Святитель Афанасий Великий родился в Александ­рии в 293 году в христианской семье. В отличие от многих других знаменитых богословов философии он не изучал, хотя и получил хорошее образование. Еще в молодых летах он предался строгому аскетизму. В 319 году он был посвящен в диакона епископом алек­сандрийским Александром и участвовал в Никейском соборе (325 год). По смерти Александра (328 год) Афа­насий был избран его преемником, после чего занимал епископскую кафедру в Александрии в течение сорока семи лет, из которых пятнадцать провел в изгнании.

В 335 году стараниями своих противников-ариан Афанасий был низложен Тирским собором и осужден на изгнание в город Трир на далеком Западе. По смер­ти Константина I (337 год) он возвратился из ссылки, но вражда ариан была очень сильна, и они продолжа­ли интриговать против него. Несколько лет спустя, пользуясь поддержкой императорских солдат, они на­сильно поставили архиепископом александрийским ари-анина Григория. Афанасий был вынужден бежать в Рим к архиепископу Юлию, благодаря которому уче­ние Афанасия было объявлено согласным с православ­ными догматами на Римском соборе 341 года. В 343 году состоялась неудачная попытка примирения между арианами и никейцами на соборе в Сердике (нынешняя столица Болгарии - София). В 346 году Афанасию было разрешено вернуться в Александрию в качестве архиепископа - единственного в тот период православ­ного епископа на всем Востоке. Своим личным авто­ритетом и сочинениями он завоевал любовь и уваже­ние своей паствы, и влияние его было очень велико.

Выше уже говорилось, что в 350 году, когда арианин Констан-ций стал самодержавным монархом, ари­анство одержало победу как на Востоке, так и на За­паде. В 356 году в результате преследований Афанасий вынужден был бежать в египетскую пустыню, где он скрывался по монастырям в течение шести лет. В этот период он написал «Житие святого Антония» и мно­гие другие сочинения. В 361 году на престол взошел Юлиан Отступник — император, сделавший попытку восстановить язычество. Юлиан обращал мало внима­ния на внутрихристианские распри, и при нем всему православному духовенству было разрешено вернуться из изгнания. Арианский епископ Григорий был убит толпой во время народного восстания в Александрии, и Афанасий снова вернулся к духовной власти. Он ревностно принялся за восстановление Православия и в 362 году созвал первый православный собор со вре­мен Никеи. Его усилия по обращению язычников вы­звали раздражение Юлиана, и в том же 362 году ему пришлось в четвертый раз удалиться в ссылку, на этот раз в Фиваидскую пустыню. После смерти Юлиана Афанасий опять вернулся в Александрию "(363 год), но в царствование Валента, симпатизировавшего арианам, неугомонный епископ был вынужден снова покинуть свой город, но на этот раз всего на несколько месяцев. После этого его уже больше не беспокоили до самой смерти, последовавшей в глубокой старости в 373 году. Святитель Афанасий был замечательным человеком необычайно цельного характера. Всю свою жизнь он положил на Борьбу с арианской ересью. Не будучи тон­ким дипломатом, он не желал признавать, что небиб­лейский термин едипосущие смущал многих своей дву­смысленностью и потому нуждался в дополнительных разъяснениях. Для него единосущие было боевым кли­чем, от которого зависела судьба Православия и наше спасение. Афанасию не суждено было дожить до тор­жества Православия над арианством на Константино­польском соборе 381 года, но его последние письма были полны надежды. Он знал, что на сцене уже по­явились каппадокийские богословы, которым предсто­яло отстоять никейскую веру. Они объяснили и выра­зили ее так, что она стала приемлемой для огромного большинства восточных епископов.

Творения святителя Афанасия Великого

1. «Слово на язычников».

2.       «Слово о воплощении Бога Слова и о пришествии Его к нам во плоти». Это сочинение содержит все ос­новные положения богословского учения Афанасия,несмотря на то что он написал его еще совсем моло­дым человеком (в 317-319 гг.) до начала полемики с арианами.

3.       Три «Слова против ариан».

4.       Четыре письма «К Серапиону, епископу Тмуйсскому, о Духе Святом».

5. «Защитительное слово», в котором святой Афанасий оправдывает свое бегство во время гонений.

6.       «Защитительное слово (апология) перед импера­тором Констанцием».

7.       «История ариан», написанная для монахов и повествующая о том, что сделано было арианами при Констанции.

8.       «Житие преподобного отца нашего Антония», ос­нователя египетского монашества.

9.    «Праздничные послания». Так назывались окружные послания, расы-лаемые александрийскими епископами, в которых ежегодно сообщалась дата празднования Пасхи. Дошедшее до нас собрание праздничных посланий святого Афанасия особенно интересно содержащимися в нем описаниями церковных обычаев. Так, из знаменитого 39-го послания мы узнаем, что в Алек­сандрии признавался краткий ветхозаветный канон (каким в наше время пользуются протестанты), а грече­ские книги «Премудрости Соломоновой», «Эсфирь», «Руфь» и «Товит» в канон не входили, но рекомендо­вались для душеполезного чтения. В новозаветный ка­нон кроме обычных двадцати семи книг входили еще «Учение двенадцати апостолов» и «Пастырь Ерма».

Особняком от других произведений стоит «Житие святого Антония» - первое в истории христианской письменности житие, послужившее образцом для всей средневековой агиографической литературы. Для нас особенно интересны детали, раскрывающие идеологию и взгляды раннего монашеского движения. Описание того, как Антоний решил стать монахом, стало тради­ционным для жанра житий святых:

По смерти родителей остался он с одною малолетнею сестрою и, будучи восемнадцати или двадцати лет от роду, сам имел попечение и о доме, и о сестре. Но не минуло еще шести месяцев по смерти его родителей, он, идя по обычаю в храм Господень и собирая воедино мысли свои, на пути стал размышлять, как апостолы, оставив все, пошли вослед Спасителю, как упоминаемые в Деяниях верующие, продавая все свое, приносили и полагали к ногам апостольским для раздаяния нуждаю­щимся, какое они имели упование и какие воздаяния уготованы им на небесах. С такими мыслями входит он в храм: в чтенном тогда Евангелии слышит он слова Господа к богатому: «...Если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим, и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мною» (Мф. 19, 21). Антоний, приняв это за напомина­ние свыше ...выходит немедленно из храма, и что имел во владении от предков, дарит жителям своей веси, что­бы ни в чем не беспокоили ни его, ни сестру; а все про­чее движимое имущество продает и, собрав довольно денег, раздает их нищим, оставив несколько для сестры. Но когда, вошедши опять в храм, услышал, что Госполь говорит в Евангелии: «Не заботьтесь о завтрашнем дне» (Мф. 6, 34), ни на минуту не остается в храме, идет вон и остальное раздает людям нуждающимся; сестру, пору­чив известным ему и верным девственницам, отдает на воспитание в их обитель, а сам перед домом своим начи­нает упражняться в подвижничестве, внимая себе и пре­бывая в терпении.

(«Житие Антония». Гл. 2)

В этом описании важны следующие моменты: во-первых, обычное представление связывало монахов с пустыней, Афанасий же подчеркивает, что святой Ан­тоний ходил в церковь, то есть участвовал в сакрамен­тальной жизни общины; во-вторых, в основе его реше­ния стать монахом лежит не стремление к личному, ми­стическому общению с Богом, а библейское учение: Антоний просто хочет жить согласно Евангелию. Он удаляется от мира не потому, что хочет уединения, бе­жит суеты, а потому, что он послушен библейской за­поведи о бедности. Еще живя в миру, святой Антоний «работал своими собственными руками», «молился ча­сто», и, что особенно интересно, «память заменила ему книги» - святой подвижник был неграмотен.

Удаляясь от мира и его соблазнов, монахи стреми­лись не только к выполнению заповедей - их целью было сразиться с диаволом и победить его:

Так изнуряя себя, Антоний удалился в гробницы, бывшие далеко от селения, и сделал поручение одному знакомому, чтобы, по прошествии многих дней, прино­сил ему хлеб; сам же, войдя в одну из гробниц и затво­рив за собою дверь, остался в ней один. Тогда враг, не стерпя сего, даже боясь, что Антоний в короткое время наполнит пустыню подвижничеством, приходит к нему в одну ночь со множеством демонов и наносит ему столько ударов, что от боли остается он безгласно ле­жащим на земле; и как сам Антоний уверял, весьма жестоки были его страдания, и удары, нанесенные людь­ми, не могли бы, по словам его, причинить такой боли. Но по Божию Промыслу ...на следующий день прихо­дит тот знакомый, который приносил ему хлеб. Отво­рив дверь и видя, что Антоний лежит на земле как мертвый, берет и переносит его в храм, бывший в селении, и полагает там на земле. Многие из сродников и из жителей селения окружили Антония как мертвеца. Око­ло же полуночи приходит в себя Антоний и, пробудив­шись, видит, что все спят, бодрствует же один его зна­комый. Подозвав его к себе знаками, Антоний просит, чтобы, никого не разбудив, взял и перенес его опять вгробницу.

Так Антоний был отнесен им и, когда по обычаю дверь была заперта, остается снова один в гробнице. От нанесенных ему ударов не в силах он еще стоять на но­гах и молится лежа: «Здесь я, Антоний, не бегаю от ва­ших ударов. Если нанесете мне и еще большее число, ничто не отлучит меня от любви Христовой». Потом начинает петь: «Если ополчится против меня полк, не убоится сердце мое» (Пс. 26, 3).

(Там же. Гл. 8)

Гробницы в Египте устраивались в пещерах, и по тогдашним представлениям это было место, где царят тьма, смерть и диавол. Также и пустыня - место, где    нет источника жизни, воды - была обиталищем диаво­ла. Уносящего на себе грехи Израиля «козла отпуще­ния» выгоняли в пустыню, где ему предстояла смерть. Иисус Христос удалился в пустыню для молитвы и поста, подвергся там искушению диавола и победил его. Таким образом, гробницы и пустыня обозначали присутствие злого духа, и именно туда направлялись монахи: не для спокойного, мирного, созерцательного существования, а на страшный бой с князем мира сего. Поэтому богослужебные тексты в дни поминовения святых аскетов часто говорят о том, что вследствие монашеских усилий «пустыня процвете». Имеется в виду и духовное, и материальное процветание, ибо, по­селяясь в пустыне, монахи помимо духовных подвигов занимались земледелием, и их усилиями сухая земля, прежде завоеванная «человекоубийцей диаволом», на­чинала приносить плоды человеческих трудов, - так осуществлялось начало Царства Божия.

С прекращением гонений на христианство постепен­но установилась духовная связь между монашеством и мученичеством. В раннехристианский период только мученики почитались святыми. Своей смертью, пони­маемой как крещение в крови, они свидетельствовали Христово Воскресение. С приходом к власти Констан­тина Великого гонения прекратились и мучеников не стало. Им на смену пришли монахи, духовный подвиг которых понимался как добровольное страдание, как смерть для «этого мира»:

А когда гонение уже прекратилось и приял мучениче­ство блаженной памяти епископ Петр, тогда Антоний оставил Александрию и уединился снова в монастыре своем, где ежедневно был мучеником в совести своей и подвизался в подвигах веры. Труды его многочисленны и велики: он непрестанно постился; одежду нижнюю, волосяную, и верхнюю, кожаную, соблюдал до самой кончины; не смывал водою нечистот с тела, никогда не обмывал себе ног, даже и просто не погружал их в воду, кроме крайней необходимости. Никто не видел его раз­детым ...до того времени, как Антоний скончался и ста­ли предавать его погребению.

(Там же. Гл. 47)

При зарождении монашеского движения многие от­носились к монахам с подозрением. Святитель Афана­сий хорошо понимал важность монашества и необхо­димость удержать его под контролем Церкви, не дать ему переродиться в независимое стихийное движение. Поэтому он старается изобразить Антония в самом привлекательном виде: в его описании святой подвиж­ник не общался с еретиками, ходил в церковь, с уваже­нием относился к священнослужителям (что отнюдь не было характерно для монахов того времени) и вообще отличался приятной наружностью и нравом.

Интересен эпизод столкновения святого Антония с языческими философами, свидетельствующий о полном отсутствии взаимопонимания между монахами и пред­ставителями светской учености:

Был же он весьма разумен и, что удивительно, не учась грамоте, отличался тонкостью и проницательно-. стью ума. Однажды пришли к нему два языческих фило­софа, думая, что могут искусить Антония. Был же он на внешней горе и, догадавшись по лицу шедших, какие это люди, вышел к ним и сказал через переводчика: «Почему столько беспокоитесь вы, философы, для человека не-смысленного?» Когда же ответили они, что Антоний че­ловек вовсе не несмысленный, а напротив того - весьма умный, тогда продолжал он: «Если шли вы к человеку несмысленному, то напрасен труд ваш. А если почитаете меня разумным, то будьте такими же, каков я, потому что хорошему должно подражать, ...а я - христианин». Философы удалились с удивлением.

(Там же. Гл. 72)

В эпилоге святой Афанасий призывает своих чита­телей читать «Житие» вслух, и не только своим собра­тьям-монахам, но и язычникам. В ранней Церкви лишь очень немногие умели читать: книги были дороги, и обучение происходило со слуха. Видя в жизни святого Антония великое свидетельство веры, Афанасий счи­тал, что оно должно служить в назидание христианам и вдохновлять язычников.

Богословское учение святителя Афанасия

Учение о сотворении мира

Как и в случае Оригена, ключом к богословию свя­того Афанасия является его учение о сотворении мира. В системе Оригена акт творения происходит в вечно­сти и творение есть проявление самой сущности Бога. Бог по природе Своей не может не творить, и поэтому Он творит всегда, вечно. Творимые Им разумные тва­ри находятся в вечном общении с Творцом; именно в этом отрицании времени - главная слабость учения Оригена. Поскольку Бог творит мир не свободно, а в силу Своей «сущности», постольку тварный мир не име­ет реального независимого существования; разумные твари лишены истинной свободы, они как бы привяза­ны к своему Создателю, то отпадая, то снова неизбеж­но возвращаясь к созерцанию Его божественной сущ­ности. В такой системе наша жизнь, наша человеческая история не имеют реального смысла: возвращение пад­шей твари к Творцу предопределено от века, и в этом круговращении нет места истинной свободе - ни боже­ственной, ни тварной.

Святой Афанасий в корне отвергает такой подход. В основе его учения лежит различие между Божественной природой, φύσις (фисис) и Божественной волей, θέλημα (телима). По природе Бог - Отец, Он рождает Сына; по природе же Он посылает Святого Духа. Но творение мира происходит не по природе, но по воле Бога:

Благочестно же будет сказать, что существа созданные пришли в бытие по благоволению и хотению, а Сын - не привзошедшее, подобно твари, создание воли, но соб­ственное по естеству рождение сущности, ибо, будучи собственным Отчим Словом, не позволяет думать о ка­ком-либо предшествовавшем Ему хотении, потому что сам Он есть Отчий совет, Отчая сила и Зиждитель угод­ного Отцу... Итак, если создания произошли по хотению и благоволению... все же получило бытие Словом, то Слово состоит вне получивших бытие по хотению.

(«На ариан». Слово 3, 63, 66)

Таким образом, Богу было совсем не обязательно творить мир, Он мог «обойтись» (если можно так вы­разиться) и без него. В этом различие между природой и волей: Бог не мог не родить Сына, ибо Он - роди­тель по природе; мир Он не должен был творить, но сотворил - такова Его божественная и всеблагая воля. Можно представить себе, по крайней мере теоретиче­ски, в потенциальном смысле, что было время, когда Бог не творил и мира не существовало.

Мир, сотворенный по божественной воле, существен­но отличается от оригеновского мира, являющегося как бы продолжением божественной природы, а потому лишенного истинной независимости

От Творца в системе Афанасия творение существует по воле Бога, но само по себе. Бог и тварь имеют различную природу. Бог сотворил мир из ничего движением Своей свободной воли, и хотя после этого Он продолжает править ми­ром, «промышляет» о нем, этот свободный автономный мир противостоит Богу. Причина этого состоит в сле­дующем. Бог сотворил мир с определенной целью. Вся­кая тварь и весь мир были изначально предназначены к союзу, к единству с Творцом. Ибо Бог творил по любви и ожидал ответной любви. Центром и венцом творения является человек, который был призван объединить сво­ей деятельностью все творение и через себя осуществить союз любви между Богом и миром. Это свободное устремление твари к своему Творцу в какой-то момент отклонилось с прямого пути. Выражаясь библейским языком, произошло грехопадение. Говоря о грехопаде­нии и последовавшей за ним смерти, святой Афанасий пользуется термином тление, которое он понимает как в физическом, так и в духовном смысле:

Когда же смерть более и более овладевала... людьми и тление в них оставалось, тогда род человеческий рас­тлевался, словесный же и по образу созданный человек исчезал, и Богом совершенное дело гибло: потому что... смерть превозмогала над нами по силе уже закона, и невозможно было избежать закона, так как он, по при­чине преступления, поставлен был Богом. Выходило не­что в подлинном смысле ни с чем несообразное и вместе неприличное. Ни с чем не сообразно было Богу, изрек­ши слово, солгать... Тогда не было бы в Боге правды, если бы, когда сказано Богом, что умрешь, человек не умер. Но также и неприлично было, чтобы однажды со­творенные разумные существа и причастные Слова Его погибли и через тление опять обратились в небытие. Это недостойно было бы благости Божией, чтобы сотворен­ное Богом растлевалось от обольщения людей диаволом. С другой стороны, всего неприличнее было в людях или по собственному их нерадению, или по бесовскому обольщению уничтожиться Божию художеству.

Итак, когда истлевали словесные твари и гибли такие Божия произведения, что надлежало сделать Богу, кото­рый благ? Попустить ли, чтоб тление над ними превоз­могло и смерть ими обладала? Какая же была нужда сотворить их вначале? Надлежало бы лучше не творить, нежели сотворенным оставаться непризренными и гиб­нуть. Если Бог, сотворив, оставляет без внимания, что произведение Его истлевает, то из такого нерадения в большей мере познается бессилие, а не благость Божия, нежели когда бы не сотворил Он людей вначале... Итак, надлежало не попускать, чтоб люди поглощались тлени­ем, потому что это было бы неприлично Божией благо­сти и недостойно ее.

(«Слово о воплощении Бога Слова», 6)

Афанасий, как и все отцы Церкви, считает, что смерть и тленность не были сотворены Богом, но при­шли в мир вследствие грехопадения. Бог сотворил все «хорошим» (как говорит Библия, «благим»), но наде­ленным свободной волей и способным к восстанию против Него. Результатом восстания явилась смерть -мощная космическая реальность, захватившая власть и поистине воцарившаяся в «этом мире».

Учение о спасении

Спасение, согласно Афанасию, заключается не про­сто в прощении грехов рода человеческого, но в из­бавлении мира от смерти и тления:

Посему-то бесплотное, нетленное, невещественное Бо­жие Слово приходит в нашу область, от которой и преж­де не было далеким, потому что ни одна часть творения не осталась лишенною Его, но, пребывая с Отцом Своим, наполняет Оно и всю вселенную во всех частях ее. Но приходит, снисходя к нам Своим человеколюбием и явле­нием среди нас. И видя, что словесный человеческий род гибнет, что смерть царствует над людьми в тлении; при­мечая также, что угроза за преступление поддерживает в нас тление и несообразно было бы отменить закон прежде исполнения его; примечая и неприличие совершившегося, потому что уничтожалось то, чему Само Оно было созда­телем; примечая и превосходящее всякую меру злонравие людей, потому что люди постепенно до нестерпимости уве­личивали его ко вреду своему; примечая и то, что все люди повинны смерти, - сжалилось Оно над родом нашим, уми­лосердилось над немощью нашей, снизошло к нашему тлению, не потерпело обладания смерти и, чтоб не погиб­ло сотворенное и не оказалось напрасным, что соделано Отцом Его для людей, - приемлет на Себя тело, и тело, нечуждое нашему. Ибо непросто восхотело быть в теле и не явиться только пожелало. А если восхотело бы только явиться, то могло бы совершить Свое Богоявление и по­средством иного, совершеннейшего. Но приемлет наше тело, и не просто, а от Пречистой, нерастленной, неискусомужней Девы, тело чистое, нимало неприкосновенное мужескому общению. Будучи всемогущим и Создателем вселенной, в Деве уготовляет в храм Себе тело и усвояет Себе оное, как орудие, в нем давая  Себя познавать и в нем обитая. И таким образом, у нас заимствовав подоб­ное нашему тело, потому что все мы были повинны тле­нию смерти, за всех предав его смерти, приносит Отцу. И это совершает Он по человеколюбию для того, чтобы, с одной стороны, поелику все умирали, закону об истлении людей положить конец тем, что власть его исполнилась на Господнем теле... а с другой стороны, людей, обратив­шихся в тление, снова возвратить в нетление и оживотво­рить их от смерти присвоением Себе тела и благодатию Воскресения уничтожая в них смерть, как солому огнем.

(Там же, 8)

Спасение мира для святого Афанасия - не спекуля­тивная проблема, как для Оригена, а вопрос жизни и смерти. Тварный мир - настоящий, живой и потому драгоценный в глазах Бога; смерть - настолько могу­щественный враг, что победить ее можно только из­нутри, только ее же оружием - смертью, и притом смер­тью Самого воплощенного Бога. Ради этого и проис­ходит Боговоплощение, которым превозмогается власть смерти, уничтожается тление:

Слово знало, что тление иначе не могло быть прекра­щено в людях, как только непременною смертью; умереть же Слову, как бессмертному и Отчему Сыну, было невоз­можно. Для сего-то самого и приемлет Оно на Себя тело, которое бы могло умереть, чтобы, как причастное над всеми сущего Слова, довлело Оно к смерти за всех, чтобы ради обитающего в нем Слова пребыло нетленным и что­бы, наконец, во всех было прекращено тление благодатью воскресения. Потому воспринятое Им на Себя тело при­нося на смерть, как жертву и заклание, свободное от вся­кой скверны, этим приношением сходственного во всех подобных уничтожило немедленно смерть. Ибо Слово Божие, будучи превыше всех, и Свой храм, Свое телесное орудие принося в искупительную за всех цену, смертью Своею совершенно выполнило должное, и таким образом, посредством подобного тела со всеми сопребывая, нетлен­ный Божий Сын, как и следовало, всех облек в нетление обетованием воскресения. И самое тление в смерти не имеет уже власти над людьми, ради Слова, вселившегося в них посредством единого тела... Погиб бы род челове­ческий, если бы Владыка и Спаситель всех, Сын Божий, не пришел положить конец смерти.

(Там же, 9)

В отличие от неоплатоников, понимавших спасение как достижение видения Бога, святитель Афанасий го­ворит об обожении, то есть о достижении нетленного состояния. Обожение возможно только благодаря воп­лощению Бога Слова, который воспринял плоть, дабы мы могли стать носителями Духа:

Кто же не подивится сему? Или кто не согласится, что воистину Божие это дело? Ибо если бы дела, свойствен­ные Божеству Слова, совершились не посредством тела, то человек не был бы обожен. И наоборот, если бы свой­ственное плоти не приписывалось Слову, то человек не освободился бы от сего совершенно, но хотя, как сказа­ли мы прежде, избавился бы ненадолго, однако же в нем оставались бы еще грех и тление, как было это с людь­ми, жившими прежде... Многие соделались святыми и чистыми от всякого греха: Иеремия был освящен от ма­тернего чрева (Иер. 1, 15). Иоанн, носимый еще во чре­ве, «взыграл радостно» от гласа Богородицы (Лк. 1, 44). Однако же «смерть царствовала от Адама до Моисея и над несогрешившими, подобно преступлению Адама» (Рим. 5, 14). А таким образом, люди тем не менее оста­вались смертными, тленными, доступными свойственным естеству страданиям. Теперь же, поскольку Слово сдела­лось человеком и Себе усвоило собственное плоти, сие не касается уже тела по причине бывшего в теле Слова, но истреблено Им, и люди не остаются уже грешными и - мертвыми по своим страстям, но, восстав силою Слова, навсегда пребывают бессмертными и нетленными. Посе­му, когда рождается плоть от Богородицы Марии, ро­дившимся именуется Тот, Кто другим дает бытие, чтобы на Себя перенести Ему наше рождение и нам, как еди­ной земле, не отходить в землю, но, сочетавшись со Сло­вом, которое с неба, от Него быть возведенными на небо. Поэтому, не без причины перенес Он на Себя также и прочие немощи тела, чтобы мы уже не как человеки, но как свои Слову, стали причастниками вечной жизни. Ибо не умираем уже по прежнему бытию в Адаме, но посколь­ку бытие наше и все телесные немощи перенесены на Слово, то восстаем от земли по разрешении клятвы за грех Тем, Кто в нас и за нас соделался клятвою (прокля­тием). И это справедливо. Как все мы от земли сущие умираем в Адаме, так, возродившись свыше водою и Духом, все оживотворяемся во Христе, потому что плоть наша есть уже как бы не земная, но со Словом приведен­ная в тождество самим Божиим Словом, которое ради нас стало плотью.

                                       («Против ариан», 3, 33)

Христология

Учение Афанасия о Христе явно отражает александ­рийскую традицию, представители которой, обсуждая Воплощение, опирались на текст из четвертого Еванге­лия: И Слово стало плотию (Ин. 1, 14). Соперничавшая с александрийской антиохийская традиция предпочитала говорить о вочеловечившемся Слове. По-гречески сло­во «плоть» σφκς (саркс) имеет оттенок, указывающий на материальный аспект человеческого существования. Выражение «Слово стало плотью» можно истолковать как «Слово восприняло человеческое тело». Именно так понимал Воплощение Аполлинарий Лаодикийский (ос­нователь ереси аполлинаризма), кстати сказать, бывший другом святого Афанасия. Аполлинарий учил, что во Христе Бог Слово заменил душу человека Иисуса. Та­кое понимание в конце концов привело к монофизитской ереси, ибо оно явно умаляло реальность человече­ства во Христе, отрицало его полноту, поскольку пол­нота человечества включает и человеческую душу.

С другой стороны, антиохийское учение о Христе как о вочеловечившемся Слове, могло привести к про­тивоположному недоразумению, а именно, к понима­нию Воплощения как соединения Бога Слова, сохра­нившего при этом Свою божественную природу, с конкретным человеком, Иисусом. Такое богословие ви­дит во Христе две личности - божественную и человече­скую - и в конечном итоге ведет к несторианству.

Обе традиции, антиохийская и александрийская, имели в виду одну и ту же реальность. Евангелист Иоанн писал по-гречески, но образ мысли у него был семитский. Поэтому, употребляя греческое слово «плоть», имеющее столь материальный оттенок для греческого слушателя, он, конечно, имел в виду еврей­ское значение этого слова (басар), обнимающее всю живую реальность человеческого существования, как материальную, так и духовную. Именно в этом смысле пользовался словом «плоть» и святой Афанасий. Он видел во Христе одно Лицо - Божественное Слово, вос­принявшее не отдельную человеческую личность, а че­ловеческую природу. Задолго до Эфесского собора, ут­вердившего догмат о Богородице, Афанасий называл Деву Марию Божией Матерью. Все действия Спасите­ля он приписывал Богу Слову как единой личности. Но утверждая единство Христа как воплощенного Сло­ва, Афанасий, как и все александрийцы, не всегда чувствовал, что его терминология открывает возможность умаления человеческой природы Спасителя - опас­ность, которой не избежал Аполлинарий.

Учение о Троице

Основная заслуга святителя Афанасия состоит в его борьбе с арианством. В то время как в восточной Церк­ви не осталось ни одного православного епископа, он -один против всех - мужественно отстаивал православ­ную никейскую веру, провозгласившую едипосущие Отца и Сына. Как уже обсуждалось выше, этот небиб­лейский термин имел дурную репутацию и был осуж­ден на Антиохийском соборе в III веке как выражение модалистской ереси (если сущность одна, то нет и ре­ального различия между Лицами Святой Троицы: Отец, Сын и Дух Святой - лишь различные выражения (мо­дусы) одной и той же сущности).

Афанасий не вдавался в богословские тонкости. Сра­жаясь с арианством за единосущие, он отстаивал са­мый смысл, самое существо христианства. Воплощение, смерть и Воскресение Христа принесли миру спасение. Отрицая единосущие Христа Отцу, арианство угрожа­ло разрушить самую сущность и основание христиан­ской веры: человечество нуждается в спасении, но спа­сение возможно только от Бога, поэтому Христос - и человек, и Бог, а иначе мы не спасены. Святой Афана­сий твердо знал, что, только отстояв единосущие, мож­но сохранить чистоту православной веры. Его не сму­щало, что для этого приходится вводить в употребле­ние непривычное слово, не нравившееся большинству богословов. Всякие философские рассуждения по пово­ду реального смысла этого слова он считал ненужны­ми и даже опасными:

Не должно же доискиваться, почему Слово Божие не таково, как наше, потому что, как сказано уже, и Бог не таков, как мы. Неприлично также доискиваться: как Слово от Бога, или как Оно - Божие сияние, или как рождает Бог и какой образ Божия рождения. Кто отва­живается на подобные исследования, тот безумствует,