Слава Богу! слава Богу! слава Богу! За все, что вижу в себе, во всех, во всем — слава Богу!

Что же вижу я в себе? — Вижу грех, грех не­престанный: вижу непрестанное нарушение свя­тейших заповедей Бога, Создателя и Искупите­ля моего. И Бог мой видит грехи мои, видит их все, видит бесчисленность их. Когда я, человек, существо ограниченное, немощью подобное тра­ве и цвету полевому, чище взгляну на грехи мои, то они наводят на меня ужас и количеством, и качеством своим. Каковы же они пред очами Бога, всесвятого, всесовершенного?

И доселе долготерпеливо взирает Бог на мои преткновения! доселе не предает меня пагубе, давно заслуженной и призываемой! Не рассту­пается под мною земля, не поглощает преступ­ника, ее тяготящего! небо не низвергает своего пламени, не попаляет им нарушителя велений небесных! не выступают воды из своих хранилищ, не устремляются на грешника, грешащего явно пред всею тварию, не похищают, не погребаютего в глубинах темных пропастей! Ад удержива­ется: не отдается ему жертва, которой он требу­ет справедливо, на которую имеет неоспоримое право!

Благоговейно и со страхом смотрю на Бога, смотрящего на грехи мои, видящего их яснее, нежели как видит их совесть моя. Его чудное дол­готерпение приводит меня в удивление, в недо­умение: благодарю, славословлю эту непостижи­мую Благость. Теряются во мне мысли; весь объемлюсь благодарением и славословием: бла­годарение и славословие вполне обладают мною, налагают благоговейное молчание на ум и серд­це. Чувствовать, мыслить, произносить языком могу только одно: слава Богу!

Куда еще несешься, мысль моя? Смотри не­уклонно на грехи мои, возбуждай во мне рыда­ние о них: мне нужно очищение горьким пла­чем, омовение слезами непрерывающимися. Не внемлет, летит, неудержимая, становится на не­объятной высоте! Ее полет подобен бегу молнии, когда молния касается в одно мгновение двух оконечностей небосклона. И встала мысль на высоте духовного созерцания, оттуда смотрит на необычайное, обширнейшее зрелище, на карти­ну живописнейшую, поразительнейшую. Пред нею — весь мир, все времена от сотворения до скончания мира, все события мира, и бывшие, и настоящие, и будущие: пред нею судьбы каждо­го человека в многодробной их частности; над временами, общественными событиями и част­ными судьбами зрится Бог, Творец всех тварей и беспредельный их Владыка, все видящий, всем управляющий, всему предопределяющий свои цели, дающий свое назначение.

Бог допускает человека быть зрителем Своего управления. Но причины судеб, начала велений Божиих, ведомы единому Богу: кто уразуме ум Господень, или кто советник Ему бысть? (Рим. 11:34). И то, что допускается человек быть зри­телем Бога в Его промысле, в Его управлении тварию, в судьбах Его, есть величайшее благо для человека, источающее для человека обильную душевную пользу.

Зрение Творца и Господа всех видимых и не­видимых созданий облекает зрителя силою вы­шеестественною: с этим зрением соединено признание неограниченной власти всемогущего Царя твари над тварью. Власы главы нашей, вла­сы, столько ничтожные по немощному мнению человеков, сочтены у этой неограниченной, все­объемлющей Премудрости и хранятся Ею (Мф. 10:30; Лк. 21:18). Тем более без мановения Ее не может совершиться никакого приключения, никакого переворота в жизни человеческой. Хрис­тианин, смотрящий неуклонно на промысл Бо­жий, сохраняет среди лютейших злоключений постоянное мужество и непоколебимую твер­дость. Он говорит со святым псалмопевцем и про­роком: Предзрех Господа предо мною выну, яко одесную мене есть, да не подвижуся (Пс. 15:8). Господь мне помощник: не убоюся никаких бед, не предамся унынию, не погружусь в глубокое море печали. За все — слава Богу!

Зрением промысла Божия внушается беспре­дельная покорность Богу. Окружат ли раба Бо­жия отовсюду различные и многосплетенные скорби? — Так утешает он свое уязвленное серд­це: «Все это видит Бог. Если бы по причинам, Ему, Премудрому, известным, скорби были мне не полезны и не нужны, то Он, Всемогущий, отвра­тил бы их. Но Он не отвращает их: есть же Его всесвятая воля на то, чтобы они угнетали меня. Драгоценна для меня эта воля, драгоценнее жиз­ни! лучше умереть созданию, нежели отвергнуть волю Создателя! в этой воле — истинная жизнь! Кто умирает для  исполнения воли Божией, тот вступает в большее развитие жизни. За все сла­ва Богу!»

От зрения промысла Божия образуются в душе глубокая кротость и неизменная любовь к ближнему, которых никакие ветры взволновать, возмутить не могут. Для такой души нет оскорб­лений, нет обид, нет злодеяний: вся тварь действу­ет по повелению или попущению Творца; тварь — только слепое орудие. В такой душе раз­дается голос смирения, обвиняющий ее в бесчис­ленных согрешениях, оправдывающий ближних, как орудия правосудного промысла. Отрадно раздается этот голос среди страданий, приносит спокойствие, утешение; он тихо вещает: «Я при­емлю достойное по делам моим. Лучше мне по­страдать в кратковременной жизни, нежели веч­но страдать в вечных муках ада. Грехи мои не могут быть ненаказанными: того требует право­судие Божие. В том, что они наказываются в крат­кой земной жизни, вижу неизреченное Божие милосердие». Слава Богу!

Зрение промысла Божия хранит, растит веру в Бога. Видящий невидимую всемогущую Руку — правительницу мира — пребывает несмущен­ным при страшных бурях, мятущих житейское море: он верует, что быт гражданский, кормило Церкви, судьбы каждого человека держатся все­могущею и премудрою десницею Бога. Смотря на свирепые волны, на грозные бури, на мрачные тучи, он удовлетворяет и умиряет себя мыслью, что совершающееся видит Бог. Человеку — слабому созданию — прилична тихая, смиренная покорность, одно благоговейное познание, созер­цание судеб Божиих. Да направляется все по предначертанным ему путям, к определенным Свыше целям! За все — слава Богу!

Пред видением Божественного промысла не устаивают не только временные скорби, но и те, которые ожидают человека при вступлении его в вечность, за рубежом гроба. Их притупляет, уничтожает благодатное утешение, всегда нисхо­дящее в душу, отрекшуюся от себя для  покорно­сти Богу. При самоотвержении, при преданнос­ти воле Божией самая смерть не страшна: вер­ный раб Христов предает свою душу и вечную участь в руки Христа, предает с твердою верою во Христа, с надеждою непоколебимою на Его благость и силу. Когда душа разлучится с телом и дерзостно, нагло приступят к ней ангелы отвер­женные, она своим самоотвержением поразит, обратит в бегство ангелов мрачных и злобных. «Возьмите, возьмите меня, — мужественно ска­жет она им, — ввергните в бездну тьмы и пламе­ни, ввергните в бездну ада, если есть на то воля Бога моего, если последовало от Него такое на меня определение: легче лишиться сладостей рая, легче сносить пламень ада, нежели нарушить волю, определение великого Бога. Ему я отдалась и отдаюсь! Он, а не вы, Судия моих немощей и согрешений! — Вы и при безумном непокорстве вашем только исполнители Его определений». Содрогнутся, придут в недоумение слуги миродержца, увидев самоотвержение мужественное, кроткую, полную преданность воле Божией! От­вергнув это блаженное повиновение, они сдела­лись из Ангелов светлых и благих темными и всезлобными демонами. Они отступят со стыдом, а душа невозбранно направит свое шествие туда, где ее сокровище — Бог (прп. Иоанн Карпафийский. Глава 25. Добротолюбие, ч. 4). Там будет она зреть лицом к лицу зримого здесь верою в про­мысле Его, и вечно возглашать славу Богу.

Слава Богу! Могущественные слова! Во вре­мя скорбных обстоятельств, когда обступят, ок­ружат сердце помыслы сомнения, малодушия, неудовольствия, ропота, должно принудить себя к частому, неспешному, внимательному повто­рению слов: слава Богу! Кто с простотою серд­ца поверит предлагаемому здесь совету и при встретившейся нужде испытает его самым делом, тот узрит чудную силу славословия Бога; тот воз­радуется о приобретении столь полезного ново­го знания, возрадуется о приобретении оружия против мысленных врагов, так сильного и удоб­ного. От одного шума этих слов, произносимых при скоплении мрачных помыслов печали и уны­ния, от одного шума этих слов, произносимых с понуждением, как бы одними устами, как бы только на воздух, содрогаются, обращаются в бег­ство князи воздушные; развеиваются, как прах от сильного ветра, все помышления мрачные; отступают тягость и скука от души; к ней прихо­дят и в ней водворяется легкость, спокойствие, мир, утешение, радость. Слава Богу!

Слава Богу! Торжественные слова! слова — провозглашение победы! Слова — веселие для всех верных рабов Бога, страх и поражение для всех врагов Его, сокрушение оружия их. Это ору­жие — грех; это оружие — плотский разум, пад­шая человеческая премудрость. Она возникла из падения, имеет начальною причиною своею грех, отвержена Богом, постоянно враждует на Бога, постоянно отвергается Богом. К уязвленному скорбию напрасно соберутся все премудрые зем­ли; напрасно будут целить его врачевствами крас­норечия, философии; тщетен труд самого недугующего, если он захочет распутать многоплетенную сеть скорби усилиями собственного разума. Очень часто, почти всегда разум совершенно те­ряется в этой сети многоплетенной! часто видит он себя опутанным, заключенным со всех сторон! часто избавление, самое утешение кажутся уже невозможными! И гибнут многие под невыно­симым гнетом лютой печали, гибнут от смерт­ной язвы, язвы скорбной, не нашедши на земли никакого средства, довольно сильного, чтобы ув­рачевать эту язву. Земная премудрость предста­вала со всеми средствами своими: все оказались бессильными, ничтожными. Пренебреги, возлюбленнейший брат, отверженною Богом! Отло­жи к стороне все оружия твоего разума! Прими оружие, которое подается тебе буйством пропо­веди Христовой. Премудрость человеческая на­смешливо улыбнется, увидев оружие, предлагае­мое верою; падший разум по своему свойству вражды на Бога не замедлит представить умней­шие возражения, полные образованного скепти­цизма и иронии. Не обрати на них, на отвержен­ных Богом, на врагов Божиих, никакого внима­ния. В скорби твоей начни произносить от души, повторять — вне всякого размышления — слова: слава Богу! Увидишь знамение, увидишь чудо: эти слова прогонят скорбь, призовут в сердце утешение, совершат то, чего не могли совершить разум разумных и премудрость премудрых зем­ли. Посрамятся, посрамятся этот разум, эта пре­мудрость, а ты, избавленный, исцеленный, веру­ющий живою верою, доказанною тебе в тебе са­мом, будешь воссылать славу Богу!

Слава Богу! Многие из угодников Божиих любили часто повторять эти слова: они вкусили сокровенную в них силу. Святой Иоанн Злато­уст, когда беседовал с духовными друзьями и братиями о каких-нибудь обстоятельствах, в особен­ности о скорбных, в основной камень, в основ­ной догмат беседы всегда полагал слова: за все слава Богу! По привычке своей, сохраненной Церковною историею для позднего потомства, он, ударяя вторым перстом правой руки по рас­простертой ладони левой,¹³⁹ всегда начинал речь свою со слов: за все слава Богу!

Братия! Приучимся и мы к частому славосло­вию Бога; будем прибегать к этому оружию при скорбях наших; непрестанным славословием Бога отразим, сотрем наших невидимых супос­татов, особливо тех из них, которые стараются низложить нас печалию, малодушием, ропотом, отчаянием. Будем очищать себя слезами, молит­вою, чтением Священного Писания и писаний отеческих, чтобы соделаться зрителями промыс­ла Божия, все видящего, всем владеющего, всем управляющего, все направляющего по неисследимым судьбам Своим к целям, известным еди­ному Богу. Соделавшись зрителями Божествен­ного управления, будем в благоговении, неруши­мом сердечном мире, в полной покорности и твердой вере удивляться величию непостижимо­го Бога, воссылать Ему славу ныне и в век века.

Достойно и праведно — созданию непрестан­но славословить Тебя, Бога Создателя, извлекше­го нас в бытие из ничтожества, по единой, беско­нечной, непостижимой Твоей благости, украсив­шего нас красотою, славою Твоего образа и подо­бия, введшего нас в блаженство и наслаждение рая, для которых окончания не было назначено.

Чем воздали мы Благодетелю? Что принесла в благодарность Создателю персть, оживленная Им?

Мы согласились с врагом Твоим, с ангелом, возмутившимся против Бога, с начальником зла. Мы вняли словам хулы на Благодетеля: Создате­ля нашего, всесовершенную Благость мы реши­лись подозревать в зависти.

Увы, какое омрачение! увы, какое падение ума! С высоты богозрения и богословия мгновен­но род наш, в праотце нашем, ниспадает в про­пасть вечной смерти...

Первоначально пал сатана; светлый Ангел со­делался темным демоном: не имев тела, он со­грешил умом и словом. Вместо того, чтобы в не­порочном веселии с прочими святыми Ангела­ми славословить Бога — Благодетеля, он возлю­бил богохульство. Едва зачал мысль мрачную, смертоносную, едва осуществил ее пагубным словом, подобным злейшему яду, как потемнел, из­менился, низвергся с несказанною быстротою из высокого Едема на землю. О быстроте его паде­ния свидетельствует предвечное Слово: Видех, говорит Оно, сатану яко молнию с небесе спадша (Лк. 10:18).

Столько же быстрым было и падение челове­ка, последовавшего ангелу падшему, начавшего свое падение с принятия мысли темной, богохуль­ной, за которою последовало нарушение запове­ди Божией. Это нарушение уже было предварено прикрытым презрением, отвержением Бога.

Увы, какое ослепление! какое страшное согре­шение! какое страшное падение! Пред этим со­грешением, пред этим падением ничтожны на­казания: изгнание из рая, снискание насущного хлеба в поте лица, болезнь чадорождения, возвра­щение в землю, из которой Творцом взято наше тело.

Но Ты что творишь, Благость безмерная? Чем Ты воздаешь за воздаяние наше, которым мы воздали Тебе за первые Твои благодеяния? Чем воздаешь за преслушание Тебя, за неверие к Тебе, за принятие ужасной хулы на Тебя — на Тебя, Который — Сама Благость, Само Совершенство?

Ты воздаешь новыми благодеяниями, больши­ми первых. Одним из Божественных Лиц Твоих приемлешь человечество; — приемлешь, кроме греха, все немощи наши, которые прилепились к естеству человеческому после падения его. Ты яв­ляешься очам нашим, прикрыв невыносимую славу Божества человеческою плотию; будучи Сло­вом Божиим, вещаешь нам слово Божие в звуках слова человеческого. Сила Твоя — сила Бога. Кро­тость Твоя — кротость агнца. Имя Твое — имя человека. Это всесвятое Имя вращает небом и зем­лею. Как утешительно и величественно звучит имя Твое! Оно, когда входит в слух, когда выходит из уст, входит и выходит, как бесценное сокрови­ще, бесценное перло! Иисус Христос! Ты — и Господь человеков, и Человек. Как чудно, изящно соединил Ты Божество с человечеством! как чуд­но Ты действуешь! Ты и Бог, и Человек! Ты — и Владыка, и раб! (Лк. 14:17, объяснение блаженно­го Феофилакта). Ты — и Жрец, и Жертва! Ты — и Спаситель, и грядущий нелицеприятный Судия вселенной! И целишь Ты все недуги! И посеща­ешь, приемлешь грешников! И воскрешаешь мертвых! И повелеваешь водам моря, ветрам неба! И чудно вырастают хлебы в руках Твоих, дают тысячекратный урожай, — посеваются, жнутся, пекутся, преломляются в одно и то же время, в одно мгновение! И алчешь Ты, чтобы нас изба­вить от глада! И жаждешь Ты, чтобы утолилась наша жажда! И путешествуешь по стране наше­го изгнания с утруждением Себя, чтобы возвра­тить нам утраченное нами спокойное, исполнен­ное сладостей небесное естество! И проливаешь пот Твой в саду Гефсиманском, чтобы мы пере­стали проливать пот наш в снискании хлеба для чрева, научились проливать его в молитвах для достойного причащения хлеба небесного. Про­изращенное нам проклятою землею терние Ты приял на главу Твою; Ты увенчал, изъязвил тер­нием пресвятую главу Твою! Лишились мы рай­ского древа жизни и плода его, сообщавшего бес­смертие вкушавшим; Ты, распростершись на древе крестном, соделался для нас плодом, да­рующим жизнь вечную причастникам Своим. И плод жизни, и древо жизни явились на земле, в стране нашего изгнания. Этот плод и это древо превосходнее райских; те сообщали бессмертие, а эти сообщают бессмертие и Божество. Твоими страданиями Ты излил сладость в наши страда­ния. Мы отвергаем земные наслаждения, изби­раем в жребий свой страдания, лишь бы только соделаться причастниками Твоей сладости! Она, как предвкушение жизни вечной, сладостнее и драгоценнее временной жизни! Ты уснул сном смертным, который не мог удержать Тебя в веч­ном усыплении. Тебя — Бога! Ты восстал и даровал нам возбуждение от этого сна, от лютого сна смертного, даровал блаженное и славное воскре­сение! Ты вознес обновленное естество наше на небо, посадил его одесную предвечного, Тебе совечного, Отца Твоего! Ты соделал Отца Твоего и нашим Отцом! Ты открыл нам путь к небу! Ты уготовал нам на небе обители! Ты руководишь к ним, приемлешь, упокоеваешь, утешаешь в них всех утружденных странников земных, веровав­ших в Тебя, призывавших святое имя Твое, тво­ривших святые заповеди Твои, православно и благочестно служивших Тебе, несших крест Твой и пивших чашу Твою мужественно, с благодарени­ем Тебе, со славословием Тебя!

Слава Тебе, Создатель несушествовавших! Сла­ва Тебе, Искупитель и Спаситель падших и по­гибших! Слава Тебе, Бог и Господь наш! Даруй нам и на земле, и на небе славословить, благослов­лять, восхвалять благость Твою! даруй нам откро­венным лицом зреть страшную, неприступную, великолепную Славу Твою, вечно зреть Ее, покло­няться Ей и блаженствовать в Ней. Аминь.                   

                                                                                                                                                                          1846 год. Сергиева пустынь

 

Сети миродержца

Под знамением святого креста веду вас, бра­тия, на духовное зрелище. Руководителем нашим да будет великий в угодниках Божиих Антоний, пустынножитель Египетский.

Он по действию Божественного откровения увидел некогда сети диавола, распростертые по всему миру для уловления человеков в погибель. Увидев, что этих сетей бесчисленное множество, с плачем вопросил он Господа: «Господи! кто же может миновать эти сети, и получить спасение?» (Патерик Скитский. — Преподобный авва До­рофей. Поучение 2).

Погружаюсь задумчиво в рассматривание се­тей диавола. Они расставлены вне и внутри чело­века. Одна сеть близко присоединена к другой; в иных местах сети стоят в несколько рядов; в дру­гих сделаны широкие отверстия, но которые ве­дут к самым многочисленным изгибам сетей, избавление из которых кажется уже невозмож­ным. Глядя намногокозненные сети, рыдаю горь­ко! Невольно повторяется во мне вопрос блаженного пустынножителя: «Господи! кто же мо­жет избавиться этих сетей?»

Расставлены сети для ума моего в различных книгах, именующих себя светом, а содержащих в себе учение тьмы, написанных под явным или прикрытым влиянием мрачного и всезлобного миродержца, из источника — разума, поврежден­ного грехопадением, во лжи человеческой, в ко­варстве козней мщения (Еф. 4:14), по выражению апостола, писателями, которые без ума дмятся от ума плоти своея (Кол. 2:18). Ближний мой, в любви к которому я должен искать спасения, соделывается для меня сетию, уловляющею меня в погибель, когда ум его уловлен сетями учения, муд­рования лживых и льстивых. Мой собственный ум носит на себе печати падения, покрыт покры­валом мрака, заражен ядом лжи: сам он, обольща­емый миродержателем, расставляет для себя сети. Еще в раю стремился он неразборчиво и неосто­рожно к приобретению знания, для  него гибель­ного, убийственного! По падении он сделался не­разборчивее, опрометчивее: с дерзостью упивает­ся чашею знания ядовитого и тем решительно уничтожает в себе вкус и вожделение к Боже­ственной чаше знания спасительного.

Для сердца моего сколько сетей! Вижу сети грубые и сети тонкие. Который из них назвать более опасными, более страшными? недоумеваю. Ловец искусен, и кто ускользнет от сетей грубых, того он уловляет в сети тонкие. Конец ловитвы один — погибель. Сети прикрыты всячески, с отличным искусством. Падение облечено во все виды торжества; человекоугодие, лицемерство, тщеславие — во все виды добродетели. Обман, темная прелесть носят личину духовного, небес­ного. Любовь душевная, часто порочная, прикры­та наружностью любви святой; сладость ложная, мечтательная выдается за сладость духовную. Миродержец всеми средствами старается удер­жать человека в его падшем естестве: и этого до­вольно, без грубых грехопадений, чтобы соделать человека чуждым Бога. Грехопадения грубые вполне заменятся, по верным расчетам ловца, гордостным мнением о себе христианина, до­вольствующегося добродетелями падшего есте­ства и вдавшегося в самообольщение, — этим отчуждившегося от Христа.

Для тела сколько сетей! оно само — какая сеть! как пользуется им миродержец! Посредством тела, снисходя его унизительным наклонностям и пожеланиям, мы приближаемся к подобию скотов бессловесных. Какая пропасть! какое уда­ление, какое ниспадение от Божественного по­добия! В эту глубокую, страшно далекую от Бога пропасть мы низвергаемся, когда предаемся гру­бым плотским наслаждениям, называемым по их греховной тяжести падениями. Но и менее гру­бые плотские наслаждения не менее пагубны. Ради их оставляется попечение о душе, забыва­ется Бог, небо, вечность, назначение человека. Миродержитель старается содержать нас в не­престанном развлечении, омрачении посред­ством наслаждений телесных! Чрез чувства, эти двери в душу, которыми она сообщается с види­мым миром, он непрестанно вводит в нее чув­ственное наслаждение, неразлучные с ним грех и плен. Гремит в знаменитых земных концертах музыка, выражающая и возбуждающая различ­ные страсти; эти страсти представлены на зем­ных театрах, взволнованы в земных увеселениях: человек всеми возможными средствами приво­дится к наслаждению убившим его злом. В упое­нии им он забывает спасающее его добро Боже­ственное и кровь Богочеловека, которою мы ис­куплены.

Вот слабое начертание сетей, расставленных миродержцем для  уловления христиан. Начер­тание слабое, но едва ли оно не навело на вас, братия, справедливого ужаса, едва ли в душе вашей не родился вопрос: «Кто же может избежать этих сетей?» Картина страшная еще не кончена! еще, еще возбуждается кисть моя, водимая Словом Божи­им, к живописи.

Что гласит Слово Божие? Оно возвещает пред­сказание, сбывающееся в глазах наших, предска­зание, что во времена последние по причине ум­ножения беззакония иссякнет любы многих (Мф. 24:12). Неложное Слово Божие, более твер­дое, нежели небо и земля, возвещает нам умно­жение в последние времена сетей диавольских и умножения числа погибающих в этих сетях.

Точно! гляжу на мир — вижу: сети диавола умножились в сравнении с временами первен­ствующей Церкви Христовой, умножились до бесконечности. Умножились книги, содержа­щие лжеучение; умножились умы, содержащие и сообщающие другим лжеучение; умалились, умалились до крайности последователи святой Истины; усилилось уважение к добродетелям ес­тественным, доступным для  иудеев и язычников; явилось уважение к добродетелям, прямо язы­ческим, противным самому естеству, взирающе­му на них, как на зло; умалилось понятие о доб­родетелях христианских, не говорю уже, как ума­лилось, почти уничтожилось, исполнение их на самом деле; развилась жизнь вещественная; ис­чезает жизнь духовная; наслаждения и попечения телесные пожирают все время; некогда даже вспомнить о Боге. И это все обращается в обя­занность, в закон. От умножения беззакония ис­сякнет любы многих, и тех, которые удержались бы в любви к Богу, если б зло не было так всеоб­ще, если бы сети диавола не умножились до та­кой бесчисленности.

Справедлива была печаль блаженного Анто­ния. Тем справедливее печаль христианина ны­нешних времен, при зрении сетей диавольских; основательней плачевный вопрос: «Господи! кто же из человеков может миновать эти сети и по­лучить спасение?»

На вопрос преподобного пустынножителя последовал от Господа ответ: «Смиренномудрие минует эти сети, и они не могут даже прикос­нуться к нему».

Божественный ответ! как он отъемлет от сер­дца всякое сомнение, изображает в кратких сло­вах верный способ победы над супостатом на­шим, способ расторжения, уничтожения много-плетенных его козней, устроенных при помощи многолетней и многозлобной его опытности.

Оградим смирением ум, не позволяя ему стремиться безразборчиво, опрометчиво к при­обретению знаний, как бы новость их и важ­ность их заглавий ни приманивали нашей любознательности. Охраним его от испытания лжеучений, прикрытых именем и личиною хри­стианского учения. Смирим его в послушание Церкви, низлагая всякое помышление, взима­ющееся на разум Христов (2 Кор. 10:5), на ра­зум Церкви. Прискорбен сначала для ума тес­ный путь послушания Церкви; но он выводит на широту и свободу разума духовного, пред которым исчезают все мнимые несообразнос­ти, находимые плотским и душевным разумом в точном повиновении Церкви. Не дозволим ему чтения о духовных предметах другого, кро­ме как в книгах, написанных писателями истин­ной Церкви, о которых сама Церковь засвиде­тельствовала, что они — органы Святого Духа. Читающий святых писателей неприметно при­общается обитающему в них и глаголющему ими Святому Духу; читающий сочинителей ере­тических, хотя бы они своим еретическим сон­мищем и украшены были прозванием святых, приобщается лукавому духу прелести (святой Петр Дамаскин. Добротолюбие, ч. 1. О рассуж­дении): за непослушание Церкви, в котором — гордость, он впадает в сети миродержителя.

Как поступить с сердцем? — Привьем к этой дикой маслине сучен от маслины плодовитой, привьем к нему свойства Христовы, приучим его к смирению евангельскому, будем принуждать насильно к принятию воли Евангелия. Увидев его разногласие с Евангелием, непрестанное проти­воречие, непокорность Евангелию, увидим в этом противодействии, как в зеркале, наше падение. Увидев падение наше, восплачем о нем пред Гос­подом, Создателем нашим и Искупителем, возболим печалью спасительною; дотоле будем пре­бывать в этой печали, доколе не узрим исцеле­ния нашего. Сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит (Пс. 50:19) преданием его в ловит­ву врагу. Бог — Создатель наш и полный Влады­ка: Он может воссоздать сердце наше, — и пре­творит Он сердце, неотступно вопиющее Ему плачем и молитвою, из сердца грехолюбивого в сердце боголюбивое, святое.

Будем хранить телесные чувства наши, не впуская чрез них грех в клеть душевную. Обуз­даем любопытное око и любопытное ухо; воз­ложим жестокую узду на малый член тела, но производящий сильные потрясения, на язык наш; смирим бессловесные стремления тела воз­держанием, бдением, трудами, частым воспоми­нанием о смерти, внимательною, постоянною молитвою. Как непродолжительны телесные наслаждения! каким смрадом они оканчивают­ся! Напротив того, тело, огражденное воздержанием и хранением чувств, омовенное слезами покаяния, освященное частыми молитвами зиждется таинственно в храм Святого Духа, соделывающего все покушения врага на человека безуспешными.

«Смиренномудрие минует все сети диавольские, и они даже не могут прикоснуться к нему». Аминь.            

                                                                                                                                                                       1846 год. Сергиева пустынь

 

Песнь под сению креста (Заимствовано из 15 главы книги Исход)

Сажусь под священную сень древа крестного, начинаю песнь хвалы, песнь благодарения Созда­телю моему и Спасителю.

Не от палящих лучей солнца чувственного убе­гаю под сень креста: убегаю от зноя грехов, от зноя соблазнов. Увы! мир преисполнен соблазна­ми лютыми.

Прохладно, отрадно под сению креста свято­го! из-под корней его бьет ключ воды живой: уче­ние Христово.

Не слышен голос песни моей суетному миру. Мой ум и сердце поют таинственно. Да услышит их Спаситель мой.

Ходил некогда в воздухе пред сонмом людей Израилевых столп облачный и огненный, руко­водил их по пустыне дикой, страшной. Невиди­мый и вместе видимый мною промысл Бога мо­его руководил меня по стези трудной и прискор­бной жития земного. Жил я прежде в Египте. Фараон, царь его, за­нимал меня непрестанно деланием плинф и дру­гими тяжкими работами, занимал непрерываю­щимся попечением о вещественном. Когда при­ходила мне мысль о служении Богу моему, фара­он укорял меня в праздности, умножал мои за­боты о временном, земном, суетном, чтобы было мне невозможным даже помыслить о Боге.

Моисей — этим именем и лицом изобража­ется закон Духа — чудными способами извлек меня из Египта: из жизни для плоти, для  мира — в пустыню.

Труден путь по пустыне! Там зыблется раска­ленный песок под ногами; там острым камнем и колючим тернием уязвляются ноги; там палящее солнце жжет путника; там жажда нестерпимая; там нет котлов и мяс египетских; там шатры, нет приюта удобного и спокойного; там мертвая при­рода томит, мучит мысль и взоры.

Едва достиг я моря Чермного, как увидел за собою враждебных всадников и гремящие колес­ницы. Предо мною было море; предо мною и за мною была смерть ужасная, неминуемая.

Но был тут и Бог мой. Он — источник жизни, и смерть Ему подвластна. Среди моря отверзся мне путь: в жизни посреди мира внезапно яви­лась предо мною стезя спасения.

В погоню за мною кинулись всадники, устре­мились колесницы: Все они погибли в море. Поим Господеви, славно бо прославися: коня и всадни­ка вверже в море (Исх. 15:1).

Конь неистовый — это бессловесные стрем­ления, пожелания моей плоти; всадник, сидящий на нем, — помысл греховный.

Колесницы гремящие — это суетная слава мира, это его великое. Пройдет оно и замолкнет, потонет в море забвения. Что так ничтожно, как стук и скрип колес и железа в колесницах!

Единое благо, единое сокровище у человека — Бог, его Создатель и Спаситель, его жизнь и на­слаждение, его имущество вечное. Ему хвала, Ему слава! Господь, сокрушаяй брани, Господь — имя  Ему. Невозможное для человеков — возможно Ему. Колесницы. Фараоновы и силу его вверже в море: избранные всадники тристаты потопи в Чермнем мори (Исх. 15: 3—4), в плаче человека о греховности его.

Огустеша, яко стена воды, огустеша волны посреде моря (Исх. 15:8). Соблазны мира лиши­лись своей силы, оковано их действие, не покори­ли они себе моего сердца; оно к ним сделалось бесчувственным, прошло среди влажных вод, как бы между каменными скалами. Десница Твоя, Гос­поди, прославися в крепости: десная Твоя рука, Господи, сокруши враги (Исх. 15:6), она даровала мне крепость, отняла крепость у греха, висевше­го надо мною подобно стене из волн. Ты окаменил волны, жаждавшие поглотить меня, увлечь бездушный труп мой в недоведомые пропасти ада.

Помощник мой и покровитель (Исх. 15:2). На пути моем к Тебе, земле моей обетованной, еще ждут меня враги, сыны иноплеменников. И они познали, что надо мною промысл Твой святой, что рука Твоя ведет меня и охраняет, поборает за меня; они знают, что рука Твоя сильна. Руки Твоей они боятся, а мне завидуют, скрежещут на меня зубами.

Слышаша языцы милости Твои ко мне, и прогневашася: огорчились жители Филистима; обес­покоились владыки Едомские; объял трепет кня­зей Моавитских, расслабели сердца всех, живу­щих в Ханаане (Исх. 15: 14—15). Спаси меня, Боже мой, от всех сынов иноплеменных, от всех и от всего, кто чужд Святого Духа Твоего, и по­тому для христианина — сын иноплеменный. Да не увязнет нога моя в каких-либо сетях, да не низвергнусь в какую-либо невидимую мною, не­ведомую мне, непостижимую для меня гибель­ную бездну.

Отыми у всех врагов души моей силу, как отъял Ты ее у колесниц и всадников фараоновых; окамени их, чтобы они были без всякого дви­жения, без всякого действия, как окаменил Ты воды. Спаси меня, Господи, Боже мой! Враги мои крепки и велики! Если предоставишь меня мне самому, — они убьют меня, как лев убивает сла­бого агнца, сотрут меня, как стирает жернов зер­но пшеничное.

Величием мышцы Твоея да окаменятся (Исх. 15:16) все ненавидящие мое спасение, все сопро­тивляющиеся шествию моему к Тебе, дондеже пройдут людие Твои, Господи, дондеже пройдут людие Твои сии, яже стяжал еси. Введи, насади я в гору достояния Твоего, в готовое жилище Твое, еже соделал еси, Господи, святыню, Господи, юже уготовасте руце Твои (Исх. 15: 16—17).

Когда воды моря Чермного покрыли и пото­пили воинство фараона, его тристатов, его всад­ников, его колесницы, — взяла Мариам проро­чица, сестра Аарона, первосвященника израиль­тян, и Моисея, законодателя их, тимпан в руки свои, — в сопровождении лика жен Израилевых воспела песнь: Поим Господеви, славно бо прославися: коня и всадника вверже в море (Исх. 15:21).   .

Душа, пребывающая в служении Богу, поуча­ющаяся в Законе Божием день и ночь, соединя­ется во един дух с Господом (1 Кор. 6:17), роднится с Его Законом святым, соделывается сест­рою его, пророчицею, как заимствующая из него благодатное вдохновение.

Когда она увидит избавление свое от смерти греховной, от потопления в суетных попечени­ях и занятиях мира, от власти и насилия фарао­на, тогда настраивает чувства сердечные в чудный мир Христов, и, прикасаясь к ним, как к стру­нам, Божественными помышлениями, издает дивные, вещие звуки, воспевает хвалу Богу, таин­ственно, духовно, насладительно.

О вы, жены Израилевы, души верных рабов Господа Иисуса! Возьмите ваши тимпаны, при­станьте к пению пророчицы вдохновенной! Ся­дем в стройный лик под священною сению кре­ста, распяв плоть со страстъми и похотъми (Гал. 5:24), умом и сердцем чистым, устами чис­тыми, воспоим Господеви, великому Богу, Спа­сителю нашему, славно бо прославися несказан­ными благодеяниями Своими нам и всему хрис­тианскому и человеческому роду. Аминь.

Совесть. О навыках. Размышление о смерти

Слава Богу! Сети миродержца. Песнь под сению креста (Заимствовано из 15 главы книги Исход)

Размышление при захождении солнца.