А теперь мы должны рассмотреть, как относится хрис­тианская нравственность к половым отношениям и что христиане называют добродетелью целомудрия. Христианское целомудрие не надо путать с обще­ственными правилами скромности, приличия или благопристойности. Правила приличия устанавлива­ют, до какого предела допустимо обнажать челове­ческое тело, каких тем можно касаться в разговоре, какие выражения соответствуют обычаям данного круга. Нормы целомудрия - одни и те же для всех христиан во все времена; правила приличия меня­ются. Девушка с тихоокеанских островов, едва-едва прикрытая одеждой, и викторианская леди в длин­ном платье, закрытом до самого подбородка, могут быть в равной степени приличными, скромными или благопристойными но стандартам общества, в кото­ром они живут; и обе, независимо от одежды, кото­рую носят, могут быть одинаково целомудренными (или распутными). Слова и выражения, которыми целомудренные женщины пользовались во времена Шекспира, можно было услышать в девятнадцатом веке только от женщины, потерявшей себя. Когда люди нарушают правила пристойности, принятые в их обществе, чтобы разжечь страсть в себе или в дру­гих, они совершают преступление против нравствен­ности. Если они нарушают эти правила по небрежно­сти или невежеству, то повинны лишь в плохих мане­рах. Если, как часто случается, они нарушают эти правила намеренно, чтобы шокировать или смутить других, это не всегда говорит об их распутстве, ско­рее - об их озлобленности.  Только недобрый человек испытает удовольствие, ставя дру­гих в неловкое положение. Я не думаю, чтобы чрезмерно высокие строгости и нормы приличия служили доказательством целомуд­рия и помогали ему; и потому нынешнее упрощение и облегчение этих норм хвалю, а не ругаю.

Однако тут есть и неудобство: у людей различного возраста и разного типа - различны стандарты приличия. Получается неразбериха. Я думаю, старым людям или людям старомодным надо очень осторожно судить о молодых. Они не должны считать, что молодые или «эмансипированные» испорчены, если (по старым стандартам) они ведут себя неприлично. И наоборот, молодым не следует называть старших ханжами или пуританами, если те не могут принять новые стандарты. Если бы мы захотели видеть в других все хорошее, что в них есть, и делать все возможное, чтобы эти «другие» чувствовали себя как можно легче и удобнее, реши­лось бы множество проблем.

Целомудрие - одна из самых непопулярных христианских доб­родетелей. Тут нет исключений; христианское правило гласит: «Либо женись и храни абсолютную верность супруге (супругу), либо соблюдай полное воздержание». Это настолько трудно и на­столько противоречит нашим инстинктам, что напрашивается вывод: либо не право христианство, либо с нашими половыми ин­стинктами в их теперешнем виде что-то не в порядке. Либо то, либо другое. Конечно, будучи христианином, я считаю, что нелад­но с нашими половыми инстинктами.

Но у меня есть и другие основания. Биологическая цель половых отношений - это дети, как биологическая цель питания - восстановление организма. Если мы будем есть, когда нам хочет­ся и сколько хочется, то, скорее всего, мы съели бы слишком мно­го, но все-таки не катастрофически много. Один человек может есть за двоих, но не за десятерых. Аппетит переходит границу биологической цели - но не чрезмерно. А вот если молодой чело­век даст волю половому аппетиту и если от каждого акта родится ребенок, то за десять лет этот молодой человек сможет заселить своими потомками небольшой город. Этот аппетит несоразмерно выходит за границу своих биологических функций. Рассмотрим это с другой стороны. На представление стриптиза вы можете лег­ко собрать огромную толпу. Всегда найдутся желающие посмот­реть, как раздевается женщина. Предположим, мы приехали в какую-то страну, где театр можно заполнить зрителями, собрав­шимися ради довольно странного зрелища: на сцене стоит блюдо, прикрытое салфеткой, затем ее медленно поднимают, постепен­но открывая взгляду то, что на блюде; и перед тем как погаснут театральные огни, каждый зритель увидит, что там лежит бара­нья отбивная или кусок ветчины. Не придет ли вам в голову, что у жителей этой страны что-то неладное с аппетитом? Ну а если кто-то выросший в другом мире увидел бы стриптиз, не подумал бы он, что с нашим половым инстинктом что-то не в порядке?

Споря со мной, один человек заметил, что если бы он обнару­жил такую страну, он решил бы, что народ в этой стране голодает. Он хотел сказать, что увлечение стриптизом похоже не на поло­вое извращение, а скорее на половой голод. Согласен, если в ка­кой-то стране люди проявляют живой интерес к раздеванию от­бивной, то одно из объяснений - голод. Однако сделаем следую­щий шаг, проверим нашу гипотезу, выяснив, много или мало ест житель этой страны. Если наблюдения покажут, что едят здесь немало, нам придется отказаться от первой гипотезы и поискать другое объяснение. Так и с зависимостью между половым голодом и интересом к стриптизу: надо выяснить, превосходит ли половое воздержание нашего века половое воздержание других столетий, когда стриптиза не было. Нет, не превосходит. Противозачаточ­ные средства резко снизили риск, связанный с половыми излише­ствами и с ответственностью за них и в браке, и вне брака; обще­ственное мнение стало гораздо снисходительнее к незаконным связям и даже к извращениям по сравнению со всеми остальными веками после языческих времен. К тому же гипотеза о «половом голоде» - не единственное объяснение. Каждый знает, что поло­вой аппетит, как и всякий другой, стимулируют излишествами. Вполне возможно, что голодающий много думает о еде. Много ду­мает и обжора.

И еще одно, третье соображение. Немногие хотят есть то, что не пригодно для еды, или делать с пищей что-то другое. Иными словами, извращенный аппетит крайне редок. А вот извращений сексуальных - очень много, они просто пугают и с трудом подда­ются лечению. Мне не хотелось бы вдаваться во все это, но при­дется. Приходится потому, что последние двадцать лет нас день за днем кормили отборной ложью о сексе. Нам повторяли до тош­ноты, что половое желание так же правомерно, как и любое дру­гое; нас убеждали, что откажись мы от глупой викторианской идеи это желание подавлять, все в нашем человеческом саду станет хо­рошо. Это - неправда. Как только вы, отвернувшись от пропа­ганды, переведете взгляд на факты, вы увидите, что это ложь.

Вам говорят, что половые отношения пришли в беспорядок из-за того, что их подавляли. Но последние двадцать лет их не подав­ляют, о них судачат повсюду круглые сутки, а они не пришли в норму. Если вся беда в том, что их подавляли и замалчивали, с наступлением свободы проблема должна бы разрешиться. Однако этого нет. Я считаю, что все было как раз наоборот: когда-то, в самом начале, люди стали замалчивать этот вопрос именно из-за того, что он выходил из-под контроля, вызывал дикую неразбериху.

Современные люди говорят: «В половых отношениях нет ниче­го постыдного». Подразумевать они могут две вещи. Они могут иметь в виду, что нет ничего постыдного в том, что люди воспроиз­водят себя определенным способом, и в том, что способ этот сопря­жен с удовольствием. Если так, то они правы. Христианство с этим согласно. Беда не в самом способе и не в удовольствии. В старину христианские наставники говорили: «Если бы человек не пал, то получал бы гораздо больше удовольствия от половых отношений, чем получает теперь». Да, туповатые христиане внушили нам, что с точки зрения христианства тело, половые отношения, физические удовольствия - дурны сами по себе. Эти люди совершенно не правы, Христианство - едва ли не единственная из всех религий, которая хорошо относится к телу, считает, что материя - это благо; что Сам Бог однажды облекся в человеческое тело; что нам будет дано какое-то новое тело даже на небесах и тело это станет существенной частью нашей радости, красоты и силы. Христианство возвеличи­ло брак больше, чем любая другая религия, и почти все великие поэмы о любви написаны христианами. Если кто-нибудь говорит, что половые отношения - зло, христианство тут же возражает. Но когда люди говорят: «В половых отношениях нет ничего по­стыдного», они могут подразумевать, что нет ничего предосуди­тельного в том, каковы эти отношения сегодня.

Если они это имеют в виду, то, я думаю, они не правы. Сегод­няшнее положение - весьма и весьма постыдное. Нет ничего по­стыдного в наслаждении едой; но было бы очень позорно для чело­вечества, если бы половина земного шара сделала пищу главным интересом своей жизни и проводила время, глядя на ее изображе­ния, облизываясь и пуская слюну. Я не хочу сказать, что мы с вами ответственны за все это. Мы страдаем от искаженной на­следственности, которую передали нам предки. Кроме того, мы выросли под гром проповедей, призывающих к невоздержанию. Есть люди, которые ради прибыли хотят, чтобы наши половые инстинкты были постоянно возбуждены, потому что человек, одержимый навязчивой идеей или страстью, едва ли способен удер­жаться от расходов на ее удовлетворение. Бог знает о нашем по­ложении и, когда Он будет нас судить, учтет все, что нам приходи­лось преодолевать. Важно только, чтобы мы искренне и настой­чиво хотели это преодолеть.

Мы не можем исцелиться прежде, чем захотим. Те, кто дей­ствительно ищет помощи, получают ее. Но многим современным людям даже пожелать этого трудно. Легко думать, будто мы хо­тим чего-то, когда па самом деле мы этого не хотим. Давно еще один известный христианин сказал, что когда он был молодым, то постоянно молился, чтобы Бог наделил его целомудрием. И лишь много лет спустя он понял, что пока его губы шептали: «О Госпо­ди, сделай меня целомудренным», сердце добавляло: «Только, по­жалуйста, не сейчас». То же самое может случиться и с молитвами о других добродетелях.

Нам особенно трудно желать целомудрия по трем причинам; я уже не говорю о том, чтобы достичь его.

Во-первых, наша искаженная природа, бесы, искушающие нас, и вся пропаганда похоти, объединившись, внушают нам, что же­лания, которым мы противимся, так естественны, разумны, по­лезны, что сопротивление им - своего рода ненормальность, по­чти извращение. Афиша за афишей, фильм за фильмом, роман за романом связывают склонность к половым излишествам с физи­ческим здоровьем, естественностью, молодостью, открытым и ве­селым нравом.

Параллель эта лжива. Как всякая сильно действующая ложь, она замешана на правде, о которой мы говорили выше: половое влечение само но себе (без излишеств и извращений) - нормаль­ный и здоровый инстинкт. Ложь - в предположении, что любой половой акт, которого вы желаете вот сейчас, здоров и нормален. Даже если оставить христианство в стороне, с точки зрения эле­ментарной логики это лишено смысла. Ведь уступка всем желани­ям ведет к импотенции, болезням, ревности, лжи и всему тому, что никак не согласуется со здоровьем, веселым нравом и откры­тостью. Чтобы достичь счастья даже в этом мире, необходимо как можно более воздерживаться. Поэтому нет оснований считать, что любое сильное желание естественно и разумно. Каждому здраво­мыслящему и цивилизованному человеку должны быть присущи какие-то принципы, руководствуясь которыми он одни свои же­лания осуществляет, другие отвергает. Один человек руководству­ется христианскими принципами, другой - гигиеническими, тре­тий - социальными. Настоящий конфликт происходит не между христианством и «природой», а между христианскими принципа­ми и принципами контроля над «природой». Ведь «природу» (то есть желания естественные) так или иначе приходится контроли­ровать, если мы не хотим разрушить свою жизнь. Да, христианс­кие принципы строже других. Но христианство само помогает верующему соблюдать их, тогда как соблюдая другие принципы, вы никакой внешней помощи не получите.

Во-вторых, многих отпугивает самая мысль о том, чтобы при­нять всерьез христианское целомудрие, ибо они считают (прежде чем попробовали), что это невозможно. Но, испытывая что бы то ни было, нельзя думать о том, возможно ли это. Над экзаменаци­онной задачей человек не раздумывает, а старается сделать все, на что способен. Даже самый несовершенный ответ как-то оце­нят; если же вообще не ответить на вопрос, то и оценки не будет. Не только на экзаменах, но и на войне, на катке, в горах, когда мы учимся плавать или ездить на велосипеде, даже когда застегиваем тугой воротник замерзшими пальцами, мы часто совершаем то, что казалось невозможным, прежде чем мы пробовали. Порази­тельно, на что мы способны, когда заставляет необходимость.

Мы можем быть уверены в том, что совершенного целомуд­рия, как и совершенного милосердия, не достигнуть одними чело­веческими усилиями. Придется попросить Божьей помощи. Даже после того, как вы ее попросили, вам долго может казаться, что вы этой помощи не получаете или получаете мало. Не падайте духом; всякий раз, когда оступитесь, просите прощения, собирайтесь и делайте новую попытку. Очень часто Бог поначалу дает не самую добродетель, а силы на все новые и новые попытки. Какой бы важ­ной добродетелью ни было целомудрие (как храбрость, или прав­дивость, или любое другое достоинство), самый процесс развива­ет в нас такие душевные навыки, которые еще важнее. Этот про­цесс освобождает нас от иллюзий и учит во всем полагаться на Бога. Мы учимся тому, что не можем положиться на самих себя даже в наши лучшие моменты; тому, что при самых ужасных неудачах не надо отчаиваться, ибо они прощены. Единственной роковой ошиб­кой было бы успокоиться на том, какие мы есть, и не стремиться к совершенству.

В-третьих, люди часто превратно понимают то, что в психоло­гии называется «подавлением». Психология учит, что «подавляе­мые половые инстинкты» - серьезная опасность. Но слово «по­давляемый» - технический термин. Оно не значит «пренебрегаемый» или «отвергаемый». Подавленное желание или мысль отбрасываются в подсознание (обычно - очень рано) и могут воз­никнуть в сознании только до неузнаваемости видоизмененными. Подавленные половые инстинкты могут появляться в том, что не имеет никакого отношения к полу. Когда подросток или взрослый сопротивляется какому-то осознанному желанию, он ни в коей мере его не «подавляв!». Напротив - те, кто серьезно пытается хранить целомудрие, лучше осознают половую сторону своей при­роды и знают о ней гораздо больше, чем другие. Они знают свои желания, как Веллингтон знал Наполеона или как Шерлок Холмс знал Мориарти; они разбираются в них, как крысолов в крысах, слесарь - в протекающих трубах. Добродетель - пусть даже не достигнутая, желаемая - приносит свет; излишества лишь зату­манивают сознание.

Мне пришлось так долго говорить о сексе, но я хочу, чтобы вы ясно поняли: центр христианской морали - не здесь. Если кто-нибудь полагает, что недостаток целомудрия христиане считают наивысшим злом, то он заблуждается. Грехи плоти - очень сквер­ная штука, но они наименее серьезны из всех грехов. Самые ужас­ные, вредоносные удовольствия чисто духовны: это удовольствие склонять других к злу; навязывать другим свою волю, клеветать, ненавидеть, стремиться к власти. Во мне живут два начала, со­перничающие с тем «внутренним человеком», которым я хотел бы стать, - животное начало и бесовское. Второе - гораздо хуже. Вот почему холодный, самодовольный педант, регулярно посеща­ющий церковь, бывает намного ближе к аду, чем проститутка. Но, конечно, лучше всего не быть ни тем, ни другой.

4. Мораль и психоанализ

5. Нравственность в области пола

6. Христианский брак