Киевский распев и его отношение к распеву знаменному.
Рассмотрим теперь все эти виды церковной мелодии более подробно. Самым близким к знаменному распеву является распев киевский. О нем написано много, но нас интересует его отношение к знаменному распеву и вообще - его богослужебная сторона, литургическая "разумность".
По единогласному свидетельству историков, распев этот возник в юго-западной части России и вошел в употребление в XVII веке по инициативе патриарха Никона [2.31, 190]. Мелодическое родство киевского распева с распевом знаменным очевидно: его легко может заметить каждый, знающий знаменный распев. Более того, можно на слух определить (хотя и трудно в точности объяснить) отличие этих мелодий от мелодий новейших; здесь мы слышим строгую церковность, и идет это не только от диатонического устройства. Некоторые исследователи называют киевский распев "малорусским" или юго-западным вариантом знаменного распева [2.35, 17; 2.12, 433;Металлов В.М. Русская семиография М., 1912, с.40].
Полная (стихирная) мелодия 1-2 гласов киевского распева состоит из пяти мелодических строк. Строки эти представляют собой сокращенные варианты знаменных кокиз. Так, первая их них почти тождественна кокизе 4-го гласа, №48 (В местных напевах Владимирской и Псковской епархий строка эта звучит почти одинаково с первой строкой малого знаменного распева), вторая соответствует 40-й ("возмер"), третья - б8-й (в сокращении), четвертая - опять 40-й и пятая - почти полностью 91-й кокизе знаменного распева. В наши дни киевский распев живет в местных вариантах - напевах. В подлинном же, чистом виде он сохранился только в потных книгах синодального издания [2.12, 436].
Второй глас киевского распева очень близок к малому знаменному. Его первая строка почти созвучна начальной кокизе второго гласа большого знаменного распева ("опочинка"), вторая соответствует кокизе №2 ("вознос"), третья имеет мелодию кокизы №41, четвертая - №24 и пятая - снова №2 ("вознос"), только с окончанием на тон "ми" (в киевской мелодии 2-го гласа введен полумрак).
Мелодии третьего и седьмого гласов киевского распева звучат одинаково с мелодиями этих гласов малого знаменного распева. То же надо сказать и о четвертом гласе. Строки здесь следуют в том же порядке, а мелодия несколько изменена. Мелодия предпоследней (пятой) строки напоминает первую половину строки 12-й знаменного распева ("пастела" 12). Гласы пятый, шестой и восьмой киевского распева мало чем отличаются от гласов малого знаменного. Крюковая мелодия малого знаменного распева шестого гласа гораздо проще синодальной. Конечной строки седьмого гласа знаменного распева у Металлова нет вовсе, но в крюковых и синодальных книгах она фиксируется по малому знаменному распеву. Она имеется также и в киевском распеве.
Мелодии прокимнов киевского распева тоже имеют сходство с знаменными, но уже не такое близкое, как стихирные. Так, мелодия первого гласа здесь соответствует не "колыбельке" (мелодия 1-го гласа знаменного распева), а 72-й, в соединении с 29-й кокизой 2-го гласа, конечно, с большими изменениями. Мелодия прокимна 2-го гласа похожа на погласицу этого гласа, соединенную с 29-й кокизой. Мелодия третьего гласа знаменного распева здесь переведена в минор. В прочих гласах киевского распева мы слышим знаменную мелодию либо в украшенном, либо в измененном виде.
Однако, несмотря на явную, заметную даже на слух близость мелодий, киевский распев - уже не знаменный. По своему характеру мелодия его - живописующая, но не "икопописующая". Возникший в юго-западной Руси, киевский распев, как и другие южнославянские распевы, впитал в себя все национальные и климатические особенности юго-запада, почему и поддается гармонизации гораздо легче, чем знаменный распев. Он мягок, как украинская речь, и ароматичен, как благоухающая природа юга. Как и вся вообще западная музыка, он ласкает слух и нежит душу своими "живописными" мелодиями, то вселяя безмерную радость, то усыпляя земным сном. Да и все юго-западные мелодии, от напевов Киево-Печерской лавры до современных композиций, па них основанных, умиляют душу, но - умилением мира сего, далеким от того духовного умиления, которое дает мелодия знаменная. Знаменная мелодия питает душу, а не ласкает ее. И если дает некоторую духовную сладость, то назидательную, вселяющую мужество, крепость или трезвенную радость. Ей чужды колыбельные песни "счастливого детства", не знающего трудов и забот. Она не укачивает душу молящегося, как мелодия песнопения Блажен муж напева Киево-Печерской лавры.
Эмоциональная привлекательность киевского распева, исполнительское мастерство певцов-украинцев и активная "просветительская" деятельность в области церковного пения "ученых киевлян" со времени патриарха Никона - все это очень способствовало возвышению киевского распева на Руси и сделало его распевом, господствующим в Русской Православной Церкви. Ограниченное, упрощенное осмогласие киевского распева привилось у нас так быстро еще и потому, что оно было удобно для клиросного певца ХVIП-ХХ веков - полуграмотного псаломщика, "совершавшего клиросное дело более по необходимости, нежели по призванию" [2.35]. Влияние Запада на Киевский распев исследователи видят в его ритмичности и в повторении слов богослужебного текста. Повторение слов - самый существенный недостаток этого распева, потому что оно дало повод композиторам позднейших времен свободно обращаться с богослужебным текстом вообще. Злоупотребление в этой области дало всем известные печальные результаты. Увлекаясь музыкальной игрой, композиторы изуродовали текст так, что от него не осталось почти ничего для назидания, "...вся ми леть суть, но не вся назидают", - говорит апостол (I Кор. 10, 23). Всякая перестановка слов, не предусмотренная Уставом, должна рассматриваться, как искажение текста, особенно в тех случаях, когда это делается только в угоду музыке.
Греческий (мелетиевский) распев.
Вторым распевом, возникшим на основе знаменного и укоренившимся у нас на Руси, является распев новогреческий (мелетиевский). Распев этот вошел у нас в употребление одновременно с киевским. Историки утверждают, что он образовался в Греции после падения Константинополя и проник к нам через юго-западные братства [2, 31, 114-115 ]. Распев этот, как и киевский, подчинен законам осмогласия, но полного изложения не имеет. Исследователи называют его самобытной отраслью среди распевов Русской Церкви [2.32, 871. "Из самого устройства гласов греческого распева видно, что название его заключает под собой предмет, имеющий право на свою самобытность. Он отличается от всех принятых в Русской Церкви родов пения - знаменного, славянского и собственно русского. Гласы греческого распева различаются между собой если не областью своей, то каким-либо из трех элементов области. Сродномузыкальность гласов греческого распева основана на сходстве их области или на сходстве господствующих и конечных звуков" - писал Д.В.Разумовский [2.31, 120]. Таким образом, распев этот как будто бы и не имеет прямого отношения к знаменному; однако, анализируя мелодии того и другого, нельзя не заметить их сходства. Так, мелодия первого гласа греческого распева (тропарь и ирмосы) состоит из трех строк. Первая строка составлена из звуков второй половины попевки "рымзы", вторая (она бывает только в ирмосах) соответствует "пригласке", а третья - первой половине "рымзы" (в практике употребляется сокращенный вариант). Мелодия второго гласа (тропарная) состоит из трех строк: первая строка напоминает мелодию "рузы" (попевка 7-го гласа), вторая - мелодию "возмера" (во втором гласе этой кокизы нет) и третья - "кулизмы скамейной" (в практике применяется сокращенный, так называемый "исаакиевский напев": он употребляется теперь в Санкт-Петербургской епархии). Для ирмосов греческий распев имеет мелодию особую. Здесь первая строка соответствует (с некоторым изменением) "опочинке", вторая - "подъезду 12", третья - "унылке" (окончание изменено), четвертая - "размету" (кокиза 7-го гласа). В ирмосах третьей песни (например, на словах "неплодящая церковь") и четвертой (на слова "спасл еси") есть еще одна строка: она очень похожа на "удоль" - кокизу 4-го гласа. По характеру греческая мелодия близка, скорее, 3-му гласу: в ней увеличено количество светлых строк; но она очень напоминает и первоисточник.
Мелодия третьего гласа существует в двух видах: полная (ее гармонизовал А.Львов) и сокращенная. Мелодия канонов и тропарей в греческом распеве по третьему гласу - одна и та же. Характер ее - мрачный. Состоит мелодия из строк, очень похожих на знаменные кокизы ("опочинка", "подъем", "возмер", "мережа"), но с большими изменениями.
Тропарная мелодия четвертого гласа греческого распева состоит из двух строк: первая напоминает тридцать первую, а вторая - сорок первую кокизу знаменного четвертого гласа. Обычная (практическая) мелодия этого гласа в синодальных певчих книгах значится под названием сокращенного греческого распева. Но книжная мелодия отличается сухостью: последние звуки ее первой строки в практическом употреблении звучат на полтона выше ("до-диез"). Строки мелодии ирмосов в греческом распеве соответствуют строкам 41, 2 и 25 знаменного распева четвертого гласа, с незначительными изменениями.
Тропарная мелодия пятого гласа в греческом распеве - унылая, близкая к знаменной. В практике не применяется. Тождество мелодии ирмосов этого распева в пятом гласе с мелодией того же гласа знаменного распева можно заметить даже на слух.
Книжная мелодия шестого гласа (тропарная) в практике не употребляется: некоторые ее строки напоминают мелодии первого и второго гласов того же распева.
Тропарная мелодия седьмого гласа состоит из двух строк: первая из них имеет сходство с 1-й, а вторая - с 31-й строками того же гласа знаменного распева.
Тропарная мелодия восьмого гласа, надписанная в синодальных певчих книгах "греческой", сходна с мелодией ирмосов второго гласа греческого распева. Мелодия, употребляемая в практике, значится в певчих книгах синодального издания под названием "сокращенного киевского распева", но она очень далека от мелодий этого распева: в ее основе ясно слышится знаменная кокиза 37 ("качалка"), но не киевские строки. В употребляемой ныне мелодии ирмосов восьмого гласа чередуются две строки, напоминающие 37 и 40 кокизы знаменного распева этого же гласа.
Следует отметить, что в певчих книгах синодального издания (квадратной нотации) существует немало недоразумений относительно распевов: иногда одна и та же мелодия в разных местах надписывается то одним, то другим распевом. Так, например, "Воскресение христово" и "Господи воззвах" шестого гласа, несмотря на разные надписания (первое надписано греческим, второе - киевским) имеют совершенно одинаковую мелодию [1.18, 151]. Констатируя этот факт, Д.В.Разумовский ставит вопрос: "Что должно подозревать здесь: то ли то, что греческий распев, явившийся в Россию, служил основанием для киевского, то ли неточность надписаний, положенных в печатных нотных книгах над песнопениями?" [2.31, 120]. А.А.Игнатьев предположил, что распев этот был написан "с голоса", а не с книг [2.12, 443]. Этим только и можно объяснить все возникшие недоразумения подобного рода.
Исследователи характеризуют греческий распев, как распев торжественный, отражающий радостное религиозное чувство [2.35]. Однако этого нельзя сказать о всех его гласах. В большинстве своих гласов греческий распев взял из знаменного самые светлые строки, самые живые; но серьезным его недостатком является превращение третьего гласа в мрачную мелодию, тогда как текст песнопений этого гласа и знаменная мелодия, его отражающая, говорят совершенно обратное.
Болгарский распев. Обычный распев.
В практике нашей отечественной Церкви существует еще так называемый болгарский распев. О нем написано много, но нас он интересует лишь постольку, поскольку он связан с распевом знаменным. Разумовский называет его самым бедным из всех древних распевов [2.32, 87]. Этот распев проник к нам через Афон и юго-западную Русь [2.12, 446}. В настоящее время у нас не много сохранилось песнопений этого распева: "достойно есть" (8-й глас), "Дева днесь" и "Плотию уснув" (3-й глас), "Ныне силы небесныя" (1-й глас), "Благообразный Иосиф" (2-й глас) и "Тебе одеющагося" (5-й глас).
Кроме вышеупомянутых распевов, наша отечественная Церковь имеет и так называемый обычный распев. Распев этот нельзя отнести ни к древним распевам, ни к их местным вариантам (напевам). Таких мелодии у нас очень много. До недавнего времени они существовали в устном предании [2.12, 458]. Разумовский пишет по этому поводу: "Почти в половине настоящего (т.е. XIX века) оказалось, что эти распевы не были положены на ноты. В 1846 году было решено:
Мелодии эти представляют собой ни что иное, как местную переработку (но не оттенки) древних наших распевов. Митрополит Арсений Новгородский в речи на певческом съезде своей епархии дал им такую оценку: "Существующий обычный напев представляет собой искажение мелодий, заключающихся в синодальных нотных книгах, или же традиционное измышление певцов, передававшееся по слуху от одного певца к другому. Притом же и в этих нотных книгах в изданиях разных годов одни и те же напевы изложены иногда различно" [2.35, 17]. А.А.Игнатьев относится к обычным распевам более снисходительно и дает о них положительный отзыв. "Обычный распев, - пишет он, - получил свое наименование от обычая - исполнять тем или иным способом в данной местности богослужебное пение. Начало обычных распевов восходит к XVII веку, когда прежние распевы окончательно сформировались и были заключены в стереотипную форму на нотном стане. Пение, как искусство живое, подлежит постепенному и непрерывному развитию. Оно вступило в новый фазис своего развития. Фазис этот состоял в том, что оно выразилось в новых вариантах прежних распевов, родственных им как по мелодическому и ритмическому характеру, так и по внешней конструкции в певческих строках. Эти-то новые варианты распевов, представляющие собой нередко только сокращение последних, и получили у нас наименование обычных распевов... Обычный распев так же разнообразен и изменчив в разных местах нашей обширной Руси, как неустойчив по разным этнографическим ее уголкам самый тип русского человека. Распев Московской губернии уже не тот, что в губернии Киевской... Обычные распевы коренятся, как стебли в своем корне, в тех же вышеупомянутых древних церковных осмогласных распевах. Однако из всей массы этих обычных местных распевов можно оттенить два главных течения в образовании последних: южное - киевское и северное - московское, или южнорусское и великорусское" [2.12, 458]. Таким образом, автор здесь смешивает два понятия - "распев" и "напев". С таким определением никак нельзя согласиться: распев есть переработка, а напев - незначительное изменение местного характера. В наши дни никто не назовет язык украинский или белорусский местными говорами, равно как и говоры, например, костромской и владимирский - языками; таким же образом следует отличать и распев от напева.
Мелодии обычных распевов часто очень приближаются к мелодии знаменной и к мелодиям других древних распевов: в них иногда можно уловить целые строки знаменного распева. Так, в ирмосах Богородичного канона ("Отверзу уста моя") обычного распева ясно звучат кокизы большого знаменного распева. Покровский даже не считает обычный распев распевом вообще: он называет его смесью разных распевов с разными местными вариантами [2.28, 7]. В силу этого мы не можем отрицать ни церковности обычного распева, ни его частичной уставности.
Все наши церковные распевы имеют местные варианты (напевы). Таких напевов у нас существует столько же, сколько существует на Руси епархий, монастырей и приходов. Знаменный распев имеет очень много местных напевов даже в старообрядчестве, и сами старообрядцы считают это вполне закономерным явлением [2.11-2, 1909, 236].
Напев, как мы уже говорили, отличается от распева тем, что мелодия распева-оригинала (книжная мелодия) в нем изменена частично, иногда даже едва заметно; в обычном же распеве она переработана полностью, иногда - до неузнаваемости.
Знаменный распев имеет несколько местных напевов и в нашей отечественной Церкви: например, валаамский, соловецкий, которые, хотя и незначительно, но отличаются от оригинала - стереотипного книжного распева. Надо заметить, соловецкий напев местами очень близок к крюковой мелодии (см. Пример 4).
Общепринятый киевский распев (книжный) также имеет несколько местных вариантов. Из них ближе всех к знаменному распеву стоит напев владимирский (см. Пример 5).| Общемузыкальная нотация, ее пригодность для богослужебного употребления. | Распевы и их отношение к распеву знаменному. | Народно-религиозные мелодии богослужебных песнопений и антицерковная сущность этих мелодий. |