к своим ученикам, составленные им, когда он вышел из обители аввы Серида и основал с помощью Божией свой собственный монастырь после кончины аввы Иоанна, названного Пророком, и по совершенном молчании аввы Варсонофия.

Об отвержении мира

Вначале, когда Бог сотворил человека (Быт. 2: 20), Он поместил его в раю, как говорит Божественное и Святое Писание, и украсил его всякой добродетелью, дав ему заповедь не вкушать от древа, бывшего посреди рая. Итак, он пребывал там в наслаждении райском: молитве, созер­цании, во всякой славе и чести, имея чувства здравия и находясь в том естественном [состоянии], в каком был создан. Ибо Бог сотворил человека по образу Своему, т.е. бессмертным, самовластным и украшенным всякой доб­родетелью. Но когда он преступил заповедь, вкусив плод древа, от которого Бог заповедал ему не вкушать, тогда он был изгнан из рая (Быт. 3), отпал от естественного [со­стояния] и впал в противоестественное, и пребывал уже в грехе, славолюбии, любви к наслаждениям века этого и прочих страстях, и был обладаем ими, ибо сам сделался рабом их через преступление. Тогда мало-помалу начало возрастать зло и воцарилась смерть. Нигде не стало богопочтения, а повсюду было неведение Бога. Только немно­гие, как сказали отцы наши, побуждаемые естественным законом, знали Бога, каковы были Авраам и прочие пат­риархи, и Ной, и Иаков — короче сказать, очень немно­гие и весьма редкие знали Бога. Ибо тогда враг излил всю злобу свою, и поскольку воцарился грех, то начались: идолослужение, многобожие, чародейство, убийство и прочее диавольское зло. И тогда-то благий Бог, умило­сердившись над своим созданием, дал через Моисея на­писанный закон, в котором одно запретил, а другое — повелел, как бы говоря: «Это делайте, а этого не делай­те». Он дал заповедь и, прежде всего, говорил: Господь Бог наш, Господь един есть (Втор. 6: 4), чтобы через это отвлечь ум их от многобожия. И опять говорит: И возлю­бити Господа Бога твоего... от всея души твоея, и от всея силы твоея (Втор. 6: 5). И везде возвещает, что един Бог, и един Господь, и что нет иного. Ибо сказав: Возлюбити Господа твоего, он сказал, что един есть Бог и един Гос­подь. И опять в Десятословии, говоря: Господу Богу тво­ему поклонишися, и тому Единому послужиши, и к Нему прилепишися, и именем Его кленешися (Втор. 6: 13), потом присовокупляет: Да не будут тебе бози инии... ниже всяко подобие, елика на небеси горе, и елика на земли низу (Исх. 20: 3-4), ибо люди служили всем тварям.

Итак, благий Бог дал закон в помощь для обращения от зла, для исправления его, однако оно не исправилось. Послал пророков, но и они успеха не имели, ибо зло пре­возмогло, как говорит Исаия: Ни струп, ни язва, ни рана палящаяся: несть пластыря приложити, ниже елея, ниже обязания (Ис. 1: 6). Как бы сказал: «Зло не частное, не на одном месте, но во всем теле, объяло всю душу, овладело всеми силами её, несть пластыря приложити и прочее, т.е. всё стало подвластно греху, всем он обладает. И Иеремия также говорит: Врачевахом Вавилона, и не исцеле (Иер. 51:9), т.е. мы явили имя Твоё, и возвестили заповеди Твои, бла­годеяния и обетования, предсказали Вавилону нашествие врагов, но он не исцелел, т.е. не покаялся, не убоялся, не обратился от злых дел своих. Так и в другом месте гово­рит: Наказания не приясте (Иер. 2: 30), т.е. вразумления или наставления. И в псалме сказано: Всякаго брашна возгнушася душа их, и приближишася до врат смертных (Пс. 106:18). Тогда наконец преблагий и человеколюбивый Бог послал Единородного Сына Своего: ибо один только Бог мог исцелить такую болезнь, и это было небезызвест­но пророкам. Посему и пророк Давид ясно говорит: Седяй на херувимех явися... воздвигни силу Твою и прииди во еже спасти нас (Пс. 79: 2, 3), и: Господи, приклони небеса и сниди (Пс. 143: 5), и тому подобное. И другие пророки различным образом изрекли многое: одни, моля чтобы он снишёл, другие, извещая, что Он непременно снидет.

Итак, пришёл Господь наш, сделавшись нас ради че­ловеком, чтобы, как говорит святой Григорий, подобным исцелить подобное, душою — душу, плотью — плоть, ибо Он по всему, кроме греха, стал человеком. Он при­нял самое естество наше, начаток нашего состава, и сде­лался Новым Адамом по образу Бога, создавшего перво­го Адама, обновил естественное состояние и чувства сделал опять здоровыми, какими они были вначале. Сделавшись человеком, восставил падшего человека, освободил его, порабощенного грехом, и насильственно им обладаемого. Ибо с насилием и мучительски владел враг человеком, так что и не хотевшие грешить невольно согрешали, как говорит апостол от лица нашего: Не еже бо хоту доброе, творю, но еже не хощу злое, сие содеваю (Рим. 7: 19).

Итак, Бог, сделавшись ради нас человеком, освободил от мучительства вражьего. Ибо Бог низложил всю силу врага, сокрушил самую крепость его и избавил нас от владычества его, и освободил нас от повиновения и рабства ему, если только мы сами не захотим согрешать произволь­но. Потому что Он дал нам власть, как Он сказал, наступа ти на змию и скорпию, и на всю силу вражию (Лк. 10: 19), очистив нас Святым Крещением от всякого греха: ибо Святое Крещение отъемлет и истребляет всякий грех. Притом преблагий Бог, зная немощь нашу и предвидя, что мы и по Святом Крещении будем согрешать, — как сказано в Писании, что прилежит помышление человеку прилежно на злая от юности его (Быт. 8: 21), — дал нам по благости своей святые заповеди, очищающие нас, дабы мы, если пожелаем, могли опять соблюдением заповедей очиститься не только от грехов наших, но и от самих страстей. Ибо иное суть страсти, и иное — грехи. Страсти суть гнев, тщеславие, сластолюбие, ненависть, злая по­хоть и тому подобное. Грехи же суть самые действия стра­стей, когда кто приводит их в исполнение на деле, т.е. совершает телом те дела, к которым побуждают его стра­сти, ибо можно иметь страсти, но не действовать по ним. Итак, Он дал нам, как я сказал, заповеди, очищаю­щие [нас] и от самих страстей наших, от самих худых залогов, [находящихся] во внутреннем человеке нашем: ибо [Он] даёт ему силу различить добро и зло, возбуж­дает его, показывает ему причины, по которым он впада­ет в согрешения, и говорит: Закон сказал: не прелюбодей­ствуй, а Я говорю: даже не похотствуй. Закон сказал: не убивай, а Я говорю: даже не гневайся (ср.: Мф. 5: 27, 28). Ибо, если ты будешь похотствовать, хотя бы ты сего дня не прелюбодействовал, похоть не перестанет внутренне смущать тебя, пока не вовлечёт и в самое действие. Если ты гневаешься и раздражаешься на брата своего, то ког­да-нибудь впадёшь в злословие, [потом] начнёшь коварствовать [против него], и таким образом мало-помалу, идя вперед, дойдёшь наконец и до убийства. Ещё закон говорит: Око за око, зуб за зуб, и прочее (Лев. 24: 20). Христос же учит не только терпеливо переносить удар по ланите, но и со смирением обращать другую ланиту. Ибо тогда цель закона была научить нас не делать того, от чего сами не хотим пострадать, потому-то он и оста­навливал нас от делания зла страхом, чтобы самим не пострадать от того же. Ныне же требуется, как я сказал, изгнать самую ненависть, самоё сластолюбие, самоё сла­волюбие и прочие страсти. Словом, теперь цель Влады­ки нашего Христа есть научить нас, от чего мы впали во все грехи эти, от чего постигли нас такие злые дни. Итак, сперва, как я уже сказал, Он освободил нас Святым Кре­щением, подав нам свободу делать добро, если пожела­ем, и не увлекаться уже, так сказать, насильственно ко злу. Ибо того, кто порабощён грехами, они отягощают и увлекают, как и сказано, что каждый связывается узами своих грехов (Притч. 5: 22).

Потом Он научает нас, как посредством святых запо­ведей очищаться и от самих страстей, чтобы через них не впасть опять в те же грехи. Наконец, показывает нам и причину, от которой приходит человек в небрежение и преслушание самих заповедей Божиих, и таким обра­зом подаёт нам врачевство и [против] этой [причины], чтобы мы возмогли сделаться послушными и спастись. Какое же это врачевство и какая причина небрежения? Послушайте, что говорит сам Господь наш: ...Научитеся от Мене, яко кроток есмь, и смирен сердцем: и обрящете покой душам вашим (Мф. 11: 29). Вот здесь Он показал нам вкратце, одним словом, корень и причину всех зол и врачевство от них, причину всего благого: показал, что возношение низложило нас, что невозможно иначе получить помилование как через противоположное ему, т.е. смиренномудрие. Ибо возношение рождает прене­брежение, преслушание и погибель, как и смиренномуд­рие рождает послушание и спасение души. Понимаю же истинное смиренномудрие не в словах только или во внешнем образе смирение, но собственно смиренный залог, утвердившийся в самом сердце. Итак, желающий найти истинное смирение и покой душе своей да на­учится смиренномудрию и увидит, что в нём всякая ра­дость и всякая слава, и весь покой, как и в гордости всё противное. Ибо от чего подверглись мы всем скорбям этим? Не от гордости ли нашей? Не от безумия ли на­шего? Не от того ли, что мы не обуздываем злого произ­воления нашего? Не от того ли, что мы держимся горь­кого своеволия нашего? Да и от чего же более? Не был ли человек по сотворении своём во всяком наслажде­нии, во всякой радости, во всяком покое, во всякой сла­ве? Не был он в раю? Ему было поведено не делать этого, а он сделал. Видишь ли гордость? Видишь ли упрям­ство? Видишь ли непокорность?

После этого Бог, видя такое бесстыдство, говорит: «Он безумен, он не умеет наслаждаться радостью». Если он не испытает злоключений, то пойдет [ещё] далее и совер­шенно погибнет. Ибо если не узнает, что такое скорбь, то не узнает, и что такое покой. Тогда [Бог] воздал ему то, чего он был достоин, и изгнал его из рая. И [человек] был предан собственному своему самолюбию и собственной воле, чтобы они сокрушили кости его, чтобы он научился следовать не самому себе, но заповедям Божиим, чтобы самое злострадание преслушания научило его покою по­слушания, как сказано у пророка: Накажет тя отступле­ние твое (Иер. 2: 19). Однако благость Божия, как я часто говорил, не презрела своего создания, но опять увещевает, опять приказывает: Приидите ко Мне ecu труждающиися и обремененнии, и Аз упокою вы (Мф. И: 28). Как бы гово­рит: «Вот вы трудились, вот вы пострадали, вот вы испы­тали злые [следствия] вашей непокорности; придите же теперь, обратитесь; придите, познайте немощь свою, дабы войти в покой и славу вашу. Придите, оживотворите себя смиренномудрием вместо высокоумия, которым вы себя умертвили». Научитеся от Мене, яко кроток есмь, и сми­рен сердцем: и обрящете покой душам вашим (Мф. 11: 29). О, удивление, братья мои, что делает гордость! О, чудо, сколь сильно смиренномудрие! Ибо какая была нужда во всех этих превратностях? Если бы человек сначала сми­рился, послушал Бога и сохранил заповедь, то не пал бы. Опять, по падении [Бог] дал ему возможность пока­яться и быть помилованным, но выя его осталась непре­клонною. Ибо [Бог] пришёл, говоря ему: Адаме, где ecu? (Быт. 3: 9), т.е. из какой славы в какой стыд перешёл ты? И потом, вопрошая его: «Зачем ты согрешил, зачем пре­ступил [заповедь]?», приготовлял его собственно к тому, чтобы он сказал: «Прости!» Но нет смирения! Где слово „прости"? Нет покаяния, но совсем противное. Ибо он прекословит и возражает: Жена, юже ми ecu дал (прельсти мя) (ср.: Быт. 3: 12), и не сказал: «Жена моя прельсти мя», но «Жена, юже ми еси дал», как бы говоря: «Это беда, которую Ты навел на главу мою». Ибо так всегда бывает, братья мои: когда человек не хочет порицать себя, то он не усомнится обвинять и Самого Бога. По­том [Бог] приходит к жене и говорит ей: «Почему и ты не сохранила заповеди?» Как бы собственно внушал ей: «Скажи по крайней мере ты „прости", чтобы смирилась душа твоя и ты была помилована». Но опять [не слы­шит] слова „прости". Ибо и она отвечает: Змий прельсти мя (Быт. 3: 13). Как бы сказала: «Змий согрешил, а мне какое дело?» Что вы делаете, окаянные? Покайтесь, по­знайте согрешение ваше, пожалейте о наготе своей. Но никто из них не захотел обвинить себя, ни в одном не нашлось и малого смирения. Итак, вы видите теперь ясно,до чего дошло устроение наше, вот в какие бедствия ввело нас то, что мы оправдываем самих себя, что дер­жимся своей воли и следуем самим себе. Все это исча­дия гордости, враждебной Богу. А чада смиренномудрия суть самоукорение, недоверие своему разуму, ненавидение своей воли. Ибо через них человек сподобляется прийти в себя и возвратиться в естественное состояние через очищение себя святыми заповедями Христовыми. Без смирения нельзя повиноваться заповедям и достиг­нуть чего-либо благого, как сказал и авва Марк: «Без сокрушения сердечного невозможно освободиться от зла и приобрести добродетель».

Итак, через сокрушение сердечное человек делается послушным заповедям, освобождается от зла, приобрета­ет добродетели и потом восходит в покой свой. Зная это, и святые всячески старались смиренной жизнью соеди­нить себя с Богом. Ибо были некоторые боголюбивые люди, которые по Святом Крещении не только пресекли действия страстей, но восхотели победить и сами страсти и быть бесстрастными, каковы были святой Антоний и Пахомий, и прочие богоносные отцы. Они имели благое намерение очистить самих себя, как говорит апостол, от всяким скверны плоти и духа (2 Кор. 7: 1), ибо знали, что сохранением заповедей, как мы уже сказали, очищается душа и, так сказать, очищается и ум, и прозревает, и при­ходит в естественное [состояние]. Ибо заповедь Господня светла, просвещающая очи (Пс. 18: 9). Они поняли, что, находясь в мире, не могут удобно совершать добродетели и измыслили себе особенный образ жизни, особенный порядок провождения времени, особенный образ дей­ствия — словом, монашеское житие, и начали убегать от мира и жить в пустынях, [подвизаясь] в постах, во бдени­ях, спали на голой земле и [терпели] другое злострадание, совершенно отрекались от отечества и сродников, име­ний и приобретений — одним словом, распяли себя миру. И не только сохранили заповеди, но и принесли Богу дары. И объясню вам, как они это сделали. Заповеди [Хри­стовы] даны всем христианам, и всякий христианин обя­зан исполнять их. Они, так сказать, дань, должная царю. И кто, отрекающийся давать дани царю, избег бы наказа­ния? Но есть в мире великие и знатные люди, которые не только дают дани царю, но и приносят ему дары. Таковые сподобляются великой чести, великих наград и достоинств. Так и отцы: они не только сохранили заповеди, но и при­несли Богу дары. Дары же сии суть девство и нестяжание. Это не заповеди, но дары, ибо нигде не сказано в Писа­нии: «Не бери жены, не имей детей». Так же и Христос, говоря: Продаждь имение твое (Мф. 19: 21), не дал этим заповеди. Но когда приступил к нему законник и сказал: Учителю благий, что благо сотворю, да имам живот веч­ный?(Мф. 19:16), [Христос ] отвечал: «Ты знаешь запове­ди: не убий, не прелюбодействуй, не укради, не лжесвиде­тельствуй на ближнего своего и прочие». Когда же тот сказал: Вся сия сохраних от юности моея (Мф. 19: 20), [Господь] присовокупил: Аще хощеши совершен быти, иди, продаждь имение твое, и даждь нищим (Мф. 19: 21). Он не сказал: «Продай имение твое», как бы повелевая, но сове­туя, ибо слова: „аще хощеши", не суть слова повелеваю­щего, но советующего.

Итак, как мы сказали, отцы принесли Богу вместе с другими добродетелями и дары: девство и нестяжание, и, как мы упомянули прежде, распяли себе мир. Но потом подвизались распять и себя миру, как говорит апостол: Мне мир распяся, и аз миру (Гал. 6: 14). Какое же между этим различие? Как мир распинается человеку и человек миру? Когда человек отрекается от мира и делается иноком, оставляет родителей, имения, приобретения, торговлю, даяние [другим] и приятие [от них], тогда распинается ему мир, потому что он отверг его. Это и значат слова апостола мне мир распяся. Потом он прибавляет: И аз миру. Как же человек распинается миру? Когда, освобо­дившись от внешних вещей, он подвизается и против са­мих услаждений или против самого вожделения вещей, и против своих пожеланий, и умертвит свои страсти, тогда и сам он распинается миру и сподобляется сказать с апо­столом: Мне мир распяся, и аз миру.

Отцы наши, как мы сказали, распяв себе мир, преда­лись подвигам и распяли и себя миру. А мы думаем, что распяли себе мир потому только, что оставили его и при­шли в монастырь. Себя же не хотим распять миру: ибо любим ещё наслаждения его, имеем ещё пристрастие к снедям, к одеждам. Если у нас есть какие-нибудь хоро­шие рабочие орудия, то мы пристрастны и к ним и позво­ляем какому-нибудь ничтожному орудию произвести в нас оное [мирское пристрастие], как сказал авва Зосима. Мы думаем, что, вышедши из мира и придя в монастырь, оставили все мирское. Но [и здесь] ради ничтожных ве­щей исполняем пристрастия [мирские]. Это происходит с нами от многого неразумия нашего, что, оставив великие и многоценные вещи, мы посредством каких-нибудь нич­тожных исполняем страсти наши. Ибо каждый из нас оставил то, что имел. Имевший великое оставил великое, и имевший что-нибудь и тот оставил, что имел, каждый по силе своей. И приходя в монастырь, как я сказал, ма­ловажными вещами исполняем пристрастие наше. Однако, мы не должны так делать. Но как мы отреклись от мира и вещей его, так должны отречься и от самого пристрас­тия к вещам и знать, в чём состоит это отречение и зачем мы пришли в монастырь, и что значит одеяние, в которое мы облеклись, должны сообразоваться с ним и подви­заться подобно отцам нашим.

Одеяние, которое мы носим, состоит из: мантии, не имеющей рукавов, кожаного пояса, аналава и куколя — а [всё] это суть символы. И мы должны знать, что означают символы одеяния нашего. Итак, для чего мы носим ман­тию, не имеющую рукавов? Между тем как все другие имеют рукава, почему мы не имеем их? Рукава есть подо­бие рук, а руки принимаются для обозначения действия. Итак, когда приходит нам помысел сделать что-либо ру­ками ветхого нашего человека, как например: украсть или ударить, или вообще сделать руками нашими какой-либо грех, то мы должны обратить внимание на одеяние наше и вспомнить, что не имеем рукавов, т.е. не имеем рук, чтобы сделать какое-либо дело ветхого человека. Притом мантия наша имеет и некоторый знак багряного цвета. Что же значит этот багряный знак? Каждый царский воин имеет на своей епанче багряницу. Ибо так как царь носит багряную одежду, то и все воины его нашивают на епан­чи свои багряницу, т.е. отличие царское, чтобы по этому узнавали их, что они принадлежат царю и ему служат. Так и мы носим багряный знак на мантии нашей, показы­вая, что мы стали воинами Христовыми, что обязаны тер­петь все страдания, какие Он претерпел за нас. Ибо когда Владыка наш страдал, то Он был одет в багряную ризу, во-первых, как царь — ибо Он есть царь царствующих и Господь господствующих, потом же и как поруганный оными нечестивыми людьми. Так и мы, имея багряный знак, даём обет, как я сказал, переносить все страдания Его. И как воин не должен оставлять службы своей для того, чтобы сделаться земледельцем или купцом, ибо иначе он лишится своего сана, как говорит апостол: Никто же воин бывая обязуется куплями житейскими, да воеводе угоден будет (2 Тим. 2: 4), так и мы должны подвизаться и не заботиться ни о чём мирском, и служить единому Богу, дабы, как сказано, быть девою, прилежно занятой своим делом и безмолвною (2 Кор. 11: 2).

Есть у нас и пояс. Для чего же мы носим его? Пояс, который мы носим, есть символ, во-первых, того, что мы готовы на дело: ибо каждый, желающий что-либо делать, сперва опоясывается и потом начинает дело, как и Господь говорит: Да будут чресла ваша препоясана (Лк. 12: 35); во-вторых, для того, что как пояс взят от мёртвого тела, так и мы должны умертвить похоть нашу. Ибо пояс носится на чреслах наших, где находятся и почки, в которых, как говорят, заключается похотная часть души, и это то есть сказанное апостолом: Умертвите... уды ваша, яже на зем­ли, блуд, нечистоту и прочее (Кол. 3: 5).

Имеем также и аналав, который полагается на плечах наших крестообразно. А это значит, что мы носим на ра­менах наших знамение креста, как говорит [Господь]: Возьмет крест свой, и по Мне грядет (Мк. 8: 34). Что же есть крест? Не что иное, как совершенное умерщвление, которое совершается в нас верою во Христа. Ибо вера, как сказано в Отечнике ((Патерик) — книга, в которой собраны сказания о подвигах и изречения святых отцов.), устраняет всегда препятствия и делает для нас удобным тот подвиг, который ведет к та­ковому совершенному умерщвлению, т.е. чтобы человек умер для всего мирского. И если он оставил родителей, то пусть подвизается и против пристрастия [к ним]. Так­же если кто отрёкся от имений и приобретений, и [вооб­ще] от какой-либо вещи, то он должен отречься и от са­мого пристрастия своего к ней, как мы уже сказали: в этом-то и состоит совершенное отречение.

Надеваем мы и куколь, который есть символ смирения. Куколи носят малые [и незлобивые] младенцы, а человек совершеннолетний куколи не носит. Мы же носим оный для того, чтобы младенчествовать злобой, как сказал апо­стол: Не дети бывайте умы: но злобою младенствуйте (1 Кор. 14: 20). Что же значит младенчествовать злобою? Незлобивый младенец, если будет обесчещен, не гневает­ся и, если почтён будет, не тщеславится. Если кто возьмёт принадлежащее ему, он не печалится, ибо младенчествует злобой и не мстит за оскорбления, и не ищет славы. Куколь есть также подобие благодати Божией, потому что как куколь покрывает и греет голову младенца, так и благодать Божия покрывает ум наш, как сказано в Отеч­нике: «Куколь есть символ благодати Бога, Спасителя на­шего, покрывающей наше владычественное [ум] и охра­няющей наше о Христе младенчество от демонов, старающихся всегда противиться нам и низвергать нас». Вот мы имеем около чресл наших пояс, который означает умерщвление бессловесной похоти, и на плечах аналав, т.е. крест. Вот и куколь, который есть символ незлобия и младенчества о Христе. Итак, будем жить сообразно с одеянием нашим, чтобы, как сказали отцы, не оказалось, что мы носим чуждое одеяние, но, как мы оставили вели­кое, так оставим и малое. Мы оставили мир — оставим и пристрастие к нему. Ибо пристрастия, как я сказал, и маловажными, и обыкновенными вещами, не стоящими никакого внимания, опять привязывают нас к миру и со­единяют с ним, а мы не разумеем этого. Посему, если мы хотим совершенно измениться и освободиться [от мира], то научимся отсекать хотения наши и таким образом мало-помалу с помощью Божией мы преуспеем и достиг­нем бесстрастия. Ибо ничто не приносит такой пользы людям, как отсечение своей воли, и поистине от этогочеловек преуспевает более, нежели от всякой другой добродетели. Итак, человек, который идёт путём, найдя на нём жезл и взяв его, с помощью этого жезла проходит большую часть пути своего. Так бывает с теми, кто идёт путём отсечения своей воли. Ибо отсечением своей воли он приобретает беспристрастие, а от беспристрастия при­ходит с помощью Божией и в совершенное бесстрастие. Можно и в краткое время отсечь десять хотений своих. И скажу вам, как это.

Положим, что кто-нибудь, пройдя небольшое расстоя­ние, увидел что-либо, и помысел говорит ему: «Посмотри туда». А он отвечает помыслу: «Истинно не стану смот­реть», и отсекает хотение своё, и не смотрит. Или встре­чает празднословящих между собой и помысел говорит ему: «Скажи и ты такое-то слово», а он отсекает хотение своё и не говорит. Или говорит ему помысел: «Пойди, спроси повара, что он варит», а он не идёт и отсекает хотение своё. Он видит что-нибудь, и помысел говорит ему: «Спроси, кто принёс это», а он отсекает хотение своё и не спрашивает. Отсекая же таким образом [свою волю], он приходит в навык отсекать её, и, начиная с малого, достигает того, что и в великом отсекает её без труда и спокойно, и достигает наконец того, что вовсе не имеет своей воли, и что бы ни случилось, он бывает спокоен, как будто исполнилось его собственное желание. И тогда, как он не хочет исполнять свою волю, оказывается, что она всегда исполняется. Ибо кто не имеет своей собствен­ной воли, для того всё, что с ним ни случается, бывает согласно с его волей. Таким образом выходит, что он не имеет пристрастия, а от беспристрастия, как я сказал, приходит в бесстрастие. Видите ли, в какое преуспевание мало-помалу приводит отсечение своей воли.

Каков был прежде блаженный Досифей? От какой рос­коши и неги [пришёл он]? Он даже никогда не слышал слова Божия. Однако же, вы слышали, в какую меру [ду­ховного возраста] привело его в короткое время блажен­ное послушание и отсечение своей воли? Итак, Бог его прославил и не попустил таковой его добродетели прий­ти в забвение, но открыл о ней одному святому старцу, который и видел Досифея посреди всех великих святых, наслаждающегося их блаженством.

Расскажу вам и другое подобное событие, случившее­ся при мне, дабы вы узнали, что блаженное послушание и отсечение своей воли избавляет человека и от смерти. Однажды, когда я ещё был в обители аввы Серида, при­шёл туда ученик одного великого старца из страны Аскалонской с некоторым поручением от своего аввы. Старец дал ему заповедь возвратиться в свою келию до вечера. Между тем поднялась сильная буря с дождём и громом, и протекавший вблизи поток поднялся в уровень с берега­ми. Брат, помня слова своего старца, хотел идти обратно. Мы просили его остаться, полагая что ему невозможно безопасно перейти поток, но он не согласился остаться с нами. Тогда мы сказали: «Пойдём вместе с ним до пото­ка», — когда он увидит его, то сам возвратится. Итак, мы пошли с ним, и, когда дошли до реки, он снял одежду свою, привязал её на голове своей, опоясался нарамником и бросился в реку, — в эту страшную быстрину. Мы стоя­ли в ужасе, трепеща [за него], как бы он не утонул. Но он продолжал плыть и весьма скоро очутился на другой сто­роне. Оделся в свою одежду, поклонился нам оттуда, про­щаясь с нами, и пошёл скоро, продолжая путь свой. А мы стояли в изумлении и удивлялись силе добродетели: тогдакак мы от страха едва могли смотреть на реку, он безо­пасно переплыл её за послушание своё.

[Так же] и тот брат, которого послал авва его по их нуждам в село к служившему им [Бога ради], когда уви­дел, что дочь того стала привлекать его к совершению греха, сказал только: «Боже, молитвами отца моего, спа­си меня», и тотчас очутился на пути в скит, идя к отцу своему. Видите ли, силу добродетели? Видите ли дей­ствие слова? Какая помощь заключается в том, чтобы призывать молитвы отца своего? Он сказал только: «Боже, молитвами отца моего, спаси меня», и тотчас очутился на пути. Обратите же внимание на смирение и благочестие обоих. Они были в стеснённом положении, и старец хо­тел послать брата к служившему им, но не сказал: «Пой­ди», а спросил его: «Хочешь ли идти?» Также и брат не сказал: «Пойду», но отвечал ему: «Как ты желаешь, отче, так и сделаю», ибо он боялся и соблазниться, и ослушать­ся отца своего. Потом, когда нужда ещё более стеснила их, старец сказал ему: «Встань и пойди, сын мой» и не сказал ему «Уповаю на Бога моего, что Он сохранит тебя», но: «Уповаю на молитвы отца моего, что Бог сохранит тебя». Также и брат, когда увидел себя в искушении, не сказал: «Боже мой, спаси меня», но — «Боже! Молитв ради отца моего, спаси меня». И каждый из них уповал на молитвы отца своего.

Видите ли, как они послушание совокупили со смире­нием? Ибо как в запряжённой колеснице один конь не может опередить другого, иначе сломается колесница, так и послушанию нужно, чтобы с ним сопряжено было смире­ние. Но кто может сподобиться этой благодати, если, как я сказал, не понудит себя отсечь свою волю и не предаст себя, Бога ради, своему отцу, ни в чём не сомневаясь, но делая всё, что ни говорят они (т.е. отцы), с полной верой, как бы слушая самого Бога. Кто иной достоин быть поми­лованным? Кто достоин спастись? Рассказывают, что однаж­ды святой Василий, посещая свои монастыри, сказал одно­му из своих игуменов: «Имеешь ли ты у себя кого-нибудь из спасающихся?» Авва отвечал ему: «Твоими святыми мо­литвами, Владыко, все мы желаем спастись». Святой Васи­лий сказал ему опять: «Имеешь ли кого-нибудь из спасаю­щихся, говорю я?» Тогда игумен понял силу [вопроса], ибо сам был муж духовный, и сказал: «Да, имею». Святой Ва­силий говорит ему: «Приведи его сюда». И игумен позвал такового брата. Когда же он пришёл, святой сказал ему: «Дай мне воды умыться». Тот пошёл и принёс ему умыть­ся. Умывшись, святой Василий взял сам умывальницу с водой и сказал брату: «На, умойся и ты». И брат принял умовение от святого без всякого сомнения. Испытав его в этом, святой сказал ему опять: «Когда я войду в святили­ще, приди и напомни мне, я рукоположу тебя». И он опять послушался его без рассуждения. И когда увидел святого Василия в алтаре, пошёл и напомнил ему, и тот посвятил его и взял с собой. Ибо кому подобало быть с этим святым и богоносным мужем, как не такому благословенному бра­ту? А вы не имеете опыта в несомненном послушании, от­того и не знаете покоя, от него [происходящего].

Однажды я спросил старца авву Варсонофия: «Вла­дыко, Писание говорит, что многими скорбьми подобает нам внити во Царствие Божие (Деян. 14: 22), а я вижу, что не имею никакой скорби. Что мне делать, чтобы не погубить души своей?» Потому что я не имел никакой печали. Если случалось мне иметь какой-нибудь помы­сел, то я брал дощечку и писал к старцу (когда я ещё не служил ему, то вопрошал его письменно), и прежде чем я оканчивал писать, чувствовал уже облегчение и пользу: так велико было моё беспечалие и спокойствие. А я, не зная силы этой добродетели и слыша, что многими скорбь-ми подобает нам внити во царствие Божие, боялся, что не имел скорби. Итак, как я объяснил это старцу, он отвечал мне: «Не скорби, тебе не о чем беспокоиться: каждый предавший себя в послушание отцам, имеет та­кое беспечалие и покой». Богу же нашему да будет слава вовеки. Аминь.

Сказание о блаженном отце Досифее, ученике святого аввы Дорофея

ПРЕПОДОБНОГО ОТЦА НАШЕГО АВВЫ ДОРОФЕЯ ДУШЕПОЛЕЗНЫЕ ПОУЧЕНИЯ. Поучение первое

Поучение второе