ недостатокъ законности въ нашей жизни и даетъ намъ возможность быть близкими къ Богу" 376).

Повидимому, человекъ оправдывается только внешне, чрезъ усвоеніе чужой праведности, которая только восполняетъ или прикрываетъ „недостатокъ законности" въ самомъ человеке. Однако, было бы большой ошибкой приписать такое подобное воззреніе нашему покойному богослову—мыслителю. Должно думать, что подобныя выраженія въ уме преосв. Феофана получали самый жизненный смыслъ и самое богатое содержаніе. Основаніе этому есть въ сочиненіяхъ Преосв. Феофана. Напр., въ его Толкованіи на Посланіе къ Римлянамъ мы читаемъ: „Окрестившись во Христа, мы въ смерть его окрестились. Очевидно, что крещеніе въ смерть Христову есть умертвіе греху. Какъ же это такъ?—Это обьясняетъ значеніе и сила смерти Христовой. Умерши на кресте, Господь Спаситель грехи наши вознесъ на крестъ и сталъ очищеніемъ о гресехъ нашихъ. Въ крестной смерти Господа—очистительная сила греха, Кто крестится,—погружается,—въ смерть Христову, тотъ погружается въ очистительную силу греха. Сія сила въ самомъ действіи погруженія снедаетъ всякій грехъ, такъ что и следа его не остается. Здесь бываетъ тоже, какь если бы кто приготовилъ такой химическій составъ, который, когда погрузятъ въ него и всякая нечистота будетъ снедена. Такъ и смерть Христова какъ очистительная сила греха, снедаетъ всякій грехъ, какъ только кто погружается въ сію смерть крещеніемъ. Въ крещенномъ и следа греха не остается: онъ умеръ ему".

Здесь, иной увиделъ бы самое крайнее по своей вещественности представленіе объ оправданіи. Очевидно, въ этихъ слишкомъ осязаемыхъ образахъ преосв. Феофанъ хотелъ изложить ученіе о томъ, что за смерть Христову грехи человеку прощаются. Однако вследъ за такимъ описаніемъ, преосв. Феофанъ спешитъ оговориться: „Но, говоритъ онъ, надо при семъ иметь въ мысли, что въ семъ умертвіи греху чрезъ крещеніе ничего не бываешь механически, а все совершается съ участиемъ нравственно-свободныхъ решимостей человека." И далее излагается приведенное выше раскрытіе внутренней стороны уничтоженія греха 377). Такимъ образомъ, все эти сравненія остаются только сравненіями, самаго существа дела не выражающими и употребляемыми только тогда, когда можно ограничиться одной внешней стороной ученія, не касаясь его действительнаго смысла. Но лишь только дело доходитъ до этого последняго, школьныя формулы приходится оставлять и искать более жизненныхъ определеній. Преосв. Феофанъ въ томъ сочиненіи, где онъ долженъ былъ разъяснять не отвлеченное определеніе, а самое спасеніе, какъ оно дается въ жизни, и говорите о действительномъ облаченіи во Христа.

Въ „Письмахъ къ одному лицу въ С.-Петербурге" мы читаемъ: „Для того, чтобы совершилось спасеніе каждаго человека въ частности, необходимо, чтобы совмещеняыя въ лице Господа потребности спасенія перешли въ каждаго, и имъ были усвоены. Сіе последнее совершаетъ Святый Духъ. Словомъ благовестія возбуждаетъ веру въ силу крестной смерти Господа и въ купели крещенія омываетъ верующаго и отъ первороднаго греха и отъ всехъ произвольныхъ, обновляя въ тоже время его духовную жизнь и де-лая ее сильною противостоять греху и преуспевать въ добре. Обе потребности исполняются за разъ. Исходящій изъ купели крещенія бываетъ и оправданъ и праведенъ, всякая вина греха съ него снимается, и онъ желаетъ лишь одного Богу угоднаго добра и силенъ на деланіе его. Это и есть облаченіе въ Христа, въ коемъ потребное для спасения отъ Христа Господа переходитъ на верующаго крещающагося и ему усвояетя не номинально, а существенно. Пока онъ веруетъ только во Христа, сіи потребности его суть, но только номинально, какъ определенныя ему и готовыя для него; въ купели же крещенія оне существенно становятся его собственностью" 378). Такимъ образомъ, праведность Христова не зачисляется только крещаемому, а существенно принимается имъ: онъ теперь „желаетъ лишь одного добра и силенъ на деланіе его".

Одно внешнее признаніе человека—грешника праведнымъ можетъ, конечно, его утешить, но возбудить его къ деланію добра, укрепить въ полученной невольно праведности можетъ только тогда, когда человекъ желаетъ этого, т. е. когда въ душе его есть переломъ, обращеніе отъ зла къ добру. Инославное правовое жизнепониманіе допустить этого перелома не можетъ, потому что тогда бы человекъ спасался своей заслугой. При ограниченіи же дела оправданія одной формальной стороной, никакъ начала новой жизни въ человеке не объяснить. Поэтому-то инославіе и должно прибегать къ самодвижущейся праведности, которая водворяется въ человеке и начинаетъ въ немъ действовать помимо и даже почти вопреки его сознанію и воле. Протестанты, противореча святости Божіей, полагаютъ эту самодвижущуюся праведность следствіемъ оправданія, а католики самое оправданіе превращаютъ въ магическое влитіе этой праведности. Для православія нетъ необходимости прибегать къ такому противному всякимъ законамъ душевной жизни превращенію.

Спасеніе и, въ частности, оправданіе для православнаго есть состояніе свободно—нравственное, хотя и могущее совершиться только съ помощью благодати Божіей. Чтобы быть возрожденнымъ благодатію, человекъ долженъ самъ содействовать своему возрожденію. „Приступая къ доброму Врачу", грешникъ долженъ съ своей стороны „принести слезы—это наилучшее врачество. Ибо то и угодно небесному Врачу, чтобы каждый собственными слезами врачевалъ себя и спасался 379), а не невольно претерпевалъ только спасеніе. Прежде чемъ приступить къ благодати, человекъ напередъ долженъ самъ произвольно удалить изъ себя все греховное, долженъ разрушить въ себе начало греха, чтобы благодать могла насадить въ немъ начала новой жизни. „Покаяніе, говоритъ преп. ефремъ Сиринъ, очищаетъ разрешенные составы прежняго устроенія прежде, нежели благодать, срастворившись съ умомъ, сделаетъ свинецъ золотомъ. если видалъ ты, какъ стекло принимаетъ цветъ гіацинта, смарагда и сапфира; то не усумнишься, что покаяніе делаетъ какъ бы изъ свинца серебро и изъ меди золото. если и человеческое искусство умеетъ срастворять одно вещество съ другимъ и бывшему прежде придавать новый вядъ; то кольми паче благодать Божія можетъ сделать и большее? Человекъ налагаетъ на стекло листы золота, и, что прежде было стекломъ, делается по виду золотомъ. Такъ и благодать бывшаго вчера беззаконникомъ сегодня делаетъ рабомъ Божіимъ, и не поверхностно только, но даже въ совести, по Богу. если бы и человекъ захотелъ примешивать къ стеклу золото,—то стекло делалось бы златовиднымъ; но избегая траты: придумалъ онъ достигать сего наложеніемъ самаго листа. Покаяніе же, полагаясь на Божіе благоволеніе, срастворяетъ кающагося съ благодатію Святаго Духа и человека всецело делаетъ сыномъ Божіимъ, чтобы не наружную одну накладку иметь ему на себе" 380).

Если же человекъ не делаетъ самъ ничего, не кается и не стремится къ воспріятію той праведности, не готовить себя, тогда и таинство не можетъ произвести на него своего действія. Отъ таинственнаго возрожденія онъ уйдетъ не возрожденнымъ. „Выжмемъ себя покаяніемъ, говорить тотъ же св. отецъ, чтобы не утратить намъ благодати прощенія, какъ настоящей своей краски. Выжиманіе есть тщательное отложеніе противнаго. Ибо такимъ образомъ наведенный на насъ цветъ, закалившись въ душахъ нашихъ, не сойдетъ уже. Тщательно изрой себя слезами какъ красилыцикъ измываетъ волну, предайся смиренію и сократи себя во всемъ; ибо такимъ образомъ предъочистишъ себя, приступишь къ Богу готовымъ уже къ принятию благодати. Некоторые изъ кающихся снова возвращаются ко греху, потому что не знали сокрывающагося въ нихъ змія, а если и знали, то несовершенно удалили его отъ себя, ибо позволили остаться тамъ следамъ его образа, и онъ вскоре, какъ бы зачавшись въ утробе, снова возстановляетъ полный образъ своей злобы. Когда видишь кающагося и снова согрешающаго, то разумей, что онъ не переменился въ уме своемъ; потому что въ немъ еще все пресмыкающіяся греха. Признакъ же приносящаго твердое покаяніе—образъ жизни собранный и суровый, отложеніе кичливости, самомненія, а также очи и умъ, всегда устремленные къ вожделенному Іисусу Христу, съ желаніемъ, но благодати Христовой, стать новымъ человекомъ, какъ волна делается багряницей или тканью голубаго или гіацинтоваго цвета" 381).

Такимъ образомъ, действенность таинства стоить въ зависимости отъ степени свободнаго участія въ немъ самого человека. Чтобы выдти изъ таинства новымъ человекомъ, онъ долженъ самъ стремиться быть новымъ и, насколько есть у него силъ, долженъ уничтожать въ себе малейшіе остатки прежняго греховнаго устроенія. Поэтому-то отцы церкви и настаиваютъ на томь что свободное решеніе и усиліе человека такое же необходимое, хотя и недостаточное само по себе, условіе оправданія въ крещеніи, какъ и благодатная помощь Божія. „Вода въ нашей власти, равно какъ и погрузиться въ нее и выйти снова изъ нея, говорить св. Григорій Нисскій" 382), выражая этимъ необходимость деятельнаго участія свободы человека въ самомъ производстве возрождения. Насколько по Свободному произволению (εκ πρυαιοέαεωζ) отлагаемъ мы въ крещеніи ветхато человека 383), настолько же произвольно и сыноположение αυτεξούσιος ή νιοΰεσία 384), потому что Богъ все предоставилъ на волю того больнаго, котораго Онь хочетъ излечить въ крещеніи 385). „если нетъ воли, говорить преп. Макарій египетскій, Самъ Богь ничего не делаетъ, хотя и можетъ по свободе своей. Посему, совершение дела Духомъ зависить отъ воли человека" 386).

Возрожденіе человека совершается, такимъ образомъ, пу-темъ нравственнымъ, при свободно-сознательномъ содействіи самого человека. „Совершается обновленіе жизни въ чело-веке, говорить преосв. Феофанъ, не механически (т. е. не такъ, чтобы благодать Божія изгоняла изъ души человека грехъ, какъ что-то независимое отъ воли человека, и на место его поселяла также помимо воли праведность, какъ старался объяснить это Стефанъ Яворскій), а по внутреннимъ произвольными изменениямъ или решениямъ; совершается такъ въ крещеніи потому, что напередъ крещаемый возлюбим такъ жить. Почему предъ погруженіемъ въ купель мы, отрекшись отъ сатаны и делъ его, сочетаваемся Христу Господу, чтобы ему посвящать всю жизнь. Это расположеніе въ купели благодатію Божиею запечатлевается и силу принимаетъ быть действеннымъ. Выходя съ нимъ изъ купели, крещенный является, такимъ образомъ, совсемъ новымъ, обновленнымъ въ нравственно-духовной своей жизни,—воскресаетъ. Подобно тому, какъ Христосъ Господь воскресъ, и крещенный, погружаясь въ купель, умираетъ, а, выходя изъ купели, воскресаетъ: умираетъ греху и воскресаетъ для правды, для новой и обновленной жизни. Вотъ объ этомъ таинственномъ и вместе свободно-охотномъ измененіи и говоритъ въ настоящемъ месте св. Апостолъ Павелъ: спогреблисъ,.. чтобы ходить въ обновленной жизни" 387).

Поэтому, давая полную силу и значеніе благодатному воздействію на душу человека, отцы церкви изображали таинство крещенія въ виде завета съ Богомъ, т. е. такого действія, которое прямо предполагаетъ свободу не только для воспріятія благодати, но въ самыхъ плодахъ благодатныхъ. Особенно ясно видно такое внутреннее сраствореніе свободы и благодати изъ следующаго места св. Григорія Богослова. „Благодать и сила крещенія, говоритъ св. отецъ, не потопляетъ міра, какъ древле, но очищаетъ грехъ въ каждомъ человеке, и совершенно измываетъ всякую нечистоту и скверну, привнесенную поврежденіемъ. Поелику же мы состоимъ изъ двухъ естествъ, т. е. тела и души, изъ естества види-маго и невидимаго; то и очищеніе двоякое: водою и Духомъ; и одно пріемлется видимо и телесно, а другое въ то же время совершается нетелесно и невидимо; одно есть образное, а другое истинное и очищающее самыя глубины; а сіе, вспомоществуя первому рожденію, изъ ветхихъ делаетъ насъ новыми, изъ плотскихъ, каковы мы ныне, Богоподобными, разваряя безъ огня и возсозидая безъ разрушенія". Однако это действіе благодати не механическое и не помимовольное, не магическое. „Ибо, продолжаетъ св. Григорій, кратко сказать, подъ силою крещенія разуметь должно заветъ съ Богомъ о вступленіи въ другую жизнь и о соблюдении большей чистоты" 388); а это предполагаетъ и желаніе быть добрымъ и решеніе быть имъ, и на самомъ деле работу надъ собой, да и свободныя усилія человека при самомъ таинственномъ воздействіи. Поэтому, человекъ согрешающій после крещенія, не только вредитъ себе, теряя величайшій даръ Божій, не только является неблагодарнымъ Богу, не вразумляясь его милостью, но и прямо грешитъ, какъ клятвопреступникъ, какъ нарушившій данную имъ Богомъ „присягу". „Весьма тяжко, говоритъ св. Тихонъ Задонскій, грешатъ христіане, которые во святомъ крещеніи присягали, клялися и обещалися Христу Господу служить, но обеты свои нарушили и солгали... Вси таковіи нарушили христіанскую присягу; клятвы и обетовъ своихъ, бывшихъ во святомъ крещеніи, не сохранили, разорвали спасительный со Христомъ союзъ и отъ Него отлучились и въ следъ сатаны, котораго отрицались и на котораго плевали, паки обратились; и Христу Господу своему и Царю, Которому присягали, изменили" 389). Крещеніе, следовательно, не только даръ Божій, но и обетъ; не только благодать, но и свободное дело человека.

После этого становится понятнымъ и ученіе о плодахъ таинства.

Съ православной точки зренія, праведность, полученная человекомъ при крещеніи, отнюдь не можетъ быть представляема въ виде какой-то четвертой силы, которая поселялась бы въ душе и действовала бы тамъ помимо самого человека. Будемъ ли называть эту силу излитой праведностью или просто силой Божіей, живущей по мненію протестантовъ въ оправданномъ и помимо его желанія, сама собой производящей въ немъ добро. По православному ученію, праведность новокрещеннаго состоитъ только въ возстановленіи первозданнаго расположенія души и вообще всей природы человека.

Въ греховномъ человеке первенствуетъ душа и плоть, въ возрожденномъ господствуетъ духъ. „ Возстановленіе падшаго, которое составляетъ сущность христанства, бываетъ именно чрезъ возстановленіе духа и возвращеніе ему власти надъ душею и теломъ и очищеніе ихъ отъ всехъ прившедшихъ въ нихъ незаконно наклонностей привычекъ и страстей. Къ сему направлено, вакъ домостроительство спасенія вообще, такъ и соделованіе по нему спасенія каждымъ спасающимся" 390). „Христосъ совершилъ все, что отъ Него зависело, грехъ не противовоюетъ закону ума нашего и не пленяетъ насъ, какъ прежде напротивъ все сіе миновалось и кончилось; страсти, страшась и трепеща благодати Духа, усмирены" 391). „Человечество само по себе отъ крещенія не пріемлетъ измененія, ни разсудокъ, ни разуменіе, ни познавательная способность, ни другое что, собственно служащее отличительною чертою естества человеческаго, не приходитъ въ претвореніе; ибо претвореніе было бы къ худшему, если бы изменилось какое-либо изъ сихъ отличительныхъ свойствъ естества. Итакъ, если рожденіе свыше делается возсозданіемъ человека, а это (перечисленное выше) не допускаетъ перемены; то должно разсмотреть, съ претвореніемъ чего благодать возрожденія совершенна. Явно, что съ изглажденіемъ дурныхъ признаковъ въ естестве нашемъ происходитъ переходъ въ лучшее" 392). До возрожденія человекъ живетъ по стихіямъ міра, ищетъ только своихъ си, „въ смертномъ его теле царствуетъ грехъ", и онь „повинуется ему въ похотяхъ его, предавая члены свои греху въ орудія неправды (Римл. VI, 12—13). После воз рожденія, человекъ „представляетъ себя Богу, какъ ожившаго изъ мертвыхъ, и члены свои Богу въ орудія праведности" (ст. 13). До возрожденія человекъ живетъ для себя, после возрожденія для Бога.

Сущность оправданія, следовательно, не въ перемене независимой отъ воли человека его духовно-телесной природы, а въ перемене его жнзнеопределенія, въ измененіи направленія его воли. Умирая греху и воскресая для праведности, человекъ не другую душу получаетъ или не новую силу въ душе, а только решаетъ съ прежней душой жить совершенно иначе. „Въ крещеніи, говорить преосв. Феофанъ, мы не умираемъ только, но и оживаемъ или воскресаемъ. Умираемъ для греха и воскресаемъ для правды и святости. И по существу нравственно-духовной смерти такъ должно быть. Когда душа умираетъ чему, то не сама умираетъ; ибо есть присноживуща, а только отвращается отъ того, чему умираетъ, и смертельною возненавидеваетъ то ненавистію. Но ненависть и отвращеніе такъ строятся въ душе, что, отвращаясь отъ одного, она не въ пустоту обращается. а къ чему-либо противоположному тому, чего отвращается. По сему закону, возненавидевая грехъ и отвращаясь отъ него, она въ то же время обращается къ правде и святости, и возлюбляетъ ихъ. Это возлюбление правды и святости и есть новая жизнь" 3931).

Вотъ почему праведность, полученная въ крещеніи, можетъ быть человекомъ утрачена; человекъ и после крещенія можетъ не спастись, если не сохранитъ полученной благодати.

Когда праведность эта признается особой силой, поселенной въ человеке чрезъ крещеніе, тогда совершенно непонятно, почему эта праведность оказывается безплодной: ведь, грехъ не можетъ ее изгнать, какъ не могь онъ воспрепятствовать ея поселенію въ человеке. Да еще вопросъ, какъ грехъ можетъ такъ возобладать оправданнымъ человекомъ, при существованіи въ немъ самодействующей праведности, чтобы дальнейшее пребываніе ея въ душе оказалось невозможнымъ? Между темъ, если оправданіе есть дело не магическое, а нравственное, если сущность его въ измененіи жиз-неннаго определенія человека, измененіи, которое только завершается благодатію, а производится волей человека: тогда необходимость дальнейшей праведности оказывается только нравственная, т. е. опирается на свободное произволеніе человека следовать или не следовать данному въ крещеніи обету, оставаться пли не оставаться вернымъ принятому решенію отныне служить не себе, а Богу.

Если (какъ мы видели въ приводимыхъ выше изреченіяхъ св. отцевъ) это решеніе было искренне и всецело проникало душу крещаемаго, тогда у него больше надежды на сохраненіе полученной благодати, его возрожденіе, такъ сказать, прочнее. Если же онъ принялъ крещеніе только для видимости, по постороннимъ побужденіямъ, „если баня, какъ говоритъ св. Григорій Нисскій, послужила только телу, а душа не свергла въ себя страстныхъ нечистотъ, напротивъ, жизнь по тайнодействіи сходна съ жизнію до тайнодействія; то, хотя смело будетъ сказать, однако же скажу и не откажусь, что для таковыхъ вода останется водою" 393). „Человекъ, говоритъ преосв. Феофанъ, „въ которомъ действіемъ Божественной благадати въ крещеніи ила покаяніи, запечатлена пламенная ревность къ Богоугожденію или неуклонному хожденію въ воле Божіей, который, следовательно, жаждетъ воли Божіей,—такой человекъ тотчасъ и действуетъ, какъ скоро сознаетъ обязательство, не смотря ни на какія препятствія. Посему, если бы сія ревность никогда не охладевала и не воспящалась, а, если бы съ другой стороны,—нравственное чувство всегда обладало такимъ совершенствомъ, чтобы живо и верно осязало силу обязательства действій и было такъ чувствительно къ воле Божіей, чтобы въ немъ отражались самые малые следы ея: то сими двумя силами можно бы заменить все наставленія въ нравственности и все руководства къ благочестію, такъ какъ это и было у некоторыхъ подвиж-виковъ. Но такъ какъ и ревность на самомъ деле бываетъ у человека въ разныхъ степеняхъ повышенія и пониженія, и нравственное чувство, по своимъ природнымъ свойствамъ, у одного бываетъ живо и возбудительно, у другого тупо и медленно, у одного более привычно къ однимъ, у другого къ другимъ деламъ, иногда бываетъ верно, иногда не верно (ибо есть и ложный нравственный вкусъ), и вообще человекъ въ сердце своемъ встречаетъ всякую неровность и неправоту (почему молится: духъ правъ обнови), по коей оно или незаконно чувствительно къ одному, или незаконно холодно къ другому:—то во многихъ случаяхъ ему надлежитъ необходимость силою какъ бы налагать на себя обязательство и внедрить сіе чувство и сердце" 394).

Здесь ясно выражаются две мысли: во-первыхъ, сущность полученной праведности заключается въ определении себя къ добру и, во-вторыхъ, необходимость этого определенія и после крещенія зиждется на сознаніи „обязательства", т. е. на верности разъ постановленной себе цели. Сохранить себя на пути добра человекъ можетъ только прямыми усилиями своей воли, принужденіями себя къ добру. „Что въ крещеніи погребены наши прежніе грехи, это, по словамъ св. I. Златоуста, есть Христовъ даръ; а чтобы после крещенія пребывать мертвыми для греха, это должно быть деломъ собствениаго нашего раченія; хотя и въ семъ подвиге, какъ увидимъ, всего более помогаегь намъ Богъ. Ибо крещеніе имеетъ силу не только заглаждать прежнія согрешенія, но и ограждать отъ будущихъ. Какъ для заглажденія прежнихъ греховъ ты употребилъ веру, такъ, чтобы не оскверниться грехами по крещеніи, яви перемену въ расположении" 395). Хотя благодатная помощь всегда готова крещенному, хотя онъ въ пріискреннемъ соединеніи со Христомъ, однако только при содействіи своей воли человекъ можетъ воспользоваться этой благодатной помощью. „Евангелистъ,—говоритъ тотъ же св. отецъ,—нигде не даетъ места принужденно, а показываетъ свободу воли и самостоятельность человека; это высказалъ и теперь. Ибо и въ этихъ тайнахъ (возрожденіи и пр.) одно принадлежитъ Богу—даровать благодать, а другое человеку—показать веру. Но затемъ требуется отъ человека еще много заботливости: ибо для сохраненія чистоты намъ не довольно только креститься и уверовать; но, если мы желаемъ пріобрести совершенную светлость, то должны вести достойную того жизнь. А это Богь предоставилъ намъ самимъ. Возрожденіе таинственное и очищеніе наше отъ всехъ прежнихъ греховъ совершается въ крещены; но пребыть въ последующее время чистыми и не допускать въ себе снова никакой скверны—это зависитъ отъ нашей воли и заботливости" 396).

Такъ въ крещеніи, такъ же и при всякомъ другомъ таинстве: свобода человека всегда сохраняется. „Честная кровь Христова,—говоритъ св. Кириллъ Александрійскій,—избавляетъ насъ не только отъ погибели, но и отъ всякой нечистоты, сокрытой внутри насъ, и не допускаетъ насъ охлаждаться до равнодушія, но наоборотъ делаетъ насъ горящими духомъ"; однако это только при добровольномъ стараніи самого человека. „Необходимо и полезно, чтобы однажды удостоившіеся Христа старались твердо и неуклонно держаться святой жизни" 397); такъ что даже на самыхъ высшихъ степеняхъ благодатнаго озаренія человекъ всетаки остается причиною своихъ действій и всегда можетъ пойти совершенно противоположнымъ путемъ. „И исполненные Духа Святаго, по словамъ преп. Макарія Египетскаго, имеютъ въ себе естественные помыслы и имеютъ волю соглашаться на нихъ" 398). Поэтому отцы Церкви всегда учили, что благодать оправданія есть явленіе въ известной степени временное, т. е. временно ощущаемое ж временно скрывающееся отъ сознанія, что оно наконецъ можетъ оказаться и утраченнымъ для человека. "Даже совершенные,—говорить преп. Макарій Египетскій,—пока пребываютъ во плоти, не избавлены отъ заботъ (т. е. о своемъ спасеніи) по причине свободы и состоять подъ страхомъ; почему и попускаются на нихъ искушенія". И только „когда душа войдеть въ оный градъ святыхъ, тогда только возможетъ пребыть безъ скорбей и искушеній" 399). Праведность — это огонь, возгоревшійся въ насъ, который грозить угаснуть при малейшей невнимательности съ нашей стороны. „Огонь, который мы получили по благодати Духа,— говорить св. I. Златоустъ,—если захотимъ, мы можемъ усилить; если же не захотимъ, тотчасъ угасимъ его. А, когда онь угаснетъ, въ нашихъ душахъ не останется ничего, кроме тьмы. Какъ съ возженіемъ светильника появляется большой светъ; такъ съ его погашеніемъ не остается ничего, кроме мрака. Поэтому сказано: Духа не угашайте (I. Сол. У, 19). Угасаетъ же онъ тогда, когда не имеетъ елея, когда подвергается какому-нибудь сильному напору ветра, когда подавляется и стесняется (ибо отъ этого гаснетъ огонь); а подавляется онь житейскими заботами и угасаетъ отъ злыхъ пожеланій... И вотъ мы отойдемъ отсюда, неся съ собой золу и пепелъ, окруженные великимъ дымомъ, который будетъ обличать насъ въ томъ, что мы угасили свои светильники. Ибо, где дымъ, тамъ необходимо предположить угасшій огонь" 400). „Дары Божія,—говорить св. Димитрій Ростовскій,—суть яко роса утренняя: настанетъ ли зной полуденный,изсохнетъ роса. Возможетъ ли въ человеце зной греховный, отъимутся отъ него Божія духовныя дарованія" 401).

Однако не нужно представлять себе последующей жизни человека въ такомъ виде, что вся его задача будетъ состоять только въ томъ, чтобы не потерять какъ-нибудь эту полученную имъ праведность.

Въ такомъ случае, самое лучшее, что человекь могъ бы себе пожелать, это умереть тотчасъ же после принятія таинства, не начавши здесь на земле своей обновленной жизни. Правда, по католическому представленію, человекъ можетъ собственнымъ трудомъ увеличить свою праведность, которая, какъ даръ, для всехъ равна. Конечно, заманчиво получить большую, чемъ другіе, награду, однако это, довольно еще условное само по себе, полученіе сопровождается такой большой опасностью потерять и то, что есть, что едва ли многіе не удовольствуются, хотя и равной съ прочими, но уже верной наградой за праведность крещенія. Въ такомъ случае участь всехъ оставшихся живыми после крещенія была бы не только безцельна, какъ въ протестанстве, но по истине ужасна, проходила бы въ постоянномъ трепетаніи за себя. Этотъ трепетъ пригвождалъ бы всякую мысль, всякое благое начинаніе человека. Зачемъ ему предпринимать что-нибудь, хотя бы и высокое въ христіанскомъ отношеніи? ему не до мыслей о высшей награде, когда каждый неверный шагъ грозить ему конечной погибелью. Лучше пробыть соннымъ всю жизнь, тогда по крайней мере меньше опасности потерять, что есть, чемъ, пожелавъ большаго, потерять все. Тогда убита была бы вся церковная жизнь, не было бы ни мученичества, ни истиннаго подвижничества ни самоотверженнаго служенія другимъ; потому что все вниманіе поглощено было бы своей личностью и именно ея отрицательнымъ благополу-чіемъ: какъ бы не потерять того, что имею. Конечно, этотъ страхъ за полученную благодать можетъ иметь место, и имеетъ и въ православномъ христіанине, однако лишь въ томъ смысле, что никто не долженъ быть легкомысленнымъ и никто не долженъ, полагаясь на благодать таинства, самъ предаваться нравственной спячке. Но да не будетъ сего, чтобы этотъ трепещущій, себялюбивый и самоубійственный страхъ былъ главнымъ содержаніемъ христіанской жизни. Мы получили власть быть чадами Божіими, мы видели любовь Божію къ намъ и можемъ отъ сердца взывать къ Нему: Авва, Отче! Кто боится, тотъ плохой христіанинъ, „боящійся не совершенъ въ любви" (I Іо. IV, 18). Не можетъ, поэтому, православная церковь въ одномъ недеятельномъ и непонятномъ храненіи полученнаго дара или въ горделивомъ исканіи большей предъ другими награды полагать задачу и смыслъ жизни возрожденнаго человека. Православное ученіе, действительно, и даетъ этой жизни полный ея смыслъ и задачу, непосредственно вытекающую изъ существа того возрожденія, которое является ея началомъ.

„Узники, вышедшіе изъ подъ стражи чрезъ покаяніе и обратившіе взоръ отъ тьмы къ истинному свету, последуютъ за Христомъ, исповедуя его и оставаясь связаны по рукамъ путами, пока чрезъ доброе измененіе не сделаются достойными, чтобы Онъ Самъ разрешилъ ихъ отъ узъ, почитаемыхъ дотоле неизбежными" 402). Человекъ въ крещеніи решилъ отселе служить Богу и исполнять волю его. Благодать таинства завершила это решеніе и довела его до степени полнаго нравственнаго переворота. Однако человекъ новой природы не получилъ: принятое имъ решеніе должна исполнять его прежняя природа, привыкшая служить греху. Правда, тяжесть греха, его принудительное господство надъ силами души отстранено въ крещеніи, господствуетъ теперь Христосъ, къ Которому устремлена душа крещеннаго; но при всемъ томъ, душа эта все прежняя, силы ея не переменены. Нужна, следовательно, осмотрительность человека, чтобы опять не поддаться привычной стихіи греха, чтобы не отпасть вторично отъ Христа. „Какъ бритва, говоритъ св. Кириллъ Александрійскій, не вполне съ самаго корня вырываетъ у насъ волосъ, а срезываетъ лишь недавно выростающій: такъ и въ насъ слово Божіе не до самаго корня исторгаетъ врожденное намъ семя похоти" 403).

Такъ и должно быть въ міре нравственномъ въ міре сознанія и свободы. Невольно нельзя сделаться святымъ. Необходимо путемъ труда и подвига развиться до святости. Въ крещеніи и вообще въ таинстве человекъ одержалъ первую и, можно сказать, решительную победу надъ грехомъ. Но, чтобы окончательно восторжествовать надъ грехомъ, необходимо его изгнать совершенно изъ своей природы, нужно совершенно очистить свою душу и тело отъ малейшихъ признаковъ ветхаго человека. Тогда только спадутъ окончательно „путы" греха, и человекъ вполне усвоитъ себе вечную жизнь. „Господь приступающего къ Нему съ покаяніемъ и верою пріемлетъ, прощаетъ ему все прежніе грехи и, освящая таинствами, снабжаетъ силою препобеждать живущій въ немъ грехъ, самого же греха не изгоняетъ, возлагая на самого человека изгнать его съ помощію даруемой ему для того благодати" 404).

Вследствіе этого и положительная сторона возрождения— облаченіе во Христа, яляется тоже только зачаточной, несовершенной. Человекъ сообразенъ Христу, но только въ смысле общности идеи и начала жизни, въ томъ смысле, что онъ избралъ Христа отселе Своимъ Господомъ и Учителемъ, а отнюдь не въ смысле полнаго подобія природъ. Человекъ только определилъ себя на службу Христу, но еще не испол-нилъ своего определенія, еще не усвоилъ себе въ поіноте той жизни, проходить которую онъ назвалъ отселе своимъ долгомъ и своимъ высшимъ благомъ. „Душа, говоритъ св. Григорій Нисскій, изобиловавшая (εύφορος) злыми делами, претворенная (μεταποιηϋεϊσα) стала жаждущею, какъ приправленная Божественною солію ученія, чтобы не умножалась более порочность живущихъ, будучи питаема дурными потоками водъ, но, чтобы душа осоленная и жаждущая, воспріявъ блаженную жажду и наводнившись собраніемъ добродетели, сделалось озеромъ" 405). Душа и въ возрожденіи только еще обратилась и вступила въ жизнь Божественную, она скорее только готова къ воспріятію этой жизни, чемъ ею наслаждается. „Крещеніе есть только предначертаніе воскресенія изъ ада" 406). „Въ христіанахъ, яко чадахъ Божіихъ, говорить св. Тихонъ Задонскій, долженъ быть наченшийся образъ Божий, которымъ должны по добиться Отцу своему небесному"407). „Богъ доброе семя на сердцахъ человеческихъ посеялъ, и добрымъ его сделалъ, и помогаетъ ему и укрепляетъ его добро творити" 408). Это семя определеннее св. Тихономъ называется „живой верой", т. е. именно определеніемъ себя по Христу 409). Итакъ, человекъ имеетъ только „начатокъ духа" (Римл. VIII, 23), или „наченшійся образъ Божій", имеетъ только семя.

Если же праведность, полученная человекомъ въ крещеніи является скорее возможностью, чемъ действительностью (въ смысле, конечно, полнаго подобія природы), если она только есть семя, тогда дальнейшая жизнь становится весьма ясной и понятной.

Протестантъ не объяснитъ намъ, почему и зачемъ онъ живетъ после крещенія. Католикъ можетъ, правда, сказать, что онъ желаетъ увеличить свой венецъ, хочетъ къ полученной Христовой праведности прибавить своей. Но это уже будетъ его сверхдолжная заслуга и зависеть будетъ отъ его личнаго желанія: долгъ его только не грешить, чтобы не потерять праведность. Представимъ, что у него желанія увеличить, и безъ того великій, даръ нетъ; тогда дальнейшее пребываніе возрожденнаго на земле потеряетъ всякій смыслъ и содержаніе. если же праведность крещенія—только зачатокъ, тогда человекъ долженъ его развить, долженъ осуществить, иначе онъ напрасно обещалъ Богу быть праведнымъ. Человекъ, не развившій полученнаго семени вечной жизни, не только не увеличиваетъ своего венца, но теряетъ и то, что имеетъ: за зарытый въ землю талантъ человекъ не только не получитъ похвалы, но и потерпитъ наказаніе, хотя и можетъ онъ оправдываться, что зарылъ изъ боязни потерять (МФ. ХХУ, 24—30).

„Святое крещеніе, но выражение св. Афанасія Александрійскаго, отзерзаетъ намъ (только) путь къ просвещенію" 410), только даетъ намъ возможность начать свое спасеяіе. „Пріявшій баню пакибытія, говоритъ св. Григорій Нисскій, подобенъ молодому воину, только что внесенному въ воинские списки, но еще ничего невыказавшему воинственнаго или мужественнаго. Кавъ онъ повязавши поясъ и облекшись хламидою, не считаетъ себя тотчасъ же храбрымъ и, подходя къ царю, не разговариваетъ съ нимъ дерзостно, какъ знакомый, и не проситъ милостей, раздаваемыхъ трудившимся и подвизавшимся: такъ и ты, получивъ благодать, не думай обитать вместе съ праведными и быть причтеннымъ къ лику ихъ, если не претерпишь многихъ бедъ за благочестіе, не будешь вести борьбы съ плотію затемъ съ діаволомъ и мужественно не противостанешь всемъ стреляніямъ лукавыхъ духовъ" 411).

Человевъ получилъ благодать, определился къ добру; но „во всяком разумномъ естестве безъ числа бываютъ перемены и съ каждымъ человекомъ ежечасно происходятъ измененія" 412). Привычная стихія греха остается предъ сознаніемъ въ качестве искушающаго начала и находитъ себе более или менее сочувствія и въ природе человека. Поэтому, при невниманіи со стороны крещеннаго, умервщленная вражда противъ Бога и его святаго царства можетъ воскреснуть вновь и сделать напраснымъ принятіе таинства. „Не станемъ, говорить св. Григорій Нисский, оживлять въ себе вражды, но вашею жизнію покажемъ, что она мертва, дабы намъ ее, хорошо умервщленную Богомъ при спасеніи нашемъ, не воскрешать въ себе на гибель душъ нашихъ гневомъ и памятозлобіемъ, совершая злое воскрешеніе того, что вполне умерло" 413). Благодатное царство зачалось въ человеке, но еще не завоевало всей его природы, не уподобило ее себе всецело. „Бываетъ, говорить преп. Макарій египетскій, и то, что въ иномъ есть благодать, а сердце еще нечисто" 414). Нечто подобное имеетъ место и при таинстве: человеку предстоитъ борьба съ остатками своего прежняго бытія, съ гре-ховными навыками, съ привычкой вообще жить по стихіямъ міра. Только после этой борьбы, когда изглаждена будетъ возможность греха, цель человека можно считать достигнутой и его спасеніе вполне совершеннымъ. „Омовеніе, говорить св. Василій Великій, само по себе недостаточно, чтобы омываемаго довести до белизны снега или волны, а нужны дела и не малая тщательность; такъ что омовеніе производите очищеніе отъ скверны, а судъ сиру и оправданіе вдовицы доставляютъ и белизну равную белизне снега или волны 415). Или, какъ говоритъ св. I. Златоустъ, „если нужно получить царствіе небесное, то недостаточно освободиться отъ греха, но еще нужно много упражняться и въ добродетеляхъ. Ибо отъ порочныхъ действій нужно удерживаться для того только, чтобы освободиться отъ геенны (вотъ смыслъ жизни съ правовой точки зренія); но чтобы наследовать царствіе небесное необходимо стяжать добродетель" 416).

Кто освободился отъ греха въ крещеніи, тотъ за прежніе грехи, конечно, наказанъ не будетъ; но если онъ этимъ очищеніемъ и удовольствуется, то въ царство небесное онъ всетаки не войдетъ. Необходимо надъ собой работать и после крещенія, такъ какъ въ противномъ случае все обещанія человека, все его желанія отселе быть праведнымъ окажутся только пустымъ звукомъ: отвергнувъ прежнюю жизнь, человекъ долженъ начать новую, а не оставаться въ безразличіи. „если, говоритъ св. Григорій Нисскій, душа возненавидитъ греховную жизнь (то άμαρτάνείν), усвоить Себе по возможности добродетелъный образъ жизни и пріиметъ въ себя благодать Духа, претворивъ ее въ жизнь, то она станетъ вполне новою и возсозданною" 417). Недостаточно, следовательно, возненавидеть греховную жизнь и отречься отъ нея, необходимо съ корнемъ вырвать малейшіе остатки ея; недостаточно опреде-лить себя къ жизни по Христу, необходимо осуществить это определеніе, необходимо претворить принятую благодать въ жизнь. Въ этомъ смысле и можно говорить, что благодать крещенія можетъ быть увеличена или уменьшена. „Духовная благодать, говоритъ св. Кипріанъ Карфагенскій, которая въ крещеніи равно пріемлется верующими, потомъ поведеніемъ и действіями нашими или уменьшается или умножается, подобно тому, какъ въ евангеліи семя Господне равно сеется, но, по различію почвы, иное истощается, а иное умножается въ разнообразномъ изобиліи, принося плодъ въ тридцать, шестьдесятъ или сто разъ больше" 418).

Необходимъ, следовательно, продолжительный подвигъ постепеннаго очищенія, дальнейшаго совершенствованія, или восхожденія отъ младенчества къ возрасту мужа совершенна; конецъ же этого восхожченія есть Богоподобіе или святое общеніе съ Богомъ, т. е. вечная жизнь. „Соделывающій для насъ душевную весну и надлежащимъ возделываніемъ Возращающій человечесеое въ насъ (то άνθρώπινον) сперва вместо побеговъ прекрасно извергаетъ изъ естества все, что въ немъ есть землянаго (γεώδες) и неполезнаго, очищая исповедію отъ излишествъ, и потомъ уже правилами более образованной жизни налагая на него некоторыя черты чаемаго блаженства, какъ бы цветомъ какимъ провозвещаетъ будущую сладость смоквъ" 419). „Какъ скоро, говоритъ преп. Макарій, душа возлюбила Господа, исхищается она изъ сетей (міра) собственною своею верою и рачительностію, а вместе и помощію свыше и сподобляется вечнаго царства, и, действительно, возлюбивъ последнее, по собственной своей воле и при помощи Господней, не лишается уже вечной жизни" 420).

Заключимъ и этотъ отделъ словами преосв. Феофана, къ которому уже не разъ обращались мы за проверкой нашего пониманія ученія св. отцевъ. „Исполнившій все заповеди, пишетъ покойный святитель, благоукрашаетъ свою душу всякими добродетелями и делаетъ сердце свое храмомъ, до-стойнымъ быть обителію Господа. Онъ (Господь) и вселяется въ него тогда. Онъ въ немъ бываетъ съ минуты св. Крещенія и еше пріискреннее пріобщится съ нимъ во св. причастіи. Но, помогая ему въ жизни святой, все еще не всецело успокоивается въ немъ, потому что, пока не водворятся въ душе все добродетели чрезъ исполненіе заповедей,— въ ней все еще остаются следы страстей,—непріятный Господу запахъ греха. Онъ и не успокоивается въ немъ, какъ бы не доверяя ему и еще только изготовляя Себе покойную въ немъ обитель. Когда же душа освятится добродетелями, тогда уже Онъ благонадежно входитъ въ нее, какъ въ домъ, и обитаетъ спокойно, нетревожимый непріятными ему движеніями греха и страстей" 421). По выходе изъ водной купели крещенія или изъ слезной бани покаянія, человекъ исходитъ „на то, чтобы очистить душу и тело отъ всего стра-стнаго и чувственнаго, сделавъ все естество наше чистымъ, устроить изъ него достойный храмъ Тріипостасному Богу, въ чемъ животъ вечный, который пребудетъ по исходе отселе, вечнымъ его достояніемъ" 422). Обещавъ Богу въ крещеніи идти по пути въ вечное его царство и принявъ, съ помощію благодати Божіей, неуклонное решеніе действительно идти этимъ путемъ, человекъ после принятія таинства и начинаетъ идти, борясь съ собой и все более и более преуспевая въ познаніи Бога и уподобленіи ему, пока, наконецъ, не разрешится отъ этого міра и вступить въ ту область света и святости, къ которой стремился въ этой жизни. Последующая жизнь, такимъ образомъ, не механическій, побочный придатокъ, а необходимое дополненіе свободно-охотнаго и вместе таинственнаго переворота, пережитаго человекомъ въ крещеніи.

Съ другой стороны, прп православномъ понятіи о сущности возрожденія легко можно объяснить и то явленіе, что спасаются люди, умершіе не только сразу после крещенія, не заявивъ деятельно своей веры, но и до крещенія (такъ называемое, крещеніе кровію).

Если сущность таинства въ укрепленіи ревности человека къ добру, то совершенно понятно, что эта ревность все равно делаетъ его членомъ царства небеснаго и даетъ ему способность усвоить себе блаженство святости, хотя бы въ настоящей жизни человеку пришлось ограничиться только однимъ словеснымъ обещаніемъ жить свято. Когда человекъ после крещенія ничего не делаетъ для своего совершенствованія, хотя и имеетъ возможность это—знакъ, что онъ принялъ крещеніе только на половину, что любви къ добру и желанія святого общенія съ Богомъ у него на самомъ деле нетъ. Естественно такому человеку оказаться лишеннымъ обещанной ему награды: онъ по настроенію своей души чуждъ царству Божію. Но если человекъ не делалъ ничего только потому, что не могъ, или потому, что смерть не допустила его исполнить свое обещаніе, тогда, конечно, царство небесное ему открыто: онъ всею душею его желаетъ, всею душею хочетъ быть святымъ и со святыми, хочетъ идти за Христомъ. его душа, следовательно, готова къ созерцанію всесвятаго Бога и къ общенію съ Нимъ; это общеніе, потому, и будетъ его желаннымъ уделомъ. „Разбойникъ, говорить преп. Ефремъ Сиринъ, исповедавшись словесно спасается, потому что не было ему времени принести покаяніе на самомъ деле; переменою своею (переворотомъ отъ вражды ко Христу къ любви къ Нему, отъ радости предъ поруганіемъ праведника къ благоговейному признанію его святости и желанію хотя быть помянутымъ въ царстве Поруганнаго) показалъ въ себе онъ стремленіе обратиться и деятельно, если бы дано было ему время; какъ за слово можно быть осуждену въ нечестіи, такъ по слову же можно оказаться и благочестивымъ" 423). И это потому именно, что Богъ ищетъ не внешнихъ поступковъ, не заслугъ со стороны человека, чтобы не даромъ уступить ему блаженство въ вечномъ общеніи съ Собою, а ищетъ только способности къ воспріятію этого общенія и даетъ его: не сколько Самъ можетъ или хочетъ дать, а сколько человекъ можетъ вместить. „Человекъ, по мысли преп. Макарія Египетскаго, будетъ наслаждаться обетованіемъ въ такой мере, въ какой уверовавъ возлюбилъ оное, а не въ какой трудился. Поелику дары велики, то невозможно найти достойныхъ трудовъ. Но велики должны быть вера и надежда, чтобы имп, а не трудами измерялось воздаяніе. Основаніе же веры—духовная нищета и безмерная любовь къ Богу" 424). Разъ существуетъ эта любовь къ Богу, разъ человекъ сознаетъ въ душе свое ничтожество безъ Бога и всею душею искренно устремился къ Нему, тогда спасете ему будетъ даровано, хотя бы делами онъ и не успелъ заявить своего безповоротнаго решенія. „Только пожелавшій добраго, а къ совершенію его встретившій въ чемъ-либо препятствіе, въ силу этой невозможности въ расположеніи души отнюдь не меньше обнаружившаго свое решеніе чрезъ дела" 425).

Поэтому, даже непринятіе таинства въ установленной форме можетъ не повредить человеку, разъ образовалось въ немъ это существо истиннаго христанства—желаніе царства Христова. Не успевшій, по независящимъ отъ него причинамъ, осуществить своего желанія сочетаться со Христомъ, темъ не менее принимается наравне съ крещеннымъ. „Соизволеніе (въ этомъ случае ценится, какъ самое дело, потому что (и въ этомъ деле) основа делу полагается произволеніемъ" 426). Крещеніе кровію заменяетъ таинственное крещеніе водой, конечно, не своей внешней формой, не омовеніемъ, вместе воды, кровію, ибо бываетъ мученическая смерть и безъ пролитія крови; оно тожественно съ нимъ по внутреннему смыслу; какъ то, такъ и это происходятъ отъ безповоротнаго решенія служить Христу и отреченія отъ своихъ греховныхъ желаній.

Такимъ образомъ, спасеніе каждаго отдельнаго человека, по православному ученію, является не событіемъ, происходящимъ въ Божественномъ только сознаніи, не деломъ правового вмененія, по которому бы Господь присуждалъ человеку ту или другую участь на основаніи какихъ-нибудь внешнихъ обстоятельствъ т. е. на основаніи или заслуги Христа или собственныхъ заслугъ человека. Спасеніе необходимо посредствуется переходомъ человека отъ греха и себялюбія въ царство добра и любви, которое предвкушается человекомъ здесь, во всей же полноте будетъ наследовано въ будущемъ веке. Переходъ этотъ зачинается въ крещеніи, когда человекъ силою Божіею утверждается въ своемъ решеніи быть истиннымъ христіаниномъ;—продолжается, въ виде естественнаго (свободно - благодатнаго) развитія положеннаго семени вечной жизни, после крещенія; и завершается вступленіемъ человека туда, куда онъ себя при помощи данныхъ ему средствъ, приготовилъ, къ чему развилъ въ себе воспріимчивость, т. е. въ небесное царство света, истины и любви. Человекъ „поступаетъ туда, где умъ имеетъ свою цель и любимое имъ" 427).