171. Сообщаю вам два великие, невероятные чуда, совершенные послушанием.

Некоторый брат, отрекшись мира и пришедши в монастырь с великою ревностию, просил о принятии его в братство. Авва начал представ­лять ему многие препятствия к удовлетворению прошения его: и тяжесть трудов, которые несет братство, и жестокость своего управления, ко­торого ни чье терпение вынести не может. Он советовал брату избрать какой-либо другой мо­настырь, в котором устав для жительства легче, а не брать на себя того, чего выполнить не может. Эти угрозы не имели никакого действия на бра­та; напротив того, он начал обещать такое беспредельное послушание во всем, что соглашался идти в огонь, если авва прикажет то ему. Услы­шав такое обещание, авва не остановился испы­тать его, и приказал ему войти в огромную печь, которую тогда топили, приготовляя для печения хлебов. Брат, нисколько не отлагая исполнение повеленного и нисколько не рассуждая, вскочил в средину пламени. Пламень немедленно побеж­ден был столь дерзновенною верою, как некогда верою еврейских отроков: он погас; жар в печи тотчас уничтожился. А тот, кто вошел в пламень и о котором полагали, что сгорел, был как бы орошен прохладною росою к удивлению всех. Что удивительного, Христе, если Твоему воину не коснулся огонь, когда авва, движимый Духом Божиим, не остановился дать такое жестокое повеление, а ученик не остановился оказать по­виновение этому повелению!

В этот же монастырь к этому же авве пришел другой брат, прося быть принятым. Б первое ус­ловие ему предложен закон повиновения. Когда он обещал совершенную покорность во всем, авва — у него был в руках случайно стираксовый сухой жезл — воткнул этот жезл в землю и при­казал вновь пришедшему поливать его водою, доколе сухой жезл не прозябнет, что противоес­тественно. Исполняя тяжелое законоположение настоятеля, брат приносил ежедневно на плечах своих воду, которую должно было доставать за две мили в реке Ниле. Протек год, труд трудя­щегося не прекращался, о плоде труда не могло быть и надежды, но добродетель послушания продолжала свой подвиг. И следующий год про­тек в тщетных трудах брата. В продолжение тре­тьего года, когда брат ни днем ни ночью не пре­ставал от поливки, жезл прозяб. Я сам видел де­ревцо, образовавшееся из этого жезла: оно стоит поныне у входа в монастырь, свидетельствуя зе­ленеющими ветвями, что заслуживает послуша­ние, что может вера.¹⁶⁴⁶

172. Некоторый молодой человек, очень бо­гатый, славного рода, имевший супругу и мла­денца сына, состоял в сане трибуна в отряде войск, находившихся в Египте. При частых по­ходах против племени Бисмеев он имел случай ознакомиться с пустынею, видел многие хижи­ны святых, услышал слово спасения от блажен­ного пустынножителя Иоанна. Он не затруднил­ся оставить суетные почести и воинство по пло­ти, пришел в пустыню, в короткое время достиг совершенства во всех родах добродетелей. Мо­гущественный в пощении, высокий смирением, твердый верою, он легко мог бы сравняться с древними монахами ревностию к добродетели. Но ему пришло помышление, насеянное диаво-лом, что он поступит правильнее, если возвратит­ся в отечество и озаботится о спасении един­ственного сына, супруги и всего дома, что это будет пред Богом приятнее, нежели удаление его одного из мира, соединенное с небрежением о спасении своих. Обольщенный призраком лож­ной праведности, он оставил келию и начатое жительство отшельника, пробыв в пустыне че­тыре года; на пути он зашел для рассуждения и совещания о своем намерении в соседний мо­настырь, в котором жило многочисленное брат­ство. Все, в особенности авва монастыря, пори­цали его замысел; но он не мог или не захотел отвергнуть помышления, глубоко насадившегося в его душу; увлекаемый несчастным упрям­ством, вышел из монастыря, оставив братство в великой печали. Едва он отошел на такое про­странство, что скрылся от них из виду, как под­вергся беснованию, начал точить пену из уст и терзать себя зубами. Его принесли в тот же мо­настырь братия на плечах своих. Так как не было возможности управиться с нечистым духом, во­шедшим в него, по необходимости заковали его в цепи, соединив цепью руки с ногами. Казнь, заслуженная беглецом! По прошествии двух го­дов он освободился от нечистого духа по молитве святых и немедленно возвратился в пустыню, которую оставил, будучи сам исправлен и служа примером для других, чтоб никто не дерзал ос­тавить однажды принятого монашеского жи­тельства по увлечению призраком ложной пра­ведности или по необдуманному пожеланию и зловредному легкомыслию.¹⁶⁴⁷

173. Мы знали некоторого брата, который происходил по мнению сего века от знатнейшей фамилии. Отец был комитом,¹⁶⁴⁸ и необыкновен­но богат. Сын оставил родителей и с великою ревностию прибежал в монастырь. Старец, чтоб ис­пытать его смирение, немедленно приказал ему возложить на плечи свои десять больших кор­зин, в продаже которых тогда и не настояло на­добности, носить по улицам города и продавать. К поручению присовокуплено было условие, с целию долее удержать новоначального в таком положении, чтоб он не продавал всех корзин ра­зом, если бы кто и пожелал купить их все, но про­давал по одной. Брат исполнил это со всею по-корностию: поправши всякий стыд ради любви ко Христу, он возложил корзины на плечи свои; нося их по улицам, продавал так, как ему было приказано, и вырученные деньги принес в мо­настырь.¹⁰⁴⁹

174. Брат принес авве Иоанну в пустыне Скит весьма хороших смокв из Ливии Мареомийской. Авва немедленно послал их с двумя юношами к некоторому отшельнику, жившему во внутрен­ней пустыне, в то время больному. Местопребы­вание отшельника отстояло от церкви на восем­надцать миль. Юноши, взяв плоды, пошли к ке­лии упомянутого старца; внезапно сделался гус­тейший туман, и они потеряли дорогу. Весь день и всю ночь пробегали они по обширному про­странству пустыни, но никак не могли отыскать келии болящего. Ослабев по причине усталости и голода, они преклонили колена на молитву и в молитве предали души свои Господу. Долго ис­кали их по следам, которые в этих песчаных ме­стах напечатлеваются как на снегу и остаются неизглажденными до того времени, как занесет их тонкий песок, удобно переносимый с места на место дыханием самого легкого ветра. Юно­ши были найдены в том положении, в каком они молились, и при них смоквы, которые они не­сли, нетронутыми. Они избрали лучше предать души, нежели нарушить верность, употребив что-либо в пищу без повеления аввы: они захоте­ли лучше расстаться с временною жизнию, не­жели нарушить заповедание старца.¹⁶⁵⁰

175. Некоторый брат шел по пустыне. День склонялся уже к вечеру. На дороге случилась пе­щера; брат вошел в нее, чтоб провести ночь. По обычаю он занялся псалмопением; наступила полночь. По окончании бдения он присел, чтоб дать отдых телу: внезапно он начал видеть бес­численные полки демонов, которые отвсюду сте­кались в пещеру: густыми толпами шли они, одни впереди своего князя, другие сзади его. Князь был и выше всех ростом, и страшнее взором. Он сел на возвышеннейшем троне и начал подвергать строгому рассмотрению дела каждого из демо­нов; повелевал изгонять с великим бесчестием от лица своего тех, которые не возмогли обольстить своих противников; называл их нерадивыми, уп­рекая с страшною яростию за то, что они рас­тратили и продолжительное время и труд бес­полезно. Напротив того тех, которые успели обольстить порученных им человеков, он превоз­носил величайшими похвалами, как храбрейших ратоборцев, служащих образцом для всех, — и вторили все демоны князю общим восторгом и восклицаниями. Между прочими духами при­шел в великом веселии некоторый злейший дух, возвещая с великим торжеством, называя мона­ха, коротко известного всем, и уверяя, что он его поверг этою ночью в блудное падение, боровшись с ним постоянно в течение пятнадцати лет. Собрание, выслушав эту весть, предалось необуз­данной радости, а князь превознес демона вели­чайшими похвалами. Стало рассветать, и все мно­жество демонов исчезло из взоров монаха. Мо­нах сомневался в справедливости поведанного нечистым духом, помня определение Евангелия, что диавол во истине не стоит, яко несть ис­тины в нем: егда глаголет лжу, от своих глаго­лет, яко ложь есть и отец лжи (Ин. 8:44). По этой причине он пошел в Пелузию, где жил брат, о обольщении которого заверял нечистый дух. Там был и другой брат, очень знакомый стран­ствовавшему монаху. Монах осведомился у это­го брата и узнал, что в ту самую ночь, в которую страшный демон возвестил князю своему о ги­бели несчастного, этот оставил свой монастырь и в соседнем селении впал в любодеяние. Услы­шав это, странствовавший монах восстенал и восплакал.¹⁶⁵¹

176. Поведал некоторый старец, удостоив­шийся быть епископом города Оксиринха, сле­дующее, как бы слышанное от иного, случивше­еся же с ним самим. «Рассудилось мне однажды посетить внутреннюю пустыню, соседнюю с оазисом, на котором живет племя Мазиков, в предположении найти и увидеть какого-либо служителя Христова. По прошествии четырех дней издержались мои съестные припасы. Я ос­тановился, не зная, что делать; но вскоре, поло­жившись на Бога, решился продолжать путеше­ствие. Ходил я в течение других четырех дней без пищи. После этого тело мое не могло уже выно­сить поста и вместе труда пути: я ослабел и лег на землю. Тогда пришел некто и коснулся пер­стом губ моих, подобно тому, как врач помазы­вает примочкою глаз: тотчас я укрепился, укре­пился столько, что казалось нисколько не путе­шествовал и нисколько не терпел голода. Ощу­тив возвращение сил, я встал и продолжал путе­шествие по пустыне. По прошествии четырех дней снова изнемог от усталости; когда же воз­дел руки к небу, опять явился тот муж, который укрепил меня в первый раз, опять провел пер­стом как бы черту по устам моим и опять обно­вил во мне силы. По прошествии семнадцати дней пребывания моего в пустыне я нашел хи­жину, при ней пальмовое дерево и стоящего мужа, которому головные волосы служили одеж­дою. Страшен был вид его. Увидев меня, он встал на молитву. Когда я заключил молитву словом аминь, он познал, что я человек, взял меня за руку и спрашивал: "Каким образом пришел ты сюда? Все ли принадлежащее миру сохраняется доселе? Продолжаются ли доселе гонения на хрис­тиан?" Я отвечал: "За молитвы истинных служи­телей Господа Иисуса Христа странствую по этой пустыне; что же касается до гонения, то оно пре­кращено властию Христовою. Теперь ты расска­жи мне, прошу тебя, каким образом ты пришел сюда?" Он, плача и воздыхая, начал говорить мне: "Я был епископом. Когда наступило гонение, я подвергся многим пыткам; впоследствии, не вы­несши мук, я принес жертву идолам; опомнив­шись, познал преступление мое и предал самого себя смерти в этой пустыне: живу здесь сорок девять лет, исповедуясь Богу и умоляя Его отпус­тить мне грех мой. Бог даровал мне пропитание от этой пальмы, но я не был утешен дарованием прощения до сорок восьмого года, а в этот год извещен в прощении." Договаривая это, он вне­запно встал, поспешно вышел из хижины и пре­был долгое время в молитве, вероятно, он увидел пришедшие за ним небесные силы. Окончив молитву, он подошел ко мне. Я взглянул на лицо его и затрепетал от страха: лицо его сделалось как бы огненным. Но он сказал мне: "Не бойся. Бог послал тебя для того, чтоб ты совершил погребе­ние мое и предал тело мое земле." Едва окончил он эти слова, как лег и, протянув руки и ноги, скончался. Разорвав пополам верхнюю одежду мою, половину оставил я себе, а другою полови­ною обернув святое тело, похоронил его в земле. После погребения его немедленно посохла паль­ма и развалилась хижина. Я много плакал, умо­ляя Бога, не благоволит ли Он даровать мне эту пальму, чтоб остальное время жизни моей я мог провести на этом месте. Прошение мое не было исполнено, и сказал я сам себе: "Нет на это воли Божией." В молитве совершил я обратный путь к жилищам человеческим, и вот, явился мне тот муж, который дважды провел черту по губам моим: он укрепил меня, и таким образом я имел возможность возвратиться к братиям, которым я рассказал это, убеждая их не приходить в от­чаяние, но обретать Бога покаянием».¹⁶⁵²

177. Поведал некоторый старец. Была девица очень преклонных лет, преуспевшая в страхе Божием. Я спросил ее, что привело ее к монашес­кому жительству? Она, прерывая слова воздыха­ниями, рассказала мне следующее: «Мои родите­ли, достоуважаемый муж, скончались, когда я на­ходилась в детском возрасте. Отец был скромный и тихого нрава, но слабого и болезненного телос­ложения: он жил столько погруженный в заботу о своем спасении, что едва кто изредка видел его из жителей одного с ним селения. Если иногда он чувствовал себя поздоровее, то приносил в дом плоды трудов своих; большую же часть времени он проводил в посте и в страданиях. Молчаливость его была такова, что не знавшие могли счесть его немым. Напротив того мать моя вела жизнь рас­сеянную в высшей степени и столько развратную, что подобной ей женщины не было во всей стра­не. Она была столько обильна в речах, что, каза­лось, все существо ее составлял один язык. Бес­престанно она затевала ссоры со всеми, прово­дила время в пьянстве с самыми невоздержны­ми мужчинами. Она расточила все, принадлежав­шее дому; весьма значительное имущество не удовлетворяло нуждам нашим, а ей было пере­дано отцом распоряжение домом. Столько зло­употребляла она телом своим, оскверняя его не­чистотами, что немногие из этого селения могли избежать блудного совокупления с нею. Она ни­когда не подвергалась никакой малейшей боли, но со дня рождения и до старости пользовалась совершенным здоровьем. Так текла жизнь роди­телей моих. Отец мой, истомленный продолжи­тельною болезнию, скончался. Едва он скончался, как помрачился воздух, пошел дождь, засверка­ла молния, загремел гром, в течение трех дней и трех ночей непрерывно продолжался ливень. По причине такой непогоды замедлилось его погре­бение на три дня, так что жители села покачивали головою и, удивляясь, говорили: "Этот человек столько был неприятен Богу, что даже земля не принимает его для погребения." Но чтоб тело его не предалось разрушению в самом доме и тем не сделалось невозможным пребывание в нем, по­хоронили его кое-как, несмотря на то что непо­года и дождь не переставали. Мать моя, получив­ши большую свободу по смерти отца, с большим исступлением предалась злоупотреблению телом и, сделав дом наш домом разврата, проводила жизнь в величайшей роскоши и в увеселениях. Когда настала смерть ее, то она сподобилась ве­ликолепного погребения; самый воздух, казалось, принял участие в провождении тела ее. По кон­чине ее я осталась в отроческих летах, и уже теле­сные вожделения начали действовать во мне. Од­нажды вечером я начала размышлять, чью жизнь избрать мне в образец подражания: отца ли, ко­торый жил скромно, тихо и воздержанно, но во всю жизнь свою не видел ничего доброго для себя, всю ее провел в болезни и печали, а когда скон­чался, то земля даже не принимала тела его; если бы такое жительство благоприятно было Богу, то по какой причине отец мой, избравший это жи­тельство, подвергся толиким бедствиям? Лучше жить, как жила мать, сказало мне помышление мое, предаться вожделению, роскоши, плотскому сладострастию. Ведь мать моя не упустила никакого скверного дела! Она провела всю жизнь свою в пьянстве, пользуясь здоровьем и счасти­ем. Что же? Мне следует жить, как жила мать! Лучше верить собственным глазам и тому, что очевидно, лучше наслаждаться всем, нежели ве­рить невидимому и отказываться от всего. Когда я, окаянная, согласилась в душе моей избрать жизнь, подобную жизни матери моей, настала ночь, я уснула. Во сне предстал мне некто высо­кий ростом, взором страшный; грозно взглянул на меня, гневно и строго спросил он у меня: "Ис­поведуй мне помышление сердца твоего." Я, ис­пугавшись его, не смела и взглянуть на него. Еще более громким голосом повторил он приказание, чтоб я исповедала, какое жительство мне понра­вилось. Растерявшись от страха и забыв все по­мышления мои, я сказала, что не имела никаких помышлений. Но он напомнил мне все, о чем я размышляла в тайне души моей. Обличенная, я обратилась к просьбам, умоляя его даровать мне прощение, и объяснила причину этих помышле­ний. Он сказал мне: "Поди и увидай обоих, и отца и мать твоих, потом избери жизнь по желанию твоему." С этими словами он схватил меня за руку, повлек. Привел он меня на большое поле, красо­ты неизреченной, со многими садами и плодовитыми разнообразными древами, ввел меня в эти сады. Там встретил меня отец, обнял, поцеловал, назвал своею дочерью. Я заключила его в объятия свои и просила, чтоб мне остаться с ним. Он от­вечал: "Ныне это невозможно; но если последу­ешь стопам моим, то придешь сюда по проше­ствии непродолжительного времени." Когда я опять начала просить о том, чтоб остаться, пока­зывавший мне видение снова схватил меня за руку, повлек и сказал: "Поди, я покажу тебе и мать твою, как горит она в огне, чтоб знать тебе, по жизни которого из родителей твоих направить жизнь твою." Поставив меня в дому мрачном и темном, где живет скрежет зубов и горе, он по­казал мне печь, горящую огнем, и кипящую смо­лу; какие-то страшилища стояли у устья печи. Я взглянула во внутренность печи и увидела в ней мать мою: она погрязла по шею в огне, скреже­тала зубами, горела огнем; тяжкий смрад разли­вался от червя неусьшающего. Увидев меня, она воскликнула с рыданием, назвала дочерью: "Увы мне, дочь моя! Страдания эти — последствия соб­ственных дел моих. Воздержание и все доброде­тели казались мне достойными посмеяния; я ду­мала, что жизнь моя в сладострастии и разврате никогда не кончится; пьянство и объедение я не признавала грехами. И вот! Я наследовала геенну, подверглась этим казням за краткое наслажде­ние грехами; за ничтожное веселие расплачива­юсь страшными муками. Вот, какую получаю награду за презрение Бога! Объяли меня всевоз­можные, бесконечные бедствия. Ныне время помощи! Ныне вспомни, что ты вскормлена гру­дью моею! Ныне воздай мне, если ты получила от меня когда-либо что-либо! Умилосердись надо мною! Жжет меня этот огонь, но не сожигает. Умилосердись надо мною! Меня снедает отчая­ние в этих муках. Умилосердись надо мною, дочь моя, подай мне руку твою, и выведи меня из это­го места." Когда я отказывалась это сделать, бо­ясь тех страшных стражей, которые тут стояли, она снова начала вопить со слезами: "Дочь моя! Помоги мне. Не презри плача твоей родной ма­тери! Вспомни болезни мои в день рождения тво­его! Не презри меня! Погибаю в огне геенском." Ее вопль извлек у меня слезы: я также начала сте­нать, испускать вопли и рыдания. Эти вопли и рыдания разбудили моих домашних; они доста­ли огня и спрашивали меня о причине столь громкого стенания. Я поведала им видение мое. Тогда я избрала последовать жизни отца моего, будучи удостоверена, по милосердию Божию, какие муки уготованы для произволяюших про­водить порочную жизнь».¹⁶⁵³

178. Поведал старец: епископу некоторого го­рода возвестили, что из числа замужних жен-хри­стианок две ведут развратную жизнь. Опечали­ло епископа это известие; подозревая, что, мо­жет быть, и другие ведут себя подобным обра­зом, он обратился с молитвою к Богу, прося раз­решение недоумению, чего и удостоился. После божественного страшного жертвоприношения, когда присутствовавшие приступали один за дру­гим к принятию Святых Тайн, епископ видел на лице каждого состояние души его, каким она подвержена грехам. Лица грешных мужей ви­дел он черными, как бы выгоревшими от зноя; глаза у них были красные, кровавые. У других людей были лица светлые, а одежды яркой бе­лизны. Тело Господа одних, принимавших его, сожигало и опаляло; других просвещало, соделывало подобными свету: входя в уста, оно раз­ливало свет по всему телу. Между этими мужа­ми были и пустынножители и проводившие жизнь супружескую. После мужчин начали при­ступать женщины. И между ними увидел епис­коп одних с черными лицами, с красными, кро­вавыми глазами, других с лицами белыми и свет­лыми. Между прочими женами подошли и те две, которые были обвинены пред епископом: тем большее обратил он на них внимание. Он увидел, что они приступают к Святому Таинству со светлыми и честными лицами, облеченные в мантии необыкновенной белизны. Когда они сделались причастницами таинства Христова, то как бы осветил их свет. Снова обратился епис­коп к молитве, умоляя Бога о объяснении пока­занного ему в откровении. Ему предстал ангел Господень и повелел о всем предложить себе вопросы. Святой епископ немедленно спросил о двух женщинах, справедливо ли или неспра­ведливо они были обвинены. Ангел отвечал, что все, сказанное о них, сказано верно. Тогда епис­коп возразил ангелу: «Каким же образом, когда они причащались тела Христова, лица их сияли, на них были белые мантии, и от всего образа их исходил не малый свет?» Ангел сказал: «По той причине, что они раскаялись в поступках своих и отступили от них; они посредством слез, воз­дыханий и исповеди соделались достойными бо­жественного дара; вдобавок дали обещание, если получат прощение в прежних грехах, никогда не позволять себе порочного поведения. За это они удостоились божественного изменения, раз­решены от грехов, отселе живут воздержанно, благочестно и праведно». Епископ удивлялся не столько изменению жен — это случается со мно­гими, — сколько дару от Бога, Который не только избавил их вечной муки, но даже сподобил благодати. Ангел сказал ему: «Справедливо удив­ляешься, как человек! Но Господь и Бог наш и ваш по естеству Своему благ и милосерд. Он ос­тавляющих свои греховные деяния и приступа­ющих к Нему посредством исповеди не только избавляет вечной муки, но и удостаивает почес­тей. Так Бог возлюбил мир, что Сына Своего еди­нородного дал за него (Ин. 3:16). Сын Божий, когда люди были врагами Его, благоволил уме­реть за них (Рим. 5:8): тем более освободит их от адских казней, когда они сделались Его домочад­цами и приносят покаяние в совершенных ими проступках; Он предоставит им наслаждение блаженством, которое Сам приуготовал для них (Ин. 14:3). Знай то, что никакие согрешения че­ловеческие не побеждают милосердия Божия, если только человеки посредством покаяния очистят прежде содеянные грехи добрыми де­лами. Всеблагий Бог знает немощь вашего рода, крепость страстей, силу и хитрость диавола, — прощает, как сынам, человекам, впадающим в . согрешения, ожидает исправления их, долготер-пя им. Когда они обращаются и умоляют бла­гость Его, снисходит, как немощным, разреша­ет мучение их и дарует блага, приготовленные праведным». Епископ опять сказал ангелу: «Прошу тебя: объясни мне и значение различных ви­дов, которые принимаются лицами согрешаю­щих различно, чтоб я, узнав это, вполне освобо­дился от неведения». Ангел сказал ему: «Те, у ко­торых лица светлы и радостны, живут в воздер­жании, чистоте и правде, скромны, сострада­тельны и милосерды. Тс же, у которых лица чер­ны, преданы любодеянию и прочим беззакони­ям. Те, у которых глаза были красными и крова­выми, живут в злобе и неправде, любят обманы­вать, лукавствовать, хулители и человекоубийцы». Ангел присовокупил: «Помогай тем, которым желаешь спасения. Для того именно удостоена услышания молитва твоя, чтоб, просвещенный видением, ты объяснял ученикам твоим грехи, чтоб исправлял их наставлениями и увещания­ми, усвоял их посредством покаяния, умерше­му ради их и воскресшему из мертвых Господу Иисусу Христу. По степени сил, усердия и люб­ви к твоему Господу, заботься о всех их, чтоб они обращались от грехов своих к Богу, сказывая им открыто, каким подвержены они грехам, и уго­варивая, чтоб по причине их не отчаивались в спасении своем. Когда они будут приносить по­каяние и обращаться к Богу, получат спасение душам своим и обилие будущих благ. Ты же, под­ражая Господу твоему, Который оставил небо и  сошел на землю для спасения человеков, полу­чишь величайшую награду».¹⁶⁵⁴

Условие, которое предлагается в Евангелии и в отечес­ких писаниях, условие, при котором покаяние прием­лется и кающемуся даруется прощение, повторено и здесь. Условие действительности покаяния заключа­ется в том, чтоб кающийся оставил смертные грехи свои и более не впадал в них.