Что именно, какие плоды дарует Святое Прича­щение причастникам, об этом естественнее всего искать ответ в молитвах, читаемых по Причащении.

Самый чин этот напоминает нам конец вечерни, начиная с "Ныне отпущаеши" — Трисвятое, "Отче наш", тропари и кондаки тем, кому принадлежит литургия (Златоусту или Василию Великому, или Григорию Двоеслову) с Богородичным. Затем "Гос­поди, помилуй" двенадцать раз и отпуст. А перед этим читается пять специальных молитв благодарения. Вот и весь чин.

Правильнее было бы сказать наоборот: конец ве­черни сходен с окончанием литургии, и, может быть, заимствован отсюда.

Люди причастились Господа. В древности даже при­нимали Хлеб в свои руки. И это так естественно на­поминает нам святого Симеона Богоприимца, спо­добившегося взять Богомладенца "в объятия" свои. Потому так уместна здесь и песнь его: "Ныне отпу­щаеши".

Затем Симеон уходит от этой жизни, и причаст­ники исходят из храма, и для них совершается Бо­гом "отпуст".

Наконец, чувство мира, пережитое Богоприимцем, так близко и причастникам. Симеон мог уже спокойно умереть, приняв Спасителя; и причастни­кам Святые Дары служат "залогом в Жизнь Вечную". Ветхий Завет превращается в Новый.

Так весьма уместна здесь песнь ветхозаветного старца Божия. А после это песнопение было оставлено лишь на вечерни (для всех), ибо вечер — заход жизни; вечерня более изображает Ветхий Завет, там еще не получена была благодать в полноте. А теперь, после Евхаристии, поется и об этой полноте: "Видехом Свет Истинный, Свет во откровение языков", у святого Симеона. "Да воспоем славу Твою", "славу людей Твоих Израиля". "Нераздельней Троице по­кланяемся: Та бо нас спасла". То, что Симеон пред­видел лишь как начинающуюся зарю, теперь это си­яет уже во всем блеске.

Но все же и его песнь родственна ((если же исходить из вечерни, что литургически непра­вильно, ибо все службы образовались из литургии, тогда мож­но установить такую связь: в древности служба совершалась ночью, по вечерам, и самое слово было — "вечеря", "вечеря любви". И тогда понятно, что там в конце читалась предсмерт­ная молитва Симеона — на "закате дней")).

Потому она здесь и помещена была прежде для всех, а теперь лишь читается причастникам или одним священни­ком себе, хотя можно бы ее читать и всем непричащавшимся как молитву благодарения, мира и отпуста.

Если так, то, следовательно, некогда был очень краткий заключительный конец и в литургии. Теперь он отпал за отсутствием причастников и торопливо­стью уходящих...

Остальное понятно: и благодарственные молит­вы, и Трисвятое с тропарями; первое — нужно, вто­рое — обычно в конце всяких служб.

Теперь обратимся к смыслу самих молитв.

Отметим лишь самое главное...

И, собственно, мне хочется сейчас поговорить о плодах литургии, так сказать, ощутительных, дей­ствительных, реальных. Бывший на трапезе чувству­ет сытость, удовлетворение, приятность, радость, веселие; ему это на пользу, ему отрадно и самое зна­комство с Домохозяином.

Итак, что же дает "Тайная вечеря"?

Плоды Евхаристии многообразны и чрезвычайны. Они прежде всего сверхъестественно действенны, затем — таинственно-благодатны, потом дают глу­бокие духовные переживания, нравственно и даже физически плодотворны, после — общественно важ­ны, и, наконец, космически, вселенски действенны.

В этом порядке, вкратце, и выскажу мысли мо­литв.

Многое сказано уже было прежде; теперь лишь дополню и приведу в порядок.

Первое их назначение — сверхъестественное. При­носимый в Жертву Господь Иисус Христос является всякий раз, когда совершается Евхаристия, снова умилостивляющей Жертвою пред Отцом Небесным, Ходатаем за поминаемых, за причастников, за мо­лящихся. Это есть продолжение Голгофской Жерт­вы... Сие — Тайна; но немного можно понять чрез сравнение: Сын Царя за нас пострадал, но живет, как "живая" Жертва за нас, у Отца Царя и просит нам милости. И когда мы вспоминаем день и виды его мучений за нас, то этим умилостивляем Отца, "именем страданий Сына"...

Но на литургии не только "воспоминание", но и повторение Жертвы: это уже непереводимо по ана­логии. Но так есть. И в этом самое существо Евхари­стии и Причащения: Искупительная Жертва перехо­дит на нас и поставляет нас с Агнцем пред Трои­цею.

Этим полна вся литургия, начиная с проскоми­дии: "Жрется Агнец Божий, вземляй грех мира, за мирский живот и спасение".

Об этом молимся и в каноне пред Причащением: "Христос есть, вкусите и видите: Господь нас ради, по нам бо (подобно) древле бывый (когда жил на земле), единою (однажды) Себе принес, яко при­ношение Отцу Своему, присно закалается, освяща­яй причащающияся" (9-я песнь, 1-й тропарь).Последствием этой повторной Жертвы является, если сказать просто и кратко, спасение. А это слово заключает в себе очень многое: прощение грехов по ходатайству Агнца и, вследствие общения с Ним, освящение, совершение нас святыми, просвещение Божественным светом, Обожение, обоготворение и "залог", надежда (как обручальное кольцо или "за­даток" при приобретении) на Жизнь Вечную.

Вот это самое главное.

Поэтому-то прежде всего важно и нужно нам Свя­тое Причащение. Поэтому-то и "заказываются" ли­тургии и за болящих, и за усопших (сорокоусты)... За одного бесноватого святой Макарий Александрийс­кий отслужил 40 литургий, прежде чем тот исцелил­ся, "спасся". Известны многие примеры умилости­вительного действия Евхаристии за умерших (напри­мер, в житии святого Григория Двоеслова, папы Римского, и др.).

Из приведенного примера о святом Макарии вы­ясняется и другая сторона сверхъестественного дей­ствия Евхаристии, именно — на темный вражий сверхъестественный мир: Причащение отгоняет диа­вола и его слуг. Тот Божественный Свет — Огнь, Который вселяется в человека, опаляет князя тьмы. Поэтому Православная Церковь старается приобщить умирающих, чтобы они безбедно прошли мытарства. И в житиях есть такой пример: один диакон, только что возвратившийся с пути, был против его охоты понужден настоятелем монастыря служить литургию. И неожиданно после этого скончался. А после в ви­дении явился настоятелю с благодарностью, что он понудил его служить литургию, так как причастив­шись, он без задержания прошел все мытарства.

Но самый разительный пример этого — правый разбойник: хотя он и не причастился Тела и Крови внешне, но он верно воспринял Жертву Распятого, и попросил Его — даже не ходатайства за себя (для этого он считал себя недостойным: "По делам тер-

пим'¹, — сказал он левому висевшему), а лишь по­мянуть во Царствии Своем. И Жертва Христова его, первого, ввела в рай в тот же день Голгофский (см.: Лк. 23, 43).

Поэтому Церковь и читает в молитвах по Прича­щении: "...даждь быти сим (Тайнам) и мне ... во отгнание всякаго сопротивнаго", "да ...яко огня мене бежит всяк злодей". "Да будет ми в живот вечный... во оставление грехов" (Причащение),  Страшное же и Второе пришествие Твое сподоби мя, грешна­го, стати одесную славы Твоея". "И тако сего жития изшед о надежди живота вечнаго, в присносущный достигну покой, идеже празднующих глас непрес­танный, и безконечная сладость, зрящих Твоего Лица доброту неизреченную".

Таковы первые и самые важные плоды. Мы их не зрим ощутительно потому, что очи наши слабы еще. Но будем пока хотя веровать этому, как утверждает Святая Церковь вслед за Самим Господом и как ве­рует всякий православный, самый простой христиа­нин. "Только бы не умереть без покаяния", — гово­рят эти немудрые, но благоразумные дети Божии, подразумевая и исповедь, и в особенности Святое Причащение. И преподобная Мария Египетская пред смертью пожелала причаститься "в напутствие жи­вота вечнаго", а до этого сорок семь лет подвизалась без Причастия. И преподобный Серафим также при­частился накануне смерти. И к этому же должны стре­миться мы все. Поэтому Церковь очень строго карает священнослужителя, если по его вине умерший скон­чался без Причастия. Поэтому верующие родные весь­ма мучаются, когда ближние их неожиданно умира­ют "без Причастия". И наоборот, когда умирают как подобает, то спокойно встречают смерть. В одном селе умирал старичок-крестьянин. Батюшка причастил его и потом стал успокаивать предсмертного: "Ты смер­ти-то не бойся!"Умирающий выслушал все и совершенно мирно сказал ему: "Да я, батюшка, и не боюсь" — и тихо скончался.

И сколько таких примеров! В художественной ли­тературе замечательно описано это Толстым в "Дет­стве и отрочестве" о последних часах няни его, На­тальи Саввишны...

А сам он, отступник, умирал мучительно, поте­рявши самообладание, уйдя от собственной семьи, в чужом случайном доме...

Боже! Сподоби нас "христианския кончины жи­вота нашего, безболезненны, непостыдны, мирны, и добраго ответа на Страшном Судищи Христове", часто повторяет нам Церковь на ектениях... А под "христианскою кончиною" подразумевается непре­менно — своевременное покаяние с Причащением.

Поэтому как неразумно делают родные, когда медлят или откладывают приглашение священника со Святыми Дарами, боясь "обеспокоить больного": "Как бы он не подумал, что его положение уже опас­но". И еще хуже поступают сами болящие и умираю­щие, все отлагающие Причастие до "поправления": "Вот полегчает, пойду в церковь и причащусь". Уда­стся ли? В моей жизни был пример. Муж утром зане­мог и говорит жене, что хотел бы сходить ко мне и побеседовать, а разумел Причащение, но боялся "огорчить" жену. Жена же отговорила: "Сердце пло­хое, увидишь — расстроишься; будет хуже". Остано­вила. Через несколько часов он снова говорит: "Возьми автомобиль, пошли за владыкою". Опять отговорила. А через несколько часов он вошел в кло­зет, а оттуда уже не вышел. Разломали двери. А его душа уже отошла. Куда? Так было и с Екатериной II.

Другой случай. Прихожу в больницу. Ожесточен­ный чахоточный встретил меня злобою и бранью и чуть не выгнал: "Что?! Умирать мне время?! Прича­щать будете, убеждать? Не хочу! Не признаю! Кто

вас звал?! Не желаю и видеть священников!" Несча­стный... Помилуй его, Господи!

Но бывают и светлые примеры. Сам видел, как уговорили больного дважды причаститься... И он скон­чался в мире, хотя фактически и мучался. Царство ему Небесное!

Итак, самое первое и главное последствие или действие Святого Причащения есть приобщение к Богу, общение с Божественною Жизнью или "обще­ние Духа Святаго" с вытекающими отсюда дальней­шими частными выводами.

Это значение названо мною сверхъестественным.

Наряду с этим я поставлю теперь так называемое "таинственно-благодатное" действие Святых Таин. Оно связано с предыдущим. Под ним я разумею таин­ственное, но реальное проникновение в причастни­ка Святой благодати. Чтобы приблизить это к более ясному пониманию, возьму сравнение: солнце дале­ко, но лучи его, достигая нас, проникают теплом внутрь каждой нашей клеточки. А это потом ведет к тем или иным "переживаниям" душевным, о чем мы будем говорить после этого.

Если человек достойно причастился, то мы мог­ли бы увидеть на нем явное действие таинственной благодати, при условии нашей способности зреть это. Но, к сожалению, мы слишком слепы и недостойны для этого. Между тем прозорливые святые люди явно замечали благодать. Большею частью она проявляет­ся в просветлении или облечении Светом Божиим достойного причастника. В житиях подвижников не раз сообщаются эти случаи. Например, про святого Павла Препростого рассказывается, как он видел одних монахов, отходивших от Святой Чаши, свет­лыми, других, наоборот, темными. И после сообщил об этом братии.

Или рассказывается случай, как грешная женщи­на подходила к Святым Дарам мрачною, а отошла тоже светлою. И видевший это святой удивился и вопросил Господа: "Как это могло случиться столь легко с человеком несомненно недостойным, пред этим обуреваемым греховными немощами?" И по­лучил ответ, что она пред самым Причащением дала решительный обет окончательно оставить грехи свои и Господь даровал ей благодать Свою.

Это действие благодати иногда называется в мо­литвах "просвещением". И это слово нужно пони­мать не в моральном лишь воздействии на душу, а в существенном, мистическом, объективном воздей­ствии благодати на человека.

В некоторой степени это можно наблюдать даже и нам, при всем нашем несовершенстве зрения духов­ных вещей.

Так, например, видевшие отца Иоанна Кронш­тадтского за Причащением (и мне дана была воз­можность наблюдать это) ясно замечали, что он "пре­ображался" в это время.

Вот что говорит о нем один из его многолетных духовных "учеников" и наблюдателей. "По перенесе­нии Святых Даров (с жертвенника) на престол ве­ликий молитвенник начинал как бы готовиться к радостному свиданию с Господом и уже не помыш­лял более о присутствующих в храме... и так молился иногда о них: "Господи... исполни сердце их ныне, в этот день спасения, благодатию Всесвятаго Духа Тво­его"... "По Пресуществлении Святых Даров в Тело и Кровь Христовы отец Иоанн совершенно преобра­жался"... По приобщении "быстро просветлялось лицо его"...

О таком просвещении говорил и преподобный Серафим: "Будут просветляться, просветляться все более и просветятся".

И мы замечаем, что после Причащения люди ста­новятся "светлее". Язык человеческий никогда не говорит вещей случайных, несуществующих: и если он говорит о "светлости", то несомненно, что люди давно подметили нечто такое, что нужно назвать именно "Светом". Это есть отображение Света бла­годати.

В жизни одной семьи был такой факт. Муж был протестант, жена — православная (такие браки раз­решались в Западном, Остзейском крае). Она никог­да не убеждала мужа принимать Православие. Но при­влеченный ее духовной красотою, он полюбил Свя­тое Православие и без слов и доказательств познал его истинность и несомненное превосходство пред полумертвым лютеранством, а потому однажды и заявил жене о своем решении перейти в Православ­ную Церковь. Жена (а она была прекрасной христи­анской) была очень рада. И между прочим спросила его, как он пришел к этому. Муж объяснил, что она жизнью своею, красотою православного своего духа и даже деликатною молчаливостью по "щекотливым" религиозным вопросам убедила его более, чем сло­вами. Но особенно она ему казалась духовно-привле­кательною, когда возвращалась по праздникам из пра­вославного храма. "Когда же ты, — докончил он, — приезжала в Страстной Четверг после Причащения, то мне чувствовалось, будто с тобою в дом входило солнышко; радостным светом сияла и ты, и все вок­руг тебя".

После родственники его начали смущать его просьбой не рвать "вековых традиций" их баронской семьи. Он заколебался. Отложил. Однако все же ос­тался при своем желании и присоединился.

Поэтому-то в молитвах пред Причащением и го­ворится об "Огне", "Угле", о "Свете" благодати: "Да будет ми Угль Пресвятаго Твоего Тела, и Честныя Твоея Крове во освящение и просвещение ... в при­ложение (прибавление, ибо с крещеными всегда бла­годать) Божественныя Твоея благодати" (молитва 2-я пред Причащением).Сами Святые Дары у Симеона Нового Богослова потому называются "Боготворящими благодатьми".

Потому-то, собственно, и может вступать твар­ное существо в общение с Богом, что благодатью облекается: "Божественных бо причащаяйся и Бого­творящих благодатей, не убо есмь един" уже, после и вследствие этого, "но с Тобою, Христе мой, Све­том трисолнечным, просвещающим мир" (молитва 6-я пред Причащением).

Потому и враг отходит, что опаляется Светом бла­годати: "Да не кроме обрет мя Твоея благодати пре­лестник восхитит мя льстивне" (у святого Симеона Нового Богослова).

Поэтому пред самым Причащением особенно много (как мы видели) говорится об "Огне" и "Све­те": "Во Светлостех святых Твоих како вниду, недо­стойный?" "Огнь бо есть, недостойныя попаляяй" (дважды).

Потому еще ранее Причащения и сразу после Ев­харистического Пресуществления у святого Василия Великого говорится: "Да обрящем милость и благо­дать со всеми святыми". Следовательно, причастни­ки по благодатствованию сравниваются со святыми... "Да не моих ради грехов возбраниши благодати Свя­таго Твоего Духа". Можно различать и "благодать" (милость, дар), и "Духа Святого". Господь да "...воз-ниспослет нам Божественную благодать и дар Свя­таго Духа" (ектения после канона).

После Причащения читаем: "Даждь быти Сим (Тайнам) ... в приложение Божественныя Твоея бла­годати и Твоего Царствия присвоение (Царство Бо­жие — есть стяжание благодати Духа Святого, гово­рит и преподобный Серафим). Да во святыни Твоей Теми сохраняемь, Твою благодать поминаю всегда" (1-я молитва по Причащении).

Таково второе значение Причащения — таинствен­но-благодатное. И оно лежит в основе третьего действия Святых Таин: духовно-нравственного и даже телесного. Этим я хочу сказать, что последующие душевные "переживания", а коих мы будем сейчас говорить, являются не личным нашим измышлени­ем, и вообще не субъективным сознанием, не пло­дом психологической предварительной подготовки, дум, чувств и переживания, а проявлением, обнару­жением, действием объективного, не от нас завися­щего, а Причастием сообщенного дара благодати. Это она творит в причастнике все прочее, а не сам он в душевно-естественном порядке переживает...

Это огромная разница! Здесь, собственно, под­нимается давний спор "паламитов" и "варлаамитов" об Огне Божественном, о Фаворском Свете, об оза­рении подвижников благодатию. И Церковь пришла к окончательному выводу, что Свет этот "не создан­ный", то есть не естественный, не от тварной при­роды человеческой истекающий, а особо ниспосы­лаемый Богом, есть Его "энергия", действие (как теплый луч от солнца), есть благодать.

Что это именно так, а не иначе, нам можно про­следить даже и по опыту своему, и по наблюдению других. Иногда человек считает себя совсем "не при­готовленным", "недостойным", как бы мертвым и потому не ожидает уже ничего для себя от Святого Причащения. И вдруг, вопреки ожиданиям, получа­ет щедрый дар благодати и наоборот. А дальше мы увидим, что, действительно, причастник сам не во­лен в своих переживаниях, а получает их "извне", не от себя, а от благодати... Он уже "застает" себя, "на­ходит" в том или ином состоянии, которое лишь потом "замечает".

К этим третьим "переживаниям" мы и перейдем.

Два предшествующих дара нам, непросвещенным, недостаточно зримы и ощутимы. Так называемые "нравственные переживания" лучше разделять на ду­шевные, или, точнее, на "духовные", и собственно нравственные. Эти дары нам более понятны, явны, известны, опытно ощутительны. Духовных "пережи­ваний" много. И в благодарственных молитвах ука­зываются и перечисляются разнообразные действия Святых Таин.

Я отмечу лишь самые главные, более выдающие­ся, более постоянные духовные переживания.

Обычно в этом случае начинают говорить о пере­живании радости. Но я начну с иного по той причи­не, что это состояние не всегда бывает обязательно; оно для нас, грешных, слишком высоко, хотя, не­сомненно, и должно было бы быть в идеале.

Конечно, я говорю более о личных наблюдениях и опыте. У других, может быть, бывает и иначе.

Мною же по милости Божией прежде всего и чаще всего, и можно сказать, почти всегда неизменно, переживается такое состояние, которое мне лучше всего хочется назвать именем "разрешения".

Что это такое? Расскажу описательно.

Представим: мы были точно связаны, потом нам развязали путы, и мы освободились... Или: нам труд­но дышать, "сдавило" грудь, мы не в состоянии "сво­бодно" вздохнуть, но вот что-то случилось в вашей груди, и вы смогли раздвинуть грудную клетку и "широко", "глубоко" взять воздуха. Или: музыкант играет нарастающие диссонансы, и потом вдруг они "разрешаются" "консонансом", "согласием". Это в славянском прекрасном языке иногда называется "широтою", "пространством", "свободой".

Вот это чувство освобождения, разрешения и да­руется тотчас же непосредственно после Святого Причащения. Доселе человек был в состоянии на­пряжения и от веры, и от покаяния, и от молитвы, и от сознания недостоинства, и от страха Божия, во­обще от всего подготовительного состояния. Но на­ступил момент Святого Причастия, — и все это ду­ховное напряжение "разрешается" благим концом. И это переживание иногда выражается даже и внешне: свободным вздохом, тихим склонением головы к сердцу, как бы отдыхом после усталости.

А душа и ум, естественно, само собой говорят и внутри и на устах: "Слава Богу!" "Слава Тебе, Гос­поди!" Иногда люди тихо отходят от Чаши, крестят­ся, иногда и заплачут благодарно.

Как понять это переживание? Конечно, вся под­готовительная служба способна привести к такому сильному напряжению, которое наконец находит себе исход в этом чувстве — разрешения, отдохновения. Но это объяснение только психологическое, не са­мое существенное.

Основная же причина лежит в благодатном дей­ствии. Именно: человек, да еще падший, есть почти всегда "раб". Если мы послушаем песнопения и мо­литвы, то очень часто услышим это слово: "Се раба Господня", — говорит Пречистая Дева. "Хвалите раби Господа". "Покой, Господи, души усопших раб Тво­их" и проч. Этим иногда выражается подчиненное отношение твари к Господу Творцу; иногда сокру­шенное сознание греховности своей, ибо творящий грех "раб есть греха", говорит Слово Божие. Но дол­жно разуметь и постоянное состояние духовного не­совершенства вообще, которое состоит в непрерыв­ной борьбе противоположных начал в человеке (доб­ра и зла, света и тьмы, Божьего и вражьего, добро­детели и греха). Это состояние и можно назвать еще рабским, не освобожденным. Свободным же стано­вится человек только через Бога, Единого истинно свободного; святые постепенно становятся свобод­ными. А все мы еще рабы. И только в Причастии ста­новимся "чадами" Божиими, Его людьми, Им осво­божденными. Благодать Святого Причащения и про­изводит это разрешение, освобождение, выводя при­частников в положение "сынов" и "дщерей" из ра­бов и рабынь. И потому-то если пред Причащениемговорится "Причащается раб Божий" такой-то, то после Причастия священнослужитель возглашает: "Благослови достояние", "Спаси люди Твоя". Стали уже чадами, свободными людьми Божиими.

Это же состояние очень близко к сродному друго­му переживанию, проистекающему из указанного "разрешения" от всего несовершенного, темного, греховного, рабского, а именно — к миру. И они так сливаются, что даже трудно между ними заметить разницу. И этот "мир" большею частию и пережива­ется верующими причастниками. И потому о нем больше говорится и в молитвах: "Да будет мне При­частие в мир душевных моих сил" (1-я молитва по Причащении), "окормляя в мире живот мой" (2-я молитва пред Причастием) и т. п.

И тогда становятся особенно понятными приме­ры, на которые ссылается святой Иоанн Дамаскин в молитве пред Причащением: разбойника, хананеянки, гонителя Савла, и особенно блудницы и крово­точивой. Готовая к побиению камнями, в мучитель­ном томлении и ужасном окаменении, она вдруг слышит: И Я тебя не осуждаю. Иди и... не греши. Сво­бодна! (Ин. 8, 11). Была связана и разрешена. Муча-лась и обрела покой.

И пример святого Симеона Богоприимца, молитва которого и читается по Причастии: "Ныне отпущае­ши раба Твоего": теперь могу и умереть спокойно, "видел спасение людей и славу Израиля". Связан­ный многолетним ожиданием, он теперь получает разрешение, отпущение "с миром". И это есть начало "присносущного покоя" (1-я молитва по Причащении).

Таково и теперь действие благодати. Об этом бла­годатном "сыновстве" особенно много говорит свя­той апостол Павел в Послании к галатам, убеждая не менять ее на рабское "подзаконное" состояние.

Вот откуда это "разрешение" и "мир": от осво­бождающей благодати Святого Духа, даруемой в

Святом Причащении. Она нас делает "сынами по бла­годати", "сонаследниками" Христу, "чадами Божи­ими"... Где Дух Господень, там свобода (2 Кор. 3, 17).

И тогда последняя "отпустительная" часть литур­гии, начинающаяся словами "С миром изыдем" и вообще успокаивающая, включительно до уверения нас: "Помилует и спасет ...яко ... Человеколюбец", становится еще более понятной, чем прежде: разре­шение, свобода, мир и надежда суть Дары Святых Таин.

И если только одно это переживает причастник, то и того слишком много, чтобы "тепле от души" благодарить Бога троекратным "Слава Тебе, Боже! Слава Тебе, Боже! Слава Тебе, Боже!", с чего начи­наются благодарственные молитвы.

И я большею частью наблюдал именно подобное состояние у причастников: духовную тишину, умиренность, примиренность, удовлетворенность и са­мособранность. Получившему мир не хочется чем-либо расстроить его, лишиться его, и потому он ухо­дит внутрь себя, в духовное молчание, в охранение Святыни своей. Я знал одного иеромонаха (окончив­шего жизнь молодым епископом), который после Причащения старался даже не иметь общения с людь­ми, даже не ходил на общую трапезу. После же ли­тургии он, нагнувшись и точно собравшись в себя, шел к себе в келлию и молчал, храня полученный Дар Освободителя Бога Духа.

И, наоборот, одна причастница, проведя вторую половину дня в мирском веселье, разговорах и шут­ках (даже, как говорится, "невинных"), к вечеру со слезами горькими плакалась, что она лишилась того духовного Дара, который получила и ощущала ясно после Причащения. Она, следовательно, опять по­чувствовала себя опутанной сетью греховной, вра­жьей, сделалась "рабой", потеряла детское, свобод­ное, благодатное состояние. Но рассмотренное настроение еще не есть верх: более достойные или смиренно-покаявшиеся, или по милости Божией незаслуженно-одаренные, ис­пытывают нередко и радость. Обычно ее и принято ждать себе от Причастия или видеть в других прича­стившихся. Об этом писалось раньше, когда разъяс­нялось сходство Причастия с Пасхою и говорилось о воскресных молитвах: "Воскресение Христово видевше", "Светися, светися", "О, Пасха велия и свя­щеннейшая".

И в молитвах после Причащения часто говорит­ся, что Причастие есть и должно быть путем к буду­щему блаженству, "идеже празднующих глас непре­станный и безконечная сладость зрящих" Божия "Лица доброту (то есть красоту) неизреченную", ибо Он есть "истинное желание и неизреченное веселиe любящих" Его. И это состояние радости уже теперь переживается, должно переживаться: "...Буди же ми благодарение (Евхаристия, Причащение) сие в ра­дость, здравие и веселие" (молитва 4-я по Причаще­нии). А диакону, при благословении его на потреб­ление Святых Даров, архиерей (или иерей) говорит: "Исполни радости и веселия сердца наша", Христе Боже. В молитве же святого Василия Великого на тот же момент говорится, что мы уже "наполнихомся Безконечныя Твоея жизни, уже насладихомся неистощаемыя Твоея Пищи".

И достойные причастники знают эту радость Бо­жию. Но все ли? Всегда ли? Да, отец Иоанн это знал постоянно. Но это знают и простые люди. Всегда от­радно видеть причастников: благодать радости изли­вается от них и на других.

Уже писалось, как сладко произносить после При­чащения благословение на людей: "Спаси, Боже, люди Твоя и благослови достояние Твое". Как иног­да слезы радости не дают возможности даже выгово­рить эти слова.

И особенно помню один пример из ученической жизни. Я был духовником и законоучителем в Ка­детском корпусе... После Причащения однажды при­шли ко мне двое юношей, лет по 16—17. И как толь­ко я увидел их, я сразу сердцем ощутил такую тихую радость в них, такое мирное блаженство, что мне показалось, будто ко мне вошли не люди, а Ангелы. Да, такая мысль, такой образ промелькнул у меня в душе. И вот какой был разговор, записанный в дру­гом месте, но хорошо памятный мне и сейчас.

Подошли под благословение. Я пригласил их сесть.

—  Вы что пришли?, — спрашиваю я, намеренно скрывая свою радость и ласку.

—  Так, Владыка, посидеть.

... Боже, как это было хорошо, светло, мило, дет­ски...

—  Как себя чувствуете?

—  Хорошо! — тихо говорит один.

—  Как под Пасху, — вдруг добавляет другой.

Я поразился этому сравнению Причащения с Пасхой: научить его никто не мог! Явно, что он ска­зал лишь о том, что у него тогда было на душе. Предпасхальная радость, то есть не бурная еще, как бы­вает на самую Пасху, а тихая, как бы заря Пасхи...

—  И за что это дал Господь, — продолжил пер­вый, — всего лишь только за покаяние одно!

"Воистину, — подумал я, — из уст младенцев и ссущих совершаешь хвалу Себе, Боже!" И сейчас мне хочется плакать от умиления, и плачу...

И что еще поражало, удивляло меня: они, не сго­вариваясь, продолжали мысли один другого. Что это значит? Откуда такое единство? Будто в них двоих была одна душа... Да так оно и было: Единый Хрис­тос, "раздробляемый и неразделяемый" и "прича­щающихся освящаяй", был тогда в них обоих. Благо­дать Святого Духа была едина и утешала их вместе. Это было поучительное и умилительное свидетельство объединения в благодатном Причащении Свя­тых Таин.

В знак этой радости причастники обыкновенно одеваются в лучшие одежды, а женщины — иногда в белое, как и на венчании. Девушки бывают с рас­крытыми головами, что говорит одновременно и о радости, и о той "свободе", и о девстве, чистоте.

Дополню это лишь одним примечанием, которое недавно было замечено. В молитвах есть указание на то, чтобы Причащение было в избавление от скорби. Как это? В самом простом и прямом смысле: если на душе есть какая-либо грусть, мука, томление, беда, ожидание несчастья и т.п., то нужно притекать к Источнику утешения, к Духу Утешителю, к "Богу утешения", что больше всего подается в Святом Причащении.

Пусть эта скорбь не связана даже со грехами, с сокрушением, пусть даже источник ее не в нас, а в других, но если человек ощущает страдания, то ищи радости в Приобщении.

Мне такие примеры известны. Между прочим, однажды пришла пожилая жен­щина с просьбой исповедаться и причаститься. А вре­мя было не принятое: не пост и не говение. Я спро­сил: почему она этого хочет? Она объяснила, что у нее очень тяжело на душе: сын заявил, что он ни во что не верит, и это ее страшно мучает. Она не плака­ла, но от этого горе ее казалось еще тяжелее. А грехов своих не было. И конечно, я с радостью пошел на­встречу. И мать нашла успокоение. После я и другим стал советовать такой же исход: как — горе, так — к Причастию.

И потом мне стали понятнее слова ектении после пресуществления, где говорится, между прочим: "о избавитися нам от всякия скорби, гнева и нужды"... И эти слова сказаны сразу после предыдущего прошения о ниспослании через Евхаристию благо­дати и Духа Святого.

Утешитель снимает с души печаль.

И в каноне ко Причащению молимся: "Да избавлюся от страстей, и врагов, и нужды, и всякия скор­би" (песнь 7-я, тропарь 2-й).

Также и отец Иоанн пишет, что он всегда нахо­дит утешение от скорбей в литургии.

Но наряду с этим, иному может показаться стран­ным, как в тех же молитвах по Причащении гово­рится о переживаниях, будто совсем противополож­ных, — печальных: о слезах, о сокрушении, о страхе. Например: "Содетелю мой ...всего мя спригвозди страху Твоему" (молитва 3-я). Или: "Милостиваго Бога любоблагоутробная (горячо, сердечно любящая) Мати, помилуй мя, и даждь ми умиление, и сокру­шение в сердцы моем, и смирение в мыслех моих... и подаждь ми слезы покаяния и исповедания" (молит­ва 5-я).

Как может сочетаться такое слезное, сокрушен­ное состояние не только с радостью, но и с миром?

Ответ простой, и для понимающего жизнь духов­ную давно известный, и теперь всякому живущему такими настроениями понятный. Дело в том, что есть разные слезы и разное сокрушение: есть и сладкие слезы, и утешающее сокрушение. Про отца Иоанна Кронштадтского пишется: "Батюшка всегда приоб­щался очень долго, со слезами". Но тотчас же при­бавляется нечто совершенно необычайное: "Радост­ный, счастливый, он, складывая ладоши рук своих, незаметно побивал ими в своих быстрых и нервных движениях и всегда оканчивал службу свою торжествую­щим". Слезы, ладоши и торжество — все вместе...

Значит, возможно сочетание таких настроений.

И про многих молитвенников приходилось читать, что они причащались со слезами.

Между прочим, про одного недавно скончавшего­ся подвижника — епископа Сербского (Мелентия) — в отрывке из его дневника пришлось прочитать: «Горе мне: ныне я служил литургию без слез». И святой Симеон Новый Богослов перед Причащением гово­рит: "Воздыхание слышиши: не таится Тебе... ниже капля слезная, ниже капля часть некая". А если при­частник так настроен пред Причастием, то очень легко ему плакать и после него, даже смешивая сле­зы с радостью.

Слезы бывают и очень радостные: кто не знает слез от радостных встреч? Или кому неизвестны сле­зы благодарности за спасение?!

И после Причащения слезы всегда сладостны. Даже скажу более: они нередко — гораздо слаще, чем по­верхностная радость. Это известно по опыту. Вера вообще "трогает" душу. И истинное, живое молит­венное общение с Богом почти всегда "умиляет" сер­дце молящегося. Святой Ефрем Сирин непрестанно плакал, но он от этого получал такую радующую благодать, что душа его уже не могла выносить, и он просил Господа: "Укроти (останови) ми волны бла­годати Твоея".

Есть, следовательно, слезы счастливые!

А в Причастии это богообщение достигает верши­ны своей: и потому блаженным слезам несравненно легче зародиться и политься. Иногда человек не мо­жет без волнения и слез даже произнести самых слов: Бог, Отец, Сын и Святой Дух, Христос, Богороди­ца и проч. А здесь тесное общение с Богом! Здесь — явление Воскресшего! Здесь Пятидесятница! И жи­вая вера здесь достигает такой высоты, как никогда... И никакие другие службы не могут сравняться с ли­тургией ни по глубине, ни по напряжению, ни осо­бенно по живому богообщению, по явлению Бога нашей душе.

Вот первая причина слез: обрадование сердца Са­мим Господом Христом в Его Причащении нас.

Но есть и иные слезы — покаянные, сокрушен­ные. И это можно переживать и переживается. Ни-

когда человек не видит себя таким недостойным, не зрит так ясно своего растления, как именно перед или после Причащения: "От скверных устен, от мерзкаго сердца, от нечистаго языка, от души осквер­нены, приими моление, Христе мой, и не презри моего безстудия" (бесстыдства). "Не возгнушайся меня, Слове... да пребудеши ... со мною треокаянным", — говорится в молитве святого Симеона Но­вого Богослова.

Какие страшные слова! Какое покаяние!.. А ведь это говорит пред Причащением великий святой о себе, Симеон Богослов... Что же нам?!

И когда человек причастится, то как не пойти еще большим слезам, что он, "треокаянный", удос­тоен такого Общения?! И тогда это будут слезы бла­годарности от недостойного, но удостоенного незас­луженной милости.

И то "разрешение", о коем я говорил в самом начале, найдет себе исход не только в свободном вздохе, но и в облегчающих душу слезах.

Так накопленное горе иногда разражается "раз­решающими" рыданиями. И если человек в горе "за­каменел", то это плохо; но когда он наконец запла­кал или зарыдал, то отчаяние его прорвалось. И ему будет легче.

И мы знаем такие слезы при Причащении: слезы по милости Божией.

Таким образом, и слезы радости и слезы благо­дарности есть в сущности выражение все же радости.

Но не о них лишь говорится в молитвах, а о со­крушительных, о покаянных слезах, соединенных и со страхом Божиим.

И действительно, они бывают. Много раз прихо­дилось переживать, как после Причащения обостря­ется до высшей степени зрение своей греховности, своего растления, своего несовершенства. Не буду даже объяснять, как и почему. Но это бывало не раз. Видишь себя таким, каков ты есть на самом деле. И тогда невозможно не плакать о своем убожестве. Да, ты сподоблен милости. Но именно милости, а ми­лость дается заслуживающим наказания. И потому чем более милость, тем сильнее сознается твоя винов­ность. Свет сильнее подчеркивает тьму. И Святое Причащение как бы осветит бездну души твоей.

Был такой случай. К Оптинскому старцу Амвро­сию не раз приходила одна женщина, его духовная дочь. И однажды она заявила ему, что чем дольше живет, тем все хуже становится: стала видеть в себе столько и таких грехов, сколько и каких она не заме­чала раньше. А он ей велел стать у окна и посмотреть на луч солнечный: "Видишь, сколько там носится пыли? Это ее осветило солнце. А не будь луча, каза­лось бы, что в комнате будто воздух совсем чистый. Так и в душе твоей: все это было и раньше, да толь­ко ты не видела, а теперь благодать Божия осветила ее, и ты узрела себя. Не смущайся, а Бога благодари за это. Начало спасения — увидеть свою нищету ду­ховную, как и Господь сказал в первой заповеди бла­женства: Блажени нищии духом, яко ваше есть Цар­ствие Божие (Лк. 6, 20).

В подобном состоянии могут быть слезы смирен­ного сокрушения или покаянные. Но и об этих слезах не должно думать, что они доставляют муку. Покая­ние вообще есть состояние более отрадное, чем бо­лезненное. Покаяние есть радостное страдание. Есть так и называющийся "радостотворный плач". В покая­нии больше отрадного, чем прискорбного. Больше — самое страдание доставляет духовную радость. Это по опыту все мы знаем: вспомнить, например, сладкие облегчающие слезы при исповедях или без них, но когда бывает сокрушенное сознание своей греховно­сти и вопль о помиловании, и тогда слезы облегчают и радуют. Поэтому они называются умилительными слезами, от слова умиление, корень которого — мило,

милость... А умиление, по определению преподобно­го Иоанна Лествичника, есть именно скорбь, раство­ренная радостью.

Эти слезы умиления или радостного сокрушения и бывают иногда после Причащения. И они настоль­ко желательны и полезны, и отрадны, что Церковь, как мы видели, даже молится о них. И если они бы­вают, то должно их почитать особою милостью, да­ром Божиим...

Из своего недостойного опыта знаю, что иногда бывало такое поразительно ясное видение своей гре­ховности после Причащения, а потом и сокруше­ние, какоего не переживал даже и на исповеди, и тогда слезы неудержимо катились из очей, омывая, очищая и освящая ее (душу).

Но тогда эти слезы были не мучительными, а об­легчительными.

Подобным образом иногда бывали они и на ис­поведи...

И если человек совершает литургию искренно и покаянно, а с другой стороны, зрит Божию милость к роду человеческому и ощущает за нее благодар­ность Спасителю, то слезам тут не трудно быть. Од­нако и опять скажу: они не столько плод наших пе­реживаний, сколько действие благодати.

Что касается "страха Божия", о коем мы упоми­нали наряду со слезами, то он является плодом того же сознания своего недостоинства, с одной сторо­ны, и познания величия совершающегося богооб­щения — с другой; только здесь сожаление доходит до более высших пределов. Но и страх Божий опять не давит причастника, а только собирает душу его. И это понятно: в нашу душу и тело вселился Сам Вла­дыка мира и Господь Славы. И если в Ветхом Завете даже пророк Исаия устрашился Господа и сказал, что он человек грешный, имеющий уста нечистыя, то более необходимо иметь подобный страх Божийнам, "треокаянным", по слову святого Симеона Нового Богослова. И не только до Причащения, но и после него. Господу со страхом служат и сами Не­бесные Силы.

...И нужно нам жалеть не о том, что такой страх может быть, а, наоборот, о том, что очень многие из нас и подходят и отходят от Святой Чаши бесчув­ственно. Потому Церковь и заповедует просить у Бо­жией милости этого дара.

Прежде, когда причащались однажды в год, ка­жется, этого страха Божия было больше, теперь же, когда христиане стали позволять себе более частое приступление, они иногда начинают относиться к этому равнодушнее. А епископ Феофан Затворник на вопрос о том, часто ли причащаться, дал, между прочим, такое указание, чтобы не было бесстрашия и механического отношения к великому таинству.

И опять нужно сказать, что и страх Божий не есть мука, а, наоборот, в нем-то и содержится, так ска­зать, способ охранения радости и пользы Святого Причащения, или ограда, или сосуд. Страх Божий есть в то же время и контрольный, проверочный, так сказать, прибор для истинной благодатной радо­сти и для мира и слез. Если нет этого собирающего душу чувства страха, то, может быть, у нас и другие чувства не совсем чисты, святы, благодатны — не глубоки, даже отчасти естественны. А благодатные настроения одновременно и радуют, и отрезвляют, и утешают, и созидают. Еще Царь Давид сказал: Ра­ботайте Господеви со страхом и радуйтеся Ему с тре­петом (Пс. 2, 11).

Чтобы приблизить к нашему пониманию этот "ра­достный трепет", припомним, с какой подготовкою встречали Божию Матерь преподобный Сергий Ра­донежский и преподобный Серафим Саровский. А их сомолитвенники даже едва жизни не лишились от общения с Нею. Тварное существо слишком еще слабо, чтобы бесстрашно и беспоследственно вступать в общение с высшим Божественным миром.

Поэтому известны примеры, когда некоторые подвижники отказывались даже годами от Святого Причащения из страха пред недостойным приятием Святых Таин. Из древних примеров Добротолюбие указывает на святого Авву Филимона, который го­дами воздерживался от Причастия. А в истории пос­ледних лет нашего русского подвижничества извес­тен случай, как один инок, Феодор, прежде запят­навший себя грехом, четыре года не позволял сам себе дерзать приступать к Святым Тайнам. Я знал одного иеромонаха в Сербии, который сам себе доб­ровольно "запретил" на всю жизнь не только совер­шать Божественую литургию, но вообще когда-либо касаться и епитрахили.

Теперь становится более понятным, откуда явля­ется страх, какое он имеет содержание и к каким благим последствиям приводит он. Между прочим, я отметил выше его охранительное и углубляющее зна­чение. И это нужно принять к самому серьезному вниманию, потому что мы до такой степени легко­мысленны, что можем весьма быстро меняться в настроениях, а тогда нам очень легко погубить Дары, только что полученные и ясно даже пережитые. О, как даже очень часто бывает это!.. Пред Причастием мы покаянны и собранны, и смиренны, и сокру­шенны, и плачем, и боимся приступать, но причас­тились — и тотчас же и мирская веселость, и шутки, и легкомыслие, а иногда даже и хуже того... Мы ви­дели выше, как растеряла одна причастница свои дары только благодаря несерьезному времяпрепро­вождению. И плакала горько, как евангельская жен­щина, потерявшая царскую драхму — образ Божий, в ней Причастием только что запечатленный!

...О, как нужно быть осторожным. О, как необхо­дим и спасителен охраняющий нас страх Божий! И враг не дремлет: он почти всегда старается окрасть душу по Причастии.

И что еще иногда бывает?! Сказать прискорбно и страшно: до Причастия человек старается освободить­ся от грехов или после исповеди не позволять их себе. Но, увы, по Причащении он снова "разрешает" себе все. Такие примеры известны... Боже, помилуй нас!

До какой степени бесстрашия может доходить че­ловек!

Как же нужен страх Божий! Иначе самое Прича­щение обратится в суд и осуждение...

Вот еще апостол Павел обличал коринфян за бес­страшное приступление к святому Причащению. Тогда бывали "агапы", вечери любви, то есть общие обеды после литургии, и кто мог, приносил с собою пищу не только для себя, но и для других, особенно име­лись ввиду бедные. Но скоро начались беспорядки: богатые обособлялись, бедным нечего было есть; одни объедались, другие оставались голодны. За это и обличал коринфян апостол. Если кто приступает с таким настроением к Причастию, он, говорит апос­тол, против Тела и Крови Господа, т. е. против Са­мого Господа. За что Господь и наказывает их: кого болезнями, а кого и преждевременной смертью. И этим апостол хочет вызвать у христиан именно страх Божий в отношении к Святому Таинству (см.: 1 Кор. 11, 27-34).

Благодать Причастия страхом Божиим сама охра­няет себя в причастнике, а через это и его.

Таково происхождение и место страха Божия в ряду переживаний причастника: он естественен и даже очень нужен в душе его.

Но имеет ли он связь с благодатью Божиею, как своим источником? Или только вызывается психо­логией таинства? То есть опять: происходит ли он от одного ли самого человека или есть и действие Бога, плод благодати? Если да, то как?

В молитвах Церковь приучила нас на все доброе смотреть как на дар Божий. И в конце литургии, в заамвонной молитве, так именно и говорится: "Вся­кое даяние благо и всяк дар совершен свыше есть, сходяй от Тебе, Отца Светов". А в послепричастных молитвах самое прошение этого дара страха говорит, что человек ждет его не от себя, а молит у Бога: "Содетелю!... Ты Сам всего мя спригвозди страху Тво­ему". Ясно, что источник его должен быть от благо­дати, а не от человека. Правда, сознание необходи­мости, пользы, естественности этого дара, а также и желание его могут исходить и от самого причаст­ника; но получение дается от Бога. И Церковь ставит его в связь с принятием Святых Таин в существо че­ловека: "Пройди во уды моя, во вся составы" и проч., и "спригвозди мя страху Твоему". Это есть плод При­чащения.

Как понять его такое происхождение? Свет Хрис­товых Таин осветил ярче греховность нашу, и душа должна затрепетать; но не для того, чтобы отойти от Господа, а чтобы сильнее прильнуть к Нему с моль­бой о помиловании, об охране, о том, чтобы Он не ушел из нашей убогой храмины. Здесь сочетаваются странно два противоположных настроения: желание отойти от мучающего страха, и в то же время боязнь лишиться Того, от Кого исходит этот страх. Замеча­тельный пример рассказывается в Евангелии. По слову Спасителя Симон с общниками закинул сети и пой­мал великое множество рыбы. И апостол пришел в ужас, припал к коленам Иисусовым и воскликнул: Выйди от меня, Господи! Потому что я человек греш­ный (Лк. 5, 6—8). Какое сочетание: "Уйди", — гово­рит, а сам ухватился за колена Его. Господь и устра­шил его, но и влечет к Себе. Так и все мы, грешни­ки: с одной стороны, как хотелось бы нам, как Пет­ру — разойтись, ибо тяжело нашей тьме пред Све­том ("глаза режет"). А с другой стороны, знаем, что без Света — гибель, и самое тепло тянет нас к Себе.Так вот и в Причащении Господь Своею благода­тию и устрашает, и привлекает. И самим страхом Он хочет лишь сильнее привязать к Себе души наши, а нам дать большую благодать. Ибо как только в страх придет душа, так она становится любезнее к Богу: ведь страх Божий есть напряженное смирение, а сми­рение любит Господь. И тотчас же Он отвечает ми­лостью. Так именно было и с Симоном. После просьбы уйти от него, грешника, Христос Спаситель гово­рит: Не бойся; отныне будешь ловить человеков (Лк. 5, 10). Так страх привел к Слову и бесстрашию: Не бой­ся. Симон убоялся, и потому сподобился услышать: Не бойся... И даже большего.

Так и во Святом Причащении: нужен страх Божий, чтобы не было страшно. То есть, если человек присту­пает или ведет себя бесстрашно, тогда ему грозит страш­ное последствие: суд, осуждение, болезни, смерть, даже хуже: впадение в грехи или и во власть сатаны, как то было и с Иудою. И, наоборот, страх наш ос­вободит от грозного "ярого" ока Божия и приведет к милости и ободряющему гласу Его: "Не бойся".

Так сама благодать Божия, как мать, учит всех чад, чтобы им же было лучше, а она могла бы даро­вать больше и дарованное сохранить.

И воистину, если будет в нашей душе страх Бо­жий, будет и радость, и мир, и свобода духа, и со­бранность, и углубление... Благодать приумножится.

Но, кроме всего этого, страх Божий имеет осо­бенное значение при дальнейших нравственных дей­ствиях благодати как их корень, охранитель, усиливатель. К этому мы перейдем сейчас.

Под "нравственными" плодами мы разумеем те добродетели, как принято говорить, к каким ведет вселение в нас Господа, и устранение тех немощей, о чем ходатайствует Само Причастие.

На это в молитвах после Причастия обращено са­мое большое внимание, что очень легко заметить. Так, в самой первой молитве по Причащении у святого Иоанна Златоуста читаем после благодарения: "Исправи наш путь, утверди ны во страсе Твоем вся (всех), соблюди наш живот, утверди наша стопы"... Я долгое, долгое время не понимал, почему Златоу­стом избраны именно эти прошения о поведении, добродетелях или вообще о жизни? И мне они каза­лись даже точно бесцветными. У святого Василия Великого прошения более конкретны, определенны, и будто бы нужнее. Но потом понял: Златоуст, как известно, сокращал по возможности молитвы, бо­лее продолжительные и подробные у Василия Вели­кого. Сократил он и здесь; для этого он свел к об­щим, основным прошениям, именно: просит вооб­ще исправить (следовательно, неправый, плохой) наш "путь" духовный, вообще сохранить нашу жизнь (и телесную даже), и утвердить в добром поведении ("стопы" — знак хождения, поступков). А из част­ных добродетелей упоминает лишь об одной: о стра­хе Божием, прося его утвердить. Почему? Понятно. Страх Божий — начало премудрости (Пс. ПО, 10); страх Божий — "корень благих" (молитва святителя Иоан­на Златоуста); он — охрана всего доброго. И потому об этой первоначальной добродетели и упомянул Златоуст. Он знал, как мудрый проповедник и педа­гог, что если будет страх Божий, то будет и все ос­тальное; если есть корень, то вырастет и дерево.

Так и в другой благодарственной молитве ("Да исполнятся уста...") говорится вообще о святыне и правде: "Соблюди нас во твоей Святыни (то есть прежде всего по приобщении Святых Таин, в Свя­тых Тайнах) поучатися правде Твоей".

Но уже у святого Василия Великого подробнее. После общего указания, что Святые Тайны даны нам "во благодеяние и освящение", говорится об отдель­ных добродетелях: "Сам, Владыко всех, даждь быти нам (в нас) Причастию Святаго Тела и Крове Христа Твоего в веру непостыдну, в любовь нелицемерну, в преумножение премудрости" и вообще "в снабдение" (в подкрепление при исполнении) заповедей Твоих.

У святого Григория Двоеслова говорится вообще о сохранении "под кровом крилу" Божия, то есть о благодатном охранении и руководстве, в частности же упоминается лишь чтобы и впредь, "до последняго нашего издыхания", могли мы причащаться "в просвещение души и тела". Но это можно пони­мать в смысле общего спасения, святости, благодат­ного просветления, Божественного Света или освя­щения (ныне это молитва 2-я по Причащении (Василия Велико­го), а литургийная молитва святителя Василия Великого совпа­дает с благодарственной по Причащении).

А в молитвах после Причащения указывается це­лый ряд благодетельных последствий: вера, любовь, премудрость (молитва 1-я), попаление "всех прегре­шений", "освящение помышлений", охранение "от всякого дела и слова душетленнаго", духовное бла­голепие ("украси мя, удобри"); и вообще: "покажи мя Твое селение Единаго Духа и не ктому (более не) селение греха" (молитва 3-я). Или: да "не ктому себе (для себя, грешного) живу, но Тебе нашему Владыце и Благодетелю" (молитва 1-я).

В молитвах же пред Причащением подробнее го­ворится о спасающем действии Его от грехов и стра­стей: "Да будет ми Угль... во облегчение... многих моих согрешений, в соблюдение от всякаго диавольскаго действа, во отгнание и возбранение злаго моего и лукаваго обычая, во умерщвление страстей" (молит­ва 2-я), в "образ покаяния" (молитва 3-я), и вообще "в стену и помощь" (молитва 4-я Дамаскина).

В других молитвах говорится подробнее о добро­детелях: "во исправление жития и утверждение" (в добре), в "возвращение добродетели и совершенства,

во исполнение заповедей,.. в напутие живота вечнаго" (молитва 5-я).

Но больше всего во всех молитвах говорится об оставлении грехов: "Боже, ослаби, остави, прости ми прегрешения моя, елика Ти согреших: аще сло­вом, аще делом" и так далее (молитва 7-я и другие).

В каноне к Причащению тоже часто дается мысль, что Причащение даруется во "очищение осквернен­ной души", в "устранение от страстей", вообще в бесстрастие.

И постоянно приводятся соответствующие при­меры: мытаря, разбойника, Симона фарисея, блуд­ницы у ног Спасителя, кровоточивой женщины, го­нителя Савла.

Из всего этого явствует, что Церковь больше все­го сосредотачивает свое внимание на нравственном действии Святых Таин: на очищении и прощении грехов и вселении и возрастании добродетелей. Ко­роче, на спасении души, как говорится обычно. Сле­довательно, так это и должно быть. Так это и есть: благодать причастия спасает грешников.

И нам теперь нужно бы лишь укрепиться в этой истине на основании наблюдений опыта. Что же он говорит? Мы все причащались; следовательно, эта сторона действий Святых Таин, как самая главная (по крайней мере, количественно) должна быть бо­лее явною. Итак, делаются ли люди лучше после При­чащения?

Вне всякого сомнения! Прежде всего мы, обычно в другое время недобрые, тут делаемся ласковыми, любящими, даже улыбаемся. Обычно горделивые, самолюбивые, раздражительные, — становимся крот­кими, тихими. Нечистота, если только она хочет при­коснуться к нам, вдруг встречает в сердце нашем внутреннее противодействие, возмущение, как бы отталкивается, опаляемая охраняющей благодатию Причащения; ум становится яснее. И нередко люди сначала говеют и принимают Святое Причастие, прежде чем предпринять какое-либо важное реше­ние.

Святой Киприан Карфагенский особенно совето­вал причащаться мученикам пред страданиями, дабы найти силу в Спасителе.

Подобным образом рассуждал и преподобный Ефрем Сирин, конечно, по опыту: "Боюсь причащаться, как недостойный, но еще более боюсь ос­таться без Причащения, дабы не погибнуть".

Поэтому установившееся мнение, что будто греш­нику невозможно причащаться, есть великое заблуж­дение, для грешников-то и пришел Господь, для них "во оставление грехов" и дано Приобщение, и посе­му сюда и нужно прибегать как немощным. Но пред этим нужна искренняя исповедь.

В моей жизни был такой случай. Жизнь меня свела с одним пьяницей, который семь лет без перерыва предавался своей страсти. Дочь привела его ко мне на беседу. В первый раз он отделывался шутками и смешками, до такой степени заглохла совесть его. Но к концу беседы все же сознался, что его дело плохо. На другой день он пришел уже трезвым, но со страш­ным зловонием от своей страсти. Я ему посоветовал немедленно же вечером поисповедаться, а на другой день причаститься Святых Таин.

— Что вы, батюшка! — с ужасом ответил он. — Да разве я, такой окаянный грешник, могу, да еще так сразу, приступить ко Господу? Нет, батюшка, я не­достоин! Еще бы поговеть вот разве сначала? А то в грех мне будет!

Но я именно спасения от греха-то и искал ему в Самом Господе:

—  Грех твой на мне пусть будет, а ты причастись, не откладывая же.

Он послушался смиренно. Причастился с верою. Пить перестал. Нашел сразу место: был портным. Мы с дочерью его радовались. Но опасались возврата стра­сти; посоветовали ему отправиться на Валаам пожить месяц в этой "трезвой" обители (там вина нельзя было достать). Уехал. Через месяц и я там был. Какое див­ное было лицо у Владимира (так звали его)! Светлое, кроткое, умилительное, тихое, чистое! Но ему нуж­но было возвращаться в Петроград, так как за пери­од пьянства он приобрел горловую чахотку. Из боль­ницы он мне писал кроткие письма, страдания свои переносил с полным смирением. И скончался очи­щенным. Я, иногда поминая его, прошу молиться за меня, потому что видел, как он из грешника сделал­ся, можно сказать, "святым".

А основание этому было положено Святым При­чащением после семилетних падений.

Конечно, таких примеров много. Но не нужно искать "особенных" случаев, когда мы видим на по­стоянном опыте всех причастников, как они дела­ются лучше и получают силу бороться со своими немощами.

Лишь бы только приступали люди с искренним покаянием.

В другом месте я приводил слова преподобного Серафима об этом, напишу их и здесь, золотые сло­ва! Духовник Дивеевской обители, отец Василий Садовский, спрашивал совета о монахинях, часто ли им причащаться? И как ему, духовнику, отно­ситься к их немощам?

"Приобщаться Святых Христовых Таин заповедываю им, батюшка, во все четыре поста и Двунадеся­тые праздники. Даже велю и в большие праздничные дни. Чем чаще, тем лучше. Ты, духовный отец их, не возбраняй, сказываю тебе; потому что благодать, даруемая нам Приобщением, так велика, что как бы недостоин и как бы грешен ни был человек, но лишь бы в смиренном токмо сознании всегреховности своей приступил к Господу, искупляющему всех нас, то хотя бы от головы до ног покрыт был язвами грехов, будет очищаться, батюшка, благодатию Христовой; все более и более будет светлеть, совсем просветле­ет, и спасется. Вот, батюшка, ты им духовный отец, и все это я тебе говорю, чтобы ты знал".

"Как духовного отца сестер обители, — пишет далее отец Садовский, — батюшка назидал меня, приказывая быть всегда сколько возможно снисхо­дительнее на исповеди, за что по временам меня многие укоряли, осуждали, даже гневались на меня, но я строго блюду заповедь его и всю жизнь мою сохранял". Угодник Божий говорил еще, продолжает отец Василий: "Помни, ты только свидетель, батюш­ка, судит же Бог! А чего-чего, каких только страш­ных грехов, аще и изрещи невозможно, прощал нам Всещедрый Господь и Спаситель наш! Где же нам, человекам, судить человека?! Мы лишь свидетели, свидетели, батюшка! Всегда это помни: одни лишь только свидетели, батюшка!"

И еще преподобный Серафим говорил: "Кто при­общается, тот спасен будет, а кто не приобщается — не мню".

Один послушник не хотел причащаться, считая себя недостойным даже и после исповеди. "Мне пред­ставилось, — записал он сам этот случай, — что по суду Божию за мое недостоинство я буду сожжен огнем или живой поглощен землею, как только при­ступлю к Чаше". Прозрев это, преподобный Сера­фим подозвал его в алтаре и сказал: "Если бы мы океан наполнили нашими слезами, то и тогда не могли бы удовлетворить Господа за то, что Он изли­вает на нас туне, питая нас Пречистою Своею Пло­тию и Кровию, которые нас омывают, очищают, оживотворяют и воскрешают. Итак, приступи без сомнения и не смущайся: токмо веруй, что это есть Истинное Тело и Кровь Господа нашего Иисуса Хрис­та, которая дается во исцеление всех наших грехов".

Лучше этих заветов и слов мы не знаем, и посему с благодарением Богу и Его угоднику великому за­кончим разъяснение нравственных плодов Святого Причащения.

Перейдем к дальнейшему, а именно к благим те­лесным последствиям Святого Причащения.

Каждый из нас помнит слова молитвы пред Причашением: "...во исцеление души и тела".

И они повторяются очень часто, так что нет нуж­ды переписывать текста молитв (см. молитвы на ли­тургии святого Василия Великого по Причастии, 1-ю молитву по Причащении и т. п.). Но особенно силь­но это отмечается в 3-й молитве по Причащении: "Содетелю мой: пройди во уды (члены) моя, во вся составы, во утробу, в сердце... составы утверди с ко­стьми вкупе: чувств просвети простую пятерицу". Здесь разумеется исцеление всей нашей телесной приро­ды, всех членов, чувств, органов, костей (Симеон Метафраст). В молитве 4-й говорится: "Буди же ми... в ...здравие".

В литургии святого Григория Двоеслова говорится о "просвещении души и тела". В 1-й молитве по При­чащении — о "благодеянии и освящении душ и те­лес наших". Преподобный Ефрем Сирин, моля о помиловании на Суде, ссылается на то, что его тело чрез Причащение Святых Таин сочеталось с Телом Христовым. И понятно: если мы причащаемся не толь­ко духом, но и утробою, то Святое Причастие вхо­дит в нас, и освящает именно "вся составы".

Происходит, в некоторой степени, обожествле­ние и тела, подобно тому, как во Христе по воскре­сении одухотворилась, обожествилась и плоть чело­веческая.

И если апостол Павел говорит, что опыт жизни показывает печальные телесные последствия от не­достойного Причащения — болезни и даже смерть, то должно заключать отсюда и к обратным фактам опыта: о пользе телу. И в самом деле так и есть, так и бывает. Из примеров сошлюсь на преподобного Се­рафима. Когда он болел, и начальники монастыря предложили ему лечиться, он отказался, а пожелал только обратиться к Небесному Врачу и к Божествен­ному лечению — Причащению. И получил исцеле­ние. После этого явилась ему Божия Матерь и исце­лила его прикосновением жезла к больному месту.

Отец Иоанн Кронштадтский не только по себе, но и по другим примерам свидетельствовал о дей­ствии святого Причащения. Перепишу, с его же слов, об одном случае.

"Некто, бывши смертельно болен воспалением желудка девять дней, и не получивший ни малейше­го облегчения от медицинских пособий, лишь толь­ко причастился в девятый день поутру Животворя­щих Таин, к вечеру стал здоров и встал с одра бо­лезненного. Причастился он с твердою верою. Я мо­лился о нем Господу, чтобы Он исцелил его: "Гос­поди, — говорил я, — исцели раба Твоего от болез­ни его. Достоин есть, ему же даси сия: любит бо свя­щенников Твоих и дары своя присылает им". Молил­ся и в церкви у Престола Господня за литургией во время молитвы: "Иже общия сия и согласныя даровавый нам молитвы" (тайная молитва после "Единородный Сыне").       

 и пред Самыми Тайнами, я молился, между прочим, так: "Господи! Животе наш! Как мне помыслить легко об исцелении, так Тебе исцелить легко всякую болезнь; как мне помыслить легко о воскресении из мертвых, так Тебе легко воскресть всякого мертвеца. Исцели убо раба Твоего Ва­силия от лютой его болезни и не допусти ему уме­реть, да не предадутся рыданию жена и дети его!" — И благопослушливый Владыка помиловал. А то был на волоске от смерти. Слава всемогуществу, благо­сти и благопослушеству Твоему, Господи!"

Конечно, нельзя нам думать, что исцеление со­вершится непременно, ибо иным — спасительны болезни. И сам преподобный Серафим сначала бо­лел три года, прежде чем исцелиться. Но если даже этого и не совершается явно, то все равно Святое Причастие действует иным образом на тело, напри­мер погашением страстей, во плоти гнездящихся; в облегчение страданий, в укрепление сил к терпению и проч. Поэтому святой Киприан и советовал гото­вящимся к мученичеству причащаться Святых Таин, дабы они укрепились в непостижимых муках. Так же поступали и новые мученики в Турции, готовясь к исповедничеству Христа Господа. Так даже в тюрь­мах готовились к смертной казни православные в России, такие факты лично мне известны. Одному заключенному предлагали быть тайным доносчиком и тогда ему обещали жизнь. Он отклонил. Бывший с ним в тюрьме священник напутствовал его запасны­ми Святыми Дарами, и тот покойно пошел на смерть. Все это, то есть и исповедь, и Причащение, проис­ходило в углу камеры, около рукомойника. Другой заключенный, К., бывший неверующим дотоле, уви­дев совершавшееся, вдруг загорелся пламенем веры и подошел к батюшке за тем же. После он оказался на свободе и рассказал о происшедшем.

Последствие Святого Причастия нами пережива­ется радостно и мирно не только душою, но это ощущается и телесно. Как мы успокаиваемся после достойного принятия Святых Таин!

Успокаиваемся и чисто физически; это ощущаем совершенно непосредственно и ясно. Как бы сказать? Точно что-то "влито" в тебя сладкое, утишающее. По опыту знают больные, когда им, например, впрыскивают морфий. Нечто подобное, но, конеч­но, другого рода, можно испытывать и в теле по Причащении. Наконец, мне однажды в жизни пришлось услы­шать о необыкновеннейшем последствии Причаще­ния: один молодой юноша, ученик, мой духовный сын, И-в, писал мне после: "Когда я причастился, то я почувствовал, что стал и физически легче весить!"

Поразительное признание! Научиться этому он ниоткуда не мог. Даже мне не приходилось читать об этом где-нибудь, даже не слышал я и не подозревал, а тем более юноша. И, однако, он ощутил это: ясно, что такое действие было плодом не его воображения и мыслей, а переживанием благодатного опыта.

Как это понять? Спаситель после воскресения Своего получил иное духовное тело: являлся и исче­зал, входил и выходил при затворенных дверях, пи­тался и ничего не вкушал, и наконец, вознесся на небо с плотию сею, но обновленною. Причащение есть начало или "залог", или "обручение" воскресе­ния нашего; и в некоей степени и с нами соверша­ется нечто подобное тогда, когда мы причастимся достойно: тело одухотворяется.

Это уже — начало "духовного тела", о коем говорит апостол Павел (см.: 1 Кор. 15), начало нового неба и новой земли, на которых обитает правда (2 Пет. 3, 13), нового грядущего Иерусалима, где все будет ново, где не нужно будет ни солнце, ни луна, ни пища, ни пи­тье, но Сам Агнец будет всем (см.: Отк. 21). Поэтому и читается: "Светися, светися, Новый Иерусалиме!"

Еще не открылось, что будем, — говорит апостол Иоанн Богослов. — Знаем только, что ...будем подоб­ны Ему, Христу, Сыну Божию (1 Ин. 3, 2).

И апостол Павел был восхищен до третьего неба: В теле ли, не знаю, вне ли тела, не знаю: Бог знает (2 Кор. 12, 2).

... Между прочим, замечено весьма примечатель­ное и характерное наблюдение: после Причащения не хочется есть "жирного" (особенно мяса, рыбы, масла, молока и т. п.), а что-либо более "тонкое", постническое. И известны случаи, когда причастники не вкушают даже горячей пищи, довольствуясь какими-либо плодами, "постным чаем" и т. п.

Здесь сказывается инстинктивное физическое "со­знание" несоответствия "плотского" тому духовно­му состоянию, в которое введено и тело общением с Богом Господом Иисусом Христом и Святым Духом. Знал я человека, который в день причастия почти совсем ничего не вкушал, кроме постного чая.

И наоборот, когда человек наестся жирных куша­ний или вообще объестся после Причащения, он сра­зу может наблюдать за собою, как гибнет в нем то светлое, тонкое, духовное, что только пред этим он явно ощущал.

Несродные стихии не могут существовать вместе.

Между тем, как часто на практике мы поступаем именно вопреки и опыту, и сознанию: после Прича­щения не знаем меры пище и питью. И за то теряем и "телесную", и "духовную" благодать Причастия.

Поэтому в "Известии учительном"(то есть в "Наставлении", приложенном в Служебнике для руководства об отношении к святому Таинству Тела и Крови Христовых) говорится о вкушении до Причащения: "Препинает (препятству­ет) же к достойному служению и Пресвятых Таин Причащению и сие зело ...многоядение и питие ве­чернее: темже (потому) всяко (всячески) воздержатися от брашен и питий с вечера достоит (должно), или вельми что мало вкусити: от полунощи же ко­нечно (окончательно, совершенно, отнюдь) не по­добает вкусити  чесого".

"В конец же (наконец), всяк иерей и диакон, имый жену, от смешения ея пред литургисанием воздержатися всяко должен есть неколикия дни, но и по служении дне того: не воздержайся бо и служай тяж­ко согрешает".

Равно и после Причащения, говорится там же, "в сий убо день да сохранится от излишняго ядения и пития и сна, наипаче же имеяй супружницу от телеснаго совокупления и от всякия плотския любве, ради любве и чести Небеснаго Царя, Егоже в храм и обиталище души своея прият".

На этом даре мы оканчиваем речь о плодах лич­ных, то есть переживаемых и получаемых каждым отдельно, для себя. Но и на этом не останавливается действие Святых Таин. Их значение расширяется го­раздо дальше, чем мы думаем. Именно. Причащение имеет общественное и мировое действие; выходит даже за пределы личности. Многие ли знают это?

Сначала скажу об "общественном" последствии благодати Святого Причащения.

Это действие можно рассматривать с разных сто­рон, прежде всего с "психологической".

Человек, сподобившийся получить благодатные дары радости, мира, покаяния и прочие, никогда не останется без действия на окружающую среду; солн­це не может не греть, не светить, не оживотворять. И от причастников благодать Божия всегда в той или иной степени передается и на других. Это можно ощущать без особого труда. Я много раз испытывал эту радость за других: подошел бы к ним да поцело­вал бы их ноги... И слезы радости наполняют душу, когда даже и не служишь литургии, а только видишь других причащающихся. Нагретый солнцем предмет потом греет и другие вещи вокруг себя. Луна светит отраженным блеском солнца.

Далее моральное воздействие. Мы видели, как пло­дотворно отражается Причащение на причастниках: любовь, кротость, смирение, чистота наполняют их душу. Разве это может остаться без плода для окру­жающих? И всякий причастник, даже невольно, не­посредственно действует на среду нравственно. И свидетель этому опыт: после Причастия все ласковы в дому, тихи, дружны. Короче, Причащение объеди­няет людей. Вполне поэтому понятно, что причастники целуются у нас или их целуют.

...Этого нигде нет в других Церквах. И епископа после Причастия поздравляют в алтаре все и целу­ются с ним. А после и миряне между собою делают то же.

Такого единения, как после Пасхи, никогда и нигде более не бывает.

Но источник этого влияния — не только психо­логическое воздействие, а Сам Единый Господь Еди­ным Духом Святым. Об этом говорит святой апостол Павел, как об источнике и основании к единству христиан: Я говорю вам как рассудительным; сами рас­судите о том, что говорю. Чаша благословения, кото­рую благословляем, не есть ли приобщение Крови Хрис­товой? Хлеб, который преломляем, не есть ли приобще­ние Тела Христова? И далее: Один хлеб, и мы многие одно тело; ибо все причащаемся от одного хлеба (1 Кор. 10, 15-17)

Он Единый, входя в нас, объединяет всех единою благодатию Святого Духа. Это действие благодатно-общественное. Этим объясняется давний пример древ­них "агап", или вечерь любви. В самом деле: пережи­тая радость, полученная любовь не могут оставаться спокойно в душе, а будут требовать себе исхода в радостном единении. Для этого и поэтому в древнос­ти и устроены были агапы после литургии... Этого хочется и нам теперь. А в Сербии и доселе видел еше остатки общих трапез после Причащения и вообще после литургии, особенно во время престольных праз­дников.

Правда, скоро обнаружились на этих агапах не­строения, обличаемые апостолом (1 Кор. 11), но са­мая мысль прекрасна и идеальна.

Тем более, что и "физическое" последствие При­чащения, "радость тела", может выражаться и в по­стническом уединении; но может стремиться и к "уте­шению", о коем мы уже упоминали.

Лишь бы то было в меру. И в таком случае агапы являлись продолжением и заключением блаженного единства в Боге, коим про­никнута вся Литургия. Только на агапах было и теле­сное уже утешение. А кроме того, и духовное творче­ство находило себе место и выражение: в беседе, в общей любви и т. п.

Поэтому, собственно, Евхаристия и получила наи­менование литургии, то есть "общего дела", общего действия или общей службы; не от того лишь, что собрались на общую молитву, а потому, что действи­тельно объединялись духом, в Едином Христе Гос­поде.

Далее, действие благодати Причащения есть со­вершенно сверхъестественное, непостижимо-таин­ственное, мистически-общественное. Эту мысль мне приходилось слышать не один раз и прежде. "Прича­щаться за другого". Кажется, это воззрение не могло иметь действительно и серьезного места. Может быть, кому-либо и сейчас это покажется неприемлемым, невозможным. Между тем, мне известны факты та­кого рода и у взрослых, и даже у детей.

Мне была знакома одна семья, родственная Л.Н. Толстому, и потому заразившаяся его безверием. Но вот наступили бедствия. И дети все оказались верую­щими. А мать, туберкулезная женщина, не могла переломить себя. Пред самою смертью она все же пригласила священника; и уже склонна была уверо­вать во Христа, как Сына Божия, но Причащения еще не могла принять. И священник при уходе лишь благословил ее, по желанию ее. Очень скоро потом она скончалась. И вдруг ее маленькому сыну, преле­стному умному мальчику 10—11 лет, пришло твер­дое желание: причаститься за маму. И он сделал это. И кто научил его? Только внутренний голос Божий.

А недавно я прочитал об этом же и у преподобно­го Серафима: "Благоговейно причащающийся Свя­тых Таин, и не однажды в год, будет спасен, благо­получен, и на самой земле долговечен".

А затем и далее замечательное открытие: "Верую, что по великой благости Божией ознаменуется благо­дать и на роде причащающегося. Пред Господом один творящий волю Его паче тьмы беззаконников".

Так детское сердце ребенка и откровение богозрителя Серафима сказали одно и то ж.

А в таком случае, сколь же велико, неизмеримо — значение Причащения для общества! Трудно это по­нять! Даже совершенно таинственно! И не будем пытаться "постигнуть непостижимое".

Разве можно лишь сказать, что человечество некиим образом едино. Во всяком случае, оно в Боге объединяется, а чрез Него и друг с другом. А посему доброе от одних передается и на других, особенно на ближайших.

Здесь корень всего заключается в том, что Агнец Божий закалается на литургии "о всех и за вся", "за вся православные Христианы". Поэтому при великом входе и поминаются все, от архиереев до мирянина. И если даже никто явно не причащается Святых Таин, то Жертва Христова пребывает действенною на общество, на христиан, и даже на весь мир. Посе­му, если пустынножитель и один в затворе соверша­ет литургию, ее значение умилостивления Отца Не­бесного все равно распростирается на тех, о ком она принесена, и даже на всю вселенную.

Поэтому и святой Василий Великий в своих мо­литвах, которые мы разбирали раньше, молится о всех, о всей Церкви "от конец даже до конец вселенныя, юже наздал (воссоздал) еси Честною Кро­вию Христа Твоего", молится и о царях благочести­вых, и о "лукавых" (злых) начальниках, о судиях и об осужденных "в рудах и в заточениих и в горьких работах" и "ихже мы не помянухом неведением или забвением, или множеством имен". "Утоли раздоры Церквей, угаси шатания языческия (замыслы злые); еретическая возстания скоро разори"...Поэтому и теперь, если мы хотим особенно по­мочь кому-либо духовно и житейски, нужно за них совершать литургию и молиться. В моей жизни быва­ли такие случаи. И я на опыте видел поразительные, чудесные плоды этого; хотя те люди даже и не знали о том, что служилась за них литургия. Бог же Везде­сущий благодатию Своею воздействовал на них, ос­вободив их от действия врага, сковав его злокознен­ную силу и направив на благополучный путь.

Поэтому нет лучше средства и "против" врагов, как именно принесение за них с любовью Жертвы Бескровной, и молитвы на литургии за спасение их. Так именно и делал святой Василий Великий. Он жил при Юлиане Отступнике и арианине Валенте, и был гоним от обоих. И однако же молился так: "По­мяни, Господи, всякое начало и власть ...благия (хо­роших) во благости соблюди, лукавыя (же) благи сотвори благостию Твоею" ... "Помяни, Господи, предстоящия люди и ради благословных вин оставль-шихся. Избави ... от ... нашествия иноплеменных и междоусобныя брани".

Таково безмерное действие Евхаристии на наших близких, родных, единоплеменников, на отечество, на другие державы — и, просто сказать, на весь мир.

Об этом особенно много говорит отец Иоанн Кронштадтский, который больше всех нас знал о действиях Евхаристии по опыту своему.

Посему мы не сомневаемся в истине сей. Посему Церковь особенно усердно молится об архиереях, о Царях и начальстве (Палате), и воинстве, ибо через них устраивается общество, государство, вселенная.

В заключение, наконец, скажем и о последнем действии Святых Таин — "космическом". Под этим я разумею не то духовное влияние на людей, на обще­ство, на государства, о чем мы только говорили, а о влиянии уже на самый "космос", на природу, на тварь неодушевленную и одушевленную... Боже, как

мы мало задумывались прежде над всем этим! Между тем в молитвах все это было. Например, у святого Василия Великого читаем после Евхаристического канона: "Избави ...всякий град и страну от глада, губительства (мора), труса (землетрясения), потопа, огня, меча ...Посети нас благостию Твоею, Госпо­ди: явися нам богатыми Твоими Щедротами: благо-растворены и полезны воздухи нам даруй; дожди мирны земли к плодоносию даруй; благослови венец лета благости Твоея".

У Златоуста пред самым Причащением читается именно о Святых Дарах: "Ты убо, Владыко, предле­жащая всем нам во благое изравняй, по коегождо своей потребе: плавающим сплавай, путешествую­щим спутешествуй, недугующия исцели, Врачу (Врач) душ и телес наших".

Как видим, Евхаристия распространяет свое дей­ствие на всю тварь и природу: и хорошая погода, и своевременный дождь, и урожай плодов, и благопо­лучное путешествие по дорогам, и счастливое пла­вание по морям — все это получает силу от Евхари­стии, от Господа, воплощающегося во Святых Тай­нах: Он — с нами и здесь, Он — с причастниками. А с Ним и Петр не утонул, с Ним и Павел из пучины морской три раза спасся, с Ним и теперь дожди по­сылаются по молитве и после литургийных молений, с Ним и в Новый год о благополучии молимся.

Так широко действие Евхаристии.

И еще больше нужно сказать: мир сам существует лишь до той поры, пока будет совершаться литургия "о мире всего мира"... А когда она прекратится, тогда "силы небесные поколеблются", "луна не даст света", "солнце преложится в тьму". Мир разрушится.

Почему? Потому, что Сам Господь Иисус Хрис­тос пред вознесением сказал: Додеся Ми всяка власть па небеси и на земли (Мф. 28, 18). А Он Свою власть осуществляет чрез Духа Святого. Благодать же Егопреимущественно и наисильнейшим образом действу­ет в Святых Тайнах Тела и Крови Христовых. Здесь Сам Господь Христос! И пока Он с нами и в нас — есть Хранитель мира. И когда откажется от Него че­ловечество, разрушится все. Наступит расстройство, хаос. Будет конец этого мира.

Об этом особенно сильно говорит отец Иоанн Кронштадтский. Приведу здесь одно-два его дивных, восторженных излияния духа: "Я предстою Престо­лу Бога Вседержителя, Который вверил моей молитве и предстательству Царей и царства вселенной, всю вселенную,... во власти Коего Небо и земля, все сти­хии — свет, воздух, огонь, вода, и земля, и все пло­ды земные, суша и море, все животные земные и водные, и Который дал мне право ходатайствовать пред Ним о благорастворении воздуха, об избавле­нии от всяких бедствий, постигающих людей за гре­хи"... "Польза литургии... неизмерима не только для всей Церкви Православной, но и для всей вселен­ной, для всех людей всяких вер и исповеданий, ибо Жертва Бескровная и молитвы приносятся Господу о всей вселенной: из-за совершения литургии Гос­подь долготерпит всему миру и милует весь мир, да­руя ему изобилие плодов земных, успехи граждан­ственные, успехи в науках, искусствах, в земледе­лии, в домашнем хозяйстве, милуя не только чело­веков, но и скотов, служащих человеку. О, литургия чудная, литургия всемирная, литургия Божествен­ная и боготворящая!" И это все из опыта: "В совер­шении литургии я сподобляюсь бесчисленных мило­стей от Господа, и не я один, а все люди православ­ные, весь мир — по милости и беспредельной силе Бескровной Жертвы, приносимой на Святом Пре­столе. Это рычаг всего мира, коим можно подвигнуть все народы, племена и языки к Богу, ибо Агнец объемлет весь мир, Агнец, вземляй грехи мира, просвещаяй вся языки к познанию Его. Буди, буди!"

Лучшего подтверждения трудно сыскать даже во всемирной литургической литературе. А отец Иоанн знал, что писал.

И мне остается лишь порадоваться, что я нашел у него подтверждающие места!

Но в народном сознании эта вера в космическую, вселенскую силу Евхаристии существовала всегда. Я еще почти дитятею слышал такое предание: когда совершится последняя литургия, тогда наступит и конец мира.

А недавно пришлось услышать от глубоко верую­щих людей следующее сообщение: у них в доме ос­тавлены были запасные Дары Тела и Крови Христо­вых. "И вдруг мы ощутили какое-то удивительное чувство безопасности. И так продолжалось все это время. И очень жаль, что теперь от нас уходят Свя­тые Дары".

Расширим это на всю вселенную; и нам будет понятно это "чувство безопасности" всего мира...

Недаром же существует множество рассказов о действии благодати Святых Даров и на тварь, и на скотов. Приведу два-три примера.

Про одного священника в Финляндии, слышал я, рассказывали, что однажды его пригласили при­чащать больного. А на реке (или озере) поднялась буря. Лодочники отказались везти его. А он сказал им: "Не нужно бояться, потому что со мной Святые Дары". Все обошлось благополучно.

И не только на Святые Дары, но даже и на другие просфоры, оставшиеся на проскомидии, исходит освящающая благодать Святого Духа.

В житии преподобного Савватия Соловецкого со­общается такой случай. Один богомолец увидел у дороги пса, который бросался на что-то невидимое в траве, но отскакивал с испугом. Из любопытства он подошел к этому месту и увидел просфору с изъя­тыми частицами, вокруг которой появлялся огонь, когда пес хотел съесть ее. Подобный случай был в моей жизни. После ли­тургии я по забывчивости оставил в алтаре Церкви две просфоры: богородичную и девятичиновую. Но­чью мыши наполовину изгрызли последнюю; но Бо­городичная просфора не тронута была даже зубами их, хотя обе просфоры лежали совершенно бок о бок. Удивленный, я долго хранил эту чудесно сохранив­шуюся просфору.

На этом мы и заканчиваем главу о дарах, или пло­дах Святого Причащения.

СИМВОЛИЧЕСКИЙ СМЫСЛ ЛИТУРГИИ

ПЛОДЫ СВЯТОГО ПРИЧАЩЕНИЯ

ПРИМЕЧАНИЯ