Первый вопрос в гомилетике - это: "Что такое про­поведь"?

Необходимо прежде всего с определенностью уяс­нить себе, что должно считаться проповедью, а что не является ею. От точного установления этого понятия зависит все развитие гомилетических правил. Некото-

рые наши ученые гомилеты, как, например, Амфитеат­ров и прот. Фаворов, называют проповедь "церковным собеседованием". Это - очевидная неточность. Называя проповедь "собеседованием", мы тем самым не выража­ем вполне определенно существа и характера ее и не обнимаем всех видов ее. В первые времена христиан­ства, может быть, проповедь и была скорее собеседова­нием, когда в небольших общинах при собрании верую­щих не один говорил при молчаливом внимании про­чих, а многие вступали в беседу с главным наставником и руководителем беседы, прося у него разъяснения, выс­казывая свои недоумения, предлагая дополнения к ска­занному другим. В настоящее же время проповедник выступает перед народом, как оратор, и народ молча слушает его, как слушает всякого оратора; никто его не прерывает и не вступает с ним в беседу. Таким образом очевидно, что в теперешнее время проповедь — это вов­се не собеседование, а речь к народу и перед народом. Как речь к народу, проповедь по форме своей подпада­ет под понятие "ораторства" и составляет вид оратор­ских произведений. Многим такое понятие о проповеди не по душе. Под "ораторством" как-то привыкли пони­мать речь искусственную, отличающуюся внешним изя­ществом изложения. А проповедь, говорят, должна от­личаться евангельской простотой и безыскусственностью. Но ораторство по существу ведь есть всего-навсего оп­ределенный вид словесных произведений и внешнее изя­щество стиля вовсе не является его главным отличитель­ным признаком. Это - вульгарное представление об ора­торстве. Сила ораторства вовсе не во внешней искусст­венности, а во внутренней энергии и правде слова. Далее мы увидим, что нет никакого греха считать проповедь видом ораторского произведения, а пока перейдем к даль­нейшему выяснению понятия "проповедь". Итак, про­поведь есть речь к народу и перед народом. Речь о чем? Посылая апостолов проповедовать, Господь Иисус Христос повелел им говорить то же, с чего и Сам начал Свою проповедь: "Покайтесь, ибо приблизилось Цар­ство Небесное" (Мф. 4:17). (Апостольская проповедь: Мф. 10:7; Лк. 9:2). О Себе Господь в Евангелии от Луки (гл. 4:19) Сам говорит словами пророка, что Дух Госпо­день помазал Его благовествовать нищим... проповедо­вать лето Господне благоприятное.

Таким образом, как мы видим, существо проповеди Господа Иисуса Христа, а затем Его апостолов и заклю­чается в благовествовании о наступлении Царствия Бо­жия, или, что то же, о нашем спасении, и о покаянии как о главном условии нашего спасения, условии вступ­ления в это Царствие Божие. Принесши благую весть о нашем спасении и проповедуя Евангелие о Царствии Божием, Господь повелел сначала апостолам, а в лице их всем их преемникам - пастырям неумолкаемо пропо­ведовать это Евангелие, возвещая о приближении Цар­ствия Божия и об условиях вступления в это Царствие.

Таким образом, наша нынешняя проповедь - это есть не что иное, как продолжение дела Христова — рас­крытие Его евангельского учения. И мы видим из книги Деяний апостольских, как точно апостолы выполняли эту данную им Господом миссию. Где бы и когда они ни говорили, они всегда призывали людей к покаянию как необходимому средству, чтобы унаследовать уготован­ное им Господом спасение. Вспомним замечательные речи ап. Петра после сошествия Св. Духа (Деян. 2:14-41) и после исцеления хромого от рождения (Деян. 3:12-26). Все эти речи, как и вся последующая проповедь свв. апостолов, своей единственной темой имели благовествование о нашем спасении и об условиях этого спасения. Таковой должна быть и наша современная проповедь. Конечно, каждая отдельная проповедь не может обни­мать всего евангельского учения о спасении и о сред­ствах его приобретения. Но всегда, какого бы частного предмета она ни касалась, она должна иметь непосред­ственную связь с этим главным и средоточным пунктом христианского учения — учением о спасении. Коль ско ро проповедь потеряет эту связь и главной темой ее ста­нет какой-либо иной предмет, она уже перестанет быть проповедью христианской.

Отсюда ясно вытекает точное определение нашей проповеди.

Проповедь — это есть возвещение евангельского учения о нашем спасении в живой речи перед народом.

Таким образом, понятие о проповеди включает в себя две стороны, с которых она может быть рассматри­ваема:

1)   сторона ораторская - как речь к народу, пропо­ведь является видом ораторских произведений и есте­ственно подпадает законам, обязательным для всякого ораторского произведения.

2)   сторона церковно-религиозная - тут проповедь, как возвещение евангельского учения о нашем спасении, является выполнением религиозного служения, возло­женного Самим Господом Иисусом Христом на апосто­лов и их преемников - пастырей.

С этих двух сторон мы и должны рассмотреть те основные гомилетические законы, которым должен под­чиняться проповедник в своей практике, если желает проповедовать с успехом.

 

Проповедь как вид ораторства, или красноречия

 

Ораторство, или красноречие, вовсе не есть искус­ственное явление, как обычно принято думать. Оно ес­тественно является в нашей повседневной жизни, и про­явление его можно наблюдать всюду. Оно имеет анало­гию с обыкновенным возвышением нашего голоса ввиду каких-либо обстоятельств, действующих на наши нервы.

Например, человек беззаботно идет по дороге, не видя угрожающей ему опасности. Нас это волнует, и мы, возвышая голос, предупреждаем его о том, что ему грозит опасность. Кто-нибудь упал в воду: мы подымаем крик, желая, чтобы окружающие пришли на помощь утопающему. Но это только частные единичные случаи. Если мы перенесемся мыслью к более широким, важ­ным и значительным интересам, касающимся судьбы целого общества или даже целого народа, то увидим, как обыкновенная речь становится речью красноречи­вой. Вот, например, отечество в опасности, а согражда­не наши этого не замечают и предаются беспечности. Мы ясно видим и сознаем эту опасность. Для того что­бы убедить в этом наших сограждан и открыть им глаза на истинное положение вещей, мы прибегаем к речи красноречивой.

Всякое более или менее сильное выражение на­ших мыслей, чувств и желаний в живой речи перед народом, вызываемое влечением сердца, потребностя­ми минуты и нуждами народа и имеющее в виду благо этого народа, — это и есть ораторское красноречие.

Для того чтобы речь была не обычной речью, но ораторством, или красноречием, она должна обладать следующими качествами:

1)    Оратор должен быть воодушевлен предметом своей речи.

2)    Красноречие всегда отличается публичностью, общественным характером, оратор обращается непремен­но к народу;

3)    Речь должна иметь живой общественный инте­рес;

4)    Выступая с речью, оратор должен иметь в виду определенную цель, которой он желает достигнуть, зас­тавив слушателей принять то или иное решение;

5)     Ораторство называют "действованием в слове". Когда говорит оратор, он так же действует словом, как другой действует мечом или другим каким-либо оруди­ем. Он является общественным деятелем в полном смыс­ле этого слова, ибо он хочет другим людям передать, внушить то, что считает нужным и полезным, желает, чтобы выработанные им взгляды и воззрения вошли в жизнь других людей и осуществились в практической действительности.

6) Работа оратора более сложная, чем работа уче­ного мыслителя-теоретика или работа поэта. От теоре­тического ученого произведения требуется лишь здра­ваяя, светлая мысль, здесь все дело в уме, от поэта требу­ется способность художественного воображения, его об­ласть - чувство. Для оратора нужно и то и другое -светлый ум и художественное чувство, но одного этого мало: мысль не должна являться в виде холодного от­влеченного рассуждения, а одно художественное вооб­ражение и поэтическое излияние чувств недостойно ора­тора, ибо внимание его должно быть направлено к прак­тической сфере: его задача - склонить слушателей к определенному решению, побудить их к определенным действиям. Это требует особого напряжения воли ора­тора, которое должно чувствоваться в речи и переда­ваться слушателям. Эта воля собирает все силы души -и мысли и чувства, чтобы произвести большее впечатле­ние на слушателей и заставить их принять желаемое оратором решение. Отсюда мы видим, какой сложной душевной работой отличается ораторское произведение.

Древние знаменитые риторы эту сложную работу оратора выражали в следующей формуле. У оратора, по их словам, три обязанности по отношению к слуша­телям: "docere, delectare, movere" - учить, нравиться, трогать. "Docere" выражает собою учительный элемент -это основательное умственное суждение о предмете; этим элементом ораторство соприкасается с философией и вообще с прозой, преследующей цели знания. Обязан­ность "delectare" - вводить художественный элемент, действующий на чувство слушателей; через него оратор­ство соприкасается с поэзией. Но самый главный, спе­циально ораторский элемент, о чем мы уже упоминали, это "movere". Это элемент волевой, нравственный, па­фос, понимаемый в благородном смысле этого слова. Оратор должен проявить всю энергию своей собственной души, дабы тронуть и увлечь своим словом слуша­телей.

В совершенном ораторском произведении все эти три элемента должны проявляться в гармоническом еди­нении. Но не всякий оратор придает одинаковое значе­ние всем этим трем элементам. Обыкновенный поверх­ностный вульгарный взгляд красноречивым словом счи­тает речь, как мы уже упоминали, отличающуюся внеш­ней художественностью, красотой и изяществом сти­ля, речь, которая обольщает и ласкает слух, доставляет эстетическое удовольствие слушателям. Это как раз то, что древние риторы выражали словом "delectare". Но, конечно, такая речь оратора, которая отличается только внешней красотой и служит ласканию слуха слушате­лей, является для них забавой и удовольствием, не мо­жет иметь практического значения и только унижает цену и достоинство ораторского произведения.

Другие главной обязанностью оратора считают "docere" — учить. Но этого недостаточно. Конечно, в речи весьма важно здравое суждение, здравый образ мыслей. Если я хочу расположить людей делать что-либо, я, конечно, должен наперед ясно раскрыть всю суть дела, дабы им не оставалось ничего непонятного. Иначе как они могут делать то, чего толком не знают? Но одного умного рассуждения для истинно ораторской речи мало.

Нужно "тронуть", "вдохновить" слушателей, зара­зить их своим собственным вдохновением, подъемом духа, то есть сделать то, что древние риторы выражали словом "movere". Истинным влиятельным оратором может быть только тот, кто в состоянии тронуть слуша­телей и подействовать на их волю. Об этом выразитель­но говорит знаменитый оратор древности Цицерон: "Кто не признает, что изо всех достоинств оратора самое боль­шое достоинство - способность воспламенять душу слу­шателей и склонять их к тому, чего требует дело, и что кто не имеет этой способности, тому недостает главного в ораторстве".

Итак, главное в ораторстве - это воодушевление: то особое возбуждение души, которое передается дру­гим людям и возбуждает их волю к совершению тех или иных поступков. Для обозначения такого возбуждения души оратора существует особый технический термин -слово, взятое из греческого языка: "пафос". Речь, про­изнесенная в таком состоянии, называется "патетикой", или речью "патетической". Но этот пафос непременно должен быть искренним, а не деланным, напускным. Оратор должен быть искренно воодушевлен, захвачен до самых глубин души предметом своей речи, а напуск­ной или деланный пафос, который является тогда, ког­да нет настоящего искреннего пафоса, не может его за­менить. Фальшь этого искусственного, деланного пафо­са почти всегда чувствуется слушателями, и такая речь не может иметь успеха: она не произведет надлежащего действия и впечатления на слушателей.

Но не всякое и искреннее одушевление одинаково имеет цену и может действовать на слушателей. Истин­ное глубокое одушевление имеет цену тогда, когда воз­буждается предметом высокой важности и преследует многозначительную цель. Иными словами, в основании ораторского одушевления должна лежать высокая идея, идея блага, нравственная идея.

Главное дело оратора - убеждать, но не просто убеж­дать в чем-либо, а убеждать к совершению дела важного и для всех нужного, спасительного, приносящего для всех несомненное благо. Исходя из этого соображения, все древние риторы требовали от оратора доброго нрав­ственного направления. По выражению Квинтиллиана, "nemo orator nisi vir bonus", то есть истинным орато­ром может быть только добрый, или нравственный, че­ловек. Человек, не отличающийся добрым нравствен­ным направлением, на кафедре оратора может быть толь­ко пустым ласкателем, может служить низким целям, быть проводником фальшивых или лживых идей, вред­ных для блага народа, и таким образом, по мнению древних, он только унижал бы высокое дело красноречия. Это было бы злоупотреблением, изменой истинному ора­торскому искусству.

Итак, кто же, по определению еще древних рито­ров, может быть настоящим оратором?

Всякий человек с живою душою, способный чув­ствовать добро и носящий в себе горячее желание со­действовать благу своих ближних, особенно ввиду мо­гущих им угрожать опасностей.

Не может быть оратором вялая, теплохладная душа, которая холодно и равнодушно относится к самым воз­вышенным интересам и безразлична к судьбе своих ближ­них. Такой человек может многое знать и даже красиво и умно говорить о разных предметах, но его речь всегда будет лишена вдохновения и не в состоянии будет ока­зать сильного действия на души слушателей, она будет, по образному выражению Слова Божия, как "медь зве­нящая", "кимвал звучащий".

Как же мы можем применить эти основные законы красноречия к церковной проповеди? Имеют ли они зна­чение в деле церковного проповедничества? Без сомне­ния, имеют. Прежде всего каждому проповеднику необ­ходимо помнить, что внешняя художественность слова не должна стоять у него на первом плане и не о ней он первым долгом должен заботиться. Правда, изящное, красиво сказанное слово может усилить действенность проповеди, но внешняя форма для проповедника не цель, а только средство, способствующее достижению цели, а если он на нем одном сосредоточит все свое внимание, то остановится на полдороге, изменит своему назначе­нию и не достигнет того, к чему стремится. Хорошо го­ворит об этом блаженный Августин: "Слог, имеющий в виду нравиться одним наружным красноречием, не дол­жен быть употребляем сам для себя; напротив, его на­добно употреблять только для того, чтобы он своей при­ятностью выражения несколько легче возбуждал и крепче удерживал мысль и чувство слушателя на тех предметах, которые излагаются с пользой и достоинством... Пусть главную заботу свою полагают в том, чтобы гово­рить речью красивою, избранною, светские ораторы, лю­бящие тщеславиться искусством и обработанностью сти­ля и желающие только нравиться слушателям. А мы, христианские наставники, должны заменить эту цель другою, более существенною целью и иметь первее все­го в виду возбуждение в слушателях любви к благонра­вию и отвращения от худой нравственности... Красотою слога мы будем пользоваться не для хвастовства, а по благоразумию; не будем довольствоваться тем, чтобы только нравиться слушателю; но будем употреблять кра­сивую речь как вспомогательное средство к убеждению в истинно благом".

Так же, как блаженный Августин, оценивает зна­чение внешнего красноречия и св. Григорий Двоеслов в своем "Пастырском правиле": "Надобно и нравиться пасомым, - говорит он, — только не из самолюбия, но для того, чтобы своею любезностью поддерживать в них любовь к истине, не для того только, чтобы услаждать­ся их любовию, но для того, чтобы любовь их сделать путем, чрез который сердца слушателей можно привес­ти к любви Создателя. Ибо едва ли охотно будут слу­шать того проповедника, который не умеет слушателей расположить к себе. Таким образом, пастырь и не дол­жен пренебрегать любовию пасомых, если хочет, чтобы его слушали, и не должен заискивать ее для себя лично, если не хочет оказаться на деле изменником и похитите­лем прав Того, Которому видимо служит".

Итак, слово проповедника должно иметь и внешние достоинства. Проповеднику ничем не нужно пренебре­гать, что легче может довести святую истину, пропове­дуемую им, до сердца слушателей. Но плохо, если про­поведник будет стараться больше нравиться, чем воз­буждать волю людей к благочестию.

"Тогда, - говорит тот же св. Григорий Двоеслов, -самолюбие сделает весь труд его совершенно напрасным

для Бога. Ибо тот враг Искупителя, кто добивается, хотя бы и хорошими средствами, быть любимым Церковью вместо Него. Это было бы то же самое, как если бы какой-нибудь отрок, через которого жених пересылает подарки к своей невесте, вздумал предательски привлечь к себе ее сердце и обольстить ее. Проповедник перестает быть служителем истины, когда он слишком увлекается желанием нравиться людям".

Таким образом, внешнее красноречие в церковной проповеди имеет еще меньшее значение, чем в светском ораторстве. Св. Григорий Богослов порицает тех, кото­рые идут в церковь на проповедь только потому, что "надеются насытить слух и получить удовольствие". Св. Иоанн Златоуст со скорбью и горечью жалуется на то, что "многие (проповедники) слишком заботятся о том, чтобы, ставши на средину, держать длинную речь, и если они получают рукоплескания от толпы, то для них это все равно, как будто они получили царство. Это со­вершенно извратило порядок церковный, что вы не ищете слова, способного произвести угрызение совести, а ище­те такого слова, которое бы могло доставить вам на­слаждение и звуком и сочетанием речений, совершенно так, как вы идете слушать певцов или игроков на цитре. И мы так равнодушно и недостойно поступаем, что сле­дуем вашим прихотливым желаниям вместо того, чтобы искоренить их. Мы гоняемся за изяществом слова, забо­тимся о стройности и гармонии языка для того, чтобы вам нравиться, а не для того, чтобы доставить вам нази­дание, - для того, чтобы с рукоплесканиями и похвала­ми уйти отсюда, а не для того, чтобы содействовать ис­правлению нравов". Подобные обличения мы встречаем еще в Ветхом Завете (напр., Иез. 33:30-32).

Важнее внешней формы в проповеди ее внутрен­няя сторона, разработка содержания ее, и ей нужно придавать больше значения, чем внешнему изяществу стиля. Проповедь должна быть хорошо продумана и по­строена по всем правилам логики, чтобы быть понятной и хорошо усваиваемой, но и этого для проповеди мало. Она не достигнет своей цели, если будет хотя и очень умным, но холодным, отвлеченным рассуждением. Для проповедника мало верно и точно изложить истину, но нужно предварительно прочувствовать ее, воспринять ее всем своим сердцем и уже прочувствовав ее и перерабо­тав, так сказать, в лаборатории своего сердца, препод­нести ее слушателям как живое, одушевленное и сер­дечное слово, такое слово, которое одно только и спо­собно жечь умы и сердца людей. Без этого слова хотя бы умные и рассудительные, но сухие и холодные не смогут тронуть сердца слушателей и они тоже останутся холодными и равнодушными к словам проповедника.

"Не похвала или самая худшая похвала пропове­ди, - говорит один выдающийся проповедник, - ска­зать, что это умное произведение. Если в этом умном про­изведении нет того, что исходит от сердца - огня, жиз­ни, чувства, чего не может дать никакой ум, то оно -медь звенящая. Кто не умеет чувствовать, тот никогда не будет хорошо проповедовать".

Но откуда взять этот огонь, это святое вдохновение, которое одно только обусловливает успех проповеди? Искусственным образом создать его, конечно, невозмож­но. Путь к нему один: это нравственное христианское самовоспитание. Нужно всячески воспитывать, возгревать в себе дух Христов, проникаться Божественной еван­гельской истиной, воодушевляться любовью к своим бра­тьям, которых мы, пастыри, призваны обращать на путь спасения, и тогда только в душах наших сам собой от­кроется неиссякаемый источник, откуда потечет сильное живое слово, способное покорять сердца людей.

 

Проповедь как исполнение церковно-религиозного служения

В прошлой лекции мы установили, что проповедь может быть рассматриваема с двух сторон: со стороны ораторской проповедь есть не что иное, как живая речь к народу и перед народом. Как таковая проповедь яв­ляется видом ораторских произведений и естественно подпадает под те законы, которые обязательны для вся­кого ораторского произведения. Мы установили, что и проповедник, как и всякий оратор, должен docere — учить, delectare — нравиться и movere — трогать, но как и у всякого оратора, так тем более у проповедника обязанность delectare должна быть на самом последнем месте, точнее - не должна служить предметом главного внимания и забот проповедника; важнее обязанность docere, но и ее одной для проповеди недостаточно; а самое главное свойство проповеди, без которой она не может быть настоящей проповедью, то есть живым дей­ственным словом, это обязанность movere - трогать. Проповедник, как и всякий оратор, должен быть преис­полнен искренним, из глубины сердца происходящим воодушевлением и этим своим воодушевлением должен воспламенять слушателей. Не может быть хорошим про­поведником человек с вялой теплохладной душой, не способный глубоко чувствовать и переживать. Однако воодушевление это непременно должно быть искренним, а не напускным или деланным, ибо фальшь напускного воодушевления всегда чувствуется и производит только нежелательное обратное действие на слушателей.

Но откуда взять это воодушевление, необходимое для успеха проповеди? Где его источник?

Ответ на этот первостепенной важности вопрос мы получим, если рассмотрим проповедь со второй из вы­шеуказанных точек зрения, а именно: до сих пор мы рас­сматривали проповедь как ораторское произведение -теперь рассмотрим ее как исполнение церковно-религиозного служения.

Что такое проповедь с этой точки зрения?

Мы уже говорили, что Сам Господь Иисус Хрис­тос, выходя на общественное служение человеческому роду, начал Свою проповедь словами: "Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное" (Мф. 4:17). Еще при Своей земной жизни, посылая апостолов проповедовать, Он повелел им возвещать о том, что приблизилось Цар­ство Небесное (Мф. 10:7). Перед Своим вознесением Господь завещал апостолам: "Идите, научите все наро­ды, крестя их во Имя Отца и Сына и Святаго Духа, уча их соблюдать всё, что Я повелел вам" (Мф. 28:19-20). Чему именно научить все народы, поясняет ев. Марк, передавая эти слова Господа в такой редакции: "Идите по всему миру и проповедуйте Евангелие всей твари" (Мк. 16:15). Из книги Деяний апостольских мы и ви­дим, что главным предметом апостольской проповеди и было именно то, что Господь им повелел, то есть пропо­ведь Евангелия Царствия Божия, или иными словами: благовествование об уготованном нам Богом спасении и о покаянии как о главном средстве приобрести это уготованное Богом спасение. Само собой разумеется, что так как христианские проповедники являются лишь продолжателями дела Христова на земле, то и предме­том их проповеди не может быть что-либо другое, как именно это же благовествование о Царствии Божием и о способах вступления в это Царствие. Коль скоро про­поведь темой своей имеет что-либо другое, она уже те­ряет характер христианской проповеди, перестает быть проповедью. Итак, что же такое проповедь как испол­нение церковно-религиозного служения?

Проповедь — это есть раскрытие Слова Божия или сообщение учения о нашем спасении, учения, содер­жащегося в Божественном откровении и хранимого Цер­ковью, с целью споспешествовать устроению нашей ду­ховно-нравственной жизни в согласии с теми заветами, какие дал Господь для людей, желающих вступить в Царствие Божие.

Наша проповедь, как мы уже сказали, есть не что иное, как продолжение того благовестия, которое Сам Господь Иисус Христос сообщил людям во время Своей земной жизни.

Проповедь должна действовать на просвещение нашего ума, разъясняя ему Божественную истину и рас­сеивая мрак заблуждений; проповедь должна действо­вать на чувство, представляя нам всю гибельность на­шего греховного состояния и всю бесконечность любви Божественной, уготовавшей нам спасение; проповедь в особенности должна действовать на волю, возбуждая в ней стремление отказаться от греховной жизни, влеку­щей нас в погибель, и начать идти спасительным путем к достижению духовного совершенства, или, что то же, наследованию Царствия Божия.

Как это нам должно быть совершенно очевидно, проповедь имеет громаднейшее значение во всем деле Божия домостроительства нашего спасения, или в икономии церковной жизни, как принято у нас выражать­ся. Проповедь служит одним из главных средств к распространению и утверждению Царствия Божия на земле. Без проповеди никто бы из людей ничего не знал ни о гибельности своего греховного состояния, ни о воз­можности спастись и вступить в Царствие Божие. Без проповеди не было бы, да и не могло бы быть насажде­ния и возгревания веры Христовой на земле. Об этом ясно говорит апостол: "Как призывать Того, в Кого не уверовали? Как веровать в Того, о Ком не слышали? Как слышать без проповедующего? Итак, вера от слы­шания, а слышание от Слова Божия" (Рим. 10:14-17).

И мы действительно видим, какое громадное зна­чение в деле распространения христианства имела именно проповедь. Сам Господь Иисус Христос не пользовался никакими внешними средствами для основания и укреп­ления Своего Царства на земле. Он ходил и учил наро­ды и апостолам Своим заповедовал тоже не что иное, как именно учить. Самое название, с каким обращались к Нему во время Его земной жизни, было "раввуни" или "равви", что значит: "учитель". Следовательно, именно учительство было наиболее характерным в Его деятельности. И апостолы, верные завету своего Господа и Учителя, как мы видим, тоже именно в учитель­стве, или проповеди Евангелия, видели свое главное при­звание, главное занятие. Вспомним, как они решились избрать диаконов для удовлетворения материальных по­требностей верующих, сказавши: "не хорошо нам, оста­вивши Слово Божие, пещисъ о столах" (Деян. 6:2-4). И мы видим, что Церковь христианская быстро начала расти именно с тех пор, как в день Пятидесятницы на­род услышал дивные речи апостолов (Деян. 2:6-41). Знаменательно, что повеление Господа апостолам идти и проповедовать сопровождено словами: "дана Мне вся­кая власть на небе и на земле", а в конце: "И се, Я с вами во все дни до скончания века" (Мф. 28:18—20). Первые слова соединяют проповедническое слово с выс­шей властью, исходящей от Христа: это власть над ума­ми и сердцами людей, слушающих христианскую про­поведь. Последующие слова обнадеживают проповедни­ка постоянной помощью свыше: "И се, Я с вами...". Господь обещает апостолам, а в лице их и всем их пре­емникам, проповедникам евангельского учения, что Он всегда будет с ними, будет вдохновлять их и управлять их мыслию. В другом месте - Лк. 21:15 - Господь обе­щает дать Своим верным последователям: "уста и пре­мудрость, которой не возмогут противоречить ни про­тивостоять все, противящиеся вам".

Следовательно, если проповедник говорит не сам от себя, а во имя Христово, твердо веруя, что Господь руко­водит им и вдохновляет его, то слово его будет запечат­лено высшим Божественным авторитетом. Вот почему Гос­подь и сказал апостолам: "Слушающий вас Меня слуша­ет, и отвергающийся вас Меня отвергает" (Лк. 10:16).

Вот какое огромное значение и какую силу имеет проповедь как исполнение церковно-религиозного слу­жения!

Если столь велико значение проповеди, то естествен­но является вопрос: кто же может быть достойным про­поведником и какие условия должен этот проповедник соблюдать, дабы с полным успехом совершать служение церковного слова?

Прежде всего, конечно, само собой ясно, что про­поведником не может быть кто попало. Такое высокое служение, как проповедь, должно быть поручаемо из­бранным лицам. Сам Господь для этой высокой миссии из среды многочисленного народа избрал сначала 12, а потом 70 учеников, которых и подготовлял Своими на­ставительными беседами о Царствии Божием. Сами из­бранные и посланные Господом, апостолы, в свою оче­редь, избирали на дело служения церковного слова му­жей свидетельствованных, снабжаемых особыми полно­мочиями. "Как проповедывать, если не будут посла­ны?" (Рим. 10:15). Следовательно, каждый сам по себе не может брать на себя обязанностей проповедника: он должен быть на это уполномочен Церковью. Согласно апостольским и соборным правилам, обязанность и пра­во проповедовать возложено на предстоятелей Церкви -епископов и пресвитеров (ап. пр. 58, VI Вс. Соб. 19). Впрочем, представители власти церковной в течение всей многовековой церковной жизни не отказывались предо­ставлять это право и мирянам, если они по выражению ап. Павла (Тит. 1:9), "держались истинного слова, со­гласного с учением" и "были сильны и других настав­лять в здравом учении и противящихся обличать".

Что же именно требуется от такого избранника Цер­кви Божией, дабы он мог с успехом нести свое высокое служение проповедника?

Приступая к решению этого вопроса, мы прежде всего должны исходить из положения, что проповедник, как мы это и выше указали в примере Самого Господа Иисуса Христа, является первее всего учителем. Как и в первые времена христианства, так и теперь от пропо­ведника ждут прежде всего разъяснения веры и раскры­тия тайн домостроительства нашего спасения. Пропо­ведник учит народ истинам нашей веры. Что же требу­ется от учителя, дабы он мог учить? Конечно, прежде всего знание, отчетливое знание того, чему он должен учить. Было бы дерзостью выступать на кафедру про­поведника, не запасшись предварительно необходимы­ми для того знаниями. Об этом так говорит св. Григо­рий Богослов: "Что касается до раздаяния слова, слова Божественного и высокого, то ежели кто другой при­ступает к делу сему с дерзновением и почитает оное доступным для всякого ума, я дивлюсь многоумию (что­бы не сказать: малоумию) такого человека. Для меня кажется не простым и не малого духа требующим де­лом каждому "даяти во время житомерие" (Лк. 12:42) слова и с рассуждением вести домостроительство ис­тины наших догматов, то есть нашего любомудрого учения о предметах веры".

Вот какой высокий взгляд был у св. Григория Бо­гослова на ответственную обязанность проповедника учить народ! Как же можно легкомысленно, без подго­товки приступать к этому служению?

Даже светские ораторы в древности требовали от всякого желающего быть оратором не только элементар­ных знаний в своей области, но даже самого широкого и всестороннего образования.

Какое же знание необходимо христианскому про­поведнику?

Христианский проповедник призван Церковью воз­вещать людям слово спасения, утверждая в них семена веры и благочестия. Поэтому он должен в совершен­стве знать все то, чему учит и что соблюдать повелел Господь наш Иисус Христос ("Учаще их блюсти вся..."), иными словами: основательное знание учения Христова, или христианской веры, — это главное и пер­вое условие, без которого невозможно быть христиан­ским проповедником.

Откуда же можно почерпнуть это знание?

В прежнее время у нас в России существовали спе­циальные духовные школы, имеются они и теперь в дру­гих христианских странах. Назначение этих школ – дать необходимые знания о вере тем, кто желают быть пас­тырями и проповедниками. Наш Духовный Регламент, которым регулировалась церковная жизнь в России с первой половины XVIII века, право на проповедь дает только таким лицам, которые прошли одну из этих школ и изучили богословие. "Никтоже да дерзает про­поведать, - говорит первая регула о проповедниках, — не в сей Академии ученый и от Коллегиума духовного не свидетельствованный. Но если кто учился у иновер­цев, тот бы явил себе прежде в духовном Коллегиуме, и тамо его испытать, как искусен в Священном Писа­нии: и слово сказал бы о том, о чем ему повелит Кол­легиум, и если искусен покажется, то дать ему свиде­тельство, что аще похощет быть в чину священничес­ком, мощно ему проповедать".

Впрочем, знание истин христианской веры можно приобрести и без школы, хотя полное их усвоение та­ким путем гораздо труднее. Самообразование только в редких исключительных случаях может заменить собой нормальное систематическое изучение наук в специаль­ном учебном заведении. Правда, относительно знания истин Христовой веры имеется еще одно совсем чрезвы­чайное исключение, но оно касается и людей необыкно­венных, недосягаемо высоко стоящих над общим сред­ним человеческим уровнем. Это - люди высокой духов­ной жизни, подвижники и молитвенники, не посещав­шие никаких богословских школ, но тем не менее усво­ившие истины Христовой веры не только умом, но, что особенно важно, всей глубиной своего сердца. Такие люди, конечно, не только могут быть проповедниками, но проповедь их еще гораздо более влиятельна, убеди­тельна и плодотворна, нежели проповедь тех, кто блес­тяще изучил все богословские науки в высших школах, но не может равняться с ними высотой своей духовной жизни. Для таких людей, конечно, школьное образова­ние имеет второстепенное значение. Никому из верую­щих ведь не придет в голову мысль поинтересоваться: "В какой богословской школе получил свое образование преп. Иоанн Лествичник?", "Какую Духовную Акаде­мию окончил преп. Серафим Саровский или преп. Сер­гий Радонежский?", "Имел ли ученую степень магистра или доктора богословия о. Иоанн Кронштадтский?" Но для обыкновенных рядовых верующих, желающих по­святить себя делу христианского благовестия, конечно, необходимо позаботиться о приобретении самых осно­вательных знаний обыкновенным школьным путем.

Какие же именно знания необходимы проповеднику?

В первую очередь, конечно, основательное знание Священного Писания. Оно есть главный источник на­ших познаний о Боге и Его отношении к миру и челове­ку, о человеке, его судьбе и назначении. Церковная про­поведь — это ведь есть разъяснение людям Слова Бо­жия. Как же проповедник будет разъяснять то, с чем он сам основательно не познакомился? В Слове Божием проповедник найдет все, что ему необходимо для изло­жения учения о нашем спасении, а вместе с тем Слово Божие, облеченное Божественным авторитетом, придаст особенную силу словам проповедника. В своей "Хрис­тианской науке" блажен. Августин знание Священного Писания ставит первым условием успеха проповедника. "Мудро говорит человек тем более или менее, чем бо­лее или менее оказал он истинных успехов в познании Свящ. Писания, т. е. не в одном только чтении и затверживании оного на память, но вместе в добром ра­зумении и в тщательном изыскании смысла его... Чем беднее видит проповедник самого себя в отношении к собственным дарованиям, тем нужнее ему обогащать­ся знанием Слова Божия, дабы то, что он говорит своими словами слабо, подкреплять силою Писания. Таким образом кажущийся недорослым по своему язы­ку некоторым образом займет себе рост от свидетель­ства мужей великих".

Но одного только знания Свящ. Писания еще мало.В Свящ. Писании есть очень много мест, которые ну- жаются в правильном истолковании. Ведь и еретики и сектанты тоже пользуются словами Писания для под­тверждения своих лжеучений. Поэтому на втором месте после Свящ. Писания для каждого проповедника необ­ходимо тщательно изучать творения свв. отцов и учите­лей Церкви. Нигде не найти лучшего изъяснения Свя­щенного Писания, как у свв. отцов: они раскрывают нам истинный смысл Писания в местах темных, подвергаю­щихся кривотолкованиям, они же указывают и правиль­ный метод толкования Писания. В творениях свв. От­цов раскрыта вся полнота церковного учения, они - вер­ные хранители Священного Предания, которое служит вторым равнозначащим с Писанием источником Боже­ственного Откровения, или, что то же, учения о нашем спасении. А что особенно важно, у свв. отцов мы най­дем прекрасные образцы живого церковно-проповеднического слова, по которым можно научиться плодо­творному и влиятельному способу строго церковного проповедничества. Лучшие гомилеты всячески совету­ют проповедникам прилежно изучать эти дивные образ­цы святоотеческой проповеди, проникаться их духом, обогащаться их богатым духовным опытом и вдохнов­ляться их ревностью о спасении душ человеческих. В особенности же необходимо читать и изучать слова и беседы величайшего из христианских проповедников св. Иоанна Златоуста. Один из выдающихся гомилетов выражает пожелание, чтобы молодые проповедники не­престанно день и ночь читали и перечитывали беседы Златоуста, потому что ни у кого, как у св. Златоуста, нельзя научиться проповеднику говорить так, как нуж­но: "ясно, просто, популярно, и вместе учено, умно, вполне прилично и важно". И наш Духовный Регла­мент в своей шестой регуле повелевает: "Должен всяк проповедник имети у себя книги св. Златоуста и при­лежно чести оныя: ибо тако приобучится складать чис­тейшее и яснейшее слово, хотя и не будет Златоустому равное".