Если мы будем танцевать, пойдет дождь.

Надпись на гадательной кости эпохи Шан,

около 1300 г. до н э.

 

 

ДЛЯ ПОНИМАНИЯ КИТАЙСКОЙ религии мы должны проследить ее раз­витие во времени. В течение столетий оседлой земледельческой жизни китайская культура и религия развивались по большей части в изоляции от остального мира. Исторический подход позволит нам увидеть как региональные, так и временные различия, однако в главном все китайцы придерживались одинакового мировоззрения, все почитали предков, обращались к услугам геомантов, хоронили покойников и справляли одни и те же ежегодные праздники. Именно наличие этих общих традиций поможет нам найти точки соприкос­новения между религиями Китая. На протяжении более двух тысяч лет Китай является одной из наиболее крупных и населенных стран мира. К началу I в. до н.э. население Китая составляло шестьдесят миллио­нов человек — что соответствовало населению всей Римской империи. Сегодня Китайская Народная Республика уступает по площади лишь Канаде⁴*, а ее население составляет более миллиарда человек — около пятой части населения земного шара. Китайская Народная Республика простирается от Тихого океана до Индии и Афганистана и от Мьянмы (бывшей Бирмы) на юге до Сибири на севере (рис. 1). На этом огромном пространстве имеется много различных климатических зон. Река Янцзы, разделяющая Китай в широтном направлении на две половины, является климатической границей между сухим, холодным севером и влажным, теплым югом. Пекин, столица страны, располо­жен на обширной равнине, основные сельскохозяйственные культуры которой — пшеница и просо. На более умеренном юге, изобилующем реками и озерами, основная культура — рис, выращивание которого требует большого количества воды. Резко контрастирует с этими регионами Западный Китай — область пустынь с минимальным количеством осадков и скудной растительностью.

 

Краткий очерк истории Китая

ЧЕЛОВЕК НАСЕЛЯЕТ территорию нынешнего Китая по меньшей мере пятьсот тысяч лет. К шестому тысячелетию до н.э. относятся свиде­тельства жизни многочисленных племен; некоторые из них начали выращивать зерновые и овощи и содержали домашних животных (кур, свиней, собак). Эти люди жили в небольших поселениях, окруженных полями, и строили свои жилища из ила. С течением времени некоторые из этих поселений увеличивались в размерах и обносились стенами. Возводились дома на земляных основаниях, возникали гончарные мастерские и рынки. Наличие в таких поселе­ниях домов и захоронений, выделявшихся по общему уровню отдел­ки, заставляет предположить существование имущественного неравен­ства, что в свою очередь говорит о присутствии вождя. Возможно, стены, возведенные вокруг этих поселений, предназначались для защиты от набегов соседних племен.

В середине второго тысячелетия до н.э. власть племенных вождей на Великой Китайской равнине укрепилась настолько, что они уста­новили новую форму общественной организации — могущественное государство с наследственным правителем во главе Это было царство Шан. Это государство, управляемое землевладельческой аристократи­ей, имело армию, которая держала в повиновении население и предпринимала походы на соседние племенные объединения с целью захвата территорий, имущества и пленников, использовавшихся как рабы или в качестве жертвы. Правящая элита Шан изобрела письмо для записи молитв, обращенных к своим предкам и богам, а также разработала сложную технологию литья бронзы для производства сосу­дов, мечей, наконечников копий и многих других предметов. Развива­лись города, имевшие теперь гораздо большие по размерам здания и более мощные стены. И все же большинство населения продолжало заниматься сельским хозяйством в небольших поселениях, используя те же каменные орудия, что и их предки за тысячи лет до того.

С запада к царству Шан примыкали земли племени чжоу, с которым у шанцев из века в век дружба сменялась враждой. Посте­пенно наращивая силу в походах на Шан, около 1040 г. до н.э. чжоусцы в конце концов полностью подчинили его себе⁵*. С пораже­нием Шан Китай вступил в период феодализма — на несколько веков раньше подобных процессов в Европе. Во главе феодального государ­ства стоял правитель, властвовавший Над знатью, которая имела свои полузависимые уделы. Представители знати и правитель наследовали власть, которая обычно переходила от отца к старшему сыну. Аристо­краты клялись в верности правителю, ежегодно являясь с данью ко двору. Правитель в свою очередь решал споры между князьями и нес охрану их владений от набегов извне. Хотя некоторые простолюдины перебрались в город и занимались там торговлей, большинство оста­вались нищими крестьянами, крепостными, работавшими на земле помещика в обмен на кров и долю в собранном урожае.

Этот раннечжоуский феодальный строй просуществовал около трехсот лет, однако в VIII в. до н.э. некоторые удельные князья добились большей независимости. В 771 г. был убит чжоуский правитель, после чего реальная власть стала переходить в руки того из князей, который обладал в данное время наибольшей силой. Вскоре вспыхнули междоусобные войны между многими уделами, которые начали объединяться в союзы, стараясь обезопасить себя. Период соперничества и войн между незави­симыми уделами длился несколько сотен лет. Власть династии Чжоу сохранялась лишь на небольшой, искони принадлежавшей ей территории. В ходе этой междоусобной борьбы маленькие уделы исчезли и к началу III в. до н.э. остались лишь семь самых больших. Одним из них было хорошо организованное и непрерывно наращивавшее мощь царство Цинь на крайнем западе. В 256 г. до н.э. Цинь завоевало удел верховного правителя, положив, таким образом, конец эпохе Чжоу, а к 221 г. до н.э. оно покорило и все оставшиеся уделы и образовало империю, включавшую значительную часть нынешнего Китая. Английское название Китая  China происходит от слова «цинь».

Первый циньский император приложил большие усилия к объедине­нию Китая, унифицировав законы и начертания иероглифов, построив Великую Китайскую Стену и подняв огромные армии на борьбу с некитайскими племенами. Но многие люди по-прежнему оставались верны традициям старых уделов, которые теперь были лишь провинция­ми и управлялись наместниками, назначаемыми императором. К тому же циньские общественные работы и военные кампании привели к перемещениям огромных масс людей и усилили страдания народа, поэтому уже через несколько лет после основания Циньской империи начались восстания. В конце концов победителем в этой новой граж­данской войне вышел бывший деревенский староста по имени Лю Бан, провозгласивший себя в 202 г. до н.э. императором новой династии — Хань. За исключением четырнадцатилетнего перерыва, род Лю правил Китаем на протяжении последующих 408 лет. Ханьские императоры были менее жестокими, чем их циньские предшественники, однако поддержали многие из их нововведений, такие, как ликвидация фео­дальных княжеств и учреждение провинций, управляемых назначаемы­ми чиновниками. Они переняли и многие циньские законы, которые предполагалось применять ко всем, не исключая и бывших владетель­ных князей, а также продолжили практику разрешения покупки и продажи земли. Именно в эпоху Ранней Хань Китай был умиротворен и стал тем огромным государством, каким он является и сегодня. Не случайно, когда китайцы говорят о себе как об этнической группе, они употребляют самоназвание «ханьжэнь» — «люди Хань».

Правление династии Хань долгое время было довольно стабильным, что, безусловно, представляло собой большой шаг вперед по сравнению с предшествовавшими ему гражданскими войнами. В 9—23 гг. н.э. род Лю был временно отстранен от власти мятежным первым министром, но в 25 г. ханьская династия была восстановлена. Однако во II в.-правительство стало терять власть из-за слабых императоров, пренеб­регавших своими обязанностями, и придворных интриг. Ответом явились протесты и мятежи, высшей точкой которых стало охватив­шее огромные массы восстание, возглавлявшееся религиозной сектой, носившей название «желтых повязок» (184 г.; подробнее об этом см. ниже). К этому времени имперская армия была слишком дезоргани­зована, чтобы нанести «желтым повязкам» поражение, поэтому импе­ратор велел наместникам провинций собрать ей в помощь ополчение. Эта политика принесла плоды, и восстание было подавлено за несколько месяцев, но, когда страсти улеглись, в стране оказалось несколько победоносных провинциальных армий, от услуг которых наместники вовсе не собирались отказываться. В результате между этими провинциальными военачальниками началась вооруженная борьба, которая привела к падению династии Хань в 220 г. С этого времени и до 581 г. Китай был политически разделен, первоначально между тремя царствами на севере, юго-востоке и юго-западе, которые стали непосредственными преемниками Хань. Теперь, однако, каждое из государств заявляло о своем праве на воссоздание империи, единство которой всегда оставалось идеалом.

Китаю уже давно угрожали кочевые племена из глубин Азии, районов, слишком засушливых и холодных для земледелия. В 311 и 317 гг. две северные китайские столицы были захвачены одним из этих народов, в то время как родственные ему племена атаковали Римскую империю на другом конце Азии. В результате этих завоеваний некитайские кланы управляли Северным Китаем около 250 лет, а многие знатные китайцы бежали через Янцзы на юг, где удавалось отражать натиск захватчиков. Конечно, количество кочевников было несравнимо с числом китайцев, они не знали письменности и были не в состоянии вести крупномасштабное земледельческое хозяйство, поэтому центрально-азиатским правителям севера не оставалось ничего другого, как изучить китайский язык и управлять с помощью китайских чиновни­ков. За короткое время они ассимилировались с китайцами в культур­ном отношении, и китайские религии в течение этого периода раздроб­ленности продолжали развиваться как на севере, так и на юге.

Во второй половине VI в. один из северных правителей, Ян Цзянь, завоевал юг и вновь объединил Китай под властью династии Суй, начав царствовать в 581 г. Однако правление этой династии было слишком жестоким, как и правление династии Цинь за века до того, и скоротечным — оно продолжалось лишь до 618 г. К этому времени в стране уже шла еще одна долгая гражданская война, победивший в ней род Ли дал в 618 г. начало новой династии — Тан. По примеру ханьских правителей, они укрепили единство страны, достигнутое их предшественниками, и заложили основы долгого периода мира и процветания. С тех пор времена политического единства чередовались в Китае с периодами раздробленности, а на троне попеременно находились китайцы и выходцы из Центральной Азии. За падением династии Тан последовало полвека раздельного существования севера и юга, а затем Китай был вновь объединен династией Сун (960—1127 гг.). Впоследствии север оказался в руках пришельцев из нынешних Маньчжурии и Монголии. В XIII—XIV вв. страна на девять десятиле­тий была объединена монголами во главе с Чингисханом — повелите­лем империи, простиравшейся вплоть до Европы. Однако к 1368 г. несколько мятежных китайских армий изгнали монголов, и победоносный полководец учредил новую династию — Мин⁶*, что ознаменовало начало периода единства страны, продолжавшегося до революции 1911 г. С 1644 по 1912 г. единым Китаем вновь управлял неханьский народ маньчжуры, называвший свою династию Цин. Вышло так, что история Китайской империи завершилась с некитайским правителем на троне, хотя маньчжуры вполне китаизировались в языковом и культурном отношениях.

 

Китайское  общество

ИТАК, В ПЕРВЫЕ СЕМНАДЦАТЬ ВЕКОВ своей истории, в эпохи Шан, Чжоу и Хань, китайцы управляли своей страной сами. Они вступали в контакты с другими народами и торговали с ними, но чужеземцы очень мало влияли на китайскую культуру, которая развивалась в основном по своим внутренним законам. Около 300 г. Центрально-азиатские народы начали проникать в Китай и устанавливать свое господство в отдельных его областях или в стране в целом. Первона­чально эти племена не имели письменности и стояли на более низком уровне материальной культуры и общественного развития, чем китай­цы, хотя и превосходили последних в конном бою. Несмотря на военную мощь завоевателей,  их  влияние  на китайскую культуру и идеологию было ничтожным. Напротив, покоряя китайские области, они ассимилировались с китайцами и иногда даже отказывались от своего языка и манеры одеваться. Наиболее значительными исключе­ниями из этого правила были проникновение буддизма из Индии, начавшееся в I в., и вторжение европейцев в XIX в. В обоих случаях китайская культура медленно, но все же воспринимала иностранные идеи.

Основой китайской культуры, религии и общества являлась оседлая земледельческая жизнь. Социальные различия существовали между муж­чинами и женщинами, богатыми и бедными, аристократией и простым народом, но эти различия формировались в местном масштабе и в пределах все той же крестьянской среды. За первые восемнадцать веков истории Китая чужеземцам ни разу не удалось захватить ключевые позиции в стране, как случилось, к примеру, в Индии, Англии и Мексике. Более того, и позднейшие завоеватели, такие, как маньчжуры, полагались на китайских чиновников. Это означает, что культурный разрыв между правителем и народом, аристократией и крестьянством не был столь резким, как в некоторых других странах.

Знатные китайцы, жившие в городах, обычно имели родовые поме­стья в деревне; все слои общества придерживались сходных взглядов на мир. Относительно высокой степени культурной целостности способ­ствовали и другие факторы. Одним из них было книгопечатание, применявшееся в Китае уже в IX в., за шесть столетий до появления первой печатной книги в Европе. Книгопечатание быстро распростра­нялось в Китае, в особенности с XIII в. Это означало, что знания не являлись привилегией узкого круга избранных, но были доступны каждому, кто умел читать, а до XIX в. процент грамотных в Китае был выше, чем в Европе⁷*.

Еще одним интегрирующим фактором были письменные экзамены для поступления на государственную службу, впервые введенные в VI в. Существовало несколько уровней экзаменов — от уездных до столичных. Успешно сдавшие их получали ученые степени и при наличии вакансий государственные должности. Это очень важно, так как в старом Китае государственная служба была главным путем к власти и престижу. За исключением нескольких категорий населения, таких, как нищие и преступники, все китайские мужчины имели возможность сдавать эти экзамены и продвигаться по службе в соответствии со своими способностями. В большинстве городов име­лись небольшие школы, готовившие к экзаменам. Разумеется, сыно­вья богатых родителей преуспевали чаще, так как могли позволить себе брать частные уроки, но все же система экзаменов была большим шагом вперед по сравнению с тем временем, когда аристократы распределяли государственные должности между собой и своими сыновьями. Эта перемена привела к увеличению возможностей про­движения вверх в пределах общественной иерархии в зависимости от ума, энергии и везения. Основным материалом для подготовки к экзаменам служил ряд конфуцианских сочинений, которые должны были изучаться всеми, как правило, в форме учебников, подобных тем, которые американцы используют для подготовки к вступитель­ным экзаменам в колледжи. Это означало, что поддерживаемые государством идеи и ценности становились достоянием людей из всех слоев общества, способствуя дальнейшей культурной интеграции.

На другом уровне эта интеграция поощрялась сетью деревенских и городских рынков под открытым небом, куда сходились люди со всей округи, чтобы сделать покупки, постричься, поклониться божествам в храмах, посмотреть театральные представления, послушать сказителей и обменяться новостями. На большие рынки приезжали и гости из других областей Китая, а иногда и иностранные купцы. Система рынков помогата людям понять, что они являются частью большого общества с многочисленными общими обычаями, ценностями и религиозными традициями. Все это дает нам возможность говорить о точках соприкос­новения между религиями Китая.

Конечно, существовало также и много различий, порождавших трения. Как и в наши дни, в прошлом каждый регион Китая был областью распространения особого диалекта, часто непонятного жите­лям других регионов страны, хотя все грамотные люди пользовались одним и тем же литературным языком. У каждого региона были свои обычаи, кухня, местные божества и герои. Даже после введения системы государственных экзаменов успешно сдавшие их смотрели на неудачни­ков свысока; резкими были также различия между богатыми и бедными. Большинству населения приходилось вести ежедневную борьбу за суще­ствование, оно страдало от высоких налогов и ренты, произвола алчных землевладельцев и коррумпированных чиновников. Образованные рели­гиозные лидеры, как правило, презирали верования и обряды простона­родья, хотя их иногда придерживались даже члены их собственных семей. Такие лидеры нередко критиковали и учения друг друга. Народ­ные религиозные секты неизменно запрещались властями, в особенности начиная с XIV в., существовали также законы, направленные против медиумов и некоторых видов гадания. Одним словом, было достаточно различий для реального разнообразия, но достаточно и сходства для того, чтобы считать Китай страной единой культуры.

Как и во многих других традиционных обществах, в Китае основной собственнической и хозяйственной единицей была семья, она также обеспечивала социальный престиж всем своим членам. Индивидуальные различия признавались, но, как правило, личные интересы подчинялись семейным. Высший авторитет принадлежал отцу, и всю семью имено­вали по отцовской фамилии. Сыновья должны были продолжать род, а часто наследовали и отцовское занятие. Женщина имела кое-какие права, но занимала все же низшее положение и становилась полноправ­ным членом общества, лишь выйдя замуж и родив сына. Поскольку семья играла (и до сих пор играет) столь важную роль, неудивительно, что главным видом религиозной активности был культ предков — поклонение предшественникам отца, начиная с его родителей. Считалось, что духи предков продолжают жить и могут благословить или проклясть потомков в зависимости от того, как те к ним относятся. Живые и мертвые были связаны едиными узами; на живых лежал долг поддержи­вать семейные традиции, не ронять чести предков и делать все от них зависящее, чтобы добром поминали их дела и жизнь. Потомкам следо­вало регулярно подносить еду и воскурять благовония перед деревянны­ми табличками с именами их отцов, матерей, дедов, прадедов и т.д. Эти подношения придавали духам новые силы и склоняли их к помощи своей семье. В такой форме культ предков засвидетельствован в самых ранних упоминаниях о китайских религиях и является фундаментальной составляющей китайского мировоззрения. Как только была установлена столь тесная связь между царствами живых и мертвых, стало легче перейти и к общению с богами.

 

Краткая история китайских религиозных верований и обрядов

история религий в  китае очень продолжительна и чрезвычайно разнообразна, она охватывает период с доисторических времен до наших дней и включает как течения местного происхождения, так и традиции, занесенные извне. Как мы уже убедились при рассмотре­нии китайской истории и общественной структуры, развитие китай­ских религиозных верований и обрядов можно представить как постепенный переход простых форм в более сложные, вступавшие затем в контакт с иноземными традициями, что в свою очередь приводило к становлению традиций подчеркнуто китайских. Единым принципом религиозной жизни Китая, направлявшим этот процесс, является восприятие мира как живой системы, скрыто присутствовав­шее в ранний период, но открыто сформулированное в текстах начиная со II в. до н.э.

 

Доисторическая эпоха и ранний период

Наши знания о древнейшей религиозной системе китайцев фраг­ментарны, поскольку основаны исключительно на археологическом материале. Хотя у нас нет полной картины древнейшей китайской религии, мы знаем, что религиозная традиция включала в себя поклонение предкам, культ плодородия и гадания, легшие в основу позднейших форм китайской религии. Археологами обнаружены сви­детельства доисторических религиозных культов, предшествовавших эпохе Шан. В большинстве погребений найдены орудия труда, гон­чарные сосуды и украшения из нефрита, что говорит о наличии веры в то, что мертвым могли понадобиться эти предметы в загробной жизни. Могилы часто располагались группами и выстраивались в ряд близ поселений, что позволяет предположить особые отношения между живыми и мертвыми. Некоторые люди хоронили в полях оленей, вероятно, в качестве жертвы плодородной силе земли Было известно и гадание — высушенные бараньи или оленьи лопатки грели на огне и читали ответы на вопросы по узорам появлявшихся трещин. В свете более поздних и лучше известных нам обрядов кажется вероятным, что доисторические китайцы уже поклонялись своим предкам, пытались узнать их волю посредством гаданий и приносили жертвы силам природы.

Для эпохи Шан (около 1500—1040 гт. до н.э.) мы располагаем свидетельствами о религии правителя и знати, но не простого народа, если не считать вышеупомянутых могильных предметов. Правитель был верховным жрецом и гадателем царства, и результаты его гаданий часто записывались на костях по завершении процесса (использовались также нижние панцири черепах). Например, на правой и левой сторонах панциря могли быть подобные надписи: «зубная боль правителя вызвана предком Цзе» и «возможно, зубная боль правителя не вызвана предком Цзе» с указанием «ответа» трещин и того, какая из альтернатив сбылась⁸*. Обычно с вопросами обращались к предкам, но иногда и к богам рек или гор, а в некоторых случаях к Шан-Ди, «Верховному владыке», главному божеству шанского государства (на-звание династии Шан и первый элемент в слове «Шан-ди» пишутся разными  иероглифами).

Шанские гадатели интересовались также погодой, урожаем и мно­гим другим. Правитель и его жрецы совершали регулярные жертво­приношения предкам и богам, населявшим, по их поверьям, воду, землю и небеса. В жертву приносили нефрит, бросая его в реки; вино, изливая его на землю; мясо и зерно, сжигая их на алтарях под открытым небом. Считалось, что если жертвоприношение совершено в соответствии с правилами, то божество или предок не могут не ответить. Шанских правителей хоронили в огромных могилах шири­ной в несколько ярдов вместе с самыми разными жертвенными предметами, от изделий из бронзы и нефрита до собак, лошадей и обезглавленных людей. Существовала вера в то, что после смерти правители наслаждаются той же роскошью, какую имели при жизни (вероятно, на небесах вместе со своими предками и Шан-ди). Разуме­ется, нам известны сходные царские захоронения по всему миру — в Древнем Египте, Африке, Иране и во многих других странах.

О религии раннего царства Чжоу у нас есть более подробные источники, такие, как «Шицзин» — «Книга песен и гимнов», создание которой было завершено к VI в. до н.э. Из этих материалов мы узнаем, что чжоуская знать чтила своих предков, устраивая в их честь щедрые угощения; предка на этих пиршествах официально представлял племянник или внук хозяина. Вначале зачитывались прошения к предку, а затем все присутствовавшие приступали к обильной трапезе: такие ритуальные пиры считались радостными событиями. Чжоусцы продолжили унаследованную от Шан практику жертвоприношений и гаданий, но у них была более развитая концепция верховного божества, которое они называли Тянь — Небо. Основатели династии Чжоу объявили, что Тянь поручило им управлять вместо Шан, так как последние шанские правители были развращены и уже не заботились о нуждах людей, которые и были настоящими «людьми Неба». Эта новая теория получила название «небес­ного мандата» (тянь-мин): любой правитель получал власть из рук Неба, но лишь до той поры, пока он сохранял сострадание и справедливость. Если же он терял эти качества, божественное право на власть могло быть передано кому-либо другому. Идея «'небесного мандата» играла с тех пор важную роль в китайской истории, так как налагала на поведение правителя этические и религиозные ограничения, отступление от которых служило основанием для критики его действий со стороны чиновничества и народа. На протяжении веков народные восстания возглавляли люди, утверждавшие, что «небесный мандат» принадлежит именно им.

Чжоуские правители имели религиозный титул «Сын Неба» (Тянь-цзы), указывавший на важность их миссии: они были представителями Неба на земле. В качестве таковых они несли ответственность как за народ, так и за силы природы, поскольку те влияли на ход человеческой жизни. Большую часть своего времени владыка посвящал совершению ритуалов с целью умилостивить предков и богов, вызвать дожди и обеспечить урожай. Правитель играл жизненно важную роль в поддер­жании равновесия космических сил; несовершение должного ритуала в установленное время могло повлечь за собой несчастье, так же как и неудачные законы или жестокость государственных чиновников. Сложи­лась практика назначения властителем лиц, которые должны были докладывать ему о любых чрезвычайных происшествиях в государстве: землетрясениях, появлениях комет, эпидемиях и народных волнениях;каждое подобное событие могло нарушить равновесие сил из-за непра­вильных действий правителя. Если это было так, правителю следовало раскаяться перед Небом и совершить что-либо во искупление своих ошибок,  например объявить амнистию или снизить налоги.

За исправное исполнение ритуалов и гаданий несли особую ответст­венность некоторые чжоуские придворные чиновники, но жрецы не были объединены в какую-либо отдельную организацию или «церковь». Иногда, однако, ко двору вызывались и другие служители религии — шаманы или медиумы, люди, верившие в то, что божества или духи предков могут вселяться в них. Считалось, что духи временно вселялись в их тела и сообщали им особые знания о будущем или о способах лечения болезней. Большинство болезней и несчастий, как полагали тогда, вызывалось демонами (гуй) или духами предков, разгневанными тем, что живые не ухаживали за их могилами или недостаточно усердно совершали жертвоприношения для поддержания их энергии. Шаманы, умевшие говорить с такими духами, могли определить причину небла­гоприятных событий и предложить выход (например, перезахоронение). Этими шаманами были не аристократы, а наделенные особыми способ­ностями простолюдины, чьи услуги пользовались большим спросом и при дворе, и в народе. К V в. н.э. шаманы были постепенно оттеснены от придворных ритуалов чиновниками, которые считали их слишком эмоциональными и трудноуправляемыми, однако они продолжали дейст­вовать среди массы простых людей и до сих пор активны на Тайване и в китайской глубинке. Сегодня они — народные целители, пытающиеся лечить болезни, которые не поддаются другим методам лечения.

В раннечжоуский период каждое феодальное владение имело своих собственных жрецов и ритуалы, сосредоточивавшиеся вокруг предков хозяина, а также гор и рек — мощных природных объектов, считавшихся повелителями дождей. За долгий период гражданских войн, начавшийся в VIII в. до н.э., многие из этих владений и государств были уничтожены, а с ними исчезли и их храмы, посвященные предкам и божествам гор и рек. Предкам и божествам полагалось защищать государство, но, очевидно, многим из них это не удалось. То же самое может быть сказано и о Небе, от которого ждали долгого мира и процветания при справедливых правителях. Таким образом, разрушительные гражданские войны заставили некоторых мыслителей усомниться во всемогуществе богов и духов. Возможно, они в конце концов вовсе не так сильны? Существуют ли естественные объяснения бурь и землетрясений? Не являются ли демоны лишь порождением охваченного страхом человеческого воображения? Поиски ответов на подобные вопросы способствовали переходу к новой системе мышления, центром которой был уже не мир духов, а человек. Первым широко известным представителем этого нового направления был Конфуций (551—479 гг. до н.э.).

 

Возникновение философии

Конфуций происходил из безвестной семьи, жившей в маленьком северокитайском княжестве Лу, в котором были сильны древние чжоуские культурные традиции, но которое постоянно страдало от нашествий извне и борьбы местных кланов. Конфуций желал восста­новления мира и порядка и изучал древние книги, ритуалы и предания в поисках наставлений своим современникам. Со временем он понял, что они нуждались в нравственных принципах, примени-мых ко всем и во всех ситуациях, — таких принципах, как справед­ливость, честность и любовь. Он верил в то, что Небо заповедовало следовать этим принципам всем людям, в особенности же правителю и его чиновникам, которые должны были управлять страной на благо народа.

Высшей целью для таких руководителей должно было стать развитие чувства долга (жэнь), глубокого сочувствия и сострадания к окружающим. Эта внутренняя сила альтруизма должна была выражаться в повседневной жизни как почтение к родителям, верность друзьям и забота о простом народе, находящиеся в гармоническом равновесии (ли) относительно друг друга. Этически развитой человек должен быть честным, бережливым, усердным в работе и всегда направлять свои усилия к улучшению общества и государства.

В родном царстве Конфуцию так и не удалось добиться назначения на высокий пост, что позволило бы ему проводить свои идеи в жизнь, однако вскоре он собрал вокруг себя небольшую группу учеников, которых учил быть «благородными людьми» (цзюньцзы) — образованными и высоконравственными, будущими образцовыми государственными чи­новниками. В своих учениках он ценил ум и преданность, а не унаследованный аристократический титул. Конфуций заявлял, что он лишь возрождает принципы древних, на деле же он был реформатором — создателем новых этических концепций и нового типа образования, способствовавшим назначению на государственные должности достойных людей вне зависимости от их происхождения.

Две главные тенденции характеризовали религиозные взгляды Кон­фуция. С одной стороны, его совершенно не интересовали такие явления, как шаманизм и гадание, которые он считал ниже достоинства «благородного человека». С другой стороны, у Конфуция было глубокое чувство личной преданности Небу (Тянь), которое, по его убеждению, поручило ему миссию реформирования мира. После смерти Конфуция ученики, запомнившие изречения своего учителя, со временем собрали их в книгу «Беседы и суждения» (Лунь юй). Из этой книги мы узнаем, что несколько раз, когда жизни Конфуция угрожала опасность, его уверенность в себе и чувство собственного предназначения поддержива­лись верой в Небо.

Однажды, например, некий могущественный чиновник по имени Хуань Туй захотел уничтожить Конфуция, вероятно, из-за того, что философ критиковал проводимую им политику. Когда Конфуция пре­дупредили об этом, он сказал. «Небо породило силу, которая во мне. Чего мне бояться от такого, как Хуань Туй?»

Так и не добившись высокой должности, Конфуций чувствовал себя неоцененным по достоинству, однако вера в свою небесную миссию придавала ему уверенность. Как-то он сказал: «Нет людей, которые бы меня знали... Я не обижаю Небо, не обвиняю людей; изучая обыденное, достигаю вершин, но только Небо знает меня»¹.

После Конфуция многие другие философы также размышляли о путях спасения мира, о жизни без войн и страданий. У большинства из них были и ученики, которых они готовили к занятию государственных должностей и практическому применению своих идей. Это было нелегким делом, поскольку большинство правителей средне-чжоуского периода были развращены и властолюбивы, однако философы не оставляли усилий. Большая их часть сохраняла древнее представление о том, что люди должны жить в гармонии с собой и миром, но их учения становились все более практичными для того, чтобы удосто­иться внимания правителей. С течением времени представления о Небе, богах и ритуалах все больше отходили на второй план, новых философов интересовали почти исключительно социальные и админи­стративные вопросы Представители одной из школ — легисты — вообще считали главной задачей упрочение власти правителя путем централизации и совершенствования государственного аппарата.

Конфуцианцы, однако, хранили веру в волю Неба, как и Мо-цзы (V в. до н э ) — философ, учивший, что Небо сотворило мир, любит людей и желает им спокойствия и процветания. На практике любовь Неба означала материальные и социальные блага для людей, такие, как пища, земля и забота друг о друге. Некоторые из учеников Мо-цзы получили государственные должности еще при жизни учителя и упорно работали в духе его учения. Вера Мо-цзы в любовь Неба хорошо видна из следующего отрывка из его книги.

«Более того, по следующей причине я знаю, что Небо щедро на любовь к людям; оно выводит друг за другом солнце и луну, звезды и созвездия, чтобы они светили им (людям — Прим пер) и направляли их, оно устанавливает череду четырех времен года — весны, осени зимы и лета — для упорядочения их жизни, оно ниспосылает снег и иней, дождь и росу для питания пяти злаков, конопли и шелковичного червя, чтобы люди наслаждались их благами Оно создает горы и реки, ущелья и ручьи долин и делает явными все дела, чтобы удостовериться, добры люди или злы Оно утверждает правителей и князей, чтобы те награждали достойных и наказывали порочных, собирали металл и дерево, птиц и зверей и выращивали пять злаков, коноплю и шелк для того, чтобы людям хватало еды и одежды  Издревле и по сей день всегда было так»²

В IV и III вв. до н.э появляются мыслители, придерживающиеся иного подхода — «недеяния» (увэй), предоставления всего сущего самому себе. Этот подход был впервые сформулирован в двух книгах — «Лао-цзы» и «Чжуан-цзы», написанных разочарованными философами, полагав­шими, что все теории об исправлении мира лишь делают его еще хуже, так как все они наставляют других людей, как тем следует действовать Эти же книги учат, что все во Вселенной порождено космическим путем (Дао), являющимся также источником гармонии и равновесия. Поэтому все в мире, от растений и животных до людей, прекрасно в своем естественном состоянии и должно оставаться таким. Извечный путь Вселенной несравненно мудрее любого человека, поэтому мы всегда совершаем ошибку, пытаясь изменить окружающий мир. На самом же деле этим мы утверждаем наше собственное «я» и пытаемся подменить мудрость Вселенной ограниченным знанием. Исходя из этого, авторы «Лао-цзы» и «Чжуан-цзы» учили, что наилучшими правителями являются те, которые оставляют людей в покое — ведь они могут процветать сами по себе. Они знают, как им жить, даже не будучи осведомленными о таких моральных принципах, как праведность и уважение к старшим. Более того, проповедь этих принципов, возможно, указывает на отсутствие их у самого проповедника.

«Лао-цзы» и «Чжуан-цзы» очень скупо говорят о богах и ритуалах, однако им присуще глубокое ощущение тайны и могущества вселенско­го Дао, пребывающего всюду для знающих, как его искать Вот почему эти книги — важные источники китайского космического мистицизма, в основе которого лежит самоотождествление с основными силами Вселенной. Мы можем получить представление об этом ощущении тайны из таких отрывков.

«Вот вещь, в хаосе возникающая, прежде неба и земли родившаяся! О беззвучная! О лишенная формы! Одиноко стоит она и не изменяется. Повсюду действует и не имеет преград Ее можно считать матерью Поднебесной Я не знаю ее имени Обозначая иероглифом, назову ее Дао, будучи вынужден дать ей имя, назову ее Великое Великое, оно действует во всем Действовать во всем — значит достичь дальнего рубежа Достичь дальнего рубежа — значит вернуться к своему истоку» «Великое Дао растекается повсюду Оно может двигаться и вправо и влево Благодаря ему все сущее рождается и не прекращает своего роста Оно совершает подвиги, но славы себе не желает С любовью воспитывая все существа, оно не считает себя их властелином Оно никогда не имеет собственных желаний, поэтому его можно назвать ничтожным Все сущее возвращается к нему, но оно не рассматривает себя их властелином Его можно назвать Великим Он (мудрец) становится великим потому, что никогда не считает себя таковыми" ⁹*

В этом отрывке Дао немного сходно с иудейским и христианским понятием Бога, однако в отличие от Бога у Дао нет ни сознания, ни воли. При таком употреблении термина «Дао» святыней становится сам мир. Слово «мудрец» во втором отрывке относится к мудрому правите­лю, подражающему Дао, или пути природы, в способе своего правления Он пролагает всем дорогу к миру и процветанию, но не желает славы для себя. Поскольку он не обременяет людей военной службой и высокими налогами, они добиваются многого своими силами, и таким путем «достигается великое».

К IV в до н э. появились и философы, учившие, что Вселенная развилась из взаимодействия природных сил инь, ян и пяти стихий Они первыми сформулировали характерный китайский взгляд на мир Один из них, Сюнь-цзы (ум. в 215 г. до н.э.), полагал, что Тянь, или Небо, вовсе не божество, а лишь общепринятое имя для того, что мы назвали бы законами природы. Оно упорядочено, но не имеет ни воли, ни цели и непричастно к человеческой морали. В глазах Сюнь-цзы боги и ду­хи — просто создания человеческого воображения. Ритуалы и музыка, будучи прекрасными и воодушевляющими, не являются тем не менее средством умилостивления богов. В своем религиозном скептицизме Сюнь-цзы был гораздо последовательнее Конфуция и способствовал утверждению в китайской философии скептической традиции, дожившей до наших дней. Его взгляды хорошо иллюстрирует следующий отрывок.

«Спрашивают когда возносят молитвы о дожде и он приходит, что это значит? Отвечаю ничего не значит Это значит то же самое, что и дождь, о приходе которого не просили в молитвах То, что при затмениях солнца и луны люди стремятся спастись от них*, при засухе молят о дожде и решения по важным вопросам принимают только после гадания, — все это совсем не говорит о том, что, вознося молитвы и гадая, действительно можно добиться достижения цели Это всего лишь внешние украшения для правителя Поэтому совершенный человек считает такие действия декоративными, а для простых людей в этом заключено божественное Когда их считают украшением, это приносит счастье, обожествление же их ведет к несчастьям!»⁴

 

* В Древнем Китае считали, что затмения вызывает огромное небесное чудовище, схожее с собакой, которое пожирает солнце и луну. Поэтому во время затмения люди производили большой шум, чтобы отпугнуть чудовище   Сюнь-цзы отвергает этот обычай.

 

Другими словами, по мнению Сюнь-цзы, просвещенный человек должен смотреть на религиозные ритуалы как на своего рода декорации, не принимая их за чистую монету. Такой взгляд всегда был в Китае уделом меньшинства, однако он определял отношение интеллектуалов к религии, в особенности к религии простого народа. Слишком большое усердие в вере и исполнении обрядов считалось признаком некультур­ности и невежества.

 

В поисках бессмертия

Пока некоторые философы  игнорировали религию или давали ей новые, более абстрактные определения, ставя в центр своих систем «Небо» или «Дао», подавляющее большинство китайцев по-прежнему совершали ритуалы и занимались гаданием. К IV в. до н.э. оформляются представ­ления, прошедшие перед этим долгий путь развития, согласно которым человек может избежать смерти либо посредством чрезвычайно долгой жизни, либо воплощаясь вновь после смерти. Методы достижения бес­смертия разрабатывались фан-ши — «специалистами по технике», добивавшимися, подобно философам, влиятельных постов в государ­стве. По их утверждениям, секреты победы над смертью были пере­даны им существами, уже давно достигшими бессмертия и населявши­ми теперь райские обители на далеких горных вершинах или остро­вах. Все эти методы были основаны на очищении и усилении ци — «жизненной субстанции», из которой мы состоим. Так, одним из методов было глубокое дыхание, стимулировавшее токи ци  в теле; другие методики включали двигательные упражнения, имитировавшие повадки таких животных-долгожителей, как журавль и черепаха. Некоторые фан-ши проповедовали особую вегетарианскую диету, дру­гие пили снадобья из золота и иных минералов, чтобы сделать свое тело столь же прочным и не подверженным изменениям. Китайским религиям этого периода не были присущи детально разработанные представления о загробной жизни; в лучшем случае души умерших продолжали некоторое время существовать в поминальной табличке, в могиле или в мрачной подземной стране, именуемой Желтым Источником. Такое существование не было особенно приятным. К небесному двору возносились лишь души членов семьи правителя; все остальные, желающие более привлекательной участи, должны были, не жалея времени и денег, изучать методы достижения бессмертия. Несмотря на трудности, поиски бессмертия захватили очень многих, до нас дошли даже истории о целых семьях, дружно вознесшихся в рай после того, как их смазали волшебным зельем фан-ши.

В эпохи Цинь и Хань (221 г. до н.э. — 220 г. н.э.) несколько императоров сами пытались обрести бессмертие и даже снаряжали экспедиции в поисках райских островов. Они призывали ко двору шаманов и фан-ши со всего Китая. В этот начальный период существо­вания китайской империи были усовершенствованы официальные ритуалы всех видов, и императоры периодически объезжали свои владения, восходя на священные горы и принося жертвы наиболее значитель­ным местным божествам, потому что верили в божественную силу, потому что хотели убедить подданных в том, что все боги Китая на их стороне и, следовательно, их власти необходимо подчинять­ся.

 

У истоков даосизма: народные движения в эпоху Поздней Ханъ (II в. н.э.)

В III в. до н.э. в Китае возникло народное религиозное движение, основой которого была вера в богиню-мать Си-ван-му, «Матушку-владычицу Запада». Многие люди верили, что поклонение ей и ношение талисманов с ее именем избавят их от смерти. Вот что говорит об этом одна из китайских исторических книг:

«(Цзянь-пин), четвертый год, весна Была жестокая засуха (в первом лунном месяце февраль—март) В области, что к востоку от перевалов, люди обменивались священными предметами, готовясь к пришествию Матушки—владычицы Запада Они проходили через уезды и царства, двигаясь к западным перевалам, и достигли столицы К тому же люди собирались для поклонения Матушке—владычице Запада, иногда по ночам зажигали огни на крышах, били в барабаны, шумели и пугали друг друга

В первом месяце четвертого года Цзянь-пин население пребывало в беспокой­стве, каждый бегал с соломенной или конопляной человеческой фигуркой Люди обменивались этими эмблемами, говоря, что участвуют в праздничной процессии Большие толпы людей, многие тысячи, встречались у дорог, некоторые с всклоко­ченными волосами или босые Одни из них ломали по ночам ворота, другие карабкались по стенам, чтобы проникнуть (в дома), третьи запрягали в повозки по нескольку лошадей и неслись во весь опор, временами меняя лошадей, чтобы передать знаки (человеческие фигурки — Прим пер). Они миновали двадцать шесть уездов и царств, прежде чем достигли столицы.

В то лето люди собирались на сходки в столице, уездах и княжествах В деревнях и на полевых межах они устраивали богослужения и выставляли игральные доски для счастливого броска, пели и плясали, прославляя Матушку—владычицу Запада Между ними был в ходу талисман со следующей надписью «Матушка говорит, что те, кто носит этот талисман, не умрут, и пусть не верящие ее словам поглядят под верейные столбы своих ворот — там будут седые волосы в знак того, что это правда»⁵.

Это движение сошло на нет несколько месяцев спустя. Мы мало знаем о его истоках, хотя Матушка — владычица Запада упоминается и в более ранних китайских сочинениях. Наиболее же важным для понимания истории религий Китая является здесь то, что одно-единственное могущественное божество обещает обычному человеку простой и легкий путь к спасению. Это было первое из известных нам народных религиозных движений в Китае. Оно проложило дорогу даосизму — самой ранней организованной религии Китая, имевшей своих священнослужителей, ритуалы и канонические книги.

С началом упадка династии Хань во II в. на смену выступил ряд народных религиозных вождей, заявлявших, что они получили от богов и бессмертных откровения, целью которых было восстановле­ние мира и процветания в Китае. Поначалу они обращались ко двору, однако императоров не интересовала их проповедь, поэтому вскоре некоторые из этих вождей заговорили о том, что боги облекли их миссией сместить Хань и создать свои собственные государства, где все будут жить в безопасности и мире. Поскольку правительство усматривало в подобных речах измену, несколько человек были казнены, однако остальные не сдавались. В 80-х годах II в. человек по имени Чжан Цзюэ организовал широкое народное движение, названное «Путь великого благоденствия» («Тайпиндао»), и объявил, что в начале следующего шестидесятилетнего цикла (184 г. по григорианско­му календарю) стихия земли станет доминирующей и уничтожит силу Хань. В указанном году несколько тысяч последователей Чжана подняли восстания в провинциях по всему Северному Китаю в попытке создать собственное утопическое государство. За ними закре­пилось название «желтых повязок», так как они обматывали вокруг головы куски желтой материи, символизировавшие стихию земли, которая обозначается в Северном Китае желтым цветом Их вожди были одновременно священнослужителями и военными командирами. Они говорили, что от болезни может избавить исповедание грехов, ставших ее причиной, и совершали обряды, призывая богов ниспос­лать бессмертие душам их предков. Их главным божеством был господин Лао — обожествленный легендарный мудрец Лао-цзы, счи­тавшийся творцом Вселенной. У «желтых повязок» была и собствен­ная священная книга — «Канон великого благоденствия» («Тайпин цзин»), отрывки которой дошли до нас.

Сам «Тайпин цзин» заявляет о себе как о «небесной книге», ниспосланной «божественным человеком» для спасения людей. Спасе­ние должно прийти через восстановление справедливой власти, утвер­ждающей в обществе мир и Взаимопомощь. Чтобы быть уверенным в правильности проводимой им политики, правителю следует собирать предложения и жалобы подданных, которые те опускают в опечатанные ящики, имеющиеся по всему государству. Своим добрым примером он должен преображать людей так, чтобы они поддерживали друг друга и помогали нуждающимся. Тем, кто живет, воздерживаясь от соперничества и вреда, было обещано здоровье и долголетие.

Нравственное учение «Тайпин цзин» обобщено в следующем списке шести серьезных грехов и их последствий:

1.Накапливать Дао, исток и устроение Вселенной, и хранить его при себе, отказываясь преподать его другим для их спасения Совершающие этот грех прерывают Небесное Дао жизни и призывают на себя гнев Неба

2.Накапливать (внутреннюю жизненную силу) Дэ и отказываться преподать ее другим, чтобы они могли питать свою жизненную энергию Это прерывает питающую Дэ Земли и вызывает ее гнев

3.Копить богатства и отказываться помогать бедным, оставляя их умирать от голода и холода Эти блага принадлежат Срединной Гармонии, то есть человечеству, и служат средством, через которое проявляют свою щедрость Небо и Земля Они должны быть в обращении, дабы каждый имел то, в чем нуждается Прерывающие это обращение и накапливающие то, что не принад­лежит им, — враги Согласного Дыхания Неба и Земли

4.Знать, что Небо обладает Дао, и презирать это Дао, отказываться изучать его для собственного спасения и обретения долгой жизни Это касается презритель­ного отношения к телу, завещанному предками Такой человек лишен Дао и обречен на смерть

5.Знать, что хорошо упражняться в Дэ, но не направлять усилия на доброе, делать злое из презрения к самому себе Это означает восставать против Земли, которая любит Дэ

6.Человек, которому Небо дало мышцы и физическую силу, дабы он кормил и одевал себя сам, и который живет в праздности и паразитирует на богатых, совершает смертный грех, ибо Небо и Земля производят богатства, необходимые человеку,   которому  следует   черпать   из   них   в   соответствии   с   силами   и потребностями Если же он не прилагает усилий и не может получить необходимое ему от других, он неизбежно дойдет до воровства Тогда он станет врагом Срединной Гармонии⁶.

Идеальные принципы управления, проповедуемые «Тайпин цзин», так никогда и не были претворены в жизнь, однако учение этой книги повлияло на многие поколения даосистов в последующие столетия.

Восстание «желтых повязок» было подавлено в 184 г., но в это же время в Западном Китае действовала другая подобная группа, просуще­ствовавшая гораздо дольше, — «Путь небесных наставников» («Тяныни дао»). Эта религиозная секта основала собственное государство во главе с «небесным наставником» Чжан Лу, которому помогали чиновники-священнослужители (сходным образом были организованы и «желтые повязки»). Последователи «Пути небесных наставников» также почитали обожествленного Лао-цзы и считали приписываемую ему книгу своим каноническим текстом. Поскольку от каждого члена секты требовался ежегодный взнос в размере пяти мер риса, за ней утвердилось и другое название — «Путь пяти мер риса». Государство "небесных наставников» существовало до 215 г., когда оно было поглощено лежащим к северу царством Вэй — одним из трех государств, образовавшихся после падения династии Хань.

Позднеханьские народные движения ознаменовали новое важное событие в религиозной истории Китая — появление религиозных сект с их собственными богами, доктринами, писаниями, обрядами, вождями и внутренней структурой, отдельных от государства и семьи. Их священ­нослужители были простолюдинами, однако они притязали на облада­ние откровениями, исходившими непосредственно от небесных сил, что ранее считалось исключительной привилегией императора и придвор­ных чиновников. Таким образом, с появлением сект в Китае возник новый тип религиозных организаций, до сих пор весьма распространен­ный в мире. Они появились одновременно и обладали сходной струк­турой с раннехристианскими и другими сектами Римской империи.

«Желтые повязки» и «Путь пяти мер риса» были, кроме того, предшественниками даосизма, ставшего наиболее значительной из ис­конно китайских  религиозных традиций (после государственной риту­альной системы).

С упадком династии Хань во II в. н э. во многих районах перестали применять законы и исполнять государственные ритуалы. Некоторые чиновники, фан-ши и грамотные крестьяне реагировали на этот упадок созданием собственных административных и религиозных систем. Государ­ство «небесных наставников» в Западном Китае было разделено на двадцать четыре административных района, во главе каждого из которых стоял священнослужитель, ведавший также всеми местными делами. Эти священники совершали ритуалы, разработанные в подражание старым имперским обрядам. После поглощения их государства царством Вэй некоторые из них служили вэйскому двору и обещали ему божественную поддержку. Одновременно они являлись главами религиозных конгрега­ции, членам которых было обещано здоровье и долголетие. Эти блага могли быть обретены отчасти посредством соответствующей диеты и упражнений, отчасти же с помощью богов, которые сотрудничали со священниками. Итак, движение «небесных наставников» превратилось в Северном Китае в организованную религию. Когда в начале IV в. н.э. север подвергся вторжению кочевых племен, многие китайские аристократы бежали на юг и принесли туда религию «небесных наставников». Здесь, в окрестностях нынешнего Нанкина, они встретились с южными религиозными лидерами, уже давно занимавшимися алхимией и поклонявшимися своим собствен­ным богам. Религия «небесных наставников» оказала влияние на южан, но вскоре некоторые из них имели видения богов более могущественных и таинственных, чем те, что проповедовались «небес­ными наставниками». Эти боги ниспосылали книги, записанные прекрасными «текучими» иероглифами, книги, говорившие о бес­смертных небожителях и астральных божествах, готовых поделиться секретами здоровья и вечной жизни с теми, кто преданно служит им. Некоторых из этих преданных служителей боги назначали своими посредниками или священниками и велели предупредить людей о том, что, хотя конец света и близок, немногие избранные могут спастись.

Приблизительно в это же время другие ученые писали сочинения по алхимии и готовили из трав или минералов смеси, способные обеспе­чить долгую жизнь тому, кто добродетелен и строго следует рецепту их изготовления. Из сочетания новых откровений с алхимией и более ранними традициями «небесных наставников» и родился даосизм. К концу IV в. в новой религии уже имеются свои священники, готовившие себе смену, детально разработанные ритуалы, канонические книги на классическом китайском языке и десятки божеств разной степени могу­щества. К каноническим сочинениям имели доступ лишь священники и обучаемые ими лица; эти книги содержали имена божеств и тайные молитвы для низведения божественной силы со звезд в тело священника. Различные органы тела считались местопребыванием различных богов. Готовясь к ритуалам, священники должны были медитировать и воздерживаться от половых сношений, вина и пряной пищи. После нескольких месяцев такой подготовки их тела заряжались силой звезд, которую они могли посредством ритуальных песнопений и телодви­жений передавать на землю. Тогда они были в состоянии изгонять демонов, лечить болезни, обновлять жизненные силы и плодородие земли в той общине, которая заказывала ритуал. Таким образом, даосские священнослужители удовлетворяли потребность образован­ных людей в религиозном самовыражении, а также открывали доступ к космической  жизненной силе простым селянам. Однако реальное знание даосской доктрины и методов было доступно лишь священни­кам и их прошедшим инициацию ученикам. Они не произносили проповедей, которые бы разъясняли суть религии народу. Это говорит о том, что даосизм был все же элитарным учением.

Вместе с тем в Китае оставались миллионы людей, образованных и нет, которые не знали, что произойдет с ними после смерти, и не были уверены в том, что нравственная жизнь имеет смысл и стоит затрачи­ваемых усилий. Этим людям недоставало религии, проповедующей годящиеся для всех принципы упорядочения образа жизни и содержа­щей ясное учение о посмертной судьбе человека. Многие китайцы обрели такую универсальную религию равенства в буддизме.

 

Распространение буддизма

Вплоть до этого момента мы рассматривали те формы древнеки­тайского мировоззрения, которые нашли свое выражение в различных верованиях и обрядах и были детально разработаны в философских системах — в мысли Конфуция, в книге «Лао-цзы» и даже в довольно скептических взглядах Сюнь-цзы. Переходя к рассмотрению буддизма, мы сталкиваемся с первой значительной «иностранной» традицией Китая.

Буддизм был основан около 500 г. до н.э. в Северо-Восточной Индии Сиддхартхой Гаутамой из рода Шакьев, обитавшего в горах вблизи нынешней индо-непальской границы. Впоследствии его стали назы­вать Шакьямуни (кит.: Ши-цзя-моу-ни) — «отшельником из рода Шакьев» и Буддой (кит.: Фо) — «просветленным». Гаутама учился у нескольких духовных наставников — гуру, стремясь найти религию с доступным и удовлетворяющим его учением о страдании, жизни и смерти, однако счел все их системы слишком односторонними. Нако­нец, после нескольких лет поисков и размышлений, он нашел желаемые ответы в своем собственном уме; обретя «просветление», он немедленно начал сообщать о своем открытии другим. По убеждению Гаутамы, он понял самую суть жизни, всегда изменчивой и полной страданий и все же дающей надежду тем, кто принимает все таким, как оно есть, и старается жить нравственной жизнью. Большинство других религий учит, что за изменчивостью жизни стоит нечто неизменное и вечное, то, что они называют Богом, Дао или Браххманом (мировая душа в индуизме). Однако для Будды подобная неиз­менность — иллюзия: это всего-навсего то, во что мы хотим верить, чтобы чувствовать себя в безопасности и не сомневаться в существовании вечной жизни. Он полагал, что лучше было бы признать конечность жизни и прекратить попытки бегства от неизбежного — извечного непостоянства жизни и смерти. Его собственный опыт говорил о том, что такое признание в конце концов приносило душевный мир и умение сострадать другим живым существам, находящимся в том же положении. По мнению Будды, причиной забот и страхов большинства людей является их глубинный эгоцентризм; имея, как правило, узкоэгоистич­ные взгляды на жизнь, они во всем видят угрозу или надежду, победу или поражение прежде всего для самих себя. Поэтому они всегда стараются утвердить свое «я», сделать его постоянным и не подвер­женным страданиям и даже смерти.

Поскольку мир постоянно меняется, эта задача, разумеется, невыпол­нима; наше ложное чувство «я» всегда находится под угрозой, заставляя нас тревожиться гораздо больше, чем следовало бы. Выход — через размышления о жизни признать непостоянство и изменчивость, присущие ей. И тогда мы поймем, что мы сами — тоже часть всеобщего движения, поэтому нашего изолированного и одержимого страхами «я», которое следовало бы утверждать, не существует в действительности. Жизнь такова, какова она есть, и мы вполне можем, избавившись от волнений, наслаждаться ею. Конечно, взгляды Будды были сложнее, ибо он считал, что жизнью управляют причинно-следственные закономерности, которые в состоянии постичь человеческий разум. У всех явлений есть причины, а всякое следствие в свою очередь становится причиной чего-либо еще. В конечном счете все связано со всем. Для V в. до н.э. это был очень прогрессивный взгляд; мы бы даже назвали его научным. Но Будду скорее интересовала психология, нежели физика; для него наиболее существен­ным было то, что наши чувства и действия также подчиняются причинно-следственным законам, которые он называл кармой, санскритским словом, означающим «действие» или «поступок». Например, если я в гневе закричу на кого-то, он вполне может ответить тем же; мой гнев вызывает у другого человека определенную реакцию. Буддизм учит, что все человеческие поступки приводят в движение цепь реакций, а желание никогда не может быть полностью удовлетворено, так как всегда существует более сильное или просто другое желание. Любое ощущение возникает из потока сменяющих друг друга желаний, а те в свою очередь коренятся в человеческом «я», всегда жаждущем большего в бесконечной борьбе за самоутверждение. Согласно Будде, все эмоции имеют причины и следствия; наша задача — путем размышлений понять механизм их возникновения и исчезновения и тем самым освободиться от их власти. Он учил, что применение такого «научного» мышления к себе поможет избавиться от иллюзий и принесет внутреннюю ясность и самообладание. В конце концов человек подходит к черте, за которой старое чувство «я» исчезает, и тогда его действия становятся просто реакциями на возникающие ситуации, без всякого желания выгоды. Действия, совершенные человеком в таком психическом состоянии, спонтанны и естественны, они не «обременены» никаким дополнительным смыслом и поэтому не создают следствий. Таким образом замкнутый круг причин и следствий разрыва­ется и достигается полное освобождение. Другими словами, именно эгоистические намерения вызывают следствие любого действия; если их нет, нет и следствий.

Во времена Будды (да и в наши дни) большинство индийцев верили, что все животные и люди живут не один раз и форма каждой последующей жизни определяется образом предшествующей. Праведная жизнь ведет к счастливому перевоплощению в облике процветающего человека или даже божества; злые дела определяют перевоплощение в теле нищего или насекомого, обычно после адских мук. Будда принял эту идею и сделал ее частью своей кармической системы причин и следствий. Согласно буддизму, наши действия в этой жизни порож­дают следствия, сохраняющие свою силу и после смерти и формирую­щие тем или иным образом дальнейшее существование индивидуума. Для обычного человека это означает необходимость быть сострада­тельным и справедливым, чтобы накопить благую карму для лучшего перевоплощения; для человека же, искушенного в религиозных во­просах, это означает, что путем достаточно долгой созерцательной практики он может достичь уровня, на котором действия не вызыва­ют реакций и не оставляют следов; и, избавившись таким образом от нового рождения, обрести полный покой, называемый нирваной Нирвана не находится нигде, это чудесное состояние трудноопределимо: обычно его характеризуют как отсутствие привязанности (к мирскому), принятие своей жизни и внутренний покой, превосходя­щий простое чувство удовлетворения.

После своего просветления Будда около сорока лет странствовал по Северо-Восточной Индии, проповедуя и наставляя небольшие группы учеников. Обыкновенных людей он учил жить дисциплинированно, сострадательно и преданно служить духовным наставникам; своим же ближайшим последователям он преподавал путь медитации, контроля над психикой и интенсивных обсуждений. Для выработки буддийского взгля­да на мир требовались месяцы и годы сосредоточенной медитации. Необходимым условием такой медитации была отрешенная жизнь, свобод­ная от забот о деньгах, успехах в семье, поэтому ученики Будды покидали свои семьи, не женились и не имели права на занятие торговлей, сельским хозяйством и военной службой. Вначале они сопровождали Будду в его проповеднических странствиях, но впоследствии поселились небольшими группами в домах и садах, пожалованных им богатыми торговцами — поклонниками Будды. При жизни Будда подчеркивал, что его последо­ватели должны применять учение на практике, а не просто слушать его, чтобы после его смерти несколько опытных учеников смогли продолжить дело учителя. «Вышедшие из дома» жили в мужских и женских монасты­рях и посвящали себя медитации и учебе, совместно занимаясь уборкой помещений и религиозными работами и ежедневно отправляясь в соседние деревни за подаянием. Им не разрешалось самим заботиться о своем пропитании, поскольку труд мог отвлечь их от медитации; более того, для этого нужно было убивать насекомых и животных, что создавало бы неблагую карму. Вновь приходившие в монастырь отказывались от всего своего имущества, брали новое религиозное имя и одевались в простую одежду. Первоначально поучения Будды передавались устно для трениров­ки памяти, однако затем они были записаны и стали основой для буддийских священных книг, известных под названием Сутры.

Учение Будды было охотно принято многими в Индии отчасти потому, что оно казалось простым и доступным и не требовало сложных и дорогостоящих жертвоприношений богам. Оно было приспособлено к индивидуальным нуждам, ему мог следовать всякий и везде, дома или в пути, если человек был странствующим купцом. В первые полтора века после смерти Будды основанное им движение процветало в монастырях по всей Северной Индии и начало распространяться в южном направ­лении на Цейлон (ныне Шри-Ланка), в восточном — к нынешним Мьянме (Бирме) и Таиланду и в северо-западном — на территорию современного Афганистана. Ко II в. до н.э. буддизм проник в Централь­ную Азию, в особенности в оазисы, расположенные вдоль главных торговых путей, соединявших Индию, Китай и средиземноморский мир. Куда бы ни приходил буддизм, многими он воспринимался как новая, освобождающая религия, предлагающая каждому то, что подходит ему: крестьянам — простую мораль, интеллектуалам — изощренную филосо­фию, основанные на канонических текстах и толкуемые грамотными монахами. Как случалось и с основателями других религий, Будда был превращен в сверхчеловеческое существо, чье учение является вечной истиной, хотя, думается, такое поклонение ему бы не понравилось.

В I в. н.э. первые торговцы-буддисты из Индии или Центральной Азии достигли Китая, контролировавшего торговые пути далеко к западу от своей территории. К началу следующего столетия в несколь­ких китайских городах появились буддийские монахи, проповедовавшие учение и переводившие с санскрита на китайский священные тексты. Они заинтересовали многих китайцев: некоторые религиозные идеи и обряды, предлагавшиеся буддизмом, не были известны им прежде — карма и перевоплощение, ад или чистилище¹⁰*, медитация, монашество и мона­стыри, а также хорошо разработанные психология и гносеология (наука о человеческом познании). К этому времени буддисты в Индии покло­нялись изображениям Будды как символам его мудрости и сострадания и приносили им простые жертвы из благовоний и плодов. Такие изображе­ния служили, кроме того, удобными объектами медитации, напоминая созерцаемому о том, кем был Будда и какое открытие он сделал. Эти изображения приобрели большую популярность и в Китае, никогда не знавшем до этого ничего подобного.

К концу II в. в Китае было несколько центров буддизма, и с этой поры число его сторонников быстро увеличивалось. Падение дина­стии Хань облегчило поступательное движение иноземной религии, так как люди стали более свободны в выборе веры. В III в. опреде­ленные аристократические кланы оказывали поддержку буддийским миссионерам, а некоторые из их отпрысков и сами становились монахами. В 260 г. в одно из центральноазиатских царств отправился для совершенствования в вере и приобретения священных текстов буддийский паломник из Китая. Он был первым из десятков отваж­ных паломников, путешествовавших в последующие века, однако ранний китайский буддизм сильно зависел от иностранных монахов, которые брали на себя труд приехать в Китай и изучить язык. Путешествие из Индии было трудным и опасным и занимало до двух лет; большинство миссионеров уже не возвращались на родину. Буддийская мысль весьма отличалась от китайской философии, поэто­му китайцам понадобилось много времени, чтобы понять ее. Буддизм был более индивидуалистичен и психологичен, чем китайская традиция с ее упором на роль семьи, сельского хозяйства, администрации и долгой, счастливой жизни в этом мире. Однако к VIII в. китайские мыслители создали специфически китайские формы буддийской философии и прак­тики, самыми значительными из которых стали секты «Чистая Земля» и Чань (позднее, в Японии, она стала называться Дзэн).

 

Буддизм становится китайским: «Чистая Земля» и Чань (Дзэн)

Мы уже отмечали, что индийские буддисты стали рассматривать Будду как сверхчеловеческое существо, чье учение является высшей истиной. Поскольку они верили, что каждый человек живет не один раз и не в одном месте, естественным для них было верить и в то, что Шакьямуни также прошел через множество перевоплощений, прежде чем родиться в облике будущего «просветленного». Некоторые индий­ские мыслители уже задолго до этого говорили о том, что наша Вселенная — лишь одна из многих, и что каждая Вселенная проходит через рождение, рост и старение, очень похожий взгляд господствует и в современной астрономии. Поэтому буддисты пришли к выводу, что существует множество будд, по одному на каждую из бесчислен­ных вселенных, и все они возвещают одну и ту же мудрость. Так как всякая Вселенная проходит через циклы смерти и нового рождения, появляются новые будды для возобновления учения, которое также клонится к упадку и нуждается в новых силах. Верующие говорили, что даже в их время распространение учения Шакьямуни становится все более трудным из-за невежества и упрямства людей, и новый будда, будда будущего — Майтрея (кит. Ми-лэ Фо), ожидает на набесах своего часа, чтобы сойти на землю и возобновить на ней буддизм.

Сочетание этих идей привело к вере в то, что даже наша Вселенная населена множеством будд, каждый из которых обладает своей собст­венной областью и символизирует какую-либо буддийскую доброде­тель, например мудрость или сострадание. Хотя Шакьямуни является буддой лишь нашего исторического цикла, для утверждения его учения ему на помощь могут приходить и эти небесные будды. Самый популярный из них — Амитабха (кит.: А-ми-то Фо), будда сострада­ния, главенствующий над раем «Чистой Земли» (кит.. Цзин-ту), лежащим на далеком западе. Верующие в него, медитирующие на него и молящие его о помощи будут спасены и возродятся после смерти в его раю. Там, пребывая под влиянием учения будды, они с легкостью достигнут просветления. Эта вера была для многих привлекательна, потому что обещала лучшую посмертную участь, чем чистилище или простое перевоплощение на земле. Кроме того, будучи более конкрет­ной, нежели представление о нирване, она более обнадеживала людей

Индийские сочинения, описывающие рай Амитабхи, были переведены на китайский к III в., а к VI в. некоторые китайские монахи уже целиком основывали свою проповедь на этих книгах, говоря людям, что дорогой к спасению может стать одно лишь с упованием произносимое имя Амитабхи. Не было необходимости ни в медитации, ни в изучении философии, ни даже в умении читать — достаточно было веры и преданности. Эти буддийские проповедники странствовали по стране, разъясняя свое учение и организуя группы почитателей Амитабхи, и люди стекались к ним десятками тысяч. К VII в. секта «Чистая Земля» стала самым популярным течением китайского буддизма и остается таковым и по сей день как в Китае, так и в Японии (куда она проникла в IX в) Легко понять привлекательность надежды на райскую жизнь, ведь «Чистая Земля», описываемая в буддийских сутрах, — это поистине чудесное место. В одной из книг Будда говорит своему ученику Ананде, что «Чистая Земля» (санскр. Сукхавати) — это:

« мировая система владыки Амитабхи, богатая и процветающая, спокойная, плодородная и полная множеством богов и людей В этой мировой системе, о Ананда, нет ни адов, ни животных, ни (голодных) духов, ни асуров (т е демонов), нет там и мест, неблагоприятных для перевоплощения...

Эта мировая система Сукхавати, о Ананда, источает множество благоуханных запахов, она богата чрезвычайно разнообразными цветами и плодами, украшена деревьями,  на которых растут драгоценные камни,  которые посещаю!  Разные сладкоголосые птицы А эти деревья, о Ананда, сверкают разными цветами, многими цветами, многими сотнями тысяч цветов. Они разнообразно составлены из семи драгоценностей в различных сочетаниях золота, серебра, берилла, хрусталя, коралла, перламутра и изумруда.

Многие виды рек текут в мировой системе Сукхавати. Есть там большие реки, миля в ширину, а также до пятидесяти миль в ширину и двенадцать миль в глубину. Течение всех этих рек спокойно, вода их благоухает многочисленными приятными запахами, в них плывут букеты цветов с разнообразными драгоценно­стями, они издают разнообразные сладкие звуки».

В этой райской стране люди получают все, чего они пожелают, будь то музыка, изысканные яства, одежды, драгоценности или дворцы. Они выглядят и живут как боги. Но самое главное в «Чистой Земле» — они постоянно слышат учение Будды, что облегчает им достижение просвет­ления и невозвращения на землю. Верующих убеждают, что нигде в этом счастливом месте

«...не слышно о чем-либо неблаготворном, нигде о препятствиях, нигде о наказании, горе и невезении, нигде о сострадании Даже о чувствах, которые не назовешь ни приятными, ни неприятными, не слышно здесь, сколь же менее о страдании! Вот почему, о Ананда, эта мировая система называется «Счастливой страной» (Сукхава­ти)»⁷.

И все это доступно тем, кто искренне верит в Будду и его могущество. Буддизм «Чистой Земли» подходил простому народу, однако он стал массовым движением, не привлекательным для более индивидуа­листически настроенных интеллектуалов. Они стремились к просветлению уже в этой жизни и настаивали на том, что, какой бы прекрасной ни была «Чистая Земля», это все-таки не нирвана — высший покой и ясность ума. К тому же некоторым из них казалось, что к VII—VIII вв. (в эпоху Тан) буддизм слишком преуспел. В стране существовали тысячи монастырей, многие из них обладали немалыми средствами, обширными земельными угодьями, слугами и золочеными статуями — подарками богатых купцов и чиновников. К этому времени на троне уже побывало несколько императоров-буддистов, ожидавших от мо­нахов поддержки в обмен на денежные пожертвования и официальное признание монастырей. Буддизм превращался в новую разновидность китайской государственной религии, что, по мнению некоторых особенно ревностных монахов, отвлекало людей от подлинного смыс­ла их веры — индивидуального, личностного осознания и принятия своей жизни.

К VII в. некоторые реформаторски настроенные монахи начали возврат к углубленной медитации как основной форме буддийской практики. Постепенно развиваясь, это движение оформилось к эпохе Сун (960—1127 гг.) в новую школу буддизма — школу медитации, или Чань (по-японски произносится Дзэн). Эта школа, став весьма популярной среди благочес­тивых чиновников и купцов, так никогда и не превратилась в массовое движение, подобное секте «Чистая Земля», так как чаньский путь к спасению требовал больше времени и упорной работы. Отчасти это был возврат к тому «самопросветлению», которое за тысячу лет до этого проповедовал сам Шакьямуни. Чувствуя, что буддизм стал слишком мирским и материалистическим, некоторые чаньские мудрецы отвергли изображения и канонические книги и вели медитативный образ жизни вмаленьких уединенных монастырях, однако большинство последовате­лей школы полагали, что статуи и литература — полезное подспорье в постижении буддийской истины, если только не привязываться к ним и помнить, что возможность просветления заложена в каждом человеке. Их девизом было. «Стань буддой сам, увидев свои внутрен­ние возможности» (цзянь-син чэн-фо). Неудивительно, что именно эта разновидность буддизма имеет наибольший успех в Северной Америке и Европе — ведь она сходна с нашими представлениями о саморазвитии. Прислушайтесь, для примера, к некоторым поучениям чаньских  чиновников.

«В вашей собственной природе возникнут десять тысяч вещей, ибо все вещи сами по себе содержатся в вашей природе Если назвать это по имени, то это чистый Будда Друзья мои, когда я говорю «Клянусь спасать всех живых существ повсюду», я не утверждаю, что спасу вас, но что живые существа, каждое своей собственной природой, должны спасти себя сами Что означает «спасти себя своей природой»⁹ Вопреки ложным взглядам, страстям, невежеству и заблуждениям, в вашем природном теле вы носите в себе неотторжимые признаки просветления, поэтому, имея правильный взгляд, вы можете спастись Если вы пробудитесь для правильного взгляда, мудрость, прана, сотрет невежество и заблуждения, и вы все спасетесь

Друзья мои, каждый из вас должен пристально следить за собой Не мыслите ложно! Сутры предписывают искать убежище в Будде, который внутри вас, они не велят полагаться на других будд. Если вы не полагаетесь на собственную природу, вам не на что более положиться»⁸

«Прана» — санскритский термин, обозначающий мудрость просветлен­ного ума, видящего вещи такими, каковы они есть, лишенного страхов и иллюзий. Именно эта мудрость делает будду Буддой; поскольку и мы способны достичь такого просветления, мы также можем стать буддами. Все необходимое для спасения заложено в нас самих.

Хотя различные формы буддизма обрели при династии Тан (618— 907 гг.) широкую популярность, всегда находились даосисты и конфу­цианцы, выступавшие против буддийского влияния, которые неодно­кратно убеждали правителей запретить буддизм, конфисковать мона­стырскую собственность и принудить монахов и монахинь вернуться домой. Преследования были по большей части непродолжительными, но в конце концов, в 844—845 гг., император-даосист закрыл тысячи монастырей и заставил большинство монахов и монахинь прекратить религиозную деятельность. Эта антибуддийская кампания была самой разрушительной. Тогда, как и ныне, китайские власти претендовали на абсолютный контроль над религией, так же как и над политикой и обществом. В результате этих общегосударственных преследований были разрушены многие из наиболее крупных монастырей, а вместе с ними исчезли и поддерживаемые ими буддийские философские школы. Через несколько лет прежний закон был отменен и буддизм был вновь легализован, но к этому времени существовали лишь две школы — Чань и «Чистая Земля», выжившие благодаря народной поддержке. С тех пор они являются доминирующими формами буддизма во всей Восточной Азии. Важнейшей причиной их успеха в Китае стало то, что обе они были основаны монахами-китайцами, знавшими, чего хотел их народ — простой, ясной и практичной религии,  которой  (как в  случае  «Чистой  Земли»)  можно  было  бы следовать и в обыденной жизни. Даже чаньские монахи разработали формы медитации, удобные для путешествующих торговцев и чинов­ников, практикующих дома. Кроме того, чаньские наставники учили, что вечная истина буддизма тождественна вселенскому Дао, поэтому просветления можно достичь и среди красот природы.

Первоначально иноземная религия, пришедшая из Индии, буд­дизм, подвергаясь влиянию китайской традиции и оказывая влияние на нее, стал более «китайской» религией, нежели любая другая из проникавших в Китай. Буддизм нашел свое место в китайском взгляде на мир.

 

Возрождение конфуцианства

При династии Хань конфуцианство стало официальной доктри­ной; с ее падением пришло в упадок и конфуцианство. После 220 г. оно продолжало существовать в качестве консервативной моральной и социальной традиции, но уже не выдвигало многочисленных филосо­фов. В течение нескольких сотен лет лучшими философами в Китае были не конфуцианцы, а буддисты. Со временем, однако, некоторые чиновники и ученые, обеспокоенные тем, что Китай становится настолько буддистским, что забывает свои собственные традиции и культуру, стали писать статьи и памфлеты против буддизма как иноземной религии, о которой никогда не слыхали мудрецы китай­ской древности. К XI в. несколько мыслителей занялись созданием новой конфуцианской философии, целью которой было теоретиче­ское обоснование всей жизни человека — от личного спасения до управления страной. При этом они заимствовали идеи из даосизма и буддизма, соединяя их, однако, в новую систему, в которой домини­ровали конфуцианские ценности, а сам Конфуций почитался в каче­стве главного мудреца. Наиболее известным из неоконфуцианцев был Чжу Си (1130—1200), утверждавший, что все в мире состоит из «жизнен­ной субстанции» (ци), принимающей различные формы в соответствии с «упорядочивающим принципом» (ли). Хотя на уровне, доступном непо­средственному восприятию, каждый класс вещей имеет свой собственный упорядочивающий принцип, на более высоком уровне все вещи опреде­ляются верховным упорядочивающим принципом Вселенной, который Чжу Си назвал Тай-цзы — «Великий Предел». Разумеется, так же устроены и люди, хотя у большинства из них ци настолько темно и густо, что заслоняет от них ли. Другими словами, их физические потребности и психические желания препятствуют развитию их разума и нравственного сознания. Чтобы стать лучше, они должны размышлять об упорядочиваю­щем принципе внутри самих себя и в окружающем мире и таким образом постепенно приобретать зрелость, разумность и самообладание. Ли — элементы бытия, наполняющие жизнь смыслом; эти элементы должно различать в конфуцианских книгах, в социальном устройстве и в природе. Где есть гармония и порядок, найдутся и принципы, доступные понима­нию и следованию: верность друзей, справедливость и честность доброго судьи или строение и гибкость бамбукового ствола, которого не сломать свирепому ветру. Учась на подобных примерах и много о них размышляя, можно укрепить свое ли и стать мудрым и зрелым человеком, способным упорядочить семью, общество и государство.

Это конфуцианское сочетание личного самосовершенствования с обще­ственной ответственностью привлекало многих людей, считавших, что даже Чань и «Чистая Земля» делали слишком уж большой упор на достижение спасения за пределами повседневной жизни, в монастыре или в раю. Неоконфуцианство понравилось и правительству, так как утверждало, что стабильность существующего общественного строя зависит от верности каждого индивидуума ли своей социальной роли, будь это роль жены, отца или чиновника. Эти правила поведения включали подчинение старшим по возрасту и положению, что, разу­меется, пришлось по вкусу в авторитарном государстве. В XIV в. правительство распорядилось, чтобы толкования Чжу Си на конфуци­анскую классику были положены в основу программы государствен­ных экзаменов, и с тех пор их должен был изучать всякий образован­ный человек.

Чжу Си признавал культ предков и поклонение духам китайских героев, но выступал против даосизма, буддизма и богов народной религии, в особенности отрицая идею верховного бога-творца. Мир просто возник в результате взаимодействия безличных природных сил ли и ци. Это означало, что после утверждения неоконфуцианства у многих образованных людей усилился скептицизм по отношению к религии. Сложилось так, что в Китае религия простого народа была предоставлена самой себе и не пользовалась поддержкой интеллектуалов, подобных христианским или иудейским богословам. Буддийские монахи и даосские священники в Китае проходили определенную подготовку, однако не существовало семинарий, которые готовили бы их к проповеднической деятельности, не было храмов. Вот почему, хотя определенные формы религиозных верований и гадание всегда были известны китайцам, религиозная организация и формы мышления в Китае в последнее тысячелетие не были столь заметны, как в Европе и Северной Америке. Религия в основном оставалась частью повседневной жизни и в конечном счете всегда находилась под государственным контролем.

 

Народная религия

Если некоторые образованные люди не придавали религии особого значения, то различные обряды и поверья продолжали тем не менее играть важную роль в жизни огромного большинства населения. Уже в древнейших письменных документах мы читаем о разнообразных формах религиозной деятельности, которым отдавали дань все, кроме немногих особо строгих ученых, священников и монахов, — сюда входили и культ предков, и жертвоприношения духам священных предметов и мест, и вера в призраков и демонов, и экзорцизм, и гадание, и медиумизм. К XI в. (эпоха Сун) эти формы, впитав в себя буддийские понятия кармы и перевоплощения и даосское учение об иерархии богов, сложились в систему народной религии, распространенной и в наши дни.

Китайская народная религия существует в гуще повседневной жиз­ни—в семье, в деревне и в городских кварталах. У нее нет профессиональных священнослужителей, их роль выполняют люди, занятые на другой работе, например крестьянин, входящий в комитет управления храмом, или механик, по ночам становящийся медиумом. У народной религии есть храмы, считающиеся местопребыванием богов, однако при них не состоят священники, есть лишь один-два человека, присматривающих за храмом. Расходы по их содержанию несут местные жители, приглашающие даосских священников или буддийских монахов для совершения особых ритуалов. В эти храмы приходят поодиночке или семьями, чтобы совершить подношения в виде еды или благовоний и помолиться, когда в этом есть нужда, хотя обычно это происходит в первый и пятнадцатый дни лунного месяца и в праздники. При таких храмах нет общин верующих, в них не проводятся коллективные моления и, как правило, не читаются священные книги. Так или иначе, большинство ритуалов народной религии совершается либо дома перед семейным алтарем, либо в храме местного божества, покровительствующего лишь одному полю или кварталу.

В отличие от астральных божеств даосизма или природных сил, почитаемых официальной религией, почти все боги народной религии — это обожествленные духи умерших людей. Поскольку эти боги сами когда-то были людьми, они понимают нужды молящихся им, более того, жертвоприношения и почитание необходимы им, если они хотят и дальше оставаться богами Под даосским влиянием народные божества были организованы в бюрократическую иерархию, где каждое из них выполняет свою специфическую функцию — исцеляет от оспы, растит детей или оберегает рыбаков. Во главе этой иерархии стоит небесный Нефритовый государь, подобно тому как земную бюрократию возглав­ляет император. Нефритовый государь назначает духов добродетель­ных людей на божественные должности, которые те занимают времен­но — до повышения за заслуги или понижения за недочеты. Если люди чувствуют, что их молитвы остаются без ответа, они могут перестать обращаться к божеству или даже покинуть храм и искать помощи в другом месте. Должности остаются теми же, но боги, занимающие их, приходят и уходят.

Боги народной религии являются символами порядка, многие из них, подобно некоторым даосским божествам, вооружены и командуют небесными армиями. Эта сила необходима, ибо внизу обретается огром­ное множество демонов, вредных существ, приносящих болезни, страдания и смерть, — одним словом, беспорядок. В конечном счете боги более могущественны, однако демоны неистовы и яростны, и укротить их можно лишь многократным повторением приказаний и впечатляющими экзорцистскими ритуалами. Большинство демонов, гуй, — это неупокоенные души людей, умерших насильственной смертью, или тех, за чьими могилами не ухаживают, они причиняют беды, чтобы привлечь внимание к своим проблемам. Другие демоны символизируют потенциально опасные природные силы, каковыми являются, например, горы или дикие звери. Поскольку считается, что болезни, пожары, а также непогода вызываются этими злыми духами, для удержания их под контролем прилагаются большие усилия. Вот один из распространенных способов их изгнания: медиум или даос­ский священник делает надпись на талисмане от имени какого-либо могущественного божества; надпись представляет собой приказ, по­добный тем, что даются императором. Она может выглядеть, к примеру, так: «Я, Нефритовый государь, настоящим приказываю злым и обманным силам, вызвавшим эту болезнь, немедленно покинуть тело. Этот приказ имеет силу сокрушать и изгонять всех демонов». Священник читает надпись вслух, а затем сжигает талисман, чтобы дым вознес послание к небесам. В народной религии существует драматический раскол между силами добра и зла. Большинству китайцев приходилось вести ежедневную борьбу за существование, они часто ощущали угрозу и делали все возможное для ее отражения, приглашая, например, медиума для лежащей в лихорадке дочери. Этот дух борьбы внес немалый вклад в сегодняшние успехи китайского народа.

У китайской народной религии есть и другая разновидность — секты, подобно протестантским группам в Северной Америке и Европе руководимые и поддерживаемые простыми людьми. Эти секты, до сих пор действующие на Тайване, имеют свои канонические книги, отрывки из которых зачитываются или поются во время коллектив­ных молений. Люди приходят в эти сообщества как индивидуумы, движимые религиозными устремлениями, тогда как общераспростра­ненная народная религия не знает индивидуальных верующих — есть лишь семьи, молящиеся в деревенском храме потому, что проживают в данной деревне. Секты восходят к известным в китайской истории объединениям типа «желтых повязок», действовавших в конце эпохи Хань, однако современный вид они приняли в XIII в под буддий­ским влиянием. Тогда некоторые монахи-проповедники начали орга­низовывать группы последователей из мирян, преподавая им буддий­ское учение в простой форме — они говорили в основном о райской стране Амитабхи. Эти группы росли столь быстро, что более консер­вативно настроенные монахи из зависти донесли об этом правитель­ству, которое запретило их, так как опасалось появления любых организованных объединений в народной среде. С объявлением сект вне закона ортодоксальным монахам стало трудно работать с ними, и секты оказались предоставленными сами себе. Они широко заимство­вали идеи даосизма и народной религии и пытались сохраниться, создавая коммуны, которые сами обеспечивали себя продуктами пи­тания. Некоторые из них отвечали вооруженным сопротивлением на атаки полиции и войск и даже сами совершали набеги на города, правительство относилось к ним, как к обыкновенным бандитам или мятежникам. Вероятно, вследствие этих гонений некоторые секты стали уделять особое внимание Майтрее, будущему Будде, чье скорое пришествие, по их верованиям, должно было преобразить мир и сделать их жизнь спокойной и счастливой. В XIV в. несколько сект подняли восстание против монголов во имя Майтреи, что укрепило их дурную репутацию в глазах правительства. Большинство сект, однако, были вполне мирными и удовлетворя­ли потребность некоторых людей в вере в обретение райского блажен­ства после смерти без предварительного пребывания в чистилище. К XVI в. в центре доктрины большей части сект оказалось представление о великой богине-матери, сотворившей мир и людей и любящей каждого, как свое собственное дитя. К несчастью, дети забыли об их настоящей матери и о том, откуда они пришли, и поэтому живут греховной жизнью, навлекая на себя беды распутством, пьянством, ложью и воровством. Писания этих сект считались откровениями самой Матери или ее посланников, напоминавших людям об их сущности, как им следует жить, и как они могут спастись. Уверовав­шие в откровение должны были присоединиться к секте и поделиться благой вестью с другими. Писания передавались от предшествующего лидера секты к последующему и использовались в качестве основы проповеди, ритуала и дискуссий. От членов сект требовалось быть более благочестивыми и добродетельными, чем их соседи, их взгляд на самих себя весьма отличался от официальной точки зрения.

 

Иностранные религии в Китае (кроме буддизма)

В эпоху Тан (618—907 гг.) Китай вновь открылся для торговли с зарубежными странами, увеличились и возможности проникновения в страну иностранных религий. В VII в. Китая достигли некоторые христиане, пришедшие из нынешней Сирии, а в XIII в., во время монгольского правления, их ряды пополнились многими тысячами единоверцев. Эти христиане, называемые по имени основателя их учения несторианами, возвели церкви в нескольких городах и одно время имели в Китае до тридцати тысяч приверженцев, большей частью, однако, некитайцев, привезенных в страну для содействия в управлении и торговле. С изгнанием монголов и прочих иностранцев в XIV в. исчезли и они. В XIII—XIV вв. в Китае проживали несколько итальянских миссионеров-католиков, также строивших церкви, но плоды их работы бесследно исчезли. Третья попытка христиан утвер­диться в Китае оказалась более успешной, в основном благодаря работе итальянских иезуитов, прибывших в XVI в. Умные и образо­ванные, они изучили китайский язык и в конце концов получили разрешение на проповедь и постройку церквей. К этому времени астрономия и математика в Европе были более развиты, чем в Китае (хотя этого нельзя сказать о более раннем периоде), поэтому несколь­ко иезуитов были назначены придворными астрономами и математи­ками в Пекине. Иезуиты хорошо потрудились над передачей христи­анского учения на языке, понятном китайской аристократии, хотя и преуменьшали значение чудес и распятие Иисуса. Они признавали культ предков и соглашались считать Конфуция великим мудрецом. Вскоре в Китай были допущены и другие католические миссионеры, и церковь стала быстро расти. Однако некоторые консервативные священники, полагая, что иезуиты зашли слишком далеко в призна­нии культа предков и Конфуция, пожаловались папе. После несколь­ких десятилетий дискуссии папа Климентий XI в 1704 и 1715 гг. предписал иезуитам изменить подход и воспретить поклонение пред­кам, что вызвало негодование у китайцев, которые выслали многих миссионеров домой и закрыли их церкви. Китайцам было запрещено переходить в христианство, но некоторые из них становились христианами вопреки запрету; хотя церковь была ослаблена, она все-таки выжила. Когда после 1840 г. в Китай пришла новая волна католических миссионе­ров, они обнаружили здесь не­сколько тысяч китайцев-хри­стиан, но всего лишь горстку священнослужителей.

Отдельные протестантские миссионеры из Европы и Аме­рики впервые приехали в Ки­тай в начале XIX в , а догово­ры, которые китайцы вынуж­дены были подписать после поражения в войнах с Вели­кобританией и Францией, от­крыли двери в страну значи­тельно большему их количест­ву. Протестанты перевели Биб­лию на разговорный китайский язык, ввезли современные пе­чатные станки, наряду с церк­вами они строили школы и больницы, оказав тем самым значительное влияние на китайскую культуру. Однако в христианство переходили немногие китайцы, что было характерно и для двадцатого столетия До 1949 г. христианские церкви в Китае все еще сильно зависели от иностранных миссионеров и их финансовой поддержки. В настоящее время на более чем миллиард китайцев приходится около тринадцати миллионов христиан.

Другой значительной иностранной религией в Китае является ислам, привнесенный арабскими и центрально-азиатскими мусульма­нами в VIII в. Много мусульман приехало при монгольском правле­нии, когда Китай был широко открыт для остального мира. Они поселились в городах по всей стране, но в основном в западных провинциях. Сегодня в Китае около тридцати миллионов мусульман — больше, чем в Саудовской Аравии. Вступая в браки с китаянками, они тем не менее сохраняют свою веру и обучают детей арабскому языку, чтобы те могли читать Коран — священную книгу ислама.

До новой волны христианских миссионеров в девятнадцатом столетии единственной иностранной религией, оказавшей большое влияние на китайскую культуру, был буддизм. В противоположность ему ислам всегда оставался религией большой группы центральноази-атских переселенцев и не стал неотъемлемой частью китайской куль­туры; ранние попытки христиан оставить след в религиозной жизни Китая потерпели неудачу, и даже более поздняя деятельность миссио­неров не смогла обратить в христианство больше чем несколько миллионов китайцев. Сравнительная непопулярность этих иностран­ных религий среди китайцев указывает на неизменную силу и само­стоятельность китайской культуры.

ЧАСТЬ ДЕВЯТАЯ. Религии Китая. Мир как живая система. 40 Введение

41Историческое развитие китайских религиозных традиций

42 Типы верований и обрядов в религиозной жизни китайцев