Остановимся мыслью на том месте, где Богоче­ловек беседовал с учениками о будущем; во­образим, что перед нами проходят над Иеру­салимом столетия и века, и посмотрим, как исполняются пророчества.

Боже мой, какое страшное и поучительное зрелище! Какое чрезвычайное согласие событий с предсказаниями! Какая непредвидимая случайность и вместе точность в исполнении! Страшные землетрясения, разрушившие це­лые города в Вифании и Кампании⁹⁰; ужасный голод в Ри­ме (в 43 и 54 гг.), Греции (в 50 г.) и Палестине⁹¹; свирепая яз­ва в Вавилонии (в 40 г.) и Италии⁹²; кровопролитные меж­доусобия в Иудее и сопредельных с ней областях⁹³, потом в целой империи после смерти Нерона; словом, все те бед­ствия, о каких говорил Иисус Христос, кажется, предвозвещают⁹⁴ всему миру нечто необыкновенное, заставляют ожидать исполнения одного из великих судов Божьих. Но вот тучи бедствий, носившиеся дотоле по разным местам, вдруг устремляются в Палестину, сосредоточиваются над Иерусалимом — по-видимому, за возмущение против ке­сарей, а на самом деле, за противление иудеев Богу отцов своих, за отвержение Мессии. Напрасно небо дает знаме­ние для вразумления легкомысленных⁹⁵; напрасно проис­ходят чудеса во храме⁹⁶; напрасно предостерегают проро­ки⁹⁷, советуют цари⁹⁸ и мудрецы, умоляют первосвященни­ки⁹⁹; народ иудейский ослепил очи свои, чтоб не видеть, окаменил сердце, чтоб не разуметь откровений небесных, возвещающих о наступлении страшного суда Божьего¹⁰⁰. Начинается скорбь, которой, по точным словам очевидца Флавия, не было подобной и не будет. Десятки тысяч иу­деев, подобно бессловесным, закалаются еще прежде во­йны; города иудейские, один за другим, падают в развалинах; земля, кипевшая некогда медом и млеком, становит­ся пустыней. Один Иерусалим еще стоит. Но, Боже мой, какой Иерусалим! Извне окруженный легионами римлян, развевающиеся знамена которых с идолопоклонническим изображением полубогов римских, кажется, приветству­ют его погибель; внутри наполненный разбойническими толпами зилотов, идумеев, сикариев, которые, величая себя защитниками святилища, оскверняют его преступле­ниями, неслыханными в домах разврата, безжалостно предают смерти лучших граждан, режут друг друга, изде­ваются над пророками Мессии, над Самим Иеговой!.. Ви­денная Даниилом мерзость запустения могла ли быть больше этой мерзости?.. Тысячи непогребенных мертве­цов покрывают торжище, улицы, самый храм... Употреб­ляются в пищу, продаются на вес золота вещи, которые благопристойность именовать запрещает... Мать закалы­вает собственного младенца для снеди!.. Сам римский полководец приходит в ужас от бедствий, постигших осажденных, и клянется богами, что он невиновен в них, предлагав столько раз мир. Наконец, Иерусалим падает; один из воинов римских, вопреки строгому повелению военачальника, движимый, по выражению историка иу­дейского, некоей невидимой силой, зажигает храм... Тщетно победитель прилагает все, чтоб спасти это укра­шение Востока, предназначенное в его уме быть памятни­ком его победы: огнь, возжженный небом, не угасает!.. На месте беспримерного по величине, богатству и крепости здания остаются груды камней и кучи пепла. От всего Ие­русалима остаются только три башни, в память прежнего величия. Сто тысяч иудеев, переживших отечество, ведут­ся в плен и продаются, как презренные рабы, на торжи­щах Азии, Европы и Африки. Удивленный гибельными следствиями победы, победитель-язычник, воздев к небу руки, смиренно признает себя орудием гнева небесного и отказывается от титула: «иудейский».

Так пришла кровь праведников на род богоотступный! Пришла в то время, когда многие из иудеев, совре­менных Иисусу Христу, еще не успели приложиться к от­цам своим; пришла так, что не только иудеи, самые языч­ники увидели и исповедали карающий перст Божий!

Кто мог естественным образом предвидеть и предска­зать все это так, как предвидено и предсказано Иисусом Христом? Никакая прозорливость, никакая мудрость че­ловеческая не могла решительно сказать, что иудеи мень­ше, чем за полвека, дойдут до такого незнания своей на­родной слабости, что восстанут открытой войной против римлян, владевших целым светом, одно имя которых по­коряло и держало в повиновении народы, гораздо более сильные, чем иудейский! Стоит только прочитать речи первосвященника Анны и царя Агриппы к иудеям, чтобы видеть, каким безумием представлялось восстание иудеев против римлян для всякого, кто только имел разум и пра­вильное представление об обстоятельствах времени. Кто же, повторяю, мог решительно предсказать, что целый народ отважится на это совершенно безумное, безнадеж­ное и гибельное предприятие? Справедливо, что в Иудее издавна находилось много умов, распаленных мечтами о народной независимости и страстью к междоусобиям: та­ковы были последователи Иуды Галилеянина, зилоты, сикарии и другие; но никто не мог вообразить, чтобы эти малочисленные, беспорядочные толпы взяли верх над умеренной и спокойной частью иудеев, захватили в свои руки верховную власть, сделались распорядителями во­йны и мира, жизни и имущества сограждан. Для того, чтобы началась война с римлянами, надлежало в Риме царствовать Клавдию и Нерону, способным посылать таких прокураторов, как Куман, Фест, Альбин и Флор; над­лежало, чтоб эти изверги, и особенно Флор, своим непра­восудием, грабительством, жестокостью, безрассудством совершенно вывели из терпения иудеев, заставили самых умеренных и благоразумных отважиться на все, только бы не страдать бесконечно. Не будь одного Флора, может быть, и не было бы войны — так думал сам Флавий. Сколько и других причин могли остановить эту войну в самом начале, прервать в продолжении, не допустить до тех ужасных последствий, которыми она закончилась! Касаясь этих причин, иудейский историк не раз изумля­ется их недействительности и объясняет ее предопреде­лением небес. Кто же мог знать это предопределение бо­лее чем за полвека и изречь его вслух так решительно и подробно, как это сделал Иисус Христос? Обозначены не только время события, образ бедствий, предшествующие и последующие обстоятельства, но даже частные черты, например, что Иерусалим будет окружен со всех сторон окопом, что весьма редко бывает во время осад больших городов. Нет, что бы ни говорили противники священно­го писания о неясности некоторых пророчеств, здесь до­лжны положить перст на уста. Флавий, свидетель и учас­тник событий, записывая историю войны иудейской, не имел, конечно, намерения искажать истину в пользу христианской религии; и однако же многие страницы его истории, кажется, написаны именно для того, чтобы сви­детельствовать перед потомством, как верно исполни­лось в народе иудейском предсказание Иисуса Христа.

Посмотрим в другую сторону, взглянем на апостолов и их учеников: что с ними? Опять то самое, что предска­зано их Учителем. В продолжение времени, протекшего до разрушения Иерусалима, они успели уже видеть над собой, с одной стороны, всевозможные гонения, с другой — все виды помощи свыше, им обещанной. Несмот­ря на их невиновность, благотворность учения и дейст­вий, их везде преследуют, мучают, как злодеев. Один Па­вел проходит множество судилищ, дает ответ перед си­недрионом, ареопагом, кесарем, пролагает собственной кровью след от Аравии до Иллирика, от Антиохии до столпов Геркулесовых. Большая часть учеников Иисуса Христа положили уже душу свою за Возлюбленного. Ты­сячи последователей их готовятся вступить на ужасное поприще гонений, которое втайне готовится во всех частях Римской империи. Имя христианина сделалось преступлением едва ли не у всех народов. Испытаны из­мены и от своих: явились многие, нечисто проповедую­щие имя Христово, ищущие своих выгод, а не того, чего требует Христос (Фил. 2,21); открылись лжебратия, раз­вращавшие неопытных в вере, мыслящие единственно о земном, враги креста Христова, кому бог — чрево, чья слава — в стыде (Фил. 3, 19); вкрались уже такие нечес­тивцы, которые самую благодать Божью и милосердие к грешникам обращали в случаи и повод к нечистой жиз­ни, пренебрегали при том всяким начальством, отверга­ли Самого Иисуса Христа; за беззаконие иссякла уже любовь многих, многих (Посл. Иуды)!

Но в то же самое время исполнялась над учениками Иисуса другая, радостная сторона Его пророчеств. Ма­лое стадо, оставленное в пустыне, среди волков, но со­блюдаемое Промыслом, растет и своими совершенства­ми доказывает язычникам и иудеям, что ему завещано духовное царство в целом мире. Христианские общества образуются с неимоверной скоростью в самых непросве­щенных и диких народах, проповедь апостолов видимо обходит все концы вселенной; победа Евангелия про­стерта уже до дома кесарева (Фил. 4, 22). Никто не может противиться премудрости, которая является всякий раз в устах проповедников Евангелия, когда они свидетель­ствуют перед судьями за имя Иисусово. Выслушав Пав­ла, римский прокуратор едва не делается христианином; самые фарисеи, увлеченные словами Его, превращаются из обвинителей в защитников; целый синедрион не зна­ет, что отвечать на слова рыбарей, которые упрекают его в убийстве Мессии! Склоняющееся к закату иудейство способствует успехам христианства своим падением. Верные предостережению своего Учителя, христиане со­храняют себя непричастными гражданским смутам и браням, заблаговременно оставляют землю, оставлен­ную Богом; прочие спасаются бегством в горы Пеллы.

Так верно и с этой стороны исполнялось предсказа­ние Богочеловека! Кто за сорок лет мог поручиться за это исполнение? Кто мог ожидать, что в продолжение такого краткого времени несколько самых бедных, не­знатных и непросвещенных земной мудростью евреев произведут такой переворот во всем мире: распростра­нят новую веру, совершенно противную предрассудкам и страстям, заставят премудрого еллина и римлянина воздавать божеское поклонение Распятому, ниспроверг­нут идолов и на место их водрузят крест? Одна мысль о подобном событии в будущем была бы во время Иисуса Христа что-то крайне странным и несбыточным... И од­нако же это несбыточное предсказано и исполнилось на самом деле со всей точностью... Но устремим взор наш далее и посмотрим, что происходит над развалинами храма Иерусалимского, которые с этих пор становятся вечным памятником гнева небесного.

Не вразумленные разрушением Иерусалима и все­мирным рассеянием своим, иудеи продолжают мечтать о восстановлении стен града отечественного. На всеобщее ожидание являются один за другим, по предсказанию Иисуса Христа, лжехристы и лжепророки¹⁰³, дают знаме­ния, обещают чудеса; обманутый народ снова восстает против римлян, напрягает последние силы; вновь проли­ваются реки крови иудейской, еще сотни тысяч поверга­ются в рабство, но Иерусалим не восстает из развалин; вместо освобождения теряет самое имя¹⁰². Потомок Авраа­ма, купив у язычников позволение пролить слезы на мо­гиле своих праотцов¹⁰¹, приходит к святому граду и с ужа­сом видит на его месте Елию Капитолийскую, на вратах которой изображено ненавистное для иудеев животное... Но вот истина самого пророчества Иисусова как бы подвергается испытанию. На престоле кесарей римских является Иулиан, враг христианства, друг иудеев, пок­лявшийся для посрамления христиан и веры их восста­новить, вопреки пророчеству Иисуса Христа, храм Иеру­салимский. По гласу деспота тысячи иудеев со всех сто­рон света стекаются в Палестину; начинают разрывать основание храма, богатейшие жены своими руками коп­ают землю священную, усердие доходит до энтузиазма: все напрасно! Из земли внезапно вырывается множество огненных шаров, которые прогоняют работающих¹⁰⁴. То же явление, грозное, нестерпимое, повторяется всякий раз, когда начинается прерванная работа, и строители храма, подобно строителям столпа Вавилонского, рассе­иваются, свидетельствуя собственным опытом, что развалины храма Иерусалимского находятся в распоряже­нии не кесарей земных, а Царя Небесного, предназна­чившего их свидетельствовать о славе Сына Своего...

По крайней мере, времена языков, по-видимому, оканчиваются... Иерусалим становится собственностью императоров христианских. Теперь их стремление — об­новить, украсить места, освященные земной жизнью Богочеловека. Так, они обновлены, украшены: но надо­лго ли? На Голгофе неприлично расти цветам; село кро­ви не должно быть жилищем веселия и тишины: и вот, движимые неведомой силой, Хозрой¹⁰⁵ и Омары идут под­новить развалины Иерусалима и рассыпать камни, ус­певшие собраться воедино! На месте Святого святых яв­ляется новая мерзость запустения — мечеть Магомета!

Еще ряд удивительных явлений! Не постигая путей Промысла, целый христианский Запад восстает на Вос­ток мусульманский, под крестом сражается за освобож­дение гроба Христова, хочет превратить в столицу ново­го царства город, предназначенный быть местом все­мирного плача. Побежденная луна уклоняется, исчеза­ет; но проходит не более полувека, и она снова во всей полноте является на месте храма Соломонова; цари и вожди, принявшие на себя стражу гроба Христова, убе­гают безвозвратно; Иерусалим остается освобожденным в одном песнопении Тасса!..

Новые явления судеб Промысла в истории Иерусали­ма! Чего прежде нельзя было достигнуть общим чрезвы­чайным усилием держав христианских, то самое для неко­торых, по-видимому, сделалось возможным и удобным даже порознь. Что же? Ни одна держава не мыслит уже об освобождении святого града! Большая часть удивилась бы, если бы кто им приписал подобную мысль! До того христиане, по-видимому, забыли колыбель своей религии в то время, как начали замечать и уважать места рождения философов, поэтов, лицедеев... Одно слово в каком-либо победоносном трактате, и христианский путешественник, преплыв моря, победив тысячи трудностей, вступая в Ие­русалим, не был бы принужден выдерживать новую борь­бу с алчностью турецкого начальства, не выкупал бы у Магомета права поклониться гробу Иисуса: и никто не мыслит, можно бы сказать, не осмеливается произнести сего слова... Почему? Потому что Провидению неугодно, чтобы страна неверия, обагренная кровью Сына Божьего, наслаждалась миром веры в Него; и вот, крест Иисусов, везде блистающий славой, на Голгофе доселе безмолвен; его сияние было бы несовместно с печалью и запустени­ем, которым там царствовать должно.

Пройдут еще века и, может быть, тысячелетия над Иерусалимом, но не мимо идут слова Иисуса, обрекше­го храм Иерусалимский на запустение. Дщерь Сиона до­толе не восприимет прежней лепоты своей, доколе не изыдет во сретение Мессии, ею отверженному, и не ска­жет: Благословен грядый во имя Господне!

Ужас объемлет, когда вообразишь, сколько требова­лось условий, чтобы пророчество Иисуса Христа испол­нилось над иудейским народом так, как оно исполня­лось в продолжение 19 веков!..

После этого можно ли сомневаться в исполнении и другой части пророчества Иисусова касательно скончания видимого мира, Его славного пришествия и суда над ро­дом человеческим? Прошлое ручается за будущее. Обра­щать благотворную неизвестность будущего в мертвые вы­кладки, подчинять числительной точности времена и лета, которые Отец Небесный — и весьма премудро — положил в Своей власти (Деян. 1,7), значило бы идти вопреки тай­нам Провидения, перед которыми благоговеют ангелы. Вместо бесполезного и опасного исследования о времени будущего второго пришествия Иисусова лучше предло­жим некоторые замечания, могущие служить к устране­нию погрешностей в уразумении слов Иисуса Христа.

Находя, что пророчество Господа о Своем будущем пришествии не отделено в точности от пророчества о раз­рушении Иерусалима и даже как бы заключено в нем, на­ходя притом, что выражения, употребленные для означе­ния будущей кончины мира (как-то: помрачение солнца и луны, падение звезд и проч.) у древних пророков имеют иногда смысл метафорический (означая падение царств, разрушение городов¹⁰⁶), некоторые приходили к мысли, не относится ли все настоящее пророчество Христово к од­ному и тому же предмету: разрушению Иерусалима, и то, что думают обыкновенно о втором пришествии Иисуса Христа, не должно ли почитать пророчески-идеальным изображением событий, сопровождавших это разруше­ние, то есть величайших бедствий осажденных, уничиже­ние и рассеяние народа иудейского, торжество христиан­ства и проч.? Для устранения этой благовидной, но на са­мом деле ложной мысли должно вспомнить: а) что иное — язык древнего пророческого вдохновения, иное — насто­ящая беседа Иисуса Христа. Двусмысленный, аллегори­ческий образ выражения всего менее приличествовал Ему теперь, когда надлежало предостеречь учеников от пог­решностей и недоразумений касательно будущих собы­тий. Притом, когда читаешь вышеозначенные выражения у древнего пророка, вместе с этим сам видишь, что он говорит иносказательно; слушая слова Иисуса Христа, чув­ствуешь совершенно противное; б) во всех прочих случа­ях, где Иисус Христос упоминает о Своем пришествии, под этим пришествием разумеется действительное собы­тие; странно было бы только в настоящем случае, где бо­лее всего видна историческая действительность Его выра­жений, обращать ее в метафору. Тогда надлежит уже и всем следующим притчам навязывать смысл самый неес­тественный; особенно же никак не подходит под аллего­рию разрушения Иерусалима — изображение суда все­мирного, которым Иисус закончил Свою беседу. Не долж­но наконец забывать и того, что в посланиях апостолов неоспоримо, буквально изображается будущая кончина мира и славное пришествие Господа (1 Петр. 4, 5; 2 Петр. 3,10; 1 Сол. 4,15—17); для чего же уходить, так сказать, без причины от этого пророчества в Евангелии, когда непре­менно придется встретиться с ним у апостолов?

Вторая опасность! Читая у св. Матфея, что кончина мира и пришествие Господа должны последовать вдруг после скорбей дней тех, то есть (как явствует из пред­ыдущего) после бедствий, сопровождавших падение Ие­русалима, опять казалось некоторым, что Богочеловек обещает здесь пришествие Свое как бы скорее, нежели как ему быть надлежало, и что поэтому в предсказании Его была некоторая неточность и неясность.

Но эта искусительная мысль невозвратно падает от силы нескольких слов, находящихся у св. Луки. У него между разрушением Иерусалима и пришествием Госпо­да стоят целые времена языков (Лк. 21. 24), в продолже­ние которых Иерусалим должен оставаться в попрании у необрезанных, а иудеи — находиться в рабстве у всех на­родов. Что времена язычников не кратковременны, яв­ствует из самого выражения — времена и из событий, которым в продолжение их должно совершиться. Еще ощутительнее продолжительность этих времен видна у апостола Павла, который в послании к римлянам рас­суждает о том же самом предмете. Ослепление Израиля и, следовательно, его рассеяние должно, по учению апостола, продолжаться до тех пор, пока не войдет пол­ное число язычников (Рим. 11,25). А такое условие, оче­видно, может придти не иначе, как по прошествии мно­гих веков. Значит, Иисус Христос ни Сам не представ­лял, ни ученикам не давал повода представлять испол­нения будущих событий скорее надлежащего.

«Что же должно думать о выражении «вдруг», нахо­дящемся в Евангелии св. Матфея?» Это пророческое абие, под которым часто сокрываются целые века. Впро­чем, можно догадываться, что мы, как показывает вза­имное сравнение евангелистов, имеем беседу Иисуса Христа не в той полноте до слова, в какой она произне­сена. Быть не может, чтобы столь продолжительное со­беседование не было прерываемо, по обыкновению, во­просами, мнениями, движениями учеников¹⁰⁷. В самой беседе есть следы, что ход речи направлялся по нити во­просов. Тогда было все понятно, определенно и точно для слышавших. Теперь, когда эта нить выпущена, когда разговор обращен в речь, многие промежутки по необхо­димости исчезли, предметы разнородные сблизились, будущее представилось, как на картине, в современном виде. Несмотря на это, и теперь, кто умеет найти истин­ную точку зрения, для того картина обращается в пер­спективу и показывает предметы раздельно и ясно.

Третья опасность, угрожающая при разумении слов Спасителя праздной пытливости, есть недоумение: «Как Он, будучи Сын Божий, мог не знать что-либо? Как Судья мира мог не ведать времени Своего будущего пришест­вия?» (Мк. 13, 32). Об этот камень соблазна претыкались ариане, о него сокрушались агносты¹⁰⁸. Но для веры он не существует!.. Тому, Кто уничижил Себя до восприятия рабского образа, до претерпения казни самой поносной, трудно ли было уничижиться до незнания по человечест­ву самой высокой тайны Промысла, недоведомой для ан­гелов? Знание этой тайны, по самому существу ее, при­надлежало не к состоянию уничижения Иисусова, а к со­стоянию славы¹⁰⁹. И вот, после Воскресения, когда ученики спрашивают Его о времени пришествия, Он не говорит: «Я Сам не знаю его» (ибо преломил уже семь печатей, за­печатлевавших книгу судеб (Апок.5, 5), приял от Отца от­кровение всех будущих событий) (Апок. 1, 1), а отвечает только: «Несть ваше разумети времена и лета».

Напротив, слыша из уст Иисуса Христа о неведении тайны Промысла вдруг после величественных слов «небо и земля прейдут, а слова Мои не прейдут», — невольно изум­ляешься святым изумлением перед чистотой и святостью души Иисусовой, которая постоянно являет себя тем, что она есть; открывает великое, божественное, не скрывает и малое, человеческое; говорит истину, нисколько не забо­тясь о том, не произведут ли слова ее какого-либо небла­гоприятного для нее впечатления. Сказать: «Я этого не знаю», — вдруг после того, как сказано: «Я все могу», — для этого требуется величие духа не человеческое.

Впрочем, трудно усмотреть, чего не достает здесь и для удовлетворения людей, любящих видеть в лице Иису­са величие более внешнее и, так сказать, чувственно, нежели нравственно-духовное. Царь неба и земли, повеле­вающий всей природой, Судья живых и мертвых, гряду­щий на облаках в сопровождении всех ангелов, Чьи сло­ва неизменны, Коего награды вечны, наказания нескон­чаемы: может ли быть изображение величественнее? Сла­ва — выше? Могущество — больше и разительней?

И так изображал Себя Тот, Который совершенно знал, что через два дня Ему должно будет умереть на кресте!..

Почти в то самое время, как Господь беседовал на Елеоне с учениками Своими о кончине мира, в Иеруса­лиме, во дворе Каиафы происходило чрезвычайное, тай­ное собрание синедриона для рассуждения о последних днях Его собственной жизни (Мф. 26,3). Со времени вос­крешения Лазаря дело дошло до того, что вождям народа иудейского оставалось избрать одно из двух: признать с благоговением Пророка Галилейского за Мессию, к чему уже была расположена большая часть народа и даже неко­торые из членов синедриона, или, став против Него и Его служения, принять решительные меры к прекращению дальнейших успехов Его проповеди и чудес. Решиться на первое Каиафа с клевретами своими теперь еще менее был способен, нежели при первом совещании, по случаю воскресения Лазаря. После событий предшествующих дней — торжественного входа в Иерусалим, посрамления всех сект иудейских и самих членов, посланных от синед­риона, особенно после грозной последней, обличитель­ной проповеди в храме, которая всей тяжестью своей па­дала на главы народа, — Пророк из Галилеи казался пер­восвященникам самым опасным, личным противником, против Которого позволительно употребить все: закон и гражданские меры, хитрость и насилие. Именно в таком духе происходило тайное совещание лукавого сонмища. Самое место его показывало, что все, в нем происходя­щее, состоит в тайном распоряжении Каиафы. Впрочем, если бы кто из учеников Иисуса услышал, чем кончились теперь совещания вождей народа иудейского, то мог бы подумать, что они, узнав каким-либо образом о тайной беседе Елеонской Иисуса Христа с учениками, нами сей­час слышанной, решились воспрепятствовать исполне­нию Его пророчества о времени Своей смерти. Твердо положено лишить Его жизни и для этого захватить в свои руки, но спустя не два дня, как Он говорил ученикам, а по прошествии всего восьмидневного праздника (Мф. 26,5). Отважиться на это в самое время Пасхи казалось делом крайне опасным и потому безрассудным. Очевидным ка­залось, что многочисленный народ, стекшийся со всего света на праздник, не будет безмолвным зрителем наси­лия над Воскресителем Лазаря и не выдаст Его спокойно той малочисленной страже, которой мог располагать си­недрион. А подать в такое опасное время, как Пасха, по­вод к возмущению народному, всегда сопряженному с ве­ликой опасностью для существующих властей, за которое притом впоследствии надлежало бы еще подлежать стро­гому взысканию римского правительства, — это состав­ляло такую крайность, на которую Каиафа не мог ре­шиться — из самой ненависти к Иисусу... Боязливость в расчетах фарисейских простерлась в этом случае до того, что сочтено за лучшее даже и после праздника не упот­реблять против Него силы открытой (в самом Иерусали­ме всегда могло найтись довольное число людей, готовых отразить силой покушение на столь великого Пророка), а захватить Его в свои руки хитростью, в каком-либо тай­ном месте, без народа, ночью, впрочем, с тем, чтобы су­дить Его и осудить на смерть по закону — отечественному или римскому, но по закону.

IX БЕСЕДА С УЧЕНИКАМИ О СУДЬБЕ ИЕРУСАЛИМА И ПОСЛЕДНИХ ДНЯХ МИРА

X ВЗГЛЯД НА (ОБРАЗ) ИСПОЛНЕНИЯ ПРОРОЧЕСТВ О СУДЬБЕ ИЕРУСАЛИМА, С ПРИМЕЧАНИЯМИ КАСАТЕЛЬНО (ОБРАЗА) ИЗЪЯСНЕНИЯ ПРОРОЧЕСТВ О ПОСЛЕДНИХ ДНЯХ МИРА

XI ПРЕДАНИЕ ИИСУСА ХРИСТА ИУДОЙ