23 марта 1914 года в Москве был торжественно от­крыт Психологический Институт им. Л Г. Щукиной.

На молебне в этот знаменательный день Епископ Серпуховской Анастасий произнес слово, смысл ко­торого становится, на мой взгляд, ясным в полноте лишь сегодня.

«Душа, созданная по образу Божию,— сказал тогда Владыка,— это поистине венец творения. Разумная, она отражает в себе и познает весь мир, свободная, она способна к нравственному действию. И, конечно, возможно точное изучение душевных явлений, вооб­ще говоря, можно только приветствовать. Но стре­мясь расширить круг психологических знаний, нельзя забывать о естественных границах познания души во­обще и при помощи экспериментальных методов в частности. Точному определению и измерению может поддаваться лишь, так сказать, внешняя сторона ду­ши, та ее часть, которая обращена к материальному миру, с которым душа сообщается через тело ... Кто может измерить силу поэтического вдохновения ... или исследовать религиозную жизнь духа? В надежде, что освящаемый Московский Психологический Инс­титут в своей научной деятельности не пойдет по та­кой ложной дороге, но, как имеются основания ду­мать, поставит своею целью истинную научность в исследовании душевной жизни». Владыка призвал на работу Института благословение Божие, — сказано далее в отчете о торжествах. Прошло лишь несколько лет и благословение Бо­жие было сначала забыто, а затем и попрано.

На долгие десятилетия психологическая наука в России была окрадена, отвергнув по сути все святоо­теческое наследие, весь практический, исторический и духовный опыт русского народа как возрождения, так и вырождения души человеческой.

Понятие «развитие» было формально вменено вся­кой психической динамике: восприятию, мышлению и даже личности.

Было изгнано и понятие тайны. Психология оборотилась во вне-нравственную, безнравственную науку. На место нравственности пришла мораль — христианство без Христа. На место живой и больной совести пришла моральная догма, которая мертвит. Вместо духа стала буква. Впрочем и о ней вскоре забыли.

Величайшие тайны души: тайна пути человека, тайна творчества, таинство имени, таинство покаяния и многое другое было признано либо вообще «несу­ществующим», либо «поповской мистикой».

Началось время рационализма. Самое ходовое сло­во психологии последних десятилетий было «объек­тивность». Субъективность же понималась лишь как некая превращенная, «интериоризированная» форма объективности.

Об уникальности и неповторимости личности го­ворили лишь экзистенционалисты, да и то, как пра­вило, в связи с проблемой «несчастного сознания» индивида (Ж. П. Сартр).

Сам же психолог, в том числе и теоретик, по сей день в своей профессиональной деятельности — часто лишь профессионал-операционалист. Если он и име­ет опыт духовного самосознания, то в этом опыте, по словам Екклезиаста, много печали и очень мало благо­дати и света. Отсутствие у многих (не говорю о всех!) сегодняшних психологов реального, личного (своего) опыта возрождения души — именно это приводит их к состоянию, которое можно назвать профессиональ­ным унынием.

Многим чужда сегодня пасхальная радость возрож­денной души. К преподобному Серафиму Саровскому приходили тысячи людей, и он тихо и радостно гово­рил им при встрече: «Радость моя, Христос воскресе!» Психология, как профессия, может быть подлинным счастьем для человека, нелицемерно ищущим нравственную Истину. И она (профессия) будет на­стоящим проклятием для имеющего по слову Христа закваску фарисейскую, а это есть лицемерие. Грех Понтия Пилата начался не с того, что он отдал Хри­ста на распятие, а в том, что когда Господь заговорил об Истине, то Пилат поспешно вышел из комнаты. И до сих пор многие бегут от Истины, буквально за­ткнув уши. Нравственная Истина являет себя везде: в психологии, в математике, в технических дисципли­нах, в спорте, искусстве. Тот, кто наивно полагает, что он делает некое «нейтральное», «среднее» дело по отношению к Истине, к Абсолюту — тот либо пока наивно заблуждается, либо уже как-то уговорил свою совесть.