Брат! Присмотримся в Евангелии к нраву Гос­пода Бога Спасителя нашего Иисуса Христа. Мы увидим, что Он никогда не соблазняется на греш­ников, как бы их грехи ни были тяжки. Также нет примера во всем Евангелии, чтобы святые апостолы соблазнились на кого-либо. Напротив того, фарисеи соблазняются непрестанно, соблаз­няются на Самого Всесовершенного, на вочело­вечившегося Бога; соблазняются до того, что осуждают Его, как преступника, предают смер­ти поносной; Спасителя распинают на кресте посреди двух разбойников! Из этого естествен­но вытекает то заключение, что наклонность со­блазняться есть тяжкий недуг души, есть признак фарисея. Должно тщательно смотреть за сердцем и умерщвлять в нем чувство соблазна на ближ­него духовным рассуждением, почерпаемым в Евангелии.

Евангелие — священная и всесвятая книга! Как в чистых водах отпечатывается солнце, так в Евангелии изображен Христос. Желающий узреть Христа да очистит ум и сердце покаянием! Он узрит в Евангелии Христа, истинного Бога, Спа­сителя падших человеков; узрит в Евангелии, ка­кие свойства должен иметь ученик Иисуса, при­званный научиться кротости и смирению у Само­го Господа. В этих Богоподражательных доброде­телях он найдет блаженный покой души своей.

Часть 1

Взошел некогда Господь в дом мытаря Мат­фея, претворяя мытаря в апостола, возлег вопло­щенный Бог за трапезу с грешниками. Фарисеи, увидев это, соблазнились. Почто, говорили они ученикам Иисуса, почто с мытари и грешники Учитель ваш яст и пиет? (Мф. 9:11).

Скажите прежде, фарисеи, почему вы назы­ваете этих людей грешниками? Не ближе ли их назвать счастливцами и блаженными, Ангелами, Херувимами, потому что благоволил возлечь в их обществе Бог? Не лучше ли вам сказать: «И мы грешники! и нас прими, милосердый Иисус, к стопам Твоим. Этих грешников Ты, Сердцеведец и истинный Судия, предпочел нам, миновав нас, Ты возлег с ними. Видно, грехи наши пред То­бою тяжелее их грехов. С ними Ты возлежишь: нам дозволь хотя припасть к стопам Твоим».

Нет святого благоухания¹⁴⁰ смирения в тем­ных праведниках, богатых правдою падшего че­ловеческого естества, правдою поддельною мира, правдою бесовскою. Они дерзко осуждают Гос­пода, осуждают принимаемых Им грешников, соделывающихся таким образом истинными праведниками, — отвергают Господа, говорят: Учитель ваш. Дают понять этим, что они не при­знают Его Учителем своим.

Ответ Господа — ответ на все начала сокро­венного недуга фарисеев, на все состояние их души. Ответ этот заключает в себе страшное осуждение и отвержение от лица Божия всякой мнимой праведности человеческой, соединенной с осуждением ближнего. Не требуют, сказал Господь, здравии врача, но болящии. Шедше научитеся, что есть, милости хощу, а не жерт­вы. Не приидох бо призвати праведники, но грешники на покаяние (Мф. 9: 12—13).

Однажды в день субботний шел Господь со святыми Своими учениками и апостолами меж­ду полей, засеянных хлебом. Ученики почувство­вали голод, начали срывать колосья: стирая их руками, очищали зерна, которые употребляли в пищу. Фарисеи, увидев это, сказали Господу: Се ученицы. Твои творят, егоже не достоит тво­рити в субботу (Мф. 12:2). Господь, упомянув о Давиде и священниках, из которых первый на­рушил обрядовый закон по случаю, а вторые по предписанию закона нарушают закон, опять по­вторяет фарисеям грозное замечание: Аще бысте ведали, что есть: милости хощу, а не жерт­вы, николиже убо бысте осуждали  неповинных (Мф. 12:7).

Чувство соблазна — какое придирчивое, какое злонамеренное! — притворяется с мелочною от­четливостью держаться форм закона, а сущность закона попирает. Фарисей мрачный и слепой! Услышь, что говорит тебе Господь: Милости хощу. Увидя недостаток ближнего, умилосердись над ближним твоим: это уд твой! Немощь, кото­рую ты видишь сегодня в нем, завтра может сде­латься твоею немощью. Ты соблазняешься един­ственно оттого, что ты горд и слеп! Ты исполня­ешь некоторые наружные правила закона и за это любуешься собою; презираешь, осуждаешь ближних, в которых замечаешь нарушение не­которых мелочей, и не замечаешь исполнения великих, сокровенных добродетелей, возлюблен­ных Богу, незнакомых твоему надменному, же­стокому сердцу. Ты не глядел в себя довольно; ты не увидел себя: только от этого не признаешь себя грешником. От этого не сокрушилось твое сердце, не исполнилось покаяния и смирения; от этого ты не понял, что наравне со всеми про­чими человеками нуждаешься в милости Божи­ей, в спасении. Страшно — не признать себя грешником! От не признающего себя грешни­ком отрекается Иисус: не приидох, говорит Он, призвати праведныя, но грешныя на покаяние. Какое блаженство признать себя грешником! Признавший себя грешником получает доступ . к Иисусу. Какое блаженство — узреть грехи свои! Какое блаженство — смотреть в сердце свое! Кто : засмотрится в сердце свое, тот забудет, что на земле находятся грешники, кроме него одного. Если он и взглянет когда на ближних, то все ему кажутся непорочными, прекрасными, как Ангелы. Глядя в себя, рассматривая свои греховные пятна, он убеждается, что для спасения его единое средство — милость Божия, что он раб неключимый, не только по нарушению, но и по недостаточному исполнению заповедей Божи- их, по исполнению, более похожему на искажение, нежели на исполнение. Нуждаясь сам в милости, он обильно изливает ее на ближних, имеет для  них одну милость. Аще бысте веда­ли, что есть: милости хощу, а не жертвы, николиже убо бысте осуждали неповинных. Не приидох призвати праведники, но грешни­ки на покаяние (Мф. 12:7; 9:13).

Милосердый Спаситель наш Господь Иисус Христос, не отвергавший кающихся мытарей и блудниц, не пренебрегал и фарисеями: Он при­шел исцелить человека от всех его недугов, а меж­ду ними и от фарисейства, особенно неудобоисцелимого только потому, что эта болезнь призна­ет и провозглашает себя цветущим здравием, отвергает врача и врачевание, сама хочет враче­вать болезни других, употребляя для изъятия едва заметной порошинки из нежного глаза удары тяжеловесными бревнами.

Некоторый фарисей пригласил Господа разде­лить с ним трапезу. И вшед в дом фарисеев, возлеже (Лк. 7:36), повествует Евангелие о милосер­дом Господе. Похоже, что фарисей, хотя и имел усердие и некоторую веру к Господу, но при при­нятии Его дал место и расчету, какую степень при­ветствия оказать Гостю. Если бы не было расчета, основанного на сознании своих праведности и достоинства, что бы воспрепятствовало фарисею выбежать на встречу Божественному Посетите­лю, с трепетом пасть к святым стопам Его, пост­лать под ноги Его душу, сердце? Этого не было сделано; фарисей упустил блаженный случай по­чтить Спасителя как Спасителя. Упущенное по­хищает себе некоторая жена того города, извест­ная грешница. Спешит она с сосудом благовонного мира в дом фарисея, входит в храмину, где была трапеза, начинает омывать слезами ноги Спасителя и обтирать их власами главы своей, — лобызать ноги Спасителя и мазать их миром.

Не видит слепой фарисей добродетели, совер­шающейся пред его глазами, обличающей хладность, мертвость его сердца. Соблазн и осужде­ние движутся в душе его. Он помышляет: Сей  аще бы был пророк, ведел бы, кто и какова жена при­касается Ему: яко грешница есть (Лк. 7:39). По­чему ты умаляешь Бога, называя Его лишь про­роком? почему ты называешь грешницею ту, ко­торая лучше, нежели ты, почитает Бога? Убойся; умолкни: присутствует Создатель! Ему принадле­жит суд над тварями Его; Ему — одинаково про­стить пятьсот и пятьдесят динариев греховного долгу: Он всемогущ и богат бесконечно. Фари­сей обыкновенно выпускает это из своего расче­та! Видя у ближнего пятьсот динариев долгу, он не обращает внимания на свои пятьдесят, даже не считает их долгом, между тем как определе­ние Божественного Суда возвещает, что обоим им отдать нечем, что оба они равно нуждаются в прощении долга. Не имущема же има воздати, обема отда (Лк. 7:42). Недостаток смирения, от которого недуг фарисейства, крайне препятству­ет духовному преуспеянию. В то время, как падшие в тяжкие грехи с горящею ревностию и в сокрушении духа приносят покаяние, забывают весь мир, видят непрестанно грех свой и оплаки­вают его пред Богом, — взоры фарисея двоятся. Грех его, показывающийся пред ним незначи­тельным, не привлекает к себе всего внимания его. Он помнит, знает некоторые добрые дела свои, и на них возлагает надежду. Он видит недо­статки ближних; сравнивая их со своими, при­знает свои легкими, извинительными. Чем более возрастает в глазах его собственная правда, тем более умаляется оправдание благодатное, туне даруемое кающимся. От этого ослабевает, ис­требляется чувство покаяния. С умалением чув­ства покаяния затрудняется шествие к духовно­му преуспеянию; с уничтожением чувства пока­яния совращается человек со спасительного пути на путь самомнения и самообольщения. Он де­лается чуждым святой любви к Богу и ближним. Отпущаются греси ее мнози, сказал Господь о блаженной грешнице, яко возлюби много. А ему же мало оставляется, меньше любит (Лк. 7:5). Зараженный недугом фарисейства лишается преуспеяния духовного. Жестка почва его сердеч­ной нивы, не приносит жатвы: для духовного плодоносия необходимо сердце, возделанное пока­янием, смягченное, увлаженное умилением и слезами. Лишение преуспеянии — уже суще­ственный ущерб! Но вред, происходящий от фа­рисейства, не ограничивается бесплодием души: смертоносная зараза фарисейством по большой части сопряжена с последствиями самыми ги­бельными. Фарисейство не только соделывает бесплодными для человека добрые дела его, но направляет их во зло душе его, к его осуждению пред Богом.

Изобразил это Господь в притче о фарисее и мытаре, молившихся вместе во храме Божием (Лк. 18). Фарисей, смотря на себя, не находил причин к покаянию, к ощущению сердечного сокрушения; напротив того, он находил причи­ны быть довольным собою, полюбоваться собою. Он видел в себе пост, подание милостыни, но не видел тех пороков, которые видел или думал ви­деть в других и которыми соблазнялся. Говорю думал видеть, потому что у соблазна глаза вели­ки; он видит и такие грехи в ближнем, которых вовсе в нем нет, которые для ближнего изобрело его воображение, водимое лукавством. Фарисей в самообольщении своем приносит за свое ду­шевное состояние хвалу Богу. Он скрывает свое превозношение, и оно скрывается от него, под личиною благодарения Богу. При поверхностном взгляде на Закон ему казалось, что он — исполнитель Закона, благоугодный Богу. Он забыл, что заповедь Господня, по выражению псалмопевца, широка есть зело, что пред Богом самое небо нечисто (Иов. 15:15), что Бог не благоволит о жертвах, ни даже о всесожжении, когда им не сопутствуют и не содействуют сокрушение и смирение духа (Пс. 50), что Закон Божий надо насадить в самое сердце для достижения истин­ной, блаженной, духовной праведности. Явление этой праведности начинается в человеке с ощу­щения нищеты духа (Пс. 39:9; Мф. 5:3). Тщес­лавный фарисей мнит благодарить, прославлять Бога: Боже, хвалу Тебе воздаю, говорит он, яко несмъ, якоже прочии человецы, хищницы, не­праведницы, прелюбодее (Лк. 18:11). Он исчис­ляет явные согрешения, которые могут быть ви­димы всеми; но о душевных страстях, о гордос­ти, лукавстве, ненависти, зависти, лицемерии не говорит ни слова. А они-то и составляют фари­сея! Они-то и омрачают, мертвят душу, соделывают ее неспособною к покаянию! Они-то унич­тожают любовь к ближнему и рождают испол­ненный хлада, гордыни и ненависти — соблазн! Тщеславный фарисей мнит благодарить Бога за свои добрые дела; но Бог отвращается от него; Бог произносит против него страшный приго­вор: Всяк возносяйся смирится (Лк. 18:14). Когда фарисейство усилится и созреет, овла­деет душою, то плоды его — ужасны. Нет безза­кония, пред которым бы оно содрогнулось, на которое бы не решилось. Фарисеи осмелились хулить Святого Духа. Фарисеи осмелились назвать Сына Божия беснующимся. Фарисеи позволили себе утверждать, что вочеловечившийся Бог, при­шедший на землю Спаситель, опасен для обще­ственного благосостояния, для гражданского быта иудеев. И для чего все эти переплетенные вымыслы? Для того, чтобы под прикрытием на­ружной справедливости, под личиною охране­ния народности, законов, религии, насытить ненасытимую злобу свою кровию, принесть кровь в жертву зависти и тщеславию, чтобы совершить богоубийство. Фарисейство — страшный яд; фа­рисейство — ужасный душевный недуг.

Постараемся начертать изображение фарисея, заимствуя живопись из Евангелия, чтобы каж­дый, вглядываясь в это страшное, чудовищное изображение, мог тщательно храниться, по за­вещанию Господа, от кваса фарисейска (Мф. 16:6): от образа мыслей, от правил, от настрое­ния фарисеев.

Фарисей, довольствуясь исполнением наруж­ных обрядов религии и совершением некоторых видимых добрых дел, нечуждых и язычникам, раболепно служит страстям, которые старается постоянно прикрывать, которых в значительной степени не видит в себе и не понимает, которые производят в нем совершенную слепоту по от­ношению к Богу и всему Божественному учению. Познание, а потому и зрение в себе действия ду­шевных страстей доставляется покаянием; но фарисей для чувства покаяния недоступен. Как может сокрушиться, умилиться, смириться сер­дце, удовлетворенное собою? Неспособный к покаянию, он неспособен зреть свет заповедей Божиих, просвещающих очи ума. Хотя он и за­нимается чтением Писания, хотя видит в нем эти заповеди, но в омрачении своем не останавлива­ется на них: они ускользают от взоров его, и он заменяет их своими умствованиями, нелепыми, уродливыми. Что может быть страннее, несооб­разнее фарисейских умствований, упоминаемых в Евангелии! Иже аще кленется церковию, утвер­ждали фарисеи, ничесоже есть: а иже кленется златом церковным, должен есть (Мф. 23:16). Фарисей, оставляя исполнение заповедей Божи­их, составляющих сущность Закона, стремится к утонченному исполнению наружных мелочей, хотя бы это было с очевидным нарушением за­поведей. Святые Божии заповеди, в которых жизнь вечная, оставлены фарисеями без всякого внимания, совершено забыты! Одесятствуете, говорил им Господь, мятву, и копр, и кимин, и остависте вящшая закона, суд, милость и веру... Вожди слегши, оцеждающии комары, велблуды же пожирающе (Мф. 23: 23, 24).

Самая скрытная из всех душевных страстей есть тщеславие. Эта страсть более всех других маскируется пред сердцем человеческим, достав­ляя ему удовольствие, часто принимаемое за уте­шение совести, за утешение Божественное. И на тщеславии заквашен фарисей. Он все делает для похвалы человеческой; он любит, чтобы и милос­тыня его, и пост его, и молитва его имели свиде­телей. Он не может быть учеником Господа Иису­са, повелевающего последователям Своим пре­небрегать славою человеческою, идти путем уни­чижения, лишений, страданий. Крест Иисуса слу­жит для фарисея соблазном. Ему нужен Мессия, похожий на Александра Македонского или На­полеона I, с громкою славою завоевателя, с тро­феями, с добычею! Мысль о славе небесной, ду­ховной, о славе Божией, вечной, о самой вечнос­ти недоступна для души его, пресмыкающейся по земле, в земном прахе и тлене! Фарисей среб­ролюбив. Сердце его там, где его сокровище. Там вера его, там чувства его, там надежда, там лю­бовь! Устами, краем языка он исповедует Бога, а сердцем он отвергается Его. Никогда он не ощу­щает присутствия Божия, не зрит промысла Бо­жия, не знает опытом, что значит страх Божий. Для сердца его нет Бога, нет и ближних. Он — весь земной, весь плотский, весь во власти страс­тей душевных, движется ими, управляется ими, влечется ко всякому беззаконию, живет и дей­ствует единственно для  самолюбия. В этой душе воздвигнут идол я. Идолу курится непрестанный фимиам, закалаются непрестанные жертвы. Как может в этой душе соединиться служение всесвятому Богу со служением мерзостному куми­ру? Эта душа в страшном запустении, в страш­ном мраке, в страшной мертвости. Это — вертеп темный, обитаемый одними лишь лютыми зве­рями или еще более лютыми разбойниками. Это — гроб, украшенный снаружи для чувствен­ных глаз человеческих, так легко обманывающих, внутри исполненный мертвых костей, зловония, червей, всего нечистого, богоненавистного.

Фарисей, будучи чужд Бога, имеет нужду ка­заться пред людьми служителем Бога; будучи ис­полнен всех беззаконий, имеет нужду казаться пред людьми добродетельным; стремясь удовлет­ворить своим страстям, он имеет нужду доста­вить поступкам своим благовидность. Для фари­сея необходима личина. Отнюдь не желая быть  истинно благочестивым и добродетельным, толь­ко желая считаться между людьми за такого, фа­рисей облекается в лицемерие. Все в нем — со­чинение, все — вымысел! Дела, слова, вся жизнь его — ложь непрестанная. Сердце его, как тем­ный ад, преисполнено всех страстей, всех поро­ков, непрерывного мучения. И это-то адское сер­дце дышит на ближнего бесчеловечным, убий­ственным чувством соблазна и осуждения. Фари­сей, заботящийся казаться праведным пред че­ловеками, по душе будучи чадо сатаны, уловляет из Закона Божия некоторые черты, украшает себя ими, чтобы неопытный глаз не узнал в нем врага Божия, и, вверившись ему, как другу Бо­жию, соделался его жертвою. Фарисей осуждает в ближних не зло, не порок, не нарушение Зако­на. Нет! Как может он осуждать зло, которого он друг и наперсник? Стрелы его направлены на добродетель. Но, чтобы вернее были удары, он оклеветывает добродетель, приписывает ей зло, соблазняется на это зло, и, с виду поражая его, убивает ненавистного ему раба Христова. Фари­сей! ты ведешь на казнь неповинного за преступ­ление, которое ты сам для него вымыслил? Тебе принадлежит казнь, равно как и преступление! Неужели ободряет тебя то, что ученик Христов, подражая Христу, в молчании пьет чашу страданий, которую ты ему приготовил? Несчастный! устрашись этого самого молчания великодушно­го и таинственного. Как ныне ради Иисуса мол­чит последователь Иисуса, так на страшном, все­общем Суде возглаголет за него Иисус, обличит беззаконника, неузнанного людьми, и пошлет его в муку вечную. Фарисеи вымыслили преступле­ния для Самого Богочеловека; они устроили для Него казнь; они купили Его кровь; они притво­рились не понявшими Его.

Величайшее злодеяние на земле совершено фарисеями. Всегда были они верны, и доселе они верны своему адскому призванию. Они — главные враги и гонители истинной, христианской добро­детели и благочестия, не останавливающиеся ни пред каким средством, ни пред каким преступле­нием. Против них гремит определение Господа: Змия, порождения ехиднова, како убежите от суда огня геенского ? Сего ради, се, Аз послю к вам пророки и премудры и книжники: и от них убиете и распнете, и от них биете на сонмищих ва­ших, и изженете от града во град: яко да приидет на вы всяка кровь праведна, проливаемая на зем­ли, от крове Авеля праведного до крове Захарии, сына Варахиина, егоже убисте между церковию и олтарем. Аминь глаголю вам, яко вся сия приидут на род сей (Мф. 23: 33—36). Совершились слова  Господа, и доселе совершаются: зараженные ква­сом фарисейским доселе в непримиримой враж­де с истинными учениками Иисуса, гонят их, то явно, то прикрываясь клеветою и соблазном; жад­но, неутомимо ищут крови их. «Господи Иисусе Христе! помогай рабам Твоим. Даруй им уразу­мевать Тебя, и последовать Тебе, Тебе, Который яко овча на заколение ведеся, и яко Агнец, пред стригущим его безгласен (Ис. 53:7). Даруй им чистым оком ума зреть Тебя, и, страдая в блажен­ном молчании, как бы пред Твоими очами, обогащаться благодатными дарами, ощущать в себе миротворное веяние Святого Духа, который воз­вещает рабу Твоему, что иначе невозможно быть Твоим, как причащаясь чаше страданий, которую Ты избрал в удел пребывания на земле Твоего и присных Твоих».

 

Часть 2

Господь изрек в святом Евангелии много за­поведей, вводящих в человека мысли и чувство­вания, совершенно противоположные душепагубному, человеконенавистному фарисейству. Этими заповедями уничтожаются самые нача­ла, на которых основывается и зиждется фари­сейство. Блюдитеся, сказал Господь, вообще от кваса фарисейска (Мф. 16:6). Один из евангелистов объясняет, что словом квас фарисейский Гос­подь наименовал учение фарисеев (Мф. 16:12), а другой евангелист разумеет под этим словом ли­цемерке их (Лк. 12:1). Это одно и то же: из лице­мерного поведения возникают образ мыслей и учение фарисейские; наоборот, учение и образ мыслей фарисейские воспитывают лицемера, для которого никакой грех не страшен, никакая доб­родетель не уважительна; он надеется прикрыть всякий грех, извинить, оправдать его и заменить всякую добродетель притворством.

Господь преподал ученикам Своим поведение прямое, искреннее, утвержденное на святой муд­рости, а не оправдываемое лукавством, — пове­дение, из которого должна светит чистая добро­детель и небесною красотою своею привлекать к себе взоры и сердца человеков. Тако да просве­тится свет ваш пред человеки, яко да видят ваша добрая дела, и прославят Отца вашего, иже есть на небесех (Мф. 5:16). Фарисеи, напротив того, желали лишь казаться праведными, заботи­лись только о том, чтобы выставить и выставлять себя слугами Бога пред обществом людей, пред массою, обыкновенно малоразборчивою. И ныне можно видеть, что фарисеи прибегают ко всевоз­можным изворотам, чтобы дела их, имеющие наружность добрых, блистали как можно ярче пред глазами людей, а злодеяния были извинены политическою необходимостью, личиною право­судия и мудрой предусмотрительности, желани­ем предупредить допущением меньшего зла зло большее и прочими оправданиями, так обильно источающимися из сердца, наполненного лукав­ством. Господь воспрещает такое поведение в весьма сильных выражениях. Вы есте, говорит Он, оправдающе себе пред человеки, Бог же весть сердца ваша: яко, еже есть в человецех высоко, мерзость есть пред Богом (Лк. 16:15). Фарисеи старались прикрывать оправданиями свои душев­ные страсти, действия, плоды их. Душевные стра­сти под сению и прохладою оправданий обык­новенно пускают глубокие корни в душу, соделываются дебелым древом, обнимая ветвями всю деятельность человека, то есть проникая во все его мысли, во все чувствования, во все действия. Святой Пимен Великий сказал: «Если греховной воле человека помогут оправдания, то он развра­щается и погибает» (Алфавитный Патерик).

При поведении, в котором не ищется беско­рыстно добродетель пред очами Бога, но ищется слава добродетели пред очами людей, в их нич­тожном мнении, непостоянном, переменчи­вом, — человек неспособен познать веру христи­анскую, принять учение Христово, для чего нужно сердце, признающее себя грешным, исповедывающее грех свой. Како вы можете веровати, говорит Спаситель фарисеям, славу друг от друга приемлюще, и славы, яже от единого Бога, не ищете? (Ин. 5:44). Господь отъемлет в учени­ках Своих всякую пищу для тщеславия. Он хо­чет, чтобы жертвенник сердечный был очищен от скверного кумира, от всего, что принадлежит к кумирослужению. Господь заповедует совер­шать все добрые дела втайне. И милостыня, по завещанию Его, да будет втайне! и пост да будет втайне! и молитва — в затворенной клети! Доб­рые дела наши должны быть сокрыты не только от человеков, но и от нас самих, чтобы не только человеки не растлевали душ наших похвалами, но и самое сердце наше не льстило нам и не пре­любодействовало, нарушая святой союз со свя­тым смирением. Да не у весть шуйца твоя, что творит десница твоя (Мф. 6:3). Этого мало! Гос­подь повелел отвергнуться себя в кратковремен­ной земной жизни, попрать все оправдания, вся­кую правду для правды евангельской. В чем со­стоит правда евангельская? в страданиях, в крес­те! Сюда призывает ученика Своего Спаситель! здесь Он чинит разбор между званными! здесь отделяет плевелы от пшеницы! здесь знаменует Своею печатью избранных! Иже не приимет креста своего, и в след Мене грядет, несть Мене до­стоин. Обретый душу свою, погубит ю: а иже погубит душу свою Мене ради, обрящет ю (Мф. 10: 38, 39).

Братия! у подножия креста Христова сложим и погребем все понятия мира о чести, об обидах, об оскорблениях, об убытках, о несправедливос­ти, о человеческих законах и о человеческом пра­восудии. Соделаемся юродивыми ради Христа! подставим ланиты наши заплеваниям, заушени­ям! наша честь земная, ветхая, да посыплется прахом уничижений! не взглянем с пощадением и участием на тленное имущество наше: да рас­хищают и разносят его вихри, когда они будут попущены! не пощадим плоти нашей в подвигах вольных и в страданиях невольных! научимся у Господа Иисуса Христа Его таинственному мол­чанию, которое есть возвышенейшее богословие и красноречие, удивляющее Ангелов! Ему, Богу воплощенному, мир не воздал справедливости: нам ли искать ее от мира? Отречемся от нее у подножия креста Христова! Не будем зверями, которые ловцов и других зверей, на них нападающих, угрызают и язвят! уподобимся Агнцу Бо­жию здесь, на земле, во время кратковременно­го нашего странствования земного, — и Он соделает нас подобными Себе в вечности, где нашему блаженству не будет конца и меры. И здесь, в земном изгнании, к верному ученику Иисуса приходит Дух Святой, Утешитель, навевает на его душу несказанное блаженство будущей жизни, которое отъемлет от него чувство страданий, ко­торое вводит его в невидимое, святое наслажде­ние, не зависящее от человеков и обстоятельств. Пред этим наслаждением все земные наслажде­ния, даже законные, — ничтожны.

Главный отличительный признак лицемера, первая стрела, пускаемая им на ближнего, есть соблазн и истекающее из соблазна осуждение ближнего. Соблазн в намеренных злодеях часто бывает притворным, сочиненным, как бы пра­вильный предлог к злодеянию, заблаговременно приготовляющий и злодеяние, и оправдание зло­деяния; соблазн в зараженных еще ветхостью Адама, хотя бы они были благонамеренны и стре­мились к спасению, есть признак ветхости и не­дуг весьма важный и упорный. Недуг этот про­тиводействует покаянию, от которого — очище­ние. Соблазн есть болезненный взгляд на немо­щи ближнего, при котором  эти немощи возрас­тают до необъятной, уродливой величины. Со­блазн есть исчадие самолюбия, вселяющееся в душу, чуждую любви к ближнему и правильной любви к себе. Господь уподобил этот недуг бревну, в сравнении о которым всякое явное согре­шение ближнего есть только сучец. Не судите, сказал Господь, да не судими будете. Имже бо  судом судите, судят вам: и в нюже меру мери­те, возмерится вам... Лицемере, изми первее бревно из очесе твоего: и тогда узриши изъяти сучец из очесе брата твоего (Мф. 7:1—5). Долж­но с насилием отвлекать себя от осуждения ближ­них, ограждаясь от него страхом Божиим и сми­рением. Чтобы ослабить и с Божиею помощью совершенно искоренить из сердца своего соблазн на ближнего, должно при свете Евангелия углуб­ляться в себя, наблюдать за своими немощами, исследовать свои греховные стремления, движе­ния и состояния. Когда грех наш привлечет к себе наши взоры, — некогда нам будет наблюдать за недостатками ближнего, замечать их. Тогда все ближние покажутся нам прекрасными, святы­ми; тогда каждый из нас признает себя величай­шим грешником в мире, единственным греш­ником в мире: тогда широко отверзутся для нас врата, объятия истинного, действительного по­каяния.

Великий Пимен говорил: «Мы и братия наши как бы две картины. Если человек, смотря на себя, находит в себе недостатки, то в брате своем он видит совершенства. Если ж сам себе кажется совершенным, то, сравнивая с собою брата, на­ходит его худым» (Алфавитный Патерик). Вели­чайшие угодники Божии особенно заботились узреть себя грешными, и столько грешными, что­бы согрешения ближних, явные и великие, каза­лись им ничтожными, извинительными. Препо­добный Сисой сказал авве Ору: «Дай мне настав­ление». — «Имеешь ли ты ко мне доверен­ность?» — спросил его авва Ор. «Имею», — отве­чал Сисой. — «Поди же, — сказал ему авва Ор, — и делай то, что делаю я». — «В чем состоит твое делание, отец?» — спросил его авва Сисой. Ста­рец сказал: «Я вижу себя хуже всех людей» (Ал­фавитный Патерик).

Если человек достигнет того состояния, гово­рил Пимен Великий, о котором сказал апостол: вся чиста чистым (Тит. 1:15), то увидит, что он хуже всякой твари. Брат спросил старца: «Как могу думать о себе, что я хуже убийцы?» Пимен отвечал: «Если человек дойдет до состояния, ука­занного апостолом, и увидит человека, сделавше­го убийство, то скажет: он однажды сделал этот грех, а я убиваю себя ежедневно». Брат переска­зал слова Пимена другому старцу. Старец отве­чал: «Если человек дойдет до состояния такой чистоты и увидит грехи брата, то праведность его поглотит этот грех». Брат спросил: «Какая праведность его?» Старец отвечал: «Всегдашнее об­винение себя» (Алфавитный Патерик).

Вот истинные слышатели и творцы Закона евангельского! Изгнав из сердец своих осуждение и соблазн, они исполнились святой любви к ближ­нему, изливая на всех милость и милостью вра­чуя грешников. Сказано святыми отцами о Ма­карии Великом Египетском, что он был, как бог земной, — с таким могущественным милосерди­ем сносил он недостатки ближних. Авва Аммон, вникая непрестанно в себя и обличая душу свою в ее недостатках, пришел в глубокое смирение и святую простоту. От множества любви к ближ­нему он не видел в нем зла, забыл о существова­нии зла. Однажды привели к нему — так как он был епископом — девицу, зачавшую во чреве, и сказали: «Такой-то сделал это, наложи на них епитимью». Аммон, знаменав крестом чрево ее, велел ей дать шесть пар полотен, сказав: «Когда придет ей время родить, не умерла бы она сама, или дитя ее, и было бы в чем похоронить их». Обвинявшие девицу, сказали ему: «Что ты дела­ешь? наложи на них епитимью!» Он отвечал: «Братия! она близка к смерти! что ж еще делать с нею?» — и отпустил ее.

Пришел однажды авва Аммон в некоторое местопребывание иноков, чтобы разделить с братиею трапезу. Один из братии того места очень расстроился в поведении: его посещала женщина. Это сделалось известным прочим братиям; они смутились и, собравшись на совеща­ние, положили изгнать брата из его хижины. Узнав, что епископ Аммон находится тут, они пришли к нему и просили его, чтобы и он пошел с ними для осмотра келии брата. Узнал об этом и брат, и скрыл женщину под большим деревян­ным сосудом, обратив сосуд дном кверху. Авва Аммон понял это, и ради Бога покрыл согреше­ние брата. Пришедши со множеством братии в келью, он сел на деревянном сосуде и приказал обыскать келью. Келия была обыскана, женщи­на не была найдена. «Что это? — сказал авва Аммон братиям — Бог да простит вам согреше­ние ваше». После этого он помолился, и велел всем выйти. За братиею пошел и сам. Выходя, он взял милостиво за руку обвиненного брата, и сказал ему с любовью: «Брат! внимай себе!» Так святой Аммон удалялся от осуждения кого-либо, и врачевал грешников, смягчая милостью серд­ца их, приводя милостью к покаянию.

Сколько Господь отводит нас от пропасти со­блазна и осуждения; сколько истинные рабы Господни удаляются от этой страшной, гибель­ной пропасти: столько, напротив того, диавол влечет нас в нее, прикрывая ее различными оп­равданиями. Одно из сатанинских оправданий есть безрассудная ревность, принимаемая мно­гими за ревность по благочестии, за святую рев­ность. «Человек, водимый безрассудною ревно­стью, — говорит святой Исаак Сирский, — ни­когда не возможет достигнуть мира мыслей. Чуждый же этого мира чужд радости. Если мир мысли есть совершенное здравие, а ревность противна миру: то имеющий ревность лукавую недугует великим недугом. О человек! полагая, что разжигаешься справедливою ревностно против чужих недостатков, ты отгоняешь здра­вие души твоей. Потрудись, потрудись о здра­вии души твоей! Если же желаешь врачевать не­мощных, то пойми, что больные нуждаются более в внимательной заботливости, нежели же­стокости. Притом в то время, как не помога­ешь другим, себя ввергаешь в тяжкую болезнь. Такая ревность в человеке принадлежит не к признакам премудрости, но к недугам души, к недостатку духовного разума, к большему не­вежеству. Начало премудрости Божией — ти­хость и кротость, качества великой и крепкой души, являющиеся в ней от основательного об­раза мыслей и носящие немощи человеческие» (Слово 89).

     Грех соблазна и осуждения так удобен к погублению человеков и потому так возлюблен ди­аволу, что он не довольствуется возбуждением в сердце нашем ревности лукавой и чуждой еван­гельского разума, возбуждением гордостных по­мыслов, соединенных всегда с уничижением и презрением ближнего, но устраивает и явные козни для уловления невнимательных в соблазн и осуждение. Авва Пимен говорил: «В Писании сказано: Яже видеста очи твои, глаголи (Притч. 25:8). Но я советую вам не говорить даже и о том, что осязали вы своими руками. Один брат был обманут таким образом: представилось ему, что брат его грешит с женщиною. Долго он боролся сам с собою; наконец, подошедши, толкнул их ногою, думая, что это точно они, и сказал: полно вам, долго ли еще? Но оказалось, что то были сно­пы пшеницы. Потому-то я и сказал вам: не обли­чайте, если даже и осязаете своими руками» (Ал­фавитный Патерик).

Грех осуждения так противен Богу, что Он прогневляется, отвращается от самих угодников Своих, когда они позволять себе осуждение ближнего: Он отъемлет от них благодать Свою, как это видно из многочисленных примеров, со­храненных церковными писателями для пользы и назидания христианских поколений. Никакая праведность не дает права осуждать грешаще­го брата, которому Господь весьма удобно мо­жет даровать праведность существенную, не­сравненно большую той, которую мы думаем находить в себе. Мы можем быть праведными собственно правдою Божиею; когда же осужда­ем ближнего, то этим самым отвергаем правду Божию, заменяем ее правдою своею или, пра­вильнее, недугом фарисейства. Осуждающий ближнего восхищает сан Бога, Которому Еди­ному принадлежит суд над тварями Его, — вос­хищает сан Христа, имеющего судить живых и  мертвых в последний день¹⁴¹. 

Дивный Иоанн Савваит поведал о себе: «В то время, как я жил в пустыне невдалеке от монас­тыря, пришел брат из монастыря навестить меня. Я спросил его: «Как живут отцы и братия?» — «Хо­рошо за твои молитвы», — отвечал он. Потом я спросил об одном из братии, о котором ходила худая молва. Он отвечал мне: «Поверь, отец: этот брат продолжает жить по-прежнему». Услышав это, я сказал: «Ох!» — и немедленно пришел в ис­ступление. Я увидел себя стоящим пред Голгофою во Иерусалиме. Господь наш Иисус Христос сто­ял на Голгофе между двумя разбойниками. Я уст­ремился на поклонение Ему. В это время — вижу — Господь обратился к предстоявшим Ему Ангелам и сказал им: «Выгоните его вон, потому что он в отношении ко Мне антихрист: предва­ряя суд Мой, он осудил брата своего». В то время, как изгоняли меня, и я выходил из дверей, запу­талась в них моя мантия, и была удержана ими. Там я оставил ее. Немедленно пришедши в себя, я сказал посетившему меня брату: «Лют для меня этот день». Он спросил: «Почему так, отец?» Я по­ведал ему виденное мною, присовокупив, что сня­тая мантия означает отнятие от меня покрова Бо­жия и помощи Божией. С этого дня я углубился в пустыню и скитался в ней в течении семи лет, не употребляя хлеба, не входя под крышу и не бесе­дуя ни с кем из человеков. По прошествии этого времени я снова увидел Господа: Он возвратил мне мантию мою» (Алфавитный Патерик).

Братия! будем внимательны к себе! Потщим­ся очистить себя не только от страстей телесных, но и от страстей душевных, от тщеславия, неве­рия, лукавства, зависти, ненависти, сребролюбия и прочих подобных недугов, которые движутся и действуют по-видимому в одной душе, без уча­стия тела, и потому называются душевными. Сказал я «по-видимому»: они имеют влияние и на тело, но тонкое, не для многих приметное и постижимое. При внимании себе и при очище­нии себя от этих страстей насеется постепенно в нас любовь к ближнему, а от нее ослабеет и унич­тожится чувство соблазна на ближнего и осуж­дение его. Будем непрестанно помнить, что нет правды, угодной Богу, вне нищеты духа. Будем оправдывать ближних, а осуждать себя, чтобы Бог даровал нам благодать и милость Свою, ко­торые Он дарует единым смиренным и милос­тивым. Аминь.

Размышление при захождении солнца.

Фарисей  (в двух частях)

Посещение Валаамского монастыря