Бываетъ въ году несколько дней, когда люди готовы забыть свои житейскія попеченія и, обращая свой взоръ къ евангельскимъ событіямъ, вспоминаютъ свое высшее призваніе къ жизни вечной, вспоминаютъ, что есть на небе Богъ, есть на земле между нами невидимо присутствующій Христосъ, есть правда, есть добродетель. Въ эти-то немногіе дни, каковъ и день Рождества Христова, къ намъ, о пастыри церкви, возвращаются разсеянныя по утесамъ и долинамъ міра наши овцы! На насъ оне тогда смотрятъ и ищутъ въ нашихъ словахъ, молитвахъ и делахъ Христа: „где Христосъ рождаетсяі" Откуда же намъ взять такихъ даровъ духовныхъ, чтобы воспользоваться этимъ мгновеніемъ просвета въ нашей тьме и возвышать религіозное настроеніе дня до постепеннаго проникновенія Христомъ всей жизни нашего общества и народа?

Но прежде, чемъ кто-либо успеетъ открыть уста для ответа, онъ услышитъ со всехъ сторонъ: помилуйте, о какомъ возвышеніи религіозной жизни можетъ быть речь прежде, нежелй правительство улучшитъ условія нашего-то быта, обезпечитъ насъ содержаніемъ, гарантируетъ отъ грубыхъ вторженій светскихъ властей, освободитъ отъ светской зависимости и т. д.

Что сказать на эти возраженія? Допустимъ, что они справедливы, допустимъ, что внешнія условія пастырства у насъ неблагопріятны, но все-таки зачемъ же намъ отказываться отъ техъ средствъ къ исполненію нашего долга и присяги, которыя доступны намъ во всякое время и при всякихъ условіяхъ нашего быта и государственнаго положенія?

Эти средства заключаются въ просвещеніи собственныхъ нашихъ сердецъ теми истинами откровенія, которыя, хотя въ некоторые дни года, возвышаютъ духъ всего народа надъ міромъ и его злобой.

Если мы всмотримся въ такія истины, раскрытыя шмъ событіями Рождества Христова, то найдемъ въ нихъ ясное указаніе самыхъ основныхъ и существенныхъ правилъ пастырской жизни и деятельности, такъ что день рожденія Искупителя, великій и святой для всехъ христіанъ, имеетъ нарочитое значеніе для пастырскаго сознанія, и это потому, что родившійся есть Пастыреначальникъ и Пастырь добрый, пришедшій въ міръ, чтобы спасти погибшее и просветить сидящихъ во тьме и сени смертной. „Открылось новое таинство, говоритъ св. Григорій Богословъ ¹⁸), открылось новое таинство: человеколюбивое Божіе смотреніе о падшемъ чрезъ непослушаніе. Для сего рожденіе и Дева, для сего ясли Вифлеемъ". Какія же истины пастырства можемъ мы почерпнуть въ этомъ новомъ таинстве, въ ясляхъ и Виѳлееме?

Мы видимъ здесь дивное соединеніе небесной славы и земного убожества, видимъ пещеру, но созерцаемъ и поющихъ ангеловъ; предъ собою ясли, но надъ собою путеводное небесное светило. He говоритъ ли все это о томъ, что и служитель Божій не слишкомъ долженъ сокрушаться о земномъ убожестве, общественномъ и имущественномъ? He утешаетъ ли виѳлеемская картина скромныхъ тружениковъ, сельскихъ пастырей, не знавшихъ никогда или забывшихъ навсегда и покой, и сытость, и тепло, и внешнюю независимость? Будутъ ли скорбеть проповедники Родившагося въ ясляхъ о томъ, что для нихъ нетъ доступа во дворцы и палаты? Или, иапротивъ, они предпочтутъ открытыя для слова благодати палаты человеческихъ сердецъ, куда не могутъ проникнуть сильные міра ни оружіемъ, ни деныами? Да и та среда, смиренная и убогая, въ которую мы приходимъ съ рождественскою радостію, не ближе ли она къ Виновнику торжества, чемъ всякая другая? О пастырь, не ропщи, что тебе приходится бродить съ крестомъ по лачугамъ, смотри, не напоминаютъ ли многія изъ нихъ по своему построенію той убогой пещеры, где родился въ вышнихъ Живый? Смотри на своихъ бедныхъ прихожанъ, не те же ли это виѳлеемскіе пастыри, которымъ первымъ благовестилъ ангелъ „радостъ велію, яже будетъ всемъ людемъ?" Ходи же въ ихъ пещерьт не съ огорченіемъ, но съ радостью, ищи тамъ Христа, и если обретешь Его, то не будейіь жалеть себя ради своего земного убожества, но пожалеешь техъ, которые бедны Христомъ, хотя и богаты міромъ, которымъ труднее войти въ царство небесное, нежели верблюду пройти въ игольныя уши.

Итакъ, первая истина пастырства, раскрываемая намъ въ событіи Христова Рождества, заключается въ томъ, что новая благодатная жизнъ, которую принесъ съ Собою Господь на землю, и которую насаждать въ людяхъ мы все призваны,— что она не нуждается ни въ какой земной силп и преимуществе, но напротивъ еще свободнее развивается вдали отъ нихъ: новый человекъ нашъ обновляется, по слову апостола, именно тогда, когда ветхій тлеетъ. Думается, что нетъ нужды освещать   эту  истину историческими событіями или всегдашними жизненными явленіями, ибо техъ и другихъ такъ много, что ихъ найти можетъ всякій.

Будемъ ли мы много сокрушаться о невысокомъ нашемъ положеніи въ жизни собственно государственной? Высокое ли место занимаетъ въ ней „рождейся царъ іудейскій?" Чудесное сочетаніе государственной зависимости съ предвечнымъ Божіимъ советомъ мы находимъ въ повествованіи о месте Христова рожденія. Августъ Кесарь, руководясь своими, чисто мірскими видами, издаетъ „повеленіе написатися вселенной". Что значитъ съ внешней точки зренія предъ этимъ, замечательнымъ во всемірной исторіи, событіемъ то явленіе, что маленькое семейство бедныхъ провинціальныхъ евреевъ, вследъ за многими милліонами подданныхъ Рима идетъ „записатися во свой градъ", Вифлеемъ? А между темъ, здесь разрешился главнейшій указъ и смыслъ существованія всехъ міровъ, осуществилось слово Божіе, сказанное за тысячу летъ чрезъ пророка и явился Тотъ, предъ Которымъ не только весь Римъ, но и весь міръ ничтожнее пылинки. Проповедники Христовы! На то ли намъ жаловаться, что общественное положеніе наше—не высокое, зависимое, и оправдывать этимъ свое пастырское нераденіе,—или ликовать о томъ, что чрезъ насъ действуетъ на міръ та Сила Божія, то Слово, коимъ „небеса утвердишася", которое было въ начале, которое было у Бога, въ которомъ была жизнь и светъ человекамъ, просвещающій всякаго грядущаго въ міръ? Будемъ ли мы, подобно папистамъ, домогаться государственныхъ преимуществъ и ради нихъ забывать дело Божіе, или скорее потщимся подражать апостоламъ, святителямъ и преподобнымъ, изъ коихъ большинство считалось въ самомъ низкомъ сословіи и если возвышалось, то болынею частью ненадолго? Будемъ ли, и при улучшеніи нашего мірского положенія, гордиться предъ „худородными міра сего", или нисходить братски въ условія ихъ жизни, какъ и Господь, сошедшій съ небесныхъ престоловъ и пріявшій зракъ раба, чтобы „искушаемымъ помощи?" Вотъ въ чемъ стало быть заключается второе назиданіе Родившагося для пастырей Его церкви: такое или иное общественное положеніе наше не можетъ иметь существеннаго значенгя для явленія міру божественнаго Слова. Но чему еще третьему научаютъ насъ волхвы, „звездамъ служащіи и звездою научившіеся кланятися Солнцу правды?"

Удаленные отъ истинъ откровенія правды, они ее искали въ своей волшебной мудрости. Въ наши дни и между нами тоже есть множество людей, далекихъ не только отъ желанія, но часто и отъ возможности учиться изъ откровенія. Таковы не только простонародные сектанты, но и многіе представители образованнаго общества, особенно среди учащейся молодежи.

Разве тамъ не ищутъ правды и добра, не ищутъ Христа, не зная ничего о продолжающемся Его   пребываніи  въ  церкви? Разве не надеются  Его  найти   по разнымъ   кометамъ выдуманныхъ теорій общественной и личной нравственности? Для техъ волхвовъ древнихъ, которыми руководили не страсти, a единое желаніе истины и правды, Христосъ   нашелъ   такую звезду, которая привела ихъ къ месту Его явленія въ міре: ужели мы не найдемъ такой звезды для блуждающихъ во тьме современныхъ искателей истины? Если мертвыя тела небесныя были направлены Словомъ Божіимъ  къ  вещанію Его рождества, то не возлагаетъ ли это долгъ на   служителей   Слова искать въ туманныхъ верованіяхъ и блуждающихъ языческихъ теоріяхъ нынешнихъ безбожниковъ—такихъ идей или свойствъ, которыя, въ своемъ истинномъ освещеніи и последовательномъ развитіи, привели бы къ премудрости Божіей, по крайней мере, искреннія-то души и возсіяли бы имъ светъ разума?

He все нехристіанское должны мы отрицать и презирать, но презирать въ немъ только намеренное зло и страсти, a все лучшее въ немъ изучать и возводить ко Христу, ибо не можетъ быть ничего добраго на земле, что не имело бы съ Нимъ хотя бы и несознаваемой связи; такое третье правило пастырства раскрываетъ намъ Рождество Христово.

Оно не есть последнее, но остановимся и на этихъ немногихъ, чтобы иметь возможность глубже въ нихъ вникнуть, проверить ихъ чрезъ содержаніе всей Св. Библіи, отеческихъ твореній и богослужебныхъ книгъ и затемъ подумать о томъ, что мы пастыри вовсе не такъ бедны и безсильны, не такъ съужены въ понятіяхъ и стеснены въ деятельности, какъ намъ часто представляется. Кто живетъ для міра и действуетъ средствами внешними, тотъ весь отъ нихъ и зависитъ: „всехъ бо сихъ языцы ищутъ" (Мф. VI, 32); а кто рожденъ и рождаетъ духомъ, тотъ обладаетъ инымъ сокровищемъ, и если только его сердце будетъ тамъ, где его сокровище, то онъ и не вспомнитъ о мірскихъ лишеніяхъ.