На главную
страницу

Учебные Материалы >> Патрология.

Протоиерей Иоанн Мейендорф. Введение в Святоотеческое Богословие.

Глава: Глава 5. Святитель Киприан Карфагенский.

В творениях другого африканского богослова, свя­того Киприана, епископа Карфагенского, мы находим приблизительно ту же проблематику, что и у Тертул­лиана, от которого Киприан в богословском отноше­нии находился в сильной зависимости, не обладая, впрочем, склонностью к крайностям и неумеренным темпераментом своего учителя.

Киприан родился около 200-210 гг. в столице афри­канской области Карфагене - крупном торговом и ин­теллектуальном центре, где процветала космополити­ческая культура. Биография Киприана известна нам из его собственных писем и трактатов. Сохранился также официальный отчет о его аресте, следствии и мучени­ческой смерти. Он был родом из богатой и знатной языческой семьи, получил хорошее образование, после чего преподавал риторику (словесность) и имел адво­катскую практику. Будучи уже средних лет, после мно­гих раздумий, он обратился в христианство, вскоре после чего сделался священником, а потом и епископом Карфагена. Епископом он был избран по единодушно­му требованию всей карфагенской церкви, хотя у него и был конкурент - старший и более заслуженный пре­свитер Новат. Это послужило поводом для личной неприязни со стороны Новата и впоследствии сыграло свою роль в жизни и карьере Киприана.

Вскоре после вступления Киприана на епископский престол император Декий начал жестокое преследова­ние христиан (250 г.). Произошло это неожиданно, по­сле двадцати лет терпимости, в продолжение которых Церковь разрослась, осмелела и набралась сил, а сле­довательно, сделалась более уязвимой для гонителей.

Декиево гонение отличалось тем, что впервые за всю историю христианства всех христианских граждан Рим­ской империи принуждали к языческим жертвоприно­шениям. Многим казалось, что такое жертвоприноше­ние - пустая формальность, и поэтому число отступ­ников в этот раз было намного больше, чем в прежние гонения.

В разгар гонений Киприан укрылся в потаенном ме­сте, откуда он часто сообщался со своей паствой и ду­ховенством. Его осторожность навлекла упреки в тру­сости, и особенно после того, как римский папа Фабиан скончался мученической смертью. Некоторые кол­леги Киприана прямо обвинили его в «недостаточно героическом поведении».

В 251 году гонение прекратилось, и встал вопрос, что делать с отступниками: возможно ли, и если возможно, то каким образом, снова принять их в лоно Церкви? В те времена отступничество считалось смертным грехом, и, по мнению многих, примирение отступников с Цер­ковью было невозможно. Давнишний противник Кип­риана Новат придерживался того мнения, что прини­мать отступников обратно в Церковь могут только «ис­поведники», то есть люди, подвергшиеся гонениям и открыто исповедавшие свою веру, которые по той или иной причине не погибли мученической смертью (то ли гонение кончилось, то ли римский чиновник попался неисполнительный и тому подобное). Иными словами, они открыто выразили готовность умереть за веру, но в силу обстоятельств не умерли.

Другая категория христиан, не отступивших от веры, состояла из людей, которых просто не поймали рим­ские власти, и к этой-то категории принадлежал сам епископ Киприан. Исповедники настаивали на своем исключительном праве судить всех отступников и при­нимать их в Церковь. Киприан же считал, что только епископ как глава Церкви может нести ответственность за примирение отступников. В ответ партия исповед­ников хором осуждала самого Киприана, обвиняя его в трусости и недостойном поведении. На местном карфагенском соборе (251 г.) было решено, что отступни­ки могут быть допущены к покаянию и, хотя бы на смертном одре, снова приняты в лоно Церкви, но толь­ко епископским судом. Недовольная этим решением, целая группа пресвитеров-исповедников во главе с Новатом откололась от Церкви. Этим проблемам - от­ступничества и раскола - посвящены два основных со­чинения святого Киприана - «О падших» и «О един­стве кафолической Церкви».

В 255 году Киприан принимает участие еще в од­ном споре касательно крещения еретиков. Как и Тер­туллиан, Киприан считал, что крещение еретиков нельзя считать действительным, потому что крещение невоз­можно вне Церкви и, по существу, есть вступление в Церковь. Этот взгляд на вещи был официально провоз­глашен на трех карфагенских соборах (255-256 гг.), выз­вав резкое неодобрение со стороны римского папы Сте­фана. Однако всем спорам вскоре пришел конец, так как в 258 году император Валериан провозгласил но­вый эдикт против христиан. В ходе разразившихся го­нений и Киприан, и папа Стефан погибли мучениче­ской смертью.

Творения святого Киприана можно в основном раз­делить на апологетические и этические. Особняком сто­ят уже упоминавшиеся книги  «О падших» и «О един­стве Кафолической Церкви». Апологетические сочине­ния Киприана написаны в традиции апологий Тертул­лиана и отличаются таким же строгим максимализмом. До нас дошли три длинных письма, по сути дела напи­санных в форме трактатов. В письме «К Донату» опи­сывается обращение Киприана в христианство и обсуж­дается природа крещения как вступление в новую жизнь, наполненную покоем и счастьем христианской веры. Письмо «К Димитриану» представляет опровер­жение язычника Димитриана, утверждавшего, что хри­стиане повинны в войне, море, голоде и засухе. Эти напасти объяснялись нежеланием христиан совершить жертвоприношение идолам. Письмо «К Квирину» очень важно для историков, изучающих латинский текст Библии, ибо оно содержит множество ветхозаветных ци­тат в раннем латинском переводе под различными за­головками.

Сочинения Киприана на этические темы также об­наруживают сходство с писаниями Тертуллиана. Нам известно несколько коротких трактатов, из которых особый интерес представляют следующие: «Об одежде девственниц», «О благе терпения» и «О ревности и за­висти». В маленькой книге «О смертности», написан­ной во время чумы, разразившейся сразу же после Декиева гонения, описывается христианское отношение к смерти; ничем так не отличаются христиане от языч­ников, как духом, с которым они приветствуют окон­чание жизни. Киприан осуждает обычай оплакивать мертвых, так как для верующего человека смерть во Христе ведет к бессмертию и вечному вознаграждению, освобождая его от трудов и невзгод этого мира для поселения в истинном отечестве:

Покажем себя истинно верующими: не будем оплаки­вать кончины друзей наших и, когда наступит день на­шего собственного призыва, пойдем неукоснительно и благодушно на голос зовущего нас Господа. Надобно размышлять, возлюбленнейшие братья, и часто думать о том, что мы отреклись от мира и находимся здесь вре­менно, как гости и странники. Будем же благословлять день, который каждого из нас приводит к собственному его жилищу, который, восхитив нас от земли и разрешив от мирских уз, возвращает нас в рай и в Царство Небес­ное. Кто, находясь на чужой стороне, не спешил бы вер­нуться в отечество? ...А мы отечеством своим почитаем рай... почему же не спешим скорее увидеть свое отече­ство, приветствовать родных... К ним-то поспешим... с неудержимой любовью, с пламенным желанием быть ско­рее с ними, скорее прийти к Христу.

(«О смертности»)

К этому же разделу принадлежит и самый ранний в истории христианства комментарий на «Отче наш» (или «Книга о молитве Господней»), появившийся примерно в то же время, что и Оригенов комментарий на Во­стоке. В этом коротком трактате внимание автора со­средоточено на идеях единства Церкви и общинного ее характера:

Учитель мира и Наставник единства прежде всего не хотел, чтобы молитва была совершаема врозь и частно, так чтобы молящийся молился только за себя. В самом деле, мы не говорим: «Отче мой, Иже ecu па небесех ...хлеб мой даждь мне днесь»; каждый из нас не просит об оставлении только своего долга, не молится об одном себе, чтобы не быть введену в искушение и избавиться от лукавого. У нас всенародная и общая молитва, и ко­гда мы молимся, то молимся не за одного кого-либо, но за весь народ, потому что мы - весь народ - составляем одно. Бог - Наставник мира и согласия, поучавший един­ству, хотел, чтобы и один молился за всех так же, как Он один носил нас всех.

(«О молитве Господней»)

Эта тема единства проходит через все экклесиологические писания святого Киприана.

Прошение о Царствии толкуется в эсхатологическом смысле:

Затем в молитве следует: «...да приидет царствие Твое». Мы просим о пришествии к нам царства Божия в таковом же смысле, в каком молим Бога, чтобы святи­лось в нас Его имя. Ибо когда же Бог не царствует или когда положить начало Его царства, которое всегда было при Нем и не перестает быть? Мы просим: да приидет наше царство, обещанное нам Богом, приобретенное кровью и страданием Христовым; просим, чтобы нам, послужившим в сем веке, царствовать потом с Владыкою-Христом, как и сам Он обещал это...

(Там же)

Прошение о хлебе насущном, согласно Киприану, относится к Евхаристии:

Продолжая молитву, мы произносим следующее про­шение:   «...хлеб наш насущный даждь нам днесь». Это можно понимать как в духовном, так и в простом смыс­ле, потому что и тот и другой по божественному дарова­нию равно благоприятствует спасению. Христос есть хлеб жизни, и этот хлеб не всех, но только наш... Просим же мы ежедневно ...чтобы мы, пребывающие во Христе и ежедневно принимающие Евхаристию в пищу спасения, будучи по какому-либо тяжкому греху отлучены от при­общения и лишены небесного хлеба, не отделились от тела Христова... Когда Он говорит, что ядущий от хлеба Его будет жив вовеки (Ин. 6, 51), то этим показывают, что живут те, кто прикасаются к Его телу и по праву приобщения принимают Евхаристию... Потому-то и про­сим ежедневно: да дастся нам хлеб наш, чтобы нам, пре­бывающим и живущим во Христе, не удалиться от освя­щения и тела Его.

( Там же)

Такое объяснение помогает понять, почему в Литур­гии молитва Господня непосредственно предшествует причащению. Следует также заметить, что просьба о ежедневном приобщении отнюдь не означает, что и Литургия совершалась ежедневно, но отражает обычай брать Святые Дары с собой домой и самому приоб­щаться каждый день.

В этой же книге Киприан говорит о необходимости молиться семь раз в день в определенное время - ев­рейский обычай, унаследованный ранней Церковью и ставший дневным кругом молитвы у христиан. У нас дневной круг состоит из вечерни, повечерия или полунощницы, утрени и четырех «часов» - первого, третье­го, шестого и девятого.

Основным вкладом святого Киприана в церковное предание является его учение об отступниках («падших») и связанный с этим вопрос о природе кафолической Церкви. Слово «кафолическая», введенное в употребле­ние святым Игнатием Богоносцем («где Христос, там и кафолическая Церковь»)16, ко времени святого Киприа­на уже прочно вошло в употребление и применялось не в географическом смысле, но в смысле целостности, нераздельной целокупности каждой церковной общины. Значение его было настолько специфическим, что оно вошло в латынь и в Символ веры без перевода в его греческой форме, εκκλησία καθολική (экклесиа кафолиκύ). На славянские языки слово «кафолическая» было переведено как «соборная»: по-гречески καθολική (кафолит) - главная церковь общины, куда ходят все, то есть по-славянски «собор». Маловероятно, что этот перевод связан с собором - собранием епископов.

В книге «О падших» обсуждается вопрос, как по­ступить с теми христианами, которые во время гоне­ния принесли жертвы идолам, но потом возымели на­мерение покаяться и вернуться в Церковь. Киприан считает, что гонения постигли Церковь за грехи хри­стиан, которые к середине III века пользовались боль­шей свободой, что и усыпило их бдительность, поро­див безнравственность и небрежение к делам веры:

...Так как продолжительный мир повредил учение, преданное нам свыше, то сам небесный Промысл восста­новил... почти спящую веру. При этом... всемилостивый Господь расположил все так, чтобы случившееся казалось более испытанием, чем гонением. Ведь стали же все за­ботиться о приумножении наследственного своего досто­яния и, забыв о том, как поступали верующие при апо­столах, с ненасытным желанием устремились к увеличе­нию своего имущества. Не стало заметно в священниках искреннего благочестия, в служителях - чистой веры, в делах - милосердия, в нравах - благочиния. Мужчины обезобразили свою бороду, женщины нарумянили лица... Заключают супружеские союзы с неверными, члены Хри­стовы предлагают язычникам. Не только безрассудно клянутся, но и совершают клятвопреступление. С гордой надменностью презирают предстоятелей Церкви, ядови­тыми устами клевещут друг на друга, упорной ненави­стью производят взаимные раздоры. Весьма многие епи­скопы, которые должны увещевать других и быть для них примером, перестав заботиться о божественном, стали заботиться о мирском: оставивши кафедру, покинувши народ, они скитаются по чужим областям, стараясь не пропустить торговых дней для корыстной прибыли, и, когда братья в церкви алчут, они, увлекаемые любостя­жанием, коварно завладевают братскими доходами и, давая чаще взаймы, увеличивают свои барыши. Чего же не заслужили мы претерпеть за такие грехи?..

(«О падших»)

После такого вступления Киприан исподволь пере­ходит к проблеме отступничества как такового, пере­числяя разнообразные его причины. Он говорит о тех, кто совершил языческие жертвоприношения еще до того, как их к этому принудили; о родителях, которые без особой нужды приносили детей для участия в язы­ческих обрядах. С особенным негодованием он пишет о тех, кто презрел свою веру из боязни лишиться иму­щества:

Многих обманула слепая любовь к наследственному их достоянию: не были готовы и не могли укрыться те, которых, подобно путам, связывали их богатства. Это были... цепи, которые задержали их доблесть, подавили веру, победили ум, оковали душу, и, привязанные к зем­ному, сделались добычей и пищей змея, пожирающего, по Божиему приговору, землю.

(Там же)

Вопрос о том, что же делать с отступниками, свя­той Киприан решает вполне однозначно: один лишь Бог может примирить их с Церковью, а потому при­мирение может происходить там, где обитает Бог, то есть в Церкви:

Пусть никто себя не обманывает, пусть никто не обольщает себя. Один только Господь помиловать мо­жет; один только Он может даровать отпущение грехов, против Него соделанных, так как Он и понес грехи наши... Господа умолять должно. Господа надобно уми­лостивить нашим покаянием... Мы веруем, что весьма много могут у Судии заслуги мучеников и дела правед­ников, но это относится к тому времени, когда с кончиною сего века и мира перед судилищем Христовым пред­станет народ Его. Между тем, если кто думает, что он, безрассудный, неблаговременною своею поспешностью может даровать каждому отпущение грехов, или дерзает отменять заповеди Господни, то он не только не помога­ет, но и вредит падшим.

(Там же)

Иными словами, не герои, не исповедники должны принимать падших в Церковь, но епископы как служи­тели таинств, ибо дело тут не в личных достоинствах человека: не исповедники совершают Евхаристию, но Церковь как целое, возглавляемая епископом, вне за­висимости от его поведения и человеческих качеств. В «Письме к клиру о некоторых пресвитерах, безрассуд­но даровавших мир падшим прежде окончания гоне­ния и без согласия епископов» Киприан укоряет испо­ведников в следующих выражениях:

Ибо не должно ли всячески бояться за оскорбление Господа, когда некоторые из пресвитеров, забыв не толь­ко о Евангелии и своем назначении, но не помышляя даже о будущем суде Господнем и о настоящем своем предстоятеле, епископе, - чего никогда не было при на­ших предшественниках, - присвояют себе все, с поруга­нием и презрением к предстоятелю? Грешники и в мень­ших грехах должны по уставу благочиния совершать исповедь и потом уже через возложение руки епископа и клира получать право общения. А теперь, в такое тяже­лое время, когда свирепствует еще гонение, когда не вос­становлен еще мир самой Церкви, их допускают к обще­нию, возглашают в молитвах их имя, и без принесения ими покаяния, без совершения исповеди, без возложения на них руки епископа и клира, преподается им Евхари­стия... Но тут повинны не те, которые не соблюдают за­поведи Писания (1 Кор. 11, 27), - вина падет на предсто­ятелей, не внушающих братьям делать все по их настав­лению, со страхом Божиим...

(Письмо 9. «К клиру»)

 

Развивая ту же тему, Киприан говорит о взаимо­отношениях между епископом и Церковью:

...Церковь не отступит от Христа, а ее составляет народ, приверженный священнику, и стадо, послушное своему пастырю. Из этого ты должен уразуметь, что епис­коп - в Церкви и Церковь - в епископе, и кто не с епис­копом, тот и не в Церкви. Потому напрасно льстят себе те, кто, не имея мира со священниками, думает своей вкрадчивостью расположить некоторых к тайному обще­нию с собой: Церковь кафолическая одна - она не долж­на быть ни рассекаема, ни разделяема, но должна быть совершенно сплочена и скреплена связью священников, взаимно к себе привязанных.

(Письмо 54. «К Флоренцию Пупиану о поносителях»)

В этом послании, как и почти во всех своих писани­ях, святой Киприан прежде всего утверждает абсолют­ное единство Церкви и столь же абсолютную неприем­лемость расколов. Эта же мысль является центральной в его второй знаменитой книге «О единстве Церкви». Основная тема этой книги - доказательство прерога­тивы епископов в примирении отступников. В первых трех вводных главах говорится о единстве Церкви и об опасности ересей и расколов. Они представляют большую опасность, нежели гонения, ибо они разру­шают веру, искажают истину и нарушают единство Церкви. Каждый христианин обязан принадлежать к кафолической Церкви - единой и единственной Церк­ви, основанной на Петре:

Господь говорит Петру: И Я говорю тебе: ты - Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою (Мф. 16, 18)... И опять Он говорит ему же по воскресении Своем: Паси овец Моих (Ин. 21, 16). Таким образом основывает цер­ковь Свою на одном. И хотя по воскресении Своем Он дает равную власть всем апостолам (Ин. 20, 21-23), од­нако, чтобы показать единство Церкви, Ему угодно было с одного же начать это единство. Конечно, и прочие апо столы были то же, что и Петр, имея равное с ним досто­инство и власть, но вначале указывается один, для обо­значения единой Церкви.

(«О единстве Церкви»)

Здесь же следует подчеркнуть, что под единством Киприан разумеет сакраментальное единство Церкви во главе с епископом: примирение падших осуществля­ется Петром (то есть епископом), а не пострадавши­ми за веру.

В этой знаменитой четвертой главе, цитируемой на каждом шагу в решениях первого Ватиканского Собо­ра, развита мысль о «престоле святого Петра» (cathedra Petri). Вопрос состоит в том, что именно имел в виду святой Киприан. В наше время большинство ученых, включая и многих римских католиков, соглашаются, что, говоря о «престоле святого Петра» как основании единой Церкви, Киприан имел в виду не римский пре­стол, а любую местную церковь. В своем конкретном случае он, конечно, думает о Церкви карфагенской. Целиком следуя экклесиологической традиции святых Игнатия и Иринея, он видит в каждой местной церкви единую и единственную кафолическую Церковь во всей ее полноте: местная церковь - не частица, не кусочек Церкви, а вся Церковь.

В таком же духе святой Киприан говорит и о един­стве епископата. Как апостолы вокруг Петра, так и пресвитеры вокруг епископа - каждый обладает оди­наковой властью, и все двенадцать присутствуют не­зримо в каждой поместной церкви. Епископство повсю­ду одно и то же, к нему нельзя ничего ни прибавить, ни убавить. Епископы поместных церквей обладают не частью власти, но всей ее полнотой:

Сие-то единство надлежит крепко поддерживать и отстаивать нам, особенно епископам, которые председа­тельствуют в Церкви, дабы показать, что и самое епис­копство одно и нераздельно... Епископство одно, и каж­дый из епископов целостно в нем участвует. Также и Церковь одна, хотя с приращением плодородия дробится на множество. Ведь и у солнца много лучей, но свет один; много ветвей на дереве, но ствол один, крепко держащийся на корне; много ручьев истекает из одного источника... Равным образом Церковь, озаренная светом Господним, по всему миру распространяет лучи свои, но свет, разливающийся повсюду, один, и единство тела остается неразделенным. По всей земле она распростер­ла ветви свои... обильные потоки ее текут на далекое пространство; при всем том глава остается одна, одно начало, одна мать, богатая преспеянием плодотворения.

(«О единстве Церкви»)

Нигде ни слова не сказано о Риме, и нет никакого сомнения в том, что все высказывания о святом Петре являются лишь выражением раннехристиан-ской идеи, что каждая поместная церковь во главе с епископом есть наследница Петра, который считался как бы мо­делью, центром, основанием единства всей Церкви в целом. Идея эта не зиждилась ни на легалистическом принципе, ни на личных качествах епископов, но была отражением природы местной христианской общины, вне которой - указывал Киприан - нет спасения: «Тот не может иметь Отцом Бога, кто не имеет матерью Церковь».

Вопрос о «престоле (или кафедре) святого Петра» заслуживает более внимательного рассмотрения. Как уже отмечалось, святой Киприан в своей книге «О единстве Церкви» под этим выражением понимал кар­фагенский епископат, а не римский, как истолковали это понятие защитники папства и богословы первого Ватиканского Собора. Из их толкования вытекает, что Римская церковь как бы охватывает собой весь мир, что папа римский - единственный «подлинный» епи­скоп, а все остальные должны находиться у него в под­чинении и, следовательно, что «власть Петра» не свя­зана с местным евхаристическим собранием, а принад­лежит одному лицу, возглавляющему вселенскую Цер­ковь. Такая трактовка противоречит учению святого Киприана о епископате, согласно которому каждый епископ обладает полнотой авторитета и власти, а так­же не соответствует духу многих его высказываний о роли святого Петра, как, например, следующего важ­ного текста:

Господь наш, коего заповеди и увещания мы должны хранить, определяя достоинство епископа и управление своей Церкви, говорит Петру в Евангелии: Я говорю тебе: ты - Петр . (по-гречески - «камень»), и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее. И дам тебе ключи Царства Небесного: а что свяжешь на земле, то будет связано на небесах, и что разрешишь на земле, то будет разрешено на небесах (Мф. 16, 18, 19). Отсюда последовательно и преемственно вытекает власть еписко­пов и управление Церкви, так что Церковь поставляется на епископах и всяким действием Церкви управляют те же начальствующие... Церковь заключается в епископе,клире и всех стоящих в вере...

(«О падших»)

Иными словами, Киприан хочет сказать, что, когда Господь говорил с Петром, Он имел в виду установле­ние епископского служения, а не примат Рима. Этот текст никак нельзя истолковать в том смысле, что всем падшим надлежит отправиться в Рим и примиряться с Церковью только там. Киприан явно говорит о цер­ковной структуре вообще, что следует и из другого от­рывка:

Но мира не приносят те, кои сами не имеют мира. Обещают возвратить и снова призвать в Церковь пад­ших те, кои сами отпали от Церкви: один есть Бог и один Христос, и Церковь одна, и кафедра, основанная по сло­ву Господа на камне, одна (Мф. 16; 18). Нельзя ставить другого алтаря и другого священства там, где есть один алтарь и одно священство.

(«Письмо к народу»)

Очевидно, говоря об «одном священстве», Киприан имеет в виду не епископа Римского, а самого себя или же любого другого епископа.


Концепция «престола Петра» восходит к уже цитировавшемуся тексту Мф. 16, 18. Евангелие от Матфея было Евангелием иудео-христианской общины. Инте­ресно, что из всех четырех евангелистов только Мат­фей употребляет слово «церковь». Известно также, что первая церковная община возникла в Иерусалиме, про­существовала там около десяти лет и что Апостол Петр был ее первым главой, как это описано в книге «Дея­ния апостольские». Поэтому можно предположить, что, когда Господь говорил Свои слова Петру, Он имел в виду именно это: Петр первым возглавит местную иеру­салимскую Церковь. Петр действительно предстоятельствовал в первой Евхаристии в Иерусалиме. Таким об­разом, он стал самым первым епископом, будучи в то же время и первым из апостолов. По существу, «пре­стол Петра» - это епископское кресло на «горнем ме­сте» в глубине каждого алтаря.

Святой Киприан с большим почтением говорит о   римской Церкви, отдавая ей должное как «исходной» или главной церкви, служащей примером и центром всего западного христианства. Однако это не следует толковать в терминах экклесиологической уникально­сти, а скорее следует отнести на счет исторического и политического положения Рима как корня и истока всего западного (и, в частности, африканского) хри­стианства. Римская церковь не вправе объявлять себя непогрешимой лишь на основании своего территори­ального положения. Церковь - как римская, так и любая другая -  «непогрешима» лишь в той мере, в которой в ней поддерживается единство кафолической веры. В связи с этим интересен спор святого Киприана с папой римским Стефаном по поводу крещения ере­тиков, начавшийся в 254 году. Стефан признавал дей­ствительность еретического крещения, Киприан считал, что еретиков необходимо перекрещивать:

Все мы вместе на соборе прочли, возлюбленные бра­тья, ваше письмо. В нем вы спрашиваете: следует ли крестить тех, которые крещены у еретиков и раскольников, когда они обращаются к единой истинной кафоли­ческой Церкви? ...Мы изложим вам наше мнение, мнение не новое, но давно уже поставленное нашими предшественниками, которое мы соблюдаем совершенно соглас­но с вами. Именно, мы думаем и принимаем за верное, что никто не может быть крещен на стороне, вне Церк­ви, потому что в святой Церкви установлено одно кре­щение...

(Послание 57)

Отрицая необходимость заново крестить еретиков,    Стефан, по мнению Киприана, признает существование двух Церквей:

Наконец, соглашаться с тем, что у еретиков и расколь­ников есть крещение, значит одобрять их крещение... Кто мог крестить, тот мог дать и Святого Духа. Если же не может дать Святого Духа, потому что, находясь вне Церкви, не пребывает с Духом, то не может и крестить, так как и крещение одно, и Дух Святой один, и Церковь по началу и требованию единства, основанная Христом Господом на Петре, одна. Отсюда следует, что так как у них все ничтожно и лживо, то мы не должны одобрять ничего, совершенного ими... Таким образом, мы... долж­ны отринуть, отвергнуть и почитать нечестивым все, со­вершаемое противниками Его (Господа) и антихристами; (мы) должны тем, которые, обращаясь от заблуждения и нечестия, познают истинную веру одной Церкви, препо­дать вполне таинства божественной благодати и истину единства и веры.      (Там же)

Спор о крещении еретиков был чреват серьезными богословскими последствиями. Когда папа Стефан в своих письмах осудил решение африканского собора, постановившего перекрещивать еретиков, Киприан не­медленно созвал 87 африканских епископов в Карфа­ген. Это был уже третий собор, посвященный все той же проблеме, и на нем было высказано неодобрение как взглядов, так и поведения Стефана:

Следовательно, по этому поводу каждый из нас дол­жен высказать, что он думает, не осуждая никого и не отказывая в праве общения тому, кто, паче чаяния, ду­мает отлично от нас. Ибо никто из нас не ставит себя епископом над другими епископами и не устанавливает тиранического террора, дабы принудить своих собратьев к послушанию; поскольку каждый епископ в соответствии со своей свободой и властью имеет право на суждение и не в большей мере может быть судим другими епископа­ми, нежели он сам может судить их. Но будем ждать суда Господа нашего Иисуса Христа, Который один властен возвышать нас в управлении Своей Церковью и судить нас за наше поведение.

(Из Правил Карфагенского собора)

В этом отрывке содержится скрытый упрек в адрес «брата» Стефана, претендовавшего на высший автори­тет среди других епископов. В осторожных выражени­ях, столь отличных по духу от нетерпимого поведения папы римского, этому последнему поставлено на вид, что ни один епископ не имеет личной власти над дру­гими епископами и что лишь всеобщее согласие может служить знаком божественной воли, и только Бог ре­шает, кто прав, а кто не прав. «Да не настоит один епископ на решении своего суда», - говорится в пра­виле 121 поместного Карфагенского собора. А в по­слании Африканского собора другому папе - Целести­ну - прямо говорится:

Разве найдется такой человек, который бы поверил, что Бог наш может только кому-то одному вдохнуть правоту суда, а бесчисленным иереям, сошедшимся на соборе, откажет в этом.

Спор по поводу крещения еретиков принял очень серьезный оборот, и святой Киприан в этом споре про­явил несгибаемую твердость убеждений:

Церковь одна, а будучи одна, она не может быть и внутри и вне. Если она у Новациана, то не была у Кор-нилия. Если же она была у Корнилия, который наследовал епископу Фабиану по законному посвящению и ко­торого, кроме чести священства, Господь прославил и мученичеством, то Новациан не принадлежит к Церкви, и тот, кто, презревши евангельское и апостольское пре­дание, никому не наследуя, произошел от самого себя, не может считаться епископом, не может никоим обра­зом иметь Церковь и обладать ею, не посвященный в Церкви.

(Письмо к Магну)

Киприан о Новациане. Ясно, что Новациан был руко­положен епископами, - в этом никаких сомнений быть «...Произошел от самого себя», - говорит святой не может. Но затем он немедленно собрал вокруг себя еретиков и организовал новую церковь. Таким обра­зом, не столь важно, кто принимает участие в рукопо­ложении, но где происходит крещение - в лоне Церкви или же вне ее.

...Или каким образом крещающий может даровать отпущение грехов, сам не имея возможности вне Церкви оставить их? Эту истину подтверждает и самый вопрос, предлагаемый при крещении. Когда мы говорим:  «Ве­ришь ли в жизнь вечную и во оставление грехов через святую Церковь?», то разумеем, что отпущение грехов может быть даровано только в Церкви и что грехи не могут быть оставляемы у еретиков, у которых нет Церк­ви. Итак, утверждающие, что еретики могут крестить, должны или изменить вопрос, или признать истину - если только они не приписывают и Церкви тем, у коих, по уверению их, есть крещение.

(Письмо к Януарию, 57)

Святой Киприан старается рассуждать логически: тот, кто сам находится вне Церкви, не может никого ввести в Церковь. Однако остается вопрос, что все это означает на практике, то есть каким образом можно решить, кто принадлежит Церкви, а кто - вне ее. Ар­гументы Киприана имеют преднамеренно круговой характер: Церковь объемлет всех, кто разделяет единство ее веры. Очевидно, четких формальных критериев в общем случае быть не может. Сам Киприан имел дело с конкретной ситуацией, когда епископ Новациан сознательно разрушал свою местную церковь. Кипри­ан не мог предположить, что в IV веке арианская ересь распространится на огромных территориях и захватит почти весь христианский мир. Он не знал, что к 350 году единственным неарианским епископом на Восто­ке будет святой Афанасий Великий (да и тот в изгна­нии), что святой император Константин Великий бу­дет крещен завзятым арианином Евсевием Никомидийским и что при таком положении вещей и самих отцов-каппадокийцев крестили и рукополагали епископы, формально принимавшие арианские или полуарианские Символы веры.

Следует заключить, что решение святого Киприана перекрещивать еретиков было правильным для его вре­мени, когда было ясно, кто — еретики, разрушающие Церковь. В дальнейшем положение Церкви в мире ко­ренным образом изменилось. Когда в  IV веке ариан­ство было побеждено и Второй Вселенский Собор ут­вердил православную веру, невозможно и в пастырском отношении неправильно было бы заново крестить всех христиан, таинства над которыми совершались арианским духовенством почти во всем христианском мире. Очевидно, единого общего решения этой проблемы не существует: необходимо в каждом отдельном случае принимать во внимание намерение, с которым совер­шаются таинства. Если совершитель таинства движим сознательным стремлением разделить Церковь, разру­шить ее единство, тогда таинства нельзя считать на­стоящими, «действительными». Если же таинства совер­шаются в доброй вере, с честными намерениями, с желанием упрочить Церковь, то их можно признать аутентичными, даже если они совершались вне канони­ческих пределов Православной Церкви.

Таким образом, на богословском уровне можно пред­ложить пользоваться принципом церковного домостро­ительства (икономии), позволяющем в каждом конкретном случае сделать правильное суждение, проникнуть в истинную суть дела. Так, еретики, которых имел в виду святой Киприан, действительно старались посеять раз­дор в Церкви. Так же, когда в XVIII веке в оккупиро­ванной турками Греции иезуиты через французское по­сольство добились разрешения открыть школы, боль­ницы и другие общественные учреждения с правом со­вершать таинства для православных, они явно стреми­лись подорвать Православие, и совершенные ими таин­ства были признаны недействительными. Также недей­ствительными были признаны рукоположения, совер­шенные в обновленческой церкви в России.

Невозможно заранее и вообще точно определить, «сколько» ереси нужно, чтобы Церковь перестала быть Церковью и таинства стали недействительными, — одна лишь Церковь сама может судить в каждом кон­кретном случае. Дух не может действовать против Самого Себя, и поэтому крещение, совершенное с со­знательным намерением повредить Церкви, попросту логически невозможно, абсурдно. Напротив, крещение, совершенное в доброй вере, вводит человека в Церковь вне зависимости от обстоятельств, и в этом случае новое крещение может быть равносильно богохульству. Интересной иллюстрацией может служить рассказан­ный в «Церковной истории» Евсевия эпизод, изложен­ный епископом Дионисием в письме к римскому епи­скопу Ксисту:

В собрании братий находился некто, считавшийся давним правоверным и присоединенный к обществу хри­стиан еще до моего рукоположения, даже, кажется, до поставления блаженного Иракла. Быв при недавнем кре­щении и выслушав вопросы и ответы, он пришел ко мне с плачем и самосокрушением и, упав мне в ноги, начал исповедоваться и клясться, что крещение, принятое им от еретиков, было не таково и не имеет ничего общего с нашим, потому что оно исполнено нечестия и бого­хульств. Говоря, что душа его сильно страдает и что от тех нечестивых слов и действий у него даже нет дерзновения возвести очи к Богу, он просил меня преподать ему истиннейшее очищение, усыновление и благодать. Но я не решился сделать это, сказав, что для сего довольно долговременного общения его с Церковью, что я не дер­заю снова приготовлять того, который внимал благосло­вению Даров, вместе с другими произносил «аминь», приступал к трапезе, протягивал руки для принятия свя­той пищи, принимал ее и долгое время приобщался Тела и Крови Господа нашего Иисуса Христа. Я повелел ему благодушествовать и с твердою верою, с доброю совес­тью приступать к приобщению Святых Таин, но он не переставал скорбеть, страшился приступить к трапезе и только призываемый едва позволял себе присутствовать при молитвах.

(Евсевий. «Церковная история». Кн. 7. Гл. 9)

В спорных случаях, касающихся подлинности та­инств, совершенных при необычных обстоятельствах, или же осуждения какой-либо ереси, очень легко встать на путь сектантства, самодовольно объявить, что «толь­ко мы спасены, а все остальные пойдут в ад». Такой взгляд опасен и неправилен. Бог хочет спасения всех людей, и Церковь в этих вопросах всегда проявляла терпимость и открытость и надеялась на Божие мило­сердие и снисхождение к нашим грехам.

В заключение следует еще раз подчеркнуть, что «пе­рекрещивание» как таковое не существует. Существует лишь «единое крещение во оставление грехов». При­знать чье-либо крещение недействительным - очень серьезное решение, предполагающее, что в совершен­ном таинстве не было ничего христианского. Конечно, в очевидных случаях, таких, как «крещение» унитариан, мормонов, свидетелей Иеговы и тому подобное, со­мневаться в недействительности таинств не приходит­ся. Но, с другой стороны, следует опасаться и чрезмер­ного упрощения и не видеть повсюду только черное или белое. Совершенно очевидно, что христианство су­ществует и вне Православия, равно как и православ­ные могут действовать неправославно. Еще одна нежелательная крайность состоит в принятии релятивист­ского отношения, цинично приемлющего все что угод­но. Имея дело с живыми людьми, живой Церковью, жи­вым телом Христовым, следует усвоить динамичное отношение к реальности, следует не судить людей, а проникать в сущность человеческих ситуаций и прояв­лять милосердие. При этом не следует забывать, что если, с одной стороны, Церковь и признала «действи­тельность» крещения, совершенного лишь в Церкви, то, с другой стороны, формального, внешнего и логиче­ского определения - что же такое Церковь? - никогда дано не было.

Глава 4. Тертуллиан. Глава 5. Святитель Киприан Карфагенский. Глава 6. Климент Александрийский.