Не менее важен вопрос и об истинности тех религиоз­ных переживаний, явлений и откровений, которые могут быть у верующего человека. Этот вопрос касается понима­ния существа духовной жизни и условий познания «того» мира, что всегда сопряжено с огромным риском: кто не дверью в него входит, подвергается участи вора и разбой­ника (Ин. 10, 1)! Любопытство, мечтательность, несерьез­ность в этой области, попытки любыми средствами про­никнуть в духовный мир равносильны самоубийству. Хорошо известно, например, что активно занимающиеся  пиритизмом, как правило, кончают жизнь или самоубий­ством, или полным расстройством психики. К этому при­водят человека и все прочие виды оккультизма.

Незаконное проникновение в мир духовный в высшей степени опасно. Тем более, что оно непременно порождает лжеоткровения, которые увлекают людей неопытных, не­знакомых с основами духовной жизни и губят их духовно и телесно. Из ярких последних примеров подобных «от­кровений» можно указать на прорицания, исходящие из т. н. «Богородичного центра» или белых братьев, фантасти­ческий произвол которых в интерпретации христианства достаточно красноречиво свидетельствует о природе и до­стоинстве этих «откровений»¹⁵.

Что по православному учению является необходимым для «различения духов»? Основательный и точный ответ на этот вопрос дан святителем Игнатием (Брянчаниновым) в его статье «Слово о чувственном и о духовном видении ду­хов»¹⁶. Отметим наиболее существенные в ней мысли.

Законным путем вхождения в духовный мир и получе­ния истинного знания (откровения) о нем является пра­вильная духовная жизнь, предполагающая знание основ православной веры и принципов духовной жизни. Глав­нейшим условием и признаком правильного духовного ус­троения человека является осознание им ненормальности, гибельности настоящего своего духовного состояния и бессилия без помощи Божией стать новым человеком по образу Христа. Из этого рождается сокрушение сердца, ис­креннее покаяние и важнейшее в духовной жизни — сми­рение. Святитель Игнатий пишет: «Первое духовное видение есть видение своих согрешений, доселе прикрывав­шихся забвением и неведением»¹⁷; «Зрение недостатков на­ших — вот безопасное видение! Зрение падения и искуп­ления нашего — вот нужнейшее видение»¹⁸; «Все святые признавали себя недостойными Бога: этим являли они свое достоинство, состоящее в смирении»¹⁹.

В Евангелии все это именуется нищетой духовной (Мф. 5, 3). Духовная нищета является тем безусловно необходимым состоянием души, при котором лишь возможно получение человеком истинного откровения, истинного указания пути в Царство Божие. Это откровение Господь дает человеку только в целях его спасения, но не для удовлетворения любопытства праздного ума и пустого сердца, жаждущих знать, «что там».

Но «только совершеннейшим христианам, — пишет святитель Игнатий, — преимущественно из иноков, сподо­бившимся прозреть душевными очами, был открыт мир ду­хов: но таких христиан и в самые цветущие времена иноче­ства было очень мало, по свидетельству преподобного Макария Великого. Свойство всех видений, посылаемых Богом, — замечает святой Иоанн Лествичник, — заключа­ется в том, что они приносят душе смирение и умиление, исполняют ее страха Божия, сознания своей греховности и ничтожества. Напротив, видения, в которые мы вторгаемся произвольно, в противность воле Божией, вводят нас в высокоумие, в самомнение, доставляют радость, которая не что иное, как не понимаемое нами удовлетворение наших тщеславия и самомнения»²⁰.

Сам характер откровений также говорит о многом в во­просе определения их истинности. Если до падения чело­век был способен к непосредственному видению духов и общению с ними, то в настоящем состоянии их явления возможны ему лишь по особому усмотрению Божию и во время крайней нужды²¹ с целью исправления и спасения человека. Поэтому все святые отцы и подвижники, опыт­ные в духовной жизни, решительно предупреждают хрис­тианина о возможности впадения в т.н. прелесть, т.е. в духовный самообман, при котором человек свои нервно-психические, а часто и бесовские возбуждения и порожда­емые ими лжевидения принимает за откровения Божии.

Так, преподобный Симеон Новый Богослов (XI в.) гово­рит, что «прельщаются те, которые видят свет телесными очами своими, обоняют благовония обонянием своим, слышат гласы ушами своими и подобное»²². Преподобный Григорий Синаит (XIV в.) напоминает: «Никогда не прини­май, если что увидишь чувственное или духовное, вне или внутри, хотя бы то был образ Христа, или Ангела, или свя­того какого... Приемлющий то... легко прельщается... Бог не негодует на того, кто тщательно внимает себе, если он из опасения прельщения не примет того, что от Него есть.., но паче похваляет его, как мудрого»²³. Святитель Игнатий Брянчанинов (XIX в.) предупреждает: «Христианские аске­тические наставники заповедают не обращать особенного внимания на все вообще явления, представляющиеся чувствам душевным и телесным; заповедают соблюдать при всех вообще явлениях благоразумную холодность, спаси­тельную осторожность»²⁴; «Святые отцы повелевают по­движнику молитвы при случающихся явлениях вне и внут­ри себя пребывать равнодушным к ним и не внимать им, не признавая себя достойным видения святого. Они завеща­ют, с одной стороны, не порицать явления, чтоб не под­вергнуть порицанию святое, а с другой — никак не вверять­ся явлению, поспешно признав его истинным, чтоб не впасть в сеть лукавого духа»²⁵.

В настоящее время, когда ложный мистицизм и всевоз­можные «чудеса» широкой рекой разливаются по всем странам мира (в США, например, почти 70% населения за­являют, что имели опыт экстрасенсорных восприятий, а 42% общались с умершими), особенно важно помнить эти святоотеческие призывы. По какой причине может человек впасть в подобное состояние? Отцы отвечают: «Все виды бесовской прелести... возникают из того, что в основание молитвы не положено покаяние, что покаяние не сдела­лось источником, душою, целью молитвы»²⁶.

Преподобный Исаак Сирин указывает и на другую важ­ную причину. Это искание, ожидание благодатных ощуще­ний, видений и прочего. Указав на слова Спасителя: «Не приидет Царствие Божие с соблюдением» (Лк. 17, 20), т.е. приметным образом, этот великий наставник монашества говорит: «Чего же ищем с соблюдением, разумею Божии высокие дарования, то не одобряется Церковью Божией; и приемшие это приобретали себе гордость и падение. И это

не признак того, что человек любит Бога, но душевная бо­лезнь»²⁷.

Святитель Игнатий, продолжая мысль преп. Исаака, пи­сал: «Все самооболыценные считали себя достойными Бо­га; этим явили объявшую их душу гордость и бесовскую прелесть. Иные из них приняли бесов, представших им в виде ангелов, и последовали им; другим явились бесы в своем собственном виде и представлялись побежденными их молитвою, чем вводили их в высокоумие; иные возбуж­дали свое воображение, разгорячали кровь, производили в себе движения нервные, принимали это за благодатное на­слаждение и впадали в самообольщение, в совершенное омрачение, и причислились по духу своему к духам отвер­женным»²⁸.

Очень яркие примеры того, к каким «откровениям» приходят находящиеся в прелести, видим в жизни римо-ка-толических мистиков²⁹.

Состояние прелести характеризуется фанатизмом, пре­возношением³⁰. По твердому уверению святителей Игнатия Брянчанинова и Феофана Говорова, а также оптинских старцев, из состояния прелести написана известная книга «О подражании Христу» Фомы Кемпийского (XV в.) и мас­са другой католической и протестантско-сектантской ре­лигиозной литературы³¹. Характер «откровений», сообщае­мых в ней, очевиден.

Так, Франциск Ассизский ( 1226), один из самых изве­стных католических святых, долго молится (чрезвычайно показателен при этом предмет молитвы) «о двух милостях»: «Первая — это чтобы я... мог... пережить все те страдания, которые, Ты, Сладчайший Иисусе, испытал в Твоих мучи­тельных страстях. И вторая милость... — это, чтобы... я мог почувствовать... ту неограниченную любовь, которою го­рел Ты, Сын Божий» (не чувства своей греховности и недо­стоинства беспокоили Франциска, а откровенные претен­зии на равенство с Христом!). Во время этой молитвы Франциск «почувствовал себя совершенно превращенным в Иисуса», Которого он тут же и увидел в образе шестикры­лого серафима. После видения у Франциска появились бо­лезненные кровоточащие раны (стигмы) — следы «страда­ний Иисусовых»³².

Природа этих стигм хорошо известна в психиатрии: непрерывная концентрация внимания на Крестных стра­даниях Христа чрезвычайно возбуждает нервы и психику человека и при длительных упражнениях может вызывать это явление. Ничего благодатного здесь нет, ибо в таком сострадании (compassio) Христу нет той истинной любви, о существе которой Господь прямо сказал: «Кто соблюдает заповеди Мои, тот любит Меня» (Ин. 14; 21). Потому подме­на борьбы с своим ветхим человеком мечтательными пере­живаниями «сострадания» является одной из тяжелейших ошибок в духовной жизни, которая приводила и приводит многих подвижников к самомнению, гордыне — к очевид­ной прелести, нередко связанной с прямыми психически­ми расстройствами (ср. проповеди Франциска птицам, волку, горлицам, змеям, цветам, его благоговение перед ог­нем, камнями, червями).

Сама цель жизни, которую поставил перед собой Фран­циск («Я трудился и хочу трудиться... потому что это при­носит честь»³³, хочу пострадать за других и искупить чужие грехи³⁴), свидетельствует о неведении им своего падения, своих грехов, т. е. о его полной духовной слепоте. Не слу­чайны его слова в конце жизни: «Я не сознаю за собой ни­какого прегрешения, которое не искупил бы исповедью и покаянием»³⁵. И предсмертные слова: «Я исполнил то, что должен был исполнить»³⁶.

Для сравнения приведем тот же предсмертный момент из жизни преподобного Сисоя Великого (V в.): «Окружен­ный в момент своей смерти братией, в ту минуту, когда он как бы беседовал с невидимыми лицами, Сисой на вопрос братии: «Отче, скажи нам, с кем ты ведешь беседу?» — отве­чал: «Это ангелы пришли взять меня, но я молюсь им, что­бы они оставили меня на короткое время, чтобы покаять­ся». Когда же на это братия, зная, что Сисой совершенен в добродетелях, возразила ему: «Тебе нет нужды в покаянии, отче», — то Сисой ответил таю «Поистине я не знаю, сотво­рил ли я хоть начало покаяния моего»³⁷. Это глубокое пони­мание своего несовершенства является главной отличи­тельной чертой всех истинных святых и важнейшим признаком истинности получаемых ими откровений.

А вот выдержки из «Откровений блаженной Анжелы» — также католической святой ( 1309)³⁸.

Дух Святой говорит ей: «Дочь Моя, сладостная Моя.., очень Я люблю тебя» (С. 95); «Был я с апостолами, и видели они Меня очами телесными, но не чувствовали Меня так, как чувствуешь ты» (С. 96). И такое открывает сама Анжела: «Вижу я во мраке Святую Троицу, и в самой Троице, Кото­рую вижу я во мраке, кажется мне, что стою я и пребываю в середине Ее» (С. 117). Свое отношение к Иисусу Христу она выражает, например, в таких словах: «Я же от сладости Его и от скорби об отшествии Его кричала и хотела умереть» (С. 101) — и при этом она начинала в ярости бить себя так, что монахини вынуждены были часто уносить ее из костела (С. 83). Или: «Могла я всю себя ввести внутрь Иисуса Христа» (С. 176).

Резкую, но верную оценку «откровений» Анжелы дает один из крупнейших русских религиозных мыслителей XX в. А.Ф. Лосев. Он пишет, в частности: «Соблазненность и прелыценность плотью приводит к тому, что Святой Дух яв­ляется блаженной Анжеле и нашептывает ей такие влюб­ленные речи: «Дочь Моя, сладостная Моя, дочь Моя, храм Мой, дочь Моя, услаждение Мое, люби Меня, ибо очень люблю Я тебя, много больше, чем ты любишь Меня». Святая находится в сладкой истоме, не может найти себе места от любовных томлений. А возлюбленный все является и явля­ется и все больше разжигает ее тело, ее сердце, ее кровь. Крест Христов представляется ей брачным ложем...

Что может быть более противоположно византийско-московскому суровому и целомудренному подвижничест­ву, как не эти постоянные кощунственные заявления: «Душа  моя была принята в несотворенный свет и вознесена», — эти страстные взирания на Крест Христов, на раны Христа и на отдельные члены Его Тела, это насильственное вызы­вание кровавых пятен на собственном теле и т. д., и т. п.? В довершение всего Христос обнимает Анжелу рукою, кото­рая пригвождена ко Кресту, а она, вся исходя от томления, муки и счастья, говорит: «Иногда от теснейшего этого объ­ятия кажется душе, что входит она в бок Христов. И ту ра­дость, которую приемлет она там, и озарение рассказать невозможно. Ведь так они велики, что иногда я не могла стоять на ногах, но лежала и отнимался у меня язык... И ле­жала я, и отнялись у меня язык и члены тела»³⁹.

Не менее показателен опыт и другой великой католиче­ской святой, «Учителя Церкви» Терезы Авильской (XVI в.) (возведенной папой Павлом VI (|1978 г.) в достоинство Учителя Церкви). Она настолько увлеклась «откровения­ми», что не увидела дьявольского обмана даже в таком бе­зобразном видении, как следующее.

После многочисленных своих явлений «Христос» гово­рит Терезе: «С этого дня ты будешь супругой Моей... Я отны­не не только Творец твой, Бог, но и Супруг»⁴⁰. «Господи, или страдать с Тобой, или умереть за Тебя!» — молится Тереза и падает в изнеможении под этими ласками, закатывает гла­за, дышит все чаще и по всему телу ее пробегает содрога­ние. «Если бы нечестивая, но опытная в любви женщина, — пишет Мережковский, — увидела ее в ту минуту, то поняла бы, что все это значит, и только удивилась бы, что с Тере­зой нет мужчины; а если бы и в колдовстве была эта женщина опытна, то подумала бы, что с Терезой вместо мужчи­ны тот нечистый дух, которого колдуны и ведьмы называ­ют инкубом⁴¹. «Душу зовет Возлюбленный таким пронзи­тельным свистом, — вспоминает Тереза, — что нельзя этого не услышать. Этот зов действует на душу так, что она изнемогает от желания»⁴². Перед смертью она вновь вос­клицает: «О, Бог мой, Супруг мой, наконец-то я Тебя увижу!» Неслучайно известный американский психолог Вильям Джемс, оценивая ее мистический опыт, писал, что «ее пред­ставления о религии сводились, если можно так выразить­ся, к бесконечному любовному флирту между поклонни­ком и его божеством»⁴³.

Еще одной иллюстрацией полной утраты католициз­мом святоотеческих критериев в понимании духовной жизни являются откровения 23-летней Терезы из Лизьё (Те­резы Маленькой, Терезы Младенца Иисуса) — последней по времени из высших католических святых. В 1997 г., в связи со столетием со дня ее кончины, «непогрешимым» решени­ем папы Иоанна Павла II она была объявлена Учителем (!) Вселенской Церкви. Чему она научает Церковь, об этом красноречиво свидетельствует ее автобиография «Повесть об одной душе». Вот несколько цитат оттуда.

«Во время собеседования, предварившего мой постриг, я поведала о делании, которое намеревалась совершить в Кармеле: «Я пришла спасать души и прежде всего — мо­литься за священников»⁴⁴ (не себя пришла она спасать в мо­настырь, но других!).

Произнося, как кажется, слова о своем недостоинстве, она тут же пишет: «Я неизменно храню дерзновенное упо­вание на то, что стану великой святой... Я думала, что рож­дена для славы и искала путей к ее достижению. И вот Гос­подь Бог... открыл мне, что моя слава не будет явлена смертному взору и суть ее в том, что я стану великой свя­той!»⁴⁵ (ни один из святых никогда не имел «дерзновенного упования» стать «великим святым», Макарий Великий, ко­торого сподвижники за редкую высоту жизни называли «земным богом», лишь молился: «Боже, очисти мя грешно­го, яко николиже [= никогда] сотворих благое пред Тобою»). Позднее Тереза напишет еще более откровенно: «В сердце моей Матери-Церкви я буду Любовью... тогда я буду всем... и через это моя мечта осуществится!»⁴⁶.

А вот та любовь, которой живет и которой научает свою церковь ее Учитель Тереза. «Это было лобзание любви. Я чувствовала себя любимой и говорила: «Я люблю Тебя и вверяю Тебе себя навеки». Не было ни прошений, ни борь­бы, ни жертв; уже давно Иисус и маленькая бедная Тереза, взглянув друг на друга, поняли все... Этот день принес не обмен взглядами, а слияние, когда больше не было двух и Тереза исчезла, словно капля воды, потерявшаяся в океан­ских глубинах»⁴⁷. Эта любовь не требует комментариев.

На методическом развитии воображения основывается опыт одного из столпов католической мистики, родона­чальника ордена иезуитов и великого католического свято­го Игнатия Лойолы (XVI в.). Его книга «Духовные упражне­ния», при которой, по его словам, «даже Евангелие становится излишним»⁴⁸, пользуется очень большим авто­ритетом в католичестве. Воображение распятого Христа, попытка проникнуть в мир Его чувств и страданий, мыс­ленные беседы с Распятым и т. д. — все это принципиаль­но противоречит основам духовного подвига, как он дан в жизни святых Вселенской Церкви. Метод Лойолы приво­дит к полному духовному и нередко, к душевному расст­ройству подвижника, а отсюда и к каким угодно «открове­ниям». Вот несколько кратких выдержек из «Духовных упражнений».

Созерцание «Первого дня воплощения Бога Слова» со­стоит из нескольких прелюдий. Первая прелюдия заключа­ется в том, «чтобы представить себе, как будто это было пе­ред глазами, весь исторический ход мистерии воплощения, а именно: как Три Божественные Лица Святой Троицы взи­рают на эту землю... как Троица Святая, тронутая страдани­ем, решает ниспослать Слово... как... архангел Гавриил явился посланником к блаженной Деве Марии».

Вторая прелюдия состоит «в живом воображении мест­ности... где живет Святая Дева».

Третья прелюдия — «это мольба о познании мною... тайны воплощения Слова...»⁴⁹.

Еще один пример созерцания— беседа со Христом. «Эта беседа, — наставляет Лойола, — совершается тогда, когда человек вообразит перед собой Иисуса Христа, рас­пятого на кресте...»; «Устремивши таким образом взор на Иисуса распятого, я скажу Ему все, что подскажут мне мой  ум и мое сердце... Настоящую беседу можно сравнить с бе­седою двух друзей.. .»⁵⁰.

Авторитетный сборник аскетических писаний древней Церкви «Добротолюбие» решительно запрещает такого ро­да «духовные упражнения», которые связаны с воображе­нием, представлением, беседами с распятым Иисусом. Вот несколько высказываний оттуда.

Преподобный Нил Синайский (V в.) предупреждает: «Не желай видеть чувственно Ангелов или Силы, или Хрис­та, чтоб с ума не сойти, приняв волка за пастыря и покло­нившись врагам-демонам»⁵¹.

Преподобный Симеон Новый Богослов (XI в.), рассуж­дая о тех, кто на молитве «воображает блага небесные, чи­ны ангелов и обители святых», прямо говорит, что «это есть знак прелести»: «На этом пути стоя, прельщаются и те, ко­торые видят свет телесными очами своими, обоняют бла­говония обонянием своим, слышат гласы ушами своими и подобное»⁵².

Преподобный Григорий Синаит (XIV в.) напоминает: «Никогда не принимай, если что увидишь чувственное или духовное, вне или внутри, хотя бы то был образ Христа, или Ангела, или святого какого... Приемлющий то... легко пре­льщается... Бог не негодует на того, кто тщательно внимает себе, если он из опасения прельщения не примет того, что от Него есть... но паче похваляет его как мудрого»⁵³.

Приведенные примеры показывают, что нарушение за­конов духовной жизни непременно влечет за собой глубо­кие искажения сознания и чувств (сердца) человека. Он приобщается миру духов падших, духов лжи и заблужде­ния. Это приводит к лжевидениям, лжеоткровениям, к пре­лести. И поскольку никто не защищен от духовной слепоты и скрытой гордости, то неизменное и твердое правило Церкви — не принимать никаких откровений, но пребы­вать в покаянии и смирении.

ОТКРОВЕНИЕ

ИНДИВИДУАЛЬНОЕ ОТКРОВЕНИЕ И ЕГО ПРИЗНАКИ

ЭКЗОРЦИЗМ