XXXIX. Разделение царства, его причины и значение. Иеровоам и произведенный им религиозный раскол¹.

Скоро после смерти Соломона исполнилось предска­зание пророка Ахии; царство его разделилось, и более зна­чительная часть его отошла к Иеровоаму. Этот великий государственный переворот ускорен был неблагоразумием его наследника, сына Ровоама. При вступлении на престол он по установившемуся обычаю должен был заключить особый договор с народом, но дело затруднялось уже тем, что при его восшествии на престол с особенною силою проявилось соперничество между коленами Иудиным и Ефремовым, выражавшими притязания на главенство в народе. Чтобы уладить соперничество, Ровоам не удоволь­ствовался провозглашением себя царем в Иерусалиме, а отправился в Сихем (главный город Ефремова колена), чтобы найти подтверждение своих прав на престол и со стороны другого сильного колена. Этим и воспользовались представители северных колен, чтобы предъявить ему из­вестные условия для облегчения народных повинностей, которые в последние годы царствования Соломона, по причине его непрестанных построек и неумеренной рос­коши, возросли до такой степени, что сделались «тяжким игом» для народа. Дело было серьезное и требовало тем более благоразумного отношения к себе, что предъявлено было представителями народного собрания во главе с Иеровоамом, возвратившимся в это время из Египта. Царь дал себе три дня для обсуждения этого вопроса. В государ­ственном совете голоса разделились. Старые советники, служившие при Соломоне, понимая действительное состо­яние государства и народа, советовали ему уступить наро­ду, говоря: «если ты на сей день будешь слугою народу своему, и услужишь ему, и удовлетворишь им, и будешь говорить с ними ласкою, то они будут рабами твоими на все дни». Но молодой неопытный царь пренебрег этим благоразумным советом и последовал совету своих моло­дых сверстников, которые, воспитавшись под развращаю­щим влиянием последних лет царствования Соломона, смотрели на все легкомысленно. Они посоветовали реши­тельно отказать народу в его просьбе, заявив при этом, что потребности нового царя еще больше потребностей Соло­мона, так как «мизинец его толще чресл его отца». Чтобы раз навсегда отучить народ от подобных требований, царь должен был, по совету этих сановников, пригрозить ему еще большим увеличением ига. Когда Иеровоам во главе представителей народного собрания вновь явился к царю, то Ровоам ответил им «по совету молодых людей и сказал: отец мой наложил на вас тяжкое иго, а я увеличу иго ва­ше; отец мой наказывал вас бичами, а я буду наказывать вас скорпионами», т.е. теми унизанными шпильками пле­тьми, которыми наказывались тяжкие преступники. Тогда раздраженный народ дал волю накопившемуся в нем чув­ству недовольства, и повсюду раздался уже слышавшийся раньше клич: «какая нам часть в Давиде? Нет нам доли в сыне Иессеевом, по шатрам своим, Израиль! Теперь знай свой дом, Давид! И разошелся Израиль по шатрам сво­им». Ровоам, не сознавая еще неблагоразумия своего ша­га, послал было Адонирама, начальника над податями, для сбора податей, но «израильтяне забросали его каменьями, и он умер». Сам царь должен был спасаться бегством в Иерусалим, а народное собрание в Сихеме провозгласило царем Иеровоама, которого признали десять колен, так что за Ровоамом осталось только колено Иудино, к кото­рому присоединилось еще Вениаминово. Свою государст­венную ошибку Ровоам хотел поправить военной силой и собрал 180-тысячное войско для подчинения отложивших­ся колен, но кровопролитие было предотвращено Самеем «человеком Божиим», который убедил Ровоама, что все это совершилось по воле Божией, и потому братоубийст­венная война будет прямым преступлением против Бога, и Ровоам должен был  примириться с совершившимся пе­реворотом, хотя вражда у него с Иеровоамом, часто пере­ходившая в опустошительную войну, не прекращалась «во все дни их жизни».

Так совершилось разделение еврейского народа на два царства, получившие названия царства Иудейского и цар­ства Израильского. На первый взгляд можно подумать, что царство Израильское, как составившееся из десяти ко­лен, составлявших две трети всего населения страны и за­нимавших лучшую и плодороднейшую часть ее, имело на своей стороне все преимущества и явный залог большого политического могущества. Но, с другой стороны, нужно иметь в виду, что за царством Иудейским осталась столи­ца, как центр установившегося правления и материальных интересов народа, вместе с огромными государственными сокровищами, накопленными там Соломоном. Притом, не говоря уже о закаленной энергии и предприимчивости самого колена Иудина, на его стороне были все преиму­щества в религиозном и нравственном отношении, так как в его столице находился храм, главная святыня всего народа, построенная общими народными усилиями, освя­щенная при общем народном участии и потому невольно притягивавшая к себе всеобщее народное сочувствие.

Таким значением храма объясняется и вся дальней­шая история отношений между обоими царствами. Видя это тяготение народа к храму иерусалимскому, цари израильские стали смотреть на него с подозрением, опасаясь, чтобы религиозное тяготение к храму не перешло в поли­тическое тяготение к самому Иерусалиму, как политичес­кой столице. И вот, вопреки обетованию Божию, ставив­шему верность и преданность истинной религии условием долговечности дома Иеровоамова, цари израильские с первых же шагов своего царствования начинают стре­миться к отчуждению своего народа от храма иерусалим­ского, стараются основать собственный центр религиозной жизни и даже ввести такую религию, которая не имела бы ничего общего с религией иерусалимскою храма. Такая политика прямо вела к религиозному расколу, который и совершен был открыто первым царем израильским Иеровоамом.

Будучи провозглашен царем², Иеровоам, прежде всего, приступил к упрочению своего положения с внешней сто­роны. С этою целию он укрепил несколько городов, и именно Сихем по сю сторону и Пенуэл по ту сторону Иордана, которые и сделались двумя главными твердыня­ми его обширного царства, хотя свою собственную рези­денцию он основал в прекрасном городе Фирце, в живо­писных горах к северу от Сихема. Но и при обладании та­ким прекрасным царством Иеровоама не оставляла роковая мысль. Чувствуя недостаточность своих прав на престол, он невольно думал: «царство может опять перей­ти к дому Давидову. Если народ сей будет ходить в Иеру­салим для жертвоприношения в доме Господнем, то серд­це народа сего обратится к государю своему, к Ровоаму, царю иудейскому; и убьют они меня, и возвратятся к Ро­воаму, царю иудейскому». Посоветовавшись с своими при­ближенными, царь решил основать новую религию³; умы­шленно опираясь на пример Аарона, он сделал двух золо­тых тельцов и, повторяя слова тогдашних идолопоклонников, сказал народу: «не нужно вам ходить в Иерусалим; вот боги твои, Израиль, которые вывели тебя из земли Египетской» (3 Цар. 12:28; ср. Исх. 32:4, 8). Од­ного из этих тельцов он поставил в Дане, а другого в Вефиле, сделав последний главным святилищем нового куль­та. Тут он построил капище на высоте, как это делалось у ханаанских народов. Для служения в этом капище он хо­тел было воспользоваться теми священниками и левитами, которые жили в отошедших к нему левитских городах; но ошибся в своем расчете. Все истинные священники и ле­виты, видя нечестивые затеи царя, оставили свои города и владения и переселились в Иудею и в Иерусалим. Тогда царь сделал новый шаг к нарушению закона и «поставил из народа священников, которые не были из сынов Леви-иных»; установил праздники на подобие праздников иу­дейских и на воздвигнутом жертвеннике в Вефиле сам лич­но хотел принести жертвы, чтобы торжественно открыть служение по обряду новоучрежденной им религии. Но вот из Иудеи явился «человек Божии»⁴ и, став лицем к лицу с Иеровоамом, произнес предсказание, что один из потом­ков Давида, именно Иосия, на этом самом жертвеннике принесет в жертву идолослужащих священников, и под­твердил свое предсказание знамением, что самый жертвенник распадется и пепел с него рассыплется. Разъяренный царь приказал схватить дерзкого прорицателя и сам про­стер на него руку свою, — но рука его вдруг оцепенела, а вместе с тем жертвенник распался и пепел с него рассы­пался. Тогда Иеровоам смирился, и по молитве «человека Божия» рука его выздоровела от поражения. Он предло­жил «человеку Божию» зайти к нему во дворец и подкре­пить себя пищею, обещая предложить ему и особый пода­рок. «Но человек Божий сказал царю: хотя бы ты давал мне полдома твоего, я не пойду с тобой и не буду есть хле­ба и не буду пить воды в этом месте. Ибо так заповедано мне словом Господним: не ешь там хлеба и не пей воды, и не возвращайся тою дорогою, которою ты шел». Однако же он сам нарушил эту заповедь и, послушавшись одного ложного пророка, зашел к нему и принял угощение, за что и умерщвлен был в пути напавшим на него львом — в пре­достережение всем тем, кто не твердо стоят в заповеди Бо­жией. Так как Иеровоам не вразумился от бывшего ему предостережения, то его постигло семейное несчастие: умер его сын Авия, единственный в его доме, «в ком на­шлось нечто доброе пред Господом, Богом Израилевым». Когда он сделался болен, Иеровоам хотел тайно воспользо­ваться милостью того Бога, которого он отвергал открыто⁵. Он велел своей жене переодевшись отправиться в Силом к престарелому пророку Ахни, тому самому, который пред­сказал ему, что он будет царем, и спросить его о предстоя­щей участи сына. Но когда она вошла в дом Ахии, то пре­старелый пророк, несмотря на свою слепоту, сразу узнал, кто его посетительница, и не только не принял принесен­ных ему подарков («десять хлебов и лепешек и кувшин ме­ду»), но произнес строгое осуждение на весь дом Иеровоамов, заявив, что за введенное им идолопоклонство Господь наведет всевозможные бедствия на его дом и «выметет дом Иеровоамов, как выметают сор до чиста», а сам Израиль бу­дет извергнут из земли обетованной и отведен будет за ре­ку (Евфрат — в плен) «за то, что они сделали у себя идо­лов, раздражая Господа». Больной сын царя должен был умереть, что и случилось, лишь только царица по возвра­щении переступила порог своего дворца.

Но вот умер и сам Иеровоам, процарствовав двадцать два года⁶. Ему наследовал сын его Нават, который во всем последовал примеру своего отца: «делал он неугодное пред очами Господа, ходил путем отца своего и во грехах его, которыми тот ввел Израиля во грех». Поэтому его скоро постигло наказание Божие, и он пал жертвою военного за­говора, составленного военачальником Ваасой, который убил царя и истребил дом Иеровоамов, как и предсказал пророк Ахия, и сам сделался самозванным царем Израи­ля⁷. Но династия Ваасы, следовавшего в своей политике си­стеме Иеровоама и даже более последнего предававшегося нечестию и идолопоклонству, прекратилась с его сыном Илой, который был убит военачальником его конницы Замврием, умертвившим его, когда он «напился допьяна» в гостях у начальника своего двора Арсы. Замврий провоз­гласил себя царем и истребил весь дом Ваасы, но сам про­царствовал лишь семь дней. Узнав, что народ, не призна-вая его, провозгласил себе царем другого военачальника Амврия, который во главе сильного войска подступил к Фирце и уже взял укрепления столицы, Замврий, подобно ассирийскому царю, «вошел во внутреннюю комнату цар­ского дома и зажег за собою царский дом огнем, и погиб за свои грехи, в чем он согрешил, делая неугодное пред очами Господними, ходя путем Иеровоама и во грехах его, которые тот сделал, чтобы ввести Израиля во грех». Но и этим не кончились политические смуты царства Израиль­ского. Рядом с Амврием, претендентом на престол высту­пил некто Фамний, который увлек за собою половину на­рода, так что царство Израильское разделилось между со­бой, и началась четырехлетняя междоусобная война, и только по смерти Фамния престол утвердился за Амврием, который и царствовал еще восемь лет. Для упрочения пре­стола за своей династией, он оставил Фирцу с ее сгорев­шим дворцом и полуразрушенными стенами, и построил новую для себя столицу, знаменитую Самарию, которая оставалась резиденцией царей израильских до самого паде­ния царства. Но и в эту новую столицу он перенес старое нечестие и идолопоклонство своих предшественников, и в этом отношении «поступал даже хуже всех, бывших пред ним», подтачивая таким образом нравственную силу госу­дарства, в котором он хотел укрепить свой престол. Так, основанное Иеровоамом царство Израильское, став, вслед­ствие произведенного последним религиозного раскола, на ложную дорогу, с каждым царствованием все более удаля­лось от истинного пути, подготовляя свою погибель.

 

XL Слабость и нечестие Ровоама и Авии, царей иудейских, и благочестивое царствование Асы и Иосафата.

После неудавшейся попытки силой подчинить себе отложившиеся колена, Ровоам стал заботиться об укрепле­нии за собой оставшегося ему владения⁸. Он укрепил не­сколько городов и между ними Вифлеем, Фекою и Хеврон, превратив их в сильные крепости и снабдив оружием и провиантом. Когда определились границы Иудейского царства, то оно обняло собою не только владения двух главных колен Иудина и Вениаминова, но и прежние зем­ли колена Данова, переселившегося на север, и земли ко­лена Симеонова, настолько ослабевшего политически, что оно как бы перестало даже считаться самостоятельным коленом. Кроме того, под властию  Ровоама оставались еще покоренные раньше земли Эдома и Аммона, продолжав­шие платить дань, установленную Давидом. В нравствен­ном отношении царство Иудейское было усилено еще тем, что в него переселилось все колено Левиино — все священники и левиты, выселившиеся из царства Израиль­ского вследствие введения там идолопоклоннического культа золотых тельцов. Вследствие всего этого первые го­ды царствования Ровоама отличались значительным для тогдашнего политического состояния страны благоденст­вием. К несчастию, Ровоам наследовал от своего отца его худшие качества и содержал многочисленный гарем — из 18 жен и 60 наложниц, давших ему двадцать восемь сыновей и шестьдесят дочерей. С этим неразлучны были обычные соперничества и интриги, тем более, что Ровоам показывал явное свое предпочтение своей любимой жене Маахе, дочери (или, вернее, внучке) Авессаломовой, за сыном которой Авией упрочил наследство престола и за­ранее сделал его «главою и князем над братьями его». Что­бы ослабить их соперничество, он благоразумно «разослал всех своих сыновей по всем землям Иуды и Вениамина, во все укрепленные города, и дал им содержание большое, и прислал много жен». Но при временном благоденствии ускорилось лишь забвение недавних грозных испытаний, и Ровоам, а вместе с ним и весь народ иудейский «оставили закон Господень» и «делали неугодное пред очами Госпо­да». «И устроили они у себя высоты, и статуи, и капища на всяком высоком холме, и под всяким тенистым дере­вом. И блудники были также в этой земле и делали все мерзости тех народов, которых Господь прогнал от лица сынов Израилевых». Такое религиозно-нравственное паде­ние требовало наказания и оно явилось в лице египетско­го фараона Сусакима⁹.

Сусаким или Шешонк I был родоначальником новой XXII династии фараонов, сменившей прежнюю династию, в родстве с которой находился Соломон. Эта перемена ди­настии совершилась еще при жизни Соломона, и новый фараон тогда же обнаружил враждебность по отношению к дому Соломонову тем, что дал у себя приют Адеру, кня­зю эдомскому, и Иеровоаму. Теперь, воспользовавшись ослаблением политического могущества этого дома, он в пятом году царствования Ровоама предпринял поход про­тив Иерусалима. Быстро взял он несколько укрепленных городов иудейских и подступил к самому Иерусалиму. При виде страшной опасности царь и народ смирились и возопили о помощи к Богу, который и спас их от плена. Сусаким, однако же, ограбил храм и царский дворец, за­хватив с собою все их сокровища и вместе знаменитые зо­лотые щиты, сделанные Соломоном, так что Ровоам при­нужден был заменить их медными, чтобы сохранить неко­торую пышность при обычных торжественных выходах царя. Царство иудейское на время сделалось данником Сусакима, чтобы неверный народ опытом познал, «каково служить Богу и служить царствам земным».

Поход Сусакима вновь приводит Библейскую исто­рию в соприкосновение с египетской, и библейское сказа­ние о нем вполне подтверждается свидетельствами египет­ских памятников. На стенах знаменитого египетского хра­ма Карнакского (в Фивах) изображено все это событие, и среди пленных, захваченных фараоном, ясно видны плен­ники с иудейскими чертами в физиономии и одежде, и в присоединенном к этим изображениям списке покорен­ных народов и царств значится и имя «Иуда Мелхи», т.е. царство Иудейское.

Этот тяжкий урок, по-видимому, не прошел даром для царя и народа иудейского. «В Иудее было нечто доб­рое», но в общем Ровоам «делал зло, потому что не рас­положил сердца своего к тому, чтобы взыскать Господа». Он царствовал семнадцать лет, умер 58 лет от роду и былпогребен в городе Давидовом. Его царствование описано было в записях пророка Самея и Адды прозорливца — в книге царских родословий.

Ровоаму наследовал сын его Авия, на восемнадцатом году царствования Иеровоама¹⁰. Он попытался еще раз си­лою возвратить себе отпавшие колена, и в начатой войне ему удалось поразить Иеровоама и отнять несколько горо­дов, в числе которых был и Вефиль. Победа эта была ре­зультатом сильного религиозного одушевления как самого царя, который укорял израильтян за введенное у них идолопоклонство, так и вообще иудеев, «которые уповали на Господа, Бога отцов своих». Но сам Авия не удержался на высоте этого доброго начала и скоро последовал дурному примеру своих предшественников: завел большой гарем из 14 жен, от которых у него родилось 22 сына и 16 доче­рей, и вообще начал «ходить во всех грехах отца своего, которые тот делал прежде него», вследствие чего и царст­вование его было непродолжительным. Он царствовал около трех лет и погребен был в городе Давидовом, пере­дав царство своему сыну Асе.

Аса, третий царь иудейский, взошел на престол на 20-м году царствования Иеровоама и царствовал в Иеру­салиме сорок один год¹¹. Воспитавшись среди испытаний прежних царствований, он воцарился с добрым намерени­ем следовать во всем примеру великого своего прапрадеда Давида и с сердечною преданностью истинной религии приступил к очищению своего царства от накопившегося в нем религиозно-нравственного зла. «Он изгнал блудников из земли, и отверг всех идолов, которых сделали отцы его, И даже мать свою Ану лишил звания царицы за то, что она сделала истукан Астарты», который он, вместе с тем, изрубил и сжег у потока Кедронского, как некогда Моисей поступил с золотым тельцом. Впрочем, и он не до­вел своего преобразования до конца, так что не уничтожил всех «высот» с их идолопоклонническими принадлежнос­тями, предоставляя совершение этого дела своим преем­никам. Но вообще Аса показал столько благочестивой рев­ности, что его царствование на время опять сосредоточи­ло на себе благословение Божие и  отличалось полным благоденствием. Победа отца его над Иеровоамом обеспе­чила ему десятилетний мир, и он воспользовался им для того, чтобы поддержать выгодную торговлю с Аравией, востоком и богатыми серебром странами западной Евро­пы, что дало ему возможность вновь скопить значительные сокровища, как в храме, так и во дворце. Вместе с тем, он вновь укрепил важнейшие города;

Благоустроив внутренние дела государства, он собрал сильное войско в 580 000 человек — с целью низвергнуть данническое иго египтян. Узнав об этом, египетский фа­раон Зарай Эфиоплянин выступил против него с огром­ным «войском в тысячу тысяч и тремястами колесниц» и дошел до Мареши (близ позднейшего Елевферополя), в юго-западной части колена Иудина. Здесь встретил его Аса и, сильный упованием на Бога, помощь которого он при­звал в пламенной молитве пред битвой, разбил его наголо­ву, захватив громадную добычу. При победоносном возвращении его в Иерусалим его встретил пророк Азария, который своею боговдохновенною речью о благодеяниях Господа в случае упования на Него и о страшном гневе Его при отпадении от Него возбудил в царе и народе новый порыв ревности и истинной религии. «Мерзости язычес­кие» были удалены из всех иудейских городов, и царь об­новил осквернявшийся, вероятно, идолослужением «жерт­венник Господень, который пред притвором Господним». Вместе с тем, в третий месяц 14-го года своего царствова­ния Аса созвал в Иерусалиме великое народное собрание, на котором участвовали не только жители его царства, но и народ из остальных колен, и на нем был заключен тор­жественный завет, «чтобы взыскать Господа, Бога отцов своих, от всего сердца своего и от всей души своей», при­чем за идолопоклонство назначена была смертная казнь.

Это стечение в Иерусалим истинных поклонников Иеговы из всех колен, естественно, увеличивало нравст­венную силу царства Иудейского, но, вместе с тем, оно пробудило с новою силою подозрительность царей изра­ильских, вследствие чего Вааса возобновил войну против Иудейского царства и укрепил пограничную Раму, чтобы преградить своим подданным доступ в пределы Асы. К не­счастию, на этот раз Аса поколебался в своем уповании на Бога и не только призвал к себе в союзники Венадада, ца­ря сирийского, но и купил его союз дорогою ценою со­кровищ храма Господня и своего дворца. Хотя, благодаря этому союзу, нашествие Ваасы было с успехом отражено, но сам Аса должен был выслушать строгий укор за свой грех от пророка Анании, который смело укорил его за из­мену заключенному им завету, — за то, что «он понаде­ялся на царя сирийского и не уповал на Господа», чем преградил себе возможность покорения самого царства Сирийского. Но раз свернув с правого пути, человек лег­ко переходит от одного греха к другому. Аса не только не раскаялся в своем грехе, но «разгневался на прозорливца и заключил его в темницу, так как за этот укор был в раз­дражении на него». Вместе с тем, он начал притеснять и некоторых других лиц из народа в то время. В этом укло­нении от долга справедливости его постигла на 39 году царствования тяжкая болезнь ног, которая, развиваясь по­степенно, «поднялась до верхних частей тела, но он и в болезни своей взыскал не Господа, а врачей».

На 41-м году своего царствования он умер и с цар­скою торжественностью погребен был в городе Давидовом, в заранее приготовленной им себе гробнице. Несмотря на прегрешения последних лет своего царствования, он оста­вил по себе добрую память в народе, который и выразил ему свое почтение сожжением в честь его праха великого множества благовоний и умащением его дорогими искус­ственными мастями. Благословение Божие на нем сказа­лось в самой продолжительности его царствования, во вре­мя которого он был современником восьми быстро сме­нявшихся нечестивых царей царства Израильского.

Преемником его был сын его Иосафат, который вступил на престол 35 лет от роду и царствовал 25 лет¹². Вместе с престолом он наследовал от отца своего лучшие начала первой половины его царствования и обладал все­ми качествами, которые делали его подобным Давиду, бывшему для него высшим образом. При нем царство Иу­дейское достигло высокой степени процветания и могуще­ства. Он начал свое царствование укреплением важней­ших городов царства, в которых разместил охранные вой­ска. Обеспечив себя от внешнего нападения, он приступил к внутреннему благоустройству и, сам «поступая по запо­ведям Божиим», энергически принялся за искоренение идолопоклонства в народе, отменял «высоты» и истреблял «дубравы», посвященные идолам. Не довольствуясь этим, он в третий год своего царствования принял более дейст­вительные меры к поднятию религиозно-нравственной жизни народа и послал некоторых своих приближенных князей, чтобы они вместе с левитами и священниками учили народ закону Божию по всем городам Иудеи. На­градой ему за такие благочестивые дела было необычайное благоденствие. Он находился в мире со всеми окружавши­ми его народами. Филистимляне платили ему дань сереб­ром, аравитяне пригоняли множество всякого скота, и мо­гущество его поддерживалось сильным войском, под на­чальством храбрых полководцев.

Такое состояние  Иудейского царства, естественно, было опасным для царства Израильского, хотя, в то же время, оно было слишком могущественно, чтобы можно было начинать против него новую войну. Так как в то же время на границе царства Израильского быстро развива­лось и крепло опасное для него царство Сирийское, то царь израильский Ахав счел за лучшее войти в тесный со­юз с Иосафатом. Последний принял это предложение и таким образом вступил в союз и даже породнился с нечестивейшим царем царства Израильского, навлекая тем са­мым целый ряд бедствий на свое собственное царство.

 

XLI. Цари израильские Ахав и Охозия. Полное водворение при них идолопоклонства в царстве Израильском. Пророк Илия. Вредные последствия союза Иосафата с царями израильскими.

В то время, как в царстве Иудейском после нечестия первых царей начались усилия к восстановлению истин­ной религии и закона Моисеева в народе и достигли до­вольно благоприятных результатов, в царстве Израильском с каждым царствованием усиливалось нечестие и идолопо­клонство. Но высшей своей степени это зло достигло при восьмом царе израильском Ахаве, который наследовал от­цу своему Амврию в 38 году царствования Асы, и царст­вовал 22 года. Уже отец его приобрел худую славу, но Ахав превзошел и его, и оставил по себе в истории самую печальную память¹³.

От природы он наделен был задатками добра и они выражались в нем в любви к искусствам и способности воспринимать добрые советы. К несчастию, он имел сла­бую волю и всецело подчинился своей властолюбивой и высокомерной жене Иезавели, с именем которой связыва­ется даже еще более худая слава, чем с его собственным. Она была дочь сидонского царя Ефваала, бывшего жреца, который достиг престола чрез убийство своего брата. Дочь его вполне унаследовала от него его худшие качества — деспотическое высокомерие, отчаянную настойчивость, кровожадную жестокость и, более всего, фанатическую преданность постыдному и возмутительному идолопоклон­ству Астарте, жрецом которой некогда был ее отец. Не­удивительно, что, сделавшись царицей израильского наро­да, она стала презирать религию Иеговы и решилась во­дворить в израильском народе свое нечестивое идолопоклонство. Ахав вполне подпал ее влиянию и по ее настоянию построил в Самарии храм и жертвенник Ваа­лу, а вместе с ним устроил особую дубраву для гнусных оргий в честь Астарты. Затем приняты были меры к пол­ному искоренению религии Иеговы и водворению фини­кийского культа. Учреждена была особая школа жрецов или пророков нового культа, и о численности их можно судить по тому, что при дворе Иезавели состояло 450 про­роков вааловых и 400 дубравных, и все они питались от стола Иезавели. Все истинные пророки по ее повелению были избиты, кроме ста человек, которые спаслись бегст­вом и укрылись в пещере, где их тайно питал хлебом и во­дой благочестивый Авдий, начальник дворца Ахавова. На­ступил самый мрачный период в истории израильского народа. Истинная религия гибла в нем, а вместе с ней ру­шились и все великие для него обетования. Тогда стало необходимым особое орудие Промысла Божия для поддер­жания гибнущего корабля веры. И оно явилось в лице пророков, самоотверженность которых в деле охранения истинной веры возрастала по мере увеличения нечестия и идолопоклонства. Так как идолопоклонническое нечестие достигло своей высшей степени при Ахаве, то в царство­вание его явился и величайший пророк ветхозаветной церкви, грозный мститель за попрание завета, Илия, про­образ того великого проповедника покаяния, который был предтечей Христа¹⁴. И он не был лишь проповедником слова. Нечестие при нем представляло собою высшую зем­ную силу в лице царя и проявлялось в осязательных делах гнусной порочности и неправды; поэтому и пророк Илия явился представителем силы Божией, которую он ставил в противовес силе зла, и отсюда целый ряд великих чудес, которые должны были служить новою, более осязатель­ною, чем словесная проповедь, формою назидания и обли­чения огрубевшей совести нечестивого царя с его заблуд­шим народом.

Св. пророк Илия является в истории с поражающею внезапностью, — как молниеносная стрела, мгновенно озарившая полуночное небо. О его месторождении суще­ствуют только неясные догадки. Судя по его названию «фесвитянин», можно думать, что родом он был из Фис-вы, городка в северной части Палестины, откуда он, одна­ко же, переселился за Иордан, где и жил в пустынях Га-лаада, со всею простотою и суровостью образа жизни пу­стынника.  Оттуда он и явился внезапно на блестящих улицах Самарии. Необычайный вид этого чужестранца — босого, с длинными волосами на голове, в грубом плаще из верблюжьего волоса, с кожаным поясом на чреслах и посохом в руках — сразу должен был произвесть немалое движение в преступной столице преступного царя; но пророк прямо направился ко дворцу и там пред лицем са­мого Ахава в кратких словах произнес страшный приго­вор Божий: «Жив Господь Бог Израилев», сказал Илия, тем самым обличая гнусное нечестие и неразумие идоло­поклонства, — «в сии годы не будет ни росы, ни дождя; разве только по моему слову»¹⁵. Произнеся этот приговор, Илия удалился, избегая мщения нечестивой царственной четы. На время он укрылся у потока Хорафа, впадающего в р. Иордан, где «вороны приносили ему хлеб и мясо» каждое утро и вечер. Но вот поток высох, потому что приговор Божий вступил в свою силу, и Илия должен был удалиться в Сарепту, город во владениях царя сидонского. Там он нашел приют у одной бедной вдовы, гостеприим­ство которой награждено было чудесным восполнением ее скудного запаса муки и масла и восстановлением к жизни ее сына, который был так сильно болен, «что не остава­лось в нем дыхания»¹⁶. А засуха все еще продолжалась. Плодородные равнины колена Ефремова превратились в знойную, бесплодную пустыню, и в Самарии настал голод. Ахав со своим царедворцем Авдием отправился обозревать страну, чтобы убедиться в размерах постигшего бедствия. Он отправил гонцов во все концы царства и в соседние страны в поисках за Илией, но его нигде не находили.

Тогда пророк явился сам и, прежде всего, Авдию, повеле­вая ему известить царя о его явлении. Но лишь только трепещущий Авдий донес об этом Ахаву, как пред ним лично явился и сам Илия. «Ты ли это, смущающий Изра­иля?» гневно спросил царь пророка. — «Не я смущаю Израиля, а ты и дом отца твоего, отвечал Илия, — тем, что вы презрели повеления Господни и идете в след ваалам». Чтобы доказать истину религии Иеговы и ложность Ваала, Илия предложил сделать всенародный опыт чрез жертвоприношение, с условием, какой Бог скорее услы­шит молитву и низведет небесный огонь для сожжения жертвы¹⁷. Ахав принял предложение и созвал жрецов Ва­ала в числе 450 человек. Опыт должен был происходить на горе Кармиле, с величавой вершины которой с одной сто­роны открывается вид на безбрежное море, а с другой на богатейшие равнины земли обетованной. Собралось мно­жество народа, и Илия одиноко стоял против сотен жре­цов и тысяч идолопоклонников. Жрецы Ваала устроили жертвенник и положили на него тельца.

Когда их бог Ваал (бог солнца) начал подниматься с восточного небосклона, они приветствовали его появление дикими плясками, с причитанием и воплями: «Ваале, ус­лышь нас!» Но не было ни голоса, ни ответа. «В полдень Илия стал смеяться над ними и говорил: кричите громким голосом, ибо он бог; может быть, он задумался или занят чем-либо, или в дороге, а может быть и спит, так он про­снется». Жрецы еще более забесновались, крича до неис­товства и нанося себе удары ножами и копьями, так что истекали кровью. «Но не было ни голоса, ни ответа, ни слуха». Дневное светило, которое безумно боготворилось ими, скатилось с небосклона и скрылось в волнах Среди­земного моря. Тогда очередь была за пророком Бога жи­вого. Подозвав к себе народ, Илия воздвиг жертвенник из двенадцати камней, по числу колен Израилевых, окопал его рвом, который наполнил водой, и, положив жертву, произнес пламенную молитву к Богу, прося Его показать идолопоклонникам, что Он есть единый истинный Бог, Бог отцов заблудшего народа. Тогда внезапно сверкнул огонь и истребил не только жертву, но и воду во рве. «Увидев это, весь народ пал на лице свое и сказал: Господь есть Бог! Господь есть Бог!» По отношению к идолослужи-телям приведено было в исполнение постановление Мои­сеева закона: все жрецы были схвачены и избиты на бере­гах потока Киссона¹⁸. Бедствие тотчас же прекратилось. На западе с моря поднялось облачко, как предвестник дождя, и вся страна ожила от обильной влаги. Ахав с ра­достью поскакал в свою летнюю резиденцию Изреель, и торжествующий Илия, «опоясав чресла свои, бежал пред Ахавом до самого Изрееля», на расстоянии 28 верст. Но оттуда он должен был скоро удалиться: Ахав признал си­лу Бога Израилева, но все происшедшее только еще более распалило злобную ярость Иезавели. Она решилась скорее умереть, чем оставить Илию без отмщения за избиение ее жрецов и пророков. Безумствуя от злобы, она послала пе­редать Илие грозную весть: «Если ты Илия, то я Иезавель; пусть то и то сделают мне боги, и еще больше сделают, если я завтра к этому времени не сделаю с твоею душею то­го, что сделано с душею каждого из них», т.е. ее жрецов. Но пророк Илия, как ветер пустыни, явился и исчез. Сначала он отправился в Вирсавию, где ослабевшая было в нем бодрость была поддержана явлением ангела, принес­шего ему пищу для подкрепления, а затем он удалился в Синайскую пустыню «к горе Божией Хориву», той священ­ной горе, где Моисей впервые получил свое призвание и в соседстве с которой дано было законодательство. Там он вновь ободрился, как бы восприяв в себя дух самого вели­кого законодателя Моисея, с которым он, как два величай­ших представителя ветхозаветной церкви, явился впослед­ствии на Фаворе пред лицем божественного Начальника нового завета. Там же он, подобно Моисею, сподобился видения Бога, Который явился ему не в грозных знамени­ях бури, огня и землетрясения, как он мог ожидать, а в «веянии тихого ветра», как в знамении благодати, незримо и тихо снисходящей на душу человеческую. Ободрив вели­кого пророка заявлением, что среди израильтян было еще «семь тысяч мужей, колена которых не преклонялись пред Ваалом и уста которых не лобызали его», Господь повелел ему возвратиться своею дорогою и в Дамаске помазать Азаила царем над Сириею, Ииуя царем над Израилем и Елисея пророком вместо себя. Все эти трое помазанников его должны были выступить на истребление идолопоклон­ников Ваала. Обстоятельства позволили Илие исполнить только последнее из этих поручений, именно помазание Елисея, которому он предоставил исполнить остальные.Елисей, сын Сафатов, был родом из Авел-Мехолы, в долине реки Иордана, близ соединения ее с равниной Ез-дрилонской¹⁹. Он был зажиточный земледелец и имел две­надцать пар волов. Илия нашел его на поле, когда он па­хал при двенадцатой паре волов. Проходя мимо него, Илия набросил на него свою «милоть» — в знак пророче­ского призвания, и Елисей тотчас же оставил полевые ра­боты, простился с родителями и, принеся в жертву ту са­мую пару волов, на которых пахал, последовал за Илиею «и стал служить ему».

Между тем Ахав, долго не встречая грозного проро­ка, наверно подумал, что окончательно освободился от не­го, и воспользовался этим временем для совершения весь­ма гнусного преступления. Хотя обыкновенной столицей его была Самария, но он любил жить также в веселом го­роде Изрееле, отличавшемся очаровательными красотами окружающей природы. При расширении и украшении своего дворца там, ему захотелось овладеть великолепным виноградником, принадлежавшим одному жителю Изрееля Навуфею²⁰. Он предложил Навуфею поменяться вино­градниками или продать его; но Навуфей, как истинный израильтянин, ни за что не хотел расстаться со своим на­следственным имением, с которым связана была память о всем роде его отцов. Тогда капризный и своенравный, но слабохарактерный деспот от досады и злобы слег в по­стель и перестал есть. Из этого затруднения вывела его на все готовая Иезавель. Узнав, в чем дело, она сказала ему: «что за царство было бы в Израиле, если бы ты так по-

ступал?» Встань, ешь хлеб и будь спокоен: я доставлю те­бе виноградник Навуфея изреелитянина». И она выпол­нила свое обещание. Написав от имени Ахава тайные письма старейшинам и судьям города, она приказала им во что бы то ни стало обвинить несчастного Навуфея в бо­гохульстве и измене. Судьи с гнусною готовностью испол­нили преступный приказ. Против Навуфея выставлены были ложные свидетели, на основании показаний кото­рых, будто он «хулил Бога и царя», он был осужден и по­бит камнями, а виноградник его отдан во владение царя. Но преступное дело Иезавели возмутило даже черствую совесть Ахава. Когда царица явилась к нему с ликующим известием, чтобы он взял даром тот виноградник, которо­го Навуфей не хотел отдать ему и за серебро, то Ахав, уз­нав о гнусном убиении честного израильтянина, «разо­драл одежды свои, надел на себя вретище», и только ког­да уже подавил в себе голос совести, «встал, чтобы пойти в виноградник Навуфея и взять его во владение». Но там, на пороге в виноградник его встретил грозный Илия с приведшими его в трепет словами: «Ты убил, и еще всту­паешь в наследство?» — так говорит Господь: на том ме­сте, где псы лизали кровь Навуфея, псы будут лизать и твою кровь». Озадаченный и пораженный появлением этого грозного мстителя за правду на самом месте крова­вого злодейства, Ахав нашелся только сказать: «Нашел ты меня, враг мой?» — «Нашел», отвечал пророк; «ибо ты предался тому, чтобы делать неугодное пред очами Госпо­да и раздражать Его», и затем изрек страшный приговор над всем домом Ахава, который должен погибнуть, а не­честивую Иезавель съедят псы за стенами Изрееля. Тогда еще раз проснулась совесть в Ахаве. Выслушав этот при­говор, «он умилился пред Господом, ходил и плакал, ра­зодрал одежды свои, и возложил на тело свое вретище, и постился, и спал на вретище, и ходил печально». Вследст­вие такого смирения приговор был смягчен: он должен был пасть не на него лично, а на дом его, так что царст­во перейдет от него к его наследнику-сыну.

В последние годы своего царствования Ахав был за­нят, главным образом, двумя большими войнами с Сири­ей²¹. Важные победы его в первой из этих войн были как бы знаком принятия его покаяния в деле убийства Навуфея. Против него выступил сирийский царь Венадад II с 32 союзными князьями и осадил Самарию, требуя от Аха­ва вассального подчинения ему. Но когда высокомерный Венадад потребовал от него выдачи жены и детей, то Ахав ответил ему отказом, употребляя пословицу: «пусть не хвалится подпоясывающийся, как распоясывающийся». Один пророк обещал ему победу, и действительно, когда Венадад, приказавший громить Самарию, беззаботно пи­ровал с своими князьями-союзниками и напился допьяна, Ахав сделал удачную вылазку, разбил неприятеля и обра­тил его в беспорядочное бегство с пьяным царем во главе. Через год, однако же, война возобновилась, так как Вена­дад приписал свое поражение тому, что Бог израильский есть Бог гор, а не долин, и потому, если он потерпел по­ражение в гористой местности, то, наверно, одержит победу в долинах, куда он и направил свое войско. Но в до­линах Венадад потерпел еще большее поражение. В битве около города Афека он потерял 100 000 пехоты. Осталь­ные хотели укрыться за укрепленными стенами этого го­рода, но обвалившейся стеной его задавило их еще 27 000 человек. Для Венадада остался один исход — сдаться на милость Ахава, что он и сделал с своими военачальниками. Ахав принял смирившегося царя с почетом, пощадил ему жизнь под условием возвращения всех отвоеванных им го­родов и предоставления царю израильскому права иметь особый квартал в городе Дамаске для пребывания изра­ильтян. Это необычайное содружество с врагом обетован­ной земли, которого он должен бы подвергнуть пример­ному наказанию для устрашения и других врагов ее, вы­звало негодование пророков, из которых один явился к Ахаву весь избитый и с пеплом на голове и наглядной притчей укорил царя за его неразумную мягкость. Ахав в неудовольствии возвратился в Самарию.

Мир с Сирией продолжался в течение трех лет; но Ве­надад, по-видимому, не возвратил отвоеванных городов, вследствие чего стала неизбежною новая война с ним. Ахав порешил силою отнять у сириян важный город Рамоф Галаадский, но для обеспечения успеха призвал на по­мощь своего союзника Иосафата, царя иудейского, кото­рый еще раньше этого «породнился» с ним и теперь при­ехал навестить его. Благочестивый Иосафат не решался предпринять такого опасного дела без испрошения воли Божией чрез пророков. Ахав представил ему 400 пророков, которые в один голос предсказывали союзникам бле­стящую победу, а один из них, Седекия, даже сделал себе железные рога, чтобы наглядно показать, как Ахав «избодет сириян до истребления их». Но устами всех этих про­роков говорил «дух лживый». Один только честный Михей откровенно предсказал предстоявшее поражение и гибель, но за это правдивое предсказание рогатый Седекия ударил его по щеке, а Ахав велел посадить его в темницу с стро­гим приказом «кормить его скудно хлебом и скудно во­дою», пока царь не возвратится с похода в мире и с по­бедным торжеством. Однако же, слова Михея заставили Ахава принять некоторые предосторожности. Он снял с себя царское одеяние, чтобы не быть особенно заметным неприятелю, коварно предоставив одному Иосафату честь носить царские одежды во время сражения. Венадад при­казал своей коннице направить всю свою силу против не­приятельского царя, и сирийская конница с такою неот­разимою силою ринулась на Иосафата, что он спасся толь­ко отчаянным криком: «я не Ахав»! Между тем, несмотря на все предосторожности,  Ахав  был смертельно ранен стрелою из вражеского лука. Из пыла битвы он вывезен был на колеснице и умер. При его падении войско изра­ильское дрогнуло и обратилось в бегство. Тело царя было привезено в Самарию и погребено там, а когда окровав­ленную колесницу мыли в пруде Самарийском, то кровь Ахава лизали псы, как и предсказал ему Илия.

Иосафат, между тем, невредимо возвратился в Иеру­салим, раскаиваясь в своем неразумном союзе с нечестивым царем. Он смиренно выслушал укор от пророка Ии-уя за этот союз и делами благочестия хотел загладить свой проступок. Но вредные последствия его не замедлили ска­заться и после этого. Весть о поражении его разнеслась по всем окрестным народам, и этим несчастием не премину­ли воспользоваться аммонитяне и моавитяне, которые ре­шили отомстить израильтянам за свое прежнее подчине­ние им. Соединившись с другими соседними племенами, они составили сильный союз против царя иудейского и сделали нашествие на богатую садами местность около Енгеди, к западу от Мертвого моря. Благочестивый Иосафат прибег к высшей помощи: объявил пост по всей стране и с пламенной молитвой обратился к Богу. Молитва его бы­ла услышана. Между союзниками-неприятелями произо­шли раздоры, они напали друг на друга, а иудеи восполь­зовались богатой добычей в оставленном ими лагере.

Союз между двумя еврейскими царствами продол­жался, однако же, и в течение короткого царствования сына и преемника Ахавова Охозии²². Он во всем следовал своему отцу и своей матери, «делая неугодное пред очами Господа». Упав однажды с балкона своей горницы, он от­правил в филистимский город Аккарон послов спросить у славившегося своими целебными силами бога Веелзевула, выздоровеет ли он от ушиба. Тогда опять явился Илия, ко­торый, встретив послов, сказал им: «разве нет Бога в Из­раиле, что вы идете вопрошать Веелзевула, божество Ак-каронское? За это так говорит Господь: с постели, на ко­торую ты (Охозия) лег, не сойдешь с нее, но умрешь».Сказал и удалился. Устрашенные послы возвратились в столицу и донесли царю. Разъяренный царь приказал схва­тить Илию и привесть к себе. Два отряда войск по 50 че­ловек подступали к нему на горе, но оба были уничтоже­ны небесным огнем. Только на мольбу благочестивого сот­ника третьего отряда Маня согласился оставить свое неприступное убежище, явился к царю и бесстрашно по­вторил пред ним свое грозное предсказание. И вскоре Охозия умер, не оставив по себе прямого наследника, а на место его воцарился брат его Порам.

Вместе с тем, окончилось и земное поприще великого пророка²³. Предчувствуя конец своей земной жизни, про­рок Маня хотел закончить ее наедине с Богом, и с этою це­лию несколько раз пытался разлучиться с своим неразлуч­ным спутником и служителем Елисеем. Но Елисей и сам сознавал, что с его великим учителем готовится произойти нечто необычайное, и не отлучался от него. Перейдя око­ло Иерихона чрез Иордан, который от мановения мантии Илии расступился пред пророками, последний, наконец, открыл своему спутнику и ученику, что он «взят будет от него», и сказал ему: «проси, что сделать тебе, прежде не­жели я буду взят от тебя». Елисей отвечал: «дух, который в тебе, пусть будет на мне вдвойне». Елисей просил слиш­ком много, но ему было дано просимое отчасти. Когда они шли далее, «вдруг явилась колесница огненная и кони ог­ненные, и разлучили их обоих, и понесся Илия в вихре на небо. Елисей же смотрел и воскликнул: отец мой, отец мой! колесница Израиля и конница его! — и не видел его более». В печали о разлуке со своим возлюбленным учите­лем он разодрал свою одежду и вместо нее поднял упав­шую милоть Илии. Ею на обратном пути он разделил во­ды Иордана; встретившие его пророки признали в нем ду­ховного преемника Илии и поклонились ему до земли. На пути в Вефиль его встретили насмешками дети из этого го­рода, которые, очевидно, следуя примеру своих нечестивых родителей, издевались над пророком, крича ему: «иди, пле­шивый, иди, плешивый!» За это, в наказание и предосте­режение нечестивым родителям, сорок два из этих детей были растерзаны вышедшими из соседнего леса медведи­цами, а Елисей отправился на гору Кармил, чтобы там, в этом любимом убежище его великого учителя, в уединен­ном общении с Богом укрепить свой пророческий дух. За­тем, уже оттуда он направился в Самарию, где царствовал младший сын Ахава Иорам.

 

XLII. Преемники Ахава. Пророк Елисей, Нееман Сириянин. Гибель дома Ахавова.

Иорам, десятый царь израильский²⁴, хотя и сын нече­стивых Ахава и Иезавели, воспитался под влиянием по­следних испытаний своего отца, заставивших его не раз смиряться пред Богом, в знак чего, быть может, он дал и самое имя своему сыну Иорам или полнее — Иегорам, что значит: «велик Иегова». Он вступил на престол в 18-й год царствования Иосафата иудейского, с которым поддерживал полезный для него союз. Вероятно, под влиянием бла­гочестивого Иосафата он уничтожил в своем царстве наи­более гнусные учреждения идолопоклонства, как напр., сделанную его отцом статую Ваала, хотя, в общем, также «делал неугодное в очах Господа, держась грехов Иеровоама, сына Наватова». Ему на первых порах пришлось вес­ти войну с моавитским царем Месой. Этот царь сильного и богатого народа, обладавшего многочисленными стадами всякого скота, был данником царей израильских и платил им дань «во сто тысяч овец и во сто тысяч не острижен­ных баранов». Заметив слабость Израильского царства, он отложился от него и прекратил уплату дани, вследствие чего сделалась необходимой война против него. Война эта, которую Иорам предпринял в союзе с Иосафатом и ца­рем, эдомским, окончилась в его пользу, и именно благо­даря мудрому совету Елисея, который с этого времени вы­ступает видным деятелем в царстве Израильском. Сделан­ные по его совету канавы ввели моавитян в гибельное для них заблуждение, вследствие чего они неожиданно были застигнуты и разбиты израильтянами. Спасаясь бегством, Меса с остатками своего войска заперся в неприступном по своему возвышенному положению городе Кир-Харешете. Но когда и там стрелки израильские с окружающих высот начали производить опустошение в городе и самый город стал терпеть крайнюю нужду в продовольствии, то Меса в отчаянии, с целью умилостивить богов, хотел принесть в жертву своего собственного наследника-сына. Это произвело такое негодование в израильтянах, что они отступили от города и прекратили войну²⁵.

Между тем, по смерти Иосафата в царстве Иудейском воцарился его сын Морам²⁶, так что в обоих еврейских царствах были соименные цари, которые продолжали под­держивать союз между собою. В лице этого царя с особен­ною силой сказались вредные последствия такого союза. Женившись на дочери Ахава и Иезавели — Гофолии, он поддался влиянию своей кровожадной жены, при вступле­нии на престол избил всех своих братьев и своим неблаго­разумием и гнусною жизнью навлек на свое царство це­лый ряд бедствий. Против него восстали эдомитяне, кото­рые отняли главный торговый порт на Чермном море — Елаф; филистимляне и аравитяне сделали нашествие на его страну, напали даже на его дворец, захватили его жен и избили его сыновей. Сам он умер от безобразной и мучи­тельной болезни — в таком презрении, что не удостоен был даже погребения в усыпальнице царей. Ему наследо­вал сын его Охозия²⁷, продолжавший дружбу с Иорамом израильским, история которого с этого времени тесно свя­зывается с историей пророка Елисея, как достойного но­сителя великого духа своего учителя Илии.

Уже в войне с моавитянами Елисей оказал союзным царям незаменимую услугу, которая прославила его имя в обоих царствах. Но затем начинается целый ряд изуми­тельных чудес, которые наполняют все царствование Иорама. Еще будучи в Иерихоне, он чудесно очистил злока­чественную воду одного источника, причинявшего бес­плодие; затем умножил масло в сосуде бедной вдовы, давей возможность уплатить долг покойного мужа, за кото­рый заимодавец угрожал взять ее двух сыновей в рабы к себе; в Сонаме избавил от неплодия одну богатую жен­щину, у которой он пользовался гостеприимством, и вос­кресил ее умершего сына; уничтожил гибельные свойства ядовитых трав, случайно попавших в пищу пророческих учеников в Галгале; чудесно напитал двенадцатью ячмен­ными хлебами и несколькими зелеными колосьями сто человек и заставил всплыть на поверхность воды упавший в Иордан топор. Слава об этих чудесах разнеслась не только по всей Палестине, но и за пределы ее, и это по­служило поводом к одному из самых замечательных собы­тий в жизни Елисея.

Когда, после разделения еврейского народа на два враждебных царства, политическая сила его ослабела, то различные завоеванные единодержавными царями народы отложились от них и составили независимые государства. Одним из самых сильных было царство Сирийское, со сво­ей столицей — древним Дамаском. Цари этого новообра­зовавшегося государства скоро сделались столь могущест­венными, что вступали в борьбу даже с грозными царями Ассирии, и смотря по обстоятельствам — то дружили, то враждовали с соседними царствами Израильским и Иудей­ским, которые иногда призывали их на помощь в своих взаимных войнах. Эти постоянные сношения, естественно, сближали их между собою и в других отношениях — в торговом и даже религиозном, так что влияние израиль­ских пророков чувствовалось и в Дамаске. И вот случилось, что главный военачальник сирийского царя Нееман, на военном гении которого держалась вся сила государст­ва в те бурные времена, поражен был проказой, страш­ною и отвратительною болезнью, повергшею в горе не только самого Неемана, но и царя — Венадада²⁸. Болезнь считалась неизлечимою, и злополучному полководцу оста­валось в горе и отчаянии сложить свои славные доспехи. В это время среди рабынь, прислуживавших жене Неемана, была одна израильская девочка, захваченная сирийцами в плен при одном из тех неожиданных набегов, которые были обычным явлением при враждебных отношениях со­седних государств. Пораженная бедствием своего велико­го господина, она с детскою сообразительностью вспомни­ла о пророке Елисее, слава о чудесах которого гремела по всему царству Израильскому, и сказала своей госпоже, что этот пророк, несомненно, исцелит Неемана, — стоит только обратиться к нему. Так как народная молва об из­раильском пророке, несомненно, доносилась и до Дамас­ка, то убитая горем жена Неемана с проблеснувшим лу­чом надежды в душе доложила об этом своему мужу, а чрез него и самому царю. Обрадовавшись случаю хоть чем-нибудь утешить своего знаменитого полководца, Венадад написал официальное письмо Иораму, с которым он в это время находился в мирных отношениях, и просил его оказать зависящее от него содействие в предприятии, при­чем приложил большие дары в десять талантов серебра и 6 000 сиклей золота, кроме десяти перемен одежд. С этим письмом Нееман, в сопровождении блестящей свиты ивооруженного конвоя, отправился в Самарию. Венадад, как язычник, написал письмо в чисто языческом духе, не упомянув даже о пророке, а прямо выразив желание, что­бы сам царь израильский позаботился об этом. Но Иорам, пораженный столь странною просьбою, увидел в этом лишь повод со стороны Венадада начать против него воен­ные действия, и от раздражения и страха даже разодрал на себе одежды. Тогда сам пророк Елисей выручил его из этого затруднения, и послал царю сказать, чтобы он к не­му направил знатного иноземца, и последний узнает, «что есть пророк в Израиле». Нееман действительно направил­ся в дом пророка, но незнанием обрядовых законов иу­дейской религии едва не испортил всего дела. Елисей, как строгий иудей, не мог приблизиться к прокаженному, и поэтому выслал к Нееману лишь своего слугу с наставле­ниями. Привыкший к восточному низкопоклонству себе, Нееман не мог понять и стерпеть такого пренебрежитель­ного отношения к своей высоко-сановной личности. При­том и самое средство, предлагавшееся пророком, казалось ему почти насмешкой. Пророк чрез своего слугу велел ему пойти к реке Иордану и выкупаться в ней семь раз. Оза­даченный таким, на  его взгляд странным предложением, высокомерный Нееман открыто выразил свое негодование и сказал своим приближенным: «вот я думал, что он вый­дет, станет и призовет имя Господа, Бога своего, и возло­жит руку свою на то место, и снимет проказу». А он вы­слал лишь какого-то слугу и велит просто выкупаться в этом мутном Иордане! «Разве Авана и Фарфар, реки Дамасские (с своими прозрачными водами), не лучше всех вод израильских?»

Разгневанный всем этим, Нееман повернулся от дома пророка и поехал в обратный путь. Но, к счастью, в чис­ле его свиты нашлись люди, которые умели утишить гнев своего господина. Они сказали ему, что ведь пророк тре­бует лишь весьма немногого, и что если он, наверно, сде­лал бы гораздо больше для своего исцеления, то отчего же ему не исполнить этого простого предложения пророка, которое кажется оскорбительным лишь вследствие своей необычайной простоты. Убежденный этими доводами, Нееман согласился, и направился к Иордану, который на­ходился верстах в сорока от Самарии. И вот, когда он дей­ствительно семь раз выкупался в священной реке израиль­ского народа, «обновилось тело его как тело малого ребен­ка, и очистился». Обрадованный таким чудесным исцелением, Нееман тотчас же направился опять в Сама­рию, к дому пророка, чтобы выразить ему свою живей­шую признательность и предложил богатые дары. Теперь и пророк лично вышел к нему навстречу, хотя честь Ие­говы и запрещала ему принять подарки, чтобы Нееману не показалось, будто исцеление произведено продажным волшебством языческих жрецов, как это бывало в Дамас­ке. Это бескорыстие еще больше поразило Неемана, и в душе его совершился полный религиозный переворот. «Вот я узнал, что на всей земле нет Бога, как только у Из­раиля. Не будет впредь раб твой, воскликнул Нееман, приносить всесожжения и жертвы другим богам, кроме Господа». Чтобы достойно поклоняться истинному Богу, Нееман даже просил позволения у Елисея взять с собою священной израильской земли, на которой бы и можно было ему в своем Дамаске совершать всесожжения Иего­ве. При этом, однако же, Нееман попросил снисхождения к себе как лицу официальному, так как ему по обязанно­сти своего положения придется присутствовать при идо­лопоклонстве своего царя и наружно также преклоняться пред сирийским идолом Риммоном. «Да простит Господь раба твоего в случае сем!» говорил он пророку. Сердце его предано Господу, но обстоятельства требовали от него хоть внешнего, формального идолопоклонства. Елисей видел ис­кренность его сердца и ответил только ему: «иди с ми­ром». И Нееман действительно отправился обратно в свою страну с миром и искрою истинной веры в своей до­брой, возрожденной душе, а проказа его перешла на ко­рыстолюбивого слугу пророка, Гиезия, захотевшего обма­ном воспользоваться хоть частью тех богатых даров, от ко­торых отказался сам пророк.

При обычной враждебности древних государств даже чудесного исцеления Неемана недостаточно было для того, чтобы упрочить мирные отношения между царями си­рийским и израильским, и скоро между ними возгорелась война. В этой войне пророк Елисей опять оказал важные услуги Иораму, давая ему такие мудрые советы, что ими расстраивались все военные планы неприятеля. Раздра­женный этим, Венадад сирийский послал отряд своего войска, чтобы окружить находившийся неподалеку от Самарии город Дофаин и схватить находившегося там Ели­сея²⁹. Но войско было поражено слепотою и заведено бы­ло в Самарию, хотя пророк не допустил до его истребле­ния и велел царю отпустить воинов с угощением. Тем не менее, Самария была крепко обложена неприятелем со всех сторон. Жизненные припасы необычайно вздорожа­ли, так что «ослиная голова продавалась по 80 сиклей се­ребра, а четвертая часть каба голубиного помета — по пя­ти сиклей серебра». Две женщины в отчаянных муках го­лода согласились по очереди заколоть своих детей в пищу, и одна из них явилась с жалобою к царю, чтобы прину­дить свою товарку к исполнению страшного условия. Ус­лышав об этом, царь в отчаянии разодрал на себе одежды и надел вретище, в котором и ходил по стенам столицы. Иорам хотел уже отомстить это ужасное бедствие на Ели­сее, как пророк предсказал скорое избавление столицы от осады и неожиданное изобилие и дешевизну жизненных припасов. Предсказание вполне оправдалось. Четверо не­счастных прокаженных, не вынося больше мук голода, с отчаяния решились идти в стан сирийцев, говоря: «что нам сидеть здесь, ожидая смерти? Пойдем лучше в стан сирийский. Если оставят нас в живых, будем жить, а если умертвят, умрем». Но с приближением к вражьему стану они, к своему необычайному изумлению, нашли его остав­ленным, со всем богатым запасом жизненных припасов. В отдалении лишь слышались отзвуки беспорядочного бегст­ва сирийцев, которые, как оказалось, услышав шум при­ближающегося войска и думая, что это грозная армия египетского царя, пришедшего на выручку Самарии, были поражены внезапной паникой и бросились в бегство. Бо­гатая добыча вознаградила жителей Самарии за вынесен­ные ими страдания. Один сановник, не поверивший пред­сказанию пророка, видел исполнение этого предсказания, но сам не воспользовался добычей, как и предсказал ему пророк, потому что был задавлен в городских воротах на­родом, бросившимся за собиранием добычи. После этого события пророческая слава Елисея распространилась дале­ко за пределы царства Израильского, так что сам Венадад сирийский во время своей болезни послал к нему воена­чальника Азаила спросить об исходе этой болезни. Про­рок, открыв Азаилу близкую смерть царя, в то же время с слезами предсказал ему, что к несчастью израильтян он будет царем Сирии. И действительно, на другой день Азаил задушил Венадада намоченным одеялом и провозгласил себя царем Сирии.

Этим переворотом хотели воспользоваться цари изра­ильский и иудейский для того, чтобы возвратить себе Рамоф Галаадский, остававшийся все еще под властию сириян. Иудейский царь Охозия до того подчинился влия­нию своей нечестивой матери Гофолии (дочери Ахава и Иезавели) и дяди своего Иорама израильского, что идо­лослужение Ваалу и Астарте водворилось и в царстве Иу­дейском. Но восседание внука Ахавова на престоле Дави­довом переполнило меру долготерпения Божия, и потому это военное предприятие еврейских царей должно было послужить поводом к наказанию их обоих, как представителей дома Ахавова. Иорам был ранен при самом на­чале войны и возвратился в Изреель, куда отправился и Охозия — навестить больного, Елисей, между тем, во ис­полнение воли Божией, послал одного из учеников проро­ческих помазать на царство Ииуя, военачальника царя из­раильского. Узнав об этом, войско также провозгласило его царем. Не медля больше, Ииуй, отличавшийся изуми­тельным наездничеством и неукротимостью духа, лихо помчался в Изреель, чтобы упрочить за собой царство. Обоих царей он встретил в винограднике Навуфея, этом ужасном доказательстве гнусной кровожадности дома Ахавова. Во время грозного предсказания Илии Ахаву Ииуй был с ним в этом самом винограднике и теперь по­спешил исполнить это предсказание. Натянув лук, он прострелил Иорама, сидевшего в колеснице, и велел вы­бросить его тело на участке Навуфея на съедение собакам. Охозия бросился было в бегство, чтобы спастись в Сама­рии; но был настигнут и также убит. Престарелая Иеза­вель, услышав о смятении, хотела отвратить от себя бед­ствие чарами своей поблекшей, нарумяненной красоты", но Ииуй велел евнухам выбросить ее в окно из ее высо­кого терема. «И они выбросили ее. И брызнула кровь ее на стену и на коней, и растоптали ее»³⁰. Ииуй, впрочем, велел «похоронить ее проклятую, так как царская дочь она», но от нее уже не нашли ничего, кроме черепа, ног и кистей рук. Тело ее было съедено собаками, как пред­сказано было Илией. Не зная меры в своей ревности, Ии­уй потребовал от старейшин Самарии голов 70 сыновейАхава. По пути в Самарию, встретив 42 человека родст­венников Охозии, которые, не зная ничего о случившем­ся, шли посетить сыновей Ахава, умертвил также и всех их, оправдывая свою кровожадную лютость определением Божиим.

В Иудее владычество дома Ахавова было продолжено еще на шесть лет захватом престола со стороны Гофолии; но она ускорила свою гибель поголовным истреблением царского рода, от которого спасся лишь один новорож­денный сын Охозии Иоас, скрытый от неистовства своей нечестивой бабки своею теткою Иосавефою. Муж ее, пер­восвященник Иодай, тайно воспитал его при храме и на седьмом году провозгласил его царем. Узнав об этом, Гофолия завопила: «заговор, заговор!»  но тотчас же была убита. С ее смертию погибла последняя отрасль дома Аха­вова, «и веселился весь народ земли, и город успокоился». Первосвященник Иодай воспользовался этим для пробуж­дения религиозно-нравственной совести народа, торжест­венно «заключил завет между Господом и царем и наро­дом», и обрадованный народ «пошел в дом Ваала, и раз­рушил жертвенники его, и изображения его совершенно разбили, и Матфана, жреца Ваалова, убили пред жертвен­никами», после чего восстановлен был порядок истинного богослужения в храме.

Так с уничтожением нечестивого дома Ахавова были истреблены, отчасти, и нечестивые дела его.

Продолжение

ПЕРИОД СЕДЬМОЙ (От разделения царства до разрушения храма Соломонова вавилонянами.)

Продолжение