Зиму 1828-го года я провел в монастыре пре­подобного Александра Свирского. Пред окнами моей келии стояло древо, разоблаченное моро­зами, как скелет, разоблаченный смертию. Уеди­нение изощряет чувства, изощряет мысль; круг действия их расширяется. Между тем море, о котором святой Иоанн Лествичник говорит, что ему непременно должно взволноваться, волнова­лось (Лествица. Слово 4, гл. 60). Обнаженное древо служило для меня утешением: оно утешало меня надеждою обновления души моей.

Гласом моим, гласом ума моего, гласом серд­ца моего, гласом тела моего болезнующего, гла­сом немощей моих, гласом падений моих воззвах (Пс. 141:2): Господи, услыши молитву мою (Пс. 141:1), вонми молению моему (Пс. 141:7), которое воссылаю Тебе из среды браней, потря­сающих ум мой и сердце, из среды болезней, то­мящих и расслабляющих тело мое, из среды множества немощей, объемлющих все существова­ние мое, из среды бесчисленных падений, которыми преисполнена жизнь моя. Услышавши Иону, молившегося во чреве кита, услышь меня, вопиющего из чрева беззаконий моих, из чрева адова. Из глубины, из бездны грехов, из бездны поползновений и искушений моих воззвах Тебе, Господи! Господи, услышь глас мой! Изведи из темницы (Пс. 141:8) страстей душу мою, про­лей в нее свет благодатный! Когда прольешь в нее этот свет, свет и светлый, и радостный, и живот­ворный, тогда будет она исповедатися имени Тво­ему (Пс. 141:8). Действует в душе исповедание, возбужденное благодатью, превышающее ум и потопляющее его в неизреченной сладости сво­ей; он, сошедши в сердечную клеть, затворившись в ней невниманием ко всему чувственному, про­износит имя Твое, поклоняется имени Твоему, питается именем Твоим, объемлет имя Твое и объемлется им. Имя Твое, Слове Божий и Боже, соделывает для него излишними все прочие сло­ва! Избави мя от гонящих мя бесовских помыс­лов и начинаний, яко укрепишеся паче мене (Пс. 141:7), паче произведений души моей, паче постижения ума моего! Уны во мне дух мой, во мне смятеся сердце мое (Пс. 142:4). Объяша мя болезни смертные, беды адовы обретоше мя (Пс. 114:3). Господи! не на мою силу уповаю: падения мои научают меня познавать немощь мою. Ты, Господи, упование мое! Тогда только могу быть в стране живых (Пс. 114:8), в стране святыя правды Твоея, когда Ты, Господи, ниспош­лешь в сердце мое благодать Твою, когда, вселив­шись в сердце мое, будешь часть достояния мо­его (Пс. 15:5), моим единственным имуществом и сокровищем! Возрадуются святые Ангелы Твои, возрадуются лики благоугодивших Тебе челове­ков, увидя спасение мое. Мене ждут праведницы, дондеже воздаси мне (Пс. 141:8) милость Твою не по множеству грехов моих, но по множеству Твоего человеколюбия. Аминь.

Дума на берегу моря

Кому подобен христианин, переносящий скор­би земной жизни с истинным духовным разу­мом? — Его можно уподобить страннику, кото­рый стоит на берегу волнующегося моря. Ярост­но седые волны подступают к ногам странника и, ударившись о песок, рассыпаются у ног его в мел­кие брызги. Море, препираясь с вихрем, ревет, становит волны, как горы, кипит, клокочет. Вол­ны рождают и снедают одна другую; главы их увенчаны белоснежною пеною; море, покрытое ими, представляет одну необъятную пасть страш­ного чудовища, унизанную зубами. На это гроз­ное зрелище с спокойною думою смотрит таин­ственный странник. Одни глаза его на море, а где мысль его, где сердце? мысль его — во вратах смер­ти; сердце — на суде Христовом. Здесь он уже предстоит умом, здесь он предстоит ощущением, здесь его заботы, здесь страх его: от этого страха бежит страх земных искушений. Утихнут ветры, уляжется море. Где холмились гневные волны, там расстелется неподвижная поверхность утомленных бурею вод. После усиленной тревоги они ус­покоятся в мертвой тишине; в прозрачном зер­кале их отразится вечернее солнце, когда оно вста­нет над Кронштадтом и пустит лучи свои вдоль Финского залива, навстречу струям Невы, к Пе­тербургу. Живописное зрелище, знакомое жите­лям Сергиевой пустыни! Это небо, этот берег, эти здания сколько видели увенчанных пеною гордых, свирепых волн? И все они прошли, все улеглись в тишине гроба и могилы. И идущие мимо идут успокоятся также! Что так зыбко, так непродолжительно, как венцы из пены влажной!

Взирая из тихого монастырского пристанища на житейское море, воздвизаемое бурею страстей, благодарю Тебя, Царю и Боже мой! привел Ты меня в ограду святой обители! скрыл меня в тайне лица Твоего от мятежа человечес-кого! Покрыл меня в крове от пререкания язык! (Пс. 30:21). О том только печальна душа моя, о том смущаюсь неизвестностью, что пройду ли отсюду, с берега житейского моря коловратного, неверного, в место селения дивна, даже до дому Божия, во гласе радования, и исповедания шума празднующего (Пс 41:5), вселюсь ли там в век века? Что ж до скорбей земных, — на Бога уповах: не  убоюся, что сотворит мне человек (Пс. 55:12).

                                                                                                                                   1843 год. Сергиева Пустынь.

Молитва преследуемого человеками

Благодарю Тебя, Господь и Бог мой, за все со­вершившееся надо мною! Благодарю Тебя за все скорби и искушения, которые посылал Ты мне для очищения оскверненных грехами, для  исце­ления изъязвленных грехами, моих души и тела!

Помилуй и спаси те орудия, которые Ты упот­реблял для  моего врачевания: тех людей, которые наносили мне оскорбления. Благослови их в этом и будущем веке! Вмени им в добродетели то, что они делали для  меня! Назначь им из вечных тво­их сокровищ обильные награды.

Что же я приносил Тебе? какие благоугодные жертвы? — Я приносил одни грехи, одни нару­шения Твоих Божественнейших заповеданий. Прости меня, Господи, прости виновного пред Тобою и пред человеками! Прости безответного! Даруй мне увериться и искренно сознаться, что я грешник! Даруй мне отвергнуть лукавые оправ­дания! Даруй мне покаяние! Даруй мне сокру­шение сердца! Даруй мне кротость и смирение! Даруй любовь к ближним, любовь непорочную, одинаковую ко всем, и утешающим, и оскорбля­ющим меня! Даруй мне терпение во всех скорбях моих! Умертви меня для мира! Отыми от меня мою греховную волю и насади в сердце мое Твою святую волю; да творю ее единую и дела­ми, и словами, и помышлениями, и чувствовани­ями моими.