Переходное время; местоблюстительство патриаршего престола.

После кончины патриарха Адриана управление Русской церковью, как и прежде во времена междупатриаршеств, поручено было местоблюстителю патриаршего престола с собором находившихся в Москве архиереев. Пользуясь отсутствием патриарха, молодой царь Петр прежде всего поспешил осуществить еще раньше предпринятые им меры к ограничению судебного ведомства церкви через отделение от него упомянутых гражданских дел по брачным рядным и сговорным записям и по духовным завещаниям. Кроме того, в 1701 г. он распорядился снова восстановить монастырский приказ с предоставлением ему, кроме прежних судебных полномочий над церковными людьми, еще новых, более важных полномочий относительно церковных имений. На эти имения y Петра очень рано выработался крайне утилитарный государственный взгляд. Еще в 1690-х годах он называл их "тунегиблемыми" для государства, служащими для поддержания одной только роскоши духовных властей, и собирался извлечь из них как можно больше государственной и общественной пользы. Распоряжения его по этой части начались с усиления над церковно-вотчинною экономией прежнего государственного контроля через приказ большого дворца и с запрещения духовным властям всяких дорогих построек, заведения дорогих облачений и других расходов на излишнюю роскошь; потом по смерти патриарха он порешил отнять y духовенства самое управление церковными вотчинами и передать это управление в руки государства через монастырский приказ. Последний должен был управлять церковными вотчинами и всеми с них сборами и нарядами чрез своих собственных светских управителей. На содержание духовных властей и церковных учреждений из сумм, поступавших в приказ, назначено выдавать только определенные штатные оклады, затем все остальные суммы должны были расходоваться приказом на удовлетворение разных общественных и государственных нужд, на военные надобности, на жалование разным чинам, на госпитали, богадельни, школы и прочее. Таким образом, церковное ведомство было урезано и по судебным своим полномочиям, и по своему хозяйственному управлению. Чтобы дать время окрепнуть таким важным переменам, торопиться назначением нового патриарха было незачем, и время междупатриаршества продолжилось целые 20 лет, а между тем в голове царя успела за это время созреть новая мысль ο коренном преобразовании всего строя высшего церковного управления на соборных началах, без патриаршества.

Β местоблюстители патриаршего престола был избран царем рязанский митрополит Стефан Яворский, первый великорусский архиерей при Петре из малороссийских ученых, которых царь с этого времени начал одного за другим возвышать на высшие иерархические посты. Он происходил из православного шляхетского семейства в Галиции, родился в 1658 г., учился в Киевской академии и в заграничных иезуитских школах во Львове и Познани, по возвращении из-за границы в Киев постригся в монашество и поступил на службу в родную академию. Β 1700 г. киевский митрополит Варлаам Ясинский отправил его в Москву для посвящения себе в викарии, но царь, заметив проповеднический талант Стефана, пожелал иметь его епископом ближе к Москве и указал поставить его прямо митрополитом в Рязань. Пришельца встретили в Москве весьма неприязненно, обзывали поляком, обливанцем, латынником, но Петр, сильно нуждавшийся в образованных людях среди духовенства, поддержал его и вскоре назначил даже местоблюстителем. Таким быстрым возвышением Стефана встревожились не только в Москве, но и на востоке. Думая, что царь через местоблюстительство готовит его в патриархи, известный ревнитель православия патриарх иерусалимский Досифей в 1702 г. прислал Петру послание с настойчивым увещанием не ставить на высшие иерархические посты ни греков, ни черкас (малороссов), как людей подозрительных по чистоте веры, а ставить одних только православных москвитян, "аще и не мудрии суть." B 1703 г. он прислал послание и к самому Стефану, в котором сурово укорял его за латинское направление и предупреждал, что на востоке не потерпят, если он сделается патриархом. Но Петр не обратил на протесты Досифея никакого внимания.

Отношения Петра к великорусскому духовенству; святитель Митрофан и другие иерархи-великороссы.

Патриарх Досифей указывал на кандидатов для патриаршества из природных москвитян. Β России тоже рекомендовали в патриархи великоросса - архиепископа Холмогорского Афанасия. Царь хорошо знал достоинства этого образованного и ласкового к иностранцам святителя, лично познакомившись с ним во время своих поездок к Белому морю, но все-таки предпочел ему Стефана, в котором видел представителя настоящей западной науки, а не простого, хотя бы многосведущего начетчика писаний, какими были тогда все московские ученые. Великорусские архиереи более или менее были все против западных новшеств и западного образования, и этим не нравились Петру. Во время строения в Воронеже кораблей он близко сошелся с благочестивым воронежским святителем Митрофаном. Этот святитель был человек заслуженный, первый устроитель своей недавно (в 1682 г.) открытой епархии, борец против раскола и разных нравственных нестроений еще дикого тогда Воронежского края. Своим здравым и прямым умом он хорошо понимал и ценил стремление молодого царя, прославлял его за намерение завести флот и за войну с турками, пожертвовал ему все сбережения от доходов своего архиерейского дома, и потом ежегодно отсылал ему все вновь накоплявшиеся домовые деньги, по 3-4 тысячи в год, с надписью: "На ратных." Но и этот уважаемый царем святитель не одобрял его приверженности к западным новшествам. Известен рассказ, как однажды он не пошел в дом, занимаемый царем, потому что при входе были поставлены статуи языческих богов, и узнав, что царь страшно за это разгневался, стал даже готовиться к смерти; Петр уступил его благочестивой ревности и велел убрать статуи. Святитель скончался в 1703 г. Петр сам закрыл ему глаза, сам нес до могилы его гроб и сказал после его погребения: "Не осталось y меня другого такого святого старца." Кроме святителя Митрофана, царь получал пожертвования еще от митрополита Тихона Казанского и митрополита Иова Новгородского. Последнего за его благотворительность к бедным и сирым он ставил в пример другим архиереям; y Иова заведено было при кафедре 10 странноприимниц, 15 больниц и дом для подкидышей; кроме того, он был замечательным покровителем просвещения в своей епархии, но просвещения древнего, эллино-славянского; на немецкую, даже киевскую латинскую науку и он смотрел неблагоприятно. А некоторые архиереи великоруссы относились к реформам Петра даже прямо враждебно. Β 1700 г. Игнатий Тамбовский был лишен сана за то, что выражал сочувствие некоему книгописцу Григорию Талицкому и со слезами читал его фанатические тетради, в которых доказывалось, что Петр антихрист. Β 1707 г. уволен был в Кириллов монастырь митрополит Исаия Нижегородский, выразивший резкий протест против сборов с его епархии в монастырских приказ.

Отношения Петра к Стефану.

Митрополит Стефан сначала ревностно содействовал Петру, восхваляя его дела в своих предиках^*; но потом стал тоже понемногу с ним расходиться. Оказывалось, что, хотя он и был человеком европейски образованным, но образование его было далеко не в духе Петра. Государственные понятия царя об отношениях между церковью и государством и его религиозные взгляды, например, на обрядовую сторону веры, носили довольно заметный протестантский оттенок, явившийся вследствие раннего и близкого знакомства его с немцами, тогда как всех эти киевские ученые, к поколению которых принадлежал Стефан, воспитавшиеся на католических системах богословия, были жаркими поборниками высокого церковного авторитета, церковных преданий и всего, что протестантство старалось поколебать в учении ο церкви. Местоблюститель, между прочим, вместе с великорусскими иерархами считал необходимым для управления церкви патриаршество, к чему, кроме его церковных убеждений, побуждал его, наверное, и личный интерес, потому что кому же ближе всего было и рассчитывать на патриаршество, как не ему, - местоблюстителю и ученейшему из всех архиереев? С течением времени он, видимо, начал скучать в ожидании патриаршего сана и, при всей своей осторожности, дозволял себе недовольство речи касательно распоряжений и самой личности Петра. Было, например, известно, что он был недоволен вторым браком царя (с Екатериной) от живой жены и несколько свободным отношением его к обрядам, тем, что царь со своим войском не соблюдал постов, хотя Петр и постарался в этом случае оградиться разрешительной грамотой от константинопольского патриарха. Все недовольные царем, естественно, обращали свои взоры на наследника, царевича Алексея, воспитавшегося в старинном духе; в эту же сторону стал поворачиваться и Яворский. B 1712 г. в день тезоименитства царевича он говорил предику и не утерпел, чтобы не высказать в ней несколько прозрачных намеков - царевича назвал "единою надеждою России" и пустился в обличения против оставляющих своих жен, не хранящих постов и обидящих церковь Божию. Петр рассердился и на время вовсе запретил ему говорить проповеди. Но только лишь это дело успело замяться, как Стефан снова столкнулся с царем, выступив, против его желания, в шумную борьбу с усилившимися в Москве протестантскими соблазнами.

Борьба Стефана против увлечений протестантством; дело Тверитинова и Камень веры.

С самого начала XVIII столетия в Москве образовался кружок вольнодумцев, тронутых протестантским еретичеством. Они отвергали почитание святых и мощей, чудеса, пророчества, авторитет Церкви со всею ее иерархией, соборами, преданиями и учением святых отцов, не признавали таинств, поминовения усопших, почитания святых икон, монашества и всей обрядовой стороны религии. Во главе этого кружка стоял лекарь Дмитрий Тверитинов, учившийся в Немецкой слободе и заразившийся там протестантскими идеями. Эти идеи он усвоил, впрочем, не целиком, а вперемежку с своими собственными домыслами; он, например, не принял самого основного догмата протестантства об оправдании человека одной верой без дел закона, а доказывал напротив, что человек только и может спастись своими делами и заслугами, без которых его не могут спасти никакие посредники и ходатаи. Самым рьяным его последователем был его родственник, цирюльник Фома Иванов. Новая московская ересь до своего обнаружения свободно распространялась около 14 лет и успела найти себе многих последователей из разных классов общества, проникла даже в московскую академию. B 1713 г. первым попался в ней своему начальству один из учеников академии Максимов, а через него духовная власть добралась и до других еретиков. Митрополит Стефан немедленно пустил дело в розыск и повел его гласно, на всю Москву, привлекши к содействию себе преображенский приказ. Петр был очень этим недоволен, потому что такое шумное дело могло подействовать неприятно на живших в России иностранцев, да на многих и русских деятелей реформы, тоже не совсем чуждых Тверитиновских замашек, могло, кроме того, усиливать и без того уже сильное недовольство немецкими новшествами в народе. Он распорядился поскорее взять это дело из рук Стефана, переведя его расследование из Москвы в Петербург. Здесь, по желанию царя, оно кончилось живо и легко для еретиков - удовольствовавшись одним только отречением их от своих мнений, петербургский суд препроводил их обратно в Москву с распоряжением от царя немедленно присоединить их к церкви и затем все дело потушить. Но Стефан этим не удовольствовался, а разослал присланных еретиков по монастырям и принялся собирать против них новые улики. На беду, самый фанатичный из них Фома Иванов, содержавшийся в Чудовом монастыре, дерзнул на возмутительную выходку, всего более им повредившую: придя однажды в церковь, он бросился с косарем на резной образ чудотворца Алексия и изрубил его. После этого московский собор 1714 г. предал всех еретиков проклятию. Они отданы были на церковное покаяние, а Фома сожжен на костре. Раздраженный всем этим делом, царь сделал Стефану тяжкий выговор через Сенат. По поводу ереси Стефан написал большое сочинение против протестантства - "Камень веры"; сочинение это не было пущено в печать.

Особенно дурно отозвались на положении Стефана, да и всей вообще иерархии два политических дела 1718 года - дело царевича Алексея u дело его матери, бывшей царицы Евдокии Лопухиной. B них замешано было несколько важных лиц из духовенства. Дознано было, что духовник царевича Яков Игнатьев был злейшим врагом Петра, внушал Алексею ненависть ко всем делам и к самому лицу его отца, однажды на исповеди, когда Алексей со страхом признался ему, что желает отцу своему смерти, успокоил его, говоря: "Мы и все желаем ему смерти"; что духовник царицы Евдокии Федор Пустынный, ростовский архиерей Досифей и юродивый Михайло Босой говорили ей ο близкой смерти Петра и скором возвращении ее на царство, подкрепляя свои уверения разными пророчествами и видениями; что царевич, бежав за границу, писал оттуда письма Досифею, Крутицкому митрополиту Игнатию Смоле и Киевскому Иоасафу Кроковскому; что он более всего надеялся на духовенство и говорил своим приближенным: "Когда будет время без батюшки, тогда я шепну архиереям, а архиереи приходским священникам, тогда меня и нехотя владетелем учинят." Был заподозрен в связи с царевичем и сам Стефан, которого партия царевича и сам он считали своим и на которого рассчитывали, что он снимет с царевича присужденное ему царем пострижение в монашество. По окончании розысков Яков Игнатьев, Федор Пустынный и Досифей были преданы смертной казни; Иоасаф Кроковский умер скоропостижно еще раньше розыска на дороге из Киева в Петербург; Игнатий Смола по старости был уволен на покой (уже в 1721 г.) в Нилову пустынь. Во все время розысков царь находился в таком же страшном раздражении, как во время стрелецких казней, и высказывал крайне резкие отзывы ο духовенстве. Β 1718 году он решительно высказал мысль об отмене патриаршества и об устройстве для церковного управления духовной коллегии, наподобие учреждавшихся тогда же государственных коллегий. Яворский уцелел во время розысков - ему предназначалось даже место президента в новой духовной коллегии; но отношения к нему царя были окончательно испорчены - президентом он должен был сделаться только номинальным. Петр убедился, что не все и киевляне могли ему сочувствовать, и стал приближать к себе из них новых людей, более соответствовавших его видам.

Новые приближенные царя - Феодосий и Феофан.

Β Новгородской епархии он заметил хутынского архимандрита Феодосия Яновского, родом из польской шляхты. Во время гонения на черкас он уехал из Москвы в Новгород к митрополиту Иову, который тогда собирал около себя ученых людей для просвещения своей епархии и принял пришельца очень милостиво, сделав его y себя одним из первенствующих архимандритов. Это был светский, развязный и весьма либеральный монах, он понравился царю с первой же встречи. Β 1712 году Петр сделал его александро-невским архимандритом, правителем духовных дел в Петербургской области и доверенным своим человеком по духовной части. Царь не обращал внимания ни на шаткость религиозных убеждений своего любимца, ни на его светскую жизнь, которая производила соблазн в народе и духовенстве, видел в нем только умного человека, умевшего приспособиться к требованиям времени, борца против суеверий и раскола и удобного помощника в церковных реформах. Β 1716 году митрополит Иов скончался, и на место его в 1721 году царь указал посвятить Феодосия.

Β 1716 году был вызван в Петербург другой, еще более образованный монах из Киева, Феофан Прокопович. Еще в киевской академии он отличался необыкновенной даровитостью, любовью к наукам, многознанием и живостью характера. Из Киева он отправился учиться за границу, где, отрекшись конечно от православия, учился во Львове, Кракове и Риме. Иезуитское воспитание не только не увлекло его в сторону латинства, но возбудило в его душе полное отвращение и от схоластики, и от иезуитов, и от всей системы католичества. B 1704 г., воротясь в Киев и снова присоединившись к православию, он поступил на службу в академию и постепенно проходил в ней должности учителя, префекта и ректора. Β 1706 году царь, при посещении Киева, в первый раз слышал его приветственное слово и заметил его. Β 1709 году Прокопович опять приветствовал Петра с полтавской победой; в слове его были прославлены победы царя над шведами, не забыта была и простреленная в бою шляпа Петра, вставлено ловкое сравнение Полтавской битвы (в день преподобного Сампсона 27 июня) с победой Сампсона над львом (герб Швеции). Петр никогда еще не слыхивал такой живой и современной предики; карьера Феофана была после этого упрочена. Вызванный в 1716 г. в Петербург, он постоянно говорил здесь проповеди, в которых пояснял слушателям современные события и преобразовательные планы Петра, и вошел в еще большее доверие y царя, чем Феодосий. Понятно, что он сделался после этого первым кандидатом на архиерейство; но в то же время своими резкими обличениями суеверий и обрядовой религиозности народа он возбудил против себя среди духовенства серьезные подозрения в протестантстве, которые разделяли и некоторые киевские ученые, и сам местоблюститель. Двое из этих ученых, ректор московской академии Феофилакт Лопатинский (приехавший в Москву еще в 1704 году) и префект Гедеон Вишневский (вызванный в 1714 году), отыскали в его киевских лекциях протестантские идеи и подали на него Стефану донос, а Стефан доложил об этом доносе царю с присовокуплением собственного мнения, что Феофан не может быть епископом. Петр дозволил Прокоповичу самому оправдаться против обвинений, и Феофан так в этом успел, что Стефан должен был просить y него извинения. Β 1718 году Феофан был поставлен епископом во Псков и сделался правой рукой Петра во всех церковных реформах. Β то время как местоблюститель вместе с великорусскими иерархами сетовал об уничтожении патриаршества, Феофан, по поручению царя, писал регламент для духовной коллегии.

Составление Духовного регламента.

Было закончено было к 1720 году, после чего он целый год рассматривался Сенатом, архиереями, архимандритами и самим государем. Он заключал в себя изложение всех важнейших пунктов церковной реформы, разделяясь на три части: 1) описание и вины синодального управления, 2) дела, ему подлежащие и 3) самих управителей должность и сила. Характер его изложения весь проникнут духом современной борьбы реформы с противодействовавшими ей предубеждениями и явлениями, и потому отличается обиличительным направлением, тенденциозностью, даже страстностью. 0 винах новой формы церковного управления в нем говорится, что коллегиальное управление, в сравнении с единоличным, может решать дела скорее и беспристрастнее, менее боится сильных персон и, как соборное, имеет больше авторитета, с другой стороны - менее опасно для государства, ибо простые люди, не зная различия между духовной и самодержавной властью и удивляемые славой и честью патриарха, считают его вторым государем, самодержцу равносильным или и больше его и, если случится между патриархом и царем разногласие, то скорее пристанут к первому, мечтая, что поборают по самом Боге - в доказательство представлены указания на византийскую историю, на историю папства и на подобные же "и y нас бывшие замахи"; президент же коллегии не имеет ни такой народ удивляющей славы, ни силы, имея голос равный с голосами других членов; и в случае суда над ним не нужно обращаться за этим судом на сторону, так как он подлежит суду самой коллегии. Восстает Регламент и против другой народ удивляющей славы, славы епископов, воспрещает водить их под руки, кланяться им в землю и воздавать "лишнюю и - почитай - царскую честь," отнимает y них право церковной анафемы и предоставляет это право одной духовной коллегии; делает колкую заметку и против архиерейских слуг, злоупотребляющих своей властью при владыке для лакомства и наживы. Особенно горячо говорится в Регламенте ο расколах и суевериях, с которыми реформе приходилось считаться всего более. Синоду вменяется в обязанность подвергать строгому исследованию акафисты и службы святым, чудотворные иконы, мощи и другие святыни, "много бо ο сем наплутано," всякие чудеса и пророчества, выводить почитание 12 пятниц, обычай "людем, далече отстоящим, молитвы чрез посланников их в шапку давать" и другие суеверные обычаи. Большие отделы посвящены распоряжениям об усилении в народе и духовенстве религиозного образования - об издании для народа катехизических книжек, ο заведении при архиерейских домах духовных школ, об усилении церковной проповеди; сатира проникает и в эти положительные отделы Регламента - здесь, например, встречаем обличительные характеристики невежественного и упрямого великорусского начетчика и гордого киевского школяра, изучившего риторику и вообразившего, что уже все познал, и карикатурный портрет южно-русского ритора-проповедника, подражателя польских казнодеев. B 1722 году вышло в таком же роде Прибавление к Регламенту, содержавшее правила относительно белого духовенства и монашества.

Открытие Святейшего Синода и его состав.

14 февраля 1721 года последовало торжественное открытие духовной коллегии под именем Святейшего Правительствующего Синода, а в 1723 году Синод был утвержден всеми восточными патриархами, которые признали за ним все патриаршие права и именовали его в грамоте своим во Христе братом. Он был составлен из президента (Стефан Яворский), двоих вице-президентов (Феодосий и Феофан), четырех советников и четырех асессоров из представителей монашествующего и белого духовенства. Β решении дел все они, не исключая и президента, голоса имели равные. Президент Стефан был, впрочем, совсем затерт в Синоде сильными вице-президентами и до конца жизни не мог примириться с новой формой церковного управления. После его смерти (+ 1722) Петр назначил нового президента, и должность эта упразднилась; вакансия Стефана в Синоде занята была новым советником, архимандритом Феофилактом Лопатинским, скоро (1723 г.) посвященным в епископа Тверского. Главным деятелем в Синоде был Феофан - правая рука и послушное перо царя. Феодосий, хотя и считался первым вице-президентом, стал терять расположение Петра по своему заносчивому и властолюбивому характеру; забывши, что всем был обязан царю, он стал очень резко поговаривать и против духовных штатов, и против унижения церкви светской властью. Преобладание в составе Синода членов из малороссов, и притом сравнительно молодых по службе, крайне не нравилось великорусским иерархам, которые все были тогда уже люди пожилые, заслуженные, и роняло в их глазах самый авторитет этого высшего духовного правительства. Они считали себя обиженными и, кроме того, постоянно подозревали Синод в партийном, малороссийском духе. Оттого ему на первых порах постоянно приходилось жаловаться на то, что они не воздают ему подобающей чести, и делать им за это выговоры и внушения.

Положение Синода в общем составе государственной администрации.

Это положение, как главы обширного государственного ведомства, было сравнено с положением Сената. Они сравнены были во всех правах, и оба непосредственно подчинены самому государю, который в государственной присяге членов Синода так и называется "крайним судиею духовной коллегии." Для решения дел, общих тому и другому, между ними назначены общие конференции; в отсутствие государя совокупные решения их должны были иметь силу решений верховной власти. Представителем государя в Сенате был генерал-прокурор, а в Синоде обер-прокурор, названный в обер-прокурорской инструкции 1722 года "оком государя и стряпчим по делам государственным." Он обязан был наблюдать за всем ходом синодальных дел, замечать в делопроизводстве опущения, незаконные решения останавливать и доносить об них государю, делать Синоду предложения о потребных мероприятиях, представлять государю о синодских решениях и быть вообще посредником между Синодом и государственной властью. Ему были подчинены прокуроры духовных приказов и духовные фискалы или инквизиторы, рассылавшиеся для надзора за духовным управлением по городам, монастырям и заказам^*. При Синоде образовался целый инквизиторский приказ, во главе которого поставлен протоинквизитор из монахов; ему подчинены были провинциал-инквизиторы и все фискалы. Но это фискальное управление, очень неприятное духовным властям и допускавшее разные злоупотребления своими полномочиями, вскоре по кончине Петра было упразднено.

Права Святейшего Синода в области церковного управления и его органы.

Β области церковного управления Святейший Синод получил "силу и власть патриаршескую или, - по выражению Регламента, - едва ли не большую, понеже собор." На этом основании ему принадлежала в церкви власть законодательная - право, с согласия государя, восполнять свой Регламент новыми правилами, власть высшая судебная и административная по всем частям церковной жизни. Объем церковного суда был предоставлен ему, впрочем, уже в ограниченном против прежнего виде; кроме упомянутых гражданских дел, отписанных от церковного суда после смерти патриарха Адриана, светскому суду были предоставлены еще дела о правах законного рождения и уголовные - о насильственных браках, насилии женщинам, кровосмешении, и назначение наказаний за важнейшие преступления против веры и церкви, - богохульство, еретичество, волшебство и святотатство. Духовные лица подлежали его суду, "доколе не дойдут до гражданского суда"; по делам тяжебным, уголовным и политическим они наряду со всеми подвергались прямо светскому суду подлежащих коллегий. Но зато ведомство церковного суда снова было расширено с другой стороны, вследствие возвращения в руки духовенства управления церковными вотчинами, а потому и суда над церковными крестьянами. Вместе с тем расширилась, конечно, и область экономического управления Святейшего Синода. Монастырский приказ из ведомства Сената был передан в ведомство Синода и образовал при нем нечто вроде экономического отделения. B 1724 году приказ этот был преобразован по коллегиальному образцу под именем камер-конторы синодального правительства. Появились при Синоде и другие учреждения, бывшие органами его обширной власти. Так как члены его имели главное пребывание в Петербурге, то в Москве заведена была особая синодальная контора с высшей властью, но ограниченной только пределами бывшей патриаршей области. Святейший Синод наследовал и епархиальную власть патриархов в их Московской области с присовокуплением к ней еще новой Петербургской. Органами этой епархиальной его власти были - в Москве бывшие патриаршие приказы, а в Петербурге - вновь учрежденная тиунская контора под начальством духовного тиуна или управителя духовных дел. Β 1723 г. бывший духовный приказ патриарха в Москве был преобразован в коллегию под именем дикастерии - это было первое из епархиальных учреждений, которые делаются потом (с 1744 г.) известными в епархиях под именем консисторий.

Перемена в составе Синода по смерти Петра.

По смерти Петра (26 января 1725 г.) наступил довольно продолжительный период бессилия верховной власти и усиления временщиков, период необыкновенных возвышений и страшных падений разных "временных" людей, во все течение которого дело Петра должно было выдерживать трудную пробу своей исторической прочности. Тревоги этого времени отразились и на Святейшем Синоде. Первым подвергся страшной участи падших величий вице-президент Феодосий. После кончины грозного царя он сделался еще заносчивее и заговорил о новых порядках еще резче, - жаловался на унижение церкви, на унижение архиереев, разорение их домов и монастырей, на штаты, поносил покойного царя, сравнивая его по жестокости с Иоанном Грозным, допускал оскорбительные выходки против самой императрицы Екатерины и сильного князя Меньшикова, грозил в будущем каким-то народным восстанием и проч. Β конце апреля 1725 года он был арестован и подвергнут розыску^*. Во время розыска открылись за ним еще разные злоупотребления по епархии и то, что всех своих домовых служителей он осмелился обязать особой присягой на верность себе, вроде государственной присяги. За все свои вины он был лишен сана и под именем чернеца Феодоса заточен в карельский монастырь, где через 5 месяцев и умер в тесной и холодной тюрьме. На место его в Новгород был переведен Феофан и стал первым членом Синода. Но в то же время вторым членом назначен был неприятный ему Феофилакт Лопатинский; затем императрица, чувствовавшая себя не совсем твердой на престоле и угождавшая всем партиям, в угоду партии старого боярства, не любившего архиереев-черкас, третьим членом назначила архиерея великоросса Георгия Дашкова Ростовского. Это был человек малообразованный, но практический, энергичный, сильный связями среди боярства и опасный недоброжелатель всех черкас. За ним в Синод попал еще один великоросс, горицкий архимандрит Лев Юрлов. Таким образом Святейший Синод получил такой состав, в котором заключались элементы неизбежной партийной борьбы. Борьба эта действительно вскоре и началась, имея во главе на одной стороне Феофана, а на другой Георгия. B том же 1726 году, как последовали эти назначения, Синод был разделен на два параллельных аппартамента, - духовный, из архиереев, занятый только духовными делами, и светский, названный коллегией экономии, из пяти светских лиц, для занятия экономическими делами и управления церковными вотчинами, независимый от первого, входивший со своими представлениями прямо в Сенат. Для такого смешанного Синода титул Святейшего признан был уже неприличным и заменен титулом Духовный Синод. Первый аппартамент его положено было весь составить из одних архиереев, чем прямо отменялось заведенное Петром представительное устройство Синода из духовных лиц разных чинов. Все члены Синода были сравнены между собой еще более прежнего чрез отмену всех прежних коллежских их званий и наименование всех просто членами. Наконец, в том же году Синод был понижен по государственно-административному своему значению. "Временные" люди постарались обособиться и встать выше всех государственных учреждений, составив из себя верховный совет. Синод и Сенат после этого спустились уже на вторую степень администрации, и оба лишились титула "правительствующих." Вся высшая администрация попала в руки верховного совета, а Синод и Сенат сделались только исполнителями его властных распоряжений.

Святейший Синод при Петре II и Анне Иоанновне и борьба Феофана с своими врагами.

Еще хуже сделалось положение Святейшего Синода при молодом Петре II, когда всеми делами государства ворочали исключительно временщики - сначала Меньшиков, потом Долгорукие. Реакционный характер этого царствования способствовал еще большему подъему значения великорусской партии иерархов. Георгий Дашков провел Льва Юрлова до архиерейства в Воронежской епархии и успел ввести в Синод еще нового члена из великороссов, старого опального митрополита Игнатия Смолу, который был вызван теперь из своего Ниловского заточения на Коломенскую кафедру. Все они дружно стали действовать против Феофана. Феофилакт, единственный кроме него ученый член, не пристал к ним, но сделал Феофану большую неприятность, издав в 1728 году, с разрешения верховного совета, труд Яворского - "Камень веры," обличавший те самые ереси, в каких враги обвиняли Феофана. Β кружках старинного вельможества и духовенства заговорили даже о восстановлении патриаршества. Положение Феофана, бывшего теперь единственным представителем Петровских идей в Синоде, сделалось крайне опасным и заставляло его напрягать в разгоревшейся борьбе все свои силы и всю изворотливость. Оружие в этой борьбе y его противников было прежнее, которым он был встречен в Москве еще в 1718 г. при Стефане Яворском - это обвинение в ересях. Β роли обвинителя, весьма неудобной для таких плохих богословов, как Георгий, выставлен был один из киевских же ученых, архимандрит юрьевский Mаркелл Родышевский, знавший Феофана еще с академии и одно время служивший y него в Псковской епархии судьей архиерейского дома. Еще в 1726 году им подан был Святейшему Синоду донос на Феофана в 47 пунктах, будто он, Феофан, не признает церковных преданий и учения святых отцов, не чтит святых икон и мощей, отрицает оправдание делами, смеется над церковными обрядами, акафистами, сказаниями Миней и Прологов, отвергает некоторые правила Кормчей, хулит церковное пение, а хвалит лютеранские органы, желает искоренить монашество и т. д. Так истолкованы были в доносе разные места из сочинений и устные речи Феофана, в которых выражалась его действительно подчас слишком горячая полемика или против католичества, или против домашних русских суеверий и обрядоверия. Дело это кончилось тогда заключением Маркелла в Петропавловскую крепость и внушением Феофану от лица императрицы, чтобы он впредь никаких противностей православной церкви не чинил, а жил, как живут все "великороссийские" архиереи. При Петре II Маркелл напал, как на еретические, на разные сочинения Феофана - букварь, толкование блаженств, об обливательном крещении и другие, прося y Синода немедленного осуждения и их, и их автора. На этот раз донос его уже вовсе не имел силы; Феофану легко было доказать, что все эти сочинения написаны были им по мысли Петра Великого и изданы с разрешения Святейшего Синода, и обвинить самого доносчика в том, что он осмелился винить в ересях самый Синод и "терзать славу толикаго монарха." Потерпев неудачу в Синоде, Маркелл обратился к тайной канцелярии и донес ей, что Феофаном была написана "Правда воли монаршей" - сочинение, направленное к лишению наследия престола царевича Алексея, следовательно, противное и царствующему государю - сыну Алексея; но тайная канцелярия и без доноса хорошо знала это, равно как и то, что сочинение это написано было тоже по воле Петра Великого. Доносчик подвергся новому заключению - в Симонов монастырь. Феофан таким образом оставался цел и невредим; но положение его было все-таки очень шатко - Дашков все усиливался, и Феофану могла грозить впереди та же участь, какую недавно испытал другой нелюбимый великороссами черкашенин Феодосий. Его избавила от тяжких тревог неожиданная кончина Петра II (в январе 1730 года), за которой последовали восшествие на престол Анны Иоанновны и падение верховников. Сошедшись с духовником Анны Иоанновны, архимандритом Варлаамом, Родышевский хотел было и при ней продолжать свои нападения на Феофана; в своем Симоновском заточении он начал составлять против него новые обвинения, написал несколько тетрадей, в которых, кроме указанных сочинений, подверг резкой критике написанный Феофаном указ 1724 года о монашестве и самый Духовный регламент. Но при императрице Анне настали уже другие времена, когда вошли в силу не обвинения в ересях, а доносы политические, а этим оружием Феофан умел владеть лучше своих противников. Самую крепкую опору он нашел себе в господствовавшей при дворе немецко-курляндской партии, с интересами которой множеством нитей связывались его собственные интересы. Та же самая партия старинных людей, которая угрожала недавно ему, была теперь грозой и нового курляндского правительства. Последнее живо чувствовало свою ненациональность и слабость в России, хорошо знало, что право на престол, по завещанию Екатерины I, принадлежало не Анне Иоанновне, а дочерям Петра Великого с их потомством, и подозрительно прислушивалось ко всяким заявлениям в народном и православном духе и к толкам о цесаревне Елизавете, о сыне покойной царевны Анны Петре Голштинском и даже ο царице Евдокии Лопухиной. Полемика против немецких ересей и обвинение в них кого-нибудь при таких обстоятельствах легко становились признаком политической неблагонадежности самих обвинителей и полемистов и влекли за собой неизбежные допросы в тайной канцелярии. За падением верховников скоро последовало и падение поддерживаемой ими великорусской партии в Синоде. Первым из архиереев попался в политическом деле Лев Юрлов, на которого было донесено из Воронежа, что, по получении здесь первого сенатского указа ο восшествии на престол императрицы Анны, он не отслужил торжественного молебствия, а стал для того ждать еще особого указа из Св. Синода, в ожидании же этого несколько запоздавшего указа распорядился поминать царствующее семейство по порядку старшинства, начиная с царицы Евдокии. Β Синоде, по влиянию Георгия и Игнатия, отнеслись к этому доносу легко и отложили его рассмотрение до новых разъяснений из Воронежа. Но вслед за этим все члены, кроме Феофана, вдруг были уволены из Синода и на места их назначены другие - Леонид Крутицкий, Иоаким Суздальский и Питирим Нижегородский - все такие архиереи, которые вполне подчинялись Феофану; тогда же, кроме архиереев, в состав Синода опять, как при Петре, введены были архимандриты и протоиереи. По делу Льва началось следствие, к которому притянуты были и его доброжелатели, Георгий с Игнатием; все трое были признаны противниками царствующей императрицы, обвинены, кроме того, в разных злоупотреблениях по своим епархиям и по лишении сана разосланы в разные монастыри. Β том же 1730 году был лишен сана и заточен в Кириллов монастырь Варлаам Вонатович Киевский за то, что, как и Лев, тоже не отслужил вовремя молебна на восшествие императрицы на престол; но больше всего он провинился в том, что плохо удерживал свое духовенство от толков об еретичестве Феофана и дозволил y себя в Киеве новое издание "Камня веры." Β следующем году был лишен сана и посажен в Выборгскую крепость архиерей той же великорусской партии Сильвестр Казанский, на которого донесли, что при Екатерине он запрещал поминать Св. Синод при богослужении, рвал и велел переписывать на свое имя прошения, подаваемые ему на Высочайшее имя, говорил об императрице Анне противные речи, делал лишние поборы по епархии и прочее.

Β начале 1737 года Феофан принялся и за Родышевского и донес ο его тетрадях кабинету министров: не распространяясь ο богословской стороне Маркелловых обвинений, он обратил внимание кабинета главным образом на то, что хула Маркелла против книг, изданных по указам государя и Св. Синода, даже против Духовного регламента, содержащего действующее законоположение, есть прямое противление власти; потом выставил на вид нападки автора на лютеран и и кальвинистов и на тех, кто с ним дружбу имеет, и поставил многознаменательный вопрос, кого это разумеет тут Родышевский с братией. После этого дело пошло, разумеется, через тайную канцелярию. Розыск по этому делу запутал в свои извороты и погубил множество лиц всякого звания, или читавших тетради Маркелла, или просто только слышавших об их существовании. С этих пор политические розыски не прекращались во все царствование императрицы Анны. По монастырям и y разных грамотеев отыскивали всякие тетрадки, записки, выписки, в которых предполагалось что-нибудь "противное," и всех их читателей и владельцев тянули к розыскам. Феофану удалось внушить подозрительному немецкому правительству, что в России существует опасная "злодейская факция^*," которую непременно надобно открыть и истребить. Арестованных допрашивали не ο каком-нибудь определенном предмете, а вообще обо всем, кто что говорил, замышлял или слышал "противное"; разыскивая одно, неожиданно набродили на другое; распутывая одну факцию, запутывались в другой новой. Ввиду пыток, допрашиваемые в тайной канцелярии страшно ломали свои головы, припоминая, кто что говорил или слышал за последние несколько лет, путались сами, запутывали и других. Громадное следствие усложнялось все новыми эпизодами и затягивало в свои извороты все новых и новых лиц. Из Москвы оно перекинулось в Тверь, где были арестованы иеромонах Иосиф Решилов, заподозренный в составлении одного подметного письма с пасквилем на Феофана и порицаниями на немецкое правительство, архимандрит Иоасаф Маевский из ученых киевлян и разные лица тверского архиерейского дома, близкие к Феофилакту Лопатинскому, который и сам подозревался в "противностях," - затем, распространилось на Устюг, Вологду, на многие монастыри, Саровскую пустынь, задело множество светских лиц, начиная от каких-нибудь богадельных грамотников и доходя до очень высокопоставленных людей, даже до лица цесаревны Елизаветы, которую многие желали видеть на престоле. Из духовных лиц никто не мог быть уверен в том, что кто-нибудь из знакомых не помянет его имени на пытке и его самого не схватят в тайную канцелярию. B 1735 году был арестован и Феофилакт, за которым числилась важная вина, издание "Камня веры," и который, кроме того, по своей чистосердечной откровенности и доверчивости к окружающим, не раз дозволял себе лишние речи и ο патриаршестве, и ο Феофане, и ο немцах, и ο том, что императрица Анна села на престол, обойдя цесаревну.

Кончина Феофана и его значение.

Феофан не дождался конца всех этих розысков; он умер в сентябре 1736 г. B последнее время он достиг до такой высоты власти, до какой не достигал ни один из архиереев после патриархов. Он был другом Бирона и Остермана и богатейшим сановником в России. Все архиереи по необходимости преклонялись перед ним. Ученая репутация его стояла высоко не только в России, но и на западе; вся русская церковная литература сосредоточивалась около него и зависела от его одобрения; его знакомства искали и русские, и иностранные ученые и писатели; он был сильным покровителем молодых талантов, в том числе Кантемира и Ломоносова. На смертном одре, готовясь предстать на суд Божий, этот величайший ум своего века, предмет удивления для одних и ненависти для других, тоскливо восклицал, обращаясь к себе: "Главо, главо! Разума упившись, куда ся преклонишь?" Память его омрачена связью с тайной канцелярией, с ужасами бироновщины; но при оценке его личности не надобно забывать и того, что его время было временем постоянных переворотов в судьбе сильных людей, временем "случая," как выражались современники, когда человек, поднявшийся на высоту, часто должен был гибнуть где-нибудь в Березове, Пелыми, Охотске или сам губил других, когда в жизни действовали не право или мораль, а слепой инстинкт самосохранения; не нужно забывать того, что и среди такой обстановки он сумел остаться "дивным первосвященником," как его назвал Кантемир, один неизменно и твердо отстаивал знамя реформы и сумел неразрывно связать свои личные интересы с интересами церковных преобразований и просвещения, чего не сумели сделать его противники. После его смерти поднятые им розыски продолжались своим чередом. Лишились кафедр архиереи Досифей Курский (1736), Иларион Черниговский (1738), Варлаам Псковский (1739). Несчастный Феофилакт, содержавшийся до сих пор под синодальным арестом, в 1738 г. попал в тайную канцелярию, измучен пытками, лишен сана и посажен в Выборгский замок. Множество духовных лиц было заточено по монастырям и крепостям и сослано в Сибирь.

Св. Синод при императрице Елизавете.

Страшное время бироновщины кончилось с восшествием на престол Елизаветы Петровны, которое и в духовенстве, и в народе встречено было общим восторгом. Проповеданное слово с церковных кафедр прославляло новую государыню, как спасительницу России от иноплеменного ига, восстановительницу православия и народности. Всем были известны ее русский характер, чисто русское благочестие, любовь к духовенству, духовным книгам и проповедям, к богослужению и благолепию церковной обрядности. Такой же осталась она и на престоле - ездила на богомольям, в Троицкую лавру ходила раз пешком, соблюдала все посты, делала пожертвования по монастырям и церквам. Ее духовник протоиерей Феодор Дубянский был важной силой при дворе. Православно-церковного направления был и самый близкий к ней вельможа, Алексей Григорьевич Разумовский, родом из простых малороссов. Началось возвращение из заточений и ссылок всех страдальцев бироновского времени. Из известных нам лиц до этого счастья дожили Лев Юрлов, М. Родышевский и Игнатий Смола (скончавшийся, впрочем, всего через месяц по воцарении Елизаветы); прочие уже умерли. Феофилакт тоже скончался в 1741 г. еще при правительнице Анне Леопольдовне, восстановленный в своем сане всего за 4 месяца до кончины. Β 1742 г. Елизавета издала весьма важный общий указ, которым первоначальный суд над духовными лицами был предоставлен Св. Синоду и по политическим оговорам. Сам Св. Синод, вместе с Сенатом доселе подчиненный сначала верховному совету, потом кабинету министров, был восстановлен с упразднением последнего в своем прежнем достоинстве высшего административного места с титулом "правительствующего." Ободренные благочестием Елизаветы, члены Синода Амвросий Юшкевич Новгородский (преемник Феофана) и Арсений Мацеевич Ростовский, один из энергичнейших архиереев того времени, оба малороссы, подали доклад, в котором писали, что если государыне не угодно будет прямо восстановить патриаршество, то пусть бы она по крайней мере дала Синоду президента и самый Синод, как церковно-правительствующий, устроила из одних архиереев без архимандритов и протопопов, упразднила бы при нем и должность обер-прокурора с коллегией экономии, ибо он носит титул Святейшего и есть правительство духовное, в котором светским лицам и делать нечего. Но Елизавета, объявившая все законы Петра своими, не согласилась на такую реформу, согласилась только на возвращение духовенству его имений и на подчинение коллегии экономии Синоду. B Синод назначен был даже особенно строгий обер-прокурор, князь Я. Шаховский, крепкий ревнитель государственного интереса и всякой законности. Из оставшихся после него "Записок" ο своей жизни видно, что такой человек был особенно нужен тогда в Синоде, где в прошлые царствования порядки были расстроены и дела сильно запущены. Он рассказывает в этих записках ο том, как часто приходилось ему сталкиваться с членами Синода по вопросам об излишних расходах вотчинных сумм, ο незаконном увеличении жалованья членов, ο наказании духовных лиц за проступки, которых, из опасения соблазна, Св. Синод старался не обнаруживать, как трудно было ему отстаивать свои представления вследствие постоянного заступления за членов Синода сильных лиц - Дубянского и Разумовского, но как иногда силой этих лиц, их властным вмешательством в синодальные дела приходилось тяготиться самим же членам и как он в этих случаях должен был выручать их из тяжелого положения своим смелым представительством и прямым разъяснением дел пред императрицей.

Святейший Синод при императрице Екатерине II.

После кратковременного царствования преемника Елизаветы Петра III, пропитанного немецкими и протестантскими понятиями и угрожавшего православной церкви новым господством немецкого духа, настало царствование Екатерины II - императрицы-философа XVIII века, и в России настал свой философский век. Подобно другим государям-философам тогдашней Европы и их министрам, она старалась создать свою правительственную систему на основах тогдашней модной французской философии, которая смотрела на религию, как только на известный род "народного умоначертания" и полезное орудие для управления народами, каково бы ни было ее внутреннее содержание. Все эти государи и политики единодушно восставали против католической теории двух властей, стараясь сделать церковь учреждением только государственным, и против всяких проявлений клерикализма, охотно участвовали в развитии идеи веротерпимости, считая государство по существу индифферентным ко всякой религии, в ломке папского престола, инквизиционных трибуналов, даже клерикальных школ, в ослаблении монашеских орденов, сокращении числа монастырей и особенно в выгодной для казны секуляризации церковных имуществ. У нас никогда не было ни папства, ни унижения государственной власти пред духовной, ни инквизиции, ни монашеских орденов, ни даже систематического клерикализма; но, за неимением своей русской точки зрения на дело, западная точка зрения принята была в руководство и нашими политиками. У нас тоже заговорили и против религиозного фанатизма, и против теории двух властей, и об ослаблении какого-то опасного могущества духовенства, и об отнятии y него церковных имуществ. Одним из первых и важнейшим делом императрицы, за которое ее восхвалили все мудрецы Европы, было именно дело секуляризации церковных имений.

B строе высшего церковного управления крупных времен при ней не было, кроме закрытия при Синоде коллегии экономии, ведавшей церковные вотчины; но произведена была важная перемена в личном составе этой администрации, наполнявшемся до сих пор малороссами, мало соответствовавшими видам нового правительства. Точно так же, как в свое время Петр I для интересов реформы старался замещать важнейшие церковные места новыми людьми из ученых малороссов, Екатерина II, ввиду новых реформ, спешила выдвигать на первый план в церковной администрации новых людей из ученых великорусских монахов, готовых со всем усердием служить власти, которая теперь милостиво поднимала их из прежнего их унижения перед малороссами. Административной монополии малороссов и без того, впрочем, пора было прекратить свое существование. Она уже сослужила свою службу в Великороссии, воспитав достаточное число молодых местных сил, и поддерживать ее дольше было незачем, это вело только к лишнему ропоту великорусского духовенства. Β 1754 году сама императрица Елизавета, особенно любившая малороссов, нашла нужным издать указ, чтобы в архиереи и архимандриты представляемы были не одни малороссы, но и великороссы. Первенствующий пост в Святейшем Синоде при воцарении Екатерины занимал великоросс Димитрий Сеченов, архиепископ Новогородский; вслед за ним еще при Елизавете возвысился архимандрит Троицкой лавры, известный оратор Гедеон Криновский, получивший при Екатерине псковскую кафедру. При их поддержке возвысились потом воспитанники московской академии: Гавриил Петров, в 1763 году посвященный в епископа Тверского, а в 1770 году сделанный архиепископом Петербургским, - архиерей-аскет, мудрый, скромный и исполнительный в делах; Платон Левшин, в начале правления Екатерины бывший ректором академии, человек живой, впечатлительный, возбуждавший общие к себе симпатии, великий оратор и первая знаменитость своего века; Екатерина сделала его придворным проповедником и законоучителем наследника Павла Петровича; с 1768 года он был членом Синода, а в 1770 г. - епископом Тверским после Гавриила. B 1763 году, по смерти Гедеона, псковским епископом был назначен тоже видный великоросс Иннокентий Нечаев. Эти лица участвовали в исполнении всех первоначальных действий правительства по церковным вопросам. Димитрий и Гедеон благополучно провели дело ο секуляризации церковных вотчин; Гавриил, Иннокентий и Платон, по поручению правительства, в 1766 году занимались составлением обширного проекта ο преобразовании духовных школ, не приведенного, впрочем, в исполнение, и рассматривали написанный Екатериной Наказ комиссии ο составлении нового Уложения; Димитрий, а по смерти его (+ 1767) Гавриил были представителями Святейшего Синода в самой комиссии. Между тем малороссы все более и более падали в глазах императрицы, и постепенно сходили со своих постов. Самый энергичный из них - Арсений Ростовский погиб за протест против секуляризации церковных вотчин; дело его всего более повредило репутации малороссийской партии иерархов. Другой видный архиерей южного происхождения Амвросий Зертис-Каменский, сначала Крутицкий, потом с 1767 года Московский, успевший было понравиться императрице, вооружил против себя всю Московскую епархию своей строгостью, доходившей до жесткости, и был убит чернью во время известного бунта в Москве по случаю чумы 1771 года. На место его в 1775 году был назначен Платон. Некоторые архиереи-малороссы были уволены на покой по жалобам епархиального духовенства на суровость их управления, в том числе в 1768 году тобольский митрополит Павел Конюскевич, ревнитель миссионерства, исправитель нравов сибирского духовенства и человек святой жизни (скончался в Киевской лавре в 1770 г.). До какой степени Екатерина была подозрительна в отношении к этим архиереям, показывает судьба Вениамина Пуцека-Григоровича Казанского. Екатерина застала его архиепископом петербургским и немедленно перевела в Казань, где он особенно прославился своей миссионерской деятельностью. Во время Пугачевского бунта он первый из архиереев восстал против Пугачева, принявшего имя Петра III, разослав по своей епархии увещательные грамоты, в которых обличал самозванца, как личный участник погребения истинного Петра III. Несмотря на такую услугу правительству, он был подвергнут оскорбительному аресту по одному бездоказательному оговору какого-то пугачевца-дворянина в том, будто бы он был сам сообщником Пугачева и посылал бунтовщикам деньги. После Екатерина убедилась в его невиновности и поспешила утешить его милостивым рескриптом и саном митрополита, но это не вылечило уже его от паралича, который разбил его при аресте. Преемником его с 1783 года назначен был великоросс из воспитанников московской академии Амвросий ІІодобедов. Кое-каким вниманием императрицы пользовались только два архиерея из малороссийской партии - Георгий Конисский Белорусский и Самуил Миславский Киевский (с 1783 года), преобразователь Киевской епархии по образцу великорусских.

B обер-прокуроры выбирались люди самых модных понятий ο религии и церкви. Таков в 1760-х годах был Мелиссино, известный любопытным проектом наказа депутату Св. Синода в комиссию об Уложении; тут были изложены самые либеральные предложения ο сокращении постов, об ослаблении почитания икон и мощей, сокращении богослужения, отмене содержания монахам, ο посвящении епископов без монашества, ο "пристойнейшей" одежде для духовенства, об уничтожении поминовения умерших, облегчении разводов, дозволении браков свыше трех и т. д.; Св. Синод отклонил этот проект и составил свой собственный. После Милиссино обер-прокурором был Чебышев (1768-1774), открыто щеголявший атеизмом и мешавший изданию сочинений, направленных против современного неверия. Из подозрения к "фанатизму" духовенства в 1782 г. из духовного ведомства изъяты были в ведомство светского суда все дела ο религиозных хулах, ο нарушении чинности в богослужении, ο колдовстве и вообще ο суевериях. Мнения членов Синода редко принимались в уважение, кроме мнений двоих наиболее приближенных к императрице членов - Гавриила и духовника государыни протоиерея Иоанна Памфилова. Последний был своего рода временщиком и между прочим заступником за белое духовенство против монашествующего и архиереев; в 1786 г. императрица пожаловала ему митру - награду, доселе неслыханную в белом духовенстве и возбудившую неудовольствие в среде монашества и архиереев, видевших в ней унижение митры. Члены Синода не скрывали недовольства своим положением, особенно живой и откровенный Платон. Привыкши к тому авторитету и благоговению, каким архипастырский сан пользовался в религиозной Москве, он с каждым годом все более и более тяготился своими поездками в Петербург для заседаний в Синоде, а c 1782 г. и вовсе перестал туда ездить, просил даже об увольнении на покой. Императрица его не уволила, но, видимо, охладела к нему и обходила его наградами. Только в 1787 г. она пожаловала его митрополитом, тогда как Гавриил и Самуил Киевский получили этот сан еще в 1783 г. Гавриил сохранил ее благоволение до конца царствования; всегда ровный, спокойный, всегда стоя на законной точке зрения, "резонабельный муж," как его называла Екатерина, умел проявлять свою ревность ο церкви так, что никогда не производил этим раздражения, и при случае сказать веское слово, которое даром не пропадало. Императрица постоянно призывала его в свои советы и приказала сноситься с ним по делам генерал-прокурорской канцелярии Сената.

Положение Гавриила пошатнулось уже при императоре Павле I. Крутому и нетерпеливо-вспыльчивому государю не понравилось, что митрополит не сочувственно отнесся к вновь введенному награждению духовных лиц государственными орденами и решительно отказался от пожалования кавалерством (католического) Мальтийского ордена, которым государь чрезвычайно увлекался. К концу 1800 г. митрополит был уволен на покой и вскоре скончался; место его занял Амвросий Казанский. Митрополиту Платону как учителю императора сначала все предрекали высокое положение в новое царствование, но и он не угодил государю, потому что тоже был против орденов и умолял дозволить ему - православному архиерею - умереть архиереем же, а не кавалером; государь насильно надел на него орден св. Андрея Первозванного. С 1797 г., когда ему было объявлено запрещение выезжать из Москвы, он не принимал никакого участия в высшем церковном управлении и оставался в тени до самой кончины, последовавшей в ноябре 1812 г.

Святейший Синод при Александре I.

Царствование императора Александра I началось новым преобразовательным движением в государстве, коснувшимся и церковной жизни. Β числе ближайших сотрудников государя в первые годы царствования был человек, хорошо знавший состояние и нужды церкви; это был знаменитый Мих. Мих. Сперанский, сам происходивший из духовного сословия, бывший воспитанником и учителем петербургской семинарии. Едва ли не по его инициативе в кружке ближайших сотрудников государя (Кочубей, Строгонов, Новосильцев, Чарторыжский), при проектах новых реформ, заговорили ο возвышении образования и материальных средств духовенства - по крайней мере из светских лиц Сперанский явился главным деятелем в разработке этого вопроса. Обер-прокурором Св. Синода с 1803 г. назначен был князь Α. Η. Голицын, друг юности государя и самое доверенное его лицо; религиозное образование он имел невысокое, первоначально был даже отрицательного направления в отношении к религии, в духе XVIII века, потом по обращении сделался покровителем разных мистических сект; но на первых порах, когда дело касалось не вопросов веры, а только указанного практического вопроса, был небесполезен для синодальных деятелей. Деятели эти скоро нашлись. Кроме митр. Амвросия, в Св. Синоде появилось несколько новых весьма видных иерархов, каковыми были: Мефодий Смирнов Тверской, известный хорошим устройством духовно-учебных заведений во всех епархиях (Воронежской, Коломенской, Тульской, Тверской), которыми он управлял, знаменитый вития Анастасий Братановский Белорусский, потом Астраханский (+ 1806), и с 1807 г. Феофилакт Русанов Калужский, потом Рязанский, однокурсник и друг Сперанского, человек живой, светски образованный, блестящий проповедник, скоро сделавшийся в Синоде влиятельнее самого митрополита. Правой рукой митр. Амвросия был его викарий, епископ Старорусский Евгений Болховитинов, воспитанник Московской академии и университета, служивший прежде учителем и префектом при родной воронежской семинарии, потом протоиереем в г. Павловске; вызванный в Петербург после вдовства (в 1810 г.), он постригся здесь в монашество, был префектом семинарии, наконец в 1804 г. посвящен в епископа Старорусского. Ему поручена была предварительная разработка вопроса об усовершенствовании духовных школ, которую он и исполнил к 1805 г., разработав преимущественно учебную и административную части устройства духовного образования. Β разработке экономической части Анастасию Братановскому приписывается счастливая мысль, оказавшаяся очень плодотворной на деле, именно ο назначении содержания для духовных школ из свечного дохода церквей. После предварительных работ в конце 1807 г. для составления полного проекта ο преобразовании духовных школ и об улучшении быта всего духовенства образован был особый комитет из духовных (митр. Амвросий, Феофилакт, протопресвитер С. Краснопевков и обер-священник И. Державин) и светских (кн. Голицын и Сперанский) лиц. Плодом его работ, законченных в июле 1808 г., были: а) новая организация всего духовного образования в России с учреждением для него тоже совершенно новой системы учебной администрации и б) изыскание для духовного ведомства нового громадного капитала.

Во главе всего духовно-учебного управления в том же году была поставлена заменившая комитет комиссия духовных училищ из высших духовных и частью светских сановников (тех же, которые заседали и в комитете), составившая при Св. Синоде первое центральное учреждение для этой важной отрасли церковной администрации, так как до сих пор все духовное образование находилось в ведомстве одних епархиальных архиереев и даже их консисторий и, если не считать недолго существовавшей при Петре I (1721-1726) синодальной конторы школ и типографий, вовсе не имело общего высшего центра при Синоде. Окружными органами комиссии были сделаны духовные академии, для чего при них были учреждены ученые конференции, составленные из местных ученых лиц - профессоров каждой академии и посторонних из местного духовенства; конференциям этим предоставлены по их округам цензура духовных книг, производство в ученые степени и управление духовными школами чрез особое внешнее и окружное правление каждой академии. Ближайшее попечение ο школах по-прежнему предоставлено было местным архиереям, но самим лично, без участия в нем консисторий. Новый капитал для содержания духовных школ и церковных причтов был создан комитетом, можно сказать, из ничего и без особого отягощения государства и народа. Β основу его были положены: а) экономические суммы всех церквей (до 5600000 руб. ассигн.), которые назначено было поместить в банк для приращения, б) ежегодный свечной доход церквей (до 3 000 000 рублей), тоже назначенный к помещению в банке, и в) ежегодное пособие из казны в 1 353 000 руб. в течение только 6 лет. Β эти 6 лет все означенные суммы, с приращениями в 5% и за исключением расходов по преобразованию академических учебных округов, по исчислению комитета, должны были составить капитал в 24949000 руб. ассигн. с доходом в 1 247450 руб., который вместе с ежегодным свечным доходом должен был давать Св. Синоду ежегодную сумму в 4 247 450. При внимательной экономии, сбережениях и новых пособиях от казны комитет надеялся довести эту сумму со временем до 8Ѕ миллионов, какая действительно требовалась на полное обеспечение как духовных школ, так и всех церковных причтов (от 300 до 1000 руб. на каждый). Но все эти грандиозные расчеты расстроились в самом непродолжительном времени частью вследствие утаек приходами экономических и свечных сумм, частью вследствие вскоре постигших Россию бедствий 1812 года, при нашествии Наполеона.

Бедствия эти вместе с Россией разделяла и Православная Русская Церковь. Среди необычайного подъема религиозных и патриотических чувств при нашествии грозного врага, как будто снова воротилось то время нашей истории когда вера и церковь стояли на страже православной Руси и выручали ее из всех бед, выпадавших на ее долю. Архиереи и монастыри, как в старину, жертвовали на ее спасение свои многолетние сбережения. Из своего нового капитала Св. Синод пожертвовал 1Ѕ миллиона. Затем, когда вражеские полчища двунадесяти язык были уже сметены с лица земли Русской, по всему пути их нашествия осталась широкая полоса страшного опустошения; опустошена была и сама Москва с ее вековыми святынями. Как в ней, так и повсюду, где побывал неприятель, приходилось восстановлять множество храмов и монастырей и помогать разоренному духовенству. На удовлетворение этих нужд Св. Синод должен был отпустить из своих сумм еще 3Ѕ миллиона. Было много и других пожертвований из новообразованного капитала. Все это, вместе с недоборами при самом его составлении, повело к тому, что в 1815 г., когда он должен был возрасти до 24 миллионов, он едва дорос до 15 - т. е. такой суммы, на проценты с которой можно было содержать только одни духовные школы. На пособие из казны было тоже нечего рассчитывать; во внимание к затруднительному ее положению после тяжелой войны комиссия духовных училищ в 1816 г. решилась отказаться от получения даже обещанной уже ей казенной суммы. После этого новый капитал получил значение исключительно капитала учебного; от выдачи из него окладов на причты пришлось отказаться, и эта часть проекта 1808 г. так и осталась без исполнения.

События отечественной войны имели и другое весьма важное влияние на состояние церкви и высшего церковного управления. Страшные бедствия были для России горнилом очищения от ее недавних галломанских увлечений. Β своем благодарственном молебствии ο спасении от врагов она выразила горькое сознание: "О их же ревновахом наставлениях, сих имеяхом врагов буйных и зверонравных." И начался период реакции против либерального движения XVIII в. К несчастью нашего образованного общества, живя целое столетие чужим умом, оно совсем отстало от своей русской жизни, оттого и реакцию свою стало выражать в чужих же, иностранных формах: отставая от чужого, французского вольнодумства, оно обратилось за религией не к своему русскому православию, а к чужому же, протестантскому мистицизму разных методистов, квакеров, гернгутеров и т.п. западных сектантов и учителей. Настало время библейских обществ, стремившихся заменить руководство церкви непосредственным само просвещением христианина по Библии и с помощью целой массы мистических книжек, распространявшихся по всей России. Во главе этого движения встал сам кн. Голицын, окруживший себя целым штатом библейцев^* и всевозможных мистиков. Поставив себе задачей распространение царствия Божия на земле, все эти деятели нового христианства стали действовать со всем обычным фанатизмом наших общественных увлечений и причинили церкви едва ли не более скорби, чем даже деятели XVIII в. С 1813 г. сменен был весь личный состав Св. Синода, кроме митр. Амвросия; - прежние члены оказались не соответствовавшими требованиям нового времени. И самому митрополиту стоило немалого труда удержаться на месте без нарушения своих архипастырских обязанностей. Самым дорогим его помощником и поддержкой в это время после Евгения (назначенного в 1808 г. на вологодскую кафедру) был Филарет Дроздов, новое яркое светило церкви.

Он был сын небогатого коломенского дьякона (после - священника), родился в 1782 г., учился в коломенской и лаврской семинарии и по окончании курса остался в последней учителем; здесь его заметил, как отличного проповедника, митр. Платон и в 1808 г. склонил к принятию монашества. К величайшему огорчению престарелого святителя, молодой вития в следующем же году был отнят y него в наставники преобразованной петербургской академии. Β Петербурге митр. Амвросий принял Филарета под свое особое покровительство и не ошибся, найдя в нем еще более дорогую для себя опору, чем бывший викарий Евгений. Не так встретил юного инока другой сильный член Синода, соперник Амвросия, Феофилакт, забравший тогда в свои руки и комиссию духовных училищ, и всю академию; он целый год не допускал Филарета до учительства, потом, когда Филарет сделался известен в столице своим проповедническим талантом, в 1811 г. за одну проповедь (на день Св. Троицы ο дарах Св. Духа) чуть не обвинил его в пантеизме. Дело доходило до самого государя и кончилось Высочайшей наградой проповеднику и возведением его в сан архимандрита. Β 1812 г. Филарет был определен ректором академии и получил возможность вытеснить из нее тяжелое и неприятное митрополиту преобладание Феофилакта. Вскоре после этого Феофилакт начал быстро терять свое значение. Β 1813 г. он был уволен на епархию (в Рязань), а в 1817 г. почетным образом удален в Грузию экзархом, где и оставался до смерти. Самым видным членом в комиссии после него сделался Филарет, возведенный в 1814 г. на степень доктора богословия. При открытии нового религиозного движения молодой архимандрит радостно приветствовал его, находя в нем много доброго для веры и увлекательного для своего возвышенного богословского ума, и сделался деятельным членом библейского общества. Оттого он был в постоянно добрых отношениях и к Амвросию, и к кн. Голицыну, и долго служил между ними полезным связующим звеном, с одной стороны, служа поддержкой перед могущественным князем своего архипастыря, а c другой - силой своего богословского ума умеряя по возможности мистические увлечения Голицына. Β 1817 г. он был рукоположен в сан епископа Ревельского - викария митрополита. Но это был уже последний год, до которого еще поддерживалось кое-какое согласие ревнителей мистицизма с церковной иерархией.

Манифестом 24 октября 1817 г. было создано обширное двойное министерство духовных дел и народного просвещения с кн. Голицыным во главе, наполненное библейцами и мистиками. Β первом из двух его департаментов - духовном - выражение современных воззрений на церковь доведено было до последней крайности: Св. Синод был поставлен в его ведомстве совершенно в таком же положении и значении, как евангелическая консистория, католическая коллегия, духовные управления армян, евреев и других иноверцев. Β довершение всего Голицын передал свою обер-прокурорскую должность другому лицу, кн. Мещерскому, поставив его в прямое себе подчинение, так что обер-прокурор стал представлять в Синоде лицо не государя, а только министра. Долготерпение Амвросия наконец истощилось, и он высказался против министра. После этого он найден был не соответствовавшим своему посту и в марте 1818 г. уволен из Петербурга в Новгород с оставлением при одной Новгородской епархии. Через 2 месяца он скончался. На место его назначен черниговский архиепископ Михаил Десницкий, добрый и кроткий святитель, известный своим проповедничеством еще с того времени, как он служил священником (до 1796 г.) при московской церкви Иоанна Воина. Партия министра при назначении его немало, вероятно, рассчитывала на его несколько мистическое направление, но соблазн и гнет мистицизма так усилились, что в 1821 г. довели до столкновения с министром и этого кроткого митрополита. Он обратился к государю с убедительным посланием, умоляя его спасти церковь Божию "от слепотствующего министра." Письмо это поразило императора, тем более, что всего через 2 недели после его отправки митрополит скончался. С этого времени начался заметный поворот дел против Голицына, поддержанный между прочим другим сильным любимцем Александра, соперником Голицына, графом Аракчеевым. Митрополитом был назначен Серафим (Глаголевский) Московский, известный в кругу иерархов своим строго консервативным направлением. Он с самого же начала высказался против библейского общества и вступил с ним в борьбу.

B качестве передового бойца в этой борьбе явился Юрьевский архимандрит Фотий Спасский, из недоучившихся студентов Петербургской академии, человек с сильной волей, пренебрегавший всякими страхами человеческими, успевший приобрести себе много поклонников в высшем обществе своим строгим аскетизмом, странным, полу юродивым поведением, и ни перед чем не стеснявшимся обличительным красноречием. Его почитал сам Аракчеев. Богатейшая графиня, благотворительница монастырей, особенно Юрьева, А. А. Орлова-Чесменская была его благоговейной духовной дочерью и держалась в отношении к нему, как самая раболепная послушница. Борьба его против мистицизма началась еще раньше, когда он был законоучителем кадетского корпуса в Петербурге; в 1820 г. его удалили из Петербурга в настоятели Деревяницкого монастыря, где с ним и познакомился граф Аракчеев, посодействовавший его переводу в Юрьев монастырь. С 1822 г., вызванный в Петербург, он с успехом проповедовал против мистиков в разных петербургских гостиных, был y самого государя, заинтересовавшегося его личностью, и своей проповедью об опасностях, грозящих церкви, произвел на него сильное впечатление. Другим деятельным членом противоголицынской партии, которого прочили на место Голицына, был президент Российской академии адмирал Шишков, автор "Рассуждения ο старом и новом слоге," горячий порицатель перевода Библии на "простонародное," как он выражался, наречие. Весной 1824 г., когда все было подготовлено к решительным действиям против министра, Фотий сделал на него открытое и грубое нападение в доме графини Орловой: встретив его здесь перед аналоем, на котором лежали крест, Евангелие и дароносица, ревнитель-архимандрит потребовал y него немедленного отречения от лживых пророков и покаяния во вреде, нанесенном церкви. Голицын убежал из дома взбешенный, а Фотий кричал ему вслед: "Анафема." После этого Фотий подал государю одно за другим два донесения, в которых резкими чертами описывал весь вред, угрожающий от мистицизма не только России, но и всем царствам земным, законам и религиям, и настаивал на немедленном свержении министра. Донесения эти поддержал на особой аудиенции и митрополит. Государь уступил, и Голицын был уволен как от председательства в библейском обществе, так и от министерства. Само библейское общество закрылось уже по кончине Александра при Николае I. Министром был сделан Шишков, но принял на себя управление делами одних инославных вероисповеданий; православная часть министерства снова передана была обер-прокурору Синода на прежних основаниях. Личный состав Синода снова изменился; голицынские члены его были уволены на епархии, а на место их вызваны новые, в том числе на место Филарета Евгений, тогда уже митрополит Киевский (с 1822 г.). Гонение против всего голицынского сильно задело Филарета. Шишков с Аракчеевым потребовали запрещения его катехизисов (полного и краткого) на том основании, что в них не только тексты Св. Писания, но даже "молитвы Верую и Отче наш и заповеди" переведены были на "простонародное наречие." Взволнованный этим нападением, московский святитель в письме к митр. Серафиму с силой указывал на то, что катехизисы его были торжественно признаны самим Синодом, и что такое нападение на их достоинство не призванных людей с сбивчивыми понятиями ο церковных делах, которые символ веры называют молитвой, касается самого Синода и может потрясти иерархию. Но продажа и издание катехизисов были все-таки остановлены; новое издание их (уже с славянскими текстами) последовало в 1827 г.

Св. Синод с царствования Николая I.

Император Николай I отнесся к московскому святителю с большим уважением, и в день своей коронации (26 августа 1826 г.) возвел его в сан митрополита. После этого до 1842 г. Филарет постоянно лично участвовал в делах Св. Синода. Другими постоянными членами Синода, кроме Серафима, были киевские митрополиты Евгений и после него (+ 1837) Филарет Амфитеатров. Последний начал свою службу с учительства в родной севской семинарии (род. в 1779 г.), потом был ректором семинарий орловской, оренбургской и тобольской, инспектором преобразованной Петербургской академии, где в 1814 г. вместе с ректором Филаретом удостоен степени доктора богословия, затем ректором академии Московской, в 1819 г. рукоположен епископом в Калугу, потом последовательно святительствовал в епархиях Рязанской, Казанской, Ярославской и Киевской; это был святитель-подвижник, не столько ученый, сколько непоколебимый в православии, и строго консервативного направления во всех церковных делах. Все синодальные дела велись главным образом этими членами. Первенствующий член митр. Серафим, по преклонности лет, работал не много. Всех членов, по штату 1819 г., было семь вместе с присутствующими по вызову из епархий. Устройство Св. Синода оставалось без существенных перемен до второй половины 1830-х годов, когда обер-прокурором сделался весьма памятный по синодальным реформам граф Н. А. Протасов (1836-1855). По вступлении в должность он остался недоволен канцелярской частью в устройстве Синода, которая до того времени устроена была действительно слабо и бедно. Вся она состояла только из двух небольших отделений с двумя обер-секретарями. Кроме них, нечто вроде особого отделения при Синоде составляла еще комиссия духовных училищ, состоявшая в большинстве из синодальных же членов. По инициативе графа, состав канцелярских отделений был расширен и преобразован по образцу канцелярий министерств; из них организованы были целые управления наподобие министерских департаментов, каждое с особым директором и несколькими обер-секретарями и секретарями: так появились две канцелярии - синодальная и обер-прокурорская, хозяйственное управление и заменившее (в 1839 г.) комиссию духовных училищ духовно-учебное управление. Последняя замена всеми уважаемой ученой коллегии канцелярским учреждением составляла самую неудачную часть Протасовской реформы, будучи неуместным проявлением современных увлечений графа канцелярским бюрократизмом. B общем своем составе реформа Протасова принесла синодальному управлению немало пользы, сообщив ему большую стройность и полноту, и сохранилась в главных своих чертах на долгие годы; но впечатление ее на духовное ведомство в свое время было вконец испорчено заносчивостью и властолюбием ее виновника, который старался воспользоваться ею, как средством к собственному преобладанию над членами Синода. Преобладание это чувствовалось особенно тяжело, когда властительный сановник вмешивался в чисто духовные дела, в решение которых, как человек полу-иезуитского воспитания, способен был, хотя, может быть, и бессознательно, вносить дух, чуждый православной церкви. Например, в конце 1830-х годов он, как прежде Шишков, поднял дело об исправлении катехизиса Филарета, в котором усмотрел якобы протестантский оттенок в понятии ο церковном предании, в отсутствии помещенного в "Православном Исповедании" П. Могилы и заимствованного y католиков учения ο 9 церковных заповедях и в изложении статьи ο естественном богопознании из созерцания видимого мира; книгу П. Могилы он во всем предпочитал катехизису, ввел изучение ее во все семинарии и упорно настаивал на том, чтобы она зачем-то объявлена была "символической" книгой православной церкви. Β 1839 г. катехизис, по определению Св. Синода, был дополнен и исправлен, но не по мыслям графа, а в том чисто православном виде, в каком существует доселе: например, вместо учения ο церковных заповедях в него вставлено было учение ο блаженствах Евангельских. Β 1840-х годах граф поднял новое дело ο русском переводе нашей славянской Библии, причем проводил католическую мысль ο том, что народу не следует давать свободного доступа к чтению Свящ. Писания, кроме того, входил в Синод с предложением объявить славянский перевод Свящ. Писания единственно достоверным и каноническим для Русской церкви, таким же, каким латинская церковь признает свою Вульгату. Мудрая осторожность и твердость митрополита московского избавила Русскую церковь от таких вредных определений. Но в 1842 г. оба Филарета, более всех мешавшие графу Протасову, были удалены из Св. Синода на свои епархии.

По удалении на епархию Филарет киевский уже не принимал участия в делах высшего церковного управления; он скончался в 1857 г., лет за 10 до кончины приняв тайно схиму с именем Феодосия. Но митр. Филарет московский и в удалении от Петербурга, не выезжая из своей епархии, продолжал оставаться, можно сказать, главным средоточием всей русской церковной жизни. Искушенный тяжкими испытаниями, он сделался мудрым и надежным руководителем почти всех русских иерархов его времени. Каждый из них при всяком удобном случае считал полезнейшим своим долгом посетить его в Москве, чтобы воспользоваться его опытными указаниями и советами в трудных делах, а в случае невозможности личного с ним общения испросить y него руководительных назиданий письменно. Его суждения в церковных делах имели решающее значение; к мнениям его невольно прислушивался и сам граф Протасов. С 1850-х годов его руководительно административное значение проявлялось в изумительно широких размерах, которые не ограничивались пределами одного церковного ведомства, а захватывали чуть не всю русскую жизнь. При взгляде на многотомное издание его писем, мнений и отзывов по самым разнородным делам становится даже непонятным, когда этот крепкий и многосторонний ум успевал все это обдумывать. К нему, как к последней инстанции, для решения всяких недоумений обращались с вопросами и Св. Синод, и разные государственные ведомства, и сама верховная власть. B тревожное время разнообразных реформ 1860-х годов осторожная и осмотрительная консервативность московского святителя спасала русскую жизнь от многих лишних увлечений преобразовательного движения и оказала услуги, которые еще трудно пока и оценить. Знаменитый святитель скончался 19 ноября 1867 г.

Из последних перемен в устройстве Св. Синода замечательны: учреждение при нем в 1867 г. контрольного отделения, учреждение в том же году вместо духовно-учебного управления, нового средоточия для духовно-учебного ведомства - учебного комитета, вроде прежней комиссии духовных училищ, в 1872 г. издание для синодальных учреждения новых штатов и, наконец, в 1885 г. учреждение училищного совета для заведования церковно-приходскими школами.

Перемены в епархиальном управлении.

B епархиальном управлении за описываемое время прежде всего обращают на себя внимание перемены в числе епархий. При открытии Синода было 18 епархий и 2 викариатства. Потом с переделами губерний это число постепенно увеличивалось. При имп. Елизавете оно увеличилось открытием епархий Московской и Петербургской и через выделение из бывшей патриаршей области нескольких новых епархий, и к 1764 г. дошло до 29. После Екатерининского Учреждения для управления губерний (1775 г.) и новых приобретениях России по польским разделам к началу XIX в. всех епархий, кроме грузинских, стало 36. Β XIX столетии при имп. Николае I, число это еще увеличилось, и дошло в настоящее время до 65 с несколькими викариатствами. Старинные степени епархий по старшинству со времени Петра I потеряли значение. После отмены патриаршества он перестал жаловать архиереев титулом митрополита, отбирал иногда этот титул и y старых митрополитов (Сильвестра Нижегородского, Игнатия Крутицкого), белый клобук заменял черным, а митрополичий саккос усвоил всем архиереям без различия. Новые митрополиты начинают появляться только при имп. Елизавете. По Екатерининским штатам епархии опять разделены были по степеням на три класса и архиереям первых двух классов усвоен титул архиепископов; но потом три епархии I класса стали управляться и управляются митрополитами. С 1867 г. классы епархий снова были отменены и титулы архиереев обращены в их личное преимущество, без отношения к достоинству епархий. Замещение архиерейских вакансий постоянно производилось по избранию Св. Синода, который представлял избранных кандидатов (в XVIII в. двоих, а c 1822 г. троих) на высочайшее усмотрение для окончательного избрания и утверждения одного из них к поставлению.

Органы епархиального управления.

Долгое время они оставались прежние. Коллегиальная форма, которая придана была Петром высшему церковному управлению, в епархиальное управление была перенесена только с 1744 г, когда вместо архиерейских приказов в епархиях велено было учредить консистории, существовавшие раньше только в южнорусских епархиях. С этого же времени коллегиальные учреждения стали заводиться и в епархиальных округах под именем духовных правлений (с 1840 года правления эти стали постепенно упраздняться и теперь упразднены почти все). Прежние поповские старосты оставались в епархиях до отмены в 1764 г. архиерейских сборов с духовенства, сохраняя постоянно одно финансовое значение и выборный характер. Благочиннические обязанности со времени Петра стали поручаться особым лицам, уже не выборным, а определяемым на должность самими архиереями - заказчикам. При Елизавете они получили название благочинных. Β 1775 г. Платон Московский написал для них инструкцию. С конца XVIII столетия появилась новая должность благочинных над монастырями из почетнейших настоятелей монастырей. Β личном составе епархиального управления до Екатерины II, как и в составе высшего управления, обращает на себя внимание преобладание малороссов, которые при архиереях из малороссов завладевали обыкновенно всеми епархиальными должностями, к великому неудовольствию местного духовенства. Все эти пришлые начальства, гордясь своим образованием, обращались с местным духовенством пренебрежительно и сурово. Старая суровая система епархиальной администрации, основанная на страхе и проявлявшаяся в "жестоких" наказаниях за вины плетьми, киями, розгами, заключением в консисторские и монастырские тюрьмы, тяжелыми работами на архиерейских дворах, по монастырям и в духовных школах, при этих чужих начальствах казалась еще тяжелее. Жаловались на черкасцов и члены приходских причтов, и учителя по школам, и монастырские настоятели, так как от обычных мер тогдашнего начальственного "смирения" подчиненных никто не был свободен. При Екатерине II господство малороссов пало; кроме того, с учреждением штатов в 1764 г. духовенство было освобождено от старого архиерейского тягла, которое само по себе портило и огрубляло отношения начальствующих к подчиненным. С падением в епархиальной администрации тягловой системы и с занятием начальственных постов новыми, своими, а не пришлыми людьми, повсюду почувствовалось облегчение прежних тяжестей. Β 1766 г. сам Св. Синод принял участие в смягчении административных нравов и издал указ об отмене по духовному ведомству телесных наказаний для всех священнослужителей и белого и черного духовенства. На архиерейских кафедрах все чаще стали появляться архиереи нового, гуманного типа, старавшиеся поднять духовенство из его принижения. Таков был святитель Тихон Воронежский (1763-1767), отменивший телесные наказания в своей епархии еще раньше синодского указа и требовавший от своих консистористов, чтобы они обращались с священнослужителями с уважением, подобающим священному сану; таковы же были знаменитые иерархи екатерининского века Гавриил и Платон. Платон старался внушать духовным лицам правила самоуважения и сановитости и сам говорил ο себе, что застал свое духовенство в лаптях, но успел обуть его в сапоги и ввести в гостиные. Более успешному усовершенствованию епархиальной администрации долго мешало крайне бедное обеспечение ее органов материальными средствами. Нищенские оклады ее штатных служащих, начиная с секретарей консистории, и существование разных епархиальных должностей, остававшихся без вознаграждения, на целое столетие поддержали в ней старое зло административной продажности и поборов. Зло это стало ослабевать только с конца 1860-х годов, с увеличением консисторских окладов. С царствования Александра II, даровавшего широкую свободу самоуправления всем сословиям, весьма важное значение в епархиальной жизни получили повременные съезды духовенства для совещания по сословным и епархиальным делам, оказывающие благотворное влияние на все отрасли этой жизни, особенно со стороны изыскания для них материальных средств.

Управление военным духовенством.

Полномочия епархиальной власти, по законам Петра Великого, должны были простираться на все церковные учреждения и на всех людей, находящихся в епархии, без исключения. Но исключения все-таки были, и остались. Кроме ставропигиальных монастырей, из круга епархиального ведомства выделилось придворное духовенство, подчиненное Синоду и дворцовому управлению и поставленное под непосредственное начальство протопресвитера - духовника их Величеств. На тех же началах при имп. Павле в особое ведомство выделилось духовенство военное. B прежнее время оно находилось в подчинении епархиальным начальствам по местам расположения полков и только в военное время поступало под ведение особых флотских обер-иеромонахов и полевых обер-священников, учрежденных воинским (1716 г.) и морским (1720 г.) уставами Петра. При имп. Павле в 1800 г. учреждена должность постоянного обер-священника, который и был поставлен во главе всего духовенства армии и флотов. B 1816 г. из его управления выделилось еще новое особое управление духовенством гвардейских полков под ведением обер-священника главного штаба и гвардии. B 1840 г. учреждена должность обер-священника в отдельном Казанском корпусе, впрочем, с подчинением обер-священнику армии и флота. Все это управление военным духовенством непосредственно подчинено Св. Синоду и организовано независимо от епархиальных властей, с особыми собственными благочинными, судом и отчетностью. Первый обер-священник при Павле Озерецковский, с разрешения государя, устроил в Петербурге даже особую семинарию для детей военного духовенства, называвшуюся армейской. Но она существовала только до 1819 г., потом ученики ее были распределены по епархиальным духовным школам. B 1858 г. обер-священники переименованы в главных свяшенников. B 1890 г. все управление военным духовенством объединено под ведомством одного протопресвитера военного и морского духовенства и состоящего при нем духовного правления.

Перемены в содержании высшей иерархии и монастырей.

С введением при Петре в духовное ведомство определений ο штатах в содержании духовных учреждений и лиц последовали весьма важные перемены. Так как перемены эти были тесно связаны с вопросом ο церковных вотчинах, то и касались только высшей иерархии и монастырей, владевших вотчинами, и лишь очень небольшого числа имевших вотчины церквей и соборов. После отобрания церковных вотчин в управление монастырского приказа на содержание церковных учреждений назначены были определенные штатные оклады, исчисленные с крайней экономией, "без чего пробыть невозможно," как выражались указы. При исчислении их правительство принимало во внимания не столько их достаточность для церковных учреждений, сколько то, чтобы от них оставалось как можно более остатков на государственные и общественные нужды. Да и эти урезанные оклады выдавались не сполна, а на половину (ради военного времени), а то и вовсе иногда не выдавались. Сверх того, на них же монастыри должны были содержать присылавшихся на их попечение престарелых и раненых воинов, распределяя между ними порционы незамещенных монашеских вакансий. Монастырский приказ со своей стороны всего более заботился ο том, чтобы собрать с своего ведомства все, что с него требовалось, и не поплатиться на недобор, и очень мало обращал внимание на главное - на благосостояние самих вотчин, которыми управлял, а равно на благосостояние настоящих хозяев этих вотчин - церковных учреждений. Неизбежным результатом такого хозяйства его было то, что церковные учреждения стали быстро приходить в упадок; архиерейские дома скудели, монастырские здания и церкви стояли без ремонта и разваливались, церковные вотчины разорялись и пустели от непомерных сборов и крестьянских побегов. По учреждении Св. Синода церковные имения снова были отданы в заведование духовных властей, и сам монастырский приказ перешел в ведомство Синода. Но архиереи и монастыри и после этого не могли распоряжаться своими вотчинными доходами самостоятельно, а должны были довольствоваться с них одними своими штатными окладами, все же остальное целиком отдавать в распоряжение правительства. Монастырский приказ, оставшийся центральным органом церковного хозяйственного управления, и под ведомством Синода должен был руководствоваться теми же правилами, что прежде под ведомством Сената, причем ответственность за недоборы, которую он нес прежде сам один, легла теперь главною своею тяжестью уже на Св. Синод. Таким образом, духовное ведомство с управлением своими вотчинами приняло на себя только лишние хлопоты и тяжелую ответственность без особенных выгод. Юридически вотчины эти считались церковной собственностью, но фактически духовное ведомство было над ними только управляющим, а настоящим хозяином было государство. Β таком состоянии вопрос ο церковных вотчинах оставался до 1760-х годов, склоняясь, очевидно, к решению в смысле полной их секуляризации. Между тем еще при самой передаче этих вотчин духовенству, они были уже разорены и имели на себе свыше миллиона недоимок. Как Св. Синод ни доказывал, что недоимки эти образовались еще при светском управлении вотчинной экономией, и что духовное ведомство ничем в них не повинно, правительство так и осталось в убеждении, что и в недоборах, и в дурном состоянии вотчин виновато небережливое и неумелое хозяйство одной "духовной команды." При Анне Иоанновне до церковных вотчин добралась страшная доимочная канцелярия и разорила их вдосталь. Из подозрительности к духовным властям сбор недоимок был поручен светским властям и военным командам, а в 1738 году коллегия экономии, заменившая монастырский приказ (с 1726 г.) и управлявшая вотчинами, была совсем переведена в ведомство Сената, и так усердно начала расходовать церковно-вотчинные суммы на государственные надобности, что, например, в 1740 г. не из чего оказалось выдать жалованья даже членам Св. Синода. Благочестивая Елизавета Петровна опять отдала церковные вотчины в руки духовенства, но к концу своего царствования и она стала доходить до секуляризационных соображений. На одной конференции Синода и Сената в 1757 г. она определила положение вопроса ο церковных вотчинах весьма выразительно, заметив, что духовные учреждения, "не имея власти употреблять свои доходы инако, как только на положенные штатом расходы, суетное себе делают затруднение управлением вотчин," и собиралась составить об них новые распоряжения, но не успела сделать этого до самой своей кончины.

Император Петр III первый сделал решительный шаг, распорядившись включить все церковные вотчины в общий состав имуществ государственных, а на содержание церковных учреждений и лиц определить штатное жалованье. Но такая крупная реформа на первый раз сильно поразила духовенство и была принята им до того не сочувственно, что послужила не последним поводом к свергнувшему этого императора перевороту. Его преемница Екатерина II на первых порах по восшествии на престол должна была осудить и отменить распоряжения своего супруга, хотя в душе была совершенно с ними согласна. Дело секуляризации церковных вотчин, однако, настолько уже созрело и притом было тогда таким модным делом по всей Европе, что откладывать его решение в дальний ящик императрица нашла нерасчетливым и едва только утвердилась на престоле, как созвала для решения этого дела комиссию из духовных и светских лиц. Β 1764 г. работы комиссии были закончены; все церковные вотчины были переданы в государственное ведомство под именем экономических. Архиерейские дома и монастыри разделены на три класса и снабжены соответственными каждому классу окладами жалованья с прибавкой к денежным окладам известного количества земель и разных угодий; определены также оклады на соборы, архиерейские богадельни, инвалидов (вместо содержания их в монастырях) и на духовные школы. Замечательно, что некоторые из Екатерининских окладов были гораздо меньше тех, какие в свое время назначал Петр III, притом же не простирались на монастыри безвотчинные - последние или оставлялись на их собственном содержании, или закрывались. Между тем выгоды, какие получила от всей этой операции казна, были очень велики: на оклады всего духовного ведомства ежегодно отпускалось всего 462868 руб., тогда как одного крестьянского оброка с отобранных вотчин (910 866 душ) она получала 1 366 229 руб., кроме разных других вотчиных доходов. Оклады эти, впрочем, время от времени увеличивались, и к концу царствования Екатерины доросли до 500 000 руб. с лишним.

Протест Арсения Мацеевича и его судьба.

Образованное общество и в России, и в Европе прославляло Екатерину за такое модное тогда дело. Но высшее русское духовенство, конечно, было недовольно, хотя и молчало. На откровенный протест отважился только один архиерей из малороссов, - Арсений Мацеевич Ростовский. Β 1763 г., еще во время предварительных работ комиссии ο вотчинах, от него поступили в Синод одно за другим два доношения, в которых он горячо доказывал неприкосновенность церковного достояния, которого не трогали даже татарские ханы, и несправедливость затеянного правительством дела и угрожал в будущем полными упадком в России всего монашества, а c ним и архиерейства и превращением от того всего Русского государства со всеми его чинами и академиями в государство беспоповское, протестанское, даже атеистское. Императрица была чрезвычайно раздражена этим протестом, но предала беспокойного архиерея суду самого же Синода. Синод лишил его сана и, как оскорбителя Величества, решил препроводить к светскому суду, по которому он должен был подвергнуться смертной казни. Екатерина ограничилась только приговором Синода, и Арсений отправлен был на заточение в Карельский монастырь. Дело, однако, этим не кончилось: в 1767 году, по доносам из монастыря в хулах на судей и императрицу он был снова судим, лишен монашества и под именем "Андрея Враля" заключен секретно в Ревельскую крепость, где и скончался в 1772 г. Память его в народе окружена была большим уважением и разными легендами об его пророчествах (касательно гибели его судей), чудесах и посмертных явлениях. Все противодействие делу секуляризации только этим протестом и ограничилось. Β 1786 году церковные вотчины были секуляризованы в Малороссии. Тогда же закрыта сама коллегия экономии, державшая секуляризованные вотчины доселе в своем отдельном ведомстве, и вотчины эти окончательно слились с имениями государственными под управлением казенных палат. B 1788 г. сделаны соответствующие распоряжения ο монастырских вотчинах губерний Харьковской, Екатеринославской, Курской и Воронежской. Наконец, по присоединении к России западного края и Закавказья, населенные церковные земли в разное время (при Николае I и Александре II) отобраны и там с приличным за них вознаграждением духовенства из казны. Из распоряжения касательно содержания церковных учреждений после Екатерининских штатов замечательны: при Павле I - увеличение штатных окладов духовенства почти вдвое и прибавление архиерейским домам и монастырям земельных и других угодий; при Александре I - дозволение им (1805 и 1810 гг.) вновь приобретать недвижимые имения, с особого, впрочем, на каждый раз Высочайшего разрешения; при Александре II издание новых возвышенных штатов для архиерейских домов.

Перемены в положении белого духовенства.

Содержание белого духовенства оставалось постоянно на попечении главным образом приходских обществ. Β Прибавлении к Духовному регламенту высказано было предположение назначить в пользу приходских причтов постоянные годовые взносы со всех приходских дворов, но предположение это не осуществилось. Между тем при Петре уменьшилось и то благосостояние, каким духовенство пользовалось прежде. По случаю войны сокращена была наполовину царская руга ружным церквам. Некоторые доходные статьи духовенства - мельницы, рыбные ловли, пчельники, бани, наемные помещения при домах - объявлены оброчными статьями казны. Β 1722 г. причтам запрещены были праздничные славленья по приходам, кроме Рождественского, и хождения с иконами. Появились новые сборы на школы, богадельни, на полковое духовенство, сбор со священников драгунских лошадей, а с церковников по рублю в год за освобождение от личной военной службы, повинности пожарная, караульная и другие. Более полезными для улучшения средств духовенства были только меры к более равномерному распределению приходов и сокращению числа церквей и причтов штатами 1722 г., которых правительство держалось потом почти в течение всего XVIII в.; на 100-150 дворов прихода полагался причт из 3 или 4 членов, на 200-250 двойной, на 250-300 и более - тройной. Благочестивое царствование Елизаветы принесло духовенству несколько более выгод: ружным церквам возвращена их руга; восстановлены славленья по домам прихожан, последовало освобождение духовенства от некоторых повинностей - полицейских, подводной, постоянной; кроме того, при общем межевании земель в 1754 г. положено было продолжить надел церквей землями, который остановился еще в конце XVII столетия. Надел этот, впрочем, начался уже при имп. Екатерине с 1765 г. - количество его было определено в 33 десятины на причт. Любопытно, что в комиссии ο составлении нового уложения со стороны дворянства, желавшего полной монополии землевладения в империи, раздавались голоса, требовавшие отобрания y духовенства и тех земель, какие y него уже были. Императрица не разделяла этого мнения, и надел церквей землями производился при ней довольно деятельно, охватив к концу царствования 23 губернии. Но зато она положительно отказалась для улучшения быта духовенства воспользоваться средствами секуляризованных церковных вотчин, хотя духовенство на эти средства много рассчитывало по обещанию самой же императрицы, высказанному при начале секуляризационной операции. Β штаты вошли только соборы и до 105 церквей, имевших вотчины, и то с очень скупыми окладами - на все до 16400 руб. Β 1765 г. императрица, с голоса западных обличителей тамошнего клерикального корыстолюбия, вздумала защищать от такого же корыстолюбия и своих подданных, и выдала обязательную таксу за требы с крайне ничтожными цифрами - 3 коп. за крещение, 10 коп. за брак, столько же за погребение и т. д. При императоре Александре I такса эта была возвышена вдвое. Император Павел, благоволивший к белому духовенству, продолжив надел церквей землями, возложил обработку этих земель в пользу причтов на прихожан, но Александр I отменил это распоряжение, как неудобное на деле. Большие надежды возбудил в духовенстве известный комитет 1808 г., предназначавший из проектированного им капитала значительные оклады на все причты (от 300 до 1000 р. на причт), но, как известно, предположения его не осуществились, а между тем из-за них остановлен был надел церквей землями, в ожидании будущих благ признанный тогда уже не нужным. Из нового капитала духовенству пришлось попользоваться очень немногим. Так, из него положено было выдавать классные оклады ученому духовенству по ученым степеням, временные пособия причтам, разорившимся от пожаров, неурожая и пр., и по 150000 р. в год на пенсии духовным лицам и попечительства ο бедных духовного звания. Попечительства эти учреждены в 1823 г. при консисториях; кроме указанного пособия из духовно-учебного капитала, в пользу их назначены особые кружечные сборы, разные штрафные деньги из консисторий, доходы с кладбищ и остатки штатных сумм из монастырей. При имп. Николае I надел церквей землями снова усилен. Кроме того, для западных епархий с 1842 г. назначены причтам небольшие, вспомогательные к их приходским средствам оклады казенного жалованья, которые с 1843 г. стали постепенно распространяться и на другие епархии. Тогда же утверждено положение об обеспечении сельского духовенства землями, церковными домами и пособиями от прихожан. С 1860-х годов вопрос об обеспечении духовенства подвергся особенно тщательному обсуждению и в правительственных сферах, и в литературе, и среди самого духовенства. Β 1862 г. образовано было особое присутствие по делам духовенства из членов Синода, обер-прокурора, министров внутренних дел и государственных имуществ и других лиц (действовало до 1885 года), а в 1863 г. открылись губернские присутствия из представителей местной администрации, духовенства и общества под председательством архиереев. Β том же году циркуляром главного присутствия намечено самое направление последующих работ по вопросу об обеспечении причтов - рекомендовалось в этом деле, как общественном, обращать внимание не столько на правительственные, сколько на общественные и, в частности, на приходские средства, возбуждая самодеятельность приходских обществ. Возбуждение этой самодеятельности выразилось в учреждении с 1864 г. по приходам приходских попечительств, восстановлении и открытии при церквах братств, в пожертвованиях на причты, назначении им по местам (в Таврической губернии) годового приходского жалованья, разных в пользу них постановлениях земств и прочего. Духовенство со своей стороны предпринимало разные меры самопомощи, изыскивая средства для образования своих детей, заводя свечные епархиальные заводы, учреждая эмеритальные кассы. Правительственные мероприятия состояли в новых нормальных штатах для соборных и приходских причтов и возвышении им окладов жалованья (с 1864 г.), особенно в Западном и Прибалтийском крае, в распоряжениях об отводе им земель, постройке домов, отпуске леса, возвышении пенсионных окладов и т. д. С 1893 г., по державной воле, возобновлен ежегодный прибавочный отпуск из казны на распространение окладов жалованья духовенству в тех епархиях, где их еще не было. С 1895 г. отпуск этот с 250000 увеличен до 500000 рублей.

Кроме вопроса ο материальных средствах духовенства, в жизни его за описываемое время обращает на себя внимание развитие его сословной наследственности. При Петре I оно окончательно сформировалось в особое сословие, и притом замкнутое. B интересах государственной службы и тягла доступ в него из других, служилых и тяглых, сословий был почти вовсе закрыт. Притом же для церковной службы стало обязательно требоваться известное специальное образование, и воспитанники духовных школ скоро заслонили доступ к церковным местам для всех посторонних людей. Вместе с тем постепенно стали падать и приходские выборы на эти места - архиереи знали воспитанников своих школ сами, и лучше всех приходских избирателей. Понятно, что при таких условиях все прежние формы наследственности церковного служения могли развиваться совершенно беспрепятственно. Духовная школа, воспитанники которой могли получать церковные места, по правилам образования, и помимо прав наследственных, мало повредила наследственникам; последние, поучившись в ней, только еще более укрепляли свои наследные права. Часто, впрочем, и неученый наследник имел возможность пересилить своего ученого соперника, опираясь на известные владельческие права свои на наследное строение при церкви и запрашивая за него с претендента на свое наследное место непомерную плату. Петр Великий распорядился поэтому, чтобы члены причтов жили не в своих, а в церковных домах, и чтобы собственные их дома прихожане купили в пользу церкви, но это распоряжение было так же не выполнимо, как подобное же распоряжение собора 1667 г. ο выкупе прихожанами y духовенства св. Божиих церквей. Комитет 1808 г. для устроения церковных домов проектировал особый строительный капитал, но он весь потом расходовался на постройки по одному духовно-учебному ведомству. Определение сословных прав духовенства, вследствие крайней его приниженности, шло весьма медленно. По своей подсудности одному духовному начальству оно давно уже имело значение класса привилегированного, но по платежам и повинностям долго не отделялось от податного люда. Каноническая свобода его от личного податного состояния в древней Руси оказывалась неприложимой к жизни, потому что раскладка податных сборов производилась тогда y нас не по душам или лицам, а по дворам и землям, которые подлежали им и во владении духовенства. Β первый раз свобода эта оказалась осуществимой только при Петре после введения для податных классов подушного оклада, от которого священнослужители были освобождены. Но и после этого в 1721-1722 гг. Св. Синоду стоило немалых хлопот испросить свободу от податного состояния церковникам и детям священнослужителей: дети церковников так и остались тогда в окладе. За всем тем на духовенстве все-таки долго, до царствования Елизаветы, оставались разные особые личные повинности - караульная, пожарная, рассыльная, постойная, подводная. Гражданское принижение духовенства так было для всех привычно, что еще при Екатерине II в комиссии ο новом уложении митр. Гавриилу с трудом удалось отстоять духовное сословие от причисления к мещанству и сохранить за ним "благородное" значение; но оно все-таки и после этого не получило одного из важнейших прав благородного состояния -свободы от телесных наказаний по светскому суду. Право это даровано священнослужителям при Павле и Александре I указами 1796 и 1801 гг., а церковнослужителям уже в 1863 г., при общей отмене телесных наказаний.

Немудрено, что и выход из духовного сословия долго был открыт только в податное состояние или же в солдаты, отчего оно замыкалось и с этой стороны, накопляя внутри себя множество лишних людей, не желавших из него выходить, и требуя для своего очищения от них внешних и часто насильственных мер. Лишних священнослужителей архиереи старались распределять в викарии к церквам и в учители духовных школ, а правительство предоставляло им (до XIX столетия) полную свободу слагать сан и поступать в гражданскую службу и другие состояния. Излишек их так был велик, что духовные власти в течение всего XVIII в. едва могли вывести даже крестцовое духовенство, против которого вооружались с особенной силой. Для уменьшения числа лишних церковников и детей духовенства с 1703 г. употреблялись разборы, по которым их забирали в солдаты или в подушный оклад. Разборы эти периодически повторялись в каждое царствование. Особенно тяжелы они были в царствование имп. Анны, когда духовенство заподозрено было в недоброжелательстве правительству. Β 1730 r., при воцарении Анны Иоанновны, вследствие несвоевременности и неясности распоряжений, вышла путаница из-за присяг на верноподданство новой государыне, так что многие причты присягали ей уже в 1732 г., а иные вовсе не присягали. За это множество церковников и детей духовенства было отдано в солдаты или в подушный оклад; кроме такого отчисления от своего сословия, виновные по делу ο присягах наказывались еще жестоко плетьми. Наказанию этому подвергались и не бывшие y присяг священнослужители, некоторые были даже расстрижены и тоже попадали или в оклад, или в солдатство. Множество духовных лиц пострадало таким же образом и подверглось ссылке в Сибирь еще за связи с разными опальными людьми и за опущение царских молебнов и панихид. Духовное сословие было опустошено до того, что Св. Синод насчитывал по епархиям целые сотни церквей, остававшихся вовсе без причтов; вследствие этого в 1974 г. он обратился к императрице с докладом, прося наконец пощады своему ведомству. Императрица указала остановить разбор. Со времени имп. Елизаветы разборы стали значительно легче, касаясь главным образом людей безграмотных, к церковной службе совсем негодных или чем-нибудь себя опорочивших; притом же отписываемым от духовного сословия по большей части давалось дозволение избирать себе род жизни добровольно самим. Был один только суровый разбор, напоминавший старые разборы - это при имп. Павле I. Последний разбор был при императоре Николае I в 1830-1831 годах. Наконец, указами 1827 и 1830 годов (о поступлении в военную и гражд. службу) и статьями свода законов 1842 г. были точно определены права рождения и воспитания священно и церковно-служительских детей, и для них получилась возможность более выгодного и почетного выхода из своего сословия с правами некоторой привилегированности при избрании службы или другого рода занятий, по самому происхождению и без приписки к податному состоянию. Окончательное расторжение сословной замкнутости духовенства последовало в 1869 г.: 16 апреля определены были новые сокращенные штаты церквей, а указом 26 мая дети духовенства вовсе отчислены от состава духовенства - священнослужительские с правами личного дворянства или потомственного почетного гражданства, церковно-служительские с правами личного почетного гражданства, после чего духовное сословие определилось только кругом лиц, состоящих на действительной церковной службе.

Духовное просвещение.

ПЕРИОД ПЯТЫЙ. Синодальный. Церковное управление.

Распространение веры