1. Жизнь и творения св. Мелитона

Сведениями об этом святителе, как и о многих других ранних отцах Церкви, мы обладаем очень небогатыми. В основном они содержатся в труде «отца церковной истории». Именно Евсевий сохранил послание Поликрата Ефесского к папе Виктору (понтификат 189-198/199 гг.), в котором впервые упоминается имя Мелитона. Послание написано в разгар так называемых «споров о Пасхе», и Поликрат, защищая малоазийский обычай празднования ее 14 нисана, ссылается на «великих светил» (μεγάλα στοιχεία) малоазийской церкви (Апостолов Филиппа и Иоанна Богослова, св. Поликарпа Смирнского и др.), придер­живавшихся данного обычая. Среди прочих «светил» он упоми­нает и «Мелитона-евнуха» (τον εύνουχον - термин, обозначаю­щий раннехристианских аскетов, воздерживавшихся от брачных отношений), как целиком жившего в Духе Святом, почивавшего в Сардах и ожидавшего пришествия Господа с небес и воскре­сения из мертвых. По словам Поликрата, все эти «светила» праздновали Пасху 14 нисана, «ничего не преступая и следуя правилу веры» (Церк. ист. V, 24, 2-6). Из этого краткого со­общения можно сделать вывод, что св. Мелитон был сторонни­ком малоазийского обычая празднования Пасхи, являлся строгим подвижником и в 90-х гг. II в. уже отошел ко Господу. В дру­гих местах «Церковной истории» Евсевия имеются еще некото­рые краткие заметки о св. Мелитоне: он был епископом города Сарды в Лидии (IV, 13, 8; IV, 26, 1) при императоре Антонине Пие (138-161), обрел известность в церковных и общественных кругах (IV, 13, 8), а при Марке Аврелии (161-180) известность его достигла расцвета (ηκμαζεν; IV, 21). Евсевий цитирует и несколько фрагментов произведений св. Мелитона, в одном из которых святитель говорит о предпринятом им путешествии в Палестину: «Я отправился на Восток и дошел до тех мест, где Писание было проповедано и исполнено, в точности разузнал о ветхозаветных книгах и послал тебе их список» (IV, 26, 14). Судя по скудным сообщениям Евсевия, можно предполагать, что св. Мелитон родился приблизительно в начале II в. и до­жил, вероятно, до глубокой старости, скончавшись ок. 190 г. Помимо Евсевия, некоторые штрихи, позволяющие частично восстановить духовный облик святителя, добавляют другие древ­нецерковные писатели ³¹⁶. Так, св. Ипполит Римский в своем со­чинении «Малый Лабиринт», направленном против монархиан, называет св. Мелитона среди тех отцов Церкви, которые про­возглашали    «Христа    Богом    и    Человеком».    Блаж. Иероним свидетельствует, что Тертуллиан, став уже монтанистом, в про­изведении «Об экстазе» осмеивал «элегантный и риторический талант» (elegans et declamatorium ingenium) св. Мелитона. Сам же блаж. Иероним высоко ценит святителя, называя его «нашим (кафолическим или православным) пророком». Наконец, в VII в. преп. Анастасий Синаит говорит о нем как о «божественнейшем и мудрейшем учителе». Все эти свидетельства ясно указывают на высокий авторитет и глубокое почитание, которыми пользо­вался св. Мелитон в древней Церкви.

Дошли до нас сообщения и о писательской деятельности св. Мелитона; судя по ним, он был достаточно плодовитым писателем, ибо известны названия примерно 20 его трудов, хотя не всегда возможно установить точное надписание данных тру­дов. Наиболее полный список их приводит опять же Евсевий (17 трудов; Церк. ист. IV, 26, 1-14), которого дополняют другие древние источники. От всех сочинений св. Мелитона (за исключением произведения «О Пасхе», о котором речь будет ниже) сохранилось 16 фрагментов. Благодаря им мы и можем составить общее впечатление о характере и индивидуальных особенностях творений святителя. Среди них прежде всего сле­дует указать на «Апологию», носящую еще название «Книжечка к Антонину» (Προς Άντωνϊνον βιβλιδιον). Данное произведение адресовано императору Марку Аврелию и датируется приблизи­тельно 170 г.; три фрагмента сочинения сохранились у Евсевия и один в «Пасхальной хронике» (византийской летописи VII в.). Поводом к написанию «Апологии» послужило новое гонение на христиан, разразившееся при этом императоре. Его, известного «философа на троне», св. Мелитон увещевает познакомиться с учением христиан, выражая в то же время полную покорность государственной власти («Если это делается по твоему прика­зу- хорошо, пусть так и будет!»). Самый большой фрагмент «Апологии», сохраненный Евсевием, весьма примечателен в том плане, что в нем затрагивается проблема отношений Церкви и государства. Здесь, в частности, говорится: «Наше любомудрие (ή καθ'ήμας φιλοσοφία) расцвело (ηκμασεν) сначала среди вар­варов, затем оно достигло пышного цветения (έπανθήσασα) у твоих народов во время великого царствования твоего предка Августа и стало счастливым благом для твоего царства. Ибо с тех пор возросла, обрела величие и засияла мощь римлян. Ты сделался желанным  преемником  (διάδοχος)   этого  и  пребудешь им вместе с сыном, храня любомудрие, возросшее вместе с им­перией и получившее начало с царствованием Августа; предки твои чтили это любомудрие, как и прочие религии. Великим до­казательством того, что на благо прекрасно начавшегося царства вместе с ним расцвело и наше учение (λόγον), служит следую­щее: от правления Августа не произошло ничего дурного, наобо­рот, все было блестящим и славным».

Постановка проблемы «Церковь и государство» отнюдь не была новой, ибо уже Сам Господь и св. Апостол Павел указали кратко на решение ее. Для них само собой разумелось, что «государство, чтобы избегнуть бесполезной борьбы с Церковью, должно в своих распоряжениях о временной пользе человека иметь в виду вечное его спасение и конечную цель его бытия, должно руководствоваться законом высшей правды и истины»³¹⁷. В принципе и св. Мелитон руководствуется такой основопола­гающей мыслью «христианской политологии», но одновременно и стремится развить его дальше, ясно высказывая мысль о теснейшей связи судеб Римской империи с Церковью. В этой мысли подспудно предполагается, что данная связь имеет своим истоком Промысл Божий, благодаря Которому pax Romana послужил своего рода «приуготовлением» Евангельской пропове­ди, а та, в свою очередь, обеспечила благоденствие Римской империи. В некоторой степени «предтечей» этой идеи св. Мели­тона являлось одно высказывание св. Иустина Философа, кото­рый видел в римской армии, разрушившей Иерусалим, орудие Божиего Промысла, наказавшего иудеев, отвергнувших Мессию и не принявших Новый Завет. Позднее данную мысль св. Ме­литона развил в целое «богословие истории» Евсевий Кесарий­ский ³¹⁸. Поэтому, по словам С. Котляревского³¹⁹, «обращенная к Μ [арку] Аврелию апология Мелитона уже предвидит союз империи с христианской Церковью, исторические судьбы коих связаны настолько крепко, что временные недоразумения не могут их разъединить. Мелитон как бы проводит реформу Константина».

Второе сочинение св. Мелитона носит название «Эклоги» («Выдержки»). Начало его сохранилось в «Церковной истории» Евсевия. Здесь святитель обращается к некоему «брату Ониси-му», просившему его сделать выборки из Закона и пророков, относящиеся к Спасителю и «ко всей нашей вере». Онисим просил также Мелитона представить список (κατάλογον) ветхо­заветных книг. Эти просьбы Онисима св. Мелитон выполнил, разделив свои «выборки» на шесть книг. Судя по данному за­чину, произведение св. Мелитона относилось к жанру «Свиде­тельств» (Testimonia), довольно распространенному в ранне­христианской письменности ³²⁰. Весьма обширный фрагмент дошел до нас и от третьего сочинения св. Мелитона, именующегося «О крещении» (Περί λουτρού). Здесь крещение понимается во «вселенском и космическом аспекте»: согласно святителю, вся земля «омывается» (λούεται - «купается», или «принимает крещение») дождями и реками; океан называется «баптистерием солнца» (το του ήλιου βαπτιστήριον) и «баней луны» (το της σελήνης λουτρόν), в котором они, вместе с звездами, принимают «таинственное крещение». Но если небесные светила, - задает вопрос св. Мелитон, - принимают таковое крещение, то почему Христос не мог креститься во Иордане? Ибо Он есть Царь небес, Глава творения (κτίσεως ήγεμών), «Солнце востока», или «единственное Солнце», просиявшее и мертвым в аду, и смерт­ным в мире (τοις εν κοσμώ βροτοίς). - Подобная «космическая перспектива» видения таинства крещения у св. Мелитона объяс­няется, скорее всего, его полемикой с «псевдогностиками», среди которых отрицание этого таинства было достаточно широко рас­пространено ³²¹. Четвертое произведение святителя у Евсевия на­зывается  «О   Боге  воплотившемся»;   преп. Анастасий  сохранил один фрагмент сочинения св. Мелитона со сходным названием: «О Воплощении Христа». Можно предполагать, что в данном случае мы имеем дело с единым творением, значившимся в ру­кописной традиции под различными наименованиями. Сам сохра­нившийся фрагмент весьма важен для понимания христологичес­ких воззрений св. Мелитона. В нем говорится об «истинности и реальности (το αληθές και το άφανταστον) души и тела Христа, [обладающего] нашей человеческой природой». Деяния Господа, особенно Его чудеса, творимые после крещения, являют Его Божество, сокрытое в плоти (κεκρυμμένην εν σαρκι θεότητα). Ибо Он есть Бог и, одновременно, совершенный Человек, и две Его сущности (τας δύο αύτοΰ ουσίας) познаются нами: Божество познается через творимые после крещения чудеса, а человече­ство, скрывающее «признаки» (τα σημεία) Божества в течение тридцати лет до крещения (хотя и в это время Господь оставал­ся «истинным и предвечным Богом» - Θεός αληθής προαιώνιος υπάρχων),- через несовершенство, присущее плоти (δια το ατελές το κατά σάρκα). Если данный фрагмент действительно принадлежит св. Мелитону (некоторые сомнения на сей счет все же остаются), то можно прийти к выводу, что этот древне­церковный писатель, в силу своей четкой терминологии («две сущности», «совершенный Человек»), знаменует собой значи­тельный прогресс святоотеческой Христологии во II в. Пятое сочинение св. Мелитона у Оригена, приводящего маленькую выдержку из него, носит название «О диаволе и Откровении Иоанна»; Евсевий, Руфин и блаж. Иероним разделяют это на­звание, предполагая два различных трактата («О диаволе» и «Об Откровении Иоанна»). Небольшой фрагмент, который ци­тирует Ориген, гласит, что Авессалом (2 Цар. 15-17) есть «об­раз диавола» (τύπον του διαβόλου), восставшего на Царство Христово. Других сведений о содержании этого произведения (или двух сочинений) не имеется.

Несколько фрагментов, приписываемых св. Мелитону, сохра­нились в сирийском переводе, хотя категорически утверждать относительно подлинности их вряд ли возможно. Среди них - два фрагмента из трактата «О душе и теле»; сочинение под тем же названием упоминает и Евсевий, однако не совсем ясно, относятся ли сирийские фрагменты к этому сочинению. По со­держанию фрагменты касаются сферы Христологии и сотерио­логии: один гласит, что Отец послал Своего Сына нетелесного (в латинском переводе данного фрагмента - sine corpore) с неба и Тот воплотился в утробе Девы, родившись как Человек, что­бы оживотворить человека и собрать его члены, разделенные и рассеянные смертью. Во втором фрагменте говорится о Христе распятом: все творение пришло в ужас и изумление от этого «нового таинства» (novum mysterium), ибо «Судия был судим, Бесстрастный пострадал» и т. д. Но когда Господь воскрес из мертвых и освободил человека, смысл данного таинства стал по­нятен твари. Возможно, эти фрагменты принадлежат тому же самому произведению. Отрывок из его грузинского перевода на­шел и опубликовал М. Ван Есбрук в 1972 г. ³²². Сочинение имеет название «О душе и теле и страстях Господних» и по содержа­нию во многом совпадает с сирийскими фрагментами. Аналогич­ное содержание констатируется еще в двух сирийских фрагмен­тах: один из них- выдержка из «Слова о Кресте», а второй надписывается «Из сочинения о вере». Первое название отсут­ствует в списке трудов св. Мелитона у Евсевия, что касается второго, то Евсевий упоминает два схожих надписания: «О вере человеческой» и «Об истине, вере и Рождестве Христа». Отно­сительно других творений св. Мелитона наши сведения ограни­чиваются лишь названиями. Они суть: «Об образе жизни и о пророках», «О Церкви», «О дне Господнем», «О творении», «О послушании чувств вере», «О пророчествах о Христе», «О гостеприимстве» и «Ключ». Наконец, необходимо отметить, что под именем св. Мелитона дошли до нас несколько фрагмен­тов (в греческом оригинале и сирийском переводе), извлеченные из неизвестных произведений, - подлинность их сомнительна. На сирийском языке еще целиком сохранилась апология, припи­сываемая св. Мелитону, - «Слово Мелитона Философа, сказан­ное в присутствии Антония Кесаря». Как установлено исследо­вателями, данная апология явно не принадлежит св. Мелитону, а написана на сирийском языке анонимом в начале III в. (быть может, она и была подана какому-то императору, например, Каракалле). Автор по своему мировоззрению вполне православен и убеждает язычников в высоком значении веры в истинного Бога, доказывая бессмысленность их многобожия и идолопоклонства ³²³.

Краткий обзор литературной деятельности св. Мелитона по­зволяет констатировать, что в его лице мы имеем дело с много­гранным писателем. По характеристике С. Остроумова, «Мели­тон является в своих сочинениях то догматистом, то экзегетом, то критиком подлинности ветхозаветных книг, то практическим теологом, то, наконец, моралистом» ³²⁴. К великому сожалению, большинство его творений утеряно; наиболее полное же пред­ставление о св. Мелитоне как богослове и писателе можно со­ставить лишь по сочинению «О Пасхе», текст которого обретен благодаря недавним научным изысканиям.

Сочинение «О Пасхе». Греческий текст произведения реконструируется по двум папирусам, датирующимся прибли­зительно IV в. (Papyrus Chester Beatty-Michigan и Papyrus Bodmer XIII), которые дополняются небольшим фрагментом из третьего папируса (Papyrus Oxyrchynchus 1600). Первый папи­рус, содержащий много лакун и не имеющий конца сочинения, опубликован в 1940 г.; второй, хорошо сохранившийся (за ис­ключением нескольких начальных строк), - в 1960 г. На основе их (с привлечением третьего папируса) О. Перлером (1966) было осуществлено упоминавшееся критическое издание текста произведения. Сохранились также переводы «О Пасхе» на древ­ние языки (правда, обычно во фрагментарном виде): латинский, сирийский, коптский и грузинский, которые имеют некоторое значение для правильной реконструкции текста. Свидетельства древнецерковных авторов подтверждают подлинную принадлеж­ность этого сочинения св. Мелитону. Датируется оно приблизи­тельно 160-170 гг. По своему литературному характеру данное произведение принадлежит, как констатируют большинство исследователей, к жанру гомилий, сближаясь по стилю и литера­турным приемам с жанром «ораторских выступлений» («декла­маций»- μελέται) и «похвальных слов», весьма распространен­ных в античной риторике, особенно в так называемой «новой, или второй, софистике» ³²⁵. В то же время следует отметить, что сочинение св. Мелитона является гомилией особого рода, ибо вписывается   в   конкретно-исторический   контекст   малоазийской практики празднования Пасхи. Согласно сторонникам данной практики, опирающимся на четвертое Евангелие и на Предание, восходящее к любимому ученику Господа, Пасха рассматрива­лась как день смерти Спасителя и приходилась всегда на 14 нисана, вне зависимости от того, на какой день недели пада­ло данное число по лунному календарю ³²⁶. Поэтому в этот день малоазийские христиане соблюдали строгий пост; в течение ноч­ного бдения с 14-го на 15-е нисана читалась и комментировалась 12 глава Книги Исход. Затем пост прерывался «вечерей любви» («агапой»), за которой следовала Евхаристия. Между чтением Исхода и «агапой» обычно происходило крещение оглашенных. Намеки на данный малоазийский обычай постоянно встречаются в произведении св. Мелитона, которое во многом является типо­логическим толкованием Книги Исход.

 

2. Богословие св. Мелитона, отраженное в его сочинении «О Пасхе»

Все богословское содержание гомилии сосредотачивается вокруг двух основных тем: проблемы соотношения Ветхого и Нового Заветов и проблемы Домостроительства спасения. Свя­зующим центром обеих тем является «таинство Пасхи». Чтобы оттенить все величие и всю непостижимость данного таинства, св. Мелитон искусно и изящно использует метод антитезы: оно - «ветхое и новое» (καινό ν και παλαιόν), «вечное и времен­ное» (αίδιον και πρόσκαιρον), «тленное и нетленное» (φθαρτό ν και αφθαρτον), «смертное и бессмертное» и т. д. (2) ³²⁷. Для св. Мелитона в таинстве Пасхи содержится и вся «тайна хри­стианства», которую невозможно до конца постичь человеческим умом, но можно лишь с великим благоговением чуть-чуть при­открыть. Осуществляя это, святитель использует преимущест­венно «прообразовательный (типологический)» метод толкования Священного Писания.

Типология. Проблема соотношения двух Заветов. В основе «типологического (преобразовательного)» толкования, намеченного уже священными авторами Нового Завета (Лк. 24, 25-27; Деян. 8, 31-35; Рим. 5, 12-19), лежит принцип, пред­полагающий, что есть некий несовершенный порядок вещей, ко­торый подготавливает и предызображает порядок совершенный ³²⁸. Для обозначения первого (несовершенного) порядка св. Мелитон обычно использует термин τύπος («отпечатление, изображение, образ, очертание»), но иногда и понятия προτύπωσις («предызображение»), προκέντημα («эскиз, предварительный набросок») и παραβολή («притча, иносказание»); совершенный же порядок вещей обозначается, как правило, термином αλήθεια («истина»). Богословский смысл типологии у св. Мелитона кратко можно резюмировать в той мысли, что все в Ветхом Завете - собы­тия, личности, установления, слова - ориентировано на Новый Завет, или, точнее, на воплотившегося Бога - Господа нашего Иисуса Христа ³²⁹. Св. Мелитон выражает эту мысль следующим образом: и ветхозаветное «заклание овцы, и празднование [ветхо­заветной] пасхи (ή του πάσχα πομπή), и буква закона- все это вместилось (κεχώρηκεν) в Иисуса Христа, через Которого все совершалось в древнем законе, а еще более - в новом учении» (6; εν τω νεω λόγω - т. е. в христианстве). Согласно святителю, повествуемое в Ветхом Завете соотносится с «притчей» (το μέν λεγόμενον παραβολής), а ветхозаветные события- с «предызоб-ражением» (το δε γινόμενον προτυπώσεως); поэтому посредством «предызображения» ветхозаветные события как бы делаются явными для нас, а посредством «притчи» («иносказания») ста­новится видимым (букв, «просвещается» - φωτισθή), то, о чем повествуется в Ветхом Завете (35) ³³⁰.

Подобный метод «типологического» толкования позволяет св. Мелитону найти верное решение проблемы соотношения двух Заветов. Как известно, во II в. эта проблема была чрезвычайно актуальной, и наметились две крайние точки зрения: с одной стороны, как уже говорилось, Маркион и некоторые «лжеимен­ные   гностики»   стремились   низвести   на   нет   всякое   значение Ветхого Завета ³³¹; с другой стороны, в некоторых иудеохристианских сектах была заметна тенденция к растворению Нового Завета в Ветхом, стирающая грань качественного различия их³³² . Избегая обеих крайностей, св. Мелитон, как и все отцы Церкви, шествовал «средним, или царским, путем» Православия. Поэто­му в его произведении прослеживаются два порядка идей, тесно взаимосвязанных: с одной стороны, идея преемственности и промыслительности Богооткровения, запечатленного в двух Заветах; с другой - идея качественного различия двух этапов Богооткро­вения - ветхозаветного и новозаветного. Первая идея выража­ется св. Мелитоном следующим образом: «Господь раньше пре-дустроил страдания (страсти) Свои (προωκονόμησεν τα εαυτού πάθη) в патриархах, пророках и во всем народе [иудейском], запечатлев (έπισφραγισάμενος) их через закон и пророков. Ибо поскольку будущее должно было произойти новым и великим способом (καινως και μεγάλως), то Он предустроил его издале­ка, дабы, когда это будущее произойдет, оно смогло бы внушить доверие, как предызображенное (προτυπωθέν) издавна» (57). Эту свою мысль святитель иллюстрирует следующим образным сравнением: если обратиться к сфере человеческого творчества, то и здесь, до созидания какого-либо произведения, приготовля­ется «эскиз» (или «модель» - προκέντημα) его, и посредством этого «предызображающего образа» (δια τής τυπικής εικόνος) узревается будущее творение. А если так обстоит дело с вещами тленными и земными, то тем более, согласно св. Мелитону, ана­логичное должно происходить и с вещами нетленными и небес­ными. Поэтому и «спасение Господне» (ή του Κυρίου σωτήρια), и Истина были предызображены в народе иудейском, «а догма­ты Евангелия предвозглашены законом» (39).

В то же время, наряду с идеей преемственности Богооткро­вения  и  мыслью  о   «предуготовлении   Евангелия»,   в  сочинении св. Мелитона ставится ясный и четкий акцент на качественном различии ветхозаветного и новозаветного этапов Откровения. Для святителя первый (ветхозаветный) имеет лишь относитель­ное значение, а второй (новозаветный) - значение абсолютное. Поэтому он говорит, что с осуществлением того, для чего слу­жило изображение (τύπος), само это изображение (или «несу­щее образ будущего») разрушается как бесполезное, ибо оно уступает свой образ (την περί αυτοΰ εικόνα) «истинному по природе». Ведь у каждого есть свое время: у изображения - свое, у реальности (букв. «материи, вещества» - της ΰλης) - свое. Так как изображение существует лишь ради будущего творения, то с осуществлением этого творения оно теряет смысл своего бытия (37-38). Прилагая данный образ к конкретной проблеме соотношения двух Заветов (или ветхого Израиля и нового Израиля), св. Мелитон развивает свои мысли следующим образом: народ иудейский был как бы «изображением эскиза» (τύπος προκεντήματος), а ветхозаветный закон- «буквой прит­чи» (γραφή παραβολής), но Евангелие стало «объяснением зако­на и исполнением его» (διήγημα νόμου και πλήρωμα), а Цер­ковь- «вместилищем Истины» (άποδοχεϊον της αληθείας). Изображение («типос») представляло ценность до появления Истины, а притча была достойной удивления до ее истолкова­ния, т. е. народ иудейский представлялся ценным до того, как воздвиглась Церковь, а ветхозаветный закон вызывал удивление до того, как просиял свет Евангелия. А когда воздвиглась Цер­ковь и просиял свет Благовествования, то «изображение исто­щилось» (ό τύπος έκενώθη), передав свою «силу» (τήν δύναμιν) Евангелию. Другими словами, бывшее некогда ценным потеряло свою ценность, ибо появилось «ценное по природе» (τών φύσει τιμίων); поэтому бывший некогда ценным «дольний храм» (ό κάτω ναός) перестал быть таковым «вследствие горнего Хри­ста» (δια τον ανω Χριστόν), дольний Иерусалим потерял свою цену вследствие горнего Иерусалима, а «узкое  наследование» (ή στενή κληρονομίαν) сменилось «широкой благодатью» (την πλατεΐαν χάριν). Ведь, по словам св. Мелитона, «не в одном месте и не в малой части [земли] поместилась [теперь] слава Божия, но благодать Божия растеклась по всем пределам вселенной, и повсюду нашел Себе пристанище Вседержитель Бог через Иисуса Христа» (40-45). Эту мысль св. Мелитон формулирует еще в одной краткой фразе: «изображение отошло в прошлое (ό μεν γαρ τύπος έγένετο), а Истина обрелась» (ή δε αλήθεια ήυρίσκετο), т. е. «изображение» для него есть только факт прошлого, а «Истина» - действительность реального настоящего (4). Вместе с тем, подчеркивая качественное отли­чие двух этапов Откровения, святитель настойчиво проводит мысль о том, что без «изображения» невозможна была бы и реализация «Истины», являющейся «исполнением изображения». Это предполагает единство обоих этапов Богооткровения: «Ибо таинство Господа есть ветхое и новое; оно - ветхое соответ­ственно изображению (πάλαιον μεν κατά τον τυπόν), а новое - соответственно благодати». И если вглядеться в «изображение», то «через результат» (δια της έκβάσεως) можно узреть в нем «Истину» (58). Центром, сплачивающим оба Завета и средо­точием всего Домостроительства спасения, согласно св. Мелито­ну, является Господь наш Иисус Христос. А это заставляет обратиться ко второй основной теме его богословия.

Христология и сотериология св. Мелитона. По мнению одного исследователя, между св. Игнатием Богоносцем и св. Иринеем Лионским св. Мелитон является наиважнейшим звеном, позволяющим восстановить христологическое веросознание Церкви в первые два века ее существования ³³³. И, действи­тельно, Христос является средоточием всего миросозерцания св. Мелитона, жизненным нервом всего его богословия. Заклю­чительные строки его сочинения весьма показательны в этом плане. Здесь о Господе говорится, что Он есть «Создавший не­бо и землю, Сотворивший в начале человека, Провозглашенный через закон и пророков, Воплотившийся в Деве (ό εν παρθένα) σαρκωθεις), Подвешенный на Древе, Погребенный в землю, Восшедший на вышние из небес, Сидящий одесную Отца, Имеющий власть судить и спасать всех; через Него Отец сотворил [все] - от начала и на веки [вечные]. Он есть Альфа и Омега, Начало и Конец - Начало неизъяснимое и Конец непостижимый; Он - Христос, Он - Иисус, Он - Воевода (στρατηγός), Он- Господь, Он- Воскресший из мертвых». Наконец, Христос называется Тем, «Кто несет Отца и Кто несется Отцом» (φορεί τον πατέρα και του πατρός φορεϊται; 104-105).  В этом славословии («доксологии»)  Господу, завершающем произведение св. Мелитона и насыщенном реминисцен­циями из Нового Завета (Евангелия от Иоанна, Откровения Иоанна, посланий св. Апостола Павла), ясно обнаруживается глубинный христоцентризм миросозерцания святителя, по духу близкий христоцентризму св. Игнатия Богоносца. Христос здесь, будучи центром и мира духовного, и мира материального, пред­стает в различных Своих аспектах: космологическом, антрополо­гическом, сотериологическом и т. д. Причем, на такое «вселен­ское значение» Господа св. Мелитон только осторожно намекает, лишь благоговейно приоткрывая великую Тайну, никогда не могущую быть постигнутой умом человеческим. «Триадологический аспект» также не остается в тени, хотя и не выступает на первый план: указывается лишь на то, что Христос есть Бог и Сын Бога Отца. Некоторое недоумение может вызвать фраза о Нем, как «несущем Отца и несомом Отцом», на первый взгляд имеющая некий «монархианский оттенок». Однако по­добный оттенок глубоко чужд миросозерцанию св. Мелитона ³³⁴: здесь он просто акцентирует единство Бога Отца и Бога Сына, ориентируясь на Евангелие от Иоанна (ср. Ин. 14, 10: «Я в Отце, и Отец во Мне»).

Следует отметить, что произведение св. Мелитона, будучи по своему характеру сочинением поэтическим, насыщенным об­разной символикой и не всегда понятными до конца намеками, требует как бы постоянной «расшифровки». Например, в одном месте этой поэтической гомилии о Господе говорится, что Он «есть всё (τα πάντα): Закон, поскольку судит; Слово, поскольку научает; Благодать, поскольку спасает; Отец, поскольку рожда­ет; Сын, поскольку рождается (καθ' δ γεννά πατήρ, καθ" δ γεννάται υιός); Человек, поскольку погребается, Бог, поскольку воскрешает» (9). В этом отрывке, созвучном приведенной выше «доксологии», не совсем ясными, на первый взгляд, представ­ляются слова: «Отец, поскольку рождает; Сын, поскольку рож­дается», которые также могут пониматься в несколько «монархианском» (или «модалистском») смысле. Однако если принять во внимание, что первая часть фразы соотносится с тем, что Христос является «Отцом» людей, получающих новое рожде­ние  в таинстве  крещения,  то  всякие  недоумения рассеиваются.

Необходимо констатировать, что подобное наименование Госпо­да не является исключением в святоотеческой письменности: в частности блаж. Феодорит Кирский также называет Христа «Отцом будущего века» (πατήρ του μέλλοντος αΐωνος) ³³⁵, т. е. Отцом спасенных Им людей (а спасение, как известно, невоз­можно без таинства крещения). Что же касается второй части фразы, то ее можно соотносить как с предвечным рождением Бога Слова от Отца, так и с рождением Христа по человече­ству от Пресвятой Богородицы, ибо глагол γεννάω может пред­полагать оба эти смысла. Однако думается, что речь здесь идет, скорее, о первом.

Необходимо еще подчеркнуть, что постоянный акцент на Божестве Христа является весьма ощутимым в творении св. Мелитона. Не вызывает никаких сомнений, что он мыслит Сына Божиего в качестве самостоятельного Лица Святой Трои­цы, отличающегося от Ипостаси Бога Отца. Но еще больший акцент ставится святителем на подлинной реальности человечес­кой природы Господа. В сочинении говорится, что Христос есть «воплотившийся в Деве» и «рожденный от Марии (ό τεχθεις εκ Μαρίας), прекрасной девственной Овцы» (70-71); Он - «Господь, облачившийся в человека (ένδυσάμενος τον ανθωπον), пострадавший ради страдающего, заключенный в узы ради по­бежденного, подвергнутый суду ради осужденного, положенный во гроб ради погребенного» (100). Единство Богочеловеческой Личности Христа и наличие в Нем двух природ рельефно вы­ступает, например, в строках, образно описывающих крестную смерть Господа: «Подвесивший землю - подвешен (ό κρεμάσας την γην κρέμαται), Утвердивший небеса- пригвожден, Укре­пивший все - укреплен на Древе, Владыка - презрен, Бог - убит (ό θεός πεφόνευται), Царь Израильский- уничтожен дес­ницей израильтян» (96). В этом поэтическом описании парадокса крестной смерти Господа св. Мелитон тонкими и осторожными штрихами, с великим благоговением, пытается намекнуть на великую Тайну Богочеловечества. Историки богословия отмеча­ют, что св. Мелитону удалось сделать несомненный шаг вперед в разработке христологической терминологии ³³⁶, но хотелось бы, в первую очередь, подчеркнуть его удивительную «богословскую тактичность»: святитель не стремится отчеканить законченные «христологические формулы», но с чувством глубокого благо­честия лишь оттеняет грани церковного учения о Лице Господа Иисуса Христа.

В мировоззрении св. Мелитона с предельной ясностью про­является одно из самых фундаментальных свойств всего свято­отеческого богословия - органическая и неразрывная связь Хри­стологии с сотериологией. Например, он говорит, что Господь «пришел с небес на землю ради страдающего [человека], в кото­рого Он облекся через утробу Девы и вышел [из нее] Челове­ком. Он принял [на Себя] страдания страдающего благодаря могущему страдать телу (δια του παθεΐν δυναμένου σώματος), расторг страдания плоти и с помощью Духа [Своего], не под­властного смерти, убил смерть-человекоубийцу» (66). Другое место «О Пасхе» не менее красноречиво: Господь есть Тот, «Кто облачился в бесславие смерти и поверг диавола в печаль, как Моисей фараона; Он - Тот, Кто поразил беззаконие и соделал бездетной несправедливость (την άδικίαν άτεκνώσας), как Моисей соделал бездетным Египет; Он - Тот, Кто избавил нас от рабства ради свободы, от мрака ради света, от смерти ради жизни, от тирании ради вечного Царства, соделав нас новым священством (ίεράτευμα καινον) и избранным на веки народом» (68).

Вся гомилия св. Мелитона является поэтическим описанием Домостроительства спасения рода человеческого, являющего под пером святителя свой драматический характер. Драма эта начи­нается с момента сотворения человека и помещения его в раю. Согласно св. Мелитону, первозданный человек был «восприим­чив к добру и злу» (δεκτικός ών άγαθοΰ και πονηροί») и, «по­добно кому земли» (ώσεί βώλος γης), мог принимать в себя и добрые, и худые семена. Когда же он допустил до себя падкого на чревоугодие (λίχνον) лукавого, тогда прикоснулся к древу познания добра и зла, нарушил Божию заповедь и был извер­жен из рая в мир сей, «словно в темницу осужденных [преступ­ников]» (ώς εις δεσμωτήριον καταδίκων). Β результате первый человек оставил чадам своим и соответствующее наследие: «не чистоту, но блуд; не свободу, но рабство; не царство, но тира­нию; не жизнь, но смерть; не спасение, но гибель». Поэтому жизнь последующих поколений людей превратилась  в  кошмар: их захватил в плен «тиранический грех», они были уведены «в места похотей» и на них обрушились ненасытные наслажде­ния. На земле воцарилось сплошное беззаконие: отец стал под­нимать меч на сына, а сын - на отца; брат убивал брата; даже мать поедала собственное чадо, сделав утробу свою «страшным гробом». Отец распутничал с дочерью, сын- с матерью, брат - с сестрой, и «кийждо ко жене искренняго своего ржаще» (Иер. 5, 8). Персонифицируя до некоторой степени грех и смерть, св. Мелитон говорит, что грех, будучи «соработником смерти» (του θανάτου συνεργός), радовался такому торжеству безумия и сладострастия. «Ведь всякая плоть подпадала под власть греха, всякое тело - под власть смерти, а всякая душа изгонялась из плотского жилища своего». Поэтому человек, «будучи разделен смертью» (ύπο του θανάτου μεριζόμενος), ока­зался в рабстве и в плену у нее (47-56).

Ветхозаветный этап Домостроительства спасения св. Мелитон подробно не описывает. Можно только предполагать, что, со­гласно его мнению, Бог, видя столь великие страдания своей разумной твари, решил даровать людям закон, избрав для этого один народ - иудеев. Естественно, что в своей пасхальной проповеди св. Мелитон достаточно подробно касается событий, связанных с учреждением иудейской пасхи. Примечательно, что святителя интересуют не столько сами события, сколько их духовный смысл, который он старается раскрыть перед своей паствой с помощью типологического толкования. Ветхозаветные праведники (Авель, Исаак, Моисей, Давид) для него лишь «прообразуют» Господа и Его страдания. По словам св. Мели­тона, именно Господь «был убит в Авеле, в Исааке связан, в Иакове странствовал на чужбине, в Иосифе был продан в рабство, в Моисее брошен на произвол судьбы; в [пасхаль­ном] агнце Он предавался закланию, в Давиде преследовался, а в пророках подвергался бесчестию» (69). Поэтому, описывая некоторые детали ветхозаветного этапа Домостроительства спа­сения, св. Мелитон ориентируется, прежде всего, на этап ново­заветный.

И главное его внимание привлекает тот переломный момент истории человечества, когда совершилось страшное предатель­ство   Спасителя  и  мировая  история  повернула  в  новое  русло.

Исходя из толкования слова «Израиль», согласно которому данное слово обозначает «видящий (зрящий) Бога» (подобное толкование впервые встречается у Филона Александрийского, а затем становится весьма распространенным в святоотеческой письменности), св. Мелитон говорит: «О беззаконный Израиль! Почему совершил ты новое преступление, ввергнув Господа твоего в новые скорби - твоего Владыку, образовавшего тебя, создавшего тебя и назвавшего тебя "Израилем"? Однако ты не стал "Израилем", ибо не узрел Бога (ου γαρ ε'ιδες τον Θεον) и не постиг (ούκ ένόησας) Господа» (81-82). Это предатель­ство вызывает у самого святителя искреннюю скорбь («Что ты соделал, о Израиль!»; 73). И как бы обращаясь непосредствен­но к ветхому Израилю, он говорит: «Должно было пострадать Господу, но не от тебя. Должно было Ему быть осужденным, но не тобою. Должно было Ему быть обесчещенным, но не тобою. Должно было Ему быть подвешенным [на Кресте], но не твоей десницей» (75). Сетования по поводу столь печальной судьбы ветхого Израиля занимают значительную часть гомилии. Например, св. Мелитон изрекает: «Услышьте, все племена языков, и смотрите: новое убийство (καινός φόνος) произошло посреди Иерусалима- в граде закона (εν πόλει νομικη), в граде еврейском, в граде пророческом, в граде, который считался праведным! И Кто был умерщвлен? Кто убийца? - Я стыжусь сказать, но вынужден говорить. Ибо если бы убийство совер­шилось ночью, или заклание бы произошло в пустынном месте, то тогда подобало бы [мне] молчание. Однако ныне посреди улиц града, на глазах у всех совершилось неправедное убиение Праведника» (94). Здесь стиль произведения св. Мелитона достигает вдохновенности пророков древнего Израиля, также скорбевших о грехах своего народа. И св. Мелитон, будучи христианским епископом, от всего сердца также скорбит о печальной участи ветхого Израиля, естественно, не испытывая даже малейших признаков злорадного удовольствия. Он лишь ясно высказывает общехристианскую печаль относительно «тра­гического разрыва» (un rupture tragique) в плане Божественного Домостроительства, связанного с тем фактом, что основная масса ветхого Израиля отказалась признать Господа Иисуса Христа. Печаль эта сокрушала уже сердце св. Апостола Павла и на протяжении веков не перестает удручать «христианское со­знание» (la conscience chretienne) ³³⁸.

Собственно на этом ключевом моменте всемирной истории Домостроительства спасения и заканчивается в сочинении разви­тие мыслей св. Мелитона. Открывается новая страница этой истории, но святитель лишь намекает в своей проповеди на содержание ее. В уста Господа он вкладывает следующие слова: «Придите, все племена человеков, замешенные [словно тесто] на грехах, и получите отпущение их. Я - ваше Отпущение, Я - Пасха спасения, Я - Агнец, закланный ради вас, Я - Искуп­ление ваше, Я - Свет ваш, Я - Спасение ваше, Я - Царь ваш» (103). Иначе говоря, Домостроительство спасения всту­пило в свою новую, решающую, стадию, и св. Мелитон как бы призывает свою паству принять достойное участие в этой «исто­рии спасения», став причастниками Господа.

Если рассматривать творчество св. Мелитона в целом, то его можно охарактеризовать как одного из самых своеобычных и ярких представителей греческой апологетики II в. Несомнен­ный поэтический дар, тонкое чувство слова и искреннее вооду­шевление проповедника, всегда призывающего на помощь благо­дать Божию, позволяют ему образно и точно выразить свою мысль. Из всех греческих апологетов II в. он в своем сочине­нии «О Пасхе» наиболее целеустремленно и с великим мастер­ством использует типологический метод толкования Священного Писания. Данное произведение является одним из важнейших звеньев в истории святоотеческой экзегезы и представляет, не­сомненно, один из лучших образцов древнехристианской пропо­веди. Глубокое чувство церковности придает всем высказывани­ям св. Мелитона высокую значимость. Хотя то, что сохранилось от его творений, представляет собой совсем малую толику его литературного наследия, но и эта малая толика позволяет ему, безусловно, занять одно из самых достойных мест в истории древнецерковного богословия и первохристианской письменности.

Глава VI СВ. ФЕОФИЛ АНТИОХИЙСКИЙ 296

Глава VII СВ. МЕЛИТОН САРДИЙСКИЙ 315

Глава VIII АНОНИМНОЕ СОЧИНЕНИЕ «К ДИОГНЕТУ» 339