Слезы естественны падшему человеческому естеству. До падения оно не ведало слез, — ведо­мо ему было одно чистейшее наслаждение райс­ким блаженством. Оно утратило это блаженство: ему оставлены слезы как выражение сочувствия к блаженству, как свидетельство падения, как свидетельство состояния под гневом прогневан­ного Божества, как надежда возвратить когда-нибудь блаженство. Верна эта надежда: потому что сочувствие к блаженству не изглажено из ес­тества. Верна эта надежда: потому что сетование о потере небесного блаженства не может быть удовлетворено никаким временным удовлетво­рением; оно, оставаясь неудовлетворенным, ожи­дает удовлетворения, возвещает существование удовлетворения. В слезах таинственно живет уте­шение, и в плаче — радость. Человек, в каком бы ни был земном благополучии, на какой бы высо­те ни стоял, в каком бы обилии ни плавал, встре­чает и переживает такие минуты, часы и дни, в которые нуждается в утешении, доставляемом слезами, — утешения в другом утешении не на­ходит. Каждый из нас лишь вступает в страну нашего изгнания и томления, в страну страданий и плача, как и ознаменовывает это вступление, начало своего существования, плачевным воплем. Блажен муж, ему же есть заступление его у Тебе, ознаменовываемое слезами при молитве его! Та­ковы невидимые, духовные восхождения в серд­це своем положи, преходя юдоль плачевную — земную жизнь, которую Ты назначил для покая­ния: ибо благословение даст законополагаяй нам плач и слезы. Очищающие себя плачем и слеза­ми пойдут от силы в силу, и явится Бог богов в Сионе, — в духе человеческом, приуготовленном к приятию Бога истинным покаянием (Пс. 88: 6—8). Сеющии слезами, радостию пожнут. Те ходящии путем земной жизни, которые хождаху по пути узкому и прискорбному, и плакахуся, метающе семена своя, грядуще приидут ра­достию, вземлюще рукояти своя (Пс. 125: 5—6). Слезы как свойство падшего естества зараже­ны недугом падения, подобно всем прочим свой­ствам. Иной бывает особенно склонен к слезам по природе и при всяком удобном случае проли­вает слезы: такие слезы называются естественны­ми. Есть и греховные слезы. Греховными слеза­ми называются слезы, проливаемые по греховным побуждениям. Такие слезы во множестве и с особенною легкостью проливаются людьми, преданными сладострастию; слезы, подобные слезам сладострастных, проливают находящие­ся в самообольщении и прелести; льются обиль­но слезы из тщеславия, лицемерства, притвор­ства, человекоугодия. Наконец, проливает их зло­ба: когда она лишена возможности совершить злодеяние, пролить человеческую кровь, тогда она проливает слезы. Эти слезы имел Нерон, в кото­ром современные христиане, по жестокости его и ненависти к христианству, думали видеть ан­тихриста.⁴² К естественным слезам относятся слезы от огорчения; когда же огорчение имеет характер греховный, то слезы огорчения делают­ся слезами греховными. И естественные, и гре­ховные слезы немедленно по появлении их по­велевается нам святыми отцами прелагать на богоугодные, то есть изменять побуждение слез: приводить себе на память согрешения наши, не­избежную и неизвестную смерть, суд Божий, — и плакать по этим причинам.⁴³

Чудное дело! те, которые по естественной на­клонности проливали потоки беструдных, бес­смысленных и бесплодных слез, также те, кото­рые проливали их по греховным побуждениям, когда захотят плакать богоугодно, внезапно видят в себе необыкновенную сухость, не могут добыть из глаз ни одной слезной капли. Из этого научаемся, что слезы страха Божия и покаяния суть дар Божий, что для  получения их надо поза­ботиться во-первых о стяжании причины их.

Причина слез — зрение и сознание своей гре­ховности. Исходища водная изведосте очи мои, говорит святой пророк Давид, понеже не сохраних Закона Твоего (Пс. 118:136). Причина слез — нищета духа: будучи сама собою блаженство, она рождает другое блаженство — плач (Мф. 5:3—4), питает, поддерживает, усиливает его. «Не плач происходит от слез, но слезы от плача», — сказал прп. Иоанн пророк. Если кто, находясь посреди братства, отсекает свою волю и не обращает вни­мания на чужие грехи, то приобретает плач. Чрез сие собираются помыслы его, и, собираясь таким образом, рождают в сердце печаль (плач) по Богу, а печаль рождает слезы» (прпп. Варсонофия и Иоанна ответ 282). Слезы как дар Божий служат признаком милости Божией: «Слезы в молит­ве, — говорит святой Исаак Сирский, — суть зна­мение милости Божией, которой сподобилась душа своим покаянием, и того, что она принята и начала входить в поле чистоты слезами. Если помыслы не отторгнутся от предметов преходя­щих, не отвергнут от себя надежды на этот мир; если не возбудится в них презрение к нему и они не начнут приготовлять напутствий к исходу сво­ему; если не начнут действовать в душе помышле­ния о предметах, принадлежащих будущему веку, то «очи не возмогут произвести слез» (Слово 30). Стяжавшему зрение своей греховности, стя­жавшему страх Божий, стяжавшему чувство по­каяния и плача нужно испросить у Бога дар слез прилежною молитвою. Так Асхань, дочь Халева, будучи отдана в замужество и получив в прида­ное участок земли, когда села на осла, чтобы от­правиться в дом мужа, то с стенанием и воплем стала просить у отца, чтобы он к данному ей уча­стку присовокупил и другой, обилующий вода­ми. На землю южную (сухую) отдал еси мя, да даси мне и исходища водная (Суд. 1:16). Халев исполнил желание дочери. Святые отцы под ли­цом Асхани разумеют душу, сидящую, как бы на осле, на бессловесных влечениях плоти. Сухая . земля изображает делание под водительством страха Божия, а что Асхань начала со стенанием и воплем просить источников воды, этим озна­чается крайняя нужда в слезах для каждого под­вижника, долженствующего просить с воздыха­ниями и сердечною болезнью дара слез у Бога (прп. Нил Сорский. Слово 8). При молитве о да­ровании слез, необходимо и собственное усилие производить их. Собственное усилие или труд бывают и предваряющими излияние слез и со­путствующими этому излиянию.

Труд, предваряющий слезы, заключается в бла­горазумном воздержании от пищи и пития, в благоразумном бдении, в нестяжании, в отвлече­нии внимания от всего окружающего нас, в со­средоточении его к самим себе. Святой Иоанн Лествичник сказал в Слове о плаче: «Покаяние есть произвольное лишение себя всякого теле­сного утешения» (Слово 7, гл. 3). Святой Давид описывает положение плачущего так: Уязвен бых яко трава, изсше сердце мое, яко забых снести хлеб мой. От гласа воздыхания моего прилпе кость моя плоти моей. Уподобихся неясыти пустынней, бых яко нощный вран на нырищи (развалине). Бдех, и бых яко птица особящаяся на зде (крове). Пепел яко хлеб ядях, и питие мое с плачем растворях (Пс. 150:5—8,10). Без умер­щвления для мира невозможно стяжать плач и слезы: стяжаем их по мере умерщвления миру.

Труд при самом плаче и излиянии слез состо­ит в понуждении себя к ним, в великодушном терпении сухости и бездождия, которыми иног­да наветуется блаженный подвиг, после которых всегда награждается терпеливый делатель обиль­ным излиянием слез. Как земля, долго ждавшая орошения и наконец получившая его в изобилии, вдруг покрывается нежною, яркою зеленью: так и сердце, истомившееся сухостью и потом ожив­ленное слезами, испускает из себя множество духовных помышлений и ощущений, украшен­ных общим цветом смирения. Делание плача, будучи неразлучно с деланием молитвы, требует тех же условий для преуспеяния, в каких нужда­ется и молитва. Она нуждается в терпеливом, постоянном пребывании в ней: нуждается в нем и плач. Она нуждается в утомлении тела, произ­водит изнеможение тела: производит это изне­можение и плач, нуждаясь для того, чтобы ро­диться, в утруждении и утомлении тела. Утрудихся воздыханием моим, говорит великий Де­латель плача, измыю на всяку нощь ложе мое, слезами моими постелю мою омочу (Пс. 6:7). Понуждение себя и труд должно соразмерять с телесными силами. Прп. Нил Сорский советует и ублажает плач и слезы. «Это — путь покаяния и плод его, — говорит он. — Кто о всякой напас­ти, находящей на него, и против всякого вражес­кого помысла плачет пред благостию Божиею, чтобы она помогла ему, тот скоро обретет покой, если молится в духовном разуме» (Слово 8). Од­нако и этот преподобный отец, посоветовав ру­ководствоваться в делании теми наставлениями, который находятся в книгах святого Иоанна Ле ствичника и святого Симеона, Нового Богослова, дает предостережение, заимствовав его от святого Исаака Сирского, чтобы не привести слабое тело в расстройство безмерным понуждением «Тогда, — говорит он, — неполезно ратовать ес­тество. Когда немощное тело будет понуждено на дела, превышающие его силу: тогда наносит­ся душе помрачение на помрачение, — она при­водится в смущение» (Слово 8). Впрочем, и при слабом телосложении и здравии некоторое по­нуждение, соразмерно силам, необходимо. Соразмерность эту легко можно усмотреть из не­многих опытов. Немощные должны приводить себя к плачу и слезам наиболее внимательною молитвою и стараться о стяжании плача в духе,⁴⁴ при чем изливаются тихие слезы и сердечная болезнь бывает не столь сильною. Всякое духовное делание, будучи собственно даром Божиим в нас, непременно нуждается в понуждении на­шем к нему, потому что понуждение есть деятельное обнаружение и свидетельство нашего благого произволения. Понуждение в особенности нужно тогда, когда из падшего естества или по злодейству бесов возникнет в нас какое-либо греховное стремление или возмущение: тогда необходимо произносить плачевные слова молитвы несколько вслух. Вещественный, маши­нальный, гласный, особенно понудительный и насильственный плач не соответствует немощ­ным, как потрясающий тело и производящий в нем мучительные томление и болезнование. Эти томление и болезнование уподоблены отцами болезням рождающей (Лествица. Слово 7, гл. 60); последствием их бывает значительное изнеможе­ние даже в сильных подвижниках. Инокам креп­кого телосложения возможно и полезно более усиленное понуждение к плачу и слезам; для них нужно, особенно в начале их подвига, прежде, нежели они стяжают плач духа, слова молитвы произносить плачевным гласом, чтобы душа, ус­нувшая сном смертным от упоения греховного, возбудилась на глас плача и сама ощутила чувство плача. Так плакал могучий Давид. Рыках от воздыхания сердца моего (Пс. 37:9), говорит он о себе, рыках подобно льву, оглашающему пусты­ню воплем, в котором страшны и выражение    . силы, и выражение скорби. Для гласной молит­вы и плача необходимо уединение, по крайней мере, келейное: это делание не имеет места по­среди братий. Из жизнеописаний святых отцов видно, что те из них, которые имели возмож­ность, занимались гласным плачем, невольно раз­дававшимся иногда за стены келии, хотя они и заботились со всею тщательностью, чтобы вся кое делание их оставалось тайною, ведомою единому Богу. Как скопление газов в воздухе разра­жается громом при обильном дожде, так и скоп­ление ощущений плача в душе разражается ры­даниями с воплем и обильными слезами. Это случалось с иноком, подвиг которого описан святым Исааком в 10 Слове его. После грома и дождя бывает особенное благорастворение воздуха, и душа, облегчившая печаль свою рыданием, прохладившаяся слезами, вкушает особенные тишину и мир, из которых, как бы благоухание от apоматических веществ, возникает и действует чистейшая молитва. Вообще полезно узнавать из Священного Писания и писаний отеческих разные способы иноческого делания, испытывать их и избирать для себя то делание, которое окажется наиболее свойственным. Человеки устроены так разнообразно, способности и качества их так разнообразны, что одно и то же делание или спо­соб, будучи употреблены несколькими подвиж­никами, действуют в каждом из них с значитель­ным различием. По этой причине необходим опыт, как и апостол советует: Вся искушающее добрая держите (1 Фес. 5:20). ,  Дар плача и слез есть один из величайших да­ров Божиих. Он—дар, существенно нужный нам для нашего спасения. Дары пророчества, прозор­ливости, чудотворения суть признаки особенно­го благоугождения Богу и благоволения Божия, а дар умиления и слез есть признак принятого или принимаемого покаяния. «Печаль мысли есть честное даяние Божие; имеющий ее и хранящий, как должно, подобен человеку, имеющему в себе святыню. Телесные подвиги без печали мысли подобны телу без души» (святой Исаак Сирский. Слово 89).

Слезы, проливаемые о грехах, сначала быва­ют горьки, изливаются при болезни и томлении духа, которые дух сообщает и телу. Мало-помалу начинают соединяться со слезами утешение, со­стоящее в особенном спокойствии, в ощущении кротости и смирения; вместе с этим слезы, со­размерно и сообразно доставляемому утешению, сами изменяются, утрачивают в значительной степени горечь, истекают безболезненно или с меньшею болезнью. Сначала они бывают скуд­ны и приходят редко; потом мало-помалу начи­нают приходить чаще и становятся обильнее. Когда же дар слезный усилится в нас Божиею милостью, тогда укрощается внутренняя борьба, утихают помыслы, начинает действовать в осо­бенном развитии умная молитва или молитва духа, насыщая и увеселяя внутреннего человека. Тогда снимается покрывало страстей с ума и от­крывается ему таинственное учение Христово. Тогда слезы претворяются из горьких в сладост­ные. Тогда прозябает в сердце духовное утешение, которому ничего нет подобного между ра­достями земными и которое известно только упражняющимся в молитвенном плаче и имею­щим дар слез (прп. Нил Сорский. Слово 8). Тогда сбывается обетование Господа: Блаженны плачу­щий, яко тии утешатся (Мф. 5:4). Тогда привет­ствует себя подвижник по внушению и удосто­верению Святого Духа: храняй младенцы Гос­подь: смирихся, и спасе мя. Обратися душе моя в покой твой, яко Господь благодействова тя: яко изъят душу мою от смерти, очи мои от слез, и нозе мои от поползновения (Пс. 114: 5—7). Тог­да подвижник, усматривая бессилие над собою греховных помыслов и ощущений, тщетно уси­ливающихся подчинить его своему влиянию, дер­зновенно говорит им: Отступите от мене все, делающие беззаконие, яко услыша Господь глас плача моего. Услыша Господь моление мое, Гос­подь молитву мою прият (Пс 6:9—10).

Живописно изображается в Плаче святого пророка Иеремии душевное состояние инока, уз­ревшего падение естества человеческого, не об­манываемого обольщениями преходящего мира, но всецело устремившего взоры души на это па­дение и предавшегося в глубоком уединении глу­бокому плачу (прп. Макарий Великий. Слово 4, гл. 19). И бысть, говорит Писание, повнегда в плен отведен бе Исраилъ, и Иерусалим опустошен бяше, сяде Иеремия пророк плачущ, и рыдаше рыданием над Иерусалимом (Плач. гл. 1). Все по­собия для Иерусалима истощены, и все уже тщет­ны: осталось одно рыдание о нем. Пророк вещал ему некогда, вещал неумолкаемо пророческое слово: теперь некому уже слышать этого слова; не только нет людей, — нет и зданий; остались одни развалины: на них могут раздаваться одни рыда­ния. Никому не понятны эти рыдания, и нет нуж­ды заботиться, чтобы они были понятны кому-либо. Ими пророк выражает невыразимо тяжкую скорбь свою; они раздаются по пустыне из разва­лин; им внемлет с неба Бог. Какое положение про­рока! он один на обширных развалинах города; он один — живой среди бесчисленных, мертвых знамений и свидетельств минувшей жизни; он один — живой среди области смерти. Как живой, он подает голос скорби о утрате жизни; он при­зывает эту жизнь возвратиться в оставленное ею жилище, снова заменить собою страшную, не чув­ствующую себя смерть. Како ceдe един град, ум­ноженный людьми? бысть яко вдовица, умноженный в языцех, владяй странами бысть под данию (Плач. 1:1). Пророком означается ум инока, просвещенный Откровенным учением Божиим; великий град — это весь человек, созданный Бо­гом; жители города — свойства души и тела; языч­ники — это демоны, которые были унижены пред человеком до его падения, соделались его влады­ками по падении его. В состоянии падения нахо­дится и сам инок, и все человеки: предмет плача его он и все человеки. Но плачет инок один, пото­му что он один при свете Слова Божия видит па­дение человечества; прочие человеки не видят его, не принимают участия в плаче, плача не понима­ют и плачущего считают лишившимся разума. Плачет инок один от лица своего и от лица всего человечества, не имея возможности отделиться от человечества по любви к нему и по родству с ним; плачет инок о себе и о всем человечестве; оплаки­вает он падшее естество, всем общее. Плачет он один на развалинах бесчувственных, среди разбро­санных и лежащих кучами камней: развалины и камни — образ человечества, пораженного нечув­ствием, человечества, не ощущающего и не пони­мающего своих падения и вечной смерти, нис­колько не заботящегося о них. Плачет инок один, и плач его понятен единому Богу. Плача плакася в нощи — во все время земной жизни, — и слезы его на ланитах его, и несть утешаяй его от всех любящих его: вси  дружащийся с ним, отвергошася его, быша ему врази (Плач. 1:2). Чтоб восплакать плачем по Богу, должно удалиться от мира и человеков, умереть для мира и человеков, по сер­дцу и уму соделаться одиноким. «Оставление всех попечений поможет тебе приблизиться ко граду безмолвия; если не будешь вменять себя, то все­лишься в него; если же умрешь для всякого чело­века, то сделаешься наследником града и его со­кровищ», сказал Варсонофий Великий иноку, ко­торого он приуготовлял к безмолвию и отшель­ничеству в гробе-келии, этом возлюбленном жи­лище молитвенного плача (Ответ 38). Иудеи, на­ходившиеся в плену и работе у вавилонян, изоб­ражают собою произвольные скорби, то есть ли­шения и подвиги телесные, которым подвергает себя инок с целью покаяния, также скорби, по­пускаемые ему Промыслом Божиим во очище­ние грехов. Духовный вождь подвигов, плач, по­сылает к ним с развалин Иерусалима, на которых он безмолвствует в одиночестве, послание. В по­слании возвещает он пленникам, по прошествии срочного времени, освобождение. Для горького плача есть свой срок, и для чаши горестей произ­вольных и невольных есть своя мера. Определя­ются эти вес и мера Богом (святой Исаак Сирский. Слово 65), как и святой Давид сказал: Напитаеши нас хлебом слезным, и напоиши нас сле­зами в меру (Пс. 79:6), ибо Ты положил еси слезы  моя пред Тобою, как средство очищения во обе­товании Твоем (Пс 55:9) помилования и спасе­ния. Были дни, в которые быша слезы моя мне хлеб день и нощь (Пс 41:4); за ними последовали дни, в которые, соответственно предварившему множеству болезней моих в сердце моем, утешения Твоя возвеселиша душу мою (Пс. 93:19). Внегда возвратити Господу плен Сион, быхом яко  утешени. Тогда исполнишася радости уста наша и язык наш веселия (Пс. 125: 1—2). Ты же не убойся, рабе Мой, Иакове, возвещает вдохновенный Иеремия от лица Божия избранному народу, которому попущен был за грехи его плен в Вавилоне, ниустрашайся, Исраилю: се бо Аз тебе спасение сотворю издалеча, и семя твое от земли пленения их: и возвратится Иаков, и почиет,и благоуспеет (Иер. 46:27). Скорби и болезни покаяния заключают в себе семя утешения и исце­ления. Это таинство открывается плачем ученику его. Все иноки, очистившиеся от грехов, очистились плачем, и все достигшие христианского со­вершенства достигли его плачем. Особливо это делание развито было между многочисленными безмолвниками нижнего Египта, в пустыне Ски­та, в горе Нитрийской, в Келлиях и в других уеди­ненных местах. Оно лики и полки иноков пре­творило в лики и полки Ангелов. Когда основа­тель иноческого жительства в пустыне Скитской, прп. Макарий Великий,  которого и прочие пус­тынножители признавали отцом отцов, достиг глубокой старости, то иноки горы Нитрийской, весьма близкой к Скиту, просили его, чтобы он прежде отшествия своего к Господу посетил их. Макарий пришел на гору; множество иноков, без­молвствовавших на ней, встретили его. Они про­сили у него назидания. Макарий, прослезившись, сказал: «Братия! восплачем. Очи наши да проли­вают слезы до отшествия нашего туда, где наши слезы будут жечь наши тела». Все заплакали, пали на лица свои и сказали: «Отец! молись за нас» (Ал­фавитный Патерик и Достопамятные сказания, гл. 33). Из своего дара слез святой наставник свя­тых древних иноков произнес краткое учение о слезах, совокупив в нем все учение о монашес­кой жизни. Слышатели явлением своего дара слез выразили, что они поняли значение и обширность учения. Многих слов тут было не нужно.

Слезный дар — это осенение благодати Божи­ей — наиболее посещает подвижников во время внимательной молитвы, будучи обычным плодом ее; иным приходит он во время чтения; другим -во время какого-либо труда. Так преподобному Кириллу Белоезерскому приходили слезы во вре­мя занятия в монастырской кухне. Смотря на ве­щественный огнь, он воспоминал неугасимый огнь вечной муки и проливал слезы. Кирилл, полагая, что в безмолвии умиление его усилится и слезы умножатся, желал уединиться в келий. По смотрению Божию обстоятельства доставили ему желаемое, и что ж? с устранением причины, воз­буждавшей умиление и слезы, оскудели слезы, и Кирилл просил настоятеля возвратить его к огню монастырской кухни (Четьи-Минеи, 9 июня). Святые отцы повелевают пребывать в том дела­нии, в котором приходят слезы: потому что сле­зы — плод, а цель монашеской жизни — дости­жение плода тем средством, которым благоугодно Богу доставить плод.

Прп. Феодор Енатский сказывал, что «он знал инока, безмолвствовавшего в келии и имевшего рукоделием плетение веревок. Когда этот инок сидел и плел веревку, занимаясь умною молит­вою, то приходили ему слезы. Тогда он вставал для молитвословия, но при этом слезы прекра­щались. Брат садился и принимался за веревку, сосредоточивая в себе мысли, и слезы опять при­ходили. Равным образом когда он сидел и читал, приходили слезы. Он вставал  на молитву, и слезы немедленно прекращались. Только что он снова принимался за книгу, — слезы возвращались». По поводу этого преподобный сказал: «Справедли­во изречение святых отцов, что плач — учитель. Он научает всякого человека тому, что ему по­лезно» (Алфавитный Патерик).