Ученик. Дай точное и подробное понятие о прелести. Что такое прелесть?

Старец. Прелесть есть повреждение естества человеческого ложью. Прелесть есть состояние всех человеков без исключения, произведенное  падением праотцев наших. Все мы — в прелес­ти.⁷⁸ Знание этого есть величайшее предохране­ние от прелести. Величайшая прелесть — призна­вать себя свободным от прелести. Все мы обма­нуты, все обольщены, все находимся в ложном состоянии, нуждаемся в освобождении истиною. Истина есть Господь наш Иисус Христос (Ин. 8:32; 14:6). Усвоимся этой Истине верою в Нее; возопием молитвою к этой Истине, — и Она извлечет нас из пропасти самообольщения и обольщения демонами. Горестно состояние наше! Оно — темница, из которой мы молим извести нашу душу, исповедатися имени Господ­ню (Пс. 141:8). Оно — та мрачная земля, в кото­рую низвергнута жизнь наша позавидовавшим нам и погнавшим нас врагом (Пс. 142:3). Оно — плотское мудрование (Рим. 8:6) и лжеименный разум (1 Тим. 6:20), которыми заражен весь мир, не признающий своей болезни, провозглашаю­щий ее цветущим здравием. Оно — плоть и кровь, которые царствия Божия наследити не могут (1 Кор. 15:50). Оно — вечная смерть, врачу­емая и уничтожаемая Господом Иисусом, Кото­рый есть воскрешение и живот (Ин. 11:25). Та­ково наше состояние. Зрение его — новый повод к плачу. С плачем возопием ко Господу Иисусу, чтобы Он вывел нас из темницы, извлек из про­пастей земных, исторг из челюстей смерти. «Гос­подь наш Иисус Христос, — говорит прп. Симе­он, Новый Богослов,—потому и сошел, к нам, что восхотел изъять нас из плена и из злейшей прелести» (начало 3-го Слова).

Ученик. Это объяснение недовольно доступно для моих понятий: нуждаюсь в объяснении более простом, более близком к моему уразумению.

Старец. В средство погубления человеческо­го рода употреблена была падшим ангелом ложь (Быт. 3:13). По этой причине Господь назвал диа­вола ложью, отцем лжи и человекоубийцею ис­кони (Ин. 8:44). Понятия о лжи Господь тесно соединил с понятием о человекоубийстве, пото­му что последнее есть непременное последствие первой. Словом искони указывается на то, что ложь с самого начала послужила для диавола ору­жием к человекоубийству, и постоянно служит ему орудием к человекоубийству, к погублению человеков. Начало зол — ложная мысль! Источ­ник самообольщения и бесовской прелести — ложная мысль! Причина разнообразного вреда и погибели — ложная мысль! При посредстве лжи диавол поразил вечною смертью человечество в самом корне его, в праотцах. Наши праотцы прельстились, то есть признали истиною ложь и, приняв ложь под личиною истины, повредили себя неисцельно смертоносным грехом, что засвидетельствовала и праматерь наша. Змий прельсти мя — сказала она — и ядох (Быт. 3:13). С того времени естество наше, зараженное ядом зла, стремится произвольно и невольно ко злу, представляющемуся добром и наслаждением искаженной воле, извращенному разуму, извращенному сердечному чувству. Произвольно: по-тому что в нас еще есть остаток свободы в избра­нии добра и зла. Невольно: потому что этот остаток свободы не действует как полная свобода; он действует под неотъемлемым влиянием повреж­дения грехом Мы родимся такими; мы не можем не быть такими, и потому все мы, без вся­кого исключения, находимся в состоянии самообольщения и бесовской прелести. Из этого воз­зрения на состояние человеков в отношении к добру и злу, на состояние, которое по необходи­мости принадлежит каждому человеку, вытека­ет следующее определение прелести, объясняю­щее ее со всею удовлетворительностью: прелесть есть усвоение человеком лжи, принятой им за истину. Прелесть действует первоначально на образ мыслей; будучи принята и извратив образ мыслей, она немедленно сообщается сердцу, из­вращает сердечные ощущения; овладев сущнос­тью человека, она разливается на всю деятель­ность его, отравляет самое тело, как неразрывно связанное Творцом с душою. Состояние прелес­ти есть состояние погибели или вечной смерти. Со времени падения человека диавол получил к нему постоянно свободный доступ.⁷⁹ Диавол имеет право на этот доступ: его власти человек подчинил себя произвольно повиновением ему, отвергнув повиновение Богу. Бог искупил чело­века. Искупленному человеку предоставлена сво­бода повиноваться или Богу, или диаволу, а что­бы свобода эта выражалась непринужденно, ос­тавлен диаволу доступ к человеку. Очень есте­ственно, что диавол употребляет все усилия удер­жать человека в прежнем отношении к себе, или Даже привести в большее порабощение. Для этого он употребляет прежнее и всегдашнее свое оружие — ложь. Он старается обольстить и об­мануть нас, опираясь на наше состояние само­обольщения; наши страсти — эти болезненные влечения — он приводит в движение; пагубные требования их облачает в благовидность, усили­вается склонить нас к удовлетворению страстям. Верный Слову Божию не дозволяет себе этого удовлетворения, обуздывает страсти, отражает нападения врага (Иак. 4:7): действуя под руко­водством Евангелия против собственного само­обольщения, укрощая страсти, этим уничтожая мало-помалу влияние на себя падших духов, он мало-помалу выходит из состояния прелести в область истины и свободы (Ин. 8:32), полнота которых доставляется осенением Божественной: благодати. Неверный учению Христову, последующий своей воле и разуму подчиняется врагу и из состояния самообольщения переходит к состоянию бесовской прелести, теряет остаток сво­ей свободы, вступает в полное подчинение диа­волу. Состояние людей в бесовской прелести бывает очень разнообразно, соответствуя той стра­сти, которою человек обольщен и порабощен, соответствуя той степени, в которой человек пора­бощен страсти. Но все впавшие в бесовскую пре­лесть, то есть чрез развитие собственного самообольщения вступившие в общение с диаволом и в порабощение ему, находятся в прелести, суть храмы и орудия бесов, жертвы вечной смерти: жизни в темницах ада.

Ученик. Исчисли виды бесовской прелести, происходящей от неправильного упражнения молитвою.

Старец. Все виды бесовской прелести, кото­рым подвергается подвижник молитвы, возника­ют из того, что в основание молитвы не положе­но покаяние, что покаяние не сделалось источни­ком, душою, целью молитвы. «Если кто, — гово­рит прп. Григорий Синаит в вышеприведенной статье, — с самонадеянностью, основанною на са­момнении,⁸⁰ мечтает достигнуть в высокие молит­венные состояния, и стяжал ревность не истин­ную, а сатанинскую: того диавол удобно опутыва­ет своими сетями, как своего служителя». Всякий, усиливающийся взойти на брак Сына Божия не в чистых и светлых одеждах, устраиваемых покая­нием, а прямо в своем рубище, в состоянии вет­хости, греховности и самообольщения, извергает­ся вон, во тьму кромешную: в бесовскую прелесть. Совещаю тебе, — говорит Спаситель призванно­му к таинственному жречеству, — купити от Мене злато расженно огнем, да обогатишися: и одеяние бело, да облечешися, да не явится срамота наготы твоея: и коллурием слез помажи чувственные очи твои и очи ума, да видиши. Аз, ихже люблю, обличаю и наказую, ревнуй убо, и покайся (Откр. 3:18—19). Покаяние и все, из чего оно составляется, как-то: сокрушение или болезнование духа, плач сердца, слезы, самоосуждение, памятование и предощущение смерти, суда Бо­жия и вечных мук, ощущение присутствия Божия, страх Божий, суть дары Божии, дары великой) цены, дары первоначальные и основные, залоги даров высших и вечных. Без предварительного получения их подаяние последующих даров — не-возможно. «Как бы ни возвышенны были наши подвиги, — сказал святой Иоанн Лествичник, — но если мы не стяжали болезнующего сердца, то эти подвиги и ложны, и тщетны» (Лествица, Сло-во 7-е). Покаяние, сокрушение духа, плач cyть признаки, суть свидетельство правильности молитвенного подвига; отсутствие их — признак уклонения в ложное направление, признак самообольщения, прелести или бесплодия. То или другое, то есть прелесть или бесплодие, составляют неизбежное последствие неправильного упражнения молитвою, а неправильное упражнение молитвою неразлучно с самообольщением.

Самый опасный неправильный образ молит­вы заключается в том, когда молящийся сочиняет силою воображения своего мечты или карти­ны, заимствуя их, по видимости, из Священного Писания, в сущности же из своего собственного состояния, из своего падения, из своей греховно­сти, из своего самообольщения, — этими карти­нами льстит своему самомнению, своему тщес­лавию, своему высокоумию, своей гордости, об­манывает себя. Очевидно, что все, сочиняемое мечтательностью нашей падшей природы, извра­щенной падением природы, не существует на самом деле, — есть вымысел и ложь, столько свой­ственные, столько возлюбленные падшему анге­лу. Мечтатель с первого шагу на пути молитвен­ном исходит из области истины, вступает в об­ласть лжи, в область сатаны, подчиняется произ­вольно влиянию сатаны. Святой Симеон Новый Богослов описывает молитву мечтателя и плоды ее так: «Он возводит к небу руки, глаза и ум, во­ображает в уме своем, — подобно Клопштоку и Мильтону, — Божественные совещания, небес­ные блага, чины святых Ангелов, селения святых, короче, собирает в воображении своем все, что слышал в Священном Писании, рассматривает это во время молитвы, взирает на небо, всем этим возбуждает душу свою к Божественному жела­нию и любви, иногда проливает слезы и плачет. Таким образом мало-помалу кичится сердце его, не понимая того умом; он мнит, что совершае­мое им есть плод божественной благодати к его утешению, и молит Бога, чтобы сподобил его все­гда пребывать в этом делании. Это признак пре­лести. Такой человек, если и будет безмолвство­вать совершенным безмолвием, не может не под­вергнуться умоисступлению и сумасшествию. Если же не случится с ним этого; однако ему не­возможно никогда достигнуть духовного разума и добродетели или бесстрастия. Таким образом прельстились видевшие свет и сияние этими телесными очами, обонявшие благовония обоня­нием своим, слышавшие гласы ушами своими, Одни из них возбесновались, и переходили умоповрежденными с места на место; другие приняли беса, преобразившегося в Ангела светлого прельстились и пребыли неисправленными даже до конца, не принимая совета ни от кого из братий; иные из них, подучаемые диаволом, убили сами себя: иные низверглись в пропасти; иные удавились. И кто может исчислить различные прельщения диавола, которыми он прельщает и которые неисповедимы? Впрочем, из сказанного нами всякий разумный человек может научиться, какой вред происходит от этого образа молитвы. Если же кто из употребляющих его и не подвергнется ни одному из вышесказанных бедствий по причине сожительства с братиею, потому что таким бедствиям подвергаются наи­более отшельники, живущие наедине: но тако­вой проводит всю жизнь свою безуспешно».

Все святые отцы, описавшие подвиг умной мо­литвы, воспрещают не только составлять произ­вольные мечты, но и преклоняться произволени­ем и сочувствием к мечтам и привидениям, кото­рые могут представиться нам неожиданно, неза­висимо от нашего произволения. И это случается при молитвенном подвиге, особливо в безмолвии. «Никак не прими, — говорит прп. Григорий Си­наит, — если увидишь что-либо, чувственными очами или умом, вне или внутри тебя, будет ли то образ Христа, или Ангела, или какого святого, или если представится тебе свет... Будь внимателен и осторожен! не позволь себе поверить чему-либо, не вырази сочувствия и согласия, не вверься по­спешно явлению, хотя бы оно было истинное и благое; пребывай хладным к нему и чуждым, по­стоянно сохраняя ум твой безвидным, не состав­ляющим из себя никакого изображения и не за­печатленным никаким изображением Увидев­ший что-либо в мысли или чувственно, хотя бы то было и от Бога, и принимающий поспешно, удоб­но впадает в прелесть, по крайней мере обнару­живает свою наклонность и способность к прелести, как принимающий явления скоро и лег­комысленно. Новоначальный должен обратить все внимание на одно сердечное действие, одно это действие признавать непрелестным, — про­чего же не принимать до времени вступления бесстрастие. Бог не прогневляется на того, кто опасаясь прелести, с крайней осмотрительностью наблюдает за собою, если он и не примет чего посланного от Бога, не рассмотрев посланное со всею тщательностью; напротив того, Бог похваляет такого за его благоразумие» (вышеприведенная статья). Святой Амфилохий, с юности вступивши в монашество, удостоился в зрелых летах и в старости проводить жизнь отшельническую в пустыне. Заключась в пещеру, он ynpaжнялся в безмолвии, и достиг великого преуспеяния. Когда совершилось сорок лет его отшельнической жизни, явился ему ночью Ангел и сказал Амфилохий! иди в город и паси духовных овец Амфилохий  пребыл во внимании себе и не обратил внимания на повеление Ангела. На другую ночь снова явился Ангел и повторил повеление присовокупив, что оно от Бога. И опять Амфилохий не оказал повиновения Ангелу, опасаясь быть обольщенным и вспоминая слова апостола что и сатана преобразуется в Ангела светлого (2 Кор. 11:14). На третью ночь снова явился Ангел и, удостоверив о себе Амфилохия славословием Бога, нетерпимым духами отверженными, взял старца за руку, вывел из келии, привел к церкви, находившейся вблизи. Двери церковные отвори­лись сами собою. Церковь освещалась небесным светом; в ней присутствовало множество святых мужей в белых ризах с солнцеобразными лица­ми. Они рукоположили Амфилохия в епископа города Иконии (Четьи-Минеи, ноября в 23 день). При противоположном поведении преподоб­ные Исаакий и Никита Печерские, новые и нео­пытные в отшельнической жизни, подверглись ужаснейшему бедствию, опрометчиво вверив­шись представившемуся им привидению. Пер­вому явилось множество демонов в сиянии: один из демонов принял вид Христа, прочие — вид святых Ангелов. Второго обольстил демон спер­ва благоуханием и гласом, как бы Божиим, по­том представ ему как бы в виде Ангела (Патерик Печерский). Опытные в монашеской жизни ино­ки, истинно святые иноки гораздо более опаса­ются прелести, гораздо более не доверяют себе, нежели новоначальные, особливо те из новона­чальных, которые объяты разгорячением к под­вигу. С сердечною любовью предостерегает от прелести прп. Григорий Синаит безмолвника, для которого написана его книга: «Хочу, чтобы ты имел определенное понятие о прелести: хочу это­го с тою целью, чтобы ты мог предохранить себя от прелести, чтобы при стремлении, не озарен­ном должным ведением, ты не причинил себе великого вреда, не погубил души твоей. Свобод­ное произволение человека удобно преклоняет­ся к общению с противниками нашими, в осо­бенности произволение неопытных, новых в под­виге, как еще обладаемых демонами» (вышепри­веденная статья). Как это верно! Склоняется, вле­чется наше свободное произволение к прелести: потому что всякая прелесть льстит нашему са­момнению, нашему тщеславию, нашей гордос­ти. «Бесы находятся вблизи и окружают новона­чальных и самочинных, распростирая сети по­мыслов и пагубных мечтаний, устраивая пропа­сти падений. Город новоначальных — все суще­ство каждого из них — находится еще в облада­нии варваров... По легкомыслию не вдавайся ско­ро тому, что представляется тебе, но пребывай тяжким, удерживая благое со многим рассмот­рением и отвергая лукавое... Знай, что действия благодати ясны; демон преподать их не может: он не может преподать ни кротости, ни тихости, ни смирения, ни ненависти к миру; он не укро­щает страстей и сластолюбия, как это делает бла годать. Действия его: «дмение» — надменность, напыщенность, — высокоумие, страхование, сло­вом, все виды злобы. По действию возможешь познать свет, воссиявший в душе твоей, Божий ли он, или от сатаны» (Добротолюбие, ч. 1,0 пре­лести и проч.). Надо знать, что такое рассмотре­ние — принадлежность преуспевших иноков, никак не новоначальных. Прп. Синаит беседует хотя с новоначальным, но с новоначальным по безмолвной жизни, который и по пребыванию в монашестве, и по телесному возрасту был старец, как видно из книги.

Ученик. Не случилось ли тебе видеть кого-либо пришедшего в бесовскую прелесть от развития мечтательности при упражнении молитвою?

Старец. Случалось. Некоторый чиновник, живший в Петербурге, занимался усиленным молитвенным подвигом и пришел от него в нео­бычайное состояние. О подвиге своем и о послед­ствиях его он открывал тогдашнему протоиерею церкви Покрова Божией Матери, что в Колом­не. Протоиерей, посетив некоторый монастырь Санкт-Петербургской епархии, просил одного из монашествующих того монастыря побеседовать с чиновником. «Странное положение, в которое чиновник пришел от подвига, — говорил справед­ливо протоирей, — удобнее может быть объясне­но жителями монастыря, как более знакомыми с подробностями и случайностями аскетическо­го подвига». Монах согласился. Чрез несколько времени чиновник прибыл в монастырь. При беседе его с монахом присутствовал и я. Чинов­ник начал тотчас рассказывать о своих видени­ях — что он постоянно видит при молитве свет от икон, слышит благоухание, чувствует во рту необыкновенную сладость, и так далее. Монах, выслушав этот рассказ, спросил чиновника: «Не приходила ли вам мысль убить себя?» — «Как же! — отвечал чиновник. — Я уже был кинув- шись⁸¹ в Фонтанку, да меня вытащили». Оказа­лось, что чиновник употреблял образ молитвы, описанный святым Симеоном, разгорячил вооб­ражение и кровь, при чем человек делается очень способным к усиленному посту и бдению. К со­стоянию самообольщения, избранному произвольно, диавол присоединил свое сродное этому состоянию действие, — и человеческое само­обольщение перешло в явную бесовскую пре­лесть. Чиновник видел свет телесными очами; благоухание и сладость, которые он ощущал, были также чувственные. В противоположность этому видения святых и их сверхъестественные состояния вполне духовны (святой Исаак Сирский, Слово 55): подвижник соделывается способ­ным к ним не прежде, как по отверзении очей души Божественною благодатию, при чем ожи­вают и прочие чувства души, дотоле пребываю­щие в бездействии (прп. Симеон Новый Богослов, Слово о Вере, «Добротолюбие», ч. 1); принимают участие в благодатном видении и телесные чувства святых, но тогда, когда тело перейдет из состоя­ния страстного в состояние бесстрастное. Монах начал уговаривать чиновника, чтобы он оставил употребляемый им способ молитвы, объясняя и неправильность способа, и неправильность состо­яния, доставляемого способом. С ожесточением воспротивился чиновник совету. «Как отказаться мне от явной благодати!» — возражал он.

Вслушиваясь в поведания чиновника о себе, я почувствовал к нему неизъяснимую жалость, и вместе представлялся он мне каким-то смешным. Например, он задал монаху следующий вопрос: «Когда от обильной сладости умножится у меня во рту слюна, то она начинает капать на пол: не грешно ли это?» Точно: находящиеся в бесовской прелести возбуждают к себе сожаление, как не принадлежащие себе и находящиеся, по уму и сердцу, в плену у лукавого, отверженного духа. Представляют они собою и смешное зрелище: посмеянию предаются они овладевшим ими лу­кавым духом, который привел их в состояние уничижения, обольстив тщеславием и высокоумием. Ни плена своего, ни странности поведе­ния прельщенные не понимают, сколько бы ни были очевидными этот плен, эта странность по­ведения.

Зиму 1828—1829 годов проводил я в Площанской Пустыни (Орловской епархии). В то время жил там старец, находившийся в прелести. Он отсек себе кисть руки, полагая исполнить этим евангельскую заповедь, и рассказывал всякому, кому угодно было выслушать его, что отсеченная кисть руки соделалась святыми мощами, что она хранится и чествуется благолепно в Московском Симонове монастыре, что он, старец, находясь в Площанской Пустыни в пятистах верстах от Симонова, чувствует, когда Симоновский архиман­дрит с братиею прикладываются к руке. С стар­цем делалось содрогание, при чем он начинал шипеть очень громко: он признавал это явление плодом молитвы; но зрителям оно представлялось извращением себя, достойным лишь сожаления и смеха. Лети, жившие в монастыре по сиротству, забавлялись этим явлением и копировали его пе­ред глазами старца Старец приходил в гнев, ки­дался то на одного, то на другого мальчика, трепал их за волоса. Никто из почтенных иноков обите­ли не мог уверить прельщенного, что он находит­ся в ложном состоянии, в душевном расстройстве.

Когда чиновник ушел, я спросил монаха, с чего пришло ему на мысль спросить чиновника о по­кушении на самоубийство? Монах отвечал: «Как среди плача по Богу приходят минуты необык­новенного успокоения совести, в чем заключает­ся утешение плачущих; так и среди ложного на­слаждения, доставляемого бесовскою прелестью, приходят минуты, в которые прелесть как бы разоблачается, и дает вкусить себя так, как она есть. Эти минуты ужасны! горечь их и произво­димое этою горечью отчаяние невыносимы. По этому состоянию, в которое приводит прелесть, всего бы легче узнать ее прельщенному и при­нять меры к исцелению себя. Увы! начало преле­сти — гордость, и плод ее — преизобильная гор­дость. Прельщенный, признающий себя сосудом Божественной благодати, презирает спаситель­ные предостережения ближних, как это заметил святой Симеон. Между тем припадки отчаяния становятся сильнее и сильнее: наконец отчаяние обращается в умоисступление, и увенчивается самоубийством.

В начале нынешнего столетия подвизался в Софрониевой Пустыни (Курской епархии) схи­монах Феодосий, привлекший к себе уважение и братства, и мирян строгим, возвышенным жи­тельством. Однажды представилось ему, что он был восхищен в рай. По окончании видения он пошел к настоятелю, поведал подробно о чуде и присовокупил выражение сожаления, что он ви­дел в раю только себя, не видел никого из бра­тии. Эта черта ускользнула из внимания у настоя­теля: он созвал братию, в сокрушении духа пере­сказал им о видении схимонаха и увещевал к жиз­ни более усердной и богоугодной. По прошествии некоторого времени начали обнаруживаться в действиях схимонаха странности. Дело кончилось тем, что он найден удавившимся в своей келии.

Со мною был следующий достойный замечания случай. Посетил меня однажды афонский иеросхимонах, бывший в России за сбором. Мы сели в моей приемной келии, и он стал говорить мне: «Помолись о мне, отец: я много сплю, мно­го ем». Когда он говорил мне это, я ощутил жар, из него исходивший, почему и отвечал ему: «Ты не много ешь и не много спишь; но нет ли в тебе чего особенного?» — и просил его войти во внут­реннюю мою келию. Идя пред ним и отворяя дверь во внутреннюю келью, я молил мысленно Бога, чтобы Он даровал гладной душе моей по­пользоваться от афонского иеросхимонаха, если он — истинный раб Божий. Точно: я заметил в нем что-то особенное. Во внутренней келии мы опять уселись для беседы, и я начал просить его: «Сделай милость, научи меня молитве. Ты жи­вешь в первом монашеском месте на земле, сре­ди тысяч монахов: в таком месте и в таком мно­гочисленном собрании монахов непременно дол­жны находиться великие молитвенники, знаю­щие молитвенное тайнодействие и преподаю­щие его ближним, по примеру Григориев Сина­ита и Паламы, по примеру многих других афон­ских светильников». Иеросхимонах немедленно согласился быть моим наставником, — и, о ужас! с величайшим разгорячением начал передавать мне вышеприведенный способ восторженной, мечтательной молитвы. Вижу — он в страшном разгорячении, у него разгорячены и кровь и во­ображение! он — в самодовольстве, в восторге от себя, в самообольщении, в прелести! Дав ему выс­казаться, я начал понемногу, в чине наставляемо­го, предлагать ему учение святых отцов о молит­ве, указывая его в Добротолюбии, и прося объяс­нить мне это учение. Афонец пришел в совершен­ное недоумение. Вижу: он вполне незнаком с уче­нием отцов о молитве! При продолжении бесе­ды говорю ему: «Смотри, старец! будешь жить в Петербурге, — никак не квартируй в верхнем этаже; квартируй непременно в нижнем». «От­чего так?» — возразил афонец. «Оттого, — отве­чал я, — что если вздумается ангелам, внезапно восхитив тебя, перенести из Петербурга в Афон, и они понесут из верхнего этажа, да уронят, то убьешься до смерти: если же понесут из нижне­го и уронят, то только ушибешься». «Представь себе, — отвечал афонец, — сколько уже раз, ког­да я стоял на молитве, приходила мне живая мысль, что ангелы восхитят меня и поставят на Афоне». Оказалось, что иеросхимонах носит ве­риги, почти не спит, мало вкушает пищи, чувству­ет в теле такой жар, что зимою не нуждается в теплой одежде. К концу беседы пришло мне на мысль поступить следующим образом: я стал просить афонца, чтобы он как постник и подвиж­ник испытал над собою способ, преподанный святыми отцами, состоящий в том, чтобы ум во время молитвы был совершенно чужд всякого мечтания, погружался весь во внимание словам молитвы, заключался и вмещался, по выражению святого Иоанна Лествичника, в словах молитвы (Лествица, Слово 28, гл. 17). При этом сердце обыкновенно содействует уму душеспаситель­ным чувством печали о грехах, как сказал прп. Марк Подвижник: «Ум, неразвлеченно молящий­ся, утесняет сердце: сердце же сокрушенно и сми­ренно Бог не уничижит (Пс. 50:19)»⁸². «Когда ты испытаешь над собою, — сказал я афонцу, — то сообщи и мне о плоде опыта; для меня самого такой опыт неудобен по развлеченной жизни, проводимой мною». Афонец охотно согласился на мое предложение. Через несколько дней при­ходит он ко мне и говорит: «Что сделал ты со мною?» — «А что?» — «Да как я попробовал по­молиться со вниманием, заключая ум в слова молитвы, то все мои видения пропали, и уже не могу возвратиться к ним». Далее в беседе с афонцем я не видел той самонадеянности и той дер­зости, которые были очень заметны в нем при первом свидании и которые обыкновенно заме­чаются в людях, находящихся в самообольщении, мнящих о себе, что они святы или находятся в духовном преуспеянии. Афонец изъявил даже желание услышать для себя мой убогий совет. Когда я посоветовал ему не отличаться по наруж­ному образу жизни от прочих иноков, потому что такое отличие себя ведет к высокоумию,⁸³ то он снял с себя вериги и отдал их мне. Чрез месяц он опять был у меня и сказывал, что жар в теле его прекратился, что он нуждается в теплой одежде и спит гораздо более. При этом он говорил, что на Афонской горе многие и из пользующихся славою святости, употребляют тот способ молит­вы, который был употребляем им, — научают ему и других. Немудрено! Святой Симеон Новый Бо­гослов, живший за восемь столетий до нашего времени, говорит, что внимательною молитвою занимаются очень немногие.⁸⁴ Прп. Григорий Синаит, живший в четырнадцатом столетии по Рождестве Христове, когда прибыл на Афонскую гору, то нашел, что многочисленное монашество ее не имеет никакого понятия о умной молитве, а занимается лишь телесными подвигами, совер­шая молитвы лишь устно и гласно.⁸⁵ Прп. Нил Сорский, живший в конце XV и начале XVI века, посетивший также Афонскую гору, говорит, что в его время число внимательных молитвенников оскудело до крайности (предисловие к Преданию или Уставу Скитскому). Старец архимандрит Паисий Величковский переместился на Афон­скую гору из Молдавии в 1747 г. Он ознакомил­ся коротко со всеми монастырями и скитами, беседовал со многими старцами, которых при­знавало общее мнение Святой Горы опытнейши­ми и святыми иноками. Когда же он начал воп­рошать этих иноков о книгах святых отцов, на­писавших о умной молитве, оказалось, что они не только не знали о существовании таких писа­ний, но даже не знали имен святых писателей; тогда Добротолюбие еще не было напечатано на греческом языке.⁸⁶ Внимательная молитва тре­бует самоотвержения, а на самоотвержение ре­шаются редкие. Заключенный в себя вниманием, находящийся в состоянии недоумения от зре­ния своей греховности, неспособный к многосло­вию и вообще к эффекту и актерству представ­ляется для незнающих таинственного подвига его каким-то странным, загадочным, недостаточным во всех отношениях. Легко ли расстаться с мне­нием мира! И миру — как познать подвижника истинной молитвы, когда самый подвиг вовсе неизвестен миру? То ли дело — находящийся в самообольщении! Не ест, не пьет, не спит, зимою ходит в одной рясе, носит вериги, видит видения, всех учит и обличает с дерзкою наглостью, без всякой правильности, без толку и смыслу, с кро­вяным, вещественным, страстным разгорячением и по причине этого горестного, гибельного разгорячения. Святой, да и только! Издавна за­мечены вкус и влечение к таким в обществе че­ловеческом: приемлете, пишет апостол Павел к Коринфянам, аще кто вас порабощает, аще кто поядает, аще кто не в лепоту проторит, аще кто по лицу биет вы, аще кто величается (2 Кор. 11:20). Далее святой апостол говорит, что он, быв­ши в Коринфе, не мог вести себя дерзко и нагло: поведение его было запечатлено скромностью, кротостью и тихостию Христовою (2 Кор. 10:1). Большая часть подвижников Западной Церкви, провозглашаемых ею за величайших святых, — по отпадении ее от Восточной Церкви и по отступлении Святого Духа от нее — молились и достигали видений, разумеется, ложных, упо­мянутым мною способом. Эти мнимые святые были в ужаснейшей бесовской прелести. Пре­лесть уже естественно воздвигается на основании богохульства, которым у еретиков извращена дог­матическая вера Поведение подвижников латин­ства, объятых прелестью, было всегда исступлен­ное, по причине необыкновенного вещественно­го, страстного разгорячения. В таком состоянии находился Игнатий Лойола, учредитель иезуитс­кого ордена. У него воображение было так раз­горячено и изощрено, что, как сам он утвержда­ла ему стоило только захотеть и употребить не­которое напряжение, как являлись пред его взо­рами, по его желанию, ад или рай. Явление рая и ада совершалось не одним действием воображе­ния человеческого; одно действие воображения человеческого недостаточно для этого: явление совершалось действием демонов, присоединявших свое обильное действие к недостаточному действию человеческому, совокуплявших дей­ствие с действием; пополнявших действие дей­ствием, на основаны свободного произволения человеческого, избравшего и усвоившего себе ложное направление. Известно, что истинным святым Божиим видения даруются единственно по благоволению Божию и действием Божиим, а не по воле человека и не по его собственному усилию, — даруются неожиданно, весьма редко, при случаях особенной нужды, по дивному смот­рению Божию, а не как бы случилось (святой Иса­ак Сирский, Слово 36-е). Усиленный подвиг на­ходящихся в прелести обыкновенно стоит рядом с глубоким развратом. Разврат служит оценкою того пламени, которым разжжены прельщенные. Подтверждается это и сказаниями истории, и сви­детельством отцов. «Видящий духа прелести, — в явлениях, представляемых им, сказал прп. Мак­сим Капсокаливи, — очень часто подвергается ярости и гневу; благовоние смирения или молит­вы, или слезы истинной не имеет в нем места. Напротив того, он постоянно хвалится своими добродетелями, тщеславствует, и предается зав­сегда лукавым страстям бесстрашно».⁸⁷

Ученик. Неправильность этого способа мо­литвы и связь его с самообольщением и прелестию — ясны; предостереги меня и от прочих ви­дов неправильной молитвы и сопряженного с ними ложного состояния.

Старец. Как неправильное действие умом вводит в самообольщение и прелесть, так точно вводит в них неправильное действие сердцем. Ис полнены безрассудной гордости желание и стремление видеть духовные видения умом, не очищенным от страстей, не обновленным и не воссозданным десницею Святого Духа: исполне­ны такой же гордости и безрассудства желание и стремление сердца насладиться ощущениями святыми, духовными, Божественными, когда оно еще вовсе не способно для  таких наслаждений. Как ум нечистый, желая видеть Божественные видения и не имея возможности видеть их, со­чиняет для себя видения из себя, ими обманыва­ет себя и обольщает: так и сердце, усиливаясь вкусить Божественную сладость и другие Боже­ственные ощущения и не находя их в себе, сочи­няет их из себя, ими льстит себе, обольщает, об­манывает, губит себя, входя в область лжи, в об­щение с бесами, подчиняясь их влиянию, пора­бощаясь их власти.

Одно ощущение из всех ощущений сердца в его состоянии падения может быть употребле­но в невидимом Богослужении: печаль о грехах, о греховности, о падении, о погибели своей, на­зываемая плачем, покаянием, сокрушением духа. Это засвидетельствовано Священным Писанием. Аще бы восхотел еси жертвы, дал бых убо, все­сожжения не благоволиши : и каждое сердечное ощущение порознь, и все они вместе не благоугодны Тебе, как оскверненные грехом, как из­вращенные падением. Жертва Богу дух сокру­шен: сердце сокрушенно и смиренно Бог не уни­чижит (Пс. 50:18,19). Эта жертва — жертва от­рицательная; с принесением этой жертвы есте­ственно устраняется принесение прочих жертв: при ощущении покаяния умолкают все другие ощущения. Для того, чтобы жертвы прочих ощу­щений соделались благоугодными Богу, нужно предварительно излиться благоволению Божию на наш Сион, нужно предварительно восстано­виться стенам нашего разрушенного Иерусали­ма. Господь — праведен, всесвят: только правед­ные, чистые жертвы, к которым способно есте­ство человеческое по обновлении своем, благопри­ятны праведному, всесвятому Господу. К жертвам и всесожжениям оскверненным Он не благово­лит. Позаботимся очиститься покаянием! Тогда благоволиши жертву правды, возношение и всесожигаемая; тогда возложат на алтарь Твой тельцы (Пс. 50:21): новорожденные ощущения обновленного Святым Духом человека.

Первая заповедь, данная Спасителем мира всему без исключения человечеству, есть заповедь о покаянии: начат Иисус проповедати и глаго­лати: покайтеся, приближися бо царствие не­бесное (Мф. 4:17). Эта заповедь объемлет, заключает, совмещает в себе все прочие заповеди. Тем человекам, которые не понимали значения и силы покаяния, Спаситель говорил не раз: Шедше, научитеся, что есть, милости хощу, а не жертвы (Мф. 9:13). Это значит: Господь, умило­сердившись над падшими и погибшими челове­ками, всем даровал покаяние в единственное средство к спасению, потому что все объяты па­дением и погибелью. Он не взыскивает, даже не желает от них жертв, к которым они неспособ­ны, а желает, чтобы они умилосердились над со­бою, сознали свое бедствие, освободились от него покаянием. К упомянутым словам Господь при­совокупил страшные слова: не приидох, сказал Он, призвати праведники, но грешники на пока­яние. Кто названы праведниками? те несчастные, слепотствующие грешники, которые, будучи об­мануты самомнением, не находят покаяние су­щественно нужным для себя, и потому или от­вергают его, или небрегут о нем. О несчастие! за это отрекается от них Спаситель, утрачивается ими сокровище спасения. «Горе душе, — гово­рит прп. Макарий Великий, — не чувствующей язв своих и мнящей о себе, по причине великого, безмерного повреждения злобою, что она впол­не чужда повреждению злобою. Такой души уже не посещает и не врачует благий Врач, как оставившей произвольно язвы свои без попечения о них и мнящей о себе, что она здрава и непороч­на. Не требуют, — говорит Он, — здравии вра­ча, но болящии (Мф. 9:12; Слово 6-е о любви, гл. 16). «Ужасная жестокость к себе — отверже­ние покаяния! Ужасная холодность, нелюбовь к себе — небрежение о покаянии. Жестокий к себе не может не быть жестоким и к ближним. Уми­лосердившийся к себе приятием покаяния вме­сте делается милостивым и к ближним. Из этого видна вся важность ошибки: отнять у сердца за­поведанное ему Самим Богом, существенно и ло­гически необходимое для сердца чувство покая­ния, и усиливаться раскрыть в сердце, в против­ность порядку, в противность установлению Бо­жию, те чувствования, которые сами собою дол­жны явиться в нем по очищении покаянием, но совершенно в ином характере (святой Исаак Сирский, Слово 55). Об этом характере духов­ном плотский человек не может составить себе никакого представления, потому что представ­ление ощущения всегда основывается на извест­ных уже сердцу ощущениях, а духовные ощуще­ния вполне чужды сердцу, знакомому с одними плотскими и душевными ощущениями. Такое сердце не знает даже о существовании духовных ощущений.

Всем известно, какое душевное бедствие воз­никло для иудейских книжников и фарисеев из их неправильного душевного настроения: они сде­лались не только чуждыми Бога, но и исступлен­ными врагами Его, богоубийцами. Подобному бедствию подвергаются подвижники молитвы, извергшие из своего подвига покаяние, усилива­ющиеся возбуждать в сердце любовь к Богу, уси­ливающиеся ощущать наслаждение, восторг: они развивают свое падение, соделывают себя чужды­ми Бога, вступают в общение с сатаною, заража­ются ненавистью к Святому Духу. Этот род пре­лести ужасен: он одинаково душепагубен, как и первый, но менее явен; он редко оканчивается су­масшествием и самоубийством, но растлевает ре­шительно и ум и сердце. По производимому им состоянию ума отцы назвали его мнением.⁸⁸ На этот род прелести указывает святой апостол Па­вел, когда говорит: Никто же вас да прельщает изболенным ему смиренномудрием и службою ангелов, яже не у веде уча, без ума дмяся от ума плоти своея (Кол. 2:78). Одержимый этою пре­лестью мнит о себе, сочинил о себе «мнение», что он имеет многие добродетели и достоинства, — даже, что обилует дарами Святого Духа. Мнение составляется из ложных понятий и ложных ощу­щений: по этому свойству своему оно вполне принадлежит к области отца и представителя лжи — диавола. Молящийся, стремясь раскрыть в серд­це ощущения нового человека и не имея на это никакой возможности, заменяет их ощущения­ми своего сочинения, поддельными, к которым не замедляет присоединиться действие падших духов. Признав неправильные ощущения, свои и бесовские, истинными и благодатными, он полу­чает соответствующие ощущениям понятия. Ощущения эти, постоянно усваиваясь сердцу и усиливаясь в нем, питают и умножают ложные понятия: естественно, что от такого неправильно­го подвига образуются самообольщение и бесов­ская прелесть — «мнение». «Мнение не допуска­ет быть мнимому» (Слово 4, в конце; также Сло­во 3), — сказал святой Симеон Новый Богослов. Мнящий о себе, что он бесстрастен, никогда не очистится от страстей; мнящий о себе, что он ис­полнен благодати, никогда не получит благодати; мнящий о себе, что он свят, никогда не достигнет святости. Просто сказать: приписывающий себе духовные делания, добродетели, достоинства, бла­годатные дары, льстящий себя и потешающий себя «мнением» заграждает этим «мнением» вход в себя и духовным деланиям, и христианским доб­родетелям, и Божественной благодати, — откры­вает широко вход греховной заразе и демонам.

Уже нет никакой способности к духовному пре­успеянию в зараженных «мнением»: они уничто­жили эту способность, принесши на алтарь лжи самые начала деятельности человека и его спасе­ния — понятия об истине. Необыкновенная на­пыщенность является в недугующих этою пре­лестью: они как бы упоены собою, своим состоя­нием самообольщения, видя в нем состояние бла­годатное. Они пропитаны, преисполнены высокоумием и гордостью, представляясь, впрочем, смиренными для многих, судящих по лицу, не мо­гущих оценивать по плодам, как заповедал Спа­ситель (Мф. 7:16; 12:33), тем менее по духовному чувству, о котором упоминает апостол (Евр. 5:14). Живописно изобразил пророк Исаия действие прелести «мнения» в падшем архангеле, дей­ствие, обольстившее и погубившее этого архан­гела. Ты, — говорит пророк сатане — рекл. еси во уме твоем: на небо взъеду, выше звезд небесных поставлю престол мой, сяду на горе высоце, на горах высоких, яже к северу: взыду выше облак, буду подобен Вышнему. Ныне же во ад снидеши, и во основание земли (Ис. 14:13—15).

Зараженного «мнением» обличает Господь так: Глаголеши, яко богат есмь, и обогатихся, и ничто же требую: и не веси, яко ты еси окаянен, и беден, и нищ, и слеп, и наг (Откр. 3:17). Господь увещевает прельщенного к покаянию; предлага­ет купить не у кого иного, у Самого Господа, не­обходимые потребности, из которых составляет­ся покаяние (Откр. 3:18). Купля настоятельно нужна: без нее нет спасения. Нет спасения без покаяния, а покаяние принимается от Бога толь­ко теми, которые для принятия его продадут все имущество свое, то есть отрекутся от всего, что им ложно усваивалось «мнением».

Ученик. Не случалось ли тебе встречаться с за­раженными этого вида прелестию?

Старец. Зараженные прелестию «мнения» встречаются очень часто. Всякий не имеющий сокрушенного духа, признающий за собою какие бы то ни было достоинства и заслуги, всякий не держащийся неуклонно учения Православной Церкви, но рассуждающий о каком-либо догма­те или предании произвольно, по своему усмот­рению, или по учению инославному, находится в этой прелести. Степению уклонения и упорства в уклонении определяется степень прелести.

Немощен человек! непременно вкрадывается в нас «мнение» в каком-либо виде своем, и, осу­ществляя наше я, удаляет от нас благодать Бо­жию. Как нет, по замечанию святого Макария Ве­ликого, ни одного человека, совершенно свобод­ного от гордости, так нет ни одного человека, который бы был совершенно свободен от действия на него утонченной прелести, называемой «мне­нием». Наветовало оно апостола Павла и враче­валось тяжкими попущениями Божиими. Не хощем вас, братие, — пишет апостол к Коринфя­нам, — не ведети о скорби нашей, бывшей нам во Асии, яко по премногу и паче силы отяготихомся, яко не надеятися нам и жити. Но сами в себе осуждение смерти имехом, да не надеющеся будем на ея, но на Бога, восставляющаго мер­твые (2 Кор. 1: 8—9). По этой причине должно бдительно наблюдать за собою, чтобы не припи­сать собственно себе какого-либо доброго дела, какого-либо похвального качества или особенной природной способности, даже благодатного со­стояния, если человек возведен в него, короче, чтобы не признать собственно за собою какого-либо достоинства. Что ты имеешь, — говорит апостол, — чего бы ты не приял (1 Кор. 4:7) от Бога? От Бога имеем и бытие, и пакибытие, и все естественные свойства, все способности, и духов­ные, и телесные. Мы — должники Богу! Долг наш неоплатен! Из такого воззрения на себя образу­ется само собою для  нашего духа состояние, про­тивоположное «мнению», состояние, которое Господь назвал нищетою духа, которое запове­дал нам иметь, которое ублажил (Мф. 5:3). Великое бедствие — уклониться от догматического и нравственного учения Церкви, от учения Свято­го Духа, каким-либо умствованием! это — возно­шение, взимающееся на разум Божий. Должно низлагать и пленять такой разум во послушание Христово (2 Кор. 10:4-5).

Ученик. Имеется ли какая-либо связь между прелестью первого рода и прелестью второго рода?

Старец. Связь между этими двумя видами прелести непременно существует. Первого рода прелесть всегда соединена с прелестью второго рода, с «мнением». Сочиняющий обольститель­ные образы при посредстве естественной способ­ности воображения, сочетающий при посредстве мечтательности (фантазии) эти образы в очаро­вательную картину, подчиняющий все существо свое обольстительному, могущественному влия­нию этой живописи, непременно, по несчастной необходимости, мнит, что живопись эта произ­водится действием Божественной благодати, что сердечные ощущения, возбуждаемые живопи­сью, суть ощущения благодатные.

Второго рода прелесть — собственно «мне­ние» — действует без сочинения обольститель­ных картин: она довольствуется сочинением под­дельных благодатных ощущений и состояний, из которых рождается ложное, превратное поня­тие о всем вообще духовном подвиге. Находя­щийся в прелести «мнения» стяжает ложное воззрение на все, окружающее его. Он обманут и внутри себя, и извне. Мечтательность сильно действует в обольщенных «мнением», но дей­ствует исключительно в области отвлеченного. Она или вовсе не занимается, или занимается редко живописно в воображении рая, горних обителей и чертогов, небесного света и благоуха­ния, Христа, Ангелов и святых; она постоянно сочиняет мнимо-духовные состояния, тесное дружество со Иисусом (Подражание Фомы Кемпийского, книга 2, гл. 8), внутреннюю беседу с Ним (там же, книга 3, гл. 1), таинственные от­кровения (там же, книга 3, гл. 3), гласы, наслаждения, зиждет на них ложное понятие о себе и о христианском подвиге, зиждет вообще ложный образ мыслей и ложное настроение сердца, при­водит то в упоение собою, то в разгорячение и восторженность. Эти разнообразные ощущения являются от действия утонченных тщеславия и сладострастия: от этого действия кровь получает греховное, обольстительное движение, представ­ляющееся благодатным наслаждением. Тщесла­вие же и сладострастие возбуждаются высокоумием, этим неразлучным спутником «мнения».

Ужасная гордость, подобная гордости демонов, составляет господствующее качество усвоивших себе ту и другую прелесть. Обольщенных первым видом прелести гордость приводит в состояние явного умоисступления; в обольщенных вторым видом она, производя также умоповреждение, названное в Писании растлением ума (2 Тим. 3:8), менее приметна, облекается в личину сми­рения, набожности, мудрости, — познается по горьким плодам своим. Зараженные «мнением» о достоинствах своих, особенно о святости сво­ей, способны и готовы на все козни, на всякое лицемерство, лукавство и обман, на все злодея­ния. Непримиримою враждою дышат они про­тив служителей истины, с неистовою ненавист­но устремляются на них, когда они не признают в прельщенных состояния, приписываемого им и выставляемого на позор слепотствующему миру «мнением».

Ученик. Существуют же и состояния духовные, производимые Божественною благодатию, как то состояние, в котором вкушается духовная сладость и радость, состояние, в котором открываются тай­ны христианства, состояние, в котором ощуща­ется в сердце присутствие Святого Духа, состоя­ние, в котором подвижник Христов сподобляет­ся Духовных видений?

Старец. Несомненно существуют, но суще­ствуют только в христианах, достигших христи­анского совершенства, предварительно очищен­ных и приуготовленных покаянием. Постепен­ное действие покаяния вообще, выражаемого всеми видами смирения, в особенности молит­вою, приносимою из нищеты духа, из плача, по­степенно ослабляет в человеке действие греха. Для этого нужно значительное время. И дается оно истинным, благонамеренным подвижникам промыслом Божиим, неусыпно бдящим над нами. Борьба со страстями необыкновенно полез­на: она более всего приводит к нищете духа. С це­лью существенной пользы нашей Судья и Бог наш долготерпит о нас и не скоро отмщевает сопер­нику (Лк. 18:7) нашему — греху. Когда очень осла­беют страсти — это совершается наиболее к концу жизни, — тогда мало-помалу начнут появ­ляться состояния духовные, различающиеся бес­конечным различием от состояний, сочиняемых «мнением». Во-первых, вступает в душевную хра­мину благодатный плач, омывает ее и убеляет для принятия даров, последующих за плачем по ус­тановлению духовного закона. Плотский человек никак, никаким способом не может даже пред­ставить себе состояний духовных, не может иметь никакого понятия ниже о благодатном плаче: познание этих состояний приобретается не иначе, как опытом (святой Исаак Сирский, Слово 55). Духовные дарования раздаются с Бо­жественною премудростью, которая наблюдает, чтобы словесный сосуд, долженствующий при­нять в себя дар, мог вынести без вреда для себя силу дара. Вино новое разрывает мехи ветхие! (Мф. 9:17). Замечается, что в настоящее время духовные дарования раздаются с величайшею умеренностью, сообразно тому расслаблению, которым объято вообще христианство. Дары эти удовлетворяют почти единственно потребности спасения. Напротив того, «мнение» расточает свои дары в безмерном обилии и с величайшею поспешностью.

Общий признак состояний духовных —глу­бокое смирение и смиренномудрие, соединенное с предпочтением себе всех ближних, с располо­жением, евангельскою любовью ко всем ближ­ним, со стремлением к неизвестности, к удале­нию от мира. «Мнению» тут мало места, потому что смирение состоит в отречении от всех соб­ственных достоинств, в существенном исповеда­нии Искупителя, в совокуплении в Нем всей на­дежды и опоры, а «мнение» состоит в присвое­нии себе достоинств, данных Богом, и в сочине­нии для себя достоинств несуществующих. Оно соединено с надеждою на себя, с хладным, по­верхностным исповеданием Искупителя. Бог прославляется для прославления себя самого, как был прославлен фарисеем (Лк. 18:11). Одержи­мые «мнением» по большей части преданы сла­дострастию, несмотря на то, что приписывают себе возвышеннейшие духовные состояния, бес­примерные в правильном православном подвиж­ничестве; немногие из них воздерживаются от грубого порабощения сладострастию, а если воз­держиваются, то единственно по преобладанию в них греха из грехов — гордости.

Ученик. Могут ли от прелести, именуемой «мнением», порождаться какие-либо осязатель­ные, видимые несчастные последствия?

Старец. Из этого рода прелести возникли па­губные ереси, расколы, безбожие, богохульство. Несчастнейшее видимое последствие его есть, не­правильная, зловредная для себя и для ближних деятельность, — зло, несмотря на ясность его и обширность, мало примечаемое и мало понима­емое. Случаются с зараженными «мнением» де­лателями молитвы и несчастия, очевидные для всех, но редко: потому что «мнение», приводя ум в ужаснейшее заблуждение, не приводит его к исступлению, как приводит расстроенное вооб­ражение.

На Валаамском острове, в отдаленной пус­тынной хижине, жил схимонах Порфирий, ко­торого и я видел. Он занимался подвигом мо­литвы. Какого рода был этот подвиг — положи­тельно не знаю. Можно догадываться о непра­вильности его по любимому чтению схимонаха: он высоко ценил книгу западного писателя Фомы Кемпийского, о подражании Иисусу Хри­сту, и руководствовался ею. Книга эта написана из «мнения». Порфирий однажды вечером, в осеннее время, посетил старцев скита, от кото­рого невдалеке была его пустыня. Когда он про­щался с старцами, они предостерегали его, го­воря: «Не вздумай пройти по льду: лед только что встал и очень тонок». Пустыня Порфирия отделялась от скита глубоким заливом Ладожс­кого озера, который надо было обходить. Схи­монах отвечал тихим голосом, с наружною скромностью: «Я уже легок стал». Он ушел. Чрез короткое время послышался отчаянный крик. Скитские старцы встревожились, выбежали. Было темно; не скоро нашли место, на котором совершилось несчастие; не скоро нашли средства достать утопшего: вытащили тело, уже оставлен­ное душою.

Ученик. Ты говоришь о книге «Подражание», что она написана из состояния самообольщения; но она имеет множество чтителей даже между чадами православной Церкви!

Старец. Эти-то чтители в восторге от ее достоинства; и высказываются об этом достоин­стве, не понимая того. В предисловии русского переводчика к книге «Подражание» — издание 1834 года, напечатанное в Москве — сказано: «Один высокопросвещенный муж, — русский, православный, — говаривал: ежели б нужно было мое мнение, то я бы смело после Священного Писания поставил Кемписа о подражании Иису­су Христу». В этом столь решительном пригово­ре дается инославному писателю полное пред­почтение пред всеми святыми отцами Право­славной Церкви, а своему взгляду дается пред­почтение пред определением всей Церкви, ко­торая на святых Соборах признала писания святых отцов богодухновенными и завещала чтение их не только в душеназидание всем чадам своим, но и в руководство при решении церковных воп­росов. В писаниях отцов хранится великое духов­ное, христианское и церковное сокровище: дог­матическое и нравственное предание святой Церкви. Очевидно, что книга «Подражание» при­вела упомянутого мужа в то настроение, из которого он выразился так опрометчиво, так оши­бочно, так грустно. Это самообольщение! это прелесть! составилась она из ложных понятий; лож­ные понятия родились из неправильных ощуще­ний, сообщенных книгою. В книге жительствует и из книги дышит помазание лукавого духа, льстящего читателям, упоевающего их отравою лжи, услажденною утонченными приправами из высокоумия, тщеславия и сладострастия. Книга ведет читателей своих прямо к общению с Бо­гом, без предочищения покаянием: почему и воз­буждает особенное сочувствие к себе в людях страстных, незнакомых с путем покаяния, не предохраненных от самообольщения и прелес­ти, не наставленных правильному жительству учением святых отцов Православной Церкви. Книга производит сильное действие на кровь и нервы, возбуждает их, — и потому особенно нра­вится она людям, порабощенным чувственнос­ти: книгою можно наслаждаться, не отказываясь от грубых наслаждений чувственностью. Высокоумие, утонченное сладострастие и тщеславие вы­ставляются книгою за действие благодати Божи­ей. Обоняв блуд свой в его утонченном действии, плотские люди приходят в восторг от наслажде­ния, от упоения, доставляемых безтрудно, без самоотвержения, без покаяния, без распятия плоти со страстями и похотъми (Гал. 5:24), с ласкательством состояния падения. Радостно переходят они, водимые слепотою своею и гордос­тью, с ложа любви скотоподобной на ложе люб­ви более преступной, господствующей в блудилище духов отверженных. Некоторая особа, при­надлежавшая по земному положению к высше­му и образованнейшему обществу, а по наруж­ности к Православной Церкви, выразилась сле­дующим образом о скончавшейся лютеранке, признанной этою особою за святую: «Она люби­ла Бога страстно; она думала только о Боге; она видела только "Бога; она читала только Евангелие и «Подражание», которое — второе Евангелие».⁹⁰ Этими словами выражено именно то состояние, в которое приводятся читатели и чтители «Под­ражания». — Тождественно, в сущности своей, с этою фразою изречение знаменитой французс­кой писательницы, г-жи де-Севинье о знамени­том французском поэте, Расине старшем. «Он любит Бога, — дозволила себе сказать г-жа Севинье, — как прежде любил своих наложниц».⁹¹ Известный критик Ла-Гарп, бывший сперва без­божником, потом перешедший к неправильно понятому и извращенному им христианству, одобряя выражение г-жи Севинье, сказал: «Сер­дце, которым любят Творца и тварь — одно, хотя последствия столько же различаются между со­бою, сколько различны и предметы».⁹² Расин перешел от разврата к прелести, называемой «мне­нием». Эта прелесть выражается со всею яснос­тью в двух последних трагедиях поэта: в Есфири и Гофолии. Высокие христианские мысли и ощу­щения Расина нашли себе пространное место в храме Муз и Аполлона,⁹³ в театре возбудили вос­торг, рукоплескания. Гофолия, признаваемая высшим произведением Расина, дана была сорок раз сряду. Дух этой трагедии — один с духом «Подражания». Мы веруем, что в сердце челове­ческом имеется вожделение скотоподобное, вне­сенное в него падением, находящееся в соотно­шении с вожделением падших духов; мы веру­ем, что имеется в сердце и вожделение духовное, с которым мы сотворены, которым любится ес­тественно и правильно Бог и ближний, которое находится в гармонии⁹⁴ с вожделением святых Ангелов. Чтоб возлюбить Бога и в Боге ближне­го, необходимо очиститься от вожделения ско­топодобного. Очищение совершает Святой Дух в человеке, выражающем жизнью произволение к очищению. Собственно и называется сердцем, в нравственном значении, вожделение и прочие душевные силы, а не член плоти — сердце. Силы сосредоточены в этом члене, — и перенесено об­щим употреблением наименование от члена к со­бранию сил.

В противоположность ощущению плотских людей, духовные мужи, обоняв воню зла, прит­ворившегося добром, немедленно ощущают от­вращение от книги, издающей из себя эту воню. Старцу Исаии, иноку, безмолвствовавшему в Никифоровской Пустыни (Олонецкой или Петро­заводской епархии), преуспевшему в умной мо­литве и сподобившемуся благодатного осенения, был прочитан отрывок из «Подражания». Ста­рец тотчас проник в значение книги. Он засме­ялся и воскликнул: «О! это написано из мнения. Тут ничего нет истинного, тут все — придуман­ное! Какими представлялись Фоме духовные со­стояния и как он мнил о них, не зная их по опы­ту, так и описал их». Прелесть как несчастье пред­ставляет собою зрелище горестное; как нелепость она — зрелище смешное. Известный по строгой жизни архимандрит Кирилло-Новоезерского монастыря (Новгородской епархии) Феофан, за­нимавшийся в простоте сердца почти исключи­тельно телесным подвигом и о подвиге душевном имевший самое умеренное понятие, сперва пред­лагал лицам, советовавшимся с ним и находив­шимся под его руководством, чтение книги «Под­ражание»: за немного лет до кончины своей он начал воспрещать чтение ее, говоря со святою простотою: «Прежде признавал я эту книгу душеполезною; но Бог открыл мне, что она — душевредна». Такого же мнения о «Подражании» был известный деятельною монашескою опыт­ностью иеросхимонах Леонид, положивший на­чало нравственному благоустройству в Оптиной пустыни (Калужской епархии). Все упомянутые подвижники были знакомы мне лично.

Некоторый помещик, воспитанный в духе православия, коротко знавший так называемый большой свет, то есть мир в высших слоях его, увидел однажды книгу «Подражание» в руках дочери своей. Он воспретил ей чтение книги, ска­зав: «Я не хочу, чтобы ты последовала моде и ко­кетничала пред Богом». Самая верная оценка книге.

Ученик. Имеются ли еще какие виды пре­лести?

Старец. Все частные виды самообольщения и обольщения бесами относятся к двум выше­сказанным главным видам и происходят или от неправильного действия ума, или от неправиль­ного действия сердца. В особенности обширно действие «мнения». Не без основания относят к состоянию самообольщения и прелести душев­ное настроение тех иноков, которые, отвергнув упражнение молитвою Иисусовою и вообще ум­ное делание, удовлетворяются одним внешним

молением, то есть неупустительным участием в церковных службах и неупустительным испол­нением келейного правила, состоящего исклю­чительно из псалмопения и молитвословий уст­ных и гласных. Они не могут избежать «мнения», как это объясняет упомянутый старец Василий в предисловии к книге святого Григория Синаи­та, ссылаясь преимущественно на писания препо­добных, этого Григория и Симеона Нового Бого­слова. Признак вкравшегося «мнения» обнаружи­вается в подвижниках тем, когда они думают о себе, что проводят внимательную жизнь, часто от гордости презирают других, говорят худо о них, поставляют себя достойными, по мнению своему, быть пастырями овец и руководителями их, уподобляясь слепцу, берущемуся указывать путь другим слепцам (О втором образе внима­ния и молитвы, Добротолюбие, ч. I). Устное и гласное моление тогда плодоносно, когда оно со­пряжено со вниманием, что встречается очень редко: потому что вниманию научаемся преиму­щественно при упражнении молитвою Иисусо­вою (Предисловие схимонаха Василия).

О молитве Иисусовой. Отдел I   Омолитве Иисусовой вообще

О молитве Иисусовой. Отдел II  О прелести

О молитве Иисусовой.  Отдел 3. О упражнении молитвою Иисусовою