недавний выход на мировую арену обновленного и окрепшего исла­ма был отмечен в конце главы 25. Мощь ислама в современном мире может быть засвидетельствована в нескольких сферах: в политике, экономике, в неприятии исламом западных и материалистических цен­ностей, усвоении им науки и современной технологии и широкой миссионерской деятельности в планетарном масштабе.

 

Мусульманское отрицание Запада

может показаться, что упоминание в одном контексте неприятия западных ценностей и усвоения современной науки и технологии несет в себе внутреннее противоречие, так как последние издавна являются областями, в которых доминируют народы Запада, по крайней мере, большинство методов и моделей научного исследования были разработаны в новое время на Западе. И тем не менее мусуль­мане хорошо помнят о том, что в более раннюю эпоху их цивили­зация добилась больших успехов в науке, особенно в таких ее отраслях, как математика, медицина, астрономия, география и оптика. В силу различных причин исламский мир отстал в своем научном развитии. Тот факт, что Запад преуспел в развитии современной Науки, ни в коей мере не свидетельствует о том, что это произошло в силу превосходства его религии или интеллектуальных человеческих ресурсов. Скорее, следует говорить о том, что монополизировать науку и промышленные технологии Западу позволило сочетание исторических, политических, экономических и географических об­стоятельств.

Проблема, связанная с господством Запада в естественных науках и технологиях, согласно мусульманским критикам, заключается в том, что оно основывается на рационалистическом и материалистическом миро­воззрении, которое отрицает суверенность Бога и всякую договорную ответственность перед ним со стороны человечества. Более того, мусульманские реформаторы согласны в том, что западный материа­лизм вводит людей в соблазн слепого потребительства, основанного на удовлетворении чувственных желаний. В современном мире гло­бальной коммуникации и торговли незападные народы становятся жертвами коммерческой эксплуатации Западом всеобщих человече­ских устремлений гедонистического характера. Поэтому в строгих исламских кругах мы встретим неприятие рока и других видов современной музыки, алкоголя, общественного взаимодействия по­лов, кинематографии и многого другого. Однако мусульмане одобряют такие плоды западной технологии, как автомобили, самолеты, медицину, промышленное производство, компьютеры, электронные средства массовой информации и, в част­ности, техническое образование, а также западные рыночные страте­гии. Североамериканские и европейские университеты и технические институты принимают в своих стенах большое количество учащихся из азиатских и африканских стран, среди которых немало мусульман­ских студентов из таких государств, как Саудовская Аравия, Кувейт, Объединенные Арабские Эмираты, Пакистан, Египет, Иран, Ливан, Сирия,  Малайзия и Индонезия.

Неприятие западного материализма со стороны многих влиятельных мусульманских критиков не разделяется всеми или даже большинст­вом мусульман. Прежде всего характеризовать Запад как «материали­стический» — значит смотреть на него с предвзятой точки зрения, так как и в западных странах имеют место сильная религиозная вера и брожение. Критика материализма со стороны западных мыслителей беспощадна и весьма утонченна: под ее огонь попадают не только философия потребительства, но и идеологический материализм, будь то материализм марксистов или капиталистов. Религиозные люди всех конфессий — мусульмане, христиане, буддисты, иудаисты, индуисты — имеют сходные взгляды и убеждения относительно условий чело­веческого существования, допустимости увлечения материальными благами и необходимости обуздывания человеческих страстей. В слу­чае с исламом неприятие того, что расценивается как западные ценности и образ жизни, относится не столько к Западу, сколько к оформлению и культивированию исламского политического самосоз­нания. Память о западном колониализме и империализме оставляет не много поводов для радости, и потомки колонизированных народов, включая и тех, кто живет в мусульманских странах, считают своим долгом не допустить повторения чужеземного господства, будь то в политике или экономике или в более тонких — символической, культурной и общественной — сферах. Исламские убеждения и руководящие принципы, по мнению многих, являются самым надеж­ным оплотом против иностранного засилья.

Традиционное деление мира на Дар ал-Салам и Дар ал-Харб может быть увидено в том, что ныне неприятие Запада рассматривается многими как религиозный долг. Материализм и потребительство в глазах последовательных мусульман являются разновидностями идоло­поклонства. Но эксплуатация природного мира при помощи науки и технологии считается не только допускаемой, но и поощряемой Богом, если она осуществляется в согласии с исламскими принципа­ми, намеченными, пусть и не до конца проясненными, в Коране и Сунне. Иджтихад снова становится важным методом  согласования Божьего Слова с миром современности, когда следует дать оценку столь большому количеству новых научных разработок и открытий.

Исламские революционные движения более радикального толка призывают к полному устранению западных и особенно американских интересов и влияний из жизни исламских государств. Их неприятие иногда принимает вид джихада — настоящей священной войны, одной из форм которой может выступать терроризм. Хотя большинство мусульман не одобряют терроризм, успешные действия экстремист­ских групп во имя ислама не могут оставить их равнодушными. Таким образом, ислам выступает в двух ипостасях: он является и религией иидеологией, средством верой и преданностью установить связь с Богом и средством мобилизации мусульман-единоверцев ради дости­жения политических и общественных целей Ислам включается в этот процесс по целому ряду причин и может служить символом для народов, чрезвычайно несхожих между собой во всех других отноше­ниях, однако с равно глубокой неприязнью видящих в воздействии внешних сил истинную причину плачевного состояния дел у себя на родине, будь то несправедливость и политическая нестабильность в Ливане, израильская оккупация Палестины, прозападное правительст­во в Египте или оккупация Афганистана войсками бывшего Советского Союза. В революционном Иране, где западные влияния системати­чески искореняются и фактически искоренены, Запад по-прежнему служит главным символом сатанинского зла, в том числе и потому, что это помогает правительству сохранять власть над народом.

 

Ислам и мусульмане на Западе

МЫ выявили противоположные точки зрения на последствия тесных контактов с народами и институтами Запада. С одной стороны, утверждается, что открытость воздействию западной культуры портит и отвращает мусульман от Прямого Пути. Это совершенно справедли­во, скажем, в случае с мусульманской молодежью, посещающей западные университеты. Они обнаруживают, что попадают в непри­вычные социальные ситуации, в которых практически не действуют традиционные для них социальные модели, как-то. тесные семейные связи, раздельная жизнь полов, устоявшиеся модели соблюдения ритуальных требований. Западный распорядок дня и расписание занятий не вполне удобны для совершения молитв в назначенные часы, да и рамаданский пост, по мнению многих, не способствует эффективной и плодотворной деятельности. Но мусульмане-ино­странцы, обучающиеся на Западе, нередко отыскивают друг друга если не из религиозных, то из культурных и языковых соображений малайзийцы, индонезийцы и бангладешцы, а также арабы и иранцы стремятся к созданию системы взаимопомощи. (Часто студенты-му­сульмане разных национальностей сотрудничают в образовании сту­денческих ассоциаций и совершении Салата и других религиозных обязанностей.) По нашим наблюдениям, мусульмане, попадающие, например, в Соединенные Штаты, четко противопоставляют свои ценности и обычаи господствующему в стране пребывания этносу и соответствующим образом приспосабливаются к ситуации, принимая то, что считают возможным принять, и, насколько это в их силах, сохраняя привычный образ жизни.

Мусульмане, приезжающие на Запад, скорее стремятся укрепиться в своей вере, чем поддаться воздействию чуждого образа жизни. Во-первых, североамериканские и европейские общества — это общества со свободой печати, они обладают высокой степенью свободы ассоциа­ций и выражения собственного мнения, терпимо относясь при этом к инакомыслию и даже радикальным точкам зрения. Мусульмане и другие выходцы с Востока охотно образуют ассоциации и выражают взгляды, которые были бы запрещены у них на родине и могли даже повлечь за собой суровую кару   Так, по иронии судьбы, мусульман-ские студенты пользуются на Западе благами превосходного научного и технического образования и в то же время дисциплинируют себя в области религии, в том числе и свидетельствуя о своих убеждениях посредством дава — проповеднического призыва к немусульманам насладиться благодеяниями ислама.

Вне всяких сомнений, когда мусульмане, получившие ученую степень на Западе, возвращаются на родину, они приносят с собой широкий спектр взглядов и реакций на западный и немусульманский образ жизни. Однако значительное число мусульман остается в запад­ных странах в силу лучших экономических условий, возможности применить там свои профессиональные навыки и ряда других сооб­ражений. Присутствие этих людей привело к первому в истории значительному росту мусульманских институтов на Западе. В совре­менной Франции мусульмане составляют вторую по численности религиозную общину, далеко позади римских католиков, но впереди протестантов. Крупные мусульманские общины существуют в Герма­нии и Соединенном Королевстве, а также в Нидерландах. В Канаде мусульманская община твердо встала на ноги, особенно в больших городах. Да и в Соединенных Штатах в настоящее время проживают, возможно, не менее пяти миллионов мусульман. Весьма важным является то обстоятельство, что возрастает число новообращенных, особенно среди афро-американцев, так что со временем мусульман­ские общины на Западе перестают быть главным образом этнически­ми анклавами, но во все большей степени состоят из коренных жителей этих регионов, мирно сосуществующих с другими религиоз­ными общинами, в частности иудеями и христианами. Приводимое ниже конкретное социологическое исследование показывает, как мо­гут развиваться события, когда мусульманская община создает долго­временную традицию в американском окружении.

 

Исламский центр Большого   Толедо

Американский промышленный город Толедо (штат Огайо) привле­кал на свои заводы жителей многих зарубежных стран. Среди них были сирийские и ливанские мусульмане, которые стали приезжать в город на рубеже веков. Во второй половине 30-х годов несколько семей со Среднего Востока основали Сирийско-Американское мусульманское обще­ство. В 1954 г. в Толедо был возведен первый Исламский центр, который стал местом, где община могла отправлять культ и заниматься другими видами деятельности. В конце 60-х — начале 70-х годов район Толедо стал свидетелем значительно возросшего притока мусульман, и имми­грация продолжается и поныне. Поэтому центр стал нуждаться в резком расширении своей территории, и было решено купить обшир­ный участок земли, чтобы возвести на нем здание больших размеров. Выбранное для строительства место находилось в сельской местности на пересечении двух междугородных магистралей, в нескольких милях от Толедо, в пригородном Перрисбурге. Покойный архитектор Толе­до турецкого происхождения Талат Итиль спроектировал новое зда­ние центра, характерной особенностью которого являются большой белый купол и два примыкающих к нему 135-футовых «карандашных» минарета, выполненных в турецком стиле. В двухэтажном здании под куполом располагается октагональная комната для молитвы,  к ней прилегают просто­рные лекционные аудитории (их более двенадцати), богатая библиотека, обслу­живаемая квалифи­цированными со­трудниками, дело­вые помещения, по­ликлиника, морг, кухня, в которой ра­ботают повара-про­фессионалы, и боль­шой обеденный зал Здание украшают семьдесят два окна, расписанные в традиционном стиле. На них выведены каллиграфические узоры, восходящие к тексту Корана и выполненные различными стилями. Участок земли в сорок пять акров является превосходным украшением центра, здесь разбиты лужайки, цветочные газоны, высажены декоративные кустарники и деревья Путешествующие по междугородным магистралям часто оказываются под неизгладимым впечатлением от прекрасной мечети, построенной в индо-турецком стиле. Многие из них останавливаются, чтобы посетить центр, и число посетителей настолько велико, что админи­страция центра организовала специальные экскурсионные туры, за­канчивающиеся первоклассным ланчем в традициях средневосточной кухни, состоящим из жареной ягнятины, овощей, тахинной халвы и зеленых салатов, плоского сирийского хлеба, сливок, баклавы и других вкусных угощений, все — за умеренную плату Гостеприимство много значит для мусульман, и его проявление способно сказать больше, чем иногда удается выразить словами, о дружеской располо­женности и доброй воле мусульманской общины Толедо.

Деятельность Исламского центра Толедо посвящена главным обра­зом образованию, здравоохранению, социальной защите, заботам о молодежи и отдыхе, книгоизданию, проведению экскурсий и прояв­лению гостеприимства, но важнейшая ее сфера — отправление культа. Центр открыт для всех мусульман. Делами центра управляет совет, которому оказывают поддержку правление старейшин и вспомогатель­ные кадры, состоящие из женщин. Главными должностными лицами центра являются директор, его заместитель и члены общего совета, секретарь и казначей. Административное и духовное руководство центром находится в руках имама — директора, который подотчетен совету. В настоящее время имамом является египтянин, получивший основательное классическое исламское образование в знаменитом каирском университете Азхар, а кроме того, ученую степень доктора социальных наук в канадском университете. Он превосходно владеет английским, как и родным арабским, и помогает общине поддержи­вать здоровое равновесие между ортодоксальным исламским образова-нием и поведением и необходимыми, а зачастую желательными контактами с американским обществом и ценностями.

Исламский центр Толедо во многом привержен традициям. Для молитв ежедневно открыта мечеть, по пятницам проходят службы, посещаемые большим числом верующих, около 250 учащихся получа­ют уроки арабского языка, поддерживаются тесные связи с други­ми исламскими общинами как в Америке, так и за рубежом, а архитектура главного здания сама является веским свидетельством о своих истоках, эстетических и символических пристрастиях и гордости.

Однако между общиной Толедо и мусульманскими общинами в других местах, особенно в традиционных исламских обществах Среднего Востока и Азии, существуют бросающиеся в глаза различия. Умма никогда не знала приходской модели религиозной организации Скорее, по крайней мере в исламских странах, правительство в сотрудничестве с Министерством религиозных пожертвований открывает мечети всю­ду, где есть в них необходимость Мечети возводятся и на средства отдельных лиц и объединений, однако руководство ими не имеет ничего общего с устройством церкви, и точно так же отсутствует аналогичное христианскому понятие принадлежности к определенно­му приходу. Исламский центр Толедо адаптировался к североамери­канской модели религиозной социологии, учредив членство с ежегод­ными взносами, называемыми Закат. Более того, имам центра не является высшим авторитетом. Скорее, с технической точки зрения, он является сотрудником, приглашаемым на работу советом, который юридически воплощает высший авторитет в отношении собственно­сти и деятельности центра. Члены центра обладают правом принимать участие в голосовании по важнейшим вопросам, однако все дела центра находятся в ведении совета, являющегося, таким образом, высшим авторитетом.

Специфическая структура руководства Исламского центра не избежала критики со стороны мусульманских традиционалистов, по большей части проживающих вне Америки. Когда иностранные группы посещают имама и жалуются на «неисламские» установления, тому приходится отсылать их за разъяснениями к совету. До сих пор такие столкновения оканчивались мирно и дружественно, и при этом возникало более глубокое понимание того, каким образом община может оставаться истинно исламской, а ее члены быть в то же время удачливыми и ответственными гражда­нами американского общества. Поэтому новаторский подход Ислам­ского центра Толедо к государственному устройству и власти рассмат­ривается ее членами как бида хасана, «благое нововведение», а не тот тип бида, что считается ересью.

Другой непривычной стороной жизни центра является участие в общественной жизни обоих полов, будь то в форме посещения воскрес­ных школ (религиозное образование проводится по воскресеньям — еще одно широко распространенное в Северной Америке мусульманское нововведение) или частных общинных ланчей и обедов. Когда мы посетили центр и были удостоены особого вечернего обеда, то были совершенно изумлены, оказавшись в окружении весело беседующих за столом жен, мужей, родителей, девушек и бабушек, детей и гостей из окрестных мест и издалека. Застолье чрезвычайно напоминало типич­ную американскую церковную трапезу, разве что пища была приго­товлена гораздо лучше, чем обычно, так как в центре работает немало отменных сирийских и ливанских поваров. Членами центра являются как шииты, так и сунниты из Египта, Ливана, Сирии, Палестины, Турции, Ирака, Саудовской Аравии, Пакистана, Индии и двадцати других стран. Они работают учителями, преподавателями, торговцами, врачами, юристами, учеными, инженерами, подрядчиками, трудятся на заводах, выполняют черную работу, строят дома и учатся в университетах.

Члены центра, по-видимому, чрезвычайно рады обществу друг друга во время уроков религиозного воспитания, совместных трапез, от­правления культа, участия в торжествах. Нередко они ходят друг к другу в гости. Нам представляется, что в то время, как в других странах Среднего Востока и Азии социальная жизнь мусульман сво­дится главным образом к нанесению взаимных визитов членами крупных семейных коллективов, в районе Толедо члены Исламского центра расширили этот круг за счет включения мусульман-единовер­цев в социальное существование, к которому привлекаются и женщи­ны. Конечно, и традиционная практика поощряет дружеское социаль­ное посещение тех, кто не входит в состав данной семьи, однако она распространяется только на группы, принадлежащие к одному полу и занимающие одинаковое положение в обществе. Например, когда супружеская пара наносит визит друзьям, не связанным с ними родством, и это происходит в традиционной мусульманской обста­новке, мужчины усаживаются за стол в одной части дома, а женщи­ны — в другой. Женщина, пришедшая в гости, может поприветство­вать хозяина «немахрам», однако между ними не возникнет социаль­ного контакта. То же относится к «немахрамному» гостю-мужчине и хозяйке дома.

Описанная выше практика является наиболее консервативной. В действительности можно столкнуться с такими мусульманскими соци­альными ситуациями в Пакистане, Индонезии, Малайзии, Египте, Турции и других странах, когда социальное взаимодействие полов выходит за рамки махрама. Мусульмане, вступающие в социальное взаимодействие таким образом, проживая при этом в странах с преобладанием мусульманского населения, почти всегда имеют и западническую ориентацию и занимают верхние социальные и поли­тические позиции. Они могут оставаться мусульманами лишь номи­нально, однако иногда удается встретить подобного мусульманина с глубокими религиозными убеждениями, который при этом ведет либеральный социальный образ жизни и посещает кружки друзей обоих полов за пределами «большой» семьи и конфессиональных рамок ислама.

Бросающееся в глаза отличие Толедо и некоторых других североаме­риканских исламских общин от вышеописанных моделей заключается в том, что здесь либеральное социальное взаимодействие полов осущест­вляется в контексте «прихода». В классах с совместным обучением лиц обоего пола мусульманские подростки обсуждают по воскресеньям те же вопросы, что и их христианские или иудейские сверстники: наркотики, рок-музыку и ее воздействие, покорность Богу в мире противоборствую­щих ценностей и секуляризма, взросление и многое другое. Одной из проблем, которую приходится решать американской мусульманской молодежи, является противоречие между желанием быть принятым обществом в качестве нормального американца и желанием оставаться вместе с тем правоверным мусульманином, который, несмотря на всесвои либеральные в сравнении с традиционными исламскими обще­ствами привычки, тем не менее не способен с чистым сердцем участвовать в некоторых из сторон американской жизни, это касается летосчисления, танцев и — во время обучения в колледже и после его окончания — потребления алкогольных напитков и выбора независи­мого сексуального образа жизни.

Другая проблема, с которой сталкиваются североамериканские мусульмане, — это диета Свинина абсолютно запрещена, а разрешен­ные виды мяса должны быть получены посредством забоя животных особо оговоренным способом, который, напомню, сходен с иудей­ским обычаем окошеривания пищи. Иногда достаточно трудно избе­жать потребления свинины и блюд на ее основе, являющихся весьма распространенными в Америке видами пищи, особенно это касается ряда блюд, в которых используются свиные энзимы Мусульманам присуще упорное неприятие свинины в американской диете. Такое неприятие основано на божественном запрете, но помимо этого оно подразумевает отвращение к пище, которая издавна считается нечис­той. Люди, употребляющие свинину, — то есть большинство амери­канцев — в этом отношении отделены от мусульман и в известной степени чужды им. Однако то же относится и к консервативным ортодоксальным иудеям, руководствующимся древним запретом на потребление свинины, который значительно старше времени возник­новения ислама.

Необходимо ясно видеть различия между типами исламских общин в Северной Америке. Исламский центр Толедо является многообразной общиной, опирающейся на различные национальные традиции и вклю­чающей в себя как суннитов, так и шиитов. В нее входят по большей части представители средних и высших классов, и благодаря этому центр весьма уютно чувствует себя в жизни Средней Америки. Его члены вполне приспособились к условиям жизни Большого Толедо с их машинами последних моделей, пригородными домами, американским стилем одежды и типично американскими занятиями. Женщины в подавляющем боль­шинстве не склонны к тому, чтобы накрывать волосы (последнее — характерная черта исламского возрождения, которая присуща поведению как западных новообращенных, так и мусульман по рождению). На праздновании годовщины строительства центра и мечети мусульманские гости из других американских городов выделялись своим традиционным исламским стилем одежды — особенно на фоне толедских мусульманок, которые консервативны в своих вкусах, но не более того, и одеты ничуть не иначе, чем хорошо воспитанные и набожные американские христианки или иудейки оделись бы в схожих обстоятельствах. В мечети универси­тетского города Боулдер (штат Колорадо), обжитого многими иностранны­ми студентами, напротив, мусульманские собрания строго разделены на две группы по половому признаку, и женщины (приехали ли они из-за границы или являются американками) полностью скрыты от чужих взглядов одеждой: открыты только лицо и руки.

Не хотелось бы задерживаться на вопросе одежды, однако он имеет большое символическое значение. Кажется, что толедская община сти­лем своей жизни утверждает, что мусульмане могут и должны быть причастны образу жизни, господствующему в Америке, в той мере, в какой это не ведет к забвению истинно исламских принципов веры, обрядов и поведения. Община мусульман Боулдера (и многие другие близкие ей общины Северной Америки), по-видимому, традиционалистским стилем своего существования (включая и женскую одежду) стремится доказать, что мусульмане обязаны быть отличными от других, когда речь заходит о приверженности своим истинным прин­ципам, даже если это приводит к наглядному отделению и отличию от доминирующих социальных и персональных моделей поведения и одежды. В следовании строгим исламским обычаям чувствуется стрем­ление к сохранению собственной идентичности. Но вполне возможно и то, что такая приверженность традиционным моделям просто может легче сохраняться в университетской обстановке с мечетью, аудитория которой постоянно обновляется и включает в себя саудитов, кувейт­цев, пакистанцев, малайзийцев и представителей многих других наро­дов, исповедующих ислам, которые входят и выходят из общины по мере того, как получают ученые степени, а на их место прибывают новые студенты. Такая исламская община может, невзирая на время, сохранять «чистые» исламские модели существования и вносить спо­койствие и знакомую струю в жизнь мусульманских студентов, и не только студентов, которые страдают в Америке от одиночества и находят жизнь в ней суматошной, в некоторых отношениях совер­шенно неприемлемой, а в общем, совершенно им чуждой.

Для мусульман, где бы они ни находились, естественно собираться вместе. Более того, их религия предписывает соблюдать пятничный соборный Салат, приходить друг другу на помощь и стремиться к тому, чтобы жить в атмосфере нравственности. Мусульмане — студенты университета, например, иногда находят, что их вера и привычный образ жизни ставятся под угрозу и подвергаются серьезному испытанию со стороны материального благосостояния и социальной и интеллекту­альной свободы, с которыми они сталкиваются на Западе. Живущие в студенческом кампусе евангелически ориентированные индивидуумы, а также христианские организации часто стремятся обратить в свою веру студентов-мусульман. Попытки миссионерской деятельности редки, ес­ли вообще предпринимаются, в мусульманских странах, так как такая деятельность поставлена исламом вне закона, при господстве Шариата законной является только проповедь ислама. В Дар ал-Харбе мусульма­не нередко испытывают радикальную дезориентацию при столкновении с присутствием доминирующей религии, отличной от ислама.

По мере роста североамериканской мусульманской общины все больше места находится в ней для многообразия и эксперимента. В то время как коллективы приезжих студентов-мусульман стремятся сохра­нить строгие традиционные поведенческие модели, мусульмане-имми­гранты и их дети начинают сознавать, что для того, чтобы стать гражданами, необходимо подвергнуться некоторой ассимиляции и всту­пить в сотрудничество с политическими, социальными и образователь­ными учреждениями и процессами, которые преобладают на их новой родине. Рост числа новообращенных коренных жителей также вносит свою лепту в процесс, названный одним мусульманским ученым «доме­стикацией» ислама в Северной Америке. Большинство мусульман по вполне понятным причинам опасаются подвергнуться настолько полной ассимиляции, которая приведет к окончательной потере ими своих отличительных исламских особенностей. Однако растет понимание и того обстоятельства, что радикальное выделение из доминирующего общества также имеет свои издержки. Мусульмане начинают примерять к себе и оценивать широкий спектр возможностей выбора, ища свое место в Северной Америке как религиозное меньшинство. Крупные организации приобретают новых сторонников, стремясь утвердить здесь исламскую среду. Самой видной организацией подобного типа является Исламское общество Северной Америки, под эгидой которой осуществляется сотруд­ничество обществ и ассоциаций, стремящихся реализовать исламские цели в области образования, науки, финансовой деятельности, дел молодежи и учеников колледжей, применения Шариата и помощи мусульманам в поиске подходящих супругов.

 

Исламский активизм: «фундаментализм»  или  «исламизм»

термин «фундаментализм» появился в начале нашего века в кругах консервативно настроенных американских протестантов, чтобы обо­значить опирающееся на Писание учение, пятью стержневыми догма­тами которого являются следующие: непорочное зачатие Иисуса, его воскресение во плоти, непогрешимость Писания, заместительная ис­купительная жертва и физическое Второе Пришествие Христа. Един­ственное сходство с мусульманской традицией — непогрешимость Писания, — в случае с исламом, разумеется, Корана. В последние годы стало весьма популярным, особенно в средствах массовой информа­ции, называть фундаменталистами консервативных воинствующих мусульман. Данное название не вполне подходит к этому явлению, если брать его в первоначальном значении. Но дух христианского фундаментализма, несомненно, имеет параллель в мусульманской убе­жденности в непогрешимости Корана, интерпретируемого буквально, в истинном пророческом призвании Мухаммада как главного и последнего представителя долгой череды пророков, появлявшихся в истории, в том, что Сунна является безупречным образцом человече­ского поведения, и в авторитетности Шариата для замкнутой общины истинно верующих, или Уммы. Более того, мусульмане, как и еван­гелические христиане-фундаменталисты, энергично занимаются про­поведью своей веры, убежденные, что обращение неверных на путь истинный есть следование воле Бога.

Показав, что идея фундаментализма, если не сам термин «фундамен­тализм» применяются по отношению к мусульманам в известной мере оправданно, должен сразу же добавить, что не существует организацион­ной структуры или общепринятой формулировки исповедания веры, которая формальным образом связывала бы мусульман воедино. То же относится и к протестантскому христианству, хотя некоторые деноми­нации баптистов и пресвитериан иногда относили к числу своих приверженцев тех, кто ревностно и строго придерживался фундамен­талистских принципов и применял их к единоверцам как стандарт правоверия. Это привело к серьезным расколам и возникновению новых деноминаций.

Существует весьма широкий спектр интерпретаций и настроений среди отдельных мусульман и их объединений, которому следовало бы дать общее название «исламизм» (а не «фундаментализм»), как в случае с Египтом и рядом других стран. Некоторые исламисты самовыражаются в политической деятельности, поддерживая револю­ционные и даже террористические методы борьбы с предполагаемыми внешними врагами — в качестве подобной мишени часто выступает Запад — или с теми индивидуумами и институтами, которые рассмат­риваются ими как немусульманские или неблагонадежные, — приме­ром может служить египетский президент Анвар Садат и его режим. Другие исламисты самовыражаются в проповеднической деятельности, в учительстве и других формах коммуникации, в различного рода организациях, школах, университетах, мечетях, в печатных и других средствах массовой информации, среди которых преобладают аудио­кассеты, так как они легко переписываются и распространяются, даже в тех странах, где выступления некоторых фундаменталистских лиде­ров по радио или телевидению строжайше запрещены.

Третью обширную группу мусульман можно найти в любой части света. Это рядовые верующие, которые озабочены сохранением и пере­дачей по наследству в наивозможнейше беспримесном виде того вари­анта веры, который является, на их взгляд, наиболее чистым. Некоторые представители этого типа настроены достаточно воинствующе, однако не обязательно организованы в специфические политические или куль­турные группы. Большинство из них вполне умеренны, терпимы и тщательнейшим образом исполняют предначертания веры, не будучи при этом ярко выраженными исламистами. Однако при возникновении угрозы (подлинной или мнимой) исламской общине и образу жизни они без промедления встанут на их защиту. Я предпочитаю не применять по отношению к этой обширной центристской группе термины «фундамен­тализм» или «исламизм». Пожалуй, лучшее ее определение — «благочес­тивые мусульмане». Они объединяются вокруг центральных верований и обрядов ислама, содержащихся в Коране и Сунне. В эту группу входят представители всех слоев населения с самым различным образованием и родом занятий, богатые и бедные, мужчины и женщины, старые и молодые.

И вновь повторю: все мусульмане являются обитателями по меньшей мере двух культурных сфер; первая позволяет им осознать свою принад­лежность к нации или местной этнической группе (т.е. осознать себя египтянами, пакистанцами, индонезийцами или американцами и т.д.), а другая является для них источником мусульманской идентичности. Иногда обе эти сферы весьма контрастируют, как это происходит, скажем, в США; в других случаях, например в Аравии, местный культурный контекст и ислам тесно взаимосвязаны, так как они прошли длительный период сосуществования и фактически обусловили друг друга. Исламисты или просто благочестивые мусульмане — я не хочу сказать, что вторая категория совпадает с первой, хотя первая в некоторых важных аспектах, несомненно, включает в себя вторую, — неизбежно сталкиваются с проблемой самоидентификации в рамках одной из нескольких культурных традиций. Исламисты, принадлежащие к ярко выраженному активистскому типу, как правило, стремятся насколько возможно преуменьшить присущую им культурную идиосинкразию ради того, чтобы выразить свое мироощущение на панисламский лад, это проявляется, например, в предпочтении простой одежды и про­стого образа жизни, иногда доходящего чуть ли не до аскетизма. Они постоянно озабочены тем, чтобы не отступить от буквы Корана и Сунны, и избегают всякого компромисса, пусть даже к нему и подталкивает та специфическая культурная традиция, внутри которой они существуют. Мусульмане этого типа легко переезжают из страны в страну и всюду находят высокий уровень единообразия поведения, убеждений и целей среди своих единомышленников-фундаментали­стов. Такое единство, однако, далеко не всегда выходит за рамки основных верований, обрядов и поощряемых социальных и индиви­дуальных обычаев. Политические и идеологические расхождения при­обретают иногда значительную остроту, а методы, избираемые для достижения определенных целей, иной раз коренным образом отли­чаются друг от друга.

Ключ к исламскому сознанию был очень удачно подобран одним малайзийским студентом-мусульманином. Когда в большой универси­тетской аудитории, где читались лекции по авраамической религиоз­ной традиции, этого студента попросили высказать свое мнение относительно предложенного лектором истолкования понятия джиха­да, «усилия» на пути к Богу, иногда подразумевающего священную войну, он объявил, что истинный ислам — это джихад всегда и во всем. Он пояснил, что вера мусульман может считаться истинной лишь в том случае, когда неотъемлемыми чертами их характера и поведения являются неослабевающая бдительность и воинственность. Согласно мнению этого студента, как «малый» джихад — война и борьба во внешнем мире, — так и «большой» джихад — постоянное усилие-противодействие внутреннему разладу — являются существен­нейшими элементами ислама. Я бы сказал, что придание столь большого значения джихаду — это родовая примета исламизма во всем мусульманском мире.

Некоторые полагают, что исламизм — это мировоззрение, в целом враждебное изменениям, новизне и современности. Вспомним, что традиционное арабское слово, обозначающее понятие, которое в Европе назвали бы «ересью», — это бида, «нововведение» в доктринальном или обрядовом измерении. Я думаю, что видеть в исламизме, часто карика­турно изображаемом как мусульманский фундаментализм, движение, страшащееся перемен, — значит давать ему слишком «апофатическую» характеристику. К тому же такая характеристика способна ввести в заблуждение, так как исламисты, или многие из них, жаждут радикальных перемен: отказа от следования западному образу жизни и зависимости от западных товаров, свержения лидеров и режимов, которые рассматри­ваются ими как безрелигиозные и отступившие от чистого ислама (самые впечатляющие примеры в этом ряду — Садат и шах Ирана), наконец, отказа от того, что считается ими мусульманским идолопо­клонством. Таким идолопоклонством, по их мнению, является и поклонение могилам святых в поисках благословения и заступничест­ва, и преданность духовному наставнику-суфию, и многое другое.

 

Предпосылки исламского возрождения

Современный мусульманский активизм вышел на мировую сцену в последние несколько лет в том числе и потому, что транспортная и коммуникационная революции сблизили народы земли как простран­ственно, так и информационно Но всемирное исламское возрожде­ние, одним из главных и характерных выражений которого является исламизм, началось задолго до наступления настоящей эпохи. Черты возрождения явственно чувствуются в реформистских движениях XIX— XX вв., развернувшихся в Индии, Индонезии, Египте, Иране и других странах. Еще раньше, в XVIII в., радикальная реформа состоя­лась на Аравийском  полуострове,  ее  инициатором  был  пуританскинастроенный проповедник Мухам­мад Ибн Абд ал-Ваххаб (около 1703—1787), которого поддержал его покровитель и сподвижник Ибн Сауд, предок правящей ныне в Аравии Саудовской династии. Движение ваххабитов, как оно бы­ло в свое время названо, фанатич­но боролось с идолопоклонством во всех его формах — физической, символической и психологической Особенное негодование вызвал у ваххабитов народный культ свя­тых, существовавший в Аравии и других странах. В областях, которые подпали под власть саудитов и ваххабитов, он был решительно ис­коренен, другими словами, в пре­делах современной Саудовской Аравии культ святых был полностью уничтожен. Были разрушены все строения, окружавшие гробницы, на кладбищах были убраны все надгробия, кроме самых скромных и неприметных, дабы они не становились между людьми и Богом, отнимая тем самым у Бога часть человеческой любви и благоговения. Ваххабитские реформы распространились на Ирак, Индию и Африку. Одним из ключевых моментов этого движения — наряду с уничтожением идолопоклоннических обрядов и верований — стало применение иджтихада — процедуры независимого принятия юриди­ческих решений. На протяжении многих столетий суннитское право действовало в рамках таклида, следуя решениям и процедурам право­вых экспертов раннего времени и фактически слепо им подражая. Ваххабиты осознали, что мусульмане нуждаются в возвращении к основополагающим источникам инспирации и руководства, которые создали Умму и питали ее на протяжении самых творческих столетий ее существования. Такое возвращение к Корану, Сунне и методам ранних правоведов являлось разновидностью исламизма, послужив­шей образцом для последующих реформаторов, которые тем не менее не всегда следовали ваххабизму во всех его проявлениях, не приемля, в частности, его пуританизм.

Вторая половина девятнадцатого столетия была свидетельницей деятельности тех мусульманских реформаторов, которые стали про­должателями движения за возвращение к Корану и Сунне и критика­ми таклида, «слепого подражания» в праве. Но некоторые реформато­ры привнесли и кое-что новое  отрицание западного колониализма и призыв к правоверным восстать и избавиться от власти неверных Величайшим из этих революционеров-реформаторов был Джамал алДин ал-Афгани (1838—1897), высокообразованный и харизматический писатель, учитель, оратор и политический деятель, благодаря которо­му идеи исламского освобождения и реформы распространились от Индии до Европы. Особенно большое влияние приобрел он в Египте, где его помощник — египетский ученый Мухаммад Абдо (1849—1905) — развивал некоторые стороны учения Афгани после его смерти. В свою очередь Абдо также оказал непреходящее воздействие на мусульман в таких областях мысли, как образование, богословие, коранический комментарий и законотворчество. Абдо реформировал средневековый каирский университет Азхар, либерализовав учебную программу и улучшив методы преподавания. Он настаивал на том, чтобы его единоверцы мусульмане шире использовали современную науку в исламских целях, не видя никакого непреодолимого противоречия между научным методом и тем, что говорит о природе и границах человеческого разума, о господстве человека над вещами природного мира Коран.

Абдо оказал глубочайшее влияние на духовную жизнь за пределами Египта, но нигде оно не было столь значительно, как в Индонезии, где незадолго до его смерти молодой яванский религиозный наставник Киаи Хаджжи Ахмад Дахлан основал новое мусульманское движение на прин­ципах Абдо и модернистских индийских учениях. Движение получило название Мухаммадийа и приобрело организованный характер в Джо-кьякарте в 1912 г. Политика никогда не была главной сферой деятель­ности Мухаммадийа; куда большее внимание уделялось проблемам обра­зования и социального благоденствия. Этой организацией было основано много школ, она содействовала книгоизданию, а под ее опекой успешно развивались женская организация — Аишийа — и скаутское движение мальчиков. В современной Индонезии Мухаммадийа по-прежнему имеет большое влияние, в ее ряды входит множество индонезийцев со всего архипелага. Другие, не принадлежащие к этой организации индонезийцы иногда характеризуют ее как «фундаменталистскую», и я слышал от ее членов, что они вполне одобрительно относятся к этому термину. В данном случае термин «фундаментализм» не повод для осуждения. Он просто свидетельствует о первостепенной значимости для мусульман Мухаммадийа Корана и Сунны и о строгом соблюдении ими важнейших религиозных обрядов. Традиционные индонезийские народные верования и традиции отвергаются ими как не соответствующие чистому исламу, что позволяет им прекрасно ладить с придерживающимися той же ориентации мусульманами, проживающими в других странах Уммы. Но если одной из необходимых коннотаций фундаментализма считать отрицание современ­ности, в частности, научного метода, технологии и рационального мыш­ления, то Мухаммадийа ни в коей мере не являются фундаменталиста­ми. Я предпочел бы называть их «умеренными исламистами». Избрав Мухаммадийа в качестве индонезийского примера исламского возро­жденческого движения, я хотел продемонстрировать, какую гибкость и многообразие способны проявлять мусульмане, стремясь исповедо­вать ислам, свободный от наслоений.

Индонезийцы традиционно очень терпимо относятся и к мусуль­манам и к немусульманам — в интересах согласия, учтивости и прежде всего «соборности», высшей добродетели этого сплоченного народа, для которого жизненную важность имеют консенсус и взаимная ответственность. В главе 24 я говорил об индонезийских сантри, которые являются мусульманами, строго соблюдающими предписания своей религии. Члены Мухаммадийа по своему мировоззрению также являются сантри, в то время как подавляющее большинство индоне­зийцев, особенно на Яве, — это абанган, которые тоже безусловно мусульмане, однако привержены многим традиционным верованиям и обрядам, существовавшим еще до прихода ислама. Фактически боль­шинство индонезийцев являются смешением двух разнородных на­чал — исконной индонезийской традиции и строгого ислама.

В Бангладеш также существуют мусульмане-«фундаменталисты» (так они сами себя называют), которые искренне считают высшими авторитетами Коран и Сунну, но в то же время не чужды философ­ской, мистической и научной мысли. Когда я впервые посетил Бангладеш, то был извещен моими западными информаторами о том, что некоторые мусульманские ученые, которых я собираюсь навес­тить, являются фундаменталистами. Говоря это, они явно старались меня предостеречь, — думаю, не нужно повторять, какие коннотации связаны со словосочетанием «воинствующие мусульмане» в прессе, особенно для немусульман. Однако, проведя с этими учеными неко­торое время, я скоро убедился, что у них много общего с довольно либеральными членами движения Мухаммадийа на Яве и другими благочестивыми мусульманами в Египте, Пакистане, Иране и других странах.

 

Куда движется ислам?

в настоящую эпоху ислам и мусульманская община переживают расцвет. Свою сегодняшнюю мощь они обрели не сразу, и не огромные запасы нефти в отдельных мусульманских странах стали главной причиной ее обретения, хотя нефтяное богатство имело важные последствия в таких сферах деятельности, способствующей возрождению ислама, как миссионерство и образование. Ваххабитское реформационное движение, по-прежнему сильное у себя на родине, явилось совершенно самобытным исламским феноменом, никак не связанным с западными и немусульманскими влияниями. Мусульман­ские движения XIX—XX вв. действительно иногда провозглашали отрицание и неприятие чужого, однако весь центр тяжести перено­сился ими на внутренние потенции коранических убеждений и горячей приверженности своей религии, а также на готовность защи­щать ее от внутренних и внешних врагов.

Усилению тенденций возрождения ислама способствовал также процесс становления новых национальных государств, особенно ускорившийся после второй мировой войны. Наряду с осознанием национальной иден­тичности — в таких странах, как Иордания, Марокко, Ливия, Алжир, Пакистан, Индонезия, Малайзия и другие, — принадлежность к мусуль­манской общности также приобретает решающее значение, причем в разных странах такая двойная самоидентификация выражается и осу­ществляется по-разному. Так, Пакистан был основан в 1947 г. как исламское государство, и ислам по-прежнему является здесь ведущим принципом в развитии государственных институтов. Индонезия, стра­на на 90% мусульманская, напротив, освободилась от власти Нидер­ландов после второй мировой войны в результате борьбы за незави­симость, в которой щепетильно соблюдалось беспристрастие в религиозных, национальных и этнических вопросах, разрешавшихся в духе плюрализма. В результате было решено, что Республика Индоне­зия будет состоять из граждан, верующих в единого истинного Бога; несмотря на то что мусульмане и являются подавляющим большинст­вом населения страны, монотеистические традиции буддизма (в ин­терпретации индонезийцев), индуизма и христианства также должны быть полностью представлены в национальной идее. И все же среди многих индонезийцев распространены сильные мусульманские на­строения, согласно которым мусульмане должны управляться на осно­вании норм Шариата.

Исламская революция в Иране, одной из движущих сил которой были глубокие шиитские убеждения, рассматривалась ее участниками как возвращение страны к основанному на божественной воле правлению религиозных ученых, которые известны в Иране как муллы и улама (улемы). Хотя шииты и сунниты издавна были не в ладах друг с другом, они тем не менее сознавали, что имеют общие исламские корни и общий фонд верований и ритуалов. В действительности в этом и других отношениях они гораздо более близки друг другу, чем такие христианские вероисповедания, как протестантизм и католицизм. Иранские руководители, особенно покойный Айатолла Хомейни. проповедовали и проповедуют исламское единство и осуждают сек­тантские разногласия и расхождения как ослабляющие защитный потенциал ислама в борьбе с неверным Западом и препятствующие расширению границ исламской общины путем миссионерской дея­тельности.

Исламское возрождение отнюдь не везде черпает свою силу из координированной монолитной организации и структуры. Тенденция мусульман духовно укрепляться благодаря общению друг с другом и сплачивать свои ряды ради достижения общего блага столь же стара, как и сама религия ислама. Высокий уровень единообразия культа и социального регулирования при отсутствии клира или иерархической формы правления является результатом глубокой убежденности и прочно укоренившихся духовных, социальных, политических и культурных обы­чаев. Влияние Корана и Сунны и их должная интерпретация и применение правовыми школами как суннитского, так и шиитского толка являются той основой, которая обеспечивает прочность мусуль­манского единства и групповой лояльности. Большое разнообразие и широкое географическое распространение мусульманских народов яв­ляются доказательством привлекательности данной религии и се уме­ния подчинить множество различных культур своему видению веры и порядка. Монолитная система никогда не добилась бы таких успехов и не приобрела бы такое число преданных сторонников в лице различных народов, большинство из которых не имело прежде тесных взаимосвязей или причин развивать общую идентичность на религи­озном уровне.

Американский антрополог Клиффорд Гиртц изучал ислам и му­сульман в двух весьма далеких друг от друга географически и культур­но регионах — в Марокко и Индонезии. Название его книги «Ислам глазами наблюдателя»¹¹ имеет глубокий смысл. Гиртц понимает, что дать определение исламу как социальной и религиозной реальности очень трудно, так как в различных регионах наблюдаются большие расхождения на уровне символики, народного поведения, историче­ских традиций  и общего  религиозного темперамента.   Марокканцы, живущие в стране, покрытой горами и пустынями, являются энергич­ным и склонным к состязательности народом, народом чрезвычайно страстным; большое влияние оказали на него арабы, проникшие в Марокко на заре существования ислама. Они обладают довольно узким кругозором, будучи привержены традиции, в которой ислам­ская вера и обрядность образуют прочное единство с исконными марокканскими социальными отношениями — в частности с племен­ной структурой власти и престижа — и тем самым оказывают решающее, регулирующее влияние на жизнь этого народа. Индонезия, напротив, отличается весьма широким культурным кругозором, обу­словливающим терпимость и синкретизм и тем самым ослабляющим значение чисто исламских идеалов. Древнеяванские, индуистские и буддистские символы и обычаи по-прежнему — ненавязчиво, но глубоко — воздействуют на народы архипелага, так что более строгие мусульмане из-за рубежа — особенно активисты ваххабистского типа — нередко резко критикуют индонезийских мусульман за усвоение ими таких обычаев, которые считаются неисламскими с точки зрения строгого Шариата. Но индонезийские мусульмане защищают собст­венный образ жизни и настаивают на том, что местные обычаи (адат) являются совершенно приемлемыми при условии, что они сочетаются с основанными на Писании исламскими ценностями, воззрениями и обрядами.

Яркий сравнительный анализ, произведенный Гиртцем, является предостережением против попыток понять столь древнюю и широкую религиозную традицию, как ислам, исходя из книжных определений и категорий. Именно эта точка зрения послужила причиной выбора такого заглавия — «Ислам глазами наблюдателя». Автор не пытается дать определение исламу, прежде чем рассмотрит его как всеохватываю­щую культурную систему в двух странах. Он предпочитает тщательно отобрать данные и изучить их в должном контексте и только затем поднимать вопрос о конститутивных элементах ислама и о том, что лежит за пределами этой категории. В общем, Гиртц придерживается мнения, что если народ называет себя мусульманским, задачей исследователя является выявление и изучение того, что подразумевается под исламом в данной конкретной ситуации. Иногда эта задача весьма сложна, особенно если сами мусульмане расходятся во мнениях по тому или иному вопросу, например, когда речь заходит о теологических определениях, опирающихся на Писание и авторитетные традиции.

 

«Исламский» и «мусульманский»

Мохаммад Коэсно, ведущий индонезийский специалист по вопросу о соотношении ислама и местной правовой традиции (адат), различает термины «исламский» и «мусульманский», применяя их к различным аспектам индонезийской религиозной жизни¹². Определение исламский приложимо, согласно Коэсно, к тому, что опирается на Коран и Сунну в интерпретации главных правоведческих школ (фикх). Чаще всего это скорее идеал, чем действительность. С другой стороны, определение «мусульманский» приложимо ко всему, что, по сути, является произ­ведением человеческого разума и в силу этого подлежит критическому рациональному обсуждению, а при необходимости — изменению. Коэсно утверждает, что большая часть того, что народ называет «исламский», есть на самом деле «мусульманское», так как не опирается на автори-тет зафиксированных в Писании оснований религии, но сохраняется лишь в силу согласия людей и своей временной полезности. Далее он полемически заостряет свой тезис, доказывая, что даже юриспруден­ция в существеннейшей своей части является не столько исламской, сколько мусульманской, а потому должна быть предметом постоянной переоценки, пересмотра и совершенствования. Такая позиция позво­ляет проявлять значительную гибкость при определении того, каким образом мусульмане могут соотносить непреходящие источники своих религиозных догматов с актуальными ситуациями в динамически меняющейся исторической действительности. Позиция Коэсно, оче­видно, благоприятствует постоянному независимому законотворчеству (иджтихад).

 

Заключение

мусульмане обладают ныне более прочным глобальным единством и согласием, чем это было возможно в предыдущие столетия, хотя и теперь они сожалеют о наличии серьезных раздоров и трудностей, омрачающих существование Уммы, таких, как ирано-иракская война, борьба с некоторыми режимами (например, с правящими кругами Египта, Алжира и Саудовской Аравии), осуществляемая воинствую­щими группами мусульманских экстремистов, и вражда между шии­тами и суннитами, часто приводящая к кровопролитиям в Ираке, Сирии и Ливане. Однако общая картина свидетельствует о прогрессе, ознаменованном успехами в миссионерской деятельности, материаль­ной поддержкой, оказываемой со стороны более богатых исламских государств странам, находящимся в менее благополучных обстоятель­ствах, и возрождением чувства гордости и силы, которое ныне почти полностью вытеснило сознание своей слабости, отсталости и униже­ния, распространенное в колониальный период. Как уже отмечалось в начале этой главы, и сегодня сохраняются трудности, связанные с вопросом об отношении мусульман к научному и технологическому миру Запада и нередко приводящие к опасениям оказаться в неоко-лониалистической  ситуации.

Одной из самых примечательных сторон современного ислама, как уже говорилось, является рост его присутствия в западных странах: в Европе, на Американском континенте (особенно в Соединенных Штатах и Канаде) и в Австралии. Христианство, господствующая религия Запада и бывших колониальных держав, никогда не могло прочно обосно­ваться в мусульманских странах, за исключением Балканского региона и Испании, где задачей реконкисты было возвращение политической власти над странами, населенными главным образом христианами, и некоторых африканских стран, где обе религии ведут открытую борьбу за обращение в свою веру новых групп населения. Христиан­ство, несмотря на спорадические, иногда весьма интенсивные, попыт­ки миссионерской деятельности, со времени возникновения ислама не имело успеха на Аравийском полуострове, в Турции, Северной Афри­ке, Ираке, Иране, Пакистане, Малайзии и Бангладеш. Вплоть до недавних пор ислам был в лучшем случае слабо представлен в урбанизированных областях Европы и Северной Америки. Но сегодня в этих местах он приобрел значительное число приверженцев, так что в некоторых регионах Англии и Франции призыв на молитву отчет­ливо слышится сквозь колокольный звон, а атмосфера отдельных кварталов претерпела ощутимые изменения. Христианство не имеет возможности продвигаться вперед в исламском мире, но ислам, несомненно, процветает в странах, которые имеют прочную традицию доминирования христианства в религиозной сфере.

Как мы уже видели в этой главе на примере Исламского центра Большого Толедо, по мере того как ислам обживается на Западе, особенно в Северной Америке, он неизбежно приобретает многие черты западной культуры и общественной жизни. На ниве, где миссионерской деятельности не чинится никаких помех, может слу­читься почти все что угодно. Присущая исламу способность к адапта­ции и приспособлению в окружении различных культур и обществ — как посредством внесения в их жизнь своего, так и посредством заимствования чужого — является огромным преимуществом в тех частях света, которые в высшей степени секуляризованы и относятся к религии с прохладцей, если не с равнодушием или прямой враждеб­ностью. Мусульмане могут свободно призывать своих собратьев по человечеству следовать исламу посредством самых разнообразных спо­собов в зависимости от того, относится ли этот призыв к единовер­цам в строго мусульманских странах или обращается к большинству немусульманских народов, особенно западных.

Мы привели эти замечания об отношении ислама к другим верам потому, что данный вопрос очень важен для мусульман. В самом Коране содержится немало упоминаний других религиозных традиций, особенно христианства и иудаизма; он учит, что ислам есть окончательное завер­шение в истории и Божьем замысле обеих этих религий. Поэтому неудивительно, что мусульмане, верные своему долгу, должны неустанно призывать других обратиться на Прямой Путь и обрести надежду на приход того дня, когда все человечество будет праздновать установле­ние всемирного братства в рамках охватывающей весь человеческий род Уммы, отражающей тем самым Божественное Единство в религи­озном единстве и гармонии человечества, которые для мусульман являются кульминацией таухида — Божественного Единения.

 

Словарь терминов

Аббасиды — мусульманская династия (750—1258) с центром в Ираке (Багдад), в эпоху правления которой исламская цивилизация достигла зрелости.

Аллах — арабское слово со значением «Бог», буквально «ал-илах» — «единственный (верховный) бог».

Барака — «благословение» или «духовная сила», якобы обитающая в святых местах или личностях.

Басмала — название священного исламского призыва «Во имя Бога, Милостивого, Мило­сердного» («би смиллах ал-рахманал-рахим»), часто произносимого благочестивыми мусульманами, например, перед трапезой, перед тем, как что-либо написать или выступить с речью, перед исполнением супружеских обязанностей, рецитацией Корана и в других случаях.

Бида — буквальное значение термина — «нововведение», однако со временем он стал значить «ересь».

Вали — «друг», «клиент», «сородич», «патрон»; в английском словоупотреблении «вали» чаще всего обозначает мусульманского святого или праведника

Вахи — «откровение» Корана Мухаммада, осуществлявшееся при помощи вербального (ментального) процесса инспирации.

Ваххабизм — пуританическое мусульманское реформационное движение, возникшее в Аравии в XVIIIв. по почину Мухаммада ибн Абд ал-Ваххаба (1703—1787).

Дава — «призыв» к людям обратиться в религию ислама, отсюда значение «миссионерская деятельность».

Дар ал-Ислам — «Обитель покорности», обозначает территории, управляемые мусульманами на основе Шариата. Этому понятию противопоставляется Дар ал-Харб, «обитель войны» (страны, лишенные безопасности и руководства Божественного закона).

Джахилийа — предысламская аравийская эпоха «неведения», характерными чертами которой были варварство и неверие; ислам положил конец этой эпохе зла, согласно мнению самого ислама

Джихад — «усилие» в деятельности во имя Бога, подразумевающее иногда использование вооруженной силы.

Дхикр — «упоминание», «поминание» Бога путем повторения его имен или слов, запечат­ленных в Коране; центральный обряд суфийской медитации.

Закат — регулируемая законом милостыня, один из столпов ислама

Ибада — «служение» Богу, или его почитание посредством соблюдения пяти столпов предписаний ислама.

Иджтихад — «интеллектуальное усилие» мусульманских правоведов, совершаемое с целью принятия самостоятельных религиозно-юридических решений, ключевая деталь современ­ной исламской реформации; пользующийся правом иджтихада называется «муджтахид».

Иджма — «консенсус», один из четырех источников суннитской юриспруденции.

Имам — «руководитель», в частности молитвенной службы (Салата); в шиитском исламе имам также является титулом одного из почитаемых вождей ранней общины, который был правителем и толковал при этом догматы ислама' при помощи непогрешимой, дарованной ему Богом мудрости.

Иман — «вера»; имеющий веру — мумин, «верующий».

Ислам — «предание себя» Богу, название истинной религии, согласно Корану, «предающий себя», или «покорствующий», называется мусульманином.

Исламист — термин, используемый некоторыми мусульманскими активистами вместо термина «фундаменталист». К данной категории относится широкий спектр религиозных типов, однако исламизм как целое заключается в твердом следовании Корану и Сунне и стремится применять их в современной жизни

Ихрам — состояние ритуальной чистоты и освященности, достигаемое паломником во время Хаджжа в Мекку.

Кааба — священное здание кубической формы в Мекке, к которому обращены лица мусульман во время молитвы. Легенда гласит, что Кааба была построена Авраамом.

Карбала (Кербела) — место в Ираке, где Хусайн, внук Мухаммада и сын Али и Фатимы, попал в засаду и был убит на пути в Куфу, в которой он намеревался возглавить движение шиитов. Это трагическое событие ежегодно отмечается шиитами в десятый день мусульманского месяца мухаррам.

Киаи — индонезийский термин, обозначающий религиозного наставника высокого ранга.

Коран — буквально: «чтение»; исламское Писание, которое, по представлениям мусульман, было ниспослано Мухаммаду устно через посредничество архангела Гавриила.

Курайш — ведущее мекканское племя, к которому принадлежал Мухаммад.

Махрам — узы тесного кровного родства, в пределах которых запрещено вступать в брак и тем самым разрешается завязывать социальные отношения с представителем противо­положного пола (например, между сестрой и братом, теткой и племянником и т.д.).

Маулид — празднование «дня рождения», чаще всего связанное с Мухаммадом и другими исламскими святыми.

Мечеть — английское слово, произошедшее от арабского «масджид» — «место земных поклонов» во время совершения Салата.

Мусульманин — тот, кто предал себя Богу, приняв ислам; буквально: «предающий себя».

Мухаммадийа — возникшее в XX в. индонезийское исламское реформационное движение, особенно настаивающее на соблюдении чистоты веры и обрядов и служении мусульма­нам-единоверцам, особенно в области образования

Пондок песантрен — исламское закрытое учебное заведение в Индонезии с традиционной программой, базирующейся на Коране.

Рамадан (рамазан) — священный месяц поста, во время которого впервые было ниспослано кораническое откровение.

Сакина — божественная «безмятежность», которая, по представлениям верующих, нисходит на читающего Коран.

Саййид — титул, который носят потомки Пророка Мухаммада.

Салат — обязательная мусульманская молитвенная служба, совершаемая по пять раз ежедневно, один из столпов ислама.

Саум — пост во время месяца рамадан, один из столпов ислама.

Столпы ислама — пять основополагающих религиозно-обрядовых обязанностей мусульман: Шахада, или свидетельствование о том, что «нет бога, кроме Бога, и Мухаммад — посланник Бога», Салат, пять ежедневных молитвенных служб; Закат, милостыня; Саум, пост, совершаемый при свете дня в месяц рамадан; Хаджж, паломничество в Мекку

Сунна — «обычай» Пророка Мухаммада, другими словами, его речения, привычки, деяния и жесты, сохранившиеся в памяти мусульман и зафиксированные в литературной форме в Хадисе. Авторитет Сунны в глазах мусульман уступает лишь авторитету Корана.

Сунниты — большинство мусульман, верящих в то, что любой добродетельный мусульманин может быть руководителем; они предпочитают достигать соглашений посредством консенсуса и не признают наличие особой священной мудрости, воплощенной в их руководителях, в отличие от шиитов.

Суфизм — мистический путь ислама.

Сура — глава корана, которых насчитывается 114.

Тазийа — буквально: «утешение»; у шиитов «страстная драма», исполняемая в память о трагической гибели третьего имама Хусайна (Карбала, 680 г.).

Таклид — усвоение традиционных юридических решений и подражание им. Критикуется реформаторски настроенными правоведами как слепое подражание и противопоставляется иджтихаду.

Тарикат — буквально: «путь» суфизма в целом как части мистического ислама в противоположность Шариату, религиозному праву. Тарикат является также термином, которым обозначаются особые суфийские братства или методы медитации.

Таухид — божественное единство, центральный догмат ислама.

Тафсир — толкование Корана; существуют различные типы такого толкования.

Тилава — ритуальная рецитация Корана.

Улама — ученые, «сведущие» в исламском праве, высший класс религиозных деятелей в исламе.

Умма — всемирная мусульманская община.

Фикх — буквально: «понимание» в вопросах религиозного права; исламское правоведение.

Фитра — изначальная структура или природа человеческого существа, сотворенная Богом и считающаяся благой.

Фундаментализм — термин, первоначально применявшийся по отношению к консервативным христианам-протестантам, но с недавних пор применяется по отношению к религиозно-консервативным мусульманам, буквально интерпретирующих свои Писания и, как правило, проповедующих твердую приверженность своим догматам и обрядам. Термин «фундаменталист» в настоящее время все более вытесняет термин «исламист».

Хаджж — паломничество в Мекку, один из пяти столпов ислама.

Хадис — «сообщение», или «рассказ»; предание о Мухаммаде — о том, что он сказал или сделал в том или ином частном случае. Хадисы были собраны и превратились в летопись Сунны Пророка, авторитет которой в глазах мусульман уступает лишь авторитету Корана (Собирательное название — Хадис.)

Халиф (халифа) — буквально: «преемник», «представитель», «заместитель»; в Коране этослово используется по отношению к народу, покорствующему в добровольном служении Богу и тем самым наделенному властью вести свободную и деятельную жизнь в качестве заместителей Бога на земле. В ранней истории ислама «халиф» — это титул военных и политических руководителей Уммы, действующих как «преемник» Мухаммада во всех отношениях кроме пророческого служения.

Ханиф — предысламские аравийские монотеисты, верования которых якобы восходили к эпохе Авраама.

Хиджра — «эмиграция», или «переселение» Мухаммада и мусульман из Мекки в Медину в 622 г.; мусульманский лунный календарь ведет счет лет, начиная с этого года.

Шариат — «путь» ислама, включающий согласие Корану и Сунне, право и государственную власть.

Шахада — буквально: «свидетельствование» о том, что «нет бога, кроме Бога, и Мухам­мад — посланник Бога», род минимального мусульманского символа веры и один из столпов ислама.

Шиа — буквально: «партия» Али; шииты верят, что Мухаммад назначил своего зятя Али своим преемником в роли руководителя исламской Уммы; шиитская община составляет ныне двадцать процентов от общей численности мусульманской общины.

Ширк — «сближение» чего-либо с Богом, отсюда идолопоклонство, согласно Корану, — грех, которому нет прощения.

27 Представительные мусульманские учреждения и их динамика

28 Ислам в современном мире

ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ. Эксперименты в области сакрального. 29 Введение