О том, чтобы укорять себя, а не ближнего

Исследуем, братья, отчего происходит, что иногда кто-либо, услышав оскорбительное слово, не обращает на него внимания и переносит оное без смущения, как будто во­все и не слыхал его; иногда же, как только услышит, тот­час смущается. Какая причина такого различия? И одна ли причина этого различия или многие? Я нахожу, что это имеет многие причины но есть одна, так сказать, рож­дающая все другие причины. И скажу вам, как [это быва­ет]. Во-первых, случается, что иной после молитвы или доброго упражнения находится, так сказать, в добром расположении духа и потому снисходит брату своему и не смущается [его словами]. Случается также, что иной имеет пристрастие к кому-нибудь и потому без огорчений переносит всё от него наносимое. Бывает также, что иной презирает желающего оскорбить его и потому не обращает внимания на его обиды, не считает его за человека и по­тому не вменяет ни во что всё, что тот говорит или делает. И скажу вам нечто такое, чему вы удивитесь.

В общежитии прежде моего удаления оттуда был один брат, которого я никогда не видел смутившимся, или скорбя­щим, или разгневанным на кого-либо, тогда как я замечал, что многие из братии часто досаждали ему и оскорбляли его. А этот юноша так переносил [оскорбления] от каж­дого из них, как будто никто вовсе не смущал его. Я же всегда удивлялся чрезвычайному незлобию его и желал узнать, как он приобрёл эту добродетель. Однажды отвёл я его в сторону и, поклонившись ему, просил его сказать мне, какой помысел он всегда имеет в сердце своём, что, подвергаясь оскорблениям или перенося от кого-либо обиду, он показывает такое долготерпение. Он отвечал мне презрительно без всякого смущения: «Мне ли обра­щать внимание на их недостатки, или принимать от них [обиды] как от людей? Это — лающие псы (В слав.: красны пси суть.) ».

Услышав это, я преклонил голову и сказал себе: «На­шёл путь брат этот», и, перекрестясь, удалился от него, моля Бога, чтобы Он покрыл меня и его.

Итак, случается, как я сказал, что кто-либо не прихо­дит в смущение и от презрения [ближнего], а это явная погибель. Если же кто смущается на оскорбляющего его брата, то это происходит или от того, что он в это время находится не в хорошем расположении духа, или от того, что имеет неприязнь против него. Этому есть много и других причин, о которых уже было говорено. Но главная причина всякого смущения, если мы основательно ис­следуем, есть то, что мы не укоряем самих себя. Оттого проистекает всякое подобное расстройство, оттого мы никогда не находим покоя. И нечего удивляться, когда слышим от всех святых, что нет другого пути, кроме это­го. Мы видим, что никто, минуя путь этот, не обрёл по­коя: а мы надеемся получить спокойствие или полагаем, что идём правым путём, никогда не желая укорять самих себя. Поистине, если человек совершит и тьмы добро­детелей, но не будет держаться этого пути, то он никогда не перестанет оскорбляться и оскорблять других, теряя через то все труды свои. Напротив, какую радость, какое спокойствие имеет тот, кто укоряет самого себя! Куда бы ни пошёл укоряющий себя, как сказал авва Пимен, какой бы ни приключился ему вред, или бесчестие или иная какая-либо скорбь, он уже предварительно считает себя достойным всякой скорби и никогда не смущается. Есть ли что беспечальнее такого состояния?

Но если кто-нибудь скажет: «Если брат оскорбляет меня, и я, испытав себя, найду, что я не подал ему ника­кого повода к тому, то как могу укорить себя?» Поисти­не, если кто-либо испытает себя со страхом Божиим, то найдёт, что он всячески сам подал повод или делом, или словом, или видом. Если же он видит, как говорит, что он в настоящее время не подал ему вовсе никакого пово­да, то [верно] он когда-нибудь в другое время оскорбил его или в этом, или в другом деле, или, вероятно, опеча­лил другого брата и должен был пострадать за это, или часто и за иной какой-либо грех. Потому если кто, как я сказал, со страхом Божиим рассмотрит самого себя и строго испытает свою совесть, то он непременно найдёт себя виновным.

Случается также, что иной, как кажется ему, пребы­вает в мире и безмолвии, но когда брат скажет ему оскор­бительное слово, то он смущается, и потому полагает себя вправе скорбеть на него, говоря: «Если бы он не пришёл и не смутил бы меня своими словами, то я не согрешил бы». Вот смешное суждение. Вот обольщение диаволь-ское! Разве тот, кто сказал ему слово, вложил в него страсть? Он только показал ему ту, которая уже была в нём, для того, чтобы он, если хочет, покаялся в ней. Такой подобен гнилому хлебу, который снаружи хорош, а внутри заплес­невел, и когда кто-либо разломит его, то обнаруживается его гнилость. Так и этот пребывал, как ему казалось, в мире, но страсть была внутри его, а он не знал о сем. Брат сказал ему одно слово и обнаружил гнилость, сокровен­ную внутри его. Итак, если он хочет получить помилова­ние, то пусть покается, очистится, преуспеет — и пусть видит, что он ещё должен благодарить брата, как доста­вившего ему такую пользу. Ибо искушения не будут уже одолевать его как прежде, но, насколько он преуспеет, настолько они окажутся для него легчайшими. Ибо, по мере того как душа преуспевает, она становится более крепкой и приобретает силу переносить находящие на неё искушения. Как сильное животное, если на него на­вьючить большое бремя, спокойно несёт его, и когда слу­чится ему споткнуться, то встаёт тотчас и вовсе не чув­ствует, что споткнулось. Если же, напротив, животное бессильно, то и лёгкое бремя отягощает его, и, когда оно упадёт, нужна большая помощь, чтобы поднять его.

Так бывает и с душой: по мере того как она творит грех, она изнемогает от него, ибо грех расслабляет и при­водит в изнеможение того, кто предаётся ему, и потому всё приключающееся с таковым отягощает его. Если же человек преуспевает [в добре], то по мере преуспеяния, ему делается более лёгким то, что некогда было тяжело. Поэтому-то если мы во всём, что с нами ни случается, считаем виновными самих себя, а не других, то это при­носит нам много добра и доставляет великое спокойствие и преуспеяние. И тем более [должны мы это делать], что ничего не бывает с нами без Промысла Божия.

Если кто говорит: «Как я могу не скорбеть, если нуж­даюсь в вещи и не получаю её, тогда как она мне необхо­димо нужна?» То даже и в таком случае он не имеет право укорять кого-нибудь или скорбеть на кого-либо. Ибо если он действительно нуждается в вещи, как говорит, и не получает её, то он должен сказать: «Христос знает более меня, должен ли я получить [желаемое], и Он бу­дет мне вместо этой вещи, или вместо этой пищи». Сыны Израилевы ели манну в пустыне сорок лет: и хотя вид манны был один и тот же, но для каждого она была тем, в чём он имел нужду: кому нужно было солёное, для того она была солона, кому нужно было сладкое, для того она была сладка, и, одним словом, каждому она была тем, что было сообразно с его потребностью. Так, если кому нуж­но яйцо, а он не получает его, но получает только овощи, то пусть скажет помыслу своему: «Если бы мне было по­лезно получить яйцо, то Бог непременно послал бы мне его. Однако Он может сделать, что и самые эти овощи заменят мне яйцо». И верую Богу, что это будет ему [вме­нено] в мученичество. Ибо если кто поистине достоин покоя, то и сарацинскому [варварскому] сердцу Бог воз­вестит сотворить с ним милость, смотря по его надобнос­ти. Если же кто не достоин успокоения или оно не полез­но ему, то хотя бы он и новое небо, и новую землю сотворил, не найдёт покоя. Однако иногда человек нахо­дит покой и сверх своей потребности, а иногда [не полу­чает] и необходимого. Поскольку Бог, как милостивый, каждому подаёт, что ему нужно. Но бывает, что Он посы­лает человеку более нужного ему: этим показывает избы­ток человеколюбия Своего, и научает его благодарению. Когда же не посылает ему и нужного, то словом Своим (Мф. 4: 4), заменяет действие той вещи, в которой человек нуждается, и научает его терпению.

Итак, во всяком случае должны мы взирать горе. Доб­ро ли нам кто-нибудь сделает или злое потерпим от кого-либо, мы должны взирать горе и благодарить Бога за всё, случающееся с нами, всегда укоряя самих себя и говоря, как сказали отцы, что если случится с нами нечто доброе, то это дело Божия Промысла, а если злое, то это за гре­хи наши. Ибо поистине всё, что мы ни терпим, терпим за грехи наши. Святые если и страдают, то страдают за имя Божие, или для того, чтобы обнаружились добродетели их на пользу многим, или для того, чтобы умножились венцы и награда их от Бога. Но можем ли мы, окаянные, сказать это о себе, мы, которые так согрешаем ежеднев­но, и, удовлетворяя страстям нашим, оставили правый путь, указанный отцами, путь самоукорения, и идём кри­вым путём — укорения ближнего. И каждый из нас ста­рается во всяком деле сложить вину на брата своего и на него возложить всю тяготу, каждый небрежёт и не со­блюдает ни одной заповеди, а от ближнего требует испол­нения заповедей.

Однажды пришли ко мне два брата, скорбевшие один на другого, и старший говорил о младшем: «Когда я при­казываю ему что-либо сделать, он скорбит, и я скорблю, думая, что если бы он имел ко мне доверие и любовь, то принимал бы слова мои с уверенностью». Младший же сказал: «Прости авва, он говорит мне вовсе не со страхом Божиим, но повелевает, как властелин, и я думаю, что потому и не располагается к доверию сердце моё, как говорят отцы». Заметьте, как оба они укоряют друг дру­га, и ни один из них не укорил себя. Также и других двое скорбели друг на друга, и, поклонившись один другому, не получили успокоения. И один говорил: «Он не от сердца поклонился мне, и потому я не успокоился, ибо так сказали отцы». Другой же говорил: «Так как он не был приготовлен любовью ко мне, когда я просил у него проще­ния, то посему и я не успокоился». Видишь ли, господине,  [какое] смешное суждение! Видишь ли, какое превраще­ние понятий! Бог знает, как я ужасаюсь, что и самые из­речения отцов наших мы употребляем сообразно с лука­вой волей нашей и к погибели душ наших. Каждому из них надлежало возложить вину на самого себя, и один дол­жен был сказать: «Поскольку я не от сердца поклонился брату моему, то поэтому Бог и не расположил его ко мне». А другой должен был сказать: «Так как я не был приго­товлен любовью к брату моему прежде, нежели он просил прощения, то поэтому Бог и не расположил его ко мне». Так же следовало поступить и двум вышеупомянутым. Один должен был сказать: «Я говорю властительски, и потому Бог не располагает брата моего в доверии ко мне». А другой должен был помышлять: «Брат мой со смирением и любовью приказывает мне, но я непослушен и не имею страха Божия». И ни один из них не нашёл пути к самоукорению, напротив, каждый возлагал вину на ближнего. Вот почему мы и не преуспеваем, вот почему и не получаем ни от чего пользы, но всё время наше проводим в против­лении друг другу и мучим сами себя. Поскольку каждый оправдывает себя, каждый, как я прежде сказал, оставля­ет себя, ничего не соблюдая, а от ближнего требуем испол­нения заповеди, потому мы и не можем прийти в познание доброго, ибо, если хотя мало научимся чему-либо, тотчас и от ближнего требуем того же, укоряя его и говоря: «Он должен был это сделать». Почему же он так не сделал? Почему мы лучше от себя не требуем исполнения запове­дей и не укоряем себя в несоблюдении их?

Где тот старец, который, когда его спросили: «Что глав­ное из найденного тобой на пути этом, отче?», — отве­чал: «То, чтобы во всём укорять себя». Это и вопросив­ший похвалил и сказал ему: «Нет иного пути, кроме этого». Гак и авва Пимен сказал со стенанием: «Все добродетели вошли в дом этот, кроме одной, без которой трудно усто­ять человеку». И когда его спросили: «Какая это доброде­тель?», он отвечал: «Та, чтобы человек во всём укорял себя». И святой Антоний сказал: «Великий подвиг" че­ловека состоит в том, чтобы он перед лицом Божиим воз­лагал всё согрешение своё на себя и ожидал бы искуше­ния до последнего издыхания».

И везде находим мы, что отцы, сохранив это и воз­ложив на Бога всё, даже и самое малое, обрели покой. Таков был тот святой старец, которому во время болезни брат влил в пищу вместо мёда льняное масло, которое очень вредно. Однако же старец ничего не сказал, но ел молча и в первый, и во второй раз, и нисколько не уко­рил служившего ему брата, не сказал, что он небрежен, и не только не сказал этого, но даже никаким словом не опечалил его. Когда же брат узнал, что он сделал и начал скорбеть, говоря: «Я убил тебя, авва, и ты возложил этот грех на меня тем, что промолчал», то с какой кротостью он отвечал ему: «Не скорби, чадо, если бы Богу угодно было, чтобы я ел мёд, то ты влил бы мне мёду». И [таким образом] он возложил это на Бога.

Какое дело Богу до этого, монах? Брат ошибся, а ты говоришь: «Если бы Богу было угодно», какое участие Богу в этом деле? Однако, он говорит: «Поистине, если бы Богу было угодно, чтобы я ел мёд, то брат и влил бы мне мёду». Вот, хотя старец был в такой болезни и столько дней не мог принять пищи, однако же не поскорбел на брата, но возложил дело на Бога и успокоился. И хорошо сказал старец, ибо он знал, что если бы Богу угодно было, чтобы он ел мёд, то и зловонное [льняное] масло претворил бы Он в мёд. Мы же в каждом деле устремляемся на ближнего, порицая и укоряя его, как нерадивого и не по совести поступающего. Как только услышим хотя [одно] слово, тотчас перетолковываем его, говоря: «Если бы он не хотел смутить меня, то он не сказал бы этого». Где пророк Давид, который сказал о Семее: Оставите его, и тако да проклинает, яко Господь рече ему проклинати Давида (2 Цар. 16: 10). Мужу ли убийце говорил Бог, что­бы он проклинал пророка? Как, ужели Господь сказал ему [это]? Но пророк, имея разум [духовный] и зная, что милости Божией ничто так не привлекает на душу, как искушения, и особенно наносимые и налагаемые во вре­мя скорби и нужды, сказал: Оставите его проклинати мя [Давида], яко рече ему Господь (2 Цар. 16: 11). Для чего? Негли призрит Господь на смирение мое, и возвратит ми благая вместо клятвы его (2 Цар. 16: 12). Видишь ли, как разумно поступал пророк? Поэтому-то он и остановил хотевших отмстить проклинавшему, говоря: Что мне и вам, сынове Саруины? Оставите его, и тако да проклина­ет, яко Господь рече ему (2 Цар. 16: 10). Мы же не хотим сказать о брате нашем, что Господь ему сказал, но если услышим [оскорбительное] слово, то поступаем подобно собаке, в которую когда кто-нибудь бросит камнем, то она оставляет бросившего и бежит грызть камень. Так де­лаем и мы: оставляем Бога, попускающего напастям на­ходить на нас к очищению грехов наших, и обращаемся на ближнего, говоря: «Зачем он мне это сказал? Зачем он мне это сделал?» И тогда как мы могли бы получать боль­шую пользу от подобных [случаев], мы делаем противное и вредим сами себе, не разумея, что Промыслом Божиим все устраивается на пользу каждого.

Господь Бог да вразумит нас молитвами святых, ибо Ему всякая слава, честь и поклонение вовеки. Аминь.

Поучение шестое

Поучение седьмое

Поучение восьмое