МАСОНСТВО. Название масоны, или франкмасоны (ка­менщики или свободные каменщики), связано было с вы­думанной легендой, будто это общество ведет свое начало от мудрецов, строивших соломонов иерусалимский храм; в средние века владетелями этой мудрости были рыцари тамплиеры; а в новое время преемниками их являются франкмасоны — свободные каменщики. Но достоверным считается лишь то, что масонский союз образовался из братства вольных каменщиков, или строительных товари­ществ, возникших в Германии в XII или XIII в., благодаря которым достиг высокого развития так называемый готиче­ский стиль. Занимаясь возведением громадных зданий, пре­имущественно храмов,  длившимся целые годы, артели рабочих и художников, поселявшиеся близ построек в ла­чужках (ложах), вступали между собой в тесное общение и выработали однообразную организацию, упорядочиваю­щую их взаимоотношения, разрешение возникавших между ними споров, прием в свою среду новых членов и т. п. Эта товарищеская организация занесена была немецкими каменотесами в Англию, Францию и Италию. С течением времени её рамки были расширены задачей умственного и нравственного развития членов товарищества и их умствен­ного образования. С конца XVI в. в распространившиеся в Германии и Англии строительные ложи стали приниматься «сторонние каменщики», лица, не принадлежавшие к стро­ительному цеху, люди богатые и ученые. В XVII в. строи­тельные товарищества стали приходить в упадок, а к на­чалу XVIII в. почти прекратили свое существование. Тог­да-то некоторые английские просвещенные «сторонние ка­менщики», воспользовавшись оболочкой строительных това­риществ, и образовали масонский союз символических строителей духовного дела. Поэтому масоны символы и об­ряды для своего общества заимствовали от строительного мастерства; эмблемами высших идей были у них разные пилочки, молоточки, круги, треугольники, многоугольники и т. д. Общество было разделено на многие отделения, на­зывавшиеся ложами и управлявшиеся особыми мастерами, во главе которых стоял великий мастер. Вступление в об­щество окружено было таинственными обрядами и закляти­ями. Принимаемого, или посвящаемого, вводили в ложу с завязанными глазами; в минуту снятия повязки с глаз братья приставляли к груди его острия мечей, требуя страшной клятвы о хранении тайны ордена; неожиданно сильно ударяли - младший надзиратель масштабом по шее, старший надзиратель - наугольником в левую грудь, а мастер молотком по голове. В позднейшие времена эти обряды в некоторых ложах приняли характер настоящих трагических представлений. Комната обивалась черным сук­ном; вместо стола устроялся жертвенник, на котором ста­вились человеческие скелеты с надписью: momento mori; показывались раскаленное железо, разные провалы и про­пасти и другие ужасы. По вступлении в члены общества каждый должен был постепенно проходить разные степени, по мере своего усовершенствования в мудрости и доброде­тели; в каждой степени сообщали ему новые тайны и но­вые обряды. В основу масонского учения вошел деизм, или естественная религия разума, изложенная в сочинениях ан­глийских деистов Шефтсбёри ( 1713 г.), Коллинза( 1729 г.) и Толанда (1722 г.). Для противодействия религиозным распрям, так долго угнетавшим Европу и приводившим к кровавым религиозным войнам, масонство, подобно деизму, выставило идею самой широкой веротер­пимости и на началах этой веротерпимости хотело создать одну религию, одно братство между людьми, основанное на учении о свободе совести, братской любви и равенстве между людьми. В стороне были оставлены все догматиче­ские и вероисповедные разности как в христианской, так и других религиях; от поступающих в масонство требовались только основные начала всякого религиозного учения -вера в Бога, бессмертие души, воздаяние за гробом и на­чала нравственного закона. Требования нравственного зако­на ставились выше всего в масонском учении, или, лучше сказать, они составляли главным образом религиозное уче­ние. Так как основу нравственного закона составляет лю­бовь к ближним, выражающаяся в делах благотворительно­сти, то вся религиозно-нравственная деятельность масонства получила характер филантропический и самые общества масонские часто имели вид филантропических обществ. С религиозным индифферентизмом, легшим в основу масо­нского учения, естественно соединялся и совершенный ин­дифферентизм в национальностях и политических учрежде­ниях; в масонские общества могли быть принимаемы чле­ны из всех стран, без различия национальностей и поли­тических доктрин. К первоначальным целям - заботиться о нравственном воспитании людей и их внешнем благосо­стоянии, счастии и довольстве, с течением времени присое­динились разные стремления и занятия, перешедшие из прежних средневековых обществ, как-то: «испытание нату­ры вещей» и чрез то приобретение силы и власти к исп­равлению людей; занятия алхимией, или искусством пре­вращать разные металлы в золото и драгоценные камни; занятие магией, или искусством вызывать духов для того, чтобы узнать будущее; стремление отыскать философский камень, или средство продолжить жизнь человека на не­сколько сот лет; разного рода хитрости и обманы для вы­манивания денег и приобретения богатств и, наконец, по­литические интриги, внесенные в масонство иезуитами. Ко всему этому присоединялось «сохранение и предание по­томству некоторого важного таинства, будто бы от самых древнейших веков и даже от первого человека, до нас до­шедшего, от которого (таинства), может быть, судьба чело­веческого рода зависит, доколе Бог благоволит ко благу человечества открыть оное всему миру; но, чтобы открыть это таинство, надобно заботиться о нравственном усовер­шенствовании себя». По месту происхождения различалось масонство «аглицкое», которое было первоначальной и вме­сте самой простой формой, «шведское», «берлинское» и проч.; по характеру и целям в масонстве различались: «тамплиерство», или система строгого наблюдения, «циннендорство» — система слабого наблюдения, «розенкрейцер­ство», «иллюминатство». Последнее название указывает на связь масонских обществ с мистицизмом. С тридцатых го­дов XVIII столетия масоны появились в России и к концу царствования имп. Елизаветы считали в своих рядах «лю­дей разного чина» и между ними многих из высшего об­щества. В царствование имп. Екатерины II масонство рас­пространилось еще более; к половине восьмидесятых годов XVIII столетия оно проникло даже в Тобольск и Иркутск; во всех более или менее важных городах существовали ма­сонские ложи. Московский кружок открыл широкую обще­ственную деятельность. Покровительствуя молодым талан­там, заводя школы, он снял на откуп университетскую ти­пографию, которой, после этого, вместе с другими выпу­скались мистические книжки и журналы. В некоторых из этих изданий проводились масонские взгляды, в иных — учение других мистиков; очень многие были направлены против вольнодумства. Издававшиеся масонами книжки продавались по дешевой цене, а в учебные заведения рас­сылались даром. Кроме того, в Москве была устроена ма­сонами публичная библиотека. Наряду с широкой просве­тительной деятельностью масоны устрояли больницы, от­крывали аптеки и помогали на большие суммы бедным. Но все это делалось не под покровом св. Церкви, с кото­рой масонство далеко расходилось, так как оно исповедова­ло не православную веру, а мистический теизм, чуждый всех вероисповедных догматов, стремилось к мистическому слиянию с Божеством в высшей мудрости и нравственности помимо Церкви, считая себя выше последней, принимало в себя на одинаковых правах членов всех вероисповеданий. Поражавшие своей таинственностью и фантастичностью странные орденские церемонии, своеобразные символиче­ские знаки, термины и телодвижения, полное пренебреже­ние положительными опытными знаниями, затемняемыми магией, алхимией и тому подобными бреднями,— все это имело своим последствием то, что в обществе и литературе многие высказывались против масонства; в народе же имя «фармасон» (переделанное из «франкмасон») сделалось бранным  словом. С 1785 г. начались против них репрессивные меры. Наконец, своими таинственностями и сноше­ниями с заграничными собратьями масоны навлекли на се­бя подозрения политические, и в 1791 г. ложи их были запрещены. В царствование имп. Павла I Новиков, глава масонов, заключенный ранее, был освобожден, а некоторые из масонов получили важные должности и сделались близ­кими ко двору. Имп. Александр I также отнесся к ним со­чувственно. С дозволения правительства в Петербурге и других местах открывались в значительном количестве но­вые масонские ложи; закрывались лишь те, кои учрежда­лись самовольно и уклонялись в политику. Но все-таки масонство не имело тогда прежней силы. В 1822 г., по случаю размножения масонских лож с политическими тен­денциями, последовал решительный указ о закрытии вся­ких тайных обществ и вместе всех масонских лож. В на­стоящее время масонство или франкмасонство существует во всех государствах Европы и Америки. Все ложи каждой отдельной страны составляют гроссложу, или главную ло­жу, которая во внутреннем управлении своем пользуется полной свободой. Во главе каждой ложи стоит «мастер сту­ла». Провинциальные ложи подчинены гроссложам. В Анг­лии имеются три главные ложи: Соединенная ложа в Лон­доне (имеющая более 2000 лож), Шотландская ложа в Эдинбурге (имеющая более 500 лож), Ирландская ложа в Дублине (имеющая около 400 лож); во Франции главная ложа — Grand Orient de France (имеющая более 200 лож); в Германии работает более 400 лож. Существу­ют франкмасонские ложи и в других государствах Европы, а также в Северной и Южной Америке. В Соединенных Штатах находится до 8000 франкмасонских лож. К членам масонских лож принадлежат лица всех классов общества, национальностей и вероисповеданий. Целью франкмасонско­го союза служит развитие якобы «гуманитарных стремле­ний в человечестве» и способствование к созданию «пра­вильного человеческого общества без различия религии и национальности». Но напрасно думать, что масоны, особен­но современные, просто филантропы, благотворители, мис­тики. Филантропия не нуждается ни в тех страшных клят­вах, какие требуются от вступающих в среду масонов но­вых членов, ни тех странных обрядов, какими сопровожда­ется посвящение в мастера ордена. Главная  задача масо­нов — уничтожение религии и, особенно, христианства во всем человечестве и ниспровержение всех христианских за­конодательств. Соответственно этой задаче они и стараются развращать христиан, поддерживать философов, мыслителей и писателей, которые подрывают христианство, возбуждать недовольство народа против правительства, устраивать и поддерживать все политические беспорядки и революции. С целью желаемого ими воздействия на подрастающее поко­ление они стремятся захватить в свои руки школы, вытра­вить у детей всякое религиозное, нравственное и патриоти­ческое чувство, тщательно вычеркивают имя Божие из учебников, а когда это неудобно, то нарочито сочиняют учебники, в которых ни слова нет о Боге, о Церкви, о преданности царю, о любви к отечеству. Мечты масонов клонятся к тому, чтобы все дело воспитания детей забрать в свои руки и поставить непреодолимые преграды религи­озным влияниям на детскую душу. «Пока мы,— как заяв­ляют об этом французские масоны,— не изменим ради­кально мозг наших сограждан, пока мы не дадим совер­шенно другого направления умственности французских де­тей, франкмасонство должно считать себя еще ничего не сделавшим; поэтому надо всеми мерами добиваться прове­дения закона, которым возбранялось бы формально родите­лям, родственникам и опекунам воспитывать своих детей в какой-либо религии под страхом лишения их родительско­го, родственного и опекунского авторитета и легальной власти и отобрания детей и поручения таковых, за счет виновных, государству». Что касается современного положе­ния масонства в России, то официально в ней масонских лож не существует; но распространение среди русского на­рода масонских идей и стремлений, как утверждают неко­торые, широко ведется путем скрытой пропаганды.

МАТЕРИАЛИЗМ. Материалисты признают одно только вещество, как нечто реальное, и отрицают все духовное, как нечто несуществующее. Впрочем, положение о вещест­венности всего не разделяется всеми материалистами. Ме­нее поверхностные из них не решаются утверждать, что духовные явления вещественны; по их учению, материя служит только первопричиной всех явлений, в том числе и духовных, хотя последние отличны от вещественных пред­метов и явлений. В отличие от грубого материализма, бо­лее философский материализм не отрицает в известном смысле и реальности духовных явлений, но смотрит на них или как на продукт развития материи, или как толь­ко на следствия ее организации, подобные явлениям элект­рического тока, вызываемым вследствие прикосновения двух материальных тел.  Общие пункты учения всех материалистов следующие: а) производство всего из материи, как из первоосновы и первопричины всякого бытия (монизм); б) отрицание самостоятельной причины ду­ховных явлений — субстанциальности человеческой души и её бессмертия. Все жизненные явления материализм про­бует привести к физико-химическим свойствам вещества; всюду на место Всемогущего Творца вводит «химическое сродство», действие водорода, кислорода и пр. Во всем он находит лишь внешнее механическое сцепление фактов и явлений и на всю вселенную смотрит, как на совокупность вещей, имеющую в себе самой причины, которые мы на­зываем законами. Находя в мире только материю и бес­сознательную, неразумную, механическую силу, отрицая самую возможность премирного бытия и допуская сущест­вование только одного видимого мира, материализм, тем самым, отрицает бытие Бога и ведет к самому решитель­ному безбожию. Таковыми были среди язычников, у клас­сических народов, материалисты: Левкипп (в конце VI и начале V века до Р. X.) и Демокрит (около 460 — 360 гг. до Р. X.), Эпикур (341-370 гг. до Р. X.) и Лукреций (98 — 55 до Р. X.), в новое время, среди христианских на­родов,— французские энциклопедисты XVIII столетия и материалисты-естественники середины XIX столетия. Вместе с этим, материализм разрушает самые основания, на кото­рых утверждается истинно нравственная жизнь. Свобода воли (см. детерминизм), сознание долга, совесть, нравст­венное чувство — отрицаются материализмом. Человек, по учению материалистов, есть не что иное, как «только сум­ма родителей и кормилицы, места и времени, воздуха и погоды, звука и света, пиши и одежды». Добро и зло не есть дело свободного самоопределения, а есть результат не­обходимо действующих физических, физиологических и со­циальных условий. Пороки и преступления суть не что иное, как только обнаружения ненормального состояния мозга, нервной системы и потому невменяемы. Таким об­разом, материализм уничтожает различие между добром и злом, между добродетелью и пороком и нравственную вме­няемость поступков. Материалисты знают только то благо, которое имеет основание в личном ощущении; они призна­ют господство одного животного инстинкта и внешней ма­териальной силы; для них вечный закон жизни, переноси­мый ими из области жизни материальной в сферу самых высоких нравственных явлений, есть борьба за существова­ние и личное наслаждение и, следовательно, всеобщая вражда,   насилие  и  взаимоистребление, утверждение блага и счастья одних на страдании и уничтожении других. Один из крайних материалистов всеми буквами написал, что «хороши обман, воровство, грабеж и убийство, коль скоро они ведут к богатству и наслаждению». По свиде­тельству истории, в жизни практической материалистиче­ские воззрения всегда приводят к самым гибельным для нравственной и общественной жизни последствиям.

МИСТИЦИЗМ. По учению мистика немца Якоби (1743—1819), ни природа, ни разум не могут вести нас к познанию о Боге. Природа не столько открывает, сколько скрывает Бога, так как в ней мы видим только бессозна­тельное сцепление причин, действующих без начала и кон­ца. Разум человека, вращающийся в среде бытия и позна­ния условного и ограниченного, также может приходить только к началам условным. Если мы захотим ограничить­ся только рассудочным познанием, то последовательно при­дем к отрицанию бесконечного и сверхчувственного, ибо из соединения условного с условным по законам рассудка мо­жет быть выведено только условное; с нашим рациональ­ным мышлением мы никогда не можем выйти из области бытия посредствованного, т. е. из связи естественных и ме­ханических причин. Единственный источник познания о Боге есть внутреннее чувство, способность непосредственно­го созерцания Божества. Бог непосредственно близок нам в нашем собственном духе, точно так же как природа близ­ка и присуща нам в нашем собственном теле. В Бога мы веруем потому, что видим, созерцаем Его, хотя, конечно, не телесными очами. Таким образом, по учению мистиков, идея о Боге не может быть следствием одного только на­блюдения над природой или самостоятельной деятельностью разума, что существование её в нас предполагает воздейст­вие на наш дух высочайшего, соответствующего этой идее существа — Бога; но, полагая в основание своего учения эту верную мысль, мистики, вместе с тем, впадают в крайность: они отрицают всякое значение участия разума в деле Богопознания и преувеличивают значение в этом от­ношении внутреннего чувства и созерцания. Вот почему история мистицизма и представляет нам не только глубокомысленных философов, но и многих мечтателей и визио­неров, в защиту своих фантазий ссылавшихся на Божест­венное откровение, будто бы ими полученное. Первыми пропагандистами мистицизма на Руси явились масоны; из них наиболее деятельным был А. Лабзин. С 1803 г. Он выступил с целым рядом переводов, а в 1806 г. начал из­дание мистического журнала «Сионский вестник». Мисти­цизмом начали увлекаться даже такие влиятельные лица, как кн. А, Голицын и М. Сперанский; сам Государь заин­тересовался им. Кружок мистиков усилился с 1810 г. Феслером, который был вызван на кафедру философии в Пе­тербургскую академию и, прослужив в ней 5 месяцев, пе­решел в комиссию законов; а с 1812 г. английскими мето­дистами, приехавшими в Петербург. К тому же события 1812—1814 гг. породили религиозную настроенность в об­ществе. Всюду по городам стали появляться мистические кружки, куда собирались для чтения мистических книг, бесед, духовной молитвы и других мистических упражне­ний. Как модное направление, мистицизм нашел себе вы­ражение в беллетристике, в живописи и архитектуре. На первых же порах своего существования мистицизм встретил противодействие со стороны представителей Православной Церкви, выразившееся в появлении некоторых литератур­ных произведений с опровержением мистицизма. Но в пер­вое время, когда сочувствие в обществе мистицизму было очень сильно, это противодействие не могло развернуться свободно и не имело должного успеха. Решительное проти­водействие началось с 1824 г., когда особым указом запре­щено было печатать книги религиозного содержания без дозволения духовной цензуры и сделано было распоряже­ние: отобрать из библиотек учебных заведений все книги, содержащие учение, противное правой вере. В 1825 г. та­кое распоряжение сделано Св. Синодом касательно учреж­дений и лиц духовного ведомства; вместе с этим предписа­но наблюдать, чтобы впредь не распространялись религиоз­но-нравственные книги, изданные без разрешения духовной цензуры и рукописные.

НАТУРАЛИЗМ. Под натурализмом разумеется такой образ мыслей, по которому все сотворенные вещи, их про­исхождение, порядок и продолжение происходят от самой природы, и мир существует, поддерживается и управляется сам по себе, собственными силами, без верховного Сущест­ва. В этом смысле натурализм имеет такое же значение, как и материализм, и ведет к безбожию. Другие, противо­полагая натурализм сверхъестественному откровению, разу­меют под ним такое верование, которым допускается, что в деле религии достаточно одних естественных показаний и не нужно никакого сверхъестественного откровения. Но и в этом смысле он не много представляет отрадного. Он при­знает только то, до чего человек может дойти собственным разумом; а так как разум человеческий слаб и ограничен и подвержен многоразличным заблуждениям, то натураль­ная религия и в древние, и в новейшие времена представ­ляет нам самые скудные познания и — более противоре­чий и заблуждений, нежели здравого учения, если только отделить от неё то, что заимствовано ею из сверхъестест­венного Откровения, которое она отвергает. В таком смыс­ле натурализм сходен с рационализмом, или справедли­вое — с деизмом.

НИГИЛИЗМ. Нигилизмом (от nihil — ничто) называет­ся такое направление или учение, которое утверждает, что ничего нет выше чувственного, что вся жизнь и действи­тельность ограничивается только явлениями. Это — ниги­лизм как бы теоретический. В нравственном отношении нигилизм отрицает существенное и вечное значение добра, правды и доблести и колеблет высшие основы общежития. Нигилизм, как прямая доктрина, развивался преимущест­венно в XIX веке и явственно высказался в немецкой фи­лософии не только у Фейербаха (1804—1842), но, отчасти, и у Шопенгауера (1788—1860) и Гартмана (род. в 1842 г.). У нас нигилисты явились в первой половине XIX века вследствие наплыва к нам с Запада атеистиче­ских и материалистических идей. Эти люди стояли на точ­ке зрения всеобщего безусловного отрицания; для них не было ничего святого, ничего внушающего уважение; все, пред чем люди привыкли преклоняться, за чем утверждена вековая давность,— все это они считали пустяками, все без разбора стремились ломать и отрицать, над всем ру­гаться и глумиться. Сами себя нигилисты считали такими людьми, которые относятся ко всему с критической точки зрения, которые не склоняются ни пред какими авторите­тами, которые не принимают ни одного принципа на веру, каким бы уважением ни был окружен этот принцип. Не признавая никаких авторитетов, нигилисты считали необхо­димым развенчивать существовавшие авторитеты, ломать их, бросать в них грязью и глумиться над ними, чтобы через это «избавить людей от умственного раболепства». Отвержение авторитетов доходило у нигилистов до какой-то мании; они стыдились даже разделять с кем-нибудь свое мнение. Сражаясь против авторитетов оружием сар­казма   и   безусловного  отрицания,   нигилисты   сражались   и против  принципов  и  говорили,   что  все  начала  знания  и все теории —   «чистый вздор  и обман  робкого сознания». Источник   всему —   наши  телесные  ощущения.   Мозг наш постоянно воспринимает внешние впечатления,  и эти слу­чайные впечатления —   определяющая сила наших воззре­ний и стремлений. Все идеалы, какие обращаются в чело­вечестве, —   это просто  галлюцинации,  это страшные  при­зраки нашей мечты, сдавливающие собою свободное созна­ние человека  и не  позволяющие ему правильно жить  на белом свете. У всех идеалистов, по нигилистическому воз­зрению,  мозг расстроен до того,  что с ними и о них не стоит  толковать.   Нигилизм  не  признавал  ничего  в  мире, кроме материи, кроме атомов, входящих между собою в то или другое соотношение, и этим соотношением образующих то или другое явление; человек, по их воззрению, не име­ет ничего особенного в существе своем против природы не только  органической,   но   даже   неорганической.   «Люди,— проповедовали нигилисты,—  те же лягушки»,  «кроме мяса и мозга», ни в ком другого ничего нет. Началом деятель­ности нигилистов служило чувство самосохранения или эго­изм в  его  грубом,   пошлом  виде,—   эгоизм  животный,  не знающий чувства любви духовной.  Искусство,  поэзия,  ху­дожники,   поэты —    все   это,   по   воззрению   нигилистов, «ерунда»,  все это «гроша медного не стоит»;  эстетическое чувство, или чувство красоты, по их понятиям, есть нечто напускное.   Нечего   и  говорить,   что  нигилисты   враждебно относились и к религии. Отрицая бытие Бога и бессмертие души,   они  считали  религию  вещью,   «годною  только для детского  воображения»,   и  не   могли  говорить  о  ней   без иронии. Им казались жалкими суеверами или лицемерны­ми ханжами те люди, в которых они замечали проявление религиозного чувства. Нигилисты ничего не хотели знать о каких-либо святых возбуждениях. В них незаметно и жи­вого голоса совести:  их  раскаяние могло быть вынуждено не нравственной потребностью,  а общественным конфузом или неудачей, поставившей их в глупое положение. Ниги­листы   не   находили   нужным   сохранять   и   нравственную стыдливость, считая стыд признаком слабости, и проповедо­вали мораль личного влечения и нравственную распущен­ность.   Брак,   по   нигилистическим   воззрениям,—    не   что иное,   как  «непонятные  узы»,   «предрассудок».   Предрассуд­ком они считали и родственные связи; к проявлениям сер­дечных родственных чувств относились с насмешкой и пре­зрением и в отношении к своим родным проявляли плот­скую бесчувственность. Как результат распущенности и понижения духовной природы, отличительную черту внешнего обращения нигилистов с людьми составлял цинизм. Этот цинизм выражался не в одних словах, но при всяком удобном случае тотчас переходил и в дело. Нигилисты преднамеренно всегда старались выставить себя сторонника­ми бесстыдного пренебрежения всякими приличиями в сво­их разговорах, обращении, поступках и даже в одежде. Вообще, отрицание составляет характеристическую черту русского нигилизма. «Ни за что серьезно не приниматься, а только ругаться» — так определяли нигилизм сами его представители. Отсюда ясно, что отрицание нигилистов — всецело разрушающее. Исход или результат его — пустота и безотрадное ничтожество. Нигилистам чуждо все положи­тельное, и они наполнены одним злым презрением ко все­му, одним беспощадным глумлением, не щадящим никого и ничего.