Древние русские службы, Киевские, или связанные с творчеством Киева, в текстах своих не сохранили имен авторов, за исключением, по нашему мнению, одной. Имена авторов часто предполагаются, но с достоверностью не называются нашими пособиями. Исследователи, располагавшие в России большими возможностями обозрения руко­писей, приводят эти имена по большей части гадательно.

Группа наших древних служб невелика: в нее входят служба му­ченикам Борису и Глебу, преп. Феодосию Печерскому, кн. Ольге, кн. Владимиру, св. Леонтию Ростовскому. Поздней Киевской является служба св. Михаилу, первому Митрополиту Киева. В службах этих, дополнявшихся позже, заключены остатки раннего творчества Киев­ской Руси. Ранние службы, простейшие по составу, применявшиеся к уставу Студийскому, не претендовали на позже вошедшую в связи со сменой уставов в обычай пышность. Такие простые службы не удовле­творяли требовательного вкуса позднейших поколений, искавших' в богослужении торжественности, типа великих праздников. Наш ка­лендарный год разростался и загромождался днями памятей святых общего и местного празднования. Соборы 16 в. отличали празднова­ния местные от всеобщих, что к нашим временам исчезает, и праздно­вания последних канонизованных святых являются все общими. Уже довольно рано, в 17 и 18 веке, в наши минеи, какими то неизвест­ными путями, попадают службы местным святым, положенные для местного только отправления. Закрепление в минее давало празднова­нию характер общий (1). Понятная торжественность богослужения какому либо местному святому на месте прославления его, отмечае­мому и поныне в наших книгах уставными указаниями о празднова­нии в обители или «идеже храм его», становилась как бы обязатель­ной для всей Русской церкви. Чувство меры терялось и скромность исчезала:   часто   великие   общеправославные   святые,   отцы   церкви, прославлялись скромной будничной службой, в то время, как мест­ному святому правилась торжественная служба. Бывало и так, что служба великому общецерковному святому не правилась из-за вне­сения в календарь и помещения в минею службы русскому святому см. например, 5 июля — перенесение мощей преп. Сергия в день св. Афанасия Афонского Есть такие совпадения памятей и в отношении местно празднуемых святых. И в этих случаях служба, приукрашенная обязательно признаками последования великому святому, вытесняла последование древнему, с общецерковным празднованием Это явле­ние более позднее, распространявшееся с ростом национального сознания: оно вело к отхождению от вселенскости и к вхождению в стиль глубокого провинциализма. В то время, как древние русские службы прославляли святость, разумея ее в вечном ее и божествен­ном плане, поздние службы воспевали град или область, где подви­зался святой. Конечно, и в древних службах отмечалось проявление святости здесь, на земле, и в них отмечались грады, веси и обители подвигов, но эти человеческие условия не были главным и досадным материалом текстов служб, изобилующим в поздних творениях история города или страны отмечается в службе чуть ли не больше, чем проявление святости, отметившей прославляемого святого. Этот стиль позволял внести в текст службы часто и элемент полемики (см. в службе кн. Всеволоду спор городов о мощах святого или в службе пр. Иосифу Волоцкому отражение споров). В ходе истории в данный момент видели как бы уже окончательное свершение суда Божия относящегося к устроению земных обстоятельств временных, как веч­ных: так, победа над свеями прославляется как событие церковной первостепенной важности, малые города воспеваются как просвети­тели областей и всей земли русской. Язык смирения древних служб переходит в трескучие похвальные речи гордости нецерковной. Ими можно было закрыть прославление своего же великого святого — Александра Невского, лишь бы исполнить победный марш в честь победы над свеями. Равноапостолы Константин и Елена стушевыва­ются в Муроме перед муромскими святыми князьями местного муром­ского празднования Св. Кириллу Александрийскому, отцу церкви, служба обычная, в то время, как преп. Кириллу Белозерскому в тот же день положена служба полиелейная. Такая мода прививается у нас по почину сербских наших просветителей с 15 века. Они вводят и раз­вивают вкус к службам типа великих праздников, моду на «полиелеосы», к чему не стремились наши древние службы. Все же, находились л на севере люди церковные, этим шокированные: Ч М С стр. 197 де­лает, например, примечание к службе на 28 июля Николе Качанову: «Без полиелеоса: не болши он Пантелеймона мученика». Конечно, огромную роль при этом сыграла смена Студийского, по началу действовавшего у нас,  устава Иерусалимским.  Об этом будет вкратце сказано по окончании этого отдела.

Доступные нам образцы древних служб киевской Руси — св. Ольге, кн. Владимиру и преп. Феодосию не содержат в себе украше­ний и строятся по скромным греческим образцам, добавляя к основ­ному тексту позднейшее, более напыщенное творчество. Служба св. Ольге и до ныне сохранила свою первоначальную простоту. Другие службы ее потеряли за позднейшими нагромождениями иного, чем древний, стиля. При этом, несомненно, сыграло большую роль в изме­нении методов писания служб то обстоятельство, что постепенно ис­чезал из практики обычай чтения синаксарей и житий в храме за богослужениями. Каноны и стихиры, взамен того, восполнялись по преимуществу житийным материалом: появляются двойные ряды сти­хир, вторые каноны. В приведенной нами службе св. Савве — «канон другий, в нем же о чудотворении святого». Такую же формулу мы встретим в службе 19 века, писанной на Руси; с таким же содержа­нием канонов постоянно приходится встречаться и в более ранние времена. Переписка житий и служб, чтение их, были, как это обще­известно, любимым занятием русского благочестия, почитались под­вигом. От этого подвига постепенно отходили и церковь чувствовала, что в этой области ослабевает одно из воспитательных средств на­рода. Она сама должна была напоминать о житиях каким-то способом: службы, вмещавшие в себе два элемента, молитвенный и житийный, казались достигающими цели. Однако, житийный элемент под влия­нием течения истории светской и близкой связи церкви с жизнью го­сударства зачастую превращался чуть ли не в летописное повествова­ние о времени жизни святого. Повествование принимало жизненный, а не житийный оттенок во всех его выражениях: личном, народном, го­сударственном. Стало возможным обращаться к житиям, как истори­ческим источникам — летописям местных событий разных периодов. Это и отметил Ключевский. Наряду с этим и службы наши, получив оттенок изложения жития святого, не просеивали зачастую материал жития и сами, таким образом, становились складом материала, подсоб­ного в исторических изысканиях. Эта часть еще не обследована пол­ностью, однако, часто такими сведениями служб пользуются наши редакторы житий святых (2). И в наших замечаниях при рассмотрении служб можно найти отражение эпохи как в общем ее изображении, так и в передаче событий истории — см., например, службы в честь св. князей, царевича Димитрия. Наиболее ясным примером службы-жития являются тексты богослужения в день Варлаама и Иоасафа. Для характеристики же истории русского народа могут в достаточной сте­пени точно служить тексты богослужений на дни кн. Всеволода, царе­вича Димитрия и других князей.