1. Авва Зенон, ученик аввы Силуана, говорил: «Не избирай славного места для жительства тво­его и не живи с человеком, имеющим громкое имя».³⁰⁴

То и другое неприметным образом может ввести в душу тщеславие и высокоумие, — этим не только повредить духовному преуспеянию, но и отнять всю возможность к нему.

2. Он говорил: «Кто хочет, чтоб Бог скоро ус­лышал молитву его, тот, когда встанет для совер­шения ее и прострет руки горе, прежде всякой другой молитвы, даже прежде молитвы о душе своей, да принесет молитву о врагах своих, и ради этого Бог услышит всякую молитву его».³⁰⁵

Из многих памятников монашества первых веков вид­но, что монахи предстояли на молитве в уединении келейном, с воздетыми руками горе. Так молились пре­подобные Пахомий Великий, Сисой Великий; вероят­но, так молились весьма многие; так советует молить­ся при особенном наплыве греховных помыслов свя­той Иоанн Лествичник.³⁰⁶ Такое положение тела спо­собствует душе придти в подобное положение: устре­миться горе. При этом необходимо остеречься от уси­ленного вытягивания рук и от усиленного направле­ния их вверх, чтоб не придти в состояние разгорячения и восторженности, от которых один шаг до самооболь­щения и бесовской прелести. Должно воздевать руки умеренно, чтоб дух сохранился в тишине, смирении, умилении; должно давать телу положение висящего на кресте, а не летящего на небо. Глава твоя да будет опу­щенною вниз, хотя бы руки и были воздеты горе.

     3. Сказывали о авве Зеноне, что он был рос­том мал, телом сух, преисполнен разума, преис­полнен усердия и теплоты к Богу, милования к человекам.³⁰⁷

4. Поведали о авве Зеноне, что он, живя в Ски­ту, однажды вышел ночью из келии, как бы к брату, и, сбившись с дороги, блуждал три дня и три ночи. От труда он изнемог и упал на землю замертво. И вот предстал ему юноша с хлебом и чашею воды в руках и сказал: «Встав, укрепись пищею и питием». Авва встал и помолился, из осторожности не доверяя явлению. Юноша ска­зал: «Ты сделал хорошо». Услышав это, авва опять помолился; так поступил он и в третий раз. Юно­ша каждый раз одобрял его действие. После это­го авва принял и употребил принесенную пищу. Юноша сказал: «Сколько ты ходил, настолько удалился от твоей келии; но встань и следуй за мною». И мгновенно старец очутился близ ке­лии своей. Старец сказал юноше: «Войди в ке-лию и сотвори молитву о нас». Юноша вошел в келию старца и сделался невидим.³⁰⁸

Поучительна осторожность святых и опытных мона­хов по отношению к чувственным явлениям из мира духов. Благоразумное поведение их в этих случаях как противоположно легкомысленному поведению неве­дения и неопытности! Неведение и неопытность слепо и опрометчиво вверяются всякому явлению, любопыт­но и жадно ищут явления духов и общения с ними, в неизбежный вред себе, во вред часто неисцелимый. И для ознакомленных опытно благодатию Божиею с миром духов мир этот так мало известен и понятен, что величайшая осторожность по отношению к явле­ниям из него необходима для святых Божиих. Благо­дать Божия доставляет познания, нужные для спасе­ния, а не такие, каких ищет и требует суетная и тщес­лавная любознательность мира.

Пришли однажды к авве Зенону братия и спросили его: что значит написанное в Иове: Небо нечисто пред Ним (Иов. 15:15)? Старец сказал на это: «Братия оставили исследование грехов своих и взялись за исследование небесного. Зна­чение же этих слов таково: чист — один Бог: и потому Писание сказало, что небо нечисто пред Ним»³⁰⁹

Беседуя с некоторым старцем, жившим близ аввы Зенона, мы спросили его: «Если кого беспокоит греховный помысел, и он прочитает или услышит сказанное отцами о борьбе с та­ким помыслом, хочет исправить свое душевное настроение, но не может, хорошо ли исповедать
это кому-либо из старцев, или должно руковод­ствоваться прочитанным и удовлетворяться своею совестию?» Старец отвечал нам: «Должно исповедать отцу, но отцу, способному оказать по­мощь, и не уповать на себя. Боримый страстию не может сам себе принести пользы, в особен­ности, если страсть обладает им. Со мною, в юно­сти моей, случилось нечто таковое. Душа моя была уязвлена страстию, и я побеждался ею. Слышав об авве Зеноне, что он исцелил многих, я возна­мерился идти к нему и возвестить совершающе­еся надо мною. Но помысел удерживал меня, вну­шая мне: ведь ты знаешь, как должно поступить! поступи сообразно прочитанному тобою и не соблазняй старца. Когда я решался идти, брань облегчалась несколько, и я оставлял намерение мое. Тогда снова потопляла меня страсть, и я сно­ва понуждал себя сходить к старцу, но враг опять обольщал меня, не попуская исповедать старцу борющих меня помыслов. Даже не раз я ходил к старцу; но враг не допустил меня до исповеди, принося стыд сердцу моему и представляя, что способ исцеления мне известен. Какая нужда, говорил он, рассказывать о себе кому-либо? Это приносил мне враг, чтоб я не открыл страсти и не получил исцеления. Старец прозирал, что я имею что-то на сердце, но не обличал меня, а ждал, чтоб я сам исповедал ему; вместе с тем он наставлял меня на благое жительство и отпускал с миром. Приходя к себе, я скорбел и плакал, говоря душе моей: доколе, окаянная душа моя, ты отвергаешь врачевание? Издалека приходят к старцу и получают исцеление, а ты не можешь возобладать собою, не хочешь исцелиться, имея врача близ себя! Разжегшись сердцем, я встал и

сказал сам себе: пойду к старцу, и если никого не найду у него, то это будет для меня знамени­ем воли Божией, чтоб я исповедал ему мои по­мыслы. С такою решимостию я пошел к старцу и не нашел у него никого. Старец по обычаю поучал меня спасению души, и как кто может очиститься от скверных помыслов. Победясь опять стыдом и не будучи в состоянии испове­дать, я просил отпустить меня. Старец сотворил молитву и, провожая меня, шел впереди меня к дверям, а я, томимый помыслами, сказать ли старцу или не сказать, шел за ним, ступая мед­ленно. Старец, видя, что помыслы очень истоми­ли меня, обратился ко мне, и, прикоснувшись к груди моей, сказал: "Что делается с тобою? И я человек." Когда старец сказал мне это, сердце мое как будто отверзлось, и я упал лицом на ноги его, умоляя его помиловать меня. Он сказал мне: "Что с тобой?" Я отвечал: "Ты знаешь, чем я страдаю." Он сказал: "Нужно самому тебе обличить твое состояние." Тогда я с великим стыдом испове­дал страсть мою. Он сказал мне: "Чего ты сты­дишься? Скажи мне: не человек ли я? Не три ли года ты приходил сюда, имея эти помыслы и не исповедуя их?" Я припал к ногам его и умолял его, говоря: "Помилуй меня, ради Бога, скажи мне, что мне делать?" Он отвечал: "Поди, усиль молитву твою, и ни о ком не говори худо." Я воз­вратился в келию мою, усилил молитву мою, и благодатию Христовою за молитвы старца осво­бодился от смущения этою страстию. По про­шествии года пришел мне помысел, что, может быть, Бог помиловал меня по милости Своей, а не ради старца. Я пошел к нему, и, желая испы­тать его, наедине поклонился ему и сказал: "Авва! Помолись о мне ради того помысла, который я исповедал тебе прошлого года." Он не поднял меня тотчас, но оставил в положении сделанно­го мною поклонения, и, помолчав немного, ска­зал: "Встань, и имей веру." Когда я услышал это, мне сделалось так стыдно, что от стыда я желал бы, чтоб земля поглотила меня. Я встал и не мог взглянуть на старца; дивясь ему, я возвратился в мою келию».³¹⁰

7. Старец этот ради нашей душевной пользы поведал и следующее: «Однажды два брата по­шли к авве Зенону. Каждый виделся с ним на­едине и исповедал ему свои помыслы. После это­го случилось им быть вместе, и один сказал дру­гому: "Когда мы ходили к старцу для исповеди наших помыслов, получил ли ты пользу от испо­веди?" — Да, отвечал спрошенный: за молитвы его Бог исцелил меня. Спросивший сказал на это: "Я хотя и исповедал, но не ощутил исцеления."

Получивший пользу спросил: "Как ты исповедал­ся старцу?" "Я сказал ему, — отвечал первый. — Авва! Помолись о мне: такой-то помысел беспо­коит меня." Второй сказал на это: "Я, исповедуя ему помыслы мои, поливал слезами ноги его, и за молитвы его Бог исцелил меня"». Старец, поведая нам это, хотел объяснить нам, что те, кото­рые исповедуют помыслы свои отцам, должны исповедывать со всею искренностию, с сокру­шением сердца, как бы пред Самим Богом: тог­да они могут получить милость. Исповедь же, со­вершаемая с небрежением или с намерением ис­кусить старца, не только не приносит пользы, но и служит к осуждению.³¹¹