СОБОРНОСТЬ В ДРЕВНЕЙ РУСИ

НА РУСИ еще в дохристианскую эпоху неписанное, но обще­признанное право имело в своем основании принципы, в чем-то сходные с ранней эллинской демократией. Верховная власть при­надлежала собранию всех взрослых свободных людей племени или селения, которое называлось "вече". Одновременно в систему об­щественного управления был заложен также и единовластный, монархический принцип, ибо главой государства поставлялся вы­борный или наследственный князь, утверждавшийся, однако, ве­чевым собором и подотчетный ему. Наследственность высшей кня­жеской власти не была оформлена строго, хотя при выборах князя неизменно учитывалось благородство происхождения и подразу­мевалось старшинство одного рода над другими в делах управле­ния. В итоге старинные византийские и арабские писатели находи­ли в общественном жизнеустройстве славян больше народо­властных признаков, чем монархических.

Родоначальник первой общепринятой для восточных славян княжеской династии—Рюрик — был избран на новгородском вече. Вечевой строй, по утверждениям историков, был повсеместным для восточнославянских племен, городов и местностей, хотя каждая область в разные исторические периоды вносила свои особенности в общий порядок. "Новгородцы бо изначала и Смоляне, и Кияне, и Полочане, и вся власти (волости — прим авт.) яко же на думу, на веча сходятся, — свидетельствует Лаврентьевская летопись

Вечевые сходы, как система управления, просуществовали до середины XVI века и были отменены распоряжением первого рус­ского царя Иоанна Васильевича Грозного, хотя и позже в его цар­ствование случались в Москве сходы, подобные вечу. В пору Смуты в начале XVII века народное сопротивление в провинции и сто­лице также зачастую инициировалось вечевыми сходами, созыва­емыми по старому образцу колокольным звоном. Так, именно сход на Нижегородской рыночной площади придал силу общенарод­ного решения призыву старосты Козьмы Минина собирать опол­чение против иноверных польских захватчиков.

История древней Русской Православной Церкви, в свою оче­редь, знала десятки поместных церковных соборов. Они-то и сфор­мировали бесценный опыт принятия общих решений, необходи­мый для ее самостоятельного существования, еще в тот период, когда она формально находилась под юрисдикцией Константино­поля. При этом на Руси церковные соборы с первых своих шагов принимали деятельное участие и в вопросах гражданских. Хресто­матиен и показателен пример с Владимиром Крестителем. Святой равноапостольный князь, проникшись христианским миролюби­ем и духом всепрощения, стал тяготиться княжеской обязаннос­тью судить и наказывать преступников. "Греха боюсь," — отгова­ривался он от наседавших бояр. И только собор киевского духо­венства смог убедить князя, что личное благочестие и добродетель всепрощения должны проявляться лишь по отношению к личным врагам, но, как христианский правитель, он обязан пресекать рас­пространение зла, дабы оберегать мир и нравы подчиненного ему народа.