1. Нелепость отрицания исторической реальности Христа

До конца XVIII века никто никогда не выражал сомнения в истори­ческой реальности Христа. Даже противники христианства - евреи и язычники - хотя и вели с самого начала ожесточенную борьбу с христи­анством, но в исторической реальности Христа никогда сомнений не выражали. Еврейская литература в раннюю христианскую эпоху не со­держит ни малейших намеков на это. А язычество долго глядело на хри­стиан, как на особую иудейскую секту. «Мысль же о том, что Христос никогда не существовал, - пишет один из самых компетентных истори­ков раннего христианства P. de Labriolle (в книге La raaction panenne), -что Христа надо рассматривать как миф, созданный воображением и видениями Павла из Тарса, - эта мысль никогда не была в мозгах про­тивников христианства». Labriolle называет гипотезу о «несуществова­нии» Иисуса «безумной». Действительно, трудно себе представить что-нибудь нелепее этой гипотезы и если ее защищает кое-кто, то делают это только по бессильной своей злобе противники христианства. Будучи противниками его, они не в состоянии свести к нулю все грандиозное развитие христианства - и когда впервые (в конце XVIII в.) высказана была мысль (французским писателем Dupuis), что «может быть Христа никогда и не было», то за эту мысль ухватились те, кто в ожесточении своем хотел бы всячески унизить или ослабить христианство. Верно, однако, сказал один из крупных немецких историков Церкви, что появ­ление в немецкой печати трудов, отрицающих историческую реальность Христа, является «позором для немецкой науки».

Все же отделаться замечанием (хотя оно и справедливо), что отрица­ние исторической реальности Христа есть чистая нелепость, невозмож­но. С тех пор, как в советской России возник и стал действовать союз агрессивных безбожников, как раз на русском языке появилось много книг, с разных сторон нападающих на христианство и ссылающихся на то, что наука будто бы «доказала», что Христа никогда не было. Войдет поэтому в изучение тех «аргументов», которыми противники христиан­ства пользуются в своем отвержении историчности Христа.

 

2. Рационализм, как источник сомнений в исторической реальности Христа

Сомнениям подвергается прежде всего то, что касается самой жизни Иисуса Христа, - Его рождение от Девы Марии, Его чудеса, распятие и особенно Воскресение Господа. Источник этих отвержений евангельс­кого повествования двойной - прежде всего тот упрямый рационализм, который отвергает все, что не вмещается в рамки нашего разума. Вер­шиной этого радикального рационализма можно считать современного немецкого ученого Бультмана (Bultmann), который предпринял решитель­ную «демифологизацию» (Entmythologisierung), евангельского повество­вания. Решительно все черты жизни и личности Христа, которые поче­му-либо неприемлемы или малоприемлемы для этих ученых, - все это объявляется мифом, - поэтому «устранение всех мифов» становится лозунгом многих современных ученых, занимающихся христианством. Один весьма развязный, хотя и ученый писатель⁴³ прямо заявляет, что «образованный христианин должен устранять из евангельской истории все, что делает ее маловероятной». Это замечание любопытно в том от­ношении, что оно очень хорошо вскрывает предубеждение тех, кто уте­рял веру во Христа, как Сына Божия: они заранее отстраняют все то, что могло бы их убедить в том, что Христос - Сын Божий.

Однако, хотя упомянутый автор признает, что «весьма ученые иссле­дователи отвергают историческое существование Христа», но сам он все же убежден в том, что, если устранить из Евангелия все «сверхъесте­ственное», то надо признать, что в Евангелиях перед нами предстает все жз «историческая личность человека, сына плотника, который проходит по Иудее с проповедью, исцеляя больных». Weigall признает, что «нет ничего более божественного, чем характер Иисуса, что Его учение мо­жет удовлетворить самые высокие требования ума и самые возвышен­ные искания нашего духа. Но целый мир языческих легенд скопился вокруг этого выдающегося человека». Добавим еще одно признание того же автора: «если когда-либо в истории была оригинальная личность, то это был Иисус».

Все эти признания стремятся устранить все «мифическое» из Еван­гелия, сводя эти повествования к влияниям других религий. Впрочем сам Weigall заявляет, что «ничто в Евангелии не позволяет думать, что их авторы были в состоянии знать мировую (религиозную) литературу». Это, конечно, верно. Другие авторы более решительны и утверждают (конечно, голословно), что составители Евангелий как раз из мировой религиозной литературы черпали мотивы для своих повествований⁴⁴. Как видим «демифологизация» прежде всего обращается к содержанию Евангелия. Мифическими объявляются рождение от Девы Марии, все чудеса, даже распятие, тем более Воскресение Господа. Мы будем еще иметь случай вернуться к некоторым из этих утверждений. Но, конечно, вершиной всего этого «устранения мифов» («демифологизации») явля­ется то, что самое существование Иисуса Христа признается мифичным.

 

3. Иудейские источники о Христе

Первое, на что особенно напирают защитники теории о «мифичнос­ти» Иисуса Христа, это то, что кроме Евангелий и апостольских посла­ний, написанных через 30-50 лет после смерти Христа, мы почти совер­шенно не имеем других источников о Христе. Но разве личность Сокра­та, который сам не написал ни одной строчки, но о котором без конца писал Платон, его последователь, - становится от этого мифичной? Еван­гелия и апостольские послания возникают несомненно во второй поло­вине 1-го века, т. е. через несколько десятков лет после смерти Христа. Разве это ослабляет силу их свидетельства? Самое поразительное в этих повествованиях - это обращение ко Христу Ап. Павла, который до свое­го обращения был жестоким гонителем христиан. Как ни объяснять яв­ление Господа Савлу, будущему Ап. Павлу, - но вся его проповедь, как Апостола, проникнута глубочайшей преданностью Христу, которая была бы невозможна, если бы у него не было полной уверенности в реально­сти существования Христа. Вся ранняя христианская литература испол­нена этого чувства реальности Христа, Его дела, Его смерти и воскресе­ния. Именно реальность Христа есть та точка, вокруг которой слагают­ся различные повествования в ранней христианской литературе. Конеч­но, самое здесь важное то, что противники христиан (иудеи, не принявшие Христа, язычники) никогда не отвергали реальности Христа.

Но отчего же так мало упоминаний о Христе во внехристианской литературе первых веков? Прежде, чем ответить на это, приведем все же то, что дает нам история о Христе.

Упомянем прежде всего об иудейском историке Иосифе Флавии (37-100 по Р. Хр.). В своей «Иудейской археологии» он три раза говорит о событиях и лицах из Евангельской истории. Прежде всего он упоминает об Иоанне Крестителе, - говоря о том, что будучи «добродетельным мужем», он призывал иудеев к тому, чтобы они «соблюдали во взаимных отношениях справедливость, а к Богу должное благоговение». Так как народ стекался к нему, то «Ирод велел схватить и заточить Иоанна, а затем предал его смерти⁴⁵. Подлинность этого сообщения не подверга­ется сомнению самыми большими скептиками.

Второе место у Иосифа Флавия касается смерти Иакова, «брата Иису­са, называемого Христом». И это сообщение обычно не подвергается сомнению.

Иное надо сказать о третьем месте у Иосифа Флавия. Вот это место: рассказывая о времени Понтия Пилата, Иосиф пишет: «в это время жил Иисус, мудрый человек, если впрочем его следует называть человеком, ибо он был совершителем удивительных дел, учителем людей, с удо­вольствием принимающих истину. Он привлек к себе многих как из иуде­ев, так и из эллинов. Это был Христос. И когда Пилат, по жалобе знат­ных людей наших, осудил его на крестную казнь, то те, которые ранее полюбили его, не отступились от него. Он явился им на третий день снова живым, как предсказали божественные пророки об этом и о мно­гом другом чудесном относительно него. Еще и теперь не прекратилось поколение христиан, названных по его имени».

Какое замечательное повествование! Неудивительно, что те, кто от­вергают историческую реальность Христа, ополчились прежде всего против этого отрывка из Иос. Флавия и считают его «несомненной по­здней вставкой». Однако Ориген (III в.), упрекавший Иос. Флавия за то, что он не признал в Иисусе Христе Мессии, свидетельствует все же о том, что у него было упоминание о Христе. Быть может, как думает напр. проф. Г. Флоровский (см. его небольшую, но очень ценную брошюру  «Жил ли Христос?», YMCA-Press 1829), слова Иос. Флавия о том, что Христос «явился на третий день после смерти живым» и не принадле­жат ему, т. е. являются чьей-то позднейшей вставкой. Но надо обратить внимание на то, что указанная фраза могла сопровождаться у Иос. Фла­вия такими словами: «как утверждают последователи Христа», и что эти именно последние слова были позже кем-то вычеркнуты, как ослабляю­щие силу основных слов Иос. Флавия. О. Флоровский приводит из одно­го сирийского источника (вероятно V в.) слова Иос. Флавия о Христе, как «муже праведном и добром, засвидетельствованном от божествен­ной благодати знамениями». Даже если принимать (как это делает о. Флоровский), что только эти слова собственно и принадлежали Иос. Флавию, то и их ведь достаточно, чтобы усмотреть в них истори­ческое свидетельство о Христе. Не могу тут же не привести слов упомя­нутого уже Weigall по поводу споров об истинности рассказов истори­ков о Христе: «удивительно не то, пишет он, что есть столько невероят­ных повествований о Христе, а наоборот, что их так мало! Иисус, добав­ляет Weigall, был гораздо меньше предметом невероятных повествова­ний, чем большое число других героев». Да, вокруг Христа, при обилии евангельских рассказов, было совсем мало «выдумок». Достаточно срав­нить жизнь мудреца и чародея I в. Аполлония Тианского, о котором в III в. сочинил много легендарных рассказов (в подражание Евангелию) некий Филострат (представитель угасавшего язычества), чтобы убедиться, что о Христе никто ничего не «сочинял» - ибо если бы только стали «сочи­нять», то этим «сочинениям» действительно не было бы конца.

Очень важен, как свидетельство исторического существования Хри­ста, «разговор с Трифоном иудеем» св. Иустина Философа (II в.). Вот что ставит в упрек христианам Трифон иудей: «вы не соблюдаете ни праздников, ни суббот, не имеете обрезания, а полагаете свое упование на человека распятого». «Этот называемый у вас Христос был бессла­вен и обесчестен, так что подвергся самому крайнему проклятию, какое полагается в Законе Божием - был распят на кресте». Как видим, эта критика христианства не содержит в себе никакого сомнения в реаль­ном существовании Христа.

 

4. Внехристианские источники о Христе

Обратимся к римским известиям о Христе. Их очень мало, к тому же часть их бесспорно ложна (как напр. мнимые письма римского философа Сенеки - эпохи Нерона - к Ап. Павлу⁴⁶ или не относится к христи­анству (как напр. письмо императора Клавдия, датированное 41 годом нашей эры, в котором есть глухие намеки на миссионерскую активность иудеев; часть историков относила эти намеки к миссионерской активно­сти христиан⁴⁷. Первые, более точные сведения о христианах находим мы у историка Светония (его писания относятся к 120 г. по Р. Хр.), кото­рый пишет о том, что император Клавдий (он правил от 41 до 54 г.) из­гнал из Рима иудеев, «постоянно волновавшихся под влиянием Христа». (Светоний пишет «Хрестос», как и Тацит, о котором идет дальше речь⁴⁸. Как раз об изгнании иудеев, о котором идет речь, мы находим упомина­ние и в Деяниях Апостолов (гл. XVIII, ст. 2) - где сказано: «Клавдий повелел всем иудеям удалиться из Рима». Все это место у Светония не отвергается, но вставка «под влиянием Христа» - признается поздней­шей, т. е. не принадлежит Светонию.

Нет, однако, никаких серьезных оснований для заподозривания под­линности слов Светония о Христе, тем более, что тот же Светоний, гово­ря о Нероне, снова упоминает о «христианах» - «людях», предававших­ся новому и опасному суеверию ⁴⁹.

Другим автором, который упоминает о Христе, является Плиний Младший, который был правителем в Малой Азии в 110-113 г. О нем и его сообщениях ученый историк справедливо заключает: «Тут мы нахо­димся на твердой почве». Подлинность писем Плиния Младшего (к им­пер. Траяну) никем не оспаривается, но те места, которые относятся к христианам, многими считаются не подлинными — но снова без всяких оснований или, вернее было бы сказать - из желания устранить все ис­торические свидетельства о Христе!

Вот что пишет Плиний Младший имп. Траяну. Плиний спрашивает его: «надо ли наказывать христиан за самое это имя - независимо от того, совершили они бесчестия, или же самое имя их уже бесчестно?» Хотя Плиний и ставил этот вопрос, но он все же преследовал тех, кто не хотел отрекаться от христианства («проклинать Христа»); однако он тут же при­бавляет, что собственно ничего плохого за христианами не замечено, что они «поют гимн (carmen по-латыни) Христу, как Богу». Заподазривать эти места у Плиния нет решительно никаких оснований - тем более, что со­хранился и ответ Траяна Плинию, где тоже упоминается о христианах и дается ответ на вопросы Плиния (в довольно мягкой форме).

Следующее упоминание о христианах находим у знаменитого римс­кого историка Тацита, писавшего в те же годы, что и Плиний. Тацит пишет о том, что Нерон, чтобы перевести вину пожара, им устроенного, на других людей, привлек к суду людей «ненавистных» в силу их «гнус­ных поступков», «которых народ называл христианами⁵⁰. Тот, по имени кого они себя называли, Христос, был предан на казнь, в царствование Тиверия, прокуратором Понтием Пилатом».

Нет решительно никаких оснований заподазривать подлинность это­го места у Тацита (как это особенно бездоказательно делают советские авторы, в частности и проф. Виппер, о котором мы уже упоминали). Если бы места у Плиния и Тацита были бы позднейшими вставками, то спра­шивается, - почему они так скудны и немногочисленны? Те, кто решил­ся бы делать вставку (и для чего? ведь в то время не было сомнений в исторической реальности Христа!) в тексты Плиния и Тацита, чтобы упомянуть о Христе, почему они не сделали эти вставки более содержа­тельными, с большими подробностями? Только тенденциозные истори­ки могут серьезно заподазривать подлинность приведенных нами мест.

 

5. Почему так мало исторических свидетельств о Христе?

И все же этих римских свидетельств о Христе слишком мало. Но нуж­но ли этому удивляться? Не только «внешние», т. е. весь мир вне Израи­ля, не узнали во Христе своего Спасителя, но и Израиль в значительной своей части Его тоже не признал. По словам Ап. Иоанна Богослова: «к своим пришел и свои не приняли Его» (Иоан. гл. I, ст. 1). «Дело» Христа, для которого Он пришел, было, конечно, связано с историей (Христос пришел спасти людей), - но это «дело» Христа касалось не поверхности истории, а ее сокровенного смысла. На поверхности истории шли и раз­вивались различные внешние процессы, но смерть, вошедшая в мир че­рез грех, по-прежнему царила в мире. Как уже в Боговоплощении мир, вместивший Сына Божия, задрожал и стал в глубине иным, ибо в него вошел Господь во плоти, - так и все «дело» Христа, Его страдания, смерть, воскресение - все это касалось глубины жизни, не ее поверхности. Даже апостолы, столь часто ощущавшие Бога во Христе, по Его воскресении спрашивали Его: «не в сие ли время, Господи, восстановляешь Царство Израилю»⁵¹. Из этих слов видно, что и им (до Пятидесятницы) не был ясен подлинный смысл «дела» Христова.

Нечего удивляться, что внешний мир не заметил Христа. Когда он заметил христиан, то насторожился - и чем дальше, тем более напря­женно всматривался он в христиан. Но мы уже говорили, что язычество лишь во II веке по Р. Хр. забеспокоилось о христианстве. Нечего удив­ляться поэтому, что в писаниях эпохи раннего христианства так мало упоминаний о Христе. Но не надо забывать, что история оставила зато иной, грандиозный памятник о реальности Христа- само христианство.

 

6. Христианство, как свидетельство о реальности Христа

Действительно, христианство очень рано стало распространяться сна­чала в пределах огромной тогда Римской империи, а через короткое время вышло за пределы ее. Ныне христианство распространено по всему миру - и его внутренняя цельность и прочность определяют его покоряющую силу; в этой живучести христианства, в бесконечных проявлениях стой­кой преданности Христу нельзя не видеть свидетельства огромной исто­рической силы христианства. Как всемирная религия, христианство име­ет, правда, своими соперниками буддизм и магометанство, но эти два вне-христианских мира хоть и очень медленно, но разлагаются и поддаются воздействию христианской миссии. Действительно, если привести хотя бы один пример католического миссионера в Сев. Америке (Фуко), то ясно, что действие христианской миссии велико и в наши дни.

Всему этому величию христианства в истории основой служит лич­ность Господа Иисуса Христа - Его образ привлекает к себе сердца и покоряет их. Христа чтут и в исламе, как пророка, - достаточно взять в руки Коран, чтобы убедиться в том, какое огромное место там занимает Иисус. О внедрении христианской миссии (исходящей от разных веро­исповедных групп) в язычество, свидетельствуют многочисленные фак­ты. Образ Христа светит почти всему миру - даже и там, где нет христи­анской Церкви.

Понять это неослабевающее действие христианства и особенности личности Господа Иисуса Христа можно, только опираясь на Его живое явление на земле. Если Христа, как уверяют противники христианства, никогда не было, если Христос есть такой же мифический образ, как Дионис, Озирис, Митра и т. д., тогда, конечно, возникновение христиан­ской Церкви совершенно необъяснимо. Если, как говорят, небольшая иудейская группа воспользовалась ветхозаветным образом Иисуса, что­бы выделиться из иудейства и образовать новую религию, то разумеется вокруг вымышленного образа (всю нереальность которого сознавали бы неизбежно именно те, кто «выдумал» этот образ) ничего прочного воз­никнуть не могло бы. Можно подвергнуть сомнению все евангельское повествование о Христе, признавать мифом различные события и фак­ты (во имя «демифологизации» Св. Писания), но простой здравый смысл требует признания того, что в группировке этих повествований была некая живая личность. Все своеобразие христианства и заключается в том, что учение христианства неотделимо от личности его Основателя. Достаточно ознакомиться с античными религиозными образами, что­бы сразу почувствовать, что это действительно суть мифа, т. е. создания человеческой фантазии. Конечно, в основе каждого мифа лежит какое-то подлинное переживание, но образы, с которыми религиозное созна­ние связывает эти переживания, всегда и всюду переживались в языче­стве, как «символ». Отсюда текучесть того содержания, которое усваи­валось отдельными образами, - при устойчивости самого религиозного переживания тот «предмет» (личность или божественная сила), к кото­рому религиозное сознание их относило, мыслился всегда полуреаль­ным. Отсюда легкость напр. отожествления римлянами своих «богов» (Юпитера, Юноны и т. д.) с греческими аналогичными божествами (Зевс, Гера и т. д.), то же надо сказать и об эллинизации египетских божеств (Гермес был легко отожествлен с египетским богом Тотом, Серапис объе­динил образы Озириса и Аписа и т. д.). В позднейших мистериях Изиды она именовалась «многоименной»... И дело здесь было, конечно, не в отожествлении имен разных божеств, а в сознании единства их «идеи». Поэтому культ матери земли, существовавший в разных странах, легко подменял имя, скажем, Артемиды или Деметры с другим именем, культ Афродиты, тожественный культу Венеры, легко сближался с вавилонс­ким культом Астарты. За различными именами открывалась единая сущ­ность, но не единая реальная личность.

Христианство тем и было отлично от всех этих культов, что непод­вижной точкой в нем был один и тот же образ, одна и таже неразложи­мая божественная личность. Когда у гностиков (особенно более поздних, как Василид, Валентин), которых Церковь признала еретиками, образ Спасителя получил черты мифического образа, то он сразу и был ото­рван от истории, превратился в некую божественную категорию, полу­чил характер мифического, но не реального существа.

Таким образом, внутри христианского сознания реальность личнос­ти Иисуса охранялась именно его историчностью. Все развитие и хрис­тианского культа и христианского догматического сознания определя­лось этой непререкаемой исторической реальностью Христа.

Вообще, если на минуту допустить, что в исторической реальности никогда не было Христа, что Христос был созданием мифотворческой фантазии, тогда все развитие христианства представляется странным чудом: на пустом месте силой фантазии создается образ, который вдруг становится основой, прочной силой исторического движения!..

И как странно - ведь нет ни одной исторической религии, у которой не было бы ее основателя - только христианство оказывается будто бы без основателя, оказывается продуктом чистой выдумки, «литературным изобретением». Нужно не иметь никакого чутья истории, чтобы отвер­гать - хотя бы минимализированную историческую основу в христиан­стве, т. е. отвергать личность его основателя.

 

7. Христианство и языческие мистерии

Но тут возникает новое сомнение. Если признавать, что у христиан­ства был основатель, то почему в образе Христа столь много сходств с несомненно мифическими образами - по крайней мере в некоторых де­талях? В раннем христианстве был даже взгляд, что диавол, проникнув в тайну смерти и воскресения Христа, подсказал разным народам эту тайну, которая и определила содержание различных мистерий. Сближе­ние же христианских фактов с мистериальными рассказами стало за пос­леднее время не просто модным, но можно сказать навязчивым. С дру­гой стороны и многие из верующих христиан, когда знакомятся, хотя бы поверхностно, с языческими мистериями, испытывают какой-то непри­ятный шок - именно в виду ряда сходств христианских и мистериальных черт. Мы должны поэтому подробно войти в изучение всего этого материала, но заметим тут же, что не только в вопросе о соотношении христианства и языческих мистерий, но и вообще при сопоставлении язычества и христианства, явно выступает необходимость христоцентрического понимания истории религии. Под этим мы разумеем то, что в христианстве, как в фокусе, сходятся разрозненные черты язычества, которое было полно предчувствий тех истин, которые в полноте и це­лостности находим мы в христианстве. Человечество, жившее во все эпохи под промыслом Божиим, бессознательно шло (как частично и сей­час еще идет) к принятию Христа - и эта подготовка и превращает само христианство в центральный факт в религиозной истории человечества. То, что открывалось язычеству в отдельных его религиозных движени­ях, все это получило в христианстве свое завершение, свою разгадку. Христоцентрическое понимание истории религии дает нам достаточное объяснение того, почему между христианством и язычеством есть столько сходных черт. И здесь с другой стороны становится понятной вся мни­мая обоснованность того понимания христианства, которое превращает его в некую мозаику. Для каждой почти особенности христианства мы можем действительно найти аналогию в языческих религиях, - но это вовсе не вследствие «заимствования» христианством чего-либо из язы­чества (что бессмысленно, так как превращает органическую цельность христианства в эклетический набор, в подлинную мозаику), - а вслед­ствие центрального положения христианства в истории; к христианству бессознательно тянулись нити из всех почти языческих религий. Христоцентричность религиозного процесса в истории достаточно поэтому объясняет смысл усматриваемых в христианстве и язычестве сходств. Войдем теперь ближе в сравнительное изучение языческих мистерий и христианства.

ЧАСТЬ II. ХРИСТИАНСТВО В ИСТОРИИ. Глава I. ХРИСТИАНСТВО И ЯЗЫЧЕСТВО(Вводные замечания)

Глава II. ИСТОРИЧЕСКАЯ РЕАЛЬНОСТЬ ХРИСТА

Глава III. ЯЗЫЧЕСКИЕ МИСТЕРИИ И ХРИСТИАНСТВО