Прекращение гонений, оживление богословия под влиянием христологических споров и расцвет монашества не могли не оказать самого благотворного влияния на развитие богослужения в IV и V в. Если уже к концу III в. создается в некоторых Церквах твердый и сложный чин, кроме литургии, и для утреннего, как важнейшего, богослужения, то в два следующие века такой чин создается уже почти для всего нынешнего круга суточных служб. И хотя этот чин различен у отдельных Церквей и последующему времени он передал далеко не все из своего состава, тем не менее к началу VI в. по всему Востоку вырабатывается тот довольно однообразный и устойчивый тип богослужения или, вернее, — несколько таких типов, из видоизменения и слияния которых к началу IX века наметился в существенных чертах нынешний чин суточного богослужения. Вместе с тем в эти века, IV и V, возникает впервые месяцеслов святых, и цикл великих праздников из 3—4 предшествующего века расширяется почти до нынешнего количества их. Наиболее плодотворные в богословии, с самым сильным биением церковной жизни, эти века были самыми творческими и в церковном богослужении: оно создавалось теперь в доживших доныне (бессмертных) основах строя своего, в теперешней форме своей и схеме, которую VI—VIII века заполнили только гимнографическим содержанием, а IX—XII века отделали до эстетического изящества.
Уничтожение агапы
В области богослужебных чинов IV—V в. ознаменовались прежде всего уничтожением агапы.
Ближайшей причиною этого уничтожения явился широкий внешний рост Церкви, в которой оказалось теперь много недостойных членов; у последних агапа превращалась в то, чем она являлась некогда для недостаточно проникшихся идеалами новой веры языко-христиан времен апп. Павла и Иуды; и тогда как таких христиан тогда было немного и они постепенно возвышались до достойного участия в агапе, этом «пиршестве Слова» (по выражению Климента Александрийского), в IV—V в. таких христиан, плевел в пшенице Церкви, становилось все более, и Церковь вынуждена была отказаться надолго, если не навсегда, от древнего и высокого своего учреждения. Кроме того, агапа не вполне мирилась и с тем аскетическим духом, которым, под влиянием полного юной свежести и силы подвижничества, теперь стало проникаться христианское богослужение.
Первая половина IV в. уже требует апологии для агапы и искусственного поддержания ее. Император Константин Великий упоминает о «весьма скромных и пиршествах (σωφρονέστατα δέ και συμπόσια), устрояемых в память мучеников многими, по чувству жалости к неимущим и для вспомоществования странным и нищим», и замечает: «кто считает их излишними, тот мыслит не по божественному и святейшему учению». Гангрский Собор (ок. 340 или позже) предает анафеме тех, «кто станет презирать устрояющих по вере агапы и созывающих в честь Господа братию и не захочет иметь участия в этих приглашениях, на том основании, что считает это дело ничтожным». Но насколько агапа была еще жизненным и полезным учреждением, видно из того, что император Юлиан считает ее учреждением, едва не самым опасным в христианстве для язычества: он говорит, что как торгующие детьми заманивают их на корабли лакомствами, и христиане «таким же способом начинают (в своем совращении язычников) с так называемых у них агап, угощения, служения за трапезами; как учреждение это, так и самое имя его (агапа — любовь), у них много значит (έστι πολύ); наибольше вовлекло то и другое в безбожие» (в христианство).
Со второй половины IV в. мы встречаем впервые ограничительные меры в отношении к агапам и борьбу против них пастырей Церкви. Лаодикийский Собор (ок. 360 года или ранее) запрещает как «совершать приношение (евхаристию) в домах», что соединялось с агапой, так «и в местах Господних (κυριακοΐς) или в церквах устраивать так называемые агапы и есть в доме Господнем и возлежать (άκούβιτα στρωννύειν)». Иоанн Златоуст ( 407 г.) считается, по-видимому, уже с отживающею привычкою своих слушателей к агапам. Настаивая на том, чтобы празднование в честь мучеников было по преимуществу духовным, состояло из чисто молитвенного собрания во храме, он прибавляет: «но ты хочешь участвовать и в телесной трапезе? Можно, по окончании собрания, здесь, подле храма мучеников, расположившись под смоковницей или виноградом, и телу дать отдых, и совесть избавить от осуждения. Мученик, видимый вблизи, находящийся подле, и предстоящий самой трапезе, не допустит удовольствию перейти в грех». Блж. Августин рассказывает о Медиоланской Церкви в епископство св. Амвросия ( 397 г.): «по обычаю Африканских Церквей, мать моя и здесь во дни поминовения святых делала приношения во храмы для общей трапезы из разных яств; однажды, когда она явилась с такими приношениями, ее остановил привратник храма и сказал, что епископ запретил такие приношения». И «повсюду» во время блж. Августина, по его свидетельству, «в большей части Италии и во всех или в большинстве других Церквей агапы или не совершаются вовсе или, если устраиваются согласно обычаю, то оканчивались и отменялись после любвеобильного увещания епископа»1. Тем не менее в Африке законодательное запрещение агап имеет место более полустолетия позже, чем в Малой Азии. Только 3-й Карфагенский Собор 418 г. постановляет: «епископы или пресвитеры да не угощаются в церкви, разве только во время путешествия по необходимости будут иметь там отдых; и мирянам, насколько возможно, да воспрещаются такие пиршества»2. На Западе же агапа сохраняется и еще долее. Для Арелатского (Арльского) Собора 452 г. агапа — еще нечто неотделимое от евхаристии или близкое к ней по святости: «Кто священническою властью отлучен от причащения, тот не должен быть приглашаем на собеседование или пиршество (colloquio autque convivio) не только клириков, но и всего народа». Запрещает агапы на Западе впервые Собор Оксерский 584 г.
Особенную важность уничтожение агапы имело для позднейшего богослужебного устава, кроме влияния ее ритуала на строй вечерни, в том отношении, что окончательно утвердило обычай принятия евхаристии прежде вкушения пищи. Уже в III в. обычай этот имеет повсеместное распространение; но не находит себе порицания и противоположный обычай. Причиной последнего обстоятельства является то, что агапа, служба вечерняя, все еще часто соединяется с евхаристией и поддерживает взгляд на нее как на столько телесное, сколько духовное, питание; не обособляет евхаристию резко от пищи вообще. Поэтому мы видим, что в африканских церквах, где дольше других держится агапа, позднее других прививается обычай утреннего, дообеденного совершения литургии. По Сократу (V в.), «египтяне, соседние с Александрией, и фивейцы в субботу совершают богослужение, но на нем не принимают, как это обычно у христиан, Св. Таинств, а, пообедавши и наевшись всякой пищи, под вечер приобщаются Св. Даров». Тон осуждения, в котором говорит историк об этом обычае, указывает на повсеместную практику другого рода. Тем не менее эта последняя практика требует еще законодательных мер для своего утверждения и допускает исключение: «Святые Тайны жертвоприношения, — постановляет 3-й Карфагенский Собор (419 г.), — должны быть совершаемы людьми не иначе, как под условием, если они не ели, за исключением одного дня в году, в который совершается вечеря Господня».
Суточные службы IV—V вв.
Уничтожение агапы сообщило кругу суточных служб уже совсем духовный, «умный» характер, лишив христианское богослужение последнего, что делало его несколько похожим на богослужение как ветхозаветной, так и естественных религий.
Различные суточные службы благодаря этому уничтожению не могли не получить, на первых порах по крайней мере, приблизительно одинакового строя, каковой они и сохраняют в течение двух рассматриваемых веков. Только уже следующий период в истории богослужения (VI—VIII в.) занялся обособлением друг от друга суточных служб, дал каждой из них своеобразный вид.
В настоящее время мы владеем довольно обстоятельными сведениями о суточном богослужении IV—V в. от трех различных стран и частей тогдашнего христианского мира, каждая из которых вырабатывала богослужебный ритуал самостоятельно, хотя, благодаря всегдашнему тесному общению Церквей, не без влияния со стороны. Мы имеем в виду те литургические данные, которые заключаются: 1) в Апостольских Постановлениях, 2) в «Путешествии ко св. местам» конца IV в., приписываемом Сильвии Аквитанской, и 3) в древнейших иноческих уставах. Первый памятник, имеющий, как мы видели, сирийское происхождение, знакомит нас с богослужением Сирской Церкви IV—нач. V в., второй — с богослужением Иерусалимской Церкви конца IV в., а третий — с молитвенным правилом египетских и палестинских подвижников начала V в. Первые два памятника дают тип соборно-приходских церковных служб для мирян; последний представляет собою первый и древнейший устав иноческого богослужения. Тот и другой тип церковной службы не мог не оказать влияния на богослужебную практику лавры св. Саввы Освященного, ученика учеников египетских подвижников, основавшего свою обитель в непосредственной близости к Иерусалиму, — основоположника нынешнего церковного устава, деятельность которого относится уже к VI в.
Вечерня и утреня по Апостольским Постановлениям
Апостольские Постановления, памятник, как мы видели, разновременного происхождения, говорят об утреннем и вечернем богослужении в трех местах: во II кн. и в добавлениях к кн. VII и VIII. Первое место принадлежит к древнейшим частям памятника, именно представляет переработку Сирской Дидаскилии III в., сделанную в IV—V в. Переработка в данном случае и выразилась в том, что к общему увещанию Дидаскалии почаще молиться в церкви Апостольские Постановления присоединяют требование утреннего и вечернего общественного богослужения и назначают для того и другого определенный псалом. (Прибавки Постановлений к Дидаскалии печатаем курсивом). «Епископ заповедуй народу и убеждай его, чтобы прилежно ходил (ένδελεχίζειν) в церковь каждый день утром и вечером и не оставлял собрания (σύνολον), но ходил в оное постоянно... чтобы никто удалением своим от нее не увечил Церкви и не дробил на части тело Христово. Каждый день собирайтесь утром и вечером поя и молясь в церквах (ψάλλοντες και προσευχόμενοι εν τοις κυριακοΐς), утром говоря (λέγοντες) псалом 62-й, вечером же 140». Первый из этих псалмов («Боже, Боже мой, к Тебе утренюю»), входящий в состав нынешнего нашего шестопсалмия (на 3-м месте), назначает для утреннего богослужения из той же эпохи псевдо-Афанасий в сочинении «О девстве» и, как увидим, Златоуст. Первый прибавляет: «а на рассвете (говорите): Благословите вся дела Господня Господа» (т. е. песнь трех отроков). Об употреблении 62-го пс. за утренним богослужением говорит прп. Иоанн Кассиан и немного позднее (в нач. VI в.) прп. Бенедикт.
В прибавлении к VII книге Апостольские Постановления без всякой связи с предыдущим, а в некоторых кодексах и без надписания, помещают «молитву (προσευχή) утреннюю», начинающуюся словами «Слава в вышних Богу» и буквально почти тождественную с частью нынешнего великого славословия, затем «вечерний» («εσπερινός») — подразумевается, должно быть, гимн: «Хвалите отроцы Господа», близкий к нынешнему «Сподоби Господи», с «Ныне отпущаеши» в заключение, и наконец, «молитву за завтраком» (ευχή έπ' άρίστω) «Благословен еси Господи, питаяй мя от юности моея», сходную с молитвою в нынешнем чине о панагии. О первой из этих молитв («Слава в вышних») упоминает и псевдо-Афанасий и приводит начало ее; она же читается в кодексах Св. Писания Александрийском (V в.) и других как приложение к псалмам, с небольшим отличием от нынешней своей формы. Последнюю молитву, в таком же почти виде, как в Апостольских Постановлениях, приводит псевдо-Афанасий и св. Иоанн Златоуст.
Наконец, в приложении к VIII кн., имеющемся не во всех кодексах, Апостольские Постановления дают чин и даже текст вечернего и утреннего богослужения. Самый строй того и другого совершенно одинаков, но содержание, конечно, различно — приспособлено к времени дня. Так как каждый свой отдел Апостольские Постановления возводят к какому-либо апостолу из 12, то и настоящий отдел, занимающий в книге последнее место и составляющий приложение к ней, памятник возводит к апостолу, но не из 12, а верховному из прочих (70) апостолов, — Иакову, брату Господню. Так как этот апостол был, по преданию, первым епископом Иерусалимской Церкви, то поставление имени его над чином богослужения может говорить об иерусалимском происхождении этого чина. Действительно, описание иерусалимского богослужения в конце IV в. у Сильвии Аквитанской говорит о значительном сходстве между настоящей и той практикой, почти о тождестве в основных чертах строя.
«Когда настанет вечер, ты, епископ, собери Церковь, и после того как скажут (ρηθήναι) светильничный (έπιλύχνιον) псалом, диакон возгласит (πρ<χ5φωνήσει) — (т. е. произносит положенные молитвенные возгласы, соответствующие нынешней ектении) за оглашенных, за обуреваемых (χειμαζόμενων), за просвещаемых, за кающихся, как мы выше сказали (т. е. в чине литургии). По отпущении же их диакон скажет: «Елицы вернии помолимся Господу», и по возглашении им заключающегося в первой молитве (τά της πρώτης ευχής; разумеется молитва диакона в чине литургии, соответствующая нынешней великой ектении и близкая к ней) скажет...». Следует с надписанием: «Возглашение светильничное» (προσφώνησις έπιλύχνιος) ряд возгласов, близких к нынешней просительной ектении, начинающихся «Спаси и возстави нас, Боже; вставши помолимся...», что указывает на предыдущую коленопреклонную молитву. За возгласами (просительной ектенией) диакона следует молитва епископа, начинающаяся: «Безначальный Боже и безконечный, Творче всего», которая просит Бога, создавшего день и ночь, зарю и солнце и проведшего нас через день к началу ночи, принять вечернее благодарение, подать нам мирный вечер и безгрешную ночь и сподобить вечной жизни (близка к 3-й части 1-й молитвы Пятидесятницы). После этого произносится епископом еще молитва руковозложения, предваряемая возгласом диакона: «Преклонитесь к руковозложению»; эта молитва просит Бога, устроившего человека, поставившего его во главе земных обитателей и учредившего среди людей начальников (άρχοντες) и иереев, преклониться к преклонившим Ему выи сердца, явить им лице Свое и благословить их через Христа. Служба оканчивалась возгласом диакона: «Изыдите в мире».Утреня Апостольских Постановлений, будучи, как замечено, такого же строя, как вечерня, отличается от нее только содержанием молитв. Начинается она «утренним псалмом», под которым разумеется, как видно из предыдущего, 62-й псалом. Диаконские возглашения на ней (просительная ектения) приспособлены к утру (слова «вечер», «ночь» заменены «утро» и «день»; есть и другие незначительные разности в тексте возглашений). Первая молитва епископа о верных (по выходе оглашенных и т. п.) «Боже духов и всякия плоти» просит Бога, создавшего солнце, луну и звезды, милостиво призреть на нас, принять утренние благодарения и сподобить вечной жизни за верность Ему («не бо прострохом руки наши к богу чуждему»). Вторая молитва, главопреклонения, «Боже верный и истинный» просит Бога, милостивого к тысячам и тьмам любящих Его, друга смиренных и предстателя нищих, в Котором все имеет нужду и Которому все работает, просит призреть на преклонивших Ему главы, благословить их благословением духовным, соблюсти в благочестии и правде и сподобить вечной жизни.
По сравнению с единственным дошедшим до нас полным чином суточного богослужения от III в., именно утреней в «Завещании (Testamentum) Господа нашего Иисуса Христа», этот чин богослужения, принадлежащий и той же приблизительно Церкви, если не короче и не проще, то, по-видимому, нисколько не длиннее и не сложнее. Но надо принять во внимание, что настоящий чин почти исключительно (если не считать начального псалма, которого нельзя было не упомянуть) указывает священнослужительские молитвы на богослужении (как нынешний Служебник). Невероятно, чтобы за целой вечерней или утреней не пелось ни одной песни христианского составления, если такие песни уже во втором веке (по Плинию) и даже в апостольском веке составляли главное содержание богослужения. Те же Апостольские Постановления выше приводят утренний и вечерний гимны, а здесь не указывают им места в чине утрени и вечерни. Маловероятно и то, чтобы на целой службе пелся один только псалом, как и то, чтобы на ней не было чтений Св. Писания и поучения. Итак, даваемый Апостольскими Постановлениями чин утрени и вечерни, как намеренно не полный, ограничивающийся одними молитвами, не допускает подробного сопоставления с суточным богослужением III в., например в «Завещании». Такое сопоставление возможно только относительно молитв того и другого богослужения. Молитвы за богослужением «Апостольских Постановлений», сравнительно с молитвами «Завещания», отличаются большею общностью содержания и как будто меньшею теплотою чувства. Затем, заметно усиление обрядовой стороны в молитвах: не говоря о целой градации богомольцев по классам, — вместо изустного благословения священнослужителя (словами: «Благодать Господа... с вами») в «Завещании», настоящий памятник вводит руковозложение епископа, применяемое в «Завещании» только к оглашенным, придавая ему особое значение, делая его средоточием и главным моментом молитвы. В расположении молитв по сравнению с «Завещанием» нельзя не заметить большей упорядоченности, стройности и последовательности. Это расположение очень приближается к нынешнему: часть нашей вечерни, начиная с просительной ектении, в отношении свя-щеннослужительских молитв дана здесь вполне, закончила свое развитие: первой молитве епископа за «возглашением» диакона соответствует нынешний возглас после просительной ектении, являющийся остатком прежней молитвы здесь (которая позднее присоединена к 7 светильничным молитвам); за этим возгласом теперь у нас следует, как и в «Апостольских Постановлениях», молитва главопреклонения. Но самый важный шаг в сравнении с III в., — что вечерня получает равноправное место в ряду суточных служб с утреней (следствие уничтожения агапы и окончательного перенесения литургии на утро).
Иерусалимское богослужение IV в. по «Паломничеству», приписываемому Сильвии
Если «Апостольские Постановления» сохранили для нас образцы молитвы за суточным богослужением IV—V в. и потому знакомят нас с внутренним содержанием последнего, то «Путешествие ко св. местам» (Peregrinatio ad loca sancta), приписываемое Сильвии Аквитанской и описывающее богослужение Иерусалимской Церкви конца IV в., знакомит нас с внешним строем и составом богослужения той же эпохи и приблизительно той же местности или соседней с той, где возникли «Апостольские Постановления».
Памятник открыт итальянским археологом Раммурини в 1884 г. в латинской рукописи ок. XII в. Братства Св. Марии в Ареццо. Начальные листы сочинения утрачены, почему не сохранилось ни заглавия сочинения, ни имени автора. На полях рукописи в двух местах стоят в углу буквы РЕ, которые считают сокращением заглавия. Косвенные данные в сочинении указывают на конец IV в. как время происхождения «Путешествия»: иерусалимские здания описываются так, что в них можно узнать Константиновы сооружения; упоминается о недавно построенной в Едессе церкви, что было в 372 г. при императоре Валенте; о принадлежности персам левого берега Тигра, который уступлен был им императором Иовианом в 363 г.; о фиваидских подвижниках (из них прп. Антоний 356 г., Пахомий 340); с другой стороны, путешественнице неизвестен Иеронимов ( 420) перевод Св. Писания, декрет папы Геласия 494 г. против чтения апокрифов — письма Авгаря, Деяний ап. Фомы и мц. Феклы; не упоминаются постройки Юстиниана в Синае и Константинополе. Путешественница пришла в св. землю de extremis porro terris (с далеких краев земли); судя по тому, что она сравнивает Евфрат с Роной (Rhodanus), она, должно быть, родом из Галлии; она образованная и начитанная женщина; путешествует как знатная особа: со свитой; ей дают военный конвой; епископы встречают и провожают ее. В Палестине она пробыла 3 года, живя в Иерусалиме и оттуда делая экскурсии. Вернувшись в Константинополь, она описала свое путешествие «сестрам» (родным или инокиням?). Отождествление путешественницы одними с Галлой Плацидией, дочерью Феодосия Великого, другими — с Сильвией, сестрой префекта Константинопольского Руфина (аквитанца) — довольно произвольно. Памятник, конечно, неоценимой литургической важности, но нельзя не пожалеть, что он принадлежит иностранке и женщине: путешественница следит только за церемониями, литиями, как подходят к руке епископа и т. п., а о содержании богослужения ограничивается замечаниями: «пелись псалмы и песни», «читались молитвы». Впрочем, порядок богослужения представлен довольно отчетливо. Памятник издан в Правосл. Палест. Сборн., 20 вып. 1889 г., со списка, сделанного с самой рукописи, и снабжен русским переводом и предисловием (г.Помяловского), откуда заимствованы и настоящие сведения о нем (с. I—IX).
Путешественница описывает сначала будничное богослужение, затем воскресное и наконец праздничное (последнее без начала и конца). Но основной строй каждого из этих видов богослужения тот же; воскресное и праздничное богослужение отличается от будничного более местом совершения, чем составом. Круг суточных служб состоит из утрени, часов третьего, шестого, девятого и вечерни (не считая литургии), но из них третий час совершался только в Великий пост, а 6-й и 9-й, по-видимому, только в будни.
Богослужение, описываемое паломницей, настолько тесно связано в строе с местом совершения своего, что для понимания его описания необходимо ясное представление всех храмов, к которым оно приурочивается. Обычно (исключая праздники) оно совершается в трех храмах, построенных Константином Великим на месте распятия и погребения Христова и составлявших, может быть, один комплекс зданий: а) церковь Воскресения, называемая у паломницы прямо «Воскресение» (Anastasis): в ней или при ней находилась пещера (spelunca) гроба Господня, отделявшаяся от храма решеткой (cancelli) и представлявшая собою алтарь этого храма; b) церковь у Креста (ad crucem), т. е. на месте обретения Креста Христова или для хранения его; от первой церкви она была отделена большим двором, называвшимся «пред Крестом» (ante crucem); место за этой церковью называлось «за Крестом» (post crucem) и здесь же (post crucem) стояла с) третья большая (major) церковь, называвшаяся Мартириумом, потому что находилась на самой Голгофе, месте «мучения» (распятия) Христова. В трех этих церквах и совершается богослужение вседневное и воскресное, переходя из одной церкви в другую. Богослужение же праздничное, кроме того, переходило в торжественных литаниях и в другие церкви Иерусалима и его окрестностей, как-то: в церковь на Сионе, на месте дома, в котором Спаситель являлся апостолам по воскресении, в церкви на Елеоне (одна над пещерою, в которой Христос обыкновенно учил апостолов, и другая на месте вознесения, называвшаяся Инбомон), церковь в Гефсимании, церковь подле Вифании и в Вифлееме над пещерою Рождества Христова.
Утреня и часы по Сильвии
Ежедневное богослужение тогдашней Иерусалимской Церкви, по описанию паломницы, состояло из утрени, шестого часа, девятого часа и вечерни. Будничная утреня, не называемая этим именем и вообще никаким у паломницы, вся совершалась в храме Воскресения. Она начиналась ночью, «до пения петухов»; но до рассвета имела место менее торжественная ее часть, совершавшаяся без епископа чередными священниками и диаконами для монашествующих и девственниц (monazontes et parthenae), а также для более усердных из мирян обоего пола (et laid praeterea — viri aut mulieres). Эта часть утрени (соответствующая нашей полунощнице и части утрени до светильна) состояла из гимнов, псалмов и «антифонов», причем пение псалмов было респонсорным, т. е. с подпеванием всем народом заключительных слов каждой части или каждого стиха псалма (dicuntur hymni et psalmi res-ponduntur, similiter et antiphonae); псалмы и антифоны, замечает в другом месте паломница, на богослужении всегда соответствовали по содержанию времени суток; на утрене были не те, что на вечерне и часах, — «всегда так подходящи и так осмысленны (rationabiles), что относятся к тому, что совершается»; «на каждой песни (cata singulos hymnos), — продолжает паломница свое описание утрени, — бывает молитва, которую произносит пресвитер. Когда же наступает рассвет, начинают утренние песни: и вот приходит епископ с клиром и тотчас (иначе на вечерне) входит внутрь пещеры (пещеры гроба Господня, служившей алтарем) и изнутри решетки (отделяющей пещеру от храма, — соответствует иконостасу) сначала говорит молитву за всех и поминает имена их, кого желает, а затем (sic) благословляет оглашенных; потом говорит молитву и благословляет верных; по выходе же епископа из-за решетки все подходят к руке его, и он, выйдя, благословляет каждого поодиночке; затем уже на рассвете бывает отпуст (fit missa).
Неизвестно, означает ли missa отпуст или литургию, которая обозначается у паломницы иногда oblatio, offertur, редко sacramentum. Литургии название missa усвоено на Западе или от торжественной формулы отпуста в ней: «ite, missa est», или от того, что она совершается после отпуска оглашенных и составляет заключение длинных церковных служб. Если у паломницы missa означает литургию, то ежедневно в Иерусалимской Церкви служилось две литургии — одна после утрени, и другая после вечерни (в Страстной четверг и субботу у паломницы ясно указывается 2 литургии — oblatio — утренняя и вечерняя, но в разных церквах. — Паломничество, §§ 35, 38), так как описание вечерни у паломницы тоже заканчивается словами missa fit (мнение о 2 литургиях высказал Gamurrini G. Hilarii tractatus de mysteriis et hymni et S. Silviae Aquitanae peregrinatio. Romae, 1887, p. 77,78). Если же missa здесь означает отпуст, то в будни не было литургии (так думает Waal. Die Feste des Kirchenjahres zu Jerusalem gegen Ende d. IV Jahrhund. Romische Quartalshr. fur christl. Alterthumskundeu. f. Kirchengesch. 1887, H. 4, S. 313. Красносельцев Н. Богослужение Иерусалим. Церкви в конце IV в. // Правосл. Собес. 1888,11, 351, 359).
В шестой час (в полдень) все подобным образом сходят в Воскресение, произносятся (dicuntur) псалмы и антифоны, пока не известят епископа; он также сходит и не садится (иначе — на вечерне), но тотчас входит внутрь решетки (как на утрене) в Воскресение, т. е. где был и утром, и оттуда подобным образом сначала творит молитву, затем (sic) благословляет верных, и когда выходит из-за решетки, все подобным образом подходят к руке его. — То же делается и на девятом часе, что на шестом». Затем у паломницы описывается последняя служба дня — вечерня. Таким образом, паломница не говорит о совершении литургии в будни, если последняя не обозначена словами missa fit (в воскресенье — говорит). Разница между церковными службами в описании паломницы совершенно не выступает: часы (6 и 9) дня имеют, по-видимому, совершенно такой же состав, как утреня (вечерня, как увидим, была сложнее утрени); если это так и было, если сходство служб здесь не должно быть отнесено на счет общности и неточности описания или недостаточной наблюдательности, то иерусалимское богослужение этой эпохи походило на позднейший так называемый песненный строй, сообщавший часам, по крайней мере в некоторых случаях (например, в Страстную седмицу или вообще в Великий пост), строй, одинаковый с утреней и вечерней: с пением, ектениями, чтением Апостола и Евангелия и т. п. Но выражение паломницы о шестом часе не позволяет, однако, отождествлять вполне строй его с утреней: так, она не упоминает (возможно, что и по краткости описания) о песнях (hymni) и сопровождающих их молитвах на часах; не упоминает паломница и об особой молитве на часах за оглашенных. Главнейшим и средоточным моментом каждой службы является молитва епископа внутри решетки в самой пещере гроба Господня (алтаре храма) и как бы выносимое им оттуда благословение народу. Таким образом, то молитвенное пребывание епископа в каждый из священных часов в храме, которого памятник III в. «Завещание Господа нашего Иисуса Христа» только желает, здесь находит осуществление, хотя для этого сокращается число молитвенных часов.
Вечерня по Сильвии
Совершенно своеобразную и наиболее торжественную службу в течение дня представляла в Иерусалимской Церкви IV в., по свидетельству рассматриваемого памятника, вечерня. Служба эта была настолько торжественна, что не изменяла своего состава (а может быть, и содержания) и для воскресенья, и для самых великих праздников (только на Страстной седмице и в Пасху вечерня отличалась от вседневной тем, что имела евангельское чтение). «В десятый час, что зовется здесь licinicon (чит. «λυχνικόν»), а мы называем вечерня (lucemare), подобным же образом все собираются в Воскресение, зажигаются все лампады и свечи (candelae et cerei), и делается большой (infinitum) свет. А огонь не приносится извне, но дается из внутренности пещеры, т. е. из-за решетки, где день и ночь горит светильник. Поются вечерние псалмы и более продолжительные (чем на утрене или часах?) антифоны (избранные стихи псалмов?). Потом извещают епископа, который сходит и садится вверху (на кафедре); садятся и пресвитеры на своих местах (очевидно, для слушания чтений, которые в позднейших уставах назывались «сидением вверху» или «сидением внизу»). Поются песни и антифоны (не псалмы, как ранее). И когда их доведут до конца (ad ubl perduc-ti fuerint), епископ встает и становится пред решеткой; и один из диаконов поминает всех поодиночке, как это принято по обычаю; и когда диакон произносит имя каждого, стоят много мальчиков (pisinni), которые постоянно отвечают kyrie eleyson... голоса их многочисленны... Произносит молитву епископ и молится за всех, после чего молятся все, как верные, так и оглашенные вместе. Затем диакон возглашает, чтобы каждый из оглашенных как стоит (quomodo stat), преклонил свою главу, и епископ стоя произносит благословение над оглашенными. Затем читается молитва, и диакон опять возглашает (mittit vocem), чтобы каждый из верных стоя преклонил главу, и епископ благословляет верных, после чего бывает отпуск (fit missa) в Воскресении; и все начинают подходить к руке епископа. И после этого, (идя) от Воскресения до Креста, поют песнь (hymnus dicitur); епископ идет вместе со всем народом. Когда придут (как видно из дальнейшего, на двор «пред Крестом»), сначала читает (епископ) молитву, затем благословляет оглашенных, потом читает другую молитву и благословляет верных. После этого епископ и весь народ идут за Крест (должно быть, двор за храмом Креста — по аналогии с предыдущим), где снова совершается то же, что пред Крестом (конец вечерни — в третий раз). И подобным же образом подходят к руке епископа, как в Воскресении; так делают и пред Крестом, и за Крестом. Везде висит множество огромных стеклянных лампад (candelae vitreae ingentes plurimae) и множество свещников (cereofala), как пред Воскресением, так и пред Крестом и за Крестом. Оканчивается же все это с сумерками (cum crebris). Такая служба (operatio) совершается ежедневно в течение 6 дней у Креста и в Воскресении». Следовательно, отличием вечерни от ут-рени, сообщавшим ей большую торжественность, было: а) сидение священнослужителей, т. е. чтения на ней (паремии); б) ектения диакона и в) лития в ближайшие свящ. местности, на которой повторялись последние важнейшие молитвы и обряды вечерни, как бы совершалась опять вечерня в сокращении. Паремии и лития и ныне составляют главное отличие вечерни. Лития, характерно называемая древнеславянскими уставами «исхожение», вызывается в практике этой Церкви, очевидно, желанием помолиться во всех ознаменованных страданиями Христовыми местах, на месте самого распятия (почему в праздники она направляется и в отдаленные местности, за город), и связанными с ними воспоминаниями подогреть молитвенное одушевление. Замечательно, что лития не входит в другую церковь (в Мар-тириум), а совершается пред нею и за нею (как ныне — в притворе).
Воскресное богослужение по Сильвии
Воскресная утреня отличалась от будничной прежде всего тем, что первая ее часть, совершавшаяся без епископа, отправлялась не в храме Воскресения, который в этот день открывался не ранее пения петухов, а в базилике возле этого храма. Епископ к утрене являлся не на рассвете, как в будни, а с первым пением петухов. С его только приходом открывался для народа храм Воскресения, обильно освещенный, и в нем начиналась как бы сызнова утреня (в будни епископ только продолжал или, вернее, заканчивал ее своими молитвами): пелось респонсорно три псалма, первый — пресвитером, второй — диаконом и третий — клириком, за каждым из которых следовала молитва; на третьей молитве совершалось поминовение всех. Затем вносились кадильницы, и храм наполнялся благоуханием; епископ, войдя за решетку, брал Евангелие и из дверей (в решетке) читал о воскресении Господнем. После Евангелия шли с песнями ко Кресту, там пелся псалом, читалась молитва, епископ благословлял народ и бывал отпуск (missa fit), епископ уходил домой, но служба продолжалась: монашествующие с чередными пресвитерами и диаконами и с более усердными из верных возвращались в Воскресение, где до рассвета пелись псалмы и антифоны с молитвою после каждого из них. Т. е. в воскресную утреню, по сравнению с будничной, вводилось чтение Евангелия и лития.
«С рассветом в Мартириуме, — продолжает паломница, — все совершается по обычаю, соблюдаемому везде в день воскресный», т. е. бывает, как видно из дальнейшего ее описания, литургия (messa); так как ей предшествует поучение нескольких пресвитеров и епископа, то затягивается она до 4—5 часа (10—11 ч. утра по-нашему). После литургии монашествующие провожают епископа с песнями до храма Воскресения, куда вместе с ним входят только верные без оглашенных; епископ входит за решетку; совершается благодарение (aguntur gratiae) Богу, бывает молитва главопреклонения, благословение епископа изнутри решетки, и всеоканчивается (protrahitur messa) часов в 5—6 (11—12). Вечерня совершается ежедневная (item et ad lucernares similiter fit juxta consuetudinem cotidianam). Таким образом, часов в воскресенье, по-видимому, не было; как бы взамен их литургия получала в конце особую добавочную часть, — литию для одних верных (так как оглашенные не оставались до конца литургии).
Паломница отмечает особое многолюдство на воскресной утрене и умиление, с которым народ слушал воскресное Евангелие.
Сопоставляя эту богослужебную практику с практикой Апостольских Постановлений и принимая во внимание ту, отмеченную выше, намеренную неполноту, с которой изображена последняя, находим, что важнейшие суточные службы — утреня и вечерня — там и здесь имеют едва не буквально тождественный строй. Говорить о «псалмах», «гимнах» и «антифонах», как мы видели, выходило за пределы задачи Апостольских Постановлений; что же касается священнослужительских молитв, составлявших вторую и важнейшую часть вечерни и утрени, то они в обоих памятниках следуют одному порядку, близкому к нынешнему нашему. Главное отличие иерусалимской практики (в «Паломничестве») от сирийской (в «Апостольских Постановлениях»), — что утрене сообщена меньшая торжественность по сравнению с вечерней (и это, должно быть, было новизной и реформой, — ср. «Завещание»), почему в первой опущена диаконская ектения, а ко второй прибавлена лития, утрояющая конец вечерни. Чисто посторонняя в литургическом отношении разница, что Иерусалимская Церковь не знала такой сложной градации в разрядах молящихся, какая выступает в Апостольских Постановлениях (оглашенных, обуреваемых, просвещаемых, кающихся, а делила их просто на полноправных и неполноправных богомольцев (оглашенных и верных); последующая практика вывела из чина вечерни и утрени и это деление. Гораздо значительнее отличие иерусалимского устава от сирийского, точнее — шаг вперед первого по сравнению со вторым, — это приспособление богослужения к праздникам церковного года, о чем молчат как «Завещание», так и Апостольские Постановления (не считая Пасхи). Характерно и то, что Апостольские Постановления начинают изображение богослужебного чина с вечерни, а паломница — с утрени. Но последняя могла говорить здесь с точки зрения своей, римско-западной: у римо-католиков церковный день начинается и ныне с утра. (Не проглядела ли благодаря этому паломница, вообще неглубокая наблюдательница богослужения, вечерен под праздники?)
Суточное богослужение по другим писателям IV—V в.
Богослужебную практику, рисуемую двумя рассмотренными памятниками: Постановлениями Апостольскими и Паломничеством, приписываемым Сильвии Аквитанской, едва ли можно ограничивать пределами тех двух Церквей, где возникли эти памятники. И в III в. мы наблюдали поразительное сходство между самыми отдаленными Церквами в богослужебных чинах. В IV—V же в. сходство это должно было возрасти. Теперь только открылась полная возможность тесного общения между Церквами; это был самый цветущий период Соборов и начинавшейся централизации в церковном управлении. Что первый из рассмотренных памятников возводит свою практику к апостолам, уже это одно говорит за ее сравнительную общепринятость; каноническая часть Апостольских Постановлений отразила на себе нормы тогдашнего общего, повсеместного права; того же нужно ожидать и от литургических отделов памятника. Что касается богослужебной практики Иерусалимской Церкви IV в., изображенной в Паломничестве Сильвии, то придавать этой практике чисто местное значение не позволяет то исключительное положение, какое всегда занимала эта Церковь в христианском мире. Действительно, если мы сопоставим с богатым литургическим материалом, какой дают эти два памятника, скудные данные о богослужении IV—V в., какие можно встретить у писателей этих веков, то убедимся в значительном согласии различных Церквей по этой стороне их жизни; равно как даваемая памятниками картина богослужения от этого получит кое в чем и восполнение. Из писателей IV в. мы соберем сначала данные о днях и часах богослужения, затем об общем строе, чине его и наконец о составных частях, элементах его: молитве, пении, чтениях и поучении.
Количество и виды служб
И в других Церквах имело место то ежедневное совершение богослужения, которого требуют Апостольские Постановления и которое констатирует в Иерусалимской Церкви Паломничество IV в. По крайней мере утреннее и вечернее богослужение совершалось ежедневно если не во всех храмах, то в более значительных — епископских, и посещалось аккуратно. Св. Иоанн Златоуст говорит о псалме 140: «отцы установили читать этот псалом каждый вечер; следовательно, этот псалом, можно сказать, все знают и во всяком возрасте поют... каждый день поют, а смысла не разумеют». В объяснении 1 Тим. 2 св. Иоанн Златоуст замечает: «что значит «прежде всех» (творити моления...)? Значит при ежедневном богослужении. И это знают посвященные в таинства, как бывает у нас каждый день и вечером и утром, как мы творим молитвы за весь мир, за царей и за всех, которым вверена власть»2. Собор Agathensis (в южн. Галлии) 506 г. пр. 20 постановляет:«Гимны утренние и вечерние да поются во все дни и при заключении утренних и вечерних мисс да читаются capitella (краткие чтения) из псалмов, и народ по общей (collecta) молитве да отпускается епископом с благословением».
Кроме утра и вечера, соблюдались везде и установленные предшествующими веками молитвенные часы: 3-й, 6-й, 9-й, начало, середина и конец (перед рассветом) ночи. Они тоже чтились если не общественным богослужением, то сложною, определенною молитвою (молитвенным правилом), по крайней мере у подвижников и в монастырях. Св. Василий Великий на вопрос: "какие времена приличны для молитвы?" — отвечает: "...не должно пренебрегать времен молитвы, установленных в братствах, которые (времена) избраны нами по необходимости, так как каждое из них особенным образом напоминает о благах, подаваемых от Бога. Так не должно пренебрегать утра, чтобы первые движения души и ума посвящаемы были Богу... чтобы и тела не приводили в движение для делания, пока не исполним сказанного: «к Тебе помолюся, Господи. Заутра услыши глас мой...». Затем и в третий час должно становиться на молитву и собирать братию, если бы случилось, что каждый особо занят своим делом; воспоминая дар Духа, данный в 3-й час апостолам, все должны поклоняться единодушно, чтобы и самим сделаться достойными приятия освящения и просить у Духа руководства и учения на пользу, подражая сказавшему: «сердце чисто созижди во мне, Боже, и дух прав...». В 6-й же час признали мы необходимым молиться в подражание святым, говорившим: «вечер и заутра и полудне повем...». О том же, что 9-й час нужен нам на молитву, предано нам самими апостолами в кн. Деяний. А по окончании дня нужны как благодарение за то, что в день сей дано нам... так исповедание в том, чего мы не выполнили... почему и сказано: «яже глаголете в сердцах ваших, на ложах ваших умилитеся». Опять и при наступлении ночи нужно просить, чтобы упокоение наше было непреткновенно и свободно от мечтаний, читая в этот час 90-й псалом. А что и полночь нужна нам на молитву, это предали Павел и Сила, как сказует история Деяний; и псалмопевец говорит: «полунощи возстах исповедатися Тебе о судьбах правды Твоея». И опять надо вставать на молитву, предваряя утро, чтобы день не застал нас во сне и на ложе, по сказанному: «предваристе очи мои ко утру поучитися словесем Твоим»". — Значение, какое имел св. Василий для иночества своего и позднейшего времени, делаетвероятным, что наставления, преподанные им здесь относительно чествования каждого из молитвенных часов, были приняты во внимание при формировании службы для них: все псалмы, из которых он берет выдержки, внесены в эти службы, равно как в молитве повечерия буквально повторено его выражение. (Отсюда, может быть, надписывание его именем большинства молитв на часах и др. службах).
Возникновение 1-го часа
По свидетельству прп. Иоанна Кассиана, впервые в его время, и именно в Вифлеемском монастыре, установлено особое «утреннее богослужение» (matutinam canonicam functionem) «при восходе солнечном», т. е. 1-й час, но, замечает преподобный, это богослужение не вновь заведено, а получилось чрез отделение от ночных бдений (nocturnarum vigiliarum), совершавшихся после пения петухов до зари (утрени), последней части, следовавшей за 150-м псалмом, — именно, псалмов 50, 62 и 89 (которые и отнесены к 1-му часу). Установлено это богослужение, по словам Иоанна Кассиана, чтобы удержать иноков от долгого сна в промежуток времени между окончанием бдения (утрени) и 3-м часом. Так, по-видимому, нужно понимать неясное выражение об этом Кассиана: «песни (hymnos, т. е. псалмы, как видно из дальнейшего), которые в этой стране заимствовали (ехсереге) для утренней службы (новоустановленной, т. е. 1-го часа), и доселе также поются в конце ночных бдений, обыкновенно оканчивающихся после пения петухов до зари, т. е. псалом 148 и следующие за ним; псалмы же 50, 62 и 89 назначены (deputatos — отчислены) для этой новой службы, как мы знаем. В Италии и ныне во всех церквах по окончании утренних песней поется 50-й псалом, что, несомненно, не иначе, как отсюда, заимствовано». Побуждением для установления новой службы, по Кассиану, было злоупотребление сном со стороны некоторых монахов после ночной службы: по окончании ее они спали не до рассвета лишь, а до следующей службы, какою был 3-й час, наверстывая дневным сном часы, употребленные на ночную молитву.
Будничная утреня по Василию Великому
Что касается чина ежедневных служб в разных Церквах IV—V в., то краткие указания на него даются и в вышеприведенных свидетельствах, и эти указания по большей части совпадают с подробными, хотя тоже неполными, данными о чине сирско-иерусалимского богослужения в Постановлениях Апостольских и Паломничестве. Обстоятельное описание утреннего богослужения дает св. Василий Великий в письме к неокесарийским клирикам: «Утвердившиеся ныне обычаи во всех Церквах Божиих однообразны и согласны. Ибо народ у нас с ночи встречает утро (έκ νυκτός γάρ όρθρίζει) в доме молитвы, в труде, в скорби и в слезном сокрушении исповедуясь Богу; после чего (τελευταΐον), вставши (с колен) от молитвы, становятся на псалмопение. И вот, разделившись на две части, поют попеременно (άντι-ψάλλουσι άλλήλοις)... Потом, в свою очередь, предоставив одному начать пение (του μέλους), прочие подпевают (ύπηχοΰσι), и таким образом проведя ночь в разнообразии псалмопения, перемежаемого молитвами (μεταξύ προσευχόμενοι), на рассвете уже дня, все вместе (κοινή) как бы едиными устами и единым сердцем возносят Господу псалом исповедания, творя покаяние каждый собственными словами». На этой утрене, начинающейся, как иерусалимская по «Паломничеству», также до рассвета и соединявшей, следовательно, полунощницу и утреню, псалмы поются, как и на той, то антифонно, то респонсорно и чередуются с молитвами. В ней обращает на себя внимание покаянный тон, в связи с которым стоит какое-то (общественное или частное?) исповедание грехов в начале службы (соответствует нашему шестопсалмию, которое по Типикону полагается слушать «молящеся о гресех наших») и одиночная покаянная молитва в конце службы (соответствует нынешним 12 поклонам с тайною молитвою). Это первое свидетельство об употреблении за утреней 50 псалма (ср. выше у Кассиана), который по древнейшим полным уставам (например, Софийскому Константинопольскому IX в.) является важнейшею средоточною частью утрени.
Субботнее бдение по Кассиану
Из ряда седмичных дней в богослужебном отношении, кроме воскресенья, значительно выделялась, по местам по крайней мере, суббота. Утреннее богослужение, которое и в другие дни, как начинающееся глубокою ночью, могло быть названо «бдением» (как называется у Кассиана и Василия Великого), в субботу становилось бдением в собственном смысле, так как начиналось с вечера накануне субботы (ab vespera illuscente sabbato) и продолжалось «всю ночь», и только незадолго до Кассиана оно было укорочено «старцами» (seniores) для зимнего времени настолько, чтобы оканчивалось к четвертому пению петухов и чтобы остающиеся 2 часа до рассвета можно было поспать. Установление этого бдения Иоанн Кассиан возводит ко времени «апостольской проповеди» и объясняет тем, что когда «Господь и Спаситель наш был распят в 6-й день недели, то ученики так были поражены только что совершившимся Его страданием, что всю ночь ту провели в бодрствовании». «Ради труда бденного» под субботу, прибавляет Кассиан, «по всем Церквам восточным не несправедливо держится в день субботний разрешение поста». Замечательно при этом, что о бдении под воскресенья Кассиан не говорит, хотя посвящает особую главу вопросу, «чем воскресное богослужение отличается от службы других дней». Следовательно, воскресная утреня (в местностях, наблюдавшихся Кассианом) была столь незначительно длиннее будничной, немного лишь ранее ее начиналась, как то было в Иерусалимской Церкви по «Паломничеству». Римско-католическая Церковь сохранила отголосок этой практики, когда вигилию приурочивает не к самому празднику, а к кануну его. — Субботнее бдение по Кассиану имеет такой состав: «сначала стоя пропевают (concinuerunt) три антифона; потом, сидя на земле или на низеньких стульцах, исполняют респонсорно (respondent) вслед за одним певцом (шю modulante) три псалма, которые, однако, братия по очереди подпевают (qui tamen singuli a singulis fratribus vicissim succenden-tibus sibi praebentur); и сидя в том же спокойном положении, присоединяют ко всему этому три чтения». В этом чине обращает на себя внимание отсутствие гимнов и молитв. Если первые не разумеются под антифонами, то отсутствие их объясняется тем, что здесь имеется в виду монастырское богослужение, которое тогда вообще (как увидим впоследствии) исключало из своего состава гимнографический материал, считая его принадлежностью мирских церквей. Что же касается молитв, то священнических не было в нем, очевидно, потому, что богослужение совершалось без священника, а обыкновенных — потому, что они были исключительно покаянного характера, а суббота праздновалась едва не так, как воскресенье.
Бдения
О бдениях часто говорит св. Иоанн Златоуст, называя их иногда и «всенощными (παννυχίδες)» (может быть, риторически); но большей частью он имеет в виду бдения в честь мучеников или оставляет в неизвестности, какие он имеет в виду; немного сообщает он и о составе бдений. Так, например: «Вы превратили ночь в день вашими священными всенощными». Или: «Войди в церковь, посмотри на бедных, остающихся здесь от полуночи до дня, посмотри на священные бдения, соединяющие день с ночью, посмотри на христолюбезный народ, не боящийся ни днем, ни ночью ни тиранства сна, ни нужды бедности». «Всенощные и непрерывные стояния» противополагает Златоуст дневным стояниям, прерываемым и несовершенным: «в них мы, подражая ангельскому ликостоянию, приносим непрерывное песнословие Создателю. О, чудны дары Христовы: в вышних Ангельские Воинства поют славу; на земле люди своими ликостояниями в церквах подражают этому славословию; вверху Серафимы взывают Трисвятую песнь; внизу же воссылает ее множество людей; устраивается общее для земных и небесных торжество; одно благодарение, одно ликование, одно радостное ликостояние». Отсюда можно заключить, что песнь ангельская «Слава в вышних Богу» и Серафимов «Свят, Свят...» входила в состав бдения.
Воскресное богослужение по Кассиану
Возможно, однако, что по местам бдения совершались и под воскресенья. За это может говорить как то, что у св. Иоанна Златоуста они представляются очень уже обычным и частым явлением, так и то, что в начале VI в. мы их находим в практике не одного лишь монастыря св. Саввы. Тем не менее Иоанн Кассиан в качестве особенности воскресного богослужения на Востоке (по-видимому, преимущественно в палестинских и месопотамских монастырях) поставляет то, что «в воскресенье до обеда бывает одно только собрание, на котором чести ради причащения Господня, с большою торжественностью и вниманием исполняя псалмы и молитвы, совмещают часы третий и шестой; таким образом в последованиях молитвословия ничего не умаляется; и однако же в честь воскресения Господня дается братиям некоторое послабление и снисхождение сравнительно с другими днями». Согласно с этим, в Иерусалимской Церкви IV в. (по Паломничеству), в которой не было службы 9-го часа, после литургии совершалась служба взамен 6-го и 9-го часа.
Дни литургии и приобщения
Литургия в большинстве церквей совершалась, кроме воскресенья, только в субботу. Так было в Александрии, по свидетельству ее архиепископов св. Афанасия и Тимофея (380—385 г.); в соседних с нею церквах и монастырях Египта и Фиваиды, по свидетельству Сократа и Иоанна Кассиана; в Малой Азии, по свидетельству Лаодикийского Собора; в Константинополе, по свидетельству Сократа. По Василию Великому, «мы причащаемся четырежды на седмице — в воскресенье, среду, пятницу и субботу, а также и в другие дни, если случится память мученика; но хорошо и полезно каждый день приобщаться и принимать Св. Тело и Кровь Христовы».
Из этого последнего места видно, что в IV в. приобщались за каждой литургией все. Но некоторые места из беседы Златоуста показывают, что многие под предлогом недостоинства своего не только перестали приобщаться за каждой литургией, но ограничивались однократным или двукратным вгод приобщением. Таким св. отец не без иронии говорит, что если они недостойны, то не нужно им и однажды в год приступать к Св. Тайнам. Прп. Макарий Египетский говорит женщине, подвергшейся влиянию волшебства: «никогда не оставляй посещать церковь; никогда не уклоняйся от приобщения Христовых Таин; несчастье случилось с тобою оттого, что ты уже пять недель не приступала к Пречистым Тайнам Спасителя нашего».
Крепче держался обычай ежедневного приобщения на Западе. По блж. Иерониму, в его время этот обычай был в Риме и в Испании. Но судя по тому, что к блж. Иерониму и Августину обращаются с письмами разные лица о целесообразности этого обычая, он близок был уже и на Западе, как на Востоке, к ослаблению. Псевдо-Амвросий говорит: «Если хлеб — насущный (quotidianus), почему ты принимаешь его через год, как греки привыкли делать на Востоке? Принимай ежедневно то, что ежедневно тебе нужно».
Прекращение общего причащения за каждой литургией имело то влияние на выработку богослужебного устава, что подняло вечерню и утреню до высоты, близкой к литургии, создало взгляд на них как на столь же необходимые и обязательные службы, как последняя.
Литании
Говоря о церковных службах IV—V вв., нельзя не упомянуть о так называемых литаниях (λιτανεία). Это были торжественные процессии, крестные ходы из одного храма в другой, или на городскую площадь, или за город, имевшие место при перенесении мощей или других останков мученика, в памяти мучеников к местам их страданий или к церквам их из главной церкви, а также по случаю общественных бедствий. Начало им положено еще в III в.; но в тогдашнее, тяжелое для христиан, время эти процессии ограничивались случаями перенесения мученических останков и совершались большей частью ночью. Только в IV в. они получили широкое применение и стали открытыми и более торжественными. «Несколько дней перед этим, — говорит св. Иоанн Златоуст, — по случаю сильных дождей были литании и моления, и весь наш город, как поток, устремился в апостольские места; мы умоляли, призывая св. Петра и блаженного Андрея, эту двоицу апостолов, а также Павла и Тимофея». Василий Великий говорит о литаниях, как учреждении новом, но полезном: «не было при нем», т. е. при Григории чудотворце ( 270 г.), епископе Неокесарийском, пишет он неокесарийцам, и «литаний, какие вы совершаете ныне; и не в обвинение ваше говорю, потому что желал бы, чтоб все вы жили в слезах и непрестанном покаянии». О Епифании, епископе Тичинском (Ticiensis, в Италии) IV в., рассказывает его жизнеописатель Еннодий (V в.), что он «установил (censuit) при всяком поветрии (aeris еггоге) совершать процессии (procendendum)». Император Феодосий Великий пред войною с Евгением устроил литанию чрез город: во власянице, со священниками и народом он обошел все молитвенные места, лежал ниц пред гробами мучеников и апостолов, прося у святых помощи себе. То же делали имп. Феодосий Младший и Мартиан. Греческий писатель Марк Диакон (V в.) в жизнеописании св. Порфирия, еп. Газ-ского ( 420), рассказывает о литии по случаю бездождия: «взявши знамение (signo) Честного Креста, которое нам предшествовало, мы вышли с гимнами к древней церкви, находящейся на запад от города. Сам Порфирий следовал (шел сзади), неся св. Евангелие и имея кругом себя благочестивый клир»; далее автор указывает и количество молитв на этой литии у разных храмов. Часто упоминаются и литии в честь мучеников. Так, Сидоний Аполлинарий, еп. Овернский (Arvernorum, в Галлии) V в., говорит о «предрассветной процессии» ко гробу мученика Иуста. Ритуальных подробностей о таких литаниях сохранилось мало. Созомен о процессии при перенесении останков мученика Мелетия в Антиохию замечает, что она совершалась при «попеременном пении псалмов». Блж. Августин говорит, что в процессии при перенесении останков св. Стефана епископ шел в середине народа.
Таким образом, лития, или литания, в IV в., т. е. с самого возникновения своего, получает двойственный характер: с одной стороны, она является скорбно-покаянною молитвою при общественных бедствиях или в предупреждение их, с другой, она приурочивается к памяти святых. Такой характер она имеет и во все последующее время, как в Восточной, так и в За-падной Церкви; такую печать носит она и ныне у нас. Вместе с тем с возникновения своего литания, или лития, является чем-то прибавочным к древним церковным службам, частнее, к бдению: она совершается после бдения (как в известии Марка Диакона) или до него (как у Сидония Аполлинария). Такое место по отношению к церковным службам занимает лития и теперь у нас. Но в практике Иерусалимской Церкви IV в. она, как мы видели, уже теснее сливается с другими церковными службами (вечерней и утреней), хотя не теряет основного характера своего — прибавки к ним.