Рассказывают об одном ученике, которого спросили, как он представляет себе Бога. Тот ответил, что, на­сколько он понимает, Бог - это «такая личность, которая постоянно следит, не живет ли кто в свое удо­вольствие, а когда Он это заметит, то вмешивается, чтобы это прекратить». Боюсь, что именно в таком духе понимают многие люди слово «мораль»: то, что мешает нам получать удовольствие. На самом же деле моральные нормы - это инструкции, обеспечиваю­щие правильную работу человеческой машины.

Каждое из правил морали нацелено на то, чтобы предотвратить поломку, или перенапряжение, или трение. Вот почему на первый взгляд кажется, будто они постоянно вмешиваются в нашу жизнь и препятствуют проявлению наших природных наклонностей.

Когда вы учитесь, как работать на какой-нибудь машине, ин­структор то и дело поправляет вас: «Нет, не так, этого не делай­те», потому что у вас постоянно возникает искушение попробо­вать или сделать то, что вам представляется осмысленным и удач­ным, а машина - сломается.

Некоторые предпочитают говорить о нравственных  "идеалах", а не о правилах морали, и о «нравственном идеализме» - вместо под­чинения этим правилам. Конечно, моральное совершенство - это «идеал» в том смысле, что мы не можем его достичь. В этом смысле все, что совершенно, для нас, людей, - идеал; мы не можем стать совершенными водителями или совершенными теннисистами, мы не можем провести совершенно прямую линию. Но с другой точки зре­ния, называя моральное совершенство «идеалом», мы вводим людей в заблуждение. Когда человек говорит, что какая-то женщина, или дом, или корабль, или сад - его идеал, он не имеет в виду (если он не совсем дурак), что у всех остальных идеал должен быть тот же са­мый. Здесь у нас есть право на разные вкусы, а значит - на разные идеалы. Но опасно называть идеалистом человека, изо всех сил ста­рающегося соблюдать нравственный закон. Это может навести на мысль, что стремление к нравственному совершенству - дело его вкуса, а мы, остальные, не обязаны этот вкус разделять. Такая мысль была бы поистине катастрофической.

Совершенное поведение, может быть, так же недосягаемо, как совершенное переключение скоростей; но это - необходимый иде­ал, предписанный всем людям самой природой их машины, точно так же, как совершенное переключение скоростей - идеал для всех водителей, предписанный самой природой автомобиля. Еще опасней считать самого себя человеком высоких идеалов, оттого что вы стараетесь никогда не лгать (а не лгать лишь изредка), или никогда не прелюбодействовать (а не делать это пореже), или никогда не впадать в раздражение (а не просто быть умеренно раздражительным). Вы рисковали бы стать педантом и резоне­ром, полагающим, что он - человек особенный, заслуживающий похвалы за свой идеализм.

На деле у вас столько же оснований ожидать похвалы за то, что при сложении чисел вы стараетесь получить правильный ответ. Конечно, совершенное вычисление - это идеал; безусловно, вы делаете иногда ошибки. Однако нет особой заслуги, если вы ста­раетесь считать внимательно. Очень уж глупо не стараться, ведь любая ошибка принесет вам неприятности. Точно так же каждый нравственный проступок чреват неприятностями, возможно - для других, непременно - для вас. Когда мы говорим о правилах и подчинении вместо «идеалов» и «идеализма», мы напоминаем себе именно об этом.

Теперь сделаем еще один шаг. Человеческая машина может вы­ходить из строя по-разному, иногда люди удаляются друг от друга или, наоборот, сталкиваются и причиняют друг другу вред обманом или грубостью. Иногда - что-то ломается у человека внутри, то есть части его, атрибуты (например, способности или желания) про­тиворечат одно другому или приходят в столкновение.

Вам проще будет это понять, если вы представите нас в виде кораблей, плывущих в определенном порядке. Плавание будет ус­пешным только в том случае, если, во-первых, корабли не сталки­ваются и не преграждают пути друг другу и, во-вторых, если каж­дый корабль годен к плаванию и двигатель у всех в полном поряд­ке. Необходимы оба эти условия. Если корабли будут постоянно сталкиваться, они скоро выйдут из строя. С другой стороны, если штурвал не в порядке, они не смогут избежать столкновений. Или представьте себе человечество в виде оркестра, исполняющего ка­кую-то мелодию. Чтобы игра получалась слаженной, необходимы два условия: каждый инструмент должен быть настроен и каж­дый должен вступать в положенный момент, чтобы не нарушать гармонии.

Но мы с вами не учли одного. Мы не спросили, куда собирается наш флот, какую мелодию хочет сыграть наш оркестр. Инстру­менты могут быть хорошо настроенными, и каждый из них может вступать в нужный момент, но выступление не будет успешным, если музыкантам заказали танцевальную музыку, а они исполня­ют похоронный марш. Как бы хорошо ни проходило плавание, оно обернется неудачей, если корабли приплывут в Калькутту, а порт назначения - Нью-Йорк.

Соблюдение нравственных норм связано, таким образом, с тремя вещами: с честной игрой, хорошими гармоническими отно­шениями между людьми, с тем, что можно было бы назвать поряд­ком внутри самого человека; и наконец, с общей целью человечес­кой жизни, с тем, для чего человек создан, по какому курсу дол­жен следовать флот, какую мелодию избирает дирижер.

Вы, может быть, заметили, что наши современники почти все­гда помнят о первом условии и забывают о втором и третьем. Ког­да пишут в газетах, что мы боремся за великодушие и честность между нациями, классами и просто людьми, это и значит, что ду­мают только о первом условии. Когда о том, что он хочет сделать, человек говорит: «Здесь нет ничего плохого, это никому не вре­дит», - он думает о нем же. Он считает, что состояние его кораб­ля не важно, если только оно не грозит столкновением с соседним. Вполне естественно, что, когда мы начинаем думать о морали, пер­выми нам приходят в голову отношения между людьми. Почему? Да потому, что, во-первых, последствия безнравственности в об­ществе очевидны и давят на нас все время; это - война и нищета, взятки и ложь, плохая работа. Кроме того, но первому пункту у нас почти не бывает разногласий. Почти все люди во все времена соглашались (в теории) с тем, что надо быть честными, добрыми, помогать друг другу. Естественно с этого начинать, но нельзя ста­вить на этом точку, в таком случае вообще нет смысла размыш­лять о морали. До тех пор пока мы не перейдем ко второму усло­вию, мы будем лишь обманывать самих себя.

Разумно ли ожидать от капитанов, что они станут так повора­чивать штурвал, чтобы корабли не сталкивались, если сами ко­рабли - старые, разбитые посудины, а штурвалы вообще не пово­рачиваются? Какой смысл записывать на бумаге правила поведе­ния в обществе, если мы знаем, что жадность, трусость, дурной характер и самомнение помешают нам их выполнить? Я ни на секунду не предлагаю вам отказаться от мысли, и мысли серьез­ной, об улучшении нашей общественной и экономической систе­мы. Я только хочу сказать, что все эти размышления останутся солнечным зайчиком, пока мы не поймем: только мужество и бес­корыстие каждого человека заставит какую бы то ни было обще­ственную систему работать как надо. Не так уж трудно избавить граждан от тех или иных нарушений уголовного кодекса, скажем, взяточничества и хулиганства; но пока остаются взяточники и хулиганы, сохраняется угроза, что они протопчут новые дорож­ки, чтобы продолжить старую игру. Вы не можете сделать челове­ка хорошим с помощью закона, а без хороших людей не может быть хорошего общества. Вот почему не избежать второго усло­вия - нравственного преобразования в самом человеке.

Здесь, я думаю, мы остановиться не сможем. Мы подходим сейчас к той точке, откуда расходятся разные линии поведения, в зависимости от представлений о Вселенной. Возникает соблазн тут и остановиться, а дальше - но мере сил придерживаться тех нравственных норм, с которыми соглашаются все разумные люди. Но можем ли мы это сделать? Не забывайте, что религия включа­ет в себя такие утверждения, которые либо соответствуют исти­не, либо нет. Если они истинны, из этого следуют одни представ­ления о том, правильным ли курсом плывет наша флотилия, если ложны - то совершенно другие. Вернемся, например, к тому че­ловеку, который говорит, что поступок, не причиняющий друго­му вреда, нельзя считать плохим. Он прекрасно понимает, что не должен причинять повреждений ни одному кораблю. Но искрен­не верит: что бы он ни делал со своим кораблем, это касается его одного. Вопрос в том, действительно ли этот корабль - его соб­ственность? Разве не важно, господин ли я моему разуму и телу или только квартирант, ответственный перед настоящим хозяи­ном? Если меня создал кто-то другой для своих целей, я отвечаю перед ним, а этого бы не было, если бы я принадлежал только себе.

Кроме того, христианство говорит, что каждый человек будет жить вечно, и это - либо истина, либо заблуждение. Значит, если мне суждено прожить каких-нибудь семьдесят лет, то о многих вещах мне не надо беспокоиться, но о них стоит беспоко­иться, и очень серьезно, если мне предстоит жить вечно. Воз­можно, мой дурной характер становится все хуже или присущая мне зависть - все больше, но это происходит так постепенно, что изменения к худшему, накопившиеся за семьдесят лет, прак­тически незаметны. Однако за миллион лет мои недостатки могли бы развиться во что-то ужасное. Если христианство не ошибает­ся, «ад» - абсолютно верный термин, передающий то состояние, в какое приведут меня за миллионы лет зависть и дурной характер.

И еще: проблема нашей смертности или бессмертия обуслов­ливает, в конечном счете, правоту тоталитаризма или демокра­тии. Если человек живет только семьдесят лет, тогда государ­ство, или нация, или цивилизация, которые могут просущество­вать тысячу, безусловно, представляют большую ценность. А если право христианство, то человек не только важнее, он несрав­ненно важнее, потому что он вечен, и жизнь государства или ци­вилизации - лишь миг по сравнению с его жизнью.

Вот и выходит, что если мы намерены задуматься о морали, нам придется думать обо всех трех разделах: об отношении чело­века к человеку, о внутреннем его состоянии и об отношениях между ним и той Силой, которая сотворила его. Мы все легко при­дем к согласию относительно первого пункта. Разногласия начи­наются со второго и становятся очень серьезными, когда мы дохо­дим до третьего. Именно здесь проявляются основные различия между христианской и нехристианской моралью. В остальной ча­сти книги я собираюсь исходить из предпосылок христианской морали и из того, что христианство - право. На этих основаниях я и попытаюсь представить всю картину.

5. Практическое заключение

Kнигa третья ХРИСТИАНСКОЕ ПОВЕДЕНИЕ  1. Три части морали

2. Главные добродетели