Отец Серафим Маджмудар вырос в семье, исповедующей индуизм. Поиск Истины привел его к православной вере. Он не только принял Христа, но и решил служить Ему у алтаря: стал православным священником. Отец Серафим служит в церкви святителя Николая в Такоме, штат Вашингтон (Греческая Архиепископия в Америке Константинопольского Патриархата). О пути из индуизма в Православие, сомнениях и озарениях — его рассказ.

Иерей Серафим Маджмудар

— Отче, ваша семья принадлежала к касте браминов — высшей касте в Индии. Что побудило вас встать на путь, который привел вас к христианству?

— Мои поездки в Индию, я был там не раз. Помню, когда мне было около 8 лет, моя семья приехала в Индию навестить родственников. В доме моей тети для нас приготовили шикарный обед. В Индии разница между богатыми и бедными огромна. Но они живут рядом, не обособлены друг от друга. Я шел по улице, видел грязных детей, женщин, собирающих всякий горючий мусор для очага, роющихся на помойках в поисках чего-нибудь съестного. Прямо рядом с домом моей тети нищенка стряпала что-то для своих двух детей. Я прошел мимо этой семьи, поднялся по ступенькам тетиного дома и увидел роскошнейшее угощение для нас. Но я всё время чувствовал вонь костра той женщины, проникавшую через окно и смешивавшуюся с ароматами яств, приготовленных для меня. Я подошел к окну и посмотрел вниз на улицу. Там, на грязных задворках, стоял мальчик, буквально в рубище; он жестами обратился ко мне: сложил руки вместе и, прикасаясь ко рту, просил, чтобы я подал ему немного еды! И вот эта смесь запахов — нищенского костра и нашей трапезы — наполнила мое сердце болью. Боль и породила горячее желание понять, каков смысл страданий и почему в мире столько несправедливости.

— Стали ли вы искать ответы на эти вопросы?

— Поначалу нет, потому что слишком боялся что-либо предпринять, ведь я был еще ребенком. Но то впечатление врезалось в память, и для меня совершенно очевидно, что с тех пор боль и отчаяние от осознания, что есть страдания и бедность, не покидали меня. Можно сказать, что сердце мое было разбито, и успокоения я не находил. Это и подтолкнуло меня к поиску ответов, когда я повзрослел.

— Как пришло осознание того, что именно христианство принесет вам утешение? Что помогло понять, в каком направлении двигаться в своем поиске?

— Последние школьные годы и свою юность я провел в поиске. Вместе с отцом я посещали лекции одного гуру Общества веданты в Калифорнии; я много путешествовал. В Калифорнийском университете в Санта-Барбаре изучал мировые религии и философию. Прочитанные однажды слова К.С. Льюиса запали мне в душу: «Что бы ни утверждали все другие религии, ты для себя должен решить сам, во что тебе верить: в то, что Иисус Христос был действительно Сыном Божиим, как Он говорил о Себе, или в то, что Он был сумасшедшим, или в то, что Он был лжецом. Но не надо выдумывать, что Он был великим учителем-человеком, который дал нам важное социальное учение. Ты не можешь это принять, читая Евангелие». И я понял, что и я должен решить: а для меня Иисус Христос кто? Изучая мировые религии, я видел их красоту. Но я также знал, что сердце, разбитое знанием о нищете и страдании, должно получить ответ на вопрос: а как же Бог попускает это? Ответ был в индуизме, ответ был в буддизме — такой: страдание — это иллюзия, рожденная призрачным миром. Но голод того мальчика не был иллюзией! Он был реальным! И если он был реальным, то как Бог мог создать такой мир, в котором есть подобное? И это в конце концов привело меня к главному вопросу: так прав К.С. Льюис или не прав? Тут началась внутренняя борьба между мной и, как я теперь понимаю, действием Святого Духа. И это было даже нечто большее, чем духовная борьба. Я пытался бороться с реальностью, которую надо было просто принять. Ведь это — единственный справедливый путь, когда Бог -Творец всего сущего Сам страдает на Кресте — за всех и за вся. Итак: или всё это истина — или мир абсурден!

— Слова К.С. Льюиса о том, что Бог или лжец, или реальность, поставили, вероятно, перед вами новые вопросы?

— Да, и я был в состоянии глубокой внутренней борьбы. Ведь я в то время вел жизнь, обычную для молодых людей в Калифорнии с ее пляжами и другими удовольствиями, и эта жизнь нравилась мне. А ведь Евангелие нельзя принять или отвергнуть только умом, это полноценный образ жизни — вот что очень важно. И я как-то инстинктивно понял, что если я становлюсь последователем Христа — всё в моей жизни может измениться.

— Я знаю, что у вас был опыт Божественного вмешательства в вашу жизнь, так как вы просили Бога подать вам какой-нибудь знак. Не могли бы вы рассказать об этом случае?

— Однажды я пошел на встречу с пресвитерианами. Она проходила на вершине холма, откуда открывался красивый вид на океан. Я пришел просто как любознательный человек, которого пригласил друг. Разговор коснулся одного вопроса, и он вновь вернул меня к моей внутренней борьбе. И вот ночью я один возвращался в кампус университета Пеппердайн, спускаясь с холма. Я смотрел на океан и, мысленно вновь вступив в борьбу с Богом, сказал: «Боже, мне нужно удостоверение, и, если Ты есть, подай знак, что Ты есть и что христианство — истинно, потому что иначе это выглядит как какое-то безумие!» В этот момент я повернул голову и увидел, что крест на часовне Пеппердайн идеально совпал с восходящей полной луной. Я замер — и понял! Я всё еще боролся, но я уже знал, что Бог послал мне это. Я знал, что всё так и есть!

— Был ведь и еще один случай, оказавший на вас большое влияние, — когда вы погрузились в воды океана. Расскажите, что произошло.

— Это случилось после беседы с одними христианами, очень верующими людьми. Встреча с ними растеребила мне душу, породив всё ту же внутреннюю борьбу. Я шел среди прибрежных скал у Санта-Барбары, вышел на пляж… — потом я понял, что-то, что произошло, было именно подлинным живым опытом ощущения Бога. У меня тогда появилось необъяснимое желание окунуться — и я это сделал. И как только погрузился в воду, вся душевная боль, все вопросы, вся внутренняя борьба — всё это исчезло. И я закричал — прямо под водой. Я посмотрел вверх и увидел, как солнце играет на поверхности воды, и подумал, что мне хотелось бы остаться тут навсегда — такой мир воцарился во мне. А когда я всё же вышел из воды, я уже знал, что последую за Иисусом Христом, что Он — Бог и я — Его слуга! И я стал довольно быстро двигаться от различного протестантского опыта к католичеству и далее к Православию.

— Удивительная история! И вот вы стали посещать протестантские общины в Санта-Барбаре, а однажды ехали на скейтборде — и… оказались в Православии. Как это случилось?

— За три или четыре дня до этого происшествия я познакомился с францисканским монахом из миссии в Санта-Барбаре, располагавшейся недалеко от университета. Я уже бывал там несколько раз до этого. А в то посещение почувствовал себя более близким к Римско-католической церкви, чем к другим деноминациям. Была весна, я заканчивал первый курс. А после встречи с францисканцем я подумывал оставить учебу. И вот, помолившись Богу, я обратился к Нему с просьбой: если Ему не угодно, чтобы я стал францисканским монахом, пусть это обнаружится с очевидностью. Через пару дней я ехал на скейтборде на пляж и вдруг заметил икону и свечу в окне, прямо в центре Айла Виста — это район, где располагается университет. Что такое?! Я развернулся, подъехал к тому зданию, открыл дверь, вошел — и обрел полноту веры! Иконы, запах ладана, пение, молящиеся — это было прекрасно! Оказалось, что это православная церковь святого Афанасия. И на этой вечерней службе были отец Питер Гиллквист, отец Джон Браун, отец Джек Спаркс и отец Ричард Белью — несколько лидеров бывшей «Евангелической православной церкви», присоединившихся к Антиохийской Православной Церкви.

Церковь св. Афанасия в Санта-Барбара

— Непростой путь в поисках Истинной Церкви. Но наконец-то обрести ее — большое событие! А как ваша семья отнеслась к тому, что вы покинули индуизм, что вы стали не просто верующим христианином, но православным священником?

— Это интересный вопрос, потому что каждый из членов семьи реагировал немного по-разному. У кого-то был живой интерес, кто-то отнесся по-иному. Особенно трудно было принять это моей бабушке, которая очень меня любила. Это очень образованная женщина, много повидавшая, высокой культуры. Я старший сын, причем старший ребенок как в роду матери, так и в роду отца, на меня возлагали большие надежды. В браминских кругах стремятся к высоким должностям, очень серьезно относятся к образованию. Обычно становятся докторами, юристами, инженерами, дипломатами. А я, по понятиям этой среды, спустился на более низкую ступень, стал кем-то вроде учителя, который неровня юристу. И это вызывало некоторую напряженность. И потом, конечно, то, что я стал христианином, для бабушки значило, что я оставил высококультурную веру, очень-очень древнюю, где я имел от рождения большие права. Помню, когда однажды я приехал в Индию, уже будучи христианином, бабушка, замечательная личность, решила вернуть меня обратно в индуизм. Она совершила пуджу у себя дома — это такая индуистская религиозная церемония, когда сладкий йогурт, фрукты предлагаются различным богам. Она принесла в серебряной чаше немного прасада^[1] и сказала: «Съешь!» А я ответил, что не могу сделать этого. Вы помните, ведь в книге Деяний запрещается вкушать идоложертвенное — это было очень актуально в тот момент. Было противостояние с бабушкой, я сказал, что не могу поклоняться идолам! И это привело к очень напряженному разговору. В течение многих лет ей было трудно принять тот факт, что я стал христианином. Недавно я видел ее, мы встретились в Лос-Анджелесе. Теперь наши отношения получше, но она всё еще сопротивляется моему христианству, а я не давлю.

У других родственников была иная реакция.

— Я вижу, что, слава Богу, всё к лучшему. Но давайте подойдем к этому противостоянию с другой стороны. Вы не видите каких-то общих моментов у христианской веры и индуизма? Может быть, есть какие-то сакральные вещи, знакомые вам с детства, которые имеют аналоги в Православии?

— Да, что-то подобное есть. Я вырос на таких рисованных книгах типа комиксов: об индуистских богах, об индийских преданиях и легендах. Очень познавательные книги. И с самого детства я убежден (для меня это всегда было составляющей индийской культуры, даже в эмиграции): мудрость — это высшая ценность, и это как правило сопряжено с возрастом: старики — мудры. Но если ты стремишься к истинной мудрости — иди к аскетам. Так, в одной из этих книг рассказывалась такая притча. Возле одной деревни завелся лев-людоед. Что сделали крестьяне? Они послали несколько человек в джунгли к аскету с синей кожей, который медитировал на манговом дереве. И он сказал, что нужно сделать. Лев ушел.

Аскетизм, созерцание, воздержание и мудрость являются высшими ценностями. Я всегда думал так. И это контрастно той калифорнийской культуре 1980-х годов, в которой я рос.

Другой момент: через ритуал или молитву объект или субстанция может как-то измениться, потому что духовный мир взаимодействует с миром материальным. Это составляющая индийского образа мышления. Тот период от случая на пляже в Санта-Барбаре и до посещения церкви святого Афанасия был для меня временем открытия христианства, я общался с замечательными последователями Христа, получал замечательный опыт, но при этом томился — и понял позже, почему: это было стремление к таинствам. Я жаждал такого опыта, когда духовное действует через материальное, жаждал приобщения. И это привело меня сначала к католичеству, и в конце концов я обрел это взаимодействие наиболее полно в Православии.

— Можно это понимать так: некое зерно, зароненное в душу в годы вашего индуистского детства, проросло, когда вы пришли в Православие, и распустилось на почве вашего православного опыта?

— Да, потому что, когда я вошел в храм святого Афанасия, где были иконы, каждение ладаном, свечи, Евхаристия, благословение хлебов и елей, я увидел нечто совершенно отличное от всего западного христианства, по крайней мере того, что я видел в Санта-Барбаре. Всё это очень соответствовало тому, по чему томилась моя душа.

Но, конечно, я видел и отличия — если не сказать противоположность, хотя в некотором роде действительно противоположность — между тем, во что верят индуисты, и христианским учением. С другой стороны, я увидел и то, о чем позже прочел в творениях Иустина Мученика, — я имею в виду его учение о семени Логоса, восходящее к апостолу Павлу. Святой Иустин писал: «У всех есть семена Истины». Я стал понимать индуизм так: он действительно имеет в себе очень серьезное семя истины, которое было посеяно в цивилизации на берегах реки Инд. И если вы рассмотрите его с этих позиций, то увидите, что индуизм — это Промыслом Божиим замечательная подготовка к величайшей христианской культуре. Я уже говорил о таких важных его составляющих, как аскеза, культ мудрости и т. д. К сожалению, люди остаются в индуизме — и в этом проблема.

Проповедь апостола Фомы в Индии

— Известно, что христианство пришло в Индию с апостолом Фомой. И если бы Индия, имея «семя Истины», по словам святого Иустина Мученика, которого вы процитировали, усвоила то, что проповедовал апостол Фома и другие многочисленные миссионеры, то индийская христианская история была бы намного богаче!

— Да, и это могло бы стать христианской культурой, превосходящей византийскую традицию: могла бы развиться христианская культура Индии, глубоко укорененная в апостольской вере на плодородной почве, подготовленной индуизмом.

— Не могли бы вы сказать несколько слов тем, кто, как и вы, встал на путь к Православию из индуизма или из иной какой-либо веры, кто полагает начало радикальным переменам в своей жизни?

— Слова тем, кто ищет истину, кто ищет смысл жизни, кто ищет истину от Бога, кто задается вопросом, какова природа реальности? Я бы сказал им следующее: в своем поиске идите до самого Корня, до самого Источника реальности, а Источник реальности — Личность! Отнюдь не абстракция. Обдумайте, по крайней мере, эту мысль: Основа всей реальности — Личность, Личность Иисус Христос! И потому вся жизнь динамична, личностна. И смысл жизни — среди личностей, а не среди каких-то идей или абстракций. И лучший путь к тому, чтобы пережить это, — реальность личности в православной вере! Моя ошибка была в том, что я думал: если я познаю многое или изучу многое, что в конечном счете сводится к идее или абстракции, то неким образом стану ближе к смыслу жизни. Но, как мы знаем из нашей традиции, Христос — Хозяин истории и Господин времени, потому что само время относительно, поскольку Он вневременен. Поэтому природа времени, смысл жизни, ответ на вопрос, почему я живу, почему я чувствую то, что чувствую, почему мир такой, как он есть, — это Личность, и мы увидим это, если всмотримся в реальность. И тогда мы по-другому увидим и эти вопросы. И встретимся с Христом.

Перевел с английского Василий Томачинский

Orthodox Christian Network