Речь апостола Павла к народу (22: 3-23)

«Воскресное чтение», 1873, т. 2

Сначала Павел заявил, что он по рождению иудей, воспитался при ногах Гамалиила, проникся ревностью по Боге своих отцов, «как и все вы ныне», что, конечно, принято ими за похвалу, по крайней мере, тон слов апостола не обнаруживал скрытой в них горечи. Далее он рассказывает, как он боролся с новым обществом христиан и каким чудом обратился он из го­нителя в христианина. В начале истории Павла мы уже касались этого события и теперь не будем повторять его. Заметим только, что настоя­щий рассказ отличается от двух других о том же предмете тем, что прида­ет особенную важность словам Анании, известное и уважаемое имя кото­рого могло иметь значение в глазах этого народа. К рассказу о своем обра­щении Павел присоединяет и рассказ о бывшем ему видении в храме спу­стя несколько дней после того, как он, уже обращенный, возвратился в Иерусалим. Рассказ этот был очень уместен и прямо шел к цели. Апостол хотел им показать, что подобная перемена в человеке явно указывает на перст Божий. Впрочем, он прямо не говорит этого и даже удивляется, что прошло 20 лет и люди не выводят этого заключения (19). Очевидно, что рассказ о событии, случившемся 20 лет назад и повторяющемся те­перь с таким сходством, должен иметь особенное значение для тех, кото­рые хотели возобновить прежнее неверие, но он слабо подействовал на толпу, как видел это апостол. Впрочем, его не прерывали. Но когда, про­должая рассказ, Павел прибавил, что Господь повторил приказание идти и объявил ему, что по причине ожесточения иудеев, Он пошлет его к языч­никам — тогда в толпе снова раздались крики и голоса, требовавшие смер­ти Павла. Величайшим преступлением в их глазах была высказанная Пав­лом мысль, что Бог оставляет иудеев. К странному предположению иуде­ев, что Бог не может оставить их, присоединился в настоящую минуту другой, не менее странный факт: они обращаются к язычнику с требова­нием наказать Павла, сказавшего, что Бог послал его к язычникам. Они кричали: «Истреби от земли такого, ибо ему не должно жить». Крича это, они метали одежды и бросали пыль на воздух (22-23), чтобы тем усилить выражение ненависти к человеку находящемуся вне их власти.

Распоряжение о бичевании Павла и отмена его (22: 24-30). Желая положить конец неистовству толпы, тысяченачальник велел вести Павла в крепость. Но он ничего не понял из всей этой сцены, не понял и речи Павла, по не­знанию языка или по трудности их, и, считая излишним спросить его об этом кротко, он приказал бичевать его, чтобы узнать, по какой причине так кричали против него (24). Когда Павла уже связали, чтобы исполнить при­казание, он обратился к стоявшему близко сотнику и сказал: «Разве вам по­зволено бичевать римского гражданина, да и без суда?» (25). Сотник тотчас донес об этом тысяченачальнику, говоря: «Смотри, что ты хочешь делать? этот человек — римский гражданин». Тысяченачальник подошел к Павлу и спросил: «Ты римский гражданин?» «Да», — отвечал Павел. «Я за большие деньги приобрел это гражданство», — сказал тысяченачальник (28). «Ая, -отвечал Павел, — и родился в нем» (28). Услыхав это, все, как и в Филиппах, испугались, а равно и тысяченачальник, давший приказание, которого вои­ны едва не исполнили. Вероятно, он освободил бы пленника, если бы не страшился мысли нарушить тем общественное спокойствие, и потому, при­нужденный уважать данные римлянами права народа иудейского, он прика­зал собраться на другой день Синедриону и привести туда Павла.

Распоряжение о бичевании Павла и отмена его (22: 24-30)

Фаррар. «Жизнь и труды апостола Павла», т. 2

В сильном возбуждении римский начальник велел отвести узника в кре­пость, «приказав бичевать его, чтобы узнать, по какой причине так кри­чали против него». Солдаты крепко связали ему обе руки вместе, обнажи­ли спину, нагнули немного вперед и поставили в положение удобное для этого ужасного и нередко рокового допроса посредством пытки, которо­му невдалеке от этого места подвергался Господь Иисус Христос. Три раза прежде этого случая перенес св. Павел на своей страдальческой спине удары розог римских ликторов, пять раз испытал наказание еврейскими клещами; это была еще новая форма страданий — кнут, который римляне употребляли для того, чтобы пыткой добиться до истины. Но апостол, при своем постоянном самообладании, задал вопрос, который не мог не обратить внимания воинов и их начальников, потому что предложен был среди опасности с таким спокойным духом. «Разве вам позволено биче­вать римского гражданина, да и без суда?» — спросил их страдалец. Воп­рос этот обращен был к центуриону, который стоял тут, чтобы пытка про­изводилась законным образом, и был поражен таким воззванием. Само собой разумеется, что это не было простым хвастовством: никто не ста­нет выдумывать для себя привилегий для избежания наказания или опас­ности. Немногие решились бы при каких-нибудь обстоятельствах прибе­гать к присвоению себе звания римского гражданина, говоря: Civis Romanus sum (я римский гражданин), потому что наказанием за такую ложь была смертная казнь, а притом центурион видел, каков был узник, и был уверен, что от такого человека ожидать лжи для избежания пыток невозможно. Он приказал воинам остановиться, пошел к главному началь­нику и сказал с некоторой свойственной римлянам грубостью: «Смотри, что ты хочешь делать? Этот человек — римский гражданин». Заявление было важно. Если узник действительно римлянин, то хилиарх (тысячена­чальник) дважды нарушил закон, который должен был охранять: потому что связал его и, в явное нарушение особого Августова декрета, дал при­казание начать допрос пыткой. Поспешив к узнику, он спросил его: «Ска­жи мне, ты — римский гражданин?» «Да», — ответствовал св. Павел.Но Лизий, поглядев на него, не мог подавить в себе сомнений. Он сам был грек или сириец, купивший себе вольность, с присвоением имени Клавдия, в то время, когда привилегии раздавались щедрой рукой. Был ли апостол римским гражданином или нет, но ясно, что он происходил из евреев и еще яснее — что принадлежал к числу бедняков; каким же обра­зом он мог получить вольность?

«Я за большие деньги приобрел это гражданство», — с тоном сомне­ния заметил Лизий.

«А я и родился в нем», — спокойно ответил св. Павел.

Против такого заявления говорить было нечего. Апостолу развязали руки, и воины унесли орудия пытки. Но Лизий не мог не опасаться по­следствий своего противозаконного поступка. Стараясь сбыть с рук это неловкое дело в городе, где всякие пустяки вели к страшным последстви­ям, он сказал главным священникам, чтобы на следующий день составили собрание Синедриона для суждения узника.