О том, что не должно полагаться на свой разум

Премудрый Соломон говорит в притчах: Имже несть управления, падают аки листвие; спасение же есть во мнозе совете (Притч. 11:14). Видите ли, братья, силу его изрече­ния? Видите ли, чему учит нас Святое Писание? Оно увещевает нас не полагаться на самих себя, не считать себя разумными, не верить тому, что можем сами управ­лять собой, ибо мы имеем нужду в помощи, нуждаемся в наставляющих нас по Боге. Нет несчастнее и ближе к погибели людей, не имеющих наставника в пути Божием. Ибо что значит сказанное: Имже несть управления, пада­ют аки листвие? Лист сначала всегда бывает зелен, цветущ и красив, потом постепенно засыхает, падает и, нако­нец, им пренебрегают и попирают его. Так и человек, никем не управляемый, сначала всегда имеет усердие к посту, к бдению, безмолвию, послушанию и к другим добрым [де­лам]. Потом усердие это мало-помалу охладевает, и он, не имея никого, кто бы наставлял его, поддерживал и воспламенял в нём это усердие, [подобно листу], нечув­ствительно иссыхает, падает и становится, наконец, под­властным и рабом врагов, и они делают с ним, что хотят.

О тех же, которые открывают свои помышления и по­ступки и делают всё с советом, Писание говорит: Спасение...есть во мнозе совете. Не говорит «в совете многих», то есть с каждым советоваться, но что должно советоваться обо всём, конечно, с тем, к кому имеем доверие. И не так, чтобы одно говорить, а другое умалчивать, но всё откры­вать и обо всём советоваться. Такому и есть верное спасе­ние во мнозе совете. Ибо если человек открывал не всё, что до него касается, и особенно, если он был обладаем худым навыком или был в худом сообществе, то диавол находит в нём одно [какое-либо] пожелание или одно са­мооправдание и этим низлагает его.

Когда диавол видит, что кто-нибудь не хочет согре­шить, то он не столько неискусен в делании зла, чтобы стал внушать ему какие-либо явные грехи, и не говорит ему: «Иди, сотвори блуд». Или: «Пойди, укради», ибо он знает, что мы этого не хотим, а он не считает нужным внушать нам то, чего мы не хотим, но находит в нас, как я сказал, одно пожелание или одно самооправдание, и тем [под видом доброго] вредит нам. Поэтому опять ска­зано: Лукавый злодействует, егда сочетавается с правед­ным (Притч. 11: 15). Лукавый есть диавол, и тогда он зло­действует, егда сочетавается с праведным, т.е. когда сочетается с самооправданием нашим, тогда он становит­ся более крепким, тогда более вредит, тогда более дей­ствует. Ибо, когда мы держимся своей воли и следуем оправданиям нашим, тогда, делая, по-видимому, доброе дело, мы сами себе расставляем сети и даже не знаем, как погибаем. Ибо как можем мы уразуметь волю Божию или взыскать её, если верим самим себе и держимся своей воли? Поэтому-то авва Пимен и говорил, что воля наша есть медная стена между человеком и Богом. Видите ли силу этого изречения? И ещё присовокупил он: она есть как бы камень, противостоящий, сопротиводействующий воле Божией.

Итак, если человек оставит свою волю, тогда может и он сказать: Богом моим прейду стену. Бог мой, непорочен путь Его (Пс. 17: 30-31). Весьма досточудно сказано! Ибо тогда только человек видит непорочный путь Божий, ког­да оставит свою волю. Когда же повинуется своей воле, то не видит, что непорочны пути Божии, но, если услы­шит что-либо, относящееся к наставлению, он тотчас по­рицает это, уничижает, отвращается от этого и действует напротив. Ибо как ему перенести что-либо или послу­шаться чьего-либо совета, если он держится своей воли!

Далее говорит старец о самооправдании: «Если же и самооправдание поможет воле, то человек совершенно раз­вращается». Удивительно, какая последовательность в словах святых отцов! [Подлинно], когда оправдание со­единится с волей, то это есть совершенная смерть, вели­кая опасность, великий страх — тогда окончательно па­дает несчастный. Ибо кто заставит такого верить, что другой человек более его знает, что ему полезно? Тогда он совершенно предаётся своей воле, своему помыслу, и наконец враг как хочет устраивает его падение. Поэтому сказано: Лукавый злодействует, егда сочетавается с пра­ведным, ненавидит же гласа утверждения (Притч. 11: 15). Ибо не только самое наставление ненавидит лукавый, но даже и самого голоса, произносящего оное, не может слы­шать, даже ненавидит и самый голос наставления, т.е. то самое, когда говорят что-либо служащее к наставлению. Прежде чем вопрошающий о полезном начнёт действо­вать [по данному совету], прежде нежели враг уразумеет, исполнит ли он или не исполнит слышанное, враг нена­видит уже то самое, чтобы спрашивать кого-нибудь или слышать что-либо полезное, самый голос, самый звук та­ковых слов он ненавидит и отвращается [от них]. И ска­зать ли почему? Он знает, что злодейство его обнаружится тотчас, как только станут спрашивать и говорить о полез­ном. И ничего он так не ненавидит и не боится, как быть узнанным, потому что тогда он уже не может коварствовать, как хочет. Ибо если душа утверждается тем, что человек спрашивает и открывает всё [о себе] и слышит от кого-либо опытного: «Это делай, а этого не делай», «Это хорошо, а это нехорошо», «Это самооправдание, это своеволие» и слышит также: «Теперь не время сему делу», а иной раз слышит: «Теперь время», тогда диавол не нахо­дит, каким образом вредить человеку или как низложить его, потому что он всегда, как я уже сказал, советуется и со всех сторон ограждает себя, и таким образом исполня­ется на нём [слово] спасение есть во мнозе совете.

Лукавый же не хочет сего, но ненавидит, ибо он хочет делать зло и больше о тех радуется, имже несть управле­ния. Почему? Потому что они падают аки листвие. Вспом­ни того брата, которого любил лукавый и о котором гово­рил он авве Макарию: «Имею одного брата, который, когда видит меня, вертится как мотовило». Таких он любит, о таких всегда радуется, которые [живут] без наставления и не поручают себя [человеку], могущему помогать им и руководить их о Боге. Разве не ко всем братьям прихо­дил тогда демон, которого видел святой носящим различ­ные снеди в тыквах? Разве не всех он посещал (В греч.: искушал.)? Но каж­дый из них, понимая его козни, шёл [к своему духовному отцу] и открывал ему свои помышления, и находил по­мощь во время искушения, а потому лукавый и не мог одолеть их. Только одного несчастного нашёл он, кото­рый следовал самому себе и ни от кого не имел помощи, и потому лукавый поступал с ним, как с игралищем, и, уходя, благодарил его и проклинал других. Когда же [враг] сказал авве Макарию это [дело] и имя брата, святой по­шёл к нему и нашёл, что причиной его погибели было то, что он не хотел исповедовать [свои помышления]; нашёл, что он не имел обыкновения открывать их кому-либо. Потому-то враг и вертел им, как хотел. И [брат], вопро­шаемый святым старцем: «Как ты пребываешь, брат?» — отвечал: «Молитвами твоими, хорошо». И когда святой опять спросил: «Не борют ли тебя помыслы?» — он отвечал: «Пока мне хорошо». И не хотел ничего испо­ведать, пока святой искусно не заставил его открыть свои помыслы и, сказав ему слово Божие, утвердил его и возвратился.

По обыкновению своему враг пришёл опять, желая низвергнуть этого брата, но посрамился, ибо нашёл его исправленным и не мог уже более над ним издеваться, и потому удалился, не успев ничего сделать, удалился по­срамлённый и этим [братом]. Поэтому, когда святой опять спросил демона: «Как пребывает тот брат, твой друг?» — он уже не назвал его другом, но врагом, и проклинал его, говоря: «И тот развратился, и тот не повинуется мне, но даже стал всех свирепее». Видишь ли, почему ненавидит враг глас утверждения? Потому что всегда желает на­шей погибели. Видишь ли, почему он любит полагаю­щихся на себя? Потому что они помогают диаволу и сами себе строят козни. Я не знаю другого падения монаху, кроме того, когда он верит своему сердцу. Некоторые го­ворят: «От того падает человек, или от того». А я, как уже сказал, не знаю другого падения, кроме того, когда человек последует самому себе.

Видел ли ты падшего, — знай, что он последовал са­мому себе. Нет ничего опаснее, нет ничего губительнее этого. Бог сохранил меня, и я всегда боялся этого бед­ствия. Когда я был в общежитии, я открывал все свои помыслы старцу авве Иоанну и никогда, как сказал, не решался сделать что-либо без его совета. И иногда гово­рил мне помысел: «Не то же ли [самое] скажет тебе ста­рец? Зачем ты хочешь беспокоить его?» А я отвечал по­мыслу: «Анафема тебе и рассуждению твоему, и разуму твоему, и мудрованию твоему, и ведению твоему; ибо что ты знаешь, то знаешь от демонов». И так я шёл и во­прошал старца.

И случалось иногда, что он отвечал мне то самое, что у меня было на уме. Тогда помысел говорил мне: «Ну то же? [Видишь], это то самое, что я говорил тебе: не напрас­но ли ты беспокоил старца?» И я отвечал помыслу: «Те­перь оно хорошо, теперь оно от Духа Святого. Твоё же внушение лукаво, от демонов и было делом страстного устроения [души]». Итак, никогда не попускал я себе пови­новаться своему помыслу, не вопросив [старца]. И поверьте мне, братья, что я был в великом покое, в полном беспечалии, так что я даже и скорбел об этом, как я уже говорил вам о сем. Ибо слыша, что многими скорбьми подобает нам внити во Царствие Божие (Деян. 14: 22). И, видя, что у меня нет никакой скорби, я боялся и был в великом недоумении, не зная причины такового спокойствия, пока старец не объяснил мне этого, сказав: «Не скорби, ибо каждый, предающий себя в послушание отцам, имеет сей покой и беспечалие».

Постарайтесь же и вы, братья, вопрошать и не наде­яться на себя. Познайте, какое в этом деле беспечалие, какая радость, какое спокойствие. Но поскольку я сказал, что я никогда не скорбел, то послушайте и о том, что со мной случилось тогда.

Когда я ещё был там, в общежитии, нашла на меня однажды великая и нестерпимая скорбь, и я был в та­ком страдании и стеснении, что готов был даже предать и самую душу мою. Скорбь же сия происходила от ко­варства демонского. И такое искушение, наносимое де­монами от зависти, бывает тяжко для человека, но мало­временно. Оно мрачно, тяжко, безутешно, ниоткуда не представляется успокоения, но отовсюду угнетение. Одна­ко скоро посещает душу благодать Божия, ибо если бы не посетила благодать Божия, то никто не мог бы пере­нести этого. И я был, как сказал, в таком искушении, в такой тесноте. В один день, когда стоял на дворе монас­тырском, изнемогая и моля об этом Бога, внезапно взгля­нул я внутрь церкви и увидел некоего [мужа], по виду — епископа, который как бы нёс Святые Дары (В греч.: облечённого в омофор.) и входил в святой алтарь.

Я никогда не приближался к страннику или приходя­щему без нужды или повеления, но тогда меня влекло что-то, я пошёл за ним. Вошедши, он долго стоял с возде­тыми руками, и я стоял сзади его, молясь в страхе, ибо от видения его напал на меня страх и ужас. По окончании молитвы он обратился и пошёл ко мне. И по мере того, как он приближался ко мне, я ощущал, что скорбь и ужас удалялись от меня. Потом, став передо мной, он простёр руку свою, прикоснулся к моей груди и, ударяя в неё перстами своими, сказал: Терпя потерпех Господа, и внят ми и услыша молитву мою: и возведе мя от рова страс­тей и от брения тины: и постави на камени нозе мои и исправи стопы моя: и вложи во уста моя песнь нову, пение Богу нашему (Пс. 39: 2-4). Все эти стихиры произнёс он трижды, ударяя, как я сказал, в грудь мою, и так вышел. Тотчас после сего водворились в сердце моём сладчай­ший свет, радость, утешение и великое веселье, и я стал уже не тем, чем был прежде. Когда он вышел, я поспешил вслед за ним, желая найти его, но не нашёл, ибо он сде­лался невидим.

С того времени по милости Божией я не ощущал уже, чтобы беспокоила меня скорбь или страх, но Господь по­крыл меня доныне ради молитв оных святых старцев. Это сказал я вам, братья, для того, чтобы вы знали, какое спокойствие и беспечалие имеет тот, кто не следует само­му себе и с какой безопасностью, с какой твёрдостью живёт, кто не полагается на себя и не верит своему по­мыслу, но во всём, что до него касается, возлагает упова­ние на Бога и на тех, которые могут наставлять его по Боге. Итак, научитесь и вы, братья, вопрошать, научитесь не полагаться на самих себя, не верить тому, что вам го­ворит помысел ваш. Хорошо смирение — [в нём] покой и радость. К чему напрасно сокрушать себя? Нельзя спас­тись иначе, как этим образом.

Однако иной может подумать: если кто не имеет че­ловека, которого он мог бы вопрошать, то что в таком случае должно ему делать? Правда, если кто хочет истин­но, всем сердцем, исполнить волю Божию, то Бог никог­да его не оставит, но всячески наставит по воле Своей. Поистине, если кто направит сердце своё по воле Божи­ей, то Бог просветит и малое дитя сказать ему волю Свою. Если же кто не хочет искренно творить волю Божию, то, хотя он и к пророку пойдёт, и пророку положит Бог на сердце отвечать ему сообразно с его развращённым серд­цем, как говорит Писание: И пророк аще прельстится и ренет слово, Аз Господь прельстих пророка того (Иез. 14: 9). Посему мы должны всей силой направлять себя к воле Божией и не верить своему сердцу. Но если будет и доб­рое дело и мы услышим от какого-либо святого мужа, что оно точно доброе, то мы и должны почитать его доб­рым, однако не верить самим себе, что хорошо исполняем его и что оно должно [непременно] хорошо совершиться. Но мы должны исполнять его по силе своей и опять ска­зывать и то, как мы его исполняем, и узнавать, хорошо ли мы его исполнили. И после того [мы] не должны оста­ваться беззаботными, но ожидать и Божиего суда, как сказал святой авва Агафон, когда его спросили: «Ужели и ты, отче, боишься?» — он отвечал: «Я исполнял [волю Божию] по силе своей, но не знаю, угодно ли моё дело Богу. Ибо иной суд Божий и иной человеческий». Гос­подь Бог да покроет нас от бедствия, [постигающего] тех, которые уповают на самих себя, и да сподобит нас дер­жаться пути отцов наших, благоугодивших имени Его. Ибо Ему подобает всякая слава, честь и поклонение вове­ки. Аминь.

Поучение четвертое

Поучение пятое

Поучение шестое