Существует большое количество различных отраслей знания, наименование которых включают в себя слова "знание" или "ведение": языкознание, правоведение и т. д.
Очевидно, что богопознание или боговедение не может быть поставлено с этими областями знания в один ряд, поскольку знать нечто в какой-либо науке, быть специалистом — это означает, прежде всего, владеть в совершенстве информацией по тому или другому вопросу.
Однако в богословии все совсем не так. Согласно Священному Писанию знать — значит испытать нечто на личном опыте, приобщиться. Поэтому Господь Иисус Христос ставит по существу знак равенства между знанием Бога и спасением, т. е. обретением вечной жизни.
"Сия же есть жизнь вечная, да знают Тебя, единого истинного Бога, и посланного Тобою Иисуса Христа" (Ин. 17,3).
Согласно Священному Писанию цель жизни человека и есть богопознание, которое достигается через богообщение. Апостол Павел (Деян. 17, 26-28) говорит, что Бог:
"От одной крови ...произвел весь род человеческий... дабы они искали Бога, не ощутят ли Его, и не найдут ли, хотя Он и недалеко от каждого из нас: ибо мы Им живем и движемся, и существуем"...
Нет необходимости доказывать, что богопознание не есть однократный акт, а процесс, причем процесс, который предполагает не только движение мысли, но прежде всего изменение образа жизни. Богопознание невозможно без Божественного Откровения.
Человек знает Бога настолько, насколько Сам Бог ему открывается, но человек каким-то образом должен быть подготовлен к восприятию Божественного Откровения. Таким пособием к познанию Бога из Откровения является естественно богопознание.
О том, как соотносятся между собой естественное богопознание и богопознание откровенное, сверхъестественное, хорошо говорит прп. Феодор Студит (Слово умозрительное, гл. 9-10. Добротолюбие, 1992, т. 3, с. 349 ):
"Из здешних наземных познаний одно бывает по естеству, а другое сверх естества. Что есть это второе, явно будет из первого. Знанием естественным называем мы то, которое душа может получить через исследование и взыскание, естественными пользуясь способами и силами...
А сверхъестественное знание есть то, которое привходит в ум путем, превышающим его естественные способы и силы, или в котором познаваемое сравнительно превышает ум... Бывает же оно от единого Бога, когда найдет Он ум очищенным от всякого вещественного пристрастия и объятым Божественной любовью".
Для христианина, который верует в то, что весь мир сотворен творческим Божественным Словом, вселенная открывается как Откровение вечных божественных идей. Следовательно, возможно познание Бога через красоту, гармонию, целесообразность, растворенные в мире. В общем это есть не что иное как естественная реакция человеческой души, которая, по словам Тертуллиана, по природе своей является "христианкой".
В Священном Писании можно найти много свидетельств того, что Бога можно познать через Его творения. Например, Пс. 18, 2: "Небеса проповедуют славу Божию, и о делах рук Его вещает твердь"; Прем. 13, 1-2: "подлинно суетны по природе все люди, у которых не было ведения о Боге, которые из видимых совершенств не могли познать Сущего и, взирая на дела, не познали Виновника"; Рим. 1, 20: "вечная сила Его и Божество, от создания мира чрез рассматривание творений видимы".
Св. Иоанн Дамаскин в первой книге "Точного изложения Православной веры" говорит: "и самое создание мира, его сохранение и управление возвещают величие Божества" "... и самый состав, сохранение и управление тварей показывает нам, что есть Бог, Который все это сотворил, содержит и обо всем промышляет".
Святитель Василий Великий в первой беседе на Шестоднев утверждает, что "не познать Творца из созерцания мира — ничего не видеть в ясный полдень". Такое познание Бога через рассматривание творений называется путем космологического умозаключения, когда человек через созерцание и познание тварного космоса восходит к уразумению того, что этот мир имеет Творца и Промыслителя.
Однако, человек может придти к выводу о существовании Бога не только через изучение природы. Это можно сделать также и через познание самого себя. Св. Иоанн Дамаскин утверждает, что "познание в том, что Бог есть, Он Сам насадил в природе каждого"...
Все три основных силы человеческой души свидетельствуют нам о существовании Бога.
Уму человеческому является прирожденной мысль о Существе совершеннейшем и бесконечном. Что касается воли — то это голос совести в человеке и нравственный закон, который ощущает в себе человек. В области сердечной жизни, или в чувствах — это врожденное стремление к блаженству.
Причем, здравый ум и нравственный закон говорят человеку, что блаженство может быть только следствием добродетельной жизни, в то время, как грешники достойны осуждения.
Святитель Василий Великий в своем толковании на слова книги Второзакония (Втор. 15, 9) "Внемли себе"... говорит (Творения ч. 4 Сер. Лв, 1892, с. 43): "Если внемлешь себе, ты не будешь иметь нужды искать следы Зиждителя в устройстве вселенной, но в себе самом, как бы в малом каком-то мире, усмотришь великую премудрость своего Создателя".
Кроме этих двух путей, т. е. космологического умозаключения и самопознания, можно указать еще один путь — это изучение человеческой истории. Изучение истории народов и государств также свидетельствует, что в истории действует божественный Промысл, который управляет историческим процессом.
Однако естественное богопознание и естественное откровение представляют собой лишь начальный и весьма ограниченный способ богопознания. Такое богопознание может привести нас только к самым общим и неопределенным представлениям о Боге как о Творце и Промыслителе вселенной.
Кроме того, после грехопадения естественное богопознание отягощено еще и тем, что отношения между человеком и окружающим его миром исказились, и человек далеко не всегда созерцает в мире красоту и гармонию, к тому же и сами познавательные способности человека после грехопадения ослабели и помрачились.
Следующей после естественного откровения ступенью богопознания является познание из Священного Писания и творений святых отцов. Этот вид богопознания занимает промежуточное положение между познанием естественным и познанием сверхъестественным.
По своему источнику — это сверхъестественное знание, потому что Священное Писание есть Слово Божие, однако по способу усвоения оно является естественным, и следовательно, ведение, которое мы приобретаем через изучение Священного Писания или творений святых отцов остается естественным и ограниченным. Из Священного Писания мы приобретаем знания о Боге, но знание о Боге и знание Бога вещи далеко не однозначные.
Преподобный Симеон Новый Богослов обличает тех, "которые говорят и думают, что знают Сущую Истину, Самого Бога, из внешней мудрости и из письмен изучаемых, и что сими средствами они стяжевают познание сокровенных тайн Божиих, которые открываются только Духом".
Подлинным богопознанием, или богопознанием в подлинном смысле слова, может называться только сверхъестественное богопознание. Оно дается человеку только в опыте, при непосредственном наитии Святого Духа. Все истины христианской веры в Священном Писании и Предании Церкви лишь приоткрываются нам, а в полноте они познаются только в опыте благодатной жизни.
Святые отцы усматривают в сверхъестественном богопознании две последовательных ступени. Первая ступень характерна для Ветхого Завета, "дохристианского" человечества. Это Откровение в некоторых внешних образах, например, такие образы, как "Неопалимая Купина", лестница, которую видел в видении патриарх Иаков и др. Эти образы имеют для человека воспитательное значение.
Второй уровень сверхъестественного богопознания возможен только в Новом Завете, только в Христианской Церкви. Это, так называемое, умное Откровение — откровение без всякого внешнего образа, которое выше всякого образа и всякого слова.
Это молитвенные созерцания, откровения, которые совершатся внутри человеческой души. Во время таких откровений Бог не показывается человеку как нечто внешнее, но ощущается и переживается человеком в самом себе. При этом человек видит Бога потому, что он (человек) уже в Нем и Божия сила в нем действует. Наиболее ярким примером такого богопознания является практика исихастов.
Впервые в христианском богословии вопрос о характере и о границах богопознания был поставлен в контексте тринитарных споров IV столетия.
В 356 году в Александрии выступил Аэций (Аэтий) с проповедью "аномейства" (аномейство буквально означает "неподобничество"). Аномеи были крайними арианами, отрицавшими не только православное учение о единосущии Отца и Сына, но даже умеренное, компромиссное между православием и арианством учение о подобии Сына Отцу.
Затем Аэций перебрался в Антиохию, где и развернул свою проповедь. Церковный историк Созомен сообщает нам об Аэций, что он "был силен в искусстве умозаключений и опытен в словопрении". Святитель Епифаний Кипрский так пишет об Аэций: "С утра до вечера он сидел над занятиями, стараясь составлять определения о Боге посредством геометрических фигур".
Таким образом, догматика превращалась для Аэция в некую игру и диалектику понятий, и он, в своем тщеславии доходил до того, что утверждал, что "знает Бога так хорошо, как не знает самого себя".
У Аэция были ученики, среди которых был некто Евномий, родом каппадокиец, занимавший епископскую кафедру в Кизике. Именно Евномий придал диалектике Аэция логическую стройность и законченность.
Он утверждал, что "истинная цель человека и единственное содержание веры... заключается в познании Бога, и притом чисто теоретическом".
В контексте тринитарных споров конца IV века был поставлен очень важный и принципиальный для богословия вопрос: "Как вообще возможно богопознание?"
Для православных ответить на этот вопрос не составляло большой трудности, так как православная теория богопознания обоснована идеей единосущия, вспомним слова апостола Филиппа на Тайной вечери: "Господи! Покажи нам Отца, и довольно для нас". И Господь ему отвечает: "Столько времени Я с вами, и ты не знаешь Меня, Филипп? видевший Меня видел Отца... Разве ты не веришь, что Я во Отце, и Отец во Мне?" (Ин. 14,8-10).
Таким образом, для православных полнота богопознания возможна во Христе в силу единосущия Отца и Сына. Естественно, что аномеи, бывшие крайними арианами, не могли принять такой гносеологии и вынуждены были создавать собственную теорию познания. За детальную разработку этой арианской теории познания и принялся Евномий.
Теория Евномия получила наименование "теории имен". Он утверждал, что все понятия, которыми пользуются люди, можно разделить на два класса. Первые — это понятия, именованные людьми или понятия "по примышлению". С точки зрения Евномия эти понятия суть некие логические фикции, которые только условно указывают на вещи, по существу это некие клички вещей, которые ничего не говорят о природе предметов и никакого объективного знания не содержат.
Этим логическим фикциям Евномий противопоставляет "предметные" имена. Эти имена указывают на самую сущность вещи. Они неразрывно с вещами связаны и являются как бы энергиями вещей. В этих именах открывается премудрость Божия, соответственно и приращенно приспособившая названия каждому сотворенному предмету. Именно эти предметные или софийные имена разложимы в понятия и признаки, они и дают нам объективное знание о мире.
Вот учение Евномия в изложении Л.П.Карсавина: "Бог... проявляет Себя в этом мире плодами Своей деятельности, свидетельствующими о Нем... Бог создал и отношение, и действие и соответствие вещей друг другу; Он согласовал название (имя) с каждой из именуемых вещей сообразно с законами их", то есть, с их сущностью. Таким образом основные понятия, аристотелевы категории, "имена" нам даны; и состоящее из понятий наше знание, не измышление наше, но знание по происхождению своему откровенное. Когда, например, Бог повелел возникнуть из ничего земле, он произнес имя земля , и земля появилась как осуществление этого имени. Его же насадил Бог и в нашу душу. Следовательно, исходя из имен или понятий, можно построить логически выражаемую систему и добиться полной ясности".
Иначе говоря, теория имен предполагает изначальное согласование, Богом установленное, между миром вещей и структурой человеческого познающего разума. Все вещи творятся в соответствии с определенными категориями, и эти же категории являются врожденными человеческому уму. Цель познания состоит только в том, чтобы установить соответствие между понятиями объективного мира и человеческим умом.
Естественно, что Евномий на этом не останавливается, поскольку споры о способах и границах познания в IV веке были прежде всего связаны с вопросом о богопознании.
Наряду с именами чувственных вещей имеются также имена вещей умопостигаемых, тоже заключающих в себе самое точное воспроизведение именуемого. В частности, имеются имена Божий, а если это так, то можно знать Бога не хуже, чем Он Сам знает Себя.
Нам нужно иметь в виду, что в некоторых учебниках, излагающих данный предмет, говорится, что Евномий утверждал, что Божественная сущность познаваема, но это не совсем так, в действительности у Евномия нет мнения, что Божественная сущность познаваема. Он говорит об именах, которые наиболее полно и адекватно выражают сущность, но не говорит о познании сущности как таковой.
По Евнонию цель человека как субъекта познания, состоит в том, чтобы из всего множества Божественных имен найти такое имя, которое в наибольшей бы степени соответствовало природе Божества. Повторяя своего учителя Аэция, Евномий говорит, что таким именем, которое применимо только к Богу и неприменимо к твари является имя "нерожденный". Именно это слово является наиболее полным выражением Божественной сущности.
Критика евномианской теории имен и положительное раскрытие православного учения о познании принадлежат великим Каппадокийцам Василию Великому, Григорию Богослову, Григорию Нисскому, а также святителю Иоанну Златоусту. Прежде всего отцы Каппадокийцы отвергли, как недопустимый антропоморфизм, представление Евномия о том, что Бог в каких-либо произносимых именах нарекал сущность предметов.
В противовес Евномию они утверждали, что Бог творит Своей всемогущей волей и не нуждается, подобно человеку, в каких-то слышимых словах. В этом смысле именование вещей, т. е. сочетание звуков, посредством которых означается та или иная вещь есть продукт рассудка и имеет случайный характер.
При этом святые отцы утверждали, что не существует такого понятия, которое могло бы наиболее точно выражать божественную сущность. Нельзя редуцировать наше знание о Боге к какому-либо одному понятию. Святитель Григорий Богослов писал (Слово 38 // Твор. ч. 3, с. 196):
"Божественная природа есть как бы море Сущности, неопределенное и бесконечное простирающееся за пределы всякого понятия о времени и природе".
Наиболее глубокую критику евномианства дал святитель Василий Великий. Святитель Василий отверг разделение имен или понятий на онтологически значимые и пустые. В самом деле, все понятия и имена, которыми пользуются люди, существуют не просто так, они создаются людьми с определенной целью.
Если эти понятия позволяют человеку так или иначе познавать окружающий мир, ориентироваться в этом мире, если они позволяют человеку анализировать окружающую действительность (а это действительно так — без понятий мы не можем логически рационально выразить свой опыт), то эти понятия не являются пустыми, они несут на себе определенную смысловую нагрузку, и в силу этого никаких абсолютно пустых понятий, которые бы не давали нам никакого знания, просто не существует. Точно так же, как не существует пустых, ничего не значащих понятий, невозможно принять и теорию так называемых софийных имен, т. е. некоторых понятий, которые заключали бы в себе наиболее точное выражение сущности вещей.
По существу, как справедливо замечает святитель Василий, учение Евномия ведет к отрицанию в деле познания, в том числе и богопознания, человеческой активности. Получается, что познание — это пассивный процесс, который заключен исключительно в установлении соответствия между вечными именами-понятиями, которые изначально насаждены в человеческой душе, и вещами, человека окружающими.
Учение Евномия полностью игнорирует опыт. В сущности, Евномий ничего не говорит о том, что всякое познание предполагает личный опыт, тем более это справедливо по отношению к богопознанию.
С одной стороны, наш опыт может быть значим для нас только в том случае, если он рационально выражен посредством понятий, но, с другой стороны, сами понятия предполагают опыт и возможны только через опыт и в опыте.
В самом деле, если сказать человеку о некоторой вещи, которую он никогда не видел и никогда ничего о ней не слышал, то само название вещи останется для человека пустым звуком, никакого знания она ему не сообщит, поскольку все человеческие понятия возникают из опыта и опыт предполагают. Однако, опыт ни в коей мере не может быть сведен к понятиям. Анализ действительности предполагает созерцание, но никогда созерцание не исчерпывает.
Всегда в нашем опыте остается некоторый иррациональный остаток, неразложимый на признаки. Это означает, что вещи, в том числе и тварные вещи, в своей последней сущности являются для нас непостижимыми. Тем более, справедливо это по отношению к Божественной реальности. Святитель Василий говорит, что:
"Нет ни одного имени, которое обнимало бы все естество Божие и было бы достаточно для того, чтобы выразить его вполне".
Кроме того, имена существуют не сами по себе. Имена всегда связаны с познающим, то есть связаны с субъектом познания, и они говорят не о вещах вообще — они говорят о предмете познания, т. е. они говорят о познаваемом для познающего.
Имена как бы устанавливают мерило наших суждений о предметах, и в этом смысле имена всегда суть "после вещей", т. е; они логически последуют вещам. Применительно к Богу это означает, что Бог познается постольку, поскольку Он открывает Себя в мире.
Святитель Григорий Богослов говорит: "Представлять себя знающим что есть Бог есть повреждение ума". Бог познается ^не в рассуждении того, что есть в Нем Самом, но что окрест Его."..
В 28 "Слове о богословии" (Слово 28, О богословии, ч. III, с. 27, 1846 ) святитель Григорий объясняет, почему невозможно' знать, что есть Бог?
"Божество, — говорит святитель Григорий, — необходимо будет ограничено, если Оно постигается мыслью. Ибо и понятие сие есть вид ограничения".
В самом деле, понятийное познание всегда связано с ограничением, дать определение чему-либо — это всегда означает подвести нечто конкретное к общему знаменателю, унифицировать, отбросив индивидуальные качества и свойства предмета.
Однако, если святитель Григорий Назианзин и святитель Василий Великий дали блестящую критику евномианства, то положительная разработка православного учения о богопознании принадлежит в большей части святителю Григорию Нисскому.
Свт. Григорий Нисский отмечает, что для Евномия познание есть "искусство слова", само богословие Евномий превратил в логический и философский анализ высказанных понятий. Однако, Божество, по святителю Григорию, находится "там, куда не восходит понятие".
Поэтому, попытки Евномия представляются святителю Григорию не только теоретически несостоятельными, но и духовно вредными. Он усматривает в построениях Евномия своего рода интеллектуальное идолопоклонство:
"Всякое понятие, составляемое по естественному уразумению и предположению, согласно с каким-нибудь удобопостигаемым представлением, созидает Божий кумир, и не возвещает о самом Боге", так как "естество неопределимое не может быть объято никаким именем".
Бог настолько превосходит всякое понятие, настолько превосходит все сотворенное, что познание его недоступно не только для человека, но также и для умных сил, т. е. для мира ангельского.
"Бог не может быть охвачен ни именем, ни понятием, не иной 'какой постигающей силою ума,... Он пребывает выше всякого не только человеческого, но даже ангельского и премирного постижения".
Однако для святителя Григория Нисского, также как и для всех Каппадокийцев, непостижимость Божественной сущности вовсе не означает невозможность или недоступность Богопознания:
"Невидимый но естеству делается видимым в действиях, усматриваемых в чем-нибудь из того, что окрест Его".
Это учение о богопознании получило название учения о непознаваемости Божественной сущности и о познаваемости Бога в Его действиях или энергиях.
Сущность этого учения точно передана в следующих словах святителя Василия Великого:
"Мы утверждаем, что познаем Бога нашего по действиям, но не даем обещания приблизиться к самой сущности. Действия Его к нам нисходят, но сущность Его остается неприступною".
Однако, учение о непознаваемости Божественной сущности, с точки зрения Каппадокийцев, вовсе не означает, что человеческое богопознание является ущербным. Конечно, знать Бога во всей полноте кроме Бога никто не может, но тем не менее, даже при познании Бога в его действованиях или энергиях мы вполне можем получить знание о Нем, достаточное для спасения, для правильной организации духовной жизни.
Вот слова святителя Григория Нисского (Против Евномия, кн. XII, гл. 2, ч. VI, с. 304-305):
"Естество Божие, само по себе, по своей сущности, выше всякого постигающего мышления: оно недоступно и неуловимо ни для каких рассудочных приемов мысли, и в людях не открыто еще никакой силы, способной постигнуть непостижимое и не придумано никакого средства уразуметь неизъяснимое". Но в то же время "Божество, как совершенно непостижимое и ни с чем не сравнимое, познается по одной только деятельности. Нет сомнения, что в сущность Божию разум проникать не может, но зато он постигнет деятельность Божию и на основании этой деятельности получает такое познание о Боге, которое вполне достаточно для его слабых сил".
Непостижимость божественной сущности не полагает богопознанию никаких пределов. Богопознание также неограниченно, как неограничен путь восхождения человека к духовному совершенству, т. е. богопознание так же бесконечно, как и Сам Бог.
Последнюю точку в полемике с евномианством поставил святитель Иоанн Златоуст, который полемизировал уже не столько с самим Евномием (это было уже на рубеже IV-V столетия), сколько с его последователями.
Примером того, каким образом движется мысль святителя Иоанна Златоуста, являются его слова из третьей Беседы против аномеев, представляющие собой толкование на 1 Тим. 6, 16. Стих этот звучит следующим образом:
"Единый, имеющий бессмертие, Который обитает в неприступном свете, Которого никто из человеков не видел и видеть не может".
Вот слова свт. Иоанна Златоуста ( Против аномеев. Бес. 111,2):
"Обрати внимание на точность выражения Павла. Не сказал он "сущий светом неприступным", но: "во свете живый неприступней", дабы ты знал, что если жилище неприступно, то гораздо более живущий в нем Бог... Притом не сказал: "в свете живый непостижимом", но "неприступном", что гораздо более непостижимости. Непостижимым называется то, что хотя бы исследовано и найдено, но остается непонятным для ищущих его, а неприступное — то, что не допускает и начала исследования, к чему никто не может приблизиться".
После окончания евномианского спора вопросы, связанные с гносеологией, т. е. с теорией познания, в христианском богословии не поднимались практически 1000 лет. Ровно через 1000 лет вновь возникает спор о границах и характере нашего познания о Боге. Этот спор связан с именами святителя Григория Паламы и его главного оппонента — калабрийского монаха Варлаама.
Варлаам, грек по национальности, ученый человек, происходил из Калабрии (Калабрия — историческая область в Италии). Он был православного исповедания. Будучи националистически настроен, он переселился из Италии на территорию тогдашней Византии, в Константинополь, интеллектуальный центр христианского Востока, но образование, которое получил Варлаам на Западе, было ориентировано не столько на святых отцов, сколько на схоластические методы обучения.
Как большинство западных богословов того времени, Варлаам находился под сильным влиянием блаженного Августина. Блаженный Августин был первым богословом, который отказывался различать в Боге сущность и энергию. Он считал, что это противоречит учению о простоте, единстве, целостности божественной сущности.
В этом отношении Августин оказался даже ниже своих языческих учителей, по которым он учился философии, таких, как, скажем, Плотин, который такое разделение в Божестве ' между сущностью и энергиями проводил.
Отсюда Варлаам сделал вывод, что Божественная сущность несообщима, совершенно непознаваема, в этом он был согласен с Восточными отцами, однако, поскольку он отрицал в Боге различение между сущностью и энергией, он утверждал, что энергии Божества суть некие сотворенные божественные силы.
Поводом для столкновения явился исихастский спор. Варлаам побывал на Афоне и ознакомился с практикой афонских монахов, которые в умных видениях созерцали нетварный, как они были уверены, Божественный Свет. Варлаам посчитал это проявлением невежества и высмеял афонских подвижников в своих памфлетах. На защиту достоверности опыта православных подвижников и встал святитель Григорий Палама.
Этот спор, начавшийся в середине XIV столетия, явился как бы логическим продолжением спора тысячелетней давности, потому что в IV веке святые отцы прекрасно разработали учение о непознаваемости Бога по сущности и о познаваемости Его в энергиях, но тем не менее, в этом учении не был определен один очень важный аспект, а именно: какова природа энергий, в которых познается Бог. Именно этот вопрос и лежал в основе спора XIV века.
Поскольку афонские монахи утверждали, что они созерцают нетварный божественный свет, тождественный тому свету, который видели ученики Христовы Петр, Иаков и Иоанн на горе Фавор, то споры эти часто называют спорами о природе Фаворского света.
С точки зрения Варлаама, Фаворский свет — это некое атмосферное явление, не более того. Он считал, что все теофании, о которых говорит Священное Писание — это не более, чем тварные символы, которые Бог создает для того, чтобы посредством их общаться с человеком.
Из предпосылок Варлаамова учения следовало, что подлинное богообщение для человека невозможно. Обожение как цель человеческой жизни тоже нереально, познавать Бога можно только посредством тварного.
Таким образом, Варлаам, последуя Евномию, отрицал значение опыта в деле богопознания, и для него богословие есть некое теоретическое рассуждение, основанное на богооткровенных предпосылках, почерпаемых из Священного Писания.
По своей сути заблуждение Варлаама является прямо противоположным заблуждению Евномия. Евномий слишком оптимистично смотрел на познавательные способности человека и считал, что человек своим разумом может добиться адекватного и полного знания о Боге, что может знать Божество так же хорошо, как Бог Сам знает Себя.
Варлаам впал в противоположную крайность и считал, что вообще никакого реального знания о Боге быть не может, что с Богом невозможно лично соприкоснуться, что Бог говорит нам нечто о Себе только посредством специально созданных для этого тварных символов.
Святитель Григорий Палама подверг учение Варлаама основательной критике.
Во-первых, святитель Григорий исходит из того, что Бога нельзя отождествлять с философским понятием "сущности". При этом святитель Григорий ссылается на Исх. 3, 14. Бог, открывая Себя Моисею, говорит "Я есмь Сущий", а Сущий — это Тот, Кто больше сущности. Сущий есть Тот, кому сущность принадлежит. Следовательно, Бог — это не просто сущность, это Личность.
Далее святитель Григорий обосновывает вечность божественных энергий. Его рассуждения строятся следующим образом: если бы Бог не имел энергий (под энергиями святитель Григорий понимает ведение, мудрость, творчество, славу, свет и т. д.), то не был бы Богом. В самом деле, все тварные существа обладают определенными энергиями, в которых они себя проявляют. Есть ли какие-то основания отказывать в этих энергиях Богу? Если бы Бог не имел этих энергий, то Он не был бы Богом. Если бы эти энергии Бог приобрел лишь со временем, например, по сотворении мира, то тогда нам следует заключить, что до этого момента Бог был несовершен, что противоречит учению о Боге как абсолютном существе.
Преподобный Максим Исповедник, на которого ссылался святитель Григорий, писал, что "бытие, и жизнь, и святость, и могущество суть действия Бога, не со временем приобретенные". А поскольку и тварные существа имеют природные действия, то конечно, и Бог должен обладать природными действиями. Поэтому Бог никогда не был без действия и жизни.
Ссылается святитель Григорий и на тексты Священного Писания. В Первосвященнической молитве Господа Иисуса Христа (Ин. 17, 5) говорится о славе, которую Сын Божий имел у Отца прежде бытия мира. Следовательно, слава как одна из Божественных энергий, — вечна.
Ссылается он и на 2 Пет. 1, 4, где апостол говорит, что нам надлежит "стать причастниками Божеского естества". Эти слова на Востоке всегда использовались, как библейское обоснование возможности подлинного обожения, т. е. реального соединения человека с Богом.
Таким образом, полемика святителя Григория Паламы против Варлаама носит не теоретический, а сугубо практический характер. Святитель Григорий прежде всего ставил себе целью защитить духовный опыт, и даже не только собственный опыт или опыт афонских монахов, а опыт, который пронизывает собой всю аскетическую традицию Восточной Церкви.
Учение святителя Григория Паламы получило наименование учения о непознаваемости Божественной сущности и о познаваемости Бога в нетварных энергиях.
Это учение можно свести к следующим основным положениям:
1. Между сущностью и энергией существует "богодостойное различие". Сущность есть причина энергии. Сущность не допускает причастности себе, энергия — допускает. О сущности Божества можно говорить только в единственном числе, об энергии — во множественном. Сущность Божества не именуема (т. е. не выразима никаким именем, о ней можно говорить только в отрицательных формулах), в то время как энергия именуема.
2. Энергия есть нетварная Божественная благодать (т. е. не сотворенная). Она исходит из сущности, но в своем исхождении от сущности не отделяется.
3. Различение в Боге между сущностью и энергией не противоречит простоте Божества. С подобного рода примерами мы встречаемся и в тварном мире. Например, таким примером может служить по мысли святителя Григория человеческий ум, потому что, с одной стороны, в человеческом уме мы можем различать сущность, а с другой — различные действия и способности, которые уму присущи. Однако, несмотря на такое различие, никто не будет утверждать, что человеческий ум есть нечто сложное и состоящее из элементов.
4. Энергию можно именовать "Богом". Энергия — это Сам Бог, или, правильнее сказать, особый образ бытия Бога вне собственной сущности.
5. Причастность Богу есть причастность Его энергиям, а никак не сущности.
Учение святителя Григория, которое разделяли и последующие отцы (Николай Кавасила, святитель Марк Эфесский и др.), несомненно имеет основание в Священном Писании, где можно найти два вида высказываний о возможности для человека познать Бога.
Одни говорят о недоступности Бога для нашего познания. Например, слова 1 Тим. 6, 16 о том, что Бог "обитает в неприступном свете, Которого никто из человеков не видел и видеть не может". Или Иов. 36, 26, когда один из друзей Иова, Елиуй, говорит: "Бог велик, и мы не можем познать Его"...
Однако, по крайней мере, не меньше и таких высказываний, где говорится о возможности познания Бога, о возможности непосредственного видения, созерцания Божества. Например, у пророка Исайи, его знаменитое видение в храме (Ис. 6, 5): "глаза мои видели Царя, Господа Саваофа". Господь Иисус Христос в Нагорной проповеди (Мф. 5, 8), говорит, что "блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят".
Таким образом, есть две группы, противоречащих на первый взгляд друг другу высказываний. Согласно учению святителя Григория все тексты Священного Писания, которые говорят о непознаваемости Божества, нужно относить к непознаваемой божественной сущности, а те, которые, напротив, говорят о возможности познания Бога, о возможности непосредственного его видения, следует относить к божественным энергиям.
К непознаваемой божественной сущности относятся слова апостола Павла из 1 Кор. 2, 11 "Божьего никто не знает, кроме Духа Божия". Здесь, конечно, имеется в виду божественная сущность.
| Часть 1, раздел 2. Священное предание | Часть 1, раздел 3. Понятия о богопознании и его границы | Часть 2, раздел 1. О Боге, едином в существе |