Конец I в. и весь II в. являются тем хронологическим отрез­ком, который знаменует собой весьма важный этап как в исто­рии Церкви, так и в истории церковной литературы. К началу III в. христианство, несмотря на свой юридический статус «недо­зволенной религии» (religio illicita), сделало значительные успехи в распространении Благовестия Христова внутри Римской импе­рии, одновременно перешагнув за ее пределы. Успехи христиан­ского миссионерства шли рука об руку с укреплением внутрен­него организма Церкви, «остовом» которого являлась церковная иерархия. Наконец, вполне ясно обозначились и грани понятий­ного осмысления христианского вероучения, т. е. был заложен твердый фундамент богословской науки, которая сама зиждилась на Священном Писании и Священном Предании. Последнее в значительной степени как бы «запечатлелось письменами» в творениях мужей апостольских и произведениях греческих апо­логетов II в., хотя такое «запечатление» отнюдь не означало прекращение жизни устного Предания Церкви.

Мужи апостольские - преемники и продолжатели дела свя­тых Апостолов. А «учение Апостолов состояло не в препретельных человеческой мудрости словесех, но в явлении духа и силы; писания мужей Апостольских, при любви их к Апостолам как Отцам, отпечатлевали то же свойство учения Апостольского; они также дышат простотою и искренностью, сильны силою истины... Христиане соединены были тогда тесною любовью, а любовь делится с другими чувствами и мыслями; скорби или недостатки другого считает своими и спешит помогать другому в нужде; о своих ли, или чужих нуждах говорит она - говорит в словах не многих, безыскусственных, но с силою чувства живого и искреннего. Мужи Апостольские писали так, как пишет любовь святая» ⁴⁰⁷. Хотя творения мужей апостольских немногочисленны и, как правило, невелики по объему, но тем большую ценность они имеют для нас, ибо доносят до нашего духовного слуха живой глас первохристианской эпохи - той знаменательной эпохи, «когда чудесное вдохновение первых сви­детелей Нового Завета прекратилось, а полнота церковного строения еще не определилась. В истории Церкви имеет важное значение и этот период, непосредственно примыкающий к апос­тольскому веку, когда, по кончине Апостолов, Церковь осталась без личного руководства самовидцев Слова, на поприще цер­ковной деятельности выступили их ученики, и началось, так сказать, вполне самостоятельное применение к жизни пропове­данного Апостолами учения чрез формирование этого учения и развитие основанных ими церковных учреждений». Сам «факт незначительной литературной продуктивности первого поколения послеапостольского времени должно признать совершенно есте­ственным явлением, которое имеет свое основание прежде всего в том, что христианство вступило в человеческую жизнь не как результат человеческого исследования, не как человеческая муд­рость и человеческое дело, но как Божественное Откровение и дело Божие между людьми. Оно требовало веры; поэтому христианские учители учили слову Христа и Апостолов с еван­гельскою простотою, но с апостольским духом и исполненным помазания языком. В научном обосновании отдельных истин веры тогда еще не было нужды: для членов первых христиан­ских общин достаточно было простого изложения евангельского учения» ⁴⁰⁸. Впрочем, несмотря на то что главной задачей мужей апостольских было «сохранение и воспроизведение Апостоль­ского Предания» ⁴⁰⁹, это не означает, что они просто пассивно фиксировали   Его.   Поскольку   земной   организм   Церкви   как живого Тела Христова находится в процессе постоянного дви­жения, изменения и развития, постольку и Священное Предание, оставаясь всегда самотождественным, также живет и развива­ется; будучи неизменным по существу, Оно непрерывно изменя­ется по форме и виду своего раскрытия и изъяснения. Такой процесс «самораскрытия» церковного Предания отразился в тво­рениях мужей апостольских, которые являют собой новый этап в развитии богословского веросознания Церкви по сравнению с апостольским веком.

Следующий этап - писания греческих апологетов - непо­средственно примыкает, и даже как бы «хронологически накла­дывается», на период мужей апостольских, но представляет собой совсем иную ступень церковно-соборного осмысления Богооткровенных истин христианского вероучения. Церковь, расширяясь в ходе земной истории своей и выйдя за пределы лона арамейской культуры, должна была, по словам Н. И. Сагар­ды, «найти почву, на которой возможно было бы установить взаимное понимание между образованными язычниками и испо­ведниками новой религии. Неизвестное можно разъяснить толь­ко посредством известного. Откровение не создавало нового языка; оно пользовалось наличными формами его, чтобы посред­ством них возвестить новые истины и дать новые начала нрав­ственной жизни. Оно только придавало отдельным терминам и понятиям новый, более глубокий и полный смысл, освещая... их светом нового религиозного мировоззрения. И для плодо­творного усвоения содержания христианского учения не было другого пути: необходимо было полагать в основу находящиеся в обращении понятия и их сочетания, твердо установившуюся уже терминологию. Чтобы создать христианской истине доступ в мир идей образованных кругов, естественным и надежным средством для этого могла быть только греческая философия, наложившая свою печать на весь строй мыслей греко-римского общества». Апологеты II в. первые взяли на себя труд воцерковления образованных слоев данного общества, а поэтому в их сочинениях был «дан опыт применения к христианскому учению начал эллинской религиозной философии, и этим поло­жено основание церковному богословию как науке, оперирующей понятиями классической культуры» ⁴¹⁰. В целом этот опыт можно считать удачным, хотя апологеты, естественно, не могли завер­шить полностью данный процесс «воцерковления эллинизма» - он затянулся еще на несколько веков. Достаточно удачному на­чалу указанного процесса способствовало и то, что апологеты не просто усваивали понятия классической культуры, но и начали создавать свой понятийный аппарат христианского богословия, опираясь при этом на Священное Писание и предшествующее церковное Предание.

Поэтому, хотя для привлечения и обращения образованного класса греко-римского общества «апологеты старались предста­вить учение Священного Писания философией, но наиболее чис­той, истинной, достоверной, популярной и действенной» ⁴¹¹, нельзя сказать, что к подобному «философскому началу» сводилось все содержание греческой апологетики II в. Защита христианства от нападок язычников и убеждение их в истинности религии Христовой были одними из граней творчества ранних греческих апологетов. Они не только обращались к «внешней аудитории», но и писали сочинения для «внутрицерковного употребления», в которых «философский элемент» не играл столь важного значения. Точнее сказать, благодаря усилиям апологетов этот «философский элемент» существенным образом изменился, и в таком преображенном виде был усвоен церковным сознанием. Ведь, как это отмечает Б. М. Мелиоранский, апологеты и «самой Церкви доказали, что можно учиться и думать над верой, оста­ваясь на почве вполне церковной». Они «приходили к Христу через наблюдение, что в Евангелии, несмотря на его вовсе не­философскую форму, ставятся и решаются все те вопросы мета­физики и этики - где причина и цель мира? как познать ее? зачем мы живем? что ждет нас за гробом?, которыми искони задавалась философия. Но 1) философия была уделом избран­ных; 2) учили философы крайне противоречиво; 3) принятие их учения крайне редко нравственно перерождало принявшего...

А христианство было доступно всем, и принявшие его действи­тельно душевно перерождались». Отсюда, понимая христианство как истинную философию, апологеты коренным образом изме­нили и содержание понятия «философия». Оно у них «понимает­ся двояко - во-первых, этимологически: любомудрие, искание истины. В этом смысле греческая философия заслуживает свое название, а к христианскому учению оно неприложимо. Если же понимать под философией самое учение Истины, и жизнь в Истине, то, напротив, только одно христианство достойно вооб­ще так называться: содержание Откровения рационально, и оно отвечает на все вопросы, какие ставит любомудрие; все христи­ане знают Истину и стараются жить согласно с Ней, и потому все они - философы» ⁴¹².

В этой же связи следует принимать во внимание то, «что са­мой действительной защитой христианства была жизнь христиан и исповедание христианской веры; высшее доказательство глубо­чайшего убеждения в его истинности давали в том, что умирали за него. Кровь мучеников была семенем Церкви... а факт нрав­ственно преобразующей силы христианства, поразительные дей­ствия которой не ускользали и от наблюдения язычников, вызы­вал удивление у самых заклятых врагов и настойчиво требовал объяснения. Древнецерковные писатели ясно понимали значение его и неустанно обращали внимание язычников на серьезную, строгую, полную смирения, чистую жизнь исповедников новой веры»⁴¹³.