как и другие религии, христианство можно понять, рассматривая не только его историю, но и структуру: символы, обряды и учреждения. Центральная фигура этой структуры, ее главный символ — это Иисус Христос, графически представленный как распятие и крест, символами смерти и воскресения. Новозаветные истории об Иисусе стали расхо­жими в христианской культуре, но, даже не принимая этот факт во внимание, для изучения различных аспектов религии необходимо понять центральное место Иисуса. Значение церковных обрядов осно­вано на преданиях о нем, церкви часто считают, что их организаци­онная форма определена его повелениями. Таким образом, источни­ки, где описываются жизнь и смерть Иисуса, Его слова и дела, составляют основу христианской мифологии. Эти документы по струк­туре эквивалентны мифам о творении других религий, являя собой ту ось, вокруг которой религия вращается и к которой возвращается. Этот миф, или набор мифов, есть то основополагающее предание, в котором заключено значение религии. Различные версии могут соот­ветствовать или не соответствовать историческим фактам, даже сами христиане расходятся в отношении их исторической правдивости. Но они «истинны» в том смысле, что истинно соответствуют определен­ному мировоззрению; это те семена, из которых проросли основные обычаи христианства и его дух. Предания об Иисусе вобрали в себя духовную правду христианства.

 

Христианское предание

в общих чертах история христа приблизительно следующая. Иисус родился в царствование Ирода Великого в Палестине. Его рождение сопровождалось многочисленными знамениями Его величия, хотя Его социальный статус был очень скромным (Его отец был плотник). Он явился миру в тридцатилетнем возрасте, когда крестился в реке Иордан от Иоанна Крестителя, который являлся крупной еврейской религиозной фигурой. Вскоре после этого Иоанн был казнен, а Иисус начал свое самостоятельное служение. Различные версии мифа выдви­гают на первый план разные стороны Его характера, но в целом они сходятся в том, что Он был учителем и целителем. Что касается его конечной природы, некоторые называют его пророком, чьими устами говорил Бог, другие Мессией (богоизбранным царем), третьи — самим Богом. Он был призван принести искупление не только за евреев, но за все народы.

 

 

Рис. 2. Путь спасения в христианстве

 

В   версиях,   включенных   в  христианский   Новый   Завет,   особое внимание уделяется смерти Иисуса. В них говорится, что Иисус предчувствовал собственную смерть и справлял Тайную Вечерю с двенадцатью учениками незадолго до еврейской Пасхи^3. Один из учеников по имени Иуда предал Его, Иисус был схвачен римлянами, которые допрашивали его как политического смутьяна (за то, что он называл себя новым царем Иудейским), и казнен (прибит гвоздями к кресту). Его тело было снято с креста и захоронено, но спустя три дня исчезло. Некоторые Его последователи сообщали о появлении анге­лов, говоря, что Иисус восстал из мертвых. Другие несколько раз видели Его в телесном облике. Таково предание о воскресении

Этот основной миф вызвал множество толкований на протяжении почти двух тысячелетий. Разумеется, у нас нет возможности рассмотреть их подробно, но мы должны остановиться на двух существенных сторонах толкования этого предания. С одной стороны, Иисус стал примером для подражания, lmitatio Chnsti (подражание Христу) стало руководством христианской жизни. Это типично для религиозной традиции. lmitatio Dei (подражание Богу) как было, так и сохраняется в традиции иудаизма, буддисты следуют примеру Будды и т.п. во многих других религиях. Позднее мы рассмотрим формы, которые это явление принимало в христианстве. С другой стороны, христианские традиции по большей части уделяют особое внимание страстям, смерти и воскресению Иисуса как неповторимому и чудесному событию, которое принесло спасение всем его последователям. Предание об Иисусе — это история о спасении, это ключ к спасению. Таким образом, центральным значением мифа является спасение. В его контексте подражание Христу превращается в сопричастность Христу, становясь частью великих и таинственных событий, перевернувших, по убеждению христиан, все существование.

На схеме показана христианская система спасения. Из нее вы можете узнать, каким образом человек, находящийся во власти «греха» и «смерти», может испытать обновление и совершить восхождение до более высокой формы жизни посредством поступков, объектов и святых персонажей христианства. Ниже мы подробно остановимся на христианской концепции спасения, а также связанных с ней верова­ниях и обычаях и покажем, как она развивалась в жизни христиан­ских общин и отдельных верующих.

 

Значение  спасения

согласно христианскому учению, главные Божественные чудеса — это воплощение, смерть и воскресение Иисуса, которые, как утвер­ждает церковь, оказали воздействие на всю человеческую жизнь. На разных этапах развития христианской мысли эти чудеса рассматрива­лись по-разному; но в общих чертах большинство христиан едины, представляя себе, что Бог воплотился в человека, чтобы взять на себя его грех, так как грех — это основное человеческое условие со времени грехопадения Адама и Евы, по Библии — первых людей. Но Бог—Иисус, ставший человеком, не совершал грехов. Он также (буду­чи Богом) не имел на себе следов первородного греха, унаследованно­го от Адама. Но Он принял на себя наказание, а именно смерть за грехи всего мира. Он воскрес из мертвых в телесной форме и, «спасен путем искупления чужих грехов», воскрес даже из царства мертвых. С этого времени люди получили возможность освобождаться от наказа­ния за свои грехи, если они раскаиваются в грехах, веруют в Иисуса как Мессию и принимают искупительную жертву. «Покайтесь и примите благую весть!» — таков был лозунг первых христианских проповедников. Соответственно Бог дал христианам и церкви как телу дар Святого Духа, продолжающего Божественное присутствие в жизни людей и увеличивающего их подобие Христу.

Опыт спасения является, таким образом, возрождением к новой жизни. Человек переходит от покаяния и прощения через жертвование к принятию новой жизни во Христе и принятию Святого Духа. С древнейших времен христиане понимали спасение в его изначальном значении: они видели его именно как спасение, сохранение, в резуль­тате которого они как бы оказывались в стенах крепости, в безопасно­сти от врага, ее осаждавшего. Связанный с ним термин «искупление» выражает сходный опыт: выкуп у сил зла действием Божьей благодати. Ощущение зла, окружающего человека в этом мире и глубоко укоренив­шегося, является частью христианского сознания. Пережив спасение, христиане испытывают освобождение от беспокойства, внутренней вины и греха, они ощущают в себе меньшую уязвимость к действию сатанин­ских сил, которые, кажется, постоянно бомбардируют их. Это чувство свободы — только начало. В дополнение к нему опыт спасения способствует приближению к Богу, а иногда даже вызывает экстатиче­ские состояния, словно христианин переходит на более высокие уровни существования. Спасение, таким образом, представляет собой живое состояние реальной связи с Богом, с Божественным, которое в условиях поддержки христианской общины может неуклонно продолжаться или периодически возобновляться (рис. 2).                      

Тем не менее со временем состояние экстаза у верующих уменьша­ется — по мере того как церковь становится старше. Мы не должны этому удивляться. Первые последователи новых религиозных движений зачастую отличаются состоянием высокой духовности. Собственный духовный опыт у них укрепляется благодаря тому, что окружающие проявляют большую преданность вере. Позднее, обычно уже во втором-третьем поколениях, экстаз членов религиозных общин идет на убыль. Но, если группы продолжают существовать, внимание людей, принад­лежащих к ним, переориентируется на будущее и центр тяжести пере­мещается на надежды. Это свойственно и христианству. Одно поко­ление христиан может непосредственно ощущать Божественное уча­стие в своей жизни, а последующие поколения, для которых подоб­ный опыт уже недоступен, сосредоточиваются на надеждах на буду­щее. Такие надежды совершенно естественны в христианстве, зародив­шемся среди евреев, ожидавших пришествия Мессии, и в греческом окружении с характерной для него убежденностью в бессмертии души. В этом контексте понятие «спасение» оказалось у христиан неразрыв­но связанным с загробной жизнью. Еще у апостола Павла мы находим некоторый разрыв в понимании состояния спасения в этом мире и обещанной даже более значимой жизнью, которая наступит после возвращения Мессии. Теперь христиане освобождены от грехов, пишет Павел, то есть они поставлены в правильное положение по отношению к Богу, позднее они станут освящены, то есть станут совершенно святыми. Христианство колеблется между двумя полюса­ми, периодически меняя ориентацию: то оно полностью обращается к загробной жизни, в другое время — сосредоточивается на поисках духовных опытов в этом мире.

Важно отметить, что достижение всякого спасения, как в земной жизни, так и обещанного в будущем, почти всегда достигается через обряд. В одних разновидностях христианства главными обрядами счита­ются основные таинства, в других существует мнение, что к более высокой жизни можно приобщиться посредством самодисциплины и благодаря молитвам. Проповедование, пение или личное взаимодейст­вие — вот те каналы, посредством которых человек достигает спасения от греха или благословения Святым Духом. Спасение может быть глубоко личным, трансцендентным опытом, в котором индивид встре­чается с Богом. Но на ранней стадии оно выражается в интуитивной форме, как обряд, ведущий к духовному возрождению. Ранняя церковь сформировала серию обычаев, через которые осуществлялся этот опыт превращения: период учения и испытания, обряды крещения, конфир­мации и первого причащения.

 

Духовное знание

в большинстве случаев при посвящении верующий должен пройти испытание; христианство строит свои испытания вокруг знания ду­ховных вещей, в особенности Символа Веры. Желающие присоеди­ниться к христианской церкви должны обладать высокой нравствен­ностью, быть, по сути, благими. Поэтому священник или епископ внимательно приглядывались к кандидатам, чтобы определить, прису­щи ли им искренность и готовность к праведной жизни. Однако центральное место занимало учение. На заре существования церкви будущие христиане проводили около года, изучая верования и обря­ды, в особенности значение воплощения, смерти и воскресения Иисуса. Перед крещением кандидат должен был ответить на три вопроса, соответственно тройственной структуре самого таинства кре­щения. У нас нет точного текста с вопросами для такого рода испытания, но они, вероятно, включали следующие: «Веришь ли ты в Бога Отца, Творца неба и земли? Веришь ли в Его Сына Иисуса — страдавшего, умершего и восставшего из мертвых? Веришь ли ты в Святой Дух и во Святую Церковь?» Опрос, разумеется, был формаль­ностью; тот, кто прошел курс обучения, вряд ли сказал бы «нет». Но испытание символизировало собой важный аспект христианского быта; вера, следующая соответствующему символу, являла собой важ­нейший критерий принадлежности к определенному обществу.

На фоне других религий эта черта христианства весьма примеча­тельна: ни одна другая из ведущих религиозных традиций не делает такого упора на вере, или корректности мировоззрения, на утвержде­нии корректного изложения. Большинство остальных религий ставят во главу угла не веру, а исполнение обрядов. Почему христианство пошло именно этим путем? Важная причина состоит в том, что оно расцветало в окружении эллинистической культуры Средиземноморья, для которой характерно особое уважение к философии, и в действительности связь религии и философии была очень высока. Сама философия была окружена религиозным ореолом — философ был любителем мудрости, которую   изображали   в   виде   полубожественного   существа,   обычно Женского (София у греков, Хокма у евреев). Великий римский оратор Цицерон считал рассудок способом, посредством которого душа мо­жет вознестись на Божественные высоты. Древнегреческие философы считали, что душа совершенно рациональна и что Бог выразил себя в разуме. И христианство, приступив к разработке своей теологии по систематическому истолкованию природы Бога и Его откровений человеку, опиралось на те же концепции.

В Евангелии от Иоанна говорится: «Вначале было Слово [Логос]». Тем самым автор утверждает, что Иисуса надо понимать как открове­ние Божественного разума. Как мы видели в главе 16, теология Логоса пользовалась уважением у ранних апологетов христианства. Итак, христиане прокладывали путь к Богу как путь к истине, они подроб­но излагали и обосновывали те положения, которые следовало знать. Ясность мысли в религиозных вопросах означала свободу движения, ясный путь к Богу. Неверное понимание могло завести человека к почитанию неправедного Бога, к следованию за ложным спасителем или вождем. Часть ответственности, которую церковь принимала на себя, один из способов, делавших ее проводником к спасению, заключались в том, чтобы разгладить путь к Богу, установив правиль­ную веру и правильное понимание.

Эта задача нашла свое концентрированное выражение в символах веры церквей. Символы веры суть перечисление догматов в той или иной религии. Но с самого начала своего существования они сами стали объектами почитания, так как отдавание должного Богу включало, в частности, декларацию своей веры. Эта практика пошла от иудаизма, в котором схема (положения еврейского завета с Богом, начинающиеся словами: «Слушай, о Израиль, Господь — наш Бог, Господь един») и сопровождающие ее благословения содержат утверждения о вере. Но теолого-философский уклон, который приняла эллинистическая культу­ра, обусловил несколько отличные символы веры. Мы можем посмот­реть, насколько тщательно сформулированы их догматы, на примере символов веры раннего христианства. Первый пример — первый символ римско-христианской веры, известный по текстам IV—V вв.

 

Римский Символ Веры

Верую во Вседержителя Бога Отца,

И Иисуса Христа, [единственного] Его Сына, нашего Господа,

Рожденного от Духа Святого и Девы Марии, [пострадавшего и] распятого при Понтийском Пилате и погребенного.

В третий день и воскресшего из мертвых,

И взошедшего на небеса и сидящего одесную Отца,

И оттуда грядущего судить живых и мертвых.

И в Святого Духа и Святую Церковь, отпущение грехов и воскресение плоти.

Второй пример, так называемый Апостольский Символ Веры, обычно применялся на Западе около VI в. и до сих пор используется современной протестантской церковью.

Апостольский Символ Веры

Верую во Вседержителя Бога Отца, Творца Неба и Земли,

и в Иисуса Христа, Его единородного Сына, нашего

Господа, Зачатого от Святого Духа и рожденного Девой 

Марией, страдавшего при Понтии Пилате и распятого

[умершего], и погребенного и сошедшею во Ад.

И в третий день воскресшего из мертвых

и взошедшего на небеса и сидящего одесную Отца, Бога Вседержителя.

И грядущего оттуда судить мертвых и живых.

Верую в Святого Духа, Святую кафолическую церковь,

и во святых общение, воскрешение плоти и жизнь вечную

Третий, Никейский Символ Веры используется с небольшими расхождениями как восточной православной церковью, так и римско-католической церковью, которая приняла его в XVI в., после Тридентско-го собора. Приведенная ниже формула очень близка к Константино­польской формуле, принятой в 381 г.

Никейский Символ Веры

Верую во единого Бога Отца, Вседержителя, Творца неба и земли, всего видимого и невидимого.

И во Единого Господа Иисуса Христа, Сына Божия Единородного, рожденного от Отца прежде веков

Света от Света, Бога Истинного от Бога Истинного.

Рожденного, несотворенного, единосущного Отцучерез Которого все сотворено,

Ради нас, людей, и ради нашего спасения сшедшего с Небес,

И воплотившегося от Духа Святого из Марии Девы и ставшего человеком.

Распятого также за нас: при Понтии Пилате пострадавшего и погребенного.

И воскресшего в третий день согласно Писаниям.

И восшедшего на небеса, и сидящего одесную Отца,

И вновь грядущего со славою судить живых и мертвых; Его же царствию не будет конца.

И в Духа Святого Господа Животворящаго от Отца исходящего,

Которому вместе с Отцом и Сыном подобает поклонение и слава и который говорил через пророков.

Во Единую Святую, Католическую и Апостольскую Церковь.

Исповедую единое крещение во оставление грехов.

Ожидаю воскресения из мертвых и жизни будущего века

 

Эти три Символа Веры несут на себе следы многочисленных теоло­гических споров. Римскому Символу Веры не потребовалось указывать, что Бог является «Творцом неба и земли», а в других двух Символах это указывается, вопреки утверждениям гностиков, что истинный Бог не мог сотворить этот мир, полный зла. Акцент, сделанный в Никейском Символе Веры на то, что Бог является творцом «видимым и невидимым», отражает конфликт церкви с манихейством, начав­шийся в III в. Его вождь Мани утверждал, что наш мир — это поле битвы добра со злом, в чем он был близок к гностикам, считавшим, что существовал бог зла, который создал мир зла, видимый мир и невидимые демонические силы. Апостольский и Никейский Символы Веры делают акцент на страданиях Иисуса, в то время как докетисты утверждают, что человеческая форма Иисуса не была реальной.  За осторожными формулировками Никейского Символа Веры стоит раз­горевшийся в IV в. спор с арианством по поводу соотношения в Иисусе Божественного и человеческого начал: Иисус был от Отца рожден, а не сотворен (Арий настаивал на том, что Иисус был тварным существом) и был плоть от плоти Бога Отца (некоторые теологи возражали, что Иисус и Бог Отец единосущны). Этот анализ можно было бы продолжить. Буквально каждая фраза Символов Веры есть плод бесчисленных часов размышлений и споров.

Символы веры легли в основу догмы, или доктрины (буквально «учение»), так как верующим требовались более подробные наставления, раскрывавшие смысл решений церкви и их причины. Однако не все ветви христианства придавали одинаковое значение доктрине и понима­нию теологии. Для основных течений доктрина была чрезвычайно важна, но истину подтверждал лишь опыт общины верующих. На Западе до 1000 г. учение было редкостью; очень немногие умели читать, не то что вести теологические споры. Но с XI в. теология вновь оказалась в центре внимания, ее стали считать «королевой наук», основой знания, объединяющей частные истины различных отраслей науки. В руках протестантских реформаторов теология оказалась одним из важнейших орудий борьбы с римским католицизмом; они утверждали, что многие ошибки католиков были порождены недора­зумениями теологического характера. Поэтому протестантские церкви приняли новые формулировки многих церковных основополагающих доктрин и выпустили обширные катехизисы типа кальвинистского Вестминстерского вероисповедания (Westminster Confession). Несколь­ко веков конкурирующие протестантские церкви вели горячие теоло­гические споры. Даже в XIX в. американская церковь на границе продвижения переселенцев (Frontier church) участвовала в оживленных теологических дискуссиях, хотя ее последователи имели весьма скром­ное образование. Повышенный упор на Святое Писание предоставил надежную конкретную базу для споров, так что относительно необра­зованные люди получали возможность, так сказать, «теологизировать», опираясь на определенные отрывки Нового Завета. С другой стороны, в XX в., с характерным для него высоким уровнем образо­вания, теология вновь переживает упадок.

Но в целом доктрины и символы веры являют собой важную отличительную черту христианства; это не просто традиционные формулы, а выражение глубинного восприятия веры. Подразумевает­ся, что наиболее глубокое восприятие требует согласованности интел­лектуальных способностей: разум должен охватить идею, заложенную в вере, если человек с ней тесно связан. И действительно, здесь бывают задействованы высшие уровни мышления — те уровни, которые приближаются к Божественному. Как только разум настроен на духовные предметы, человеку открывается доступ к самым сокро­венным тайнам: церковным обрядам.

 

Драма превращения: от крещения к евхаристии

КРЕЩЕНИЕ, несомненно, является главным актом посвящения у хри­стиан. Иногда это таинство приобретает очень драматичные формы, в другое время исполняется поверхностно. Но во всех случаях крещение воспроизводит смерть (через погружение) и воскресение (че­рез выход из воды) самого Иису­са. Разумеется, оно также сим­волизирует крещение Иисуса в реке Иордан от Иоанна Кре­стителя. Следует заметить, что подобная процедура посвяще­ния ранее применялась в иудаизме: длительный период учения, по окончании него — испытание, с последующим крещением в природном водоеме. В иудаизме погруже­ние в воду символизировало смерть прежней личности и возрождение новой. Христиане видоизменили этот ритуал сообразно своему ново­му пониманию жизни: Иисус умер и «возродился», и то же самое должно произойти с каждым христианином. Так, в Послании апосто­ла Павла к римлянам говорится:

 

«Неужели не знаете, что все мы, крестившиеся во Христа Иисуса, в смерть Его крестились? И так погреблись с ним крещением в смерть, дабы как Христос воскрес из мертвых славою Отца, так и нам ходить в обновленной жизни» (Рим. 6:3,4).

 

У ранних христиан крещение обычно совершалось в Пасхальное утро (в Пасхальную ночь, перед началом евхаристической литургии. — Прим. ред.), когда заканчивался пост и завершалось всенощное бдение; в заключение таинства новообращенный христианин облачался в белые одежды, символизировавшие чистоту и рождение заново; отго­лосок этого акта угадывается в белых крестильных рубашках у совре­менных младенцев.

Следующий акт посвящения — миропомазание (конфирмация). Изначально это помазание верующего освященным маслом (на самом деле — св. миром, дающим печать Духа Святого. — Прим. ред.). Помазание связано с именем Христа, так как слово Christos означало «помазанник» — подобно царю. В этом акте верующий становится подобным Христу и в этот момент обретает дар Святого Духа. Подобно тому как Святой Дух в обличье голубя снизошел на Иисуса, вышедшего на берег реки Иордан, миропомазание символизирует собой Дух, нисходящий на христианина. В православной церкви миропомазание практикуется до сих пор сразу же после крещения; католики и большинство протестантов совершают этот обряд, когда человек достигает возраста понимания. В церквах, где главной целью является достижение экстатических состояний, например у пятидесят­ников, причащение Святого Духа приобрело опять особое значение, как знак, отличающий истинного христианина, хотя обычно этот ритуал не считают конфирмацией.

Совершив крещение и (обычно) конфирмацию, новообращенный впервые приходит на евхаристию (причащение), что буквально означает службу благодарения, трапезу, или вечерю, которая совершается вос­кресным утром в ознаменование дня Господня полными членами церкви. В начале христианства кандидатов вообще не допускали на эту часть службы даже наблюдателями, они могли присутствовать на службе до того момента, когда начинали зачитывать выдержки из Библии и читать проповедь. Поэтому первое причастие становилось для них важным событием. Наконец они приобщались к внутреннему кругу, общине прихожан. В первые десятилетия христианства община была действительно малочисленной, ее составляла небольшая группа людей, преданных вере, которые встречались тихо, чтобы не привлекать к себе внимания гонителей. Их трапезы, на которых они поминали Иисуса и воспроизводили Его Тайную Вечерю в окружении апосто­лов, несли заряд напряжения, волнения и были осенены духом братства. Но значение евхаристии зависело не от чувств собравшихся; даже позднее, когда крещение и конфирмация утратили часть драма­тизма, евхаристия сохраняла силу и таинственность. Многие столетия она продолжает оставаться сердцем почитания у христианства.

Мы сможем проникнуть в значение евхаристии, если посмотрим, как это таинство, вероятнее всего, проходило в первое столетие христи­анства⁴. Началом таинства служило приветствие епископа, обращенное к собравшимся: «Мир вам». На что следуют слова в ответ: «И духови твоему». Прихожане обменивались поцелуями мира: мужчины с мужчи­нами, женщины с женщинами. Миряне приносили жертвоприношения: небольшие хлебы и сосуды с вином. Дьяконы принимали их, хлеб укладывали на престол, а вино переливали в более крупные сосуды. Епископ и пресвитеры («старейшины», то есть представители церков­ной администрации) омывали руки и затем возлагали их на приноше­ния. Обращаясь к Богу, епископ читал евхаристическую благодарст­венную молитву. Дьяконы или епископ преломляли хлебы, причаща­лись, после чего епископ со словами: «Хлеб небесный» — самолично раздавал хлебы верующим, которые выстраивались в очередь, чтобы получить по три глотка из каждой чаши. При каждом глотке тот, кто держал чашу в руках, восклицал: «Во имя Бога Всемогущего», «И господина Иисуса Христа» и наконец «И во имя Святого Духа», а причащающийся откликался: «Аминь». После этого сосуды мыли, а причастники  расходились.

Таинство евхаристии имело три основных значения, каждое из которых по-своему важно для новообращенного христианина. Евха­ристия была радостным общинным праздником; она же являлась жертвоприношением и передавала великую жизненную силу. С самого начала была очевидна ее общественная природа — с обменом привет­ствиями и поцелуями мира создавалась атмосфера близости и доб­рожелательства, соединявшая группу людей, ощущавших себя почти семьей. Миряне приносили, а дьяконы представляли и раздавали жертвоприношения, епископ освящал обычные хлеб и вино, которые превращались в священную пищу. Христиане торжественно вкушали пищу, подтверждая свое единство, становясь воистину едиными во  Христе. Восточная церковь называла евхаристию брачным пиром, празднованием единства Христа и Его невесты, церкви.  И, как на брачном пире, общинники преодолевали разногласия и объединялись, радуясь вместе с женихом и невестой.

Кроме того, евхаристия была жертвоприношением; каждый хри­стианин приносил дар от своей плоти в форме хлеба и вина, чтобы они стали частью жертвоприношения. Такая форма напоминает жерт­воприношения, практиковавшиеся в других культурах. Человек, кото­рый согрешил либо ожидает духовной помощи, приносит в жертву Божественному источнику жизни животное, или несколько хлебов, или фрукты. Отдавая часть самого себя, он как бы совершает жи­вотворящий обмен с Богом. В христианстве эта основополагающая структура расширена. Жертвоприношение превращается в тело Христа, пожертвовавшего собой для всеобщего блага, Христа, который есть Бог. Пища, которую пожертвовали, превращается в Божественную под действием вселенского чуда страстей и смерти Иисуса; и человек вкушает не от хлеба и вина, а от тела и крови Христа.

Это чудо высвобождает колоссальную духовную энергию, заряд которой передается христианину и являет собой его духовную пищу. «Малую литургию», для которой в церкви требуется присутствие только одного человека помимо священника, стали служить из жела­ния священников ежедневно причащаться, чтобы получать духовную пищу. Но сознание огромной силы этого таинства, его высочайшей святости отпугивало некоторых христиан. Приблизительно в V в. миряне прекратили еженедельные причастия по воскресеньям, чувст­вуя, что из-за недостатка чистоты они не вправе подходить к алтарю. Тогда же причащение вином сохранилось только для священников, а миряне лишь вкушали хлеб. Но трапеза все равно оставалась «хлебом небесным» и телом Христовым. Как писал Федор Египетский (ок. 160 г. н.э.), «хлеб освящен силой имени Божьего. Он превращается в духовную силу». Ощущение огромной силы, связанной с евхаристией, ужасающая грандиозность жертвы, принесенной Богом, а также чув­ство единения, которое создавала церковь, на протяжении веков заставляли христиан входить в храм со смирением, трепетом и благодарностью. Святое причастие, совершавшееся неизменно в дни Господни, из недели в неделю питало христианскую церковь. Евхари­стия, самое мощное таинство, была кульминацией посвящения ново­обращенного. В результате ищущий спасения причащался Святого Духа.

 

Церковь как святое братство

с самого начала церковь считала себя корпоративным существом; апостол Павел называл ее «телом Христа»:

 

Ибо, как тело одно, оно имеет многие члены, и все члены одного тела, хотя их и много, составляют одно тело. Так и Христос. «Ибо все мы одним духом крестились в одно тело, Иудеи или Еллины, рабы или свободные, и все напоены одним духом... И вы — тело Христово, а порознь — члены. И иных Бог поставил в церкви, во-первых, апостолами, во-вторых, пророками, в-третьих, учителями; далее чудодейственными, также дары исцелений, вспоможения, управления, разные языки» (1 Кор. 12:13, 27—28).

 

Функции, перечисленные апостолом Павлом, выполняли сословия чина: миряне, дьяконы и епископы, а роль администраторов выполняли пресвитеры, или старейшины. Поскольку священников требовалось все больше, духовенство оформилось в сословие, во главе которого стоял епископ (архиепископы и кардиналы появились позднее, когда церкви потребовалась четкая иерархическая организация). Каждый из трех первичных взаимозависимых чинов иерархии выполнял свою роль, но их сообщество утверждало свое единство, совершая евхаристию. Епи­скопы также считали себя близкими преемниками Христа и Его апосто­лов; папа полагал себя наместником апостола Петра, вставшего во главе апостолов после смерти Иисуса. Более того, великое событие в жизни церкви произошло при участии большого количества людей. Согласно преданию, как оно записано в книге Деяний апостолов, спустя пятьде­сят дней после воскресения, вероятно, на еврейский праздник шабуот (пятидесятница), последователи Христа, собравшиеся в Иерусалиме, исполнились Святого Духа, многие впали в экстатическое состояние, выражавшееся, например, в том, что они стали говорить на иных языках, как Дух давал им провещевать. Они получили духовный опыт единства, в пятидесятницу ощутили себя как один человек. Памятуя о том, глас Божий возвестил десять заповедей всем евреям, стоявшим на горе Синай; христиане стали утверждать, что Бог являет свои откровения не одиночкам, а всей группе целиком. Аналогично отцы церкви заявляли, что церковь участвует в евхаристии корпоративно, а не как группа индивидов. Община — это единый организм.

Этот сильный общественный дух проявляется в многочисленных попытках различных групп очистить церковь. В IV в. крупное движение, возглавлявшееся Донатом, старалось очистить церковь Африки. Донат и его приспешники считали, что ни один епископ, отдавший гонителям Писания или другое церковное имущество и тем самым поддавшийся преследованиям Диоклетиана (284—305 гг.), недостоин сохранять свой сан. Ортодоксальная церковь во главе с Блаженным Августином пришла к заключению, что нельзя ожидать от церкви, пребывающей на земле, такой чистоты. Как сформулировал это Августин, «невидимая цер­ковь», состоящая только из избранных, которые известны одному Богу, остается незапятнанной всегда; в то время как в «видимой», «земной» церкви всегда найдутся несколько грешников. Но из-за этих грешников, которые даже могут совершать таинства, церковь не сойдет со своего пути, и их присутствие не помешает спасению избранных. Несмотря на поражение донатистов, движения очищения появлялись постоянно. Катары в XII в., а также английские и американские пуритане семнадцатого столетия — это лишь два при­мера подобных групп, уверенных, что только они составляют истин­ную и чистую церковь. Подобное движение в самой крайней форме проявилось в жизни Роджера Уильямса, основавшего колонию на одном из островов. Отделившись от баптистов, он создал свою баптистскую церковь; но и та показалась ему недостаточно чистой. В конце концов он отделился и от нее и стал совершать богослужения, на которых присутствовала лишь его жена, но это ей разрешалось не всегда.

За такими движениями стоит убеждение, веками сохранявшееся у христиан. Верующие, называемые церковью, тесно связаны между со­бой. А если они представляют собой единое тело, то нога влияет на действия руки, а вместе они воздействуют на печень и почки. Члены христианской церкви не являются независимыми: действия каждого из них имеют последствия для остальных. Более того, церковь должна быть максимально точным подобием Христа. Поэтому некоторые христиане полагали, что наличие среди них грешников повлечет за собой плачевные последствия для всех, поэтому они и принимались за очищение церкви, стараясь сделать ее истинным телом Христа. Подобные мотивы побуждали некоторые христианские группы стараться уйти от мира. Создавая замкнутые группы, образующие прак­тически натуральные хозяйства (например, в деревне Амиш, штат Пенсильвания), они надеялись сохранить свою чистоту незапятнан­ной. В подобных группах устанавливались свои правила, ограничивав­шие взаимодействие с внешним миром. Например, такие церкви запрещают браки с людьми, к ним не принадлежащими. Некоторые подобные движения поощряют покупку товаров только в своей среде. Таким образом они развивают у своих сторонников сознание свято­сти и чистоты их общества.

Учитывая глубоко укоренившееся среди христиан убеждение, что все они суть одно тело, что в церкви все взаимосвязано, можно понять, как монахи и священники действуют от лица всей церкви. Различные ордена ранней церкви функционировали как отдельные группы орга­нов одного тела. Но поскольку духовная жажда людей усиливалась, стали появляться новые ордена. В ранней церкви, как мы увидим, существовал орден пенитенциариев, затем появились монахи, как жившие в стенах монастыря, так и странствующие. В средние века даже пилигримы стали своего рода неофициальным орденом. Некото­рые верующие казались особенно святыми из-за своей религиозной самоотверженности, и церковь в целом стала видеть в них духовный родник, из которого каждый мог черпать для себя духовную силу. Те, кто считал, что он не в силах исполнять столь серьезные религиозные миссии, или предпочитали не приниматься за них, или отдавали больше сил материальной работе, направленной на поддержание жизни в церкви. Таким образом, из группы «святых», как назывались вначале все христиане, церковь развилась в организацию, в которой появились свои группы специалистов высокого уровня, подвизавших­ся в духовной сфере. Те немногие, кто посвятил себя Богу, образовали более духовные органы и, являясь таковыми, стали представлять саму Святую Церковь. Итак, в какое-то время церковь стала рассматривать молитвы, возносимые монахами, как живое общение с Богом от лица всей церкви, и священник мог совершать евхаристию как обществен­ную службу в присутствии всего одного человека.

Каждая из этих особых ролей являла собой подражание Христу (imitatio Christi), при этом все роли выполнялись от лица всего тела. Например, епископ был лидером своей паствы точно так же, как Иисус был вождем в своей группе апостолов. В соответствии с ранним преданием, Иисус обетовал свое покровительство апостолу Петру (чье имя означает «камень») со словами: «На этом камне я возведу свою церковь». Это положение легло в основу традиции единоначалия. У стада бывает один пастух; один Иисус предводительствовал апостола­ми, а затем Петр возглавил их после Его смерти. Поэтому епископ должен был встать на место Иисуса. Он обычно совершал евхаристию, раздавал собравшимся хлеб и вино, как это делал Иисус на Тайной Вечере. Он также был учителем, как Иисус. Например, в IV в. Иисуса   изображали   на   каменных   гробах   с   открытой   книгой   вруках, наставляющим группу уче­ников, как учителя мудрости, по­хожего на философов того вре­мени.

Светские лидеры также могли основываться на примере Христа. Восточные императоры считали, что на них возложена мантия хри­стианского царя, почти священни­ка, и, когда в средние века в Евро­пе формой правления стала монар­хия, короли видели в своем прав­лении подражание царствованию воскресшего Христа в Царстве Не­бесном.  Коронация монарха

включала религиозную церемонию миропомазания. Считалось, что король выполняет религиозные функции, а власть его полагалась Божественной. Король был судьей — подобно Христу, который должен вернуться, чтобы всех судить; он являлся посредником между Богом и своими подданными, служил им заступником, как и Христос, пожертвовавший собой ради людей. Король занимал особое, проме­жуточное положение, на границе между царством земным и Царством Небесным, что делало его похожим на Иисуса, соединяющего в себе Божественное и человеческое начала. Некоторые даже верили, что короли способны исцелять недужных и заставлять расти злаки. Ины­ми словами, король, как и епископ, являлся духовным лицом. Наблюдавший церемонию коронации германского короля, епископ Отто из Фрайзинга писал в своей хронике:

 

«В тот же самый день и в том же храме избранный епископ Министерский был рукоположен теми же прелатами, которые совершили миропомазание короля, что было хорошим предзнаменованием на будущее, потому что в одном месте и в одно время совершилось помазание двух особ, которые только одни требуют священного миропомазания и оба нарекаются Chnstus Domini⁵ (Божий помазанник)».

 

Таким образом, как духовные, так и светские лидеры принимали на себя святость, подражая Христу.

Вне элиты можно было встретить другие проявления святости, которые также представляли собой imitatio Christi. Например, покро­вительство Христа принимали мученики раннего христианства. Уме­реть за Христа в периоды гонений на христиан было великим призванием. В таком подходе нет ничего нового: и евреи почитали за честь  умереть  al   kiddush  hashem,   прославляя   имя   Господа.   Но  ухристиан мученическая смерть приобрела дополнительную ценность, поскольку сам Иисус принял жестокую смерть от рук преследователей. Умереть таким образом значило приблизиться к Христу, разделить с Ним Его жертву и приобщиться к Его славе. Игнатий, епископ Антиохийский, в конце I в. н.э. видел почти чувственное наслаждение в том, чтобы проследовать по пути Иисуса, став мучеником. Он умолял своих друзей не вмешиваться в его судьбу.

 

«Пообещайте мне одно что я послужу возлиянием Богу, пока приготовлен алтарь Я Божье пшеничное зерно, и я перетираю между зубами диких зверей, с тем чтобы стать чистым хлебом     Молите за меня Христа, чтобы благодаря этим зверям я оказался принесен в жертву Богу»⁶

 

Желание Игнатия исполнилось: он умер от рук римлян, бросив­ших его в клетку со львами в ПО г. н э.

Пример Христа породил также множество христианских аскетичес­ких движений. Те, кто желал следовать Христу в эпоху, когда уже не было гонений на христиан, могли вести собственные битвы с демонами, правившими миром. Подобно Иисусу, сражавшемуся с сатаной, монахи-отшельники и затворники могли бороться с силами зла в самих себе. Побеждая мирские соблазны, отрекаясь от роскоши и удовольствий и посвящая себя молитве и восславлению Бога, можно было выполнить наказ Иисуса. «Будь совершенен». В XIII в. Франциск Ассизский предложил новый образец аскезы, дав обет стать странником, никогда не иметь крыши над головой и какой-либо собственности. В народе аскетизм принимал еще более драматичные формы, типа распространившегося в позднее средневековье движения флагеллантов, которые проходили про­цессией по улицам городов, бичуя себя хлыстами или терновыми ветками, что, в их понимании, символизировало их отождествление со страданиями Иисуса. Итак, монахи, мученики и короли являли собой особенно активное подражание Христу в структуре церкви, что достигалось либо аскетизмом и жертвенностью, либо принятием на себя роли духовного вождя. Как специалисты по религии, они помогали обес­печить святость общины в целом.

В разное время такого рода специализация вызывала критику со стороны некоторых христиан, настаивавших на том, что в то время как церкви в целом присуща святость, ни один человек в церкви не может быть святее любого другого. Как мы видели в главе 20, протестантская Реформация практически свела на нет прежнюю со­словную структуру, исходя из идеи «священства всех верующих». Любой верующий мог исполнять особую духовную функцию, напри­мер выслушивать исповедь другого верующего. Во многих мелких протестантских сектах действует принцип, согласно которому не должно быть посвященных в сан священников или проповедников, проповедовать может каждый, кто чувствует в себе соответствующее призвание. Разновидностью воплощения этого принципа являются квакерские собрания, где все сидят молча, пока внутри одного из членов церкви воссияет «внутренний свет», побуждающий его гово­рить или молиться. Тем не менее идея специализации на духовном поприще полностью не умерла. В рамках традиций основного русла протестантизма по-прежнему требуется, чтобы те, кому надлежит толковать Писание (представители духовенства), имели специальное образование. По природе своей они не отличаются особой святостью,но образование отражает их призвание и преданное служение. Сама мысль о том, что у кого-то может быть «духовное призвание» к проповедованию (временно или на всю жизнь), опять-таки предпола­гает духовную специализацию. С точки зрения массового сознания миссионеры или другие преданные христианские вероучители заслу­жили определенный статус, сопряженный со священническим саном; считают, что они обладают особой благодатью, позволяющей им выдержать необыкновенные трудности и испытания. Тот факт, что протестантские церкви не склонны платить священникам высокое жалованье, не говорит о скупости конгрегации, а лишь является следствием устоявшегося убеждения, что христианский лидер должен быть в меньшей степени подвержен мирским соблазнам и ему несвой­ствен интерес к вещам, которые можно купить за деньги. Итак, с одной стороны, постоянно возникали все новые и новые движения за демократические преобразования в церкви, защищавшие идею равной святости всех верующих, с другой стороны, в церкви всегда были лидеры, являвшиеся официально или неофициально духовными спе­циалистами, отличавшиеся особой преданностью религиозному служе­нию или духовной активностью, которая действует на благо церкви в целом.

 

Жизнь церкви

сплоченная в единое святое общество, получающая заряд энергии от своих духовных вождей, церковь живет как единое тело, органи­ческое единство, развивающееся во времени. Она регулярно пополня­ет в себе силы от Святого Духа, которым регулярно причащается через евхаристию, или святое причастие, совершаемую в большинстве церк­вей (хотя в некоторых церквах она совершается весьма редко), а также через проповедуемое Слово Божье в протестантских церквах. Более того, церковь является проводником Святого Духа в миру, воплоще­нием третьего лица Троицы, подобно тому как Христос воплощает второе лицо. Поэтому церковь направляет свои усилия на продолже­ние дела Христа на земле: чтобы принести спасение человечеству, соединить человеческое и Божественное. Труд церкви можно подраз­делить на три направления, каждое из которых соответствует опреде­ленному аспекту жизни Христа: во-первых, евангелизация — распро­странение среди людей, не принадлежащих к церкви, убеждения, что они должны покаяться и уверовать; во-вторых, работа, направленная непосредственно на спасение, оформленная в совершение литургий в церкви; и, в-третьих, деятельность, имеющая целью установление мессианского Царства Божьего, владычества Христа. Все стороны этой деятельности церкви как тела заключаются в том, что церковь как тело подражает Христу.

Первая часть деятельности церкви, евангелизация, подражает Хри­стову проповедованию. Согласно преданию, Иисус странствовал, про­поведуя Царство Божье, приглашая людей войти в него. Поэтому важнейшей задачей церкви является проповедь Святого Писания, или «благой вести», среди всех людей. Хотя Иисус проповедовал только среди евреев, с начала своего существования церковь определила для себя гораздо более широкую миссию. Апостолам надлежало проповедовать всем народам, во всех концах земли. Во всех церквах весть в главном почти едина: «Все люди согрешили, но Бог послал средство от греха: труд Иисуса Христа. Так что отвернитесь от греха, уверуйте во Христа и обретите дар спасения и вечной жизни». Обычно церковь поручает миссию проповедования в нехристианском мире определен­ным лицам. Однако в той или иной мере каждый верующий обязан свидетельствовать, то есть утверждать истинность учения Христа в присутствии тех, кто не принадлежит к церкви.

Но евангелизация — это лишь начало. Второй аспект деятельности церкви, спасение, является подражанием деяниям Христа. Как мы видели, таинства крещения, конфирмации и первого причастия приво­дят новообращенного в церковную общину. Но таинства также необхо­димы для поддержания жизни общины и продолжения труда во спасе­ние. Церковь как тело с ранних лет своего существования придержива­лась убеждения, что еженедельные евхаристии питают ее. В понимании восточной церкви этот акт означает единение человека и Бога, и поэтому его называют «божественная литургия». В устройстве храма иконы олицетворяют присутствие Иисуса, Марии, святых и ангелов. Сама евхаристия есть брачный пир, соединяющий Христа с церковью, предвосхищая великое воссоединение, которое наступит, когда Хри­стос вернется на землю в конце века. Поскольку это святое единение повторяется из недели в неделю, церковь и ее члены, разделяя трапезу, поддерживают связь с Божественным источником жизни (то же в католицизме. — Прим. ред.).

Понятие, которое в западной церкви стоит выше евхаристии, — жертва. Согласно римско-католической теологии, каждое повторение та­инства воистину повторяет заново жертву, изначально принесенную Иисусом (но не его физическую смерть). Суть этого внушающего ужас события состоит в том, что Иисус целиком, без остатка отдает себя Богу, а Бог через Иисуса отдает себя во имя спасения человечества от вечной смерти. Жертвоприношение отражает архаичную структуру: часть от целого (например, стада или урожая зерна) приносится в жертву для того, чтобы обеспечить непрекращаемое плодородие. В данном случае одна жизнь приносится в жертву во имя полноты жизни для всего человечества. Причащение тела и крови Того, Кто был принесен в жертву, служит источником постоянного духовного питания в западной церкви.

В протестантских церквах евхаристия утратила в определенной степени свою важность; многие церкви трактуют ее больше как памятное событие, относящееся скорее к прошлому, чем к настояще­му, они не видят в ней непосредственного духовного опыта. Со своей стороны они обратились к проповедованию Слова Божьего, считая именно его источником духовного питания. Проповедь, основанная на Евангелии, являет собой иной тип таинства, отличающийся от евхаристии. Вместо того чтобы принимать пищу, с чем сопряжены вкусовые и тактильные ощущения, в соединении с действиями свя­щенника, разыгрывающего целый спектакль, а также алтарем, статуя­ми святых или иконами, проповедь делает упор на слушание и работу ума, восприятие на слух и умом.

В рамках протестантской традиции существует множество разновид­ностей. Одни церкви отдают предпочтение ученым дискурсам; другие делают акцент на непосредственность духовного призвания, побуж­дающего верующего к спонтанному проповедованию. В первом случае рациональное мышление признается особенно важным. Писание дано церкви как источник для духовного руководства, и его постижение требует от христиан работы ума. Чтобы проникнуть в тайны Евангелия, они должны изучать и тщательно обдумывать его. Во втором случае центр тяжести перенесен на интуицию и вдохновение: поскольку Писание есть тайна, только те, на кого снизошел Святой Дух, могут понять его; метод изучения текстов менее пригоден. Следовательно, одно направление склоняется в сторону рационального мышления и ориентируется на достижение чувства удовлетворения, которое прихо­дит, если удается убедительно выступить в споре, другое обращено к эстетическому и интуитивному началу и нацелено на прочувствование единства путем сопоставления евангельских текстов с повседневной жизнью. Большинство протестантских церквей, естественно, основы­ваются на смеси обоих подходов. В словах ученого лектора, которому недоступны одухотворенность и эстетический подход, нет жизни; вдохновение, лишенное содержания и знакомства с Библией, — это лишь пустой звук. Оба подхода синтезируют два полюса протестант­ской практики почитания, духовный и интеллектуальный, и синтез вдохновляет верующего и всю церковь.

Жизнь церкви — это не только ежедневное приобщение к Святому Духу через проповедь и таинство. Церковь живет и развивается, следуя самому Иисусу, повторяя в течение года цикл важнейших событий Его жизни, отмечая их круг. В году празднуются основные вехи жизни Иисуса: начиная от Рождества Христова и поклонения волхвов до воскресения и сошествия на церковь Святого Духа. Церковь как тело Христово признает их и, участвуя в них, испыты­вает на себе их силу. Кроме того, католики и православные христиане отмечают дни различных святых, тех, кто наиболее близко подошел к образцу Иисусова служения. Дни святых — это церковные праздники в ознаменование труда Святого Духа в обществе, внутри тела Христа, то есть церкви, как она живет сейчас, совершая Божественный круг со своими новыми членами.

Цикл христианского года начинается с рождественского поста, который выражает ожидание рождения Иисуса. Хотя дата Рождества была установ­лена лишь в IV в. (а католики и православные по сей день придержи­ваются по этому поводу разных мнений), определившись, она стала одним из главных праздников, имеющим собственные обряды. Начиная с воскресенья, ближайшего к Дню св. Андрея (30 ноября), то есть приблизительно за месяц до Рождества, в службу включают особые гимны и молитвы, а содержание проповеди приурочивается к этому событию. В западной церкви Рождество не кончается в день собствен­но Рождества, а празднуется двенадцать дней, кульминацией этого периода является Богоявление (6 января), когда, согласно Преданию, с Востока прибыли трое волхвов, чтобы поклониться младенцу Иису­су. С точки зрения церкви в этот день состоялось первое явление Христа людям (7 января восточная церковь также празднует Рождество Христово). Весь этот период церковь воспринимает как время радости и надежды, полное ожидания Иисуса и связанных с этим преобразо­ваний. Подобно рождению ребенка в семье, Рождество вносит в жизнь радостное волнение и создает счастливую атмосферу братства; в это время люди объединяются, когда в церкви воспроизводится появление Христа в мире. Рождественские мистерии, столь попу­лярные среди детей и взрослых на протяжении многих столетий,являются простым и глубоким выражением этой особой радости.

Разумеется, это также период зимнего солнцестояния, время, когда совершается множество традиционных обрядов, олицетворяющих наде­жду на обновление мира и ожидание лучшего, подкрепляемых приро­дой, поскольку дни постепенно становятся длиннее и на землю нисхо­дит больше света. Рождество осеняет эти ожидания светом христианст­ва, и, несомненно, на установление даты Рождества Христова повлияли римские зимние празднования.

Следующий важный период в жизни церкви открывается в конце зимы, когда начинается Великий пост — за сорок дней до Пасхи. Прежде это был период, завершающий подготовку кандидатов к креще­нию, которым предписывались пост и серьезное покаяние, чтобы окончательно отойти от греха. Когда сформировалось таинство покая­ния, кающийся зачастую должен был выполнять определенную повин­ность в продолжение всего Великого поста. Постепенно церковь сделала Великий пост периодом испытания человека, покаяния и воздержания (например, от богатой еды, в частности мяса) для всех новообращенных и кающихся. Таким образом, этот период приобрел торжественность, в это время надлежало размышлять в ожидании грядущих страданий Христа.

Накануне поста — во вторник на масленой неделе — во многих странах устраиваются карнавалы. Начало этой традиции положила Ита­лия, затем она распространилась на Францию и Испанию, французы принесли ее в Новый Орлеан как Mardi Gras («жирный вторник»). В Англии его называют Pancake Day («день блинов»), в этот день надо истратить все жиры и масло, считавшиеся раньше богатой и роскошной нищей. Атмосферу разнузданного карнавального веселья прерывает «пе­пельная среда», этот первый день Великого поста получил такое назва­ние потому, что в него многие посещали мессу и посыпали голову пеплом в знак покаяния.

Кульминацией Великого поста является Страстная неделя, послед­няя неделя перед Пасхой. Вербное воскресенье, последнее воскресенье перед Пасхой, напоминает о триумфальном входе Иисуса в Иерусалим, это радостный день, день ожидания Пасхи. Но после него в церкви опять наступает печально-торжественное настроение — приближается Страстной четверг, день, когда Иисус совершал Тайную Вечерю. В английском языке название этого дня «Maundy Thursday» происходит от слова «mandate», то есть «наказ», потому что, согласно Преданию, Иисус дал тогда ученикам два наказа: «Сие творите в мое вспоминание» и «Любите друг друга, как я любил вас». Церковь также вспоминает предательство Иуды и муки Христа в Гефсиманском саду, когда Он ожидал смерти. Следующий день, Страстная пятница, напоминает о Страшном суде и распятии. Глубокая скорбь охватывает церковь, алтари и кафедры часто драпируют черной тканью.

Пасха, которой у ранних христиан предшествовало субботнее все­нощное бдение, приносит полный переворот в настроении, радость и возрождение, которые приходят на смену отчаянию. Даже сейчас, когда бдения стали редкостью, служба, совершаемая на рассвете, прославляет обновление жизни, символизируемое восстание Иисуса из мертвых. У первых христиан Пасха была важнейшим праздником во славу чистоты и радости. Это было время крещения новообращенных, которые выхо­дили из воды и облачались в новые белые одежды. Пасху празднуют в первое воскресенье после первого полнолуния, следующего за весенним равноденствием, в северных широтах она совпадает с наступлением весны, также означающим обновление жизни.

Через сорок дней, в четверг, наступает Вознесение — день, когда Иисус вознесся на небеса. Это крупнейший праздник у православных и католиков. Он предвосхищает великий праздник Пятидесятницы, который всегда отмечается в субботу, потому что Пасха считается первым днем. В этот день церковь празднует дары Святого Духа. Это, разумеется, тоже важнейший праздник, но, в отличие от Пасхи, передающей особую радость, Пятидесятница исполнена ощущения духовной силы, данной церкви, чувства превращения, перехода на более высокий уровень существования. Он также обращен к церкви, которой надлежит продолжать труд Иисуса возвещать благую весть другим и устанавливать Царство Божье на земле. Через неделю в воскресенье празднуется Троица, восславляющая единство Бога в трех лицах: Отца, Сына и Святого Духа.

Чтобы подчеркнуть важность календарного цикла христианского года, многие церкви используют для каждой поры особые облачения и покровы. Кроме того, жизнь Иисуса всегда вдохновляла христианское искусство. Сама архитектурная форма христианского храма в средние века стала выражением духовной реальности церкви как образа Божь­его, так и небесного мира, к которому стремились христиане. В плане христианский храм имеет форму креста. Находиться в церкви значит находиться внутри «тела» Христа, распятого и воскресшего Церков­ный алтарь находится у восточной стены, обращенной к Иерусалиму, где Христос был распят, противоположный, западный портал, где находился вход, украшен изображением драматической сцены Страш­ного суда или торжества Христа, говоря о будущем церкви. Сцены из жизни Христа писали красками, ткали на покровах или передавали мозаичными изображениями либо витражами. Христианские художники не уставали воплощать в своих произведениях великие события, заключающие в себе смысл христианской жизни. Настенные изобра­жения рассказывали о жизни Христа, которая нашла свое продолже­ние в жизни церкви.

Наряду с ежегодно повторяющимся в христианстве присутствует иной элемент, выходящий за пределы годового цикла, а именно — ожидание возвращения самого Иисуса. Изображения Судного дня, а также весьма распространенные сцены из Откровения напоминают о том, что «не за горами конец света» и рукою Божьей будут созданы «новое небо и новая земля». На литургии мы встречаем это ожидание в молитвах. «Да приидет Царствие Твое» — говорится, например, в молитве Господней, а также в истолковании евхаристии как предзнаме­нования брачного пира Христа и святой церкви. Иногда это иное ощущение времени прорывалось через череду последовательных повто­ряющихся обрядов и находило выражение в движениях сект, ожидаю­щих пришествия Христа, которые, разумеется, берут начало в самом христианстве. Группы христиан начинали активно исполнять новые религиозные обряды, готовясь ко Второму Пришествию, зачастую они при этом игнорировали регулярную деятельность церкви. Все великие духовные движения в истории христианства — монашеские движения IV— V вв., крестовые походы и сопутствующие движения XI, XII и XIII вв., реформация XVI—XVII столетий, пробуждение евангелической церкви XIX—XX вв. — сопровождались ожиданием Второго Пришествия. Христиане начинают чувствовать, что у них мало времени, их труд подходит к концу и совершенный мир, к которому они стремятся, скоро будет осуществлен Богом.

Некоторые церкви, для которых характерно ожидание Второго Пришествия, занимают промежуточное положение: они отходят от церковного календаря, целиком полагаясь на иной счет времени. Например, американские пуритане упразднили все праздники, кроме Пасхи (они вовсе не праздновали Рождество, считая этот праздник пережитком идолопоклонничества) и воскресных служб, которые отличаются продолжительными проповедями. Взамен традиционных праздников их магистраты назначают праздничные или постные дни по усмотрению и рекомендации священников: День благодарения празднуется в случае, когда община получила некое благословение, пост объявляется в период несчастий, которые, согласно их верова­нию, посылаются им за грехи, а следовательно, требуют покаяния. Их вера в Божий промысел была столь сильной, что они приписывали Всевышнему власть над каждым днем своей жизни, ожидая, что Он будет назначать им благословение или проклятие. По мнению пури­тан, община должна откликаться на непосредственные действия Бога, а не на повторяющийся календарь. Именно полное прелушание Богу Отцу явилось в понимании пуритан способом подражания Христу всей  общиной.

Итак, церковь воплощала акт спасения многими различными спосо­бами почитания, прибегая к разного рода откликам на деяния Бога во временном мире. Наряду с распространением Евангелия и спасением у церкви есть еще один аспект деятельности: мессианское служение, то есть преобразование самого мира. В этом измерении существова­ния христиан быть последователем Христа значит продолжать начатый им труд, цель которого — реальное осуществление Царства Божьего. Если ожидать, что Христос вот-вот вернется, это значительно ослабляет побудительные мотивы подобной деятельности. Но христиане зачастую пытались организовать мир и управлять им, непосредственно следуя законам церкви Христианские императоры Византии, римские папы в средние века, радикальные реформаторы, желавшие видеть во главе общества святых, выражали уверенность, что христианство не должно лишь ждать возвращения Мессии, заботясь только о спасении своих верующих, скорее, ему надлежит добиваться реального преоб­разования мира. В новое время мы также находим примеры проявле­ния подобных устремлений, борьба христиан за отмену работорговли и освобождение черных рабов в XIX в.; движения трезвости, направ­ленные на ограничение потребления алкогольных напитков, христи­анские лобби и политические партии, движения христиан за мир и ненасильственные христианские движения, кампании за введение запретов на аборты и гомосексуальные связи либо за введение молитв в школах. Иногда христиане, участвующие в таких движениях, на­строены политически либерально, зачастую — консервативно, но для всех общественных инициатив такого рода характерна убежденность в том, что церковь обязана Трудиться, чтобы совершенствовать мир в то промежуточное время, пока Христос еще не вернулся.

Итак, различные аспекты жизни церкви как корпоративного орга­на направлены на то, чтобы действительно быть телом Христа: являть собой то органическое единство, в котором каждый член поддержи­вает всех остальных и пользуется их поддержкой, как евангелическая организация, она продолжает проповедование, начатое самим Иису­сом, как хранитель тайн, она вновь воспроизводит искупительную жертву Христа, воплощая события Его жизни в годовой календарный цикл, кроме того, церковь служит проводником Святого Духа во всех сферах жизни; как исполнитель воли Христа в отношении человече­ства, она направляет свой труд на установление Царства Божьего на земле. Такова была великая миссия церкви на протяжении веков, задающая направление и цель индивидуальной жизни бесчисленных христиан. Но христианство также имеет важное личностное измере­ние, которое предполагает, что каждый индивид должен строить свою жизнь в подражание Христу. Христианин достигает духовной самореа­лизации, не только участвуя в корпоративной жизни церкви, он также освящает собственную жизнь во Христе

 

Иисус как образец личной жизни христианина

ХРИСТИАНСТВО ОСВЯЩАЕТ ВАЖНЕЙШИЕ СОБЫТИЯ ЛИЧНОЙ ЖИЗНИ, принимая их под сень христианских идеалов. В ознаменование этих собы­тий буквально во всех культурах существуют специальные обычаи перехода, связанные с рождением, достижением совершеннолетия, браком, смертью. Это периоды, характеризуемые критическими изме­нениями в биологическом состоянии или социальном статусе, и, хотя в современном американском обществе им уделяется мало внимания, они обычно сопровождаются важными психологическими изменения­ми. Христианство, которое трудится над тем, чтобы приблизить человека к Божественному, стремится помочь этому процессу, а также сделать восприятие этих переходов более безболезненными для лично­сти и общества, применяя для этой цели особые таинства. Рождение связывалось с таинством крещения Хотя некоторые церкви отказались от крещения младенцев, многие прибегают к этой процедуре, которую исполняют в подтверждение того, что ребенок рожден в христианской семье и принадлежит к организму церкви Чистота младенца соответствует очищению, сообщаемому крещением, так что естественно, что первый акт сопровождается вторым Но многие церкви полагают, что при своей кажущейся чистоте новорожденный младенец уже несет на себе печать первородного греха, который передается из поколения в поколение, начиная с Адама, так что крещение необходимо, чтобы приобщить ребенка к церкви При крещении ребенку дается имя, подобно тому как Иисус был наречен Христос, или Мессия, младенец получает имя собственное, по тради­ции имя святого, что также способствует приобщению младенца к святому сообществу христиан

Принимая во внимание повышенный интерес к достижению со­вершеннолетия со стороны большинства религиозных учений, хри­стианство уделяет этому моменту на удивление мало внимания Но такое отношение становится более понятным, если мы вспомним, что совершеннолетие сопряжено с достижением сексуальной зрелости, а именно сексуальность почитается в христианстве важнейшим источ­ником греха. Большая часть церквей видит в первородном грехе прежде всего сексуальный характер, грех похоти (хотя некоторые церкви в интерпретации первородного греха больше склоняются к мнению, что это — грех гордыни). Опасность, таящаяся в сексуально­сти, являлась причиной того, что созревание как физическое превращение практически игнорировалось, в то время как привилегии и обязанности, свойственные взрослому возрасту, выдвигались на пер­вый план. Многие церкви нашли достижение зрелости подходящим временем для конфирмации — окончательного принятия в лоно церкви. Кроме того, в старые времена поощрялось вступление подро­стков старшего возраста в монастыри, где их должны были научить безбрачию либо соблюдению целомудрия до вступления в брак. Итак, и вступление в брак, и принятие монашества следовали за обрядами, отмечавшими достижение, зрелости. И то и другое было разновидно­стями брака: в монастыре обручаются с Христом, в браке соединяются с супругом «во Христе», подражая обручению Христа с церковью, в результате чего создался вечный, основанный на верности союз, участники которого отражают святость друг друга.

Назначение обрядов и таинств, связанных со смертью, — принести утешение умирающему христианину, так как он (или она) все-таки переходит в жизнь вечную. В римско-католической церкви таинство соборования дает человеку возможность покаяться, очистить душу в последней исповеди, принять елеосвящение, напоминающее конфирма­цию, как в библейском предании о том, как к Иисусу спустился голубь. Смерть — это итог жизни, и она также обращена в будущее. В некоторых формах евангелического христианства мы наблюдаем ожида­ние, что умирающий может увидеть впереди свет, ту радость, которую ему предстоит испытать сразу же после смерти. Христианина обычно хоронят на третий день, таким образом отождествляя его с Христом, на третий день воскресшим. Душа человека уже покинула этот мир.

Так основные вехи в жизни человека оказываются овеяны христиан­ским флером, всегда связанным с Христом. Говоря более общо, можно заключить, что уже много столетий Иисус всегда выступает во всех руководствах по личному благочестию как персонаж, который должен присутствовать в жизни христианина буквально в каждый ее момент. По сути, мы наблюдаем модель непрерывного очищения, имеющего целью полное освобождение от греха. Сверх того, Иисус был сущно­стью с человеческой природой, не грешил, не поддавался искушени­ям — потому что Он был Бог. Если людям суждено уподобиться Богу, они должны уничтожить грех. Для этого требуются исполнение таинств, самодисциплина, а также постоянный самоанализ и оценка с позиций христианских идеалов.

Вероятно, наиболее ярким примером очищения является обряд покаяния в римско-католической церкви. Когда-то, во II в. либо в начале III в., церкви стали отлучать от причастия людей, совершив­ших серьезные грехи. Отлучение действовало по крайней мере в течение всего периода Великого поста, а иногда — в продолжение ряда лет. Подвергшиеся отлучению просили принять их в орден кающихся грешников. Они носили одежду из мешковины или рогожи, в церкви находились в особо отведенном месте, соблюдали сексуальное воздержа­ние и посвящали себя молитвам и благотворительной деятельности. В некоторых церквах практиковались публичные телесные наказания либо согрешившим велели падать ниц перед всей конгрегацией. Такая серия обрядов, раннехристианские акты покаяния, могла совершаться только один раз в жизни. Пройдя через эти обряды, человек возвращался в лоно церкви и впредь вел честную и, как предполагалось, благочестивую христианскую жизнь. Поскольку это можно было делать только раз, многие откладывали покаяние на возможно более поздний срок. Покаяние основано на признании в человеке стремления к совершенству перед лицом того факта, что люди остаются несовершенными, даже смыв с себя первородный грех. Явление, известное как «отступление от истин­ной веры», происходит всегда и по­всюду. Собственно говоря, оно на­столько распространено, что церкви пришли к выводу, что изначально принятая форма покаяния слишком сурова. К IV в. наказания согрешив­шим были смягчены, а в VI в. по церквам распространилась новая фор­ма, которую ввели ирландские мона­хи. Грешнику назначалась частная (без свидетелей) аудиенция у священ­ника, в идеале не знавшего его лично, чтобы он выслушал исповедь о грехах, в которых грешник желал признаться (в идеале личность последнего должна была оставаться неизвестной для священника). Священник назначал наказание, а также предписывал совершить какие-либо благочестивые поступки, чтобы помочь человеку наладить отношения с Богом. Этот обряд периодически повторялся. Его стали называть исповедью. Искупи­тельные поступки, назначаемые священником, имели главным обра­зом положительный характер и отличались от прежнего аскетизма. Соблюдение поста и самобичевание оставались формами раскаяния, но к ним добавились служение месс (что обеспечивало церкви финансовую поддержку), совершение паломничеств, чтение дополни­тельных молитв и псалмов.

У протестантов исповедь сделалась добровольной, и каждый ве­рующий имеет право исповедовать другого верующего. Однако случа­лось, что и у протестантов исповедь вновь возвращала себе прежнюю важность. Знаменитая секта трясунов, действовавшая в XIX в. (во главе ее стояла мать Энн Ли), практиковала исповедь перед «святы­ми», то есть всей общиной, что составляло ее главный обряд. Чаще протестанты использовали вместо исповеди процедуры исследования собственной совести, выявления грехов и назначения себе наказания. В среде пуритан подобного рода процесс изучения самого себя являлся главной составляющей в процессе приобщения к церкви, причем в этом процессе принимали участие верующий и его пастор. Но исповедь представляла собой не столько перечисление и призна­ние за собой грехов, сколько пересказ истории своей духовной борьбы. Важность свидетельствования, то есть публичного отчета о своей прошлой греховной жизни и личном опыте спасения, в неко-торых евангелических церквах указывает на постоянное наличие одно­го и того же мотива — открытого исследования собственных прегре­шений и заблуждений, которое понимается как решающий фактор духовного развития христианина. В новейшее время функции исследования личности и исповедования в грехах христиан (и других), тех, кого не удовлетворяет деятельность их церквей в соответствующем направлении,  отошли  к психотерапии.

Главная цель этих обрядов состоит в том, чтобы очистить душу, избавиться от соблазна и греха и вести жизнь, более подобающую христианину. Смысл, вкладываемый в понятие «христианская жизнь», в различные эпохи был разным. В одно время идеалом полагали аскетизм, вершинным воплощением такого идеала являлись монахи. Считалось, что Иисус полностью отошел от мира, в особенности от мирских искушений: богатства, власти, похоти. Осуществление этого идеала было доступно лишь монаху, миряне же могли реализовать его лишь частич­но, ведя семейную жизнь и работая на благо общества. Например, они могли заниматься благотворительностью, отдавая свое имущество, а не накапливая его; могли отдавать больше времени молитвам и поклоне­нию Богу, сосредоточиться на сфере Божественного, а не на повсе­дневной жизни. Они могут периодически соблюдать сексуальное воздержание, регулярно поститься, проводить краткие периоды времени в -монастырях. Они могут совершать паломничества — на время делаясь странниками, — как Иисус, питаться от подаяний и останавливаться там, где дадут приют, в поисках Бога. Обычные люди могли в своей жизни практиковать все эти варианты аскети­ческого идеала Иисуса.

Другой распространенный взгляд на Иисуса делает акцент на Его внутреннем характере и этическом образе, а не на аскетизме. Иисус был добр, смиренен, милосерден, Он являл собой пример братской любви к ближнему. Этот более человечный образ Иисуса построен на тех разделах Евангелия, где говорится, например, о том, как Он накормил голодных, простил блудницу Марию Магдалину, призвал к себе детей. В Нагорной проповеди («Блаженны нищие духом... кроткие...» и т. д.) обращает на себя внимание Его смирение; Его слова о том, как трудно богатому войти в Царство Небесное, перекликаются с обетом бедности. Этот идеал весьма импонировал мирянам и особенно укрепился в период протестантской Реформации. В этом смысле, чтобы приблизить­ся к Господу, христианин должен скорее следовать идеалам любви, чем образцам аскетизма, с присущей последнему внутренней борьбой. На смену идеалу прошлого — битве Иисуса с сатаной в пустыне — позднейшие христиане склоняются в пользу более мягкого взгляда на Иисуса, который выражен протестантским гимном: «Какого друга мы имеем в Иисусе».

В разное время возникали и другие представления об Иисусе. Выше, говоря о Нем, мы видели Его и учителем и царем. В новое время Его изображали и общественным реформатором, и преуспевающим бизнес­меном, и революционером. Такое разнообразие отражает многообразие ветвей христианства и христианских идеалов в истории. В прошлом веке исследователи раннего христианства трудились над воссозданием исто­рической личности Иисуса, пытаясь выяснить, каким Он был, чтобы разработать твердый образец христианской жизни. Но их усилия не увенчались успехом, поскольку даже в самой ранней христианской литературе на изображение Иисуса наложились позднейшие наслоения, выражавшие как влияние традиции, так и личные представления авторов о Святом Человеке, или Мессии. Бесспорно аутентичного материала осталось чрезвычайно мало, и он слишком незначителен, чтобы строить на нем всестороннюю модель человеческой жизни.

Но идеал Иисуса продолжает питать воображение христиан. Он был совершенным человеком, идеалом человечности (хотя в последнее время некоторые женщины задались вопросом, возможно ли, чтобы идеал человека воплощал мужчина). Подняться над грехом и заблуж­дениями, как это сделал Иисус, — значит достичь Бога. Означает ли это отход от материального мира, как это понимали аскеты, либо превращение в человека любящего, подобного человечному образу Иисуса, обеднеть либо жить в богатстве и заниматься благотворитель­ностью, идеал Иисуса стоит выше обычной человеческой природы. Чтобы приблизиться к этому идеалу, осуществить imitatio Christi, требуются самоанализ, самодисциплина и практика. Каковы бы ни были особенности идеала, последний всегда требует практики очище­ния души, которая необходима для того, чтобы стать выше человече­ской природы. Большинство христианских групп, разумеется, счита­ют, что этого невозможно достичь только человеческими усилиями. Осуществление идеала, достижение Божественности, безгрешности возможно лишь благодаря Божьей благодати, проводником которой стали деяния Христа: страдания, смерть и воскресение. Даже наблю­дая, какие усилия предпринимают люди, стараясь следовать за Иису­сом, мы должны помнить главный тезис христианского мифа: Бог стал человеком, чтобы люди могли вернуться к Богу. Потому что это есть величайшая тайна христианства.

С этой точки зрения система спасения, которую мы обсуждали выше в этой главе, остается центральной в нашем понимании христи­анства. Даже строя свою жизнь по образцу Иисуса, христиане старались, используя определенные действия, попасть в русло спасения — регу­лярно исполняя соответствующие обряды, общаясь со святыми или читая молитвы. Способы и средства, изобретенные различными церк­вами, — таинства и мощи, иконы и проповеди — сохранили свою роль как проводники, через которые Бог может поддерживать прямой контакт с чистотой и святостью, чтобы помогать человеку идти от смерти к жизни и к все более высоким уровням духовности: На протяжении столетий христиане строили свои высочайшие идеалы служения, знания и лидерства, основываясь на размышлениях об особых традициях обрядов и нравственности, о святых и грешниках, обновлении и превращении. Христианство во всех своих формах обещало людям вывести их к границе человеческого и Божественного, туда, где духовное и невидимое соприкасается с земным и видимым. Когда эти два начала соприкасаются, рождается новое человечество — оно будет разным в зависимости от времени и места, окажется под влиянием политики, экономики, эстетики и т.п., но при этом во всех случаях будет являть собой новый взгляд на человечество. В следую­щей главе мы более подробно рассмотрим динамику подобных пере­мен — на двух различных примерах.

16 Историческое развитие христианства

17 Структуры христианской жизни

18 Динамика христианской жизни