Много было трудов, препятствий, неудач, скорбей и искушений как для самого настоятеля, так и для окру­жавшей его, пришедшей с ним братии; самое неудобство местоположения монастыря, стоящего на бойком пере­путье загородных жилищ столицы, было для них тяже­лым внутренним крестом, незримым для очей мира. Здесь архимандрит Игнатий, опытно обучая своих духовных чад внутреннему крестоношению, которое бывает уделом всякого благочестивого христианина, а тем более инока, сам служил для них примером благодушного терпения и безропотного несения креста своего, в чем, при содей­ствии благодати, достиг столь великой духовной силы, что такое крестоношение во многих случаях было для него любезно. Так, продолжая вышеприведенную статью «Пла­ча» он говорит о себе: «Здесь Милосердый Господь сподо­бил меня познать невыразимые словом радость и мир души; здесь сподобил Он меня вкусить духовную любовь и сладость в то время, как я встречал врага моего, искав­шего головы моей, и соделалось лицо этого врага в глазах моих как бы лицом светлого Ангела. Опытно познал я та­инственное значение молчания Христова пред Пилатом и архиереями иудейскими. Какое счастье быть жертвою подобно Иисусу! Или нет, какое счастье быть распятым близ Спасителя, как был некогда распят блаженный раз­бойник, и вместе с этим разбойником, от убеждения души, исповедовать: достойно по делом моим приемлю: помяни меня, Господи во Царствии Твоем (Лк. 23: 41, 42)»¹²⁷. Б «Слове утешения к скорбящим инокам» духов­ный крестоносец так поучает тому предмету, который, можно сказать, составляет насущный хлеб истинного монашеского жительства: «Последуем Христу! Смирим­ся подобно Ему! Подобно Ему не откажемся прослыть льстецами и умоисступленными, — не пощадим чести нашей, не отвратим лица от заплеваний и ланит от зау­шений; не будем искать ни славы, ни красоты, ни наслаж­дений принадлежащих миру сему, совершим земное странствование, как странники, не имеющие где главу подклонить; примем, примем поношения, уничижения и презрение от людей, как неотъемлемые принадлежно­сти избранного нами пути; будем явно и тайно бороться с помыслами гордыни, всеусильно низлагать эти помыс­лы падшего ветхого человека, ищущего оживить свое "я", под различными правдоподобными предлогами. Тогда Сын Божий, сказавший вселюся в них и похожду (Кор. 6:16), явится в сердце нашем, и дарует нам власть и силу связать крепкого, расхитить сосуды его, наступить на ас­пида и василиска, попрать их».

«Отвергнем ропот, отвергнем жалобы на судьбу нашу, отвергнем сердечную печаль и тоску, от которых слабые души страдают более, нежели от самых скорбей. Отверг­нем всякую мысль о мнении и воздаянии злом за зло. Мне отмщение, Аз воздам (Рим. 12:19), сказал Господь».

«Хочешь ли переносить скорби с легостью и удоб­ством? — Смерть за Христа да будет вожделенна тебе. Эта смерть да предстоит непрестанно пред очами твоими. Умерщвляй себя ежедневно воздержанием от всех греховных пожеланий плоти и духа; умерщвляй себя отвержени­ем своей воли и отвержением самооправданий, приноси­мых лжеименным разумом и лукавою совестью ветхого че­ловека; умерщвляй себя, живо представляя себе и живопи­суя неминуемую смерть твою. Нам дана заповедь последо­вать Христу, взяв крест свой. Это значит: мы должны быть всегда готовы с радостью и веселием умереть за Христа...»

«Желающий умереть за Христа, какой напасти, какого оскорбления не претерпит великодушно?»128

Вместе с необходимыми постройками и учреждением порядков внутри обители, настоятель архимандрит Игна­тий должен был обратить свою деятельность и на другие отрасли ее благоустройства, именно, на поземельную соб­ственность и сельское хозяйство. По вступлении в управ­ление монастырем, он не нашел ни одного межевого зна­ка на монастырской земле. По делопроизводству обители оказалось, что всею землею, которая была приобретена покупкою еще основателем пустыни, пользовались неза­конно  экономические крестьяне деревни Подмонастырской слободы, монастырь же имел лишь 25,5 десятин, за­нимаемых огородом и покосом, — и что все хлопоты мо­настыря о восстановлении его прав на эту землю, несмот­ря на неоспоримость его документов, остались безуспеш­ными. В 1835 году архимандрит вошел с прошением о вос­становлении на монастырской земле межевых знаков и о скорейшем разборе прав на владение землею, неправиль­но присвоенною крестьянами, а также о наделе монасты­ря лесным участком, согласно объявленному 4 июня 1835 года высочайшему повелению, в силу которого монастыри, в видах поддержания их в способах существования, дол­жны быть наделены для устройства земледельческого хо­зяйства примерно от 100 до 150 десятин земли. Спорное с крестьянами дело о земле решено в 18 36 году тем, что хотя земля признана принадлежащею монастырю, но в видах затруднения выселиться с нее крестьянам, основавшимся на ней с 1765 года, положено, по соглашению с настояте­лем, разделить землю на две части: восточную сторону, на которой стоит монастырь, по линии от севера к югу от­дать ему, а западную, на которой поселились крестьяне, уступить им. Согласие на эту уступку прекрасно выраже­но настоятелем в письме его к бывшему статс-секретарю у принятия прошений князю А.Н. Голицыну. — «Ваше си­ятельство, — писал архимандрит, — обычное снисхождение ваше внушает мне смелость беспокоить вас покорней­шею просьбою, впрочем весьма для вас легкою; она состо­ит в следующем: наша обитель давно ведет процесс о земле по купчим, плану и межевой книге генерального межева­ния ей принадлежащей, но оспариваемой казенными кре­стьянами, которые самовольно на ней поселились. Министр финансов, рассмотрев дело, хотя и нашел, что земля по всей справедливости принадлежит Сергиевой пустыне, однако, затрудняясь переселением крестьян, положил землю раз­делить так: сторону, на коей стоит монастырь, отдать мо­настырю, а на коей поселились крестьяне — крестьянам. Сие мнение его поступило в комитет министров. Думаю, , что преподобный Сергий лучше бы согласился уступить часть достояния своего, чем причинить огорчение кресть­янам переселением их, чему простые сии люди не иначе повинуются, как предаваясь неутешной печали и горьким слезам. Посему и я, поверенный преподобного Сергия, как в сем деле, так и в прочих, до обители его касающихся, дол­жен соображаться с благоутробием своего настоятеля и решением министра финансов быть довольным. Поддер­жите сие решение в комитете министров. Вот в чем состо­ит вся просьба к вашему сиятельству от поверенного оби­тели преподобного Сергия».

Во время ведения дела о поземельном владении насто­ятель положил хозяйственные начала тем, что прекратил отдачу в арендное содержание небольшого участка земли, оставшегося во владении обители, завел на ней огородни­чество, улучшил садоводство, значительно прибавил яблонь в саду. Отрезанная в монастырское владение дача, с само­го начала тяжбы оставшаяся без всякого возделывания, по­росла кустарником и обратилась в болото. Очистка и осуш­ка болота было дело одного года. Задумав обозначить со­держание монастыря введением рационального сельско­го хозяйства, архимандрит Игнатий просил у митрополи­та Серафима разрешение занять из капитала комиссии ду­ховных училищ 45 000 руб., с рассрочкою уплаты капита­ла и процентов на 8 лет. Сумма эта нужна была на заведе­ние скотоводства, земледельческих орудий, рабочих лоша­дей, найма людей и другие хозяйственные нужды и пост- ройки. По высочайшему разрешению комиссия отпусти­ла только 30 000 руб., но вклад о. Михаила Чихачева, по­жертвовавшего 40 000 руб. ассигнациями в личное, безот­четное распоряжение архимандрита, дал средство окон­чить это дело и достигнуть возможного расширения и улуч­шения скотоводства и всего сельского хозяйства. Монас­тырь сталь пользоваться круглый год овощами из своих огородов; ржаного хлеба доставало нередко на весь год, не смотря на значительно увеличивавшееся число братии, на

огромный расход его для раздачи богомольцам в празднич­ные дни и на продовольствие всех монастырских рабочих; овса и сена было столько, что ежегодно продавалось на сум­му от одной да полуторы тысячи рублей. Скотоводство доставляло для братской трапезы в изобилии молочные про­дукты; кроме хуторных земледельческих построек, стоив­ших до 20 000 руб. ассигнациями, с ригою для сушки хле­ба и с сараями для клевера, были сделаны и другие при обители необходимые деревянные постройки.

Улучшения и распространения хозяйства и доходы от богомольцев, во множестве стекавшихся в обитель, дали возможность содержать большее число братии, нужду в которой увеличивали, как сами богомольцы, так и частые требования начальства о командировании на флотскую службу иеромонахов. Архимандрит стал просить в 1836 году епархиальное начальство об увеличении штата мо­нашествующих шестью иеромонахами. Святейший Си­нод, на усмотрение которого представлено было это дело, 23 мая 1836 года постановил следующее определение: «Принимая в рассуждение, — писал Синод, — что Серги-ева пустыня, находясь близ столицы, посещается многи­ми богомольцами, что в ней при управлении нынешнего настоятеля нравственное состояние братии, благочестие и порядок между ними и в самом церковном служении ощутительно улучшаются, и что монашествующие ее не­редко командируются во флот для морских кампаний, Святейший Синод нашел справедливым и полезным вме­сто предполагаемого епархиальным начальством только увеличения в этой пустыне штата иеромонахов шестью человеками, возвести оную из второго в первый класс, с присвоением ей штата людей и содержания общего длямонастырей первоклассных и тем доставив пустыне способ приуготовлять большее число хороших монашеству­ющих, поддержать достоинство ее во мнении народа, для богомоления туда стекающегося». Это постановление, ко­торым выражается признание высшим духовным прави­тельством современного преуспеяния обители Сергиевс­кой, было по всеподданнейшему докладу высочайше ут­верждено 3 июня 1836 года. Следствием этого было быс­трое увеличение числа братии, дошедшего к 1837 году уже до 42 человек. Недоставало помещения для всех. Промы­сел Божий явил скоро помощь: около этого времени по­ступил в пустыню происходивший из петербургских куп­цов Макаров, скончавшийся в этой пустыне схимонахом. Он пожертвовал в пользу обители весь свой благоприобретенный капитал, составлявший 50 000 руб. ассигнаци­ями. Из числа этой суммы употреблено 40 000 на постро­ение в 1840 году внутри монастырской ограды большого деревянного на каменном фундаменте корпуса братских келий; 10 000 поступили на удовлетворение существен­нейших нужд обители.